Накажи меня, Сереж

— Знаешь, о чем я думаю? — О чем? — О пиве с витаминами. — О пиве с?.. — он хочет сказать: странное она время выбрала для того, чтобы думать о пиве. Но затем она зажигает сигарету, и он понимает, что эту женщину невозможно ничем смутить. Даже тем, что они находятся в маленьком непроветриваемом чулане без света, в котором они прячутся от зомбированных подростков, готовых убить их в любой момент. Поэтому он сдается и говорит: — Зачем?.. В смысле, не зачем ты об этом думаешь СЕЙЧАС, а зачем тебе вдруг понадобилось пиво с витаминами? Она пожимает плечами. Сигарета в пачке осталась одна, причем она даже не ее, но полицейский привык помогать страждущим, и раз уж ей так сильно захотелось покурить, то он угощает. Правда, разрешения она не спрашивала, просто вытащила пачку из его куртки и зажигалку взяла оттуда же. Он даже не почувствовал, как она шарила по его карманам. — Я считаю, что пиво пьют несчастные люди, которые думают, что пара глотков что-то изменит. Иногда люди несчастны не потому, что случилось что-то плохое, а потому что их организму не хватает витаминов. А сами они в аптеку никогда не пойдут. Им будет гораздо легче пить пиво, зная, что это делает их здорове́е. — Ты разве пьешь пиво? Он спрашивает потому, что она совсем не похожа на любительницу пропустить стаканчик. Если уж на то пошло, они знакомы не больше получаса, но она уже смогла оставить о себе впечатление весьма элегантной и загадочной дамы. Он пришел к ней, чтобы допросить ее по поводу пропадающих подростков. Следствию стало известно, что многие из них приходили к ней за житейской мудростью. Она была кем-то вроде матери для них всех: то не ешь, это не надевай, с родней не ругайся. Помогала, как могла — в основном, советами. Но местные ее прозвали Ведьмой. Выходит, не только советовала, но и ворожила. Когда он пришел, она вальяжно лежала на диване в красивом платье-футляре с бокалом явно дорогого вина. Однако она не пила, а только смотрела, как свет переливается в бокале. Настоящие ведьмы гадают на кофейной гуще, а ей достаточно заглянуть в недра своего бокала, чтобы увидеть, хороший к ней придет гость или нет. Нападение обезумевших подростков она тоже предвидела. Или подстроила. Пока не ясно. — Нет, но я знаю тех, кто пьет. Другие ко мне и не приходят. Она работает не только с несовершеннолетними, конечно. Он подозревает, что она может оказаться местным доном Корлеоне, вот только с криминалом она никаких связей не имеет. Они бы знали. Или узнают, если это все-таки так, поэтому списывать эту версию со счетов полицейский не торопится. В чулане становится душно, от дыма кружится голова. Так и задохнуться недолго. И вся конспирация идет псу под хвост — их же заметят! Не зомбированные подростки, так случайные люди, решившие, что в доме пожар. Надо бы спросить, остался ли еще кто в этом особняке. Ах да, он же уже спрашивал. И не один раз. «Неприемные часы», так она сказала. Обычно здесь проводятся вечеринки. Она соорудила здесь свое гнездышко, чтобы ее легче было найти. Начинала с расхлябанных квартир и клубов, но потом людей стало слишком много. Потребовался размах побольше. А еще — оказаться как можно дальше от города, разрываемого погромами. Этот дом когда-то послужил убежищем многим людям. Но сколько воды уже утекло с тех пор… Люди забывают, а он будет помнить. Всегда. — Знаешь, я люблю пиво, — замечает он. Забирает у нее сигарету и затягивается так, что доходит до фильтра. Выбрасывать как-то по-свински, хотя они и в чулане, поэтому он водит окурком по стене, чтобы наверняка, а затем убирает его обратно в пачку. Что ж, теперь она не совсем пуста. — Это видно. — Пивного живота у меня вроде нет, — пытается он пошутить. Надо же, а думал, что давно разучился. — Ты несчастен. Не все, кто пьет пиво, несчастны. Но все, с кем она имеет дело, обычно несчастны и при этом пьют пиво. Вот такой у нее нюх на несчастных людей. Их к ней так и тянет. Может, поэтому он здесь. И не бежит махать кулаками налево и направо — один против десятерых, — как сделал бы раньше. До того как… Неважно. Он не хочет об этом думать. — Не пора бы нам выйти?.. — переводит он тему. Приоткрывает дверь, чтобы в чулан поступило хоть немного свежего воздуха, и заодно выглядывает, чтобы проверить, не нашел ли их кто. Сильная женская рука неумолимо утягивает его обратно. Дверь, впрочем, остается открытой. — Подожди. Они увидят, что меня нет, и пойдут меня искать — там, куда я, по их мнению, должна сбежать. На старое место. Туда подкрепление и вызовешь. Но выходить к ним сейчас может быть опасно. — Ты знаешь, почему они пришли? — Ну, разумеется, знаю. В чулане стоит старое кресло, и она садится в него, устав стоять и делать вид, что его нет. Как будто кресло перенесли сюда специально для нее. Как часто она здесь пряталась? И от кого? Отвечать на вопрос развернуто она не спешит. А потом вдруг говорит: — Для других я известна под именем Шарлотта, но ты можешь называть меня Ирой. — Игорь, — представляется Игорь, потому что не знает, что еще сказать. — Да, ты показывал свое удостоверение. Я умею читать. — Это просто вежливость. Она кивает. Теперь здесь не так темно, поэтому Игорь может это заметить. Как и то, что она прячет лицо в руках. На самом деле, он ждал, что она скажет что-то вроде: «Не знала, что ты можешь быть вежливым». Потому что что-то такое сказал бы он. Ну вот, опять мысли об этом. Может, не надо было соглашаться на ужин с Юлей. Тогда он бы не увидел Сергея так близко. И не подпустил бы опять к себе. — Если ты знаешь, почему они вдруг решили на тебя наброситься, то поделись соображениями. Это может помочь делу. — Да тут все просто: он настроил их против меня. — Кто «он»? — Гипнотизер. Гипнотизером вполне могла быть и она. Но вряд ли настраивала бы их против себя — какой в этом смысл? С другой стороны, по ее словам, она знала, что они придут. Но никуда не убегала, потому что знала также и то, что он придет раньше. А вместе убегать веселее. Бред… Картина не складывается. Можно ли этой женщине вообще верить? — Ты знаешь, кто он? — Нет, но ты знаешь. — С чего ты взяла? — Увидела. Ясно. Город так и кишит людьми, которые называют себя гадалками, экстрасенсами, ведунами. Раньше Игорь сталкивался с ними нечасто. Не будет же он верить во всякую чепуху. А потом, когда был в психушке, увидел… Тень за спиной Сергея. И более того, Сергей ее, кажется, тоже видел. Коллективное помутнение сознания? Но ведь они никогда не говорили об этом. Сергей даже не знал о том, что Игорь знает. И таких теней становилось все больше. За спиной Олега, когда тот еще был жив, их была целая толпа. — Ты ведь Скорпион по гороскопу, верно? Очень похож. В этом месяце им обещали встречу со старым знакомым. Ты видел его? Игорь не верит в гороскопы. В другое время и в другой обстановке даже слушать бы Иру не стал. Но здесь, на ее территории, где все пропахло благовониями и где отовсюду исходило потустороннее свечение, сложно не настроиться на мистический лад. Тем более, кое-кого он, и правда, встретил. Совсем недавно. И это он не про ужин у Юли. — Допустим, был один странный тип. Но то-то и оно, что я «видел его», а не «виделся с ним». Подходил ко мне недавно парень подозрительной наружности, говорил стихами. Мне показалось, он пытался спросить, помню ли я его. — А ты помнишь? Ярко-зеленые глаза, смотрящие в пустоту. Блаженная улыбка на бледном истощенном лице, которое не скрывал высоко поднятый ворот поношенного плаща. Человек был блеклым, словно кто-то забрал все его краски, оставив цвет лишь в глазах. Игорь молча протянул ему единственную купюру, найденную на дне кармана… Человек ее не взял. — Нет. Раньше я его не видел. Но я… кажется, слышал про него. Игоря отправили к доктору Рубинштейну, как и всех — лечиться. На самом деле, Игорь просто должен был приходить к нему время от времени на консультации и сеансы (или, скорее, Рубинштейн — к нему), но доктору одного взгляда на пациента хватило, чтобы приказать его оставить на постоянной основе. Да-да, он именно приказал. Если другие не видели, насколько проблема Игоря серьезна, то Вениамин Самуилович заглядывал ей прямо в глаза. Да и пока идет следствие и разбирательства по поводу Чумного доктора, Игорю гораздо безопаснее оставаться в больнице. В отличие от других пациентов, Игорь был в своем уме и всегда оставался в сознании. У него была отдельная палата, которая скорее напоминала тюремную камеру. Доктор приходил к нему всего два раза в неделю, а остальное время приходилось занимать себя чтением бульварной литературы с нереалистичными счастливыми концами, потому что это все, чем ему позволили заниматься в свободное время. А времени было много. Спустя несколько сеансов психотерапии Игорь удивился тому, насколько честно он может разговаривать с абсолютно чужим для себя человеком. Да еще и на такие тяжелые темы. И не только на тяжелые, бывали и странные, когда Игорь рассказывал о том, чего не мог понять, а доктор Рубинштейн не называл его в ответ сумасшедшим. Их беседы всегда длились несколько часов. Так Игорь пытался компенсировать недостаток общения. А доктор ему не препятствовал. — Я почувствовал, когда он подошел, понимаете? Не было слышно ни одного шороха, но я клянусь, что он стоял за дверью. Я как будто увидел… Темноту, короче. И потом тоже… Я просто не мог выйти, потому что он смотрел на меня. А я ничего впереди не видел. А Разу… рыжий вышел спокойно и как будто ничего не замечал. Уговаривал меня выйти, и только когда меня вот так вот схватил, все вроде бы прошло. Но страх-то остался. Помните, Вы меня на прогулку вместе со всеми отпустили? И рыжий там был… И… это… Доктор, конечно, списывал все на препараты, потемнение в глазах от боли и шока, психологические травмы, нанесенные Волковым. Раскладывал все по полочкам так, что не придерешься и сразу поверишь. К тому же, Игорь слишком много работал и слишком много страшных преступлений видел, это тоже сказалось. Ему нужно было отвлечься на другую реальность, в которой все было хорошо и без кровавых преступлений — для этого Игорю и выдали те книжки. — У нас есть пациент, которого всегда отвергали люди из-за его… непохожести. Это его злило. Мы дали ему сборник стихов Ходасевича, и теперь он с ним не расстается. — И как, ему это помогает? — О да, теперь он заставляет людей себя слушать. Доктор тогда позволил себе совершенно непрофессиональный нервный смешок, из чего Игорь сделал вывод, что пациент этот со стихами своими всех достал. Может, Игорь и видел его, просто не знал, что он — это он. А когда тот подошел на улице, просто не вспомнил, что с ним в психушке сидел такой человек. — Но мало ли, кто это тогда был, — возвращается Игорь к реальности. — С чего бы ему быть нашим Гипнотизером и зачем ему подростков против тебя настраивать? Потому что тебе левая пятка так сказала? Или ты скрываешь от меня что-то важное? Ирина выходит из чулана, не удостаивая Игоря и взглядом. Направляется к своему кабинету — или приемной, как она это называет, — с такой уверенностью, как будто точно знает, что никого в здании больше нет. Игорь, пытающийся бороться с паранойей не без усилий доктора Рубинштейна, следует за ней, проверяя все помещения, которые встречаются им на пути. Никого. — Не пора ли вызвать подкрепление, майор? — невозмутимо интересуется Ирина, вновь как ни в чем не бывало ложась на свой диван. Интересно, если она всегда так мало двигается, как ей удается сохранить фигуру? Или это наследственность? Игорю вот приходится много двигаться, чтобы шава не в те места не отложилась. Ирина показательно тянется к телефону, лежащему рядом на столике, но Игорь кладет свою руку поверх ее, останавливая. Это первый раз за последнее время, когда он касается девушки, пусть и в невинном жесте, и ему от этого становится не по себе. Но никаких неприятных чувств не возникает, как и никому не нужного смущения. Рука у нее теплая и маленькая. — Подкрепление подождет, мы с тобой и с Гипнотизером еще не разобрались. Что ему от тебя нужно? — Мои… подопечные жаловались на подозрительного человека, который пытался помочь им примерно так же, как это делаю я. Он отбирал у меня работу… — И вы не поделили «бизнес»? — перебивает Игорь, пытаясь приписать похитительнице его сигарет хотя бы один преступный мотив. — …а потом мои люди начали исчезать, — невозмутимо заканчивает Ирина. — Мы с ним ничего не делили, майор. Он просто забрал у меня моих подопечных. Думаю, он хотел заставить их полностью ему подчиняться, однако они оказались верны мне. Поэтому он решил от меня избавиться. Но это только мои догадки. — Почему бы ему не разобраться с тобой лично? Зачем кого-то посылать? — Может, слишком занят? Если предполагаемый преступник действительно слишком занят — то чем? Думай, Игорь, думай. Кому нужно похищать неблагополучных подростков и натравливать их на их бывшую благодетельницу? Количество случаев воровства в магазинах тех районов, откуда пропали подростки, резко возросло, но воровали в основном только продукты и вещи первой необходимости. Пропавших называют зомбированными, потому что они постоянно повторяют стихи, и, по словам очевидцев, не делают это осмысленно. Иногда камеры наружного видеонаблюдения ловят подростков, которые совершают вылазки в опасные места — стройки, заброшки, высотки, — при этом говорящих по телефону. Отследить, откуда они приходят и куда уходят, не получается. Официальная версия следствия на данный момент — подростки просто сбежали от своих семей и сбились в стаю. Их лидером, очевидно, является человек, любящий поэзию. Он боится светиться и вылезать из своего убежища, в котором сейчас находится? Вербует новых людей или удерживает старых? Действительно ли он использует гипноз? — Я не верю в силу гипноза, — отбрыкивался когда-то Игорь на очередном сеансе у Рубинштейна. Мужчина в представительных очках понимающе покивал, не собираясь спорить. А потом сказал: — По небу летит птица. Рука Игоря непроизвольно взметнулась вверх, иллюстрируя полет. Пациент недоуменно взглянул на нее, не понимая, что произошло. — Видите? — улыбнулся доктор. — Как… как Вы это сделали? — А Вы сами еще не поняли? На протяжении всех сеансов Рубинштейн нет-нет, да и предлагал посмотреть, что происходит за окном, и делал это самое движение каждый раз, когда мимо пролетала птица. Правда, птиц Игорь тогда не видел, но вроде бы со временем начал их слышать. — Это всего лишь сила убеждения! — догадывается Игорь. — Что есть гипноз, как не убеждение? Мне не обязательно заставлять Вас смотреть на маятник или слушать мой голос. Я могу внушить Вам любую мысль, и Вы этого даже не заметите. — Тогда… Вы можете мне внушить, что всего… этого не было? — К сожалению, нет, Игорь. Но я могу внушить Вам, что Вы с этим справитесь. И Игорь справился. Рубинштейн учил его осознанным снам — и Игорь перестал видеть кошмары. Рубинштейн учил его концентрироваться на положительных мыслях — и плохие ушли на второй план. Игорь помнил тот день, когда Юля забирала его из больницы, так отчетливо, словно с того момента не прошло столько времени. Он не думал, что она заберет его, не думал, что она сможет смотреть ему в глаза после всего, что он рассказал ей, без чувства отвращения. Но она не считала его грязным педиком или травмированным неудачником и даже позволила ему продолжить неловкие ухаживания за ней. Жаль, что это ни к чему в итоге не привело — кажется, ее гораздо больше интересовал Разумовский. И все же, с ней было хорошо. Она ненавязчиво поддерживала его во всем, затаскивая в кино и на светские мероприятия, на которых ни ее, ни его, вообще-то, быть не должно. Вместе с Дубиным подруга вытаскивала его в выходные на небольшие вылазки, заставляя чувствовать себя свободным и живым. Они никогда больше не говорили о том, что с ним произошло — Дима вообще знал меньше остальных, — и постепенно Игорь почти смог прийти в норму. От минета Сергея вышло без лишних загонов получить удовольствие, при этом особо не вспоминая, как это случилось в прошлый раз. Старые воспоминания и травмы удалось проработать, сделать незначимыми, бесцветными. Больше они не могли на него повлиять. Игорь был уверен, что все у него хорошо. Пока он не встретил Иру… Она права: несмотря на все усилия друзей, он несчастен. Волков тогда словно отобрал у него что-то важное, что у Игоря все никак не получалось вернуть обратно. И именно поэтому он так вцепился в очередное дело, желая всем доказать, что не сломан. Работал ли все-таки гипноз Рубинштейна? И мог ли доктор, сам того не подозревая, обучить этому методу одного из своих пациентов? — Тебе нужно уйти в безопасное место, — замечает Игорь, потянув Ирину за руку и заставляя встать. Куда ее вести, он еще не решил, но испытывал потребность в том, чтобы кого-то защищать. Действовать нужно немедленно, и он не хочет рисковать ее жизнью. Против одного, двух, трех подростков можно выстоять, но против целой толпы? Это еще не говоря о том, что их ни в коем случае нельзя убивать или сильно ранить, ведь они действуют не по своей воле. — Безопасного места не существует. Они везде меня найдут. Ирина аккуратно постукивает по нему кулачком, заставляя разжать хватку, а затем сама элегантно берет под руку, как бы смирившись, что он все равно ее не отпустит. Ей хочется погладить его по волосам, как многих своих потерянных мальчишек. Он выглядит таким же загнанным, как и они, пусть и скрывает это за хмурым взглядом и напускной уверенностью. Он нуждается в том, чтобы выступить для кого-то в роли защитника, а она желает спасать. Так две заблудшие души встретились под крышей одного непримечательного с виду дома, и одна из них еще не подозревает, что быстро все это не кончится. — В полицейский участок они не сунутся. Пусть только рискнут… — Игорь сжимает кулаки, готовясь отражать удары невидимого войска. Раскрываемость с его возвращением увеличилась, потому что он совершенно себя не жалел и отвлекался от разборок с преступниками только тогда, когда друзья вытаскивали его из самого пекла. Но сейчас верного напарника не было рядом, да и Юля была занята своими делами. Игорь бросился с головой в расследование совершенно один. И плохо просчитывал свои дальнейшие шаги. — Полицейский участок — это не отель. В нем нельзя жить. Ты принимаешь опрометчивые решения, Игорь, — она смотрит на него так, будто все понимает. Будто в тот день была рядом и видела все собственными глазами. Ему не стоило идти к Разумовскому в одиночку, как и сейчас не стоило соваться в этот дом, никого не предупредив. Его желание выслужиться как можно быстрее и в очередной раз доказать всем, что он является незаменимым, чуть не сгубило всех них. С каждым ее словом уверенность покидает его, но он прекрасно осознает, что чувствует сейчас. Страх. Страх потерять контроль над ситуацией и никого не спасти. Беспомощность. Они все равно придут за ней, и настроены они отнюдь не дружелюбно. Почти все сейчас пришли с ножами и монтировками, и кто знает, что бы произошло, если бы Ирина не признала поражение и не утянула Игоря в чулан, не желая переходить в открытое столкновение с собственными подопечными. Черт, она права. Так глупо. Соберись, Игорь. — Где они, говоришь, должны быть сейчас?.. Его резко кидает от недоверия до желания оградить ее от опасностей этого мира. Несмотря на всю холеность и умудренность опытом, Ирина кажется хрупкой, хотя сама этого не замечает. Она так спокойно относится к своей возможной смерти, как будто все это происходит не с ней. Гипнотизер действительно существует и, судя по всему, опасен для нее, а она невозмутимо садится за руль синей хонды, идеально подходящей под цвет ее платья, и рассуждает о пиве с витаминами, лекарственных сигаретах наподобие марихуаны, назначаемой в Штатах в целях лечения, о тяжести выбора жизненного пути, когда родители тебе предоставляют всего два варианта — либо поступление на юридический, либо работа дворником. Игорь сжимается на соседнем сиденье, ожидая нападения — то ли от нее, то ли от подростков, которые мерещатся ему за каждым поворотом, — и почти не слышит, что говорит ему девушка. — Никогда не выбирай из двух, если тебе ничего не нравится, — замечает она, подъезжая к еще одному своему месту обитания, которое некогда считала безопасным. — Всегда есть третий вариант… Подкрепление должно прибыть с минуту на минуту, но она отказывается его ждать, широкими шагами направляясь к зданию дряхлой пятиэтажки. Игорь только успевает предупредить Дубина, что поднимается вслед за ней, а она уже широко раскрывает дверь незапертой квартиры, бесстрашно заглядывая внутрь. Сразу чувствуется: тут кто-то был, причем недавно. Не меньше десяти человек. Игорь хочет ее остановить — недоброжелатели могут все еще быть здесь, — но Ирина — человек действия. На кухонном столе обнаруживается конверт, лежащий поверх белого куска ткани, по-видимому, символизирующего белый флаг примирения. Ирина тут же открывает конверт, игнорируя возражения Игоря, и задумчиво декламирует: — Так и всегда на средине рокового земного пути: от ничтожной причины — к причине, а глядишь — заплутался в пустыне, и своих же следов не найти… — Что?.. — настораживается Игорь. — Мы опоздали. Гипнотизер изменил свое решение. На листе бумаги написано всего несколько слов: «Не ищите нас. П.». Игорь чувствует себя глупо. Снова закрадывается мысль: а может, его просто разыгрывают? И она, и парень этот, который стихи читать любит. А Игорь ведется, как последний идиот. Осталось только, чтобы она над ним посмеялась. Он ее за такие шуточки за решетку отправит по статье «Хулиганство»! Но какой тут розыгрыш, если люди и правда пропадают… И очевидцев слишком уж много, чтобы все это было подстроено. — Не трогай тут ничего, — приказывает Игорь, надеясь найти следы. — И конверт тоже, вдруг пальчики остались. Почему Гипнотизер, подписавшийся инициалом «П.», передумал нападать на Ирину? Почему предложил ей мир, а Игорю — полицейский не сомневался, что послание предназначалось и ему тоже, — сказал не вмешиваться? — Он считает тебя своим другом, — туманно замечает Ирина. — Но ты упустил шанс поговорить с ним. Игорь вспоминает, о чем она говорила в начале. Что-то о его знаке зодиака и о том, что он уже встречал этого человека. Теперь, в полутемной, обшарпанной, если не сказать жалкой квартирке магия ее слов больше не действовала. Все это больше походило на бред сумасшедшего. Или на подставу. Но люди в этой квартире действительно были — и все разворотили. Экспертам будет в чем покопаться. Подкрепление пришлось отозвать, и не то чтобы полицейские были этим довольны. Какого хрена Гром заставляет их подрываться, а потом говорит, что это вроде как уже и не надо? Раньше коллектив в их участке был дружным, но после погромов и того ужасного видео, которое транслировалось на всех экранах, что-то изменилось. Когда Игорь вернулся из психушки, он долгое время чувствовал себя чужим. Только Прокопеныч с Дубиным относились к нему, как раньше, и поддерживали его до конца. Остальные до сих пор настороженны, хотя столько времени уже прошло. Игорь не уверен, что сможет когда-нибудь искоренить в них сомнение. Доктор Рубинштейн же уверяет, что обязательно случится нечто, что однажды их сплотит. А пока Игорь Константинович должен делать все, что в его силах. И он делает. — Куда ты теперь? — интересуется Игорь, когда Ирина выходит покурить на балкон, пока эксперты пытаются найти хоть какие-то улики, которые приведут полицию к недоброжелателю. Эта квартира совершенно не подходит Ире, это и дураку понятно. Но Ирина с ним не согласна: — Останусь здесь. Он меня не тронет. — Почему ты в этом так уверена? Она передает Игорю сигарету, и он затягивается. Сигарета длинная, девчачья, так что на этот раз до фильтра сразу не доходит. После всего произошедшего трудно было не закурить. Игорь искренне верит, что это лучше, чем глушить пиво. Хочет спросить — а почему курит она? — но не решается. У каждого свои тайны. Ему было бы неприятно, если бы кто-то полез ему в душу. — Видишь белый флаг? Такие, как он, сдерживают обещание. Такие, как он, похищают и зомбируют детей, а потом заставляют их совершать преступления… Чтобы они могли выжить. Вряд ли он зарабатывает достаточно, чтобы их всех прокормить. Наверное, он вообще не работает. Обычно люди создают преступные секты, желая срубить с них бабла. Но банки пропавшие подростки пока не грабили. Еще не готовы, или им действительно это просто не надо? — Ты же говорила, что ничего про него не знаешь? — Я с ним не знакома, это верно. Но он похож на моих подопечных. Когда-то его не понимали, а теперь он захотел получить семью. Я верю, что рано или поздно ты его поймаешь. И тогда мои подопечные ко мне вернутся. Гром читает личные дела всех пропавших детей — школы выдали. Неблагополучные подростки из проблемных, зачастую пьющих семей. Когда пропал один, два, никто не удивился. Сбежали от родителей, которые любят поднять на своих чад руку, ничего нового. А потом пропало сразу так много, что закрыть на это глаза не получилось. И все ниточки первоначально вели к Ирине, как к единственной, кто готова была их приютить и дать им совет. Встречи с Рубинштейном продолжаются — одна из причин, почему сослуживцы не особо доверяют Игорю. Если бы у него все с головой было бы нормально, он бы больше не ходил к психиатру, да? Но теперь Игорь приходит не только из-за своего недуга. Он хочет узнать хоть что-то о Поэте. Доктор, разумеется, говорит о конфиденциальности информации пациентов, которую он не имеет никакого права разглашать, даже Грому. Игорь уходит ни с чем: официального запроса он не может сделать потому, что привязать вышедшего из лечебницы пациента к делу о пропавших подростках не получается. Начальство не видит связи, а одни догадки к делу не пришьешь. Скитания по ночным улицам Петербурга тоже ничего не дают. Игорь и не замечает, как в одну из таких ночей ноги сами приводят его к дому Ирины. В ее окнах горит свет. И он решает заглянуть. Прошла неделя, и с Ириной ничего не случилось. К ней больше никто не приходит, поэтому о помощи нуждающимся приходится забыть. Она могла бы попытаться выйти на Гипнотизера-Поэта и отобрать у него своих подопечных обратно, но это может стоить ей жизни, а она отнюдь не глупа. Сердце, конечно, разрывается от того, что она никак не может им помочь. Но, кто знает, может, с Поэтом им лучше? Карты говорят, что он их не обижает. А еще — что скоро его поймают. Остается только ждать. Звонку полуночного гостя Ирина не удивляется, а только сразу идет открывать и молча впускает Игоря на порог. Лицо у того осунувшееся от бессонных ночей и бесконечной работы. Он даже не знает, как объяснить, зачем он пришел, но она в его объяснениях не нуждается. Проводит его до кухни, сажая за стол, на котором когда-то нашлось то злосчастное письмо, и пододвигает ему тарелку пельменей. Сейчас Ира выглядит домашней: в синем халате, без грамма косметики. Стол накрыт на двоих, как будто она ждала его к позднему ужину. Игорь уже устал удивляться. — Ты знала, что я приду, да? — она кивает. — Откуда? Бокала у нее сейчас нет, зато есть кружка с остывшим чаем. Чаинки, конечно, не кофейная гуща, но и с ними можно работать. Допив то, что оставалось в чашке, Ира показывает рисунок, выложенный на дне, как будто это должно ему о чем-то сказать. И, на удивление, он видит на дне чашки свое лицо. А когда поднимает на Иру удивленный взгляд — тень за ее спиной. Увиденное его отнюдь не радует. Он думал, что доктор уже давно помог ему от этого избавиться. Больше полугода Игорь не видел ничего сверхъестественного, а теперь это снова началось. У него обострение? Ему опять нужно принимать таблетки? А может, он просто очень сильно устал, и ему нужно, наконец, выспаться? — Тебя называют Ведьмой. Я хочу знать, почему. Она намекает, что все разговоры — потом. Сначала ему нужно поесть, потому что не ел он, оказывается, несколько дней. Просто забыл. А Юля — не напомнила. Она только Разумовскому напоминает, что надо есть. От этого немного даже обидно. Игорь не был готов впускать Сергея в свою тесную компанию. Впрочем, он и не впускал. Сергей тоже от него не в восторге, и они предпочитают игнорировать друг друга за исключением тех случаев, когда им что-то друг от друга надо. Так уж получилось, что Игорь оказался посвящен в тайну второго сайта Разумовского, и иногда ему приходится его покрывать. Услуга за услугу. — Я вижу больше, чем другие, — отвечает Ирина на вопрос, крутя в руках пустую чашку. Чаинки на дне сбились в кучу, поэтому в них теперь невозможно что-то разглядеть. — С самого детства. Когда я увидела, что старший брат попадет в аварию, то капризничала, не выпуская его из дома. Это его и спасло. — То есть ты… можешь видеть будущее? — Иногда. — Почему тогда ты не помешала Поэту забрать твоих подопечных? — Есть вещи, которые просто должны случиться. Их никак не предотвратить. Игорь замирает с вилкой у рта. Пельмень соскальзывает с зубчиков и падает в тарелку, расплескивая бульон. — Твой брат умер? — догадывается он, глядя на тень за ее спиной. — Я лишь отсрочила его смерть. Он скончался через месяц, отравившись паленой водкой. Вещи, которые должны были случиться… Он должен был встретить тогда Разумовского в «Золотом драконе». И должен был оказаться в лапах Олега. Так, получается? Он не хочет верить, что месяцы в психушке и попытки вновь завоевать доверие сослуживцев были предначертаны ему судьбой. Кто вообще решил, что он все это заслужил? Разве не сам человек — хозяин своей судьбы? Нет, это просто бред, недосып. Она может верить в свои россказни, но он отказывается такое принимать. Игорь встает из-за стола, не доев свою порцию и не желая больше здесь оставаться. Ирина ему симпатична, это верно, и пельмени получились вкусные, но Игорь с Ирой абсолютно из разных миров. Он проверил, все ли с ней нормально — и хватит с него. Тонкие пальчики обхватывает его руку, не давая так просто уйти. — Хочешь узнать, что тебе предначертано, Игорь? — Ирина улыбается, но смотрит серьезно. Он качает головой, и она все же отпускает его. — Предпочитаю не загадывать заранее и добиваться всего сам. Доброй ночи, Ирина. Она закрывает за ним дверь, а затем возвращается к его нетронутой чашке. Выливает чай, чтобы было удобнее разглядеть положение чаинок, и задумчиво замечает в пустоту: — Судьба говорит, что нам суждено быть вместе… Что ж, посмотрим. Я никогда не ошибаюсь. Спустя время Игорь выходит на Поэта — как она и загадывала. Тот пытается загипнотизировать его стихами, но Дима приходит на помощь как раз вовремя, чтобы это предотвратить. Выясняется, что Поэт долгое время чувствовал себя одиноким, и ему нужны были «друзья». Вместо того, чтобы завоевать чье-то доверие, Поэт предпочел его украсть. И это привело его к тому, что он вновь оказался в психиатрической лечебнице. На этот раз надолго. Доверие к Игорю после этого немного повысилось. Все же разница между настоящим сумасшедшим, которому в психушке было самое место, и полицейским, который действительно знает свое дело, была очевидна. Он чувствовал, как постепенно все налаживается, и это не могло его не радовать. Время шло, и старые раны затягивались, оставаясь в глубоком прошлом. Настанет день, когда он больше не будет вспоминать об Олеге Волкове. Это все потом! А пока... Игоря, как и многих людей, впереди ждет еще множество испытаний. Но это уже совершенно другая история.