Накажи меня, Сереж

Несколько месяцев спустя... Сергей садится в фирменных джинсах на землю, приложившись губами к фотографии на надгробии. На ней Олег Волков запечатлен в форме, хотя наверняка не хотел бы, чтобы люди, проходящие мимо его могилы, думали, что он военный. Сергей видит это фото впервые и не может не прижаться к нахмуренным бровям, не оставить холодного поцелуя на темных, смотрящих прямо в душу, глазах, а затем не прислониться головой к ледяной глыбе, обхватив ее руками и направив взгляд на землю. Где-то там, на глубине четырех-пяти метров лежал его Олежа. А он даже не смог попрощаться с ним по-нормальному. Вой раздирает горло, желая выбраться наружу. И, казалось бы, ты на кладбище, здесь никто не посмотрит на тебя косо, можешь кричать — но Сергей не позволяет себе этого. Убиваться по террористу на глазах у возможной публики? Он несчастный психически нестабильный человек, а не идиот. — Я за тебя отомстил… — шепчет Сергей, слепо водя руками по камню. Холодно — ну и пусть. Это ведь Олежа, он согреет. — Причастных ждет трибунал. Ты рад? Сергей понимает, что Олег действительно был готов подорваться вместе с ним. Он был сломлен настолько, что не оставлял себе выбора. Конечно, Сергей не смог бы его спасти, о чем он думал? Как и рядовой психолог, который не психотерапевт и не психиатр ни разу, что он вообще мог посоветовать? Даже лекарства бы не выписал. Оказалось, тот психолог, к которому якобы ходил Олег (а на самом деле врал об этом, когда Сережа не мог проверить), настоятельно советовал Олегу записаться к специалисту посерьезнее. Но тот отказался. Просто перестал ходить. Желая успокоиться, Сергей трепетно касается кончиками пальцев пули, которую когда-то вытащили из его плеча. Последний «подарок» от Олега, висевший теперь на цепочке. Олег ходил с волчьим клыком, а Сергей вот с пулей. У каждого артефакта своя история. — А еще я стал новым Чумным доктором… Но это пока секрет, тсс. Тянуть два сайта, скрывая свою непосредственную причастность к одному из них — нелегко, особенно, когда фсбшники буквально дышат в спину. Наверняка рано или поздно его разоблачат и обвинят в ошибках прошлого. Он все еще не уверен, что риск того стоит, но при этом — не жалеет ни о чем. Сергей давно не разговаривал с Олегом — ни с живым, ни с мертвым, ни с проекцией, созданной когда-то больным сознанием из желания схватить, оставить при себе, сохранить в моменте. Олег обещал ему ад — и Сергей жил в аду, до сих пор живет, потому что каждая секунда жизни без Олега причиняет боль. Справиться с ней помогают лишь совместные усилия сеансов с психиатром, работа и поддержка Юли. По кладбищу расхаживает парень, читающий могилам стихи Ходасевича и Есенина. Он такой же сумасшедший, как и Сергей, поэтому тот относится к нему с пониманием и не пытается отогнать. Наоборот, парень настраивает Сергея на поэтичный лад, и он, улегшись на землю, чтобы быть ближе к Олегу, доверительно шепчет: — Я храню на себе твои следы. Что хотел сказать ты ими миру? Твоя одержимость выбита ножом на моем животе, твоя преданность превратилась в косой шрам на моей ладони, твое безумие и гнев опалили меня. Твой образ преследовал меня, раздирая на части, и даже сейчас, когда я стоял перед тобой на коленях, ты не оставил меня. Легкое прикосновение к волосам — нежное, как объятья матери. Сергей почти не помнит свою мать, но когда ее не стало, преданно хранил ей верность, не желая попадать в приемную семью. Мама может быть только одна. А потом Олег заменил для него весь мир. Сергей очень сильно хотел с ним распрощаться. Потому что продолжаться так больше уже не могло — когда-то он отпустил родителей, а теперь надо было отпустить и его. Навсегда. Но это так, черт возьми, тяжело. Даже если ты знаешь, что этот человек был не таким прекрасным, как ты о нем думал. Сергей ведь добрался до дела Олега тоже. До настоящего дела, а не того, которое он себе в итоге выбил. Сослуживцы под конец службы начали его бояться, называть Свирепым Волком. Они сами сделали его таким, о чем, конечно, не раз пожалели. Олег неплохо справлялся с местью, отвечая своим обидчикам в многократном размере. Перед глазами Сергея встают бездушные строчки медицинских заключений и фотографии обезображенных людей — и он тут же пытается выкинуть это из головы. — Знаешь, о чем я иногда думаю? — Сергей водит пальцем по земле, вырисовывая на ней узоры. — Может, и хорошо, что ты погиб. Ты был зверем. Я бы тебя не спас. А еще он думает — но не говорит этого вслух, — что вообще не стоило звонить и писать Олегу, уговаривая вернуться. Олег нес в себе войну, искал ее, желая пролить как можно больше крови, и он развязал ее сам, погрузив родной город в хаос. Лучше бы он умер в... Нет, о таком Сергей даже подумать не может. Прошел ровно год со дня смерти Олега. Ровно год, как Сергей освободился — и одновременно упал на самое дно, с которого было тяжело подняться. — Ты же простишь меня, да, Олежа? Из-за таблеток либидо значительно снизилось. Сергей этому даже рад. Раньше оно было слишком высоким, и порой из-за отсутствия секса хотелось на стенку лезть. Тогда Сергей совершил слишком много глупостей. А теперь будто сама судьба берегла его от них. Новые отношения? Нет, они не нужны. Ему вполне достаточно странной дружбы с журналисткой и болтовни с виртуальной помощницей, новый голос которой, к слову, подозрительно похож на Юлин. Вспомнишь солнышко — вот и лучик. Мобильный пронзительно вибрирует в кармане, требуя своего внимания, и на дисплее, разумеется, отражается фотография Пчелкиной. Сергей сбрасывает несколько раз, желая остаться с Олегом наедине, но разве Пчелкину что-то остановит? Да и память у нее на даты прекрасная, наверняка знает, какой сегодня день. Не хочет оставлять его одного. А говорила, что не жилетка для слез. Голос у Юли такой же бойкий и жизнерадостный, как и она сама. Говорит что-то об освобождении Пенькова, о возбуждении уголовного дела против Сорокина, об их общей победе. Сергей не особенно-то и слушает, если по правде. Дело прапорщика и видеоблоггера интересует его в последнюю очередь. И Пчелкина это, конечно, понимает. — Тебе, должно быть, одиноко, — замечает вдруг она, ловко меняя тему. Сережа так сильно погряз в работе над новым сайтом, что не ел и не спал неделями и с Пчелкиной не общался. Не то, чтобы сильно хотелось, они ведь не друзья, а просто партнеры. Она присылает ему материалы и новые имена, которые надо проверить, он в ответ публикует информацию на сайте. Для всего этого личные встречи не нужны, даже звонки, поэтому голоса живого человека Сергей уже давно не слышал. — Мне не одиноко, — упрямится Сергей, сильнее сжимая в руке пулю. — У меня есть Олег. Не сам Олег, конечно, но память о нем. Не о том Олеге, что калечил, мучил, говорил ужасные слова, а о том, что всегда поддерживал, был рядом, защищал от других. О том Олеге, которого Сергей полюбил, не догадываясь, каков его возлюбленный на самом деле. Если бы Юля была чуть более прямолинейной, она бы спросила, зачем хранить верность убийце. Сергей и сам иногда задавал себе этот вопрос. Но ведь он поклялся, и постоянно зудящая ладонь не позволяла об этом забыть. Они заключили договор в аду, и рано или поздно Сергей спустится туда вслед за Олегом. — А кроме Олега кто-нибудь есть? — не отстает Пчелкина. Вечно Сергей все — Олег да Олег. А надо ведь жить дальше, идти вперед! Герой из него, конечно, получается так себе, но на лучшее в Питере пока рассчитывать не приходится. Сергей думает над вопросом подозрительно долго. Перебирает в голове все имена и лица, а затем неохотно произносит: — Ты? Это же она хочет услышать? Вряд ли она звонит просто так, чтобы поддержать. Опять ей от него что-то надо. Зато ее просьбы позволяют держать себя в тонусе, решая все новые и новые задачи. Сергею нужен кто-нибудь, кто бы давал ему новые смыслы, потому что у самого как-то не очень получается, даже после сеансов психотерапии. Радостный голос Пчелкиной оповещает о том, что Сергей понял ее правильно: — Вот и приходи ко мне на ужин! Ты же из офиса носу не выказываешь. Где ты в последний раз был вообще? На кладбище, прямо сейчас. Испачкал всю одежду и заморозил спину. Скорее всего, теперь как минимум будет чихать, а как максимум — подхватит что-нибудь и запрется в офисе на месяц. Но болеть в одиночестве так неприятно… Сергей помнит, какого это: кости ломит, не можешь встать с постели даже чтобы банально в туалет сходить, и нет никого, кто дал бы жаропонижающее, сварил бы бульон, расчесал сбившиеся в колтуны волосы. Олега тогда еще не было, Олег глотал сирийскую пыль и пропал со всех радаров, ни дозвониться, ни дописаться, все равно, что погиб. Уже тогда Сережа к этому готовился. — На выставке. — И то только потому, что я тебя туда затащила. Серьезно, Игорь уже ревнует. Покажи ему, что ему не о чем волноваться. — Как он там? — Придешь и проверишь. Давай-давай, к семи жду! Юля отключается, и Сергей бессмысленно смотрит на дисплей. Время едва перевалило за полдень, так что до семи отмыться от кладбищенской земли и привести себя в надлежащий вид вполне реально. Только надо бы встать, доковылять до машины, добраться до офиса, не врезавшись в кого-то. Мало ли, что по дороге может случиться? Некоторые навязчивые мысли так сложно остановить. Достаточно ведь просто немного разогнаться, а потом резко дернуть руль, выскочив на встречку… — Впрочем — так и всегда на средине рокового земного пути: от ничтожной причины — к причине, а глядишь — заплутался в пустыне, и своих же следов не найти, — замечает Поэт, подошедший максимально близко и смотрящий на Сергея с нескрываемым любопытством. — И своих же следов не найти, — на автомате вторит Сергей, поднимаясь. Они кивают друг другу как старые знакомые — а может, этот Поэт и знает его, все может быть, в психушке Сергей в лица не вглядывался — и расходятся каждый своей дорогой. На ужин Сергей приходит в белой идеально выглаженной рубашке, словно на праздник. На лице — неестественная намертво приклеенная улыбка, в одной руке котомка, в другой — книжка в голубой обложке от одного из создателей Викиликс. Пчелкина встречает его объятиями, заставляя задуматься, а не стали ли они все же друзьями, и проводит к уже накрытому столу. А за столом ждет Гром. Сергей не отрицает, что избегал его все это время. Было бы так тривиально после всего, что было, начать с ним встречаться по причине схожести травм. Сергей не слишком-то доверяет себе, даже боится своих возможных порывов, да и не хотелось бы вспоминать самые тяжелые дни. Когда он просыпался от криков Грома — ну а чьи это еще могли быть? — когда скрещивал пальцы на руках и ногах, умоляя то ли создателя, то ли черта, чтобы с полицейским все было хорошо. Переживал за него, как за Олега когда-то, а потом попытался все это в себе подавить. Думать можно только об Олеге, да и о нем лучше не думать. Остается работа и где-то маячащее далеко впереди светлое будущее. Одинокое, зато приятное. На работе тоже можно жениться. Сергей начинает говорить — чтобы Игорь не начал. Артистичность он свою прокачал достаточно, еще будучи в психушке, и теперь, вскочив на стул, начинает рассказывать, как повторит пусть Ассанжа, который ездил по всему миру всего с парой рюкзаков с ноутбуками и месяцами ходил в одной и той же одежде. Только Сергей будет ездить по России, обойдет каждый ее уголок, познакомится с местным людом. Это, можно считать, отпуск! Вениамин Самуилович посоветовал, значит, должно помочь. Пчелкина смотрит на него во все глаза, одобрительно кивает. Есть у нее пара знакомых в других городах, у которых можно остановиться, а они еще и информацию интересную дадут для публикации на сайте… Грому кажется: путешествие по городам — это Юлина идея. Психиатр наверняка ничего такого не говорил. Ему же не сказал. Острый взгляд ищейки цепляется за все — за кривую улыбку, длинные волосы, прячущие от чужого взора часть лица, чересчур закрытую одежду, чтобы скрыть места поражения огнем, нервный тик пальцев, которые дергаются сами по себе и постукивание левой ногой. Сергей хочет уйти как можно быстрее, но разыгрывает из себя весельчака, чтобы никто не заметил, что на самом деле ему плохо. Однако язык тела выдает с головой. В противовес излишне разговорчивому Сергею Игорь молчит. Взгляд у него стал тяжелый, пронизывающий, а в фальшивых улыбках он что раньше, что сейчас не видит особого смысла. Он не понимает, зачем Юля его позвала. Что он, Разумовского никогда не видел? Это из-за него он… Игорь сжимает кулак, пряча его под столом. Дело Чумного доктора закрыто. Один пошел на корм червям целый год назад, другой полгода в психушке отсидел, пока его компанию разрывало на части. По-хорошему, Разумовскому бы морду начистить, да сама эта морда не шибко краше после огненных процедур стала, жалко еще сильнее портить. Сергей взглядов Грома не замечает. Юля подливает ему вина — и его уносит. Она смеется вдруг и рассказывает историю, которая ей кажется забавной: приходит она, значит, в офис к Разумовскому, а тот в корсете стоит… — Хей! — протестует Сергей и в отместку выпивает вино и из ее бокала тоже. Плевать, что с лекарствами мешать нельзя, плевать, что его отсюда на скорой вперед ногами могут вынести. Все свои сбережения он завещает благотворительному фонду, так что людям и после его смерти будет хорошо. Если никто из вышестоящих эти деньги по карманам не растащит, конечно. Но волноваться, разумеется, не о чем: Марго всегда вызывает скорую вовремя. Вспоминать о том дне не так весело, как Пчелкина думает. Что она видела? Ну да, начал надевать корсет, потому что из-за нервов не получалось держать спину ровной. Сгорбился весь и раскачивался из стороны в сторону, обхватив коленки, а Олег оказался рядом, совсем как настоящий. И прикосновения его были настоящими и болезненными, и шепот проникновенный, и Сережа забыл вообще, что Олега больше нет. Трясущимися руками начал натягивать на себя злосчастный корсет, чувствуя, как Олег помогает его застегивать, умолял его этого не делать, не любит он дурацкие корсеты, остановись, остановись, остановись… А тут Пчелкина с улыбкой до ушей. Черт пойми что про него подумала, наверное, что он трансвестит какой-нибудь. А он не мог ей объяснить, что это все Олег, он ее Олегом извел уже, поэтому пришлось играть роль до конца, и даже весело стало, когда, как сейчас, она разлила на двоих вино. Включила заводную музыку, и они танцевали, как сумасшедшие — Сережа как Сережа, ну а она делала вид, что такая же, только без справки пока. И как-то так вышло, что она начала красить его своей косметикой, особенно сильно делая акцент на губы. Включила фронталку — и Сережа себя не узнал, неплохая из него девушка получилась, даже ожог благодаря тоналке стал не так заметен. А потом Юля повелительно закинула на него руку и как-то не особо ловко поцеловала, размазывая помаду по лицу. Они тогда только посмеялись и решили больше об этом не вспоминать. Но Сергей, конечно, помнит. Помнит ее удивленный взгляд после, когда она резко начала трезветь. Помнит, как она схватила его лицо обеими руками, вглядываясь в него так, будто видит впервые. Помнит, как она протянула недоуменно: — Сережа… Именно рядом с ней он вновь почувствовал себя таким. Слабым, желающим на кого-то положиться. Не Игоря надо было избегать, оказывается. Ну, с тех пор они с Юлией и не виделись. До сегодняшнего дня. Интересно, когда до Пчелкиной дойдет, что ей нравятся девушки? Когда ужин подходит к концу, Игорь извиняется и резко встает. Отпрашивается покурить, и Сергей идет за ним, пока Пчелкина собирает тарелки и уносит их на кухню. Отличный шанс поговорить — Юля как специально оставляет их наедине. А может, и специально. За весь вечер они между собой обменялись только парой фраз («Как нога?» — «Нормально». «Как на службе?» — «Нормально все»). Да и о чем им говорить-то? Они занимаются одним и тем же делом. Вершат правосудие, ловят преступников: Сергей за руку и иные места, а Игорь уже реально сажает. С Сорокиным вот получилось. Может, и дальше хорошо пойдет. Об этом они и начинают разговор, демонстративно не смотря друг на друга. Сергей стреляет сигарету и даже затягивается, ни разу не закашлявшись. Да, пробовал, но Олег слишком возмущенно дышал над ухом, так что с сигаретами не срослось. Сейчас Олег находился где-то глубоко внутри, в сердце. Таблетки тут не причем. Просто, когда Сергей наконец-то увидел могилу, что-то изменилось. Может, это разовая акция и Олег оставил его только на один день, а может, он перестанет появляться, успокоившись, наконец. Сергей принес его душу домой, на кладбище, закопав кое-что рядом с могилой. — Хочешь тест на гея? — предлагает Сергей, метко кидая окурок в мусорный пакет, зацепившийся за ветви деревьев. От тяжелого бычка пакет закачался, но остался на месте. У Грома ни одной догадки в голове, почему Сергей вдруг решил ему такое сказать. Это из-за того, что они с Юлей до сих пор так и не начали встречаться? Небось рассказывала все своему другу-гею, как же, девчонки такое любят. Что теперь, все геи что ли? — А в глаз? — флегматично интересуется Гром. Почти без агрессии даже, а то Юлька расстроится, если они тут подерутся. Сергей задумчиво опирается на перегородку, не дающую ему сигануть с балкона прямо сейчас, и замечает: — Ты наверняка думал об этом, я же знаю. Все это было насильно и тебе не нравилось, но теперь ты замечаешь, что тебе сложно сходиться с женщинами, и ты думаешь, это из-за того, что с тобой было. С Вениамином Самуиловичем ты об этом говорить боишься, это ж как-то не по-мужски, пидором-то быть. Вот и остается тебе только курить и уходить с головой в работу. Второй окурок приземляется ровно в то же место. Пакет расправляет ручки-крылья, машет им на прощание и уходит в бесконечный полет по просторам улочек Петербурга. Возможно, какой-нибудь дворник однажды подберет его и сложит вместе с остальным мусором, а пока он свободен, словно птица, летящая в неизвестность. Игорь тоже облокачивается о край балкона, случайно задевая локтем руку Разумовского. Но не отодвигается. — Как ты вообще понял, что ты гей? — в лоб спрашивает Гром, не желая ходить вокруг да около. Сергей усмехается. — С Олегом потрахался, так и понял. Тебе это не помогло?.. — говорит с желчью, желая вывести на эмоции. Все еще не простил. — Определиться. Игорь не выдерживает, хватает его за грудки, прижимая к парапету. Окна кухни выходят в другую сторону, Юля не должна их сейчас увидеть. А значит, некому и их разнять. Сергей вновь улыбается широкой фальшивой улыбкой, как бы говоря — ну же, ударь меня, чего ты стоишь? Игорь вспоминает. Как все началось — испуганный Сережа на открытии казино, который всем своим видом сигналит, что находится в опасности. И источник опасности разглядеть не трудно: она исходит от тени, что вечно стоит за его спиной. Тогда нельзя было показать, что Игорь его понял, иначе от Чумного доктора было бы уже нечего спасать, кроме горстки пепла. Как все закончилось — улыбка маньяка, от которого невозможно сбежать, жалящие струи огня, гуляющие по коже. По всему телу до сих пор остались следы от наиболее сильных ожогов. С ножом этот псих тоже любил играть, засовывая лезвие туда, куда не следовало, заставляя каждый раз задерживать от страха дыхание и умолять остановиться. Сергею Игорь тогда не соврал — от манипуляций Олега задница болела чертовски, потом не посрешь нормально. Хоть убей, Игорь не понимал, как кому-то это может нравиться. Они же с Разумовским это наверняка тоже проделывали, да? Больные ублюдки! Хорошо хоть Олегу так надоели его крики, что он начал вкалывать ему обезбол. Без этого вообще сдохнуть можно было. Сергей выскальзывает из его рук, словно рыба, и оказывается перед ним на коленях. Руки Игоря сами собой опускаются на парапет, пока Сергей борется с его ремнем и стягивает штаны. Снова воспоминание — как Сережа кончает под ним и смотрит беспомощно, а потом так же беспомощно умоляет его кончить под взглядом у Олега. Да как он себе это вообще представлял, если бы он видел Олега в тот момент, то тоже бы не смог! Игорь рычит сквозь зубы и ударяет кулаком по ограждению, когда чувствует прикосновение губ к своему члену. Ничего себе у Разумовского тест, Гром думал, они просто поговорят. — И не противно тебе? — морщится Игорь. Хрен с ним, с геем-Сергеем, раз уж решил отсосать, флаг ему в руки. Только бы Юля не увидела. А то как бы… У них обоих давно никого не было, это сразу становится очевидно. У Грома встало без особых усилий со стороны Сергея, и это можно было бы даже отпраздновать, если учесть, как им пришлось намучиться в прошлые разы. Сергей вдруг понял, что соскучился по члену. Реально, без шуток, уж сосать ему нравилось, привет оральной фиксации, описанной дядюшкой Фрейдом. Правда, теории Фрейда с каждым днем получают все больше опровержений, но Сергей склонен им верить. Прочувствовал на собственной шкуре. Сережа похабно стонет, сильнее вцепившись в ноги Игоря. Практики давно не было, но все вспоминается на ходу. Такое приятное ощущение наполненности, желание вобрать как можно глубже в себя, сопровождающееся чавкающими звуками. Слюна обильно выделяется сама по себе, ускоряя процесс, и вскоре Гром от удовольствия начинает постанывать синхронно с Сережей, теряя лицо грозного и холодного полицейского. В какой-то момент Игорь опускает одну руку на голову Сереже и треплет его за волосы, как щенка. То ли из благодарности, то ли подбадривая, но Сережа на секунду останавливается, ластясь к его руке. Глаза у него закрыты, и Игорь даже не сомневается, о ком его временный партнер думает в данный момент. Так даже лучше — не хотелось бы давать Разумовскому надежду. Ничего у них не будет и даже не могло быть. Игорь не гей! От такого глубокого минета и натурал кончит. Что Игорь себе и позволяет сделать. Сережа жадно его вылизывает, и это ощущается так, словно язычок маленькой собачки скользит по коже. Немного странно, но не то чтобы сильно неприятно. Игорь помогает Сереже подняться, и тот виснет на нем, обхватив за плечи и уткнувшись лицом в грудь. Его руки медленно бродят по спине, поглаживая. — Ты… такой же большой, как и он, Игорь, — шепчет Сергей, медленно открывая глаза и возвращаясь к реальности. — Но… у нас ничего не получится. — Ну… как бы да, — соглашается Игорь. Чувствует себя неловко — знаменитый миллиардер отсосал ему на закуренном балконе какой-то плебейской квартирки (не в обиду Юле), да еще и вздыхает, что у них ничего не может быть. — Я же не гей, да? — Не гей, не гей... — Был бы геем, искал бы способа встретиться вновь или попытался бы сейчас его потискать. Сергей отодвигается, позволяя Игорю спокойно поправить штаны, а сам проводит рукавом рубашки по рту на случай, если на нем остались следы их времяпровождения. Так и хочется ляпнуть что-то вроде: «Как хорошо, что из-за меня и Волкова ты не стал импотентом», но он сдерживается. — А вот мне все еще нравятся члены, но к тебе это не имеет никакого отношения. Пойдем? Сергей возвращается в тепло квартиры и тут же спешит на кухню. Ему кажется, что он навечно останется одиночкой, который дрочит на воспоминания о былом, запивает лекарства вином, чтобы потом блевать, испытывая жалость к себе, и полностью теряет себя в работе. Зато теперь он точно знает — у Игоря к нему больше нет никаких претензий. А значит, можно окончательно почувствовать себя свободным от вины. Мы сделаем наш город чище, Олег. Вместе.