С днём рожденья тебя, С днём рожденья тебя, С днём рожденья Леви, С днём рожденья тебя.
Торт надёжно встал прямо перед мальчиком, смотрящим на это светопреставление с широко раскрытыми глазами. — И что… Что я должен сделать? — Загадай желание и задуй свечи. Только не говори, что загадал, иначе не сбудется. — Приложила указательный палец к губам и усмехнулась, легко взъерошив тёмные пряди замершего ребёнка. — Давай скорее, пока свечи не догорели. Готов? Раз, два… Три! Леви усердно фукнул, потешно зажмурив глаза, и свечи погасли, погружая комнату обратно в приятный полумрак. — С днём рождения, радость моя. Поздравляю с девятилетием. — Обняла ставшего мне самым близким человечка и поцеловала чернявую макушку. — Ну что, сначала торт, а потом подарки, или сначала подарки, а потом торт? — Какие подарки? — Леви всё ещё был удивлен и дезориентирован, судя по всему. — Они же утром были. — Так то были подарки от Дедушки Мороза на Рождество. А эти — специально, чтобы отпраздновать появление в этом мире такого замечательного мальчика, уже от меня, — рассмеялась я, выворачиваясь из его хватки, и достала большую коробку. Всё ещё держа ту на весу, спросила: — Ну так что, каково будет ваше решение, мой капитан? Леви ещё несколько секунд тупил, а потом со смешком покачал головой и резко встал из-за стола. С улыбкой протянула ему коробку, думая, что он решил открыть её подальше от накрытого стола, но мальчишка поднырнул у меня под рукой и с силой обнял за талию. Чего это он? — Сдаюсь, — выдохнул он со смешком, сжимая руки чуть сильнее, но голос у малыша был серьёзным. Он поднял лицо, встречаясь со мной взглядами. Серые океаны напротив показались мне слишком внимательными и совершенно не вязались с открытой детской улыбкой. Но сквозь толщу тревог проглядывали искорки радости и доверия: — Я сдаюсь. Не вздумай бросить меня теперь. — Леви помедлил несколько секунд, прежде чем закончить, и его взгляд просветлел, наполнился красками вслед за сказанным: — мама. Это обращение бьёт наотмашь. «Мама». Да что уж там. Оно подобно Хиросиме, чёрт побери. «Мама». Внутри рушатся стены, возводимые долгими годами скорби и депрессии, стираются все страхи, опасения и неопределённости. Нет, я не забыла, как держала на руках холодное тельце, такое маленькое и лёгкое, словно ненастоящее. Не забыла, как на похороны пришёл лишь брат, поддерживавший меня за локоть всё время, и как потом в больнице, глотая слёзы напополам с матами, сцеживала ненужное молоко. Но это прошлое больше не тянет меня обратно, вниз, а помогает идти вперёд, даёт надёжную опору под ногами. Ведь в новой системе координат я — мама этого малыша. Пусть он не тот мальчик, которого я родила очень, очень давно, но Леви тут, со мной, живой и тёплый, впустивший меня в свою жизнь. И теперь мы — семья, а не просто ответственные друг за друга одиночки. Широко улыбаюсь в ответ сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, уверенно сигая с головой в бесконечно серые океаны напротив. — Никогда. Даже если ты очень сильно будешь вредничать, солнце моё. Обещаю. — Легонько щекочу этого егозу и нежно целую в нос весело хохочущего малыша. Я сделаю всё, что только будет в моих силах, чтобы ты был счастлив и свободен в своих решениях, фасолина.***
Следующий день проходит относительно нормально. Я работаю вечером, а в остальное время мы с Леви занимаемся обычными, повседневными делами: тренируемся, учимся и дорабатываем велосипед, точнее, тормоза. К рутине, правда, добавляется ещё и сбор вещей — всё-таки первого же января нас ждёт слушание, после которого решится наша судьба. Как иронично. И «на работу» мне нужно первого, и слушание на тогда же назначили… Леви говорит, что скорее всего нам придётся бежать и бежать быстро. Соглашаюсь без вопросов, добавив, что уходить придётся ещё затемно, хотя суд и назначен на полдень. Поэтому вещей нужно нести самый минимум и убраны они должны быть компактно. Я долго думаю, как нам всё устроить, и наконец прихожу к одной интересной идее, утром двадцать седьмого взглядом зацепившись за выезжающую наверх телегу. — Леви, а что, если большую часть своего барахла мы попросту отправим в коробках Пиксису, как «товары»? — Задумчиво почесывая в затылке, гляжу на извилистый серпантин. Малыш тоже некоторое время наблюдает за повозками, что-то прикидывая в уме. — Их же пропускают без вопросов, если адресовано на имя высокопоставленного военного. — Может сработать. — Мы отправляемся дальше по улице, в сторону рынка. — Вот только если мы всё из дома вынесем и кто-то залезет, пока нас не будет — мы и часа не проживём. И полному кретину будет ясно, что мы собираемся съебаться. — Согласна. — Привычно обвожу взглядом окружение вокруг и вдруг замечаю старьёвщика, у которого покупала когда-то поношенную одежду. Останавливаюсь, невольно тормозя и Леви, идущего рядом. — Знаешь, кажется, у меня появилась идея насчёт «пустого дома». — Это тупо и растратно. — Малыш прослеживает направление моего взгляда и вдруг усмехается, обернувшись. — Но «на войне все средства хороши» же, да? — Вот-вот, и я о том же. Отзеркаливаю его усмешку, и мы синхронно шагаем к продавцу. Несчастный мужик отчего-то, заметив наше приближение, резко меняется в лице и мгновенно выдаёт скидку в сорок процентов. Кажется, всё дело в нашем немного бандитском веселье. «Что ж, — пожимаю я плечами, — нам же на руку». Мы довольно споро меняем все хорошие вещи в доме на дешёвые, ненужные в общем-то аналоги. Вообще довольно таки обидно тратить заработанные с таким большим трудом деньги на то, что никогда не будет использоваться, но всё-таки жить хочется как-то больше. Поэтому спустя шесть часов дом снова был «обжит», а мы, наполнив две большие коробки, тащим свои настоящие пожитки на почту окольными путями. Спуская коробку на верёвке в узкий переулочек через окно, я с тоской думаю, что как-то и не ожидала, что всего за полгода и при скромных накоплениях мы так захламимся, и погляди ж ты! Разумеется, на нашем пути до почты неприятности просто не могут пройти мимо нас. — Йоу, так это вы бывшие работнички Майса, да? — Дорогу нам заступает здоровенный бугай. И откуда он тут такой взялся, внизу-то? — Не знаю, чё вы сюда припёрлись, но это наша территория, усекли? Сзади раздаются смешки, и я замечаю ещё пару хлыщей поменьше, заступающих нам отход. Оружия у них нет, обычная мелкая шваль. Значит, пришло время очередной небольшой тренировки. — Эй, Леви, — весело интересуюсь я, аккуратно ставя коробку на землю. Малыш свою пока не опускает, сверля взглядом очередного самоубийцу, но ко мне голову чуть поворачивает. Залихватски ухмыляюсь: — Как думаешь, этот верзила тут, внизу, первый день или второй? Вроде на третий мозги уже должны проклюнуться, нет? — От него несёт хуже, чем от помойки вокруг. И посмотри на его еблет. Вероятность найти там даже зачатки интеллекта бесконечно стремится к нулю, — мрачно отвечает моё солнышко, тоже опуская коробку и поправляя одежду. — Ставлю на пару недель. Дольше бы не выжил. — Принято! — Выглядываю из-за мальчика, наклонившись чуть в сторону, и вежливо здороваюсь, широко улыбнувшись: — День добрый. Так кто из нас прав, не подскажете? Вы идиот, мазохист или просто мудачите помаленьку, забавы ради? — Чё?! — только подтверждая предположение Леви, набычившийся мужик аж краснеет от распирающих его эмоций. А потом он шагает ближе к мальчику. Я тру переносицу и усмехаюсь, готовая, в случае чего, взять на себя тех, кто сзади. — Омерзительно, — спокойно констатирует Леви. — Свали с дороги. — Ты чё несёшь, соплежуй? — продолжает разъяряться мужик, занося кулак. Зря, чувак. Ещё секунду назад ты мог бы просто убежать. — Ты глухой? Я сказал, что это место омерзительно. Леви легко уворачивается от замаха и прописывает апперкот прямиком в солнечное сплетение оппонента. Следующим в стену летит мужик сзади, решивший помочь своему крупному товарищу. Я же продолжаю стоять у коробок, мирно наблюдая со стороны за происходящим. После всего пережитого и наших «тренировок» я чётко знаю — у этих идиотов нет ни шанса против будущего «Сильнейшего». Последний криминальный элемент замирает неподалёку в нерешительности, тоже наблюдая за избиением своих товарищей. Мы пересекаемся взглядами. Приподнимаю бровь, безмолвно спрашивая, не желает ли и он за компанию получить парочку звездюлей. Мужик в ответ только пятится и замирает в ожидании развязки. Ну надо же, эволюционирует прямо на глазах! — Эй! Там Военная Полиция! Они направляются сюда, наверное, услышали шум вашей драки! — раздаётся вдруг сверху. Мы с Леви синхронно задираем головы, наблюдая, как белобрысый пацан чуть постарше или того же возраста, что и Леви, сбрасывает вниз верёвку: — За мной! Они поймают вас, если будете стоять там, внизу! Используйте верёвку, чтобы забраться на крышу, и тогда мы сможем убраться отсюда! У меня аж рот приоткрывается от такой наглости. У Леви, впрочем, вид не сильно лучше. — Да ты прикалываешься, что ли? — вторя моим мыслям, недоуменно интересуется малыш. — Какой нормальный человек вообще примет помощь от такого подозрительного типа, как ты? Больше не обращая внимания на мелкого бандита, Леви поднимает с земли свою коробку и спокойно идёт дальше. Сзади, от того самого не лезшего до этого в драку мужика вдруг раздаётся крик, и он прёт на меня, видимо, решив, что теперь у него больше шансов, когда опасный малыш занят грузом. Недоуменно пропускаю бегуна мимо и хорошенько пинаю под зад, придавая ускорения в сторону финальной состыковки с плесневелой стеной и довольно острым на вид мусором, раскиданным вокруг. Что-то мне вся эта ситуация напоминает… А, точно. Машу мальчику на крыше, задорно улыбнувшись. — Извини, пацан. План — говно, в банду к вам не пойдём, да и с полицией у нас хорошие отношения. В следующий раз придумай что-нибудь получше. Поднимаю коробку с земли и, проходя мимо заворочавшегося бугая, как следует прописываю ему каблуком по лбу. Будет тут ещё кулаками махать, мартышка драная. — А! Постойте! — Блондинчик свешивается с крыши по пояс. Как бы не свалился там ненароком… Я торможу и ещё раз смотрю на него, на этот раз вполне серьёзно. — Ты ведь Фарлан Чёрч, да? — Мальчик сбледнул с лица. Значит, я верно всё поняла. — Как надоест крутиться в банде, постоянно переживая за свою задницу, милости просим. Защиту обеспечить сможем, если ты ещё не замарал свои руки по локоть в говне, конечно. Ты вроде мальчик неплохой, с юморком, так сказать, а мне как раз нужен подмастерье. Ну бывай. Мы с Леви спокойно идём дальше, оставляя блондинчика обтекать. — И почему каждый раз мои проблемы так или иначе крутятся вокруг блондинов? Им тут что, намазано, что ли? Или это заговор? — бубню я под нос, догоняя Леви. — Нахрена ты ему это предложила? — тут же спрашивает мальчик, хмуро на меня косясь. — Нам нужны лишние руки, Леви. Лишние руки и глаза, раз уж на то пошло. Этот мальчик выживал в банде несколько лет и знает, что там к чему. И если он придёт к нам, то будет верным. Ведь ему будет необходима защита. — Леви хмыкает, но не перебивает. — И у меня хорошее предчувствие насчёт него. — Хуёвые доводы, — постановляет будущий капрал. — Но ты откуда-то знаешь его имя. Специально узнавала, что ли? Я заминаюсь и опускаю глаза вниз. Сказать ему, что знаю, что в будущем они станут друзьями? Ну бредово звучать же будет. — Ладно, не важно, — скривившись, выплёвывает мальчик, ускоряя шаг. — А ну-ка стоять, ёжик! Мы только недавно стали по-настоящему доверять друг другу, и вот теперь он будет на меня обижаться? Ну уж нет. Мальчик тут же застывает и оборачивается, с интересом ожидая объяснений. Ах ты хитрая сосиска, ведь не обиделся ж нифига, просто на эмоции давил. Но раз уж начала, придётся теперь рассказать хоть часть правды: — Да, я знаю про этого пацана уже довольно давно. С того момента, как с тебя официально сняли все обвинения. В тот день его вышвырнули мне под ноги, спустив с лестницы, и я поспрашивала, что за паренёк. Оказалось, что местная полиция крышует тех, кто занимается поставками лекарства от вашей подземной болезни, а у парня заболел кто-то из семьи. Этот мальчик был в безвыходном положении и пришёл наниматься на службу, прося спасти его от жизни в банде. Его выкинули. В тот раз он просил о помощи, было заметно, что его часто и жестоко избивали «старшие товарищи», но тем не менее, судя по сегодняшней встрече, он вернулся туда, где мог достать денег, чтобы спасти дорогого ему человека. — И теперь ты хочешь ему помочь, зная эту слезливую историю. Но его проблемы — не наше дело, — спокойно отвечает Леви, чуть прикрыв глаза. — Дерьмо случается со всеми и повсюду. И от нахождения в дерьме человек автоматически хорошим не становится. Мы не несём ответственности за других людей. Они сами должны быть достаточно сильны, чтобы справиться со своими проблемами. — Вот как? Но он же совсем ребёнок, Леви. Дети не должны нести такой ответственности. Я уверена, что если ты силён, то должен помогать тем, кто слабее. Иначе в чём смысл этой силы? — Смысл в том, чтобы самому выжить. — В игре на выживание сила не так уж и нужна, ёжик. Закон природы гласит, что выживает не тот, кто сильнее, а тот, кто лучше приспосабливается, — качаю я головой. — Так что твой довод не работает. Кто, по-твоему сильнее, ты или таракан? — Что за дурацкий вопрос? — Вот именно. А ведь тараканы существуют на земле около двухсот миллионов лет, тогда как человек разумный — всего два миллиона. А первые прародители людей, которые только-только изволили слезть с деревьев и ещё даже не знали, что такое огонь и как им пользоваться, появились примерно три миллиона лет назад. Двести миллионов против жалких трёх. Так кто дольше выживает, почти не имеет естественных врагов и выживет, даже если титаны разрушат стены? Мы молчим недолго. — Фарлан Чёрч — именно приспособленец. Он выживет, даже если ему будет плохо и придётся ломать себя снова и снова. Ты же скорее пойдёшь против течения и постараешься накостылять противникам, даже если в конце тебя будет ждать гарантированный провал. Вряд ли ты полезешь в кучу с дерьмом, чтобы согреться в холодную ночь. Скорее уж найдёшь чем развести огонь или будешь бегать до утра. А вот Фарлан полезет. Я бы сказала, что он тоже по-своему силён. Поэтому подумай ещё раз, для чего нужна сила? В чём её смысл? — Если ты ждёшь, что я отвечу хуйню в духе «чтобы защищать слабых», то этого не будет. Я не волшебный Дедушка Мороз, чтобы раздавать подарки всем подряд. В полном молчании мы доходим до почты и отправляем вещи. Так же молча отправляемся обратно домой, завернув по дороге на рынок за продуктами. Я иду опустив голову и думаю, что чего-то всерьёз не понимаю в человеческой психологии. Взрослый Леви помог Изабель, не дав её в обиду, и вообще нередко вставал на сторону слабых по мере сил и возможностей. Этот же мелкий пацан, похоже, срать хочет на всех вокруг. Может, это всё ещё воспитание Кенни даёт о себе знать? Или я просто пока не понимаю его логики. Скашиваю глаза на идущего рядом малыша и тяжело вздыхаю. Леви дёргается, как от удара, и опускает взгляд. Чёрт, я слишком многого от него требую. Не все взрослые готовы брать на себя ответственность за помощь другим, что уж говорить об одиноком ребёнке, который только-только нашёл семью. Протянув руку, неловко приглаживаю тёмные пряди. — Всё хорошо, ты умничка, — тихо говорю я. — Извини, мне не надо было так на тебя давить. — Нет. — Леви качает головой и вдруг берёт меня за руку. — Ты права. Сила нужна для того, чтобы защищать. Кенни был сильным и взял меня под свою опеку. Научил выживать, дал еду и жилище, хотя и ничем не был мне обязан. Ты тоже не раз вставала на мою защиту, даже когда это угрожало твоей собственной жизни, и заботилась обо мне несмотря на все трудности. Вот только защищать и взваливать на себя заботу о ком-то — разные вещи. Тот парень не кажется мне достаточно надёжным, чтобы впустить его в наш дом. Но если ты говоришь, что этот твой «чёрт», или как там его, изворотлив, то он и вправду может нам пригодиться. Чувствую, что первого числа проблем мы не оберёмся, и хорошо иметь третьего в качестве поддержки. Если ты ему доверяешь — ладно, пусть будет по-твоему. Но знай, в тот момент, когда он сделает хоть что-то против нас, я не буду сдерживаться. — Вот как? Хорошо. Так мне ещё спокойнее — всё-таки я этому пацану тоже не до конца доверяю. — Сжимаю детскую шершавую ладошку чуть крепче, согревая. — Меня всегда учили, что нужно помогать людям вокруг. Переводить бабушек через дорогу, защищать малышей, не способных дать отпор в песочнице… Спасать людей. Это даже стало моей профессией в прошлой жизни. Не могу сказать, что была в ней хороша, да и не важно это уже. Но ты совершенно прав: все проблемы мира мы не решим и всех людей вокруг нас не осчастливим. Но мне хочется верить, что мы можем хоть немного изменить действительность вокруг нас к лучшему, помогая тем, кто в этом нуждается, по мере собственных сил и возможностей. Вторя моим словам, из той же кучи мусора, что и до этого, высовывается вишнёво-коричневая макушка с двумя задорными хвостиками. — Ах, это вы, тётенька. — Зелёные глаза радостно сверкают, и малышка, что-то прижимая к груди, вываливается на дорогу. — Тётенька, у вас не найдётся ли ещё немного еды? — Тц. — Леви отшатывается в сторону и теперь с нескрываемым омерзением наблюдает, — слава богу, не комментируя происходящее, — как девочка дёргает меня за штанину. Приседаю на корточки, чтобы поравняться с малышкой в росте. — Привет, я Алиса, а ты? — Изабель, — радостно рапортует святая простота, широко улыбаясь. — Так у вас нет немного еды? Или просто молока? Мне не для себя. И у меня денюжки есть, честно-честно. Только на рынке мне ничего не продают. — Не надо денег. Для кого же тебе нужно молоко? — с улыбкой спрашиваю я. Девочка оглядывается по сторонам и заговорщически наклоняется ко мне, показывая, что прятала в кофте: — Для неё. Я нашла эту кошечку тут недалеко. Она всё время пищит и хочет кушать. — Вот как? Значит, ты теперь её новая семья, да? — Достаю одну из бутылочек и отдаю кивнувшей в ответ девочке. — Твоего котёнка нужно часто и по чуть-чуть кормить, каждые три-четыре часа и следить, чтобы он потом обязательно писал и какал. Обычно совсем маленькие котята не могут сами справлять нужду, им в этом помогают мамы. Так что тебе нужно аккуратно массировать этой мелочи низ животика. И давай ей по три-четыре ложки молока за один приём пищи, ладно? — О-о! Спасибо, тётенька Алиса! — расплывается в довольной улыбке малышка и с добычей убегает обратно в своё укрытие, в тепло. — Изабель, а где твои родители? — аккуратно спрашиваю я. Куча, весело копошившаяся до этого, замирает. — Я… Я совсем скоро домой пойду. Просто играюсь тут пока что, — осторожно врёт девочка. — Хорошо, не засиживайся допоздна, ладно? Ночью на улице опасно. И сама поешь. Оставляю ей немного хлеба, и мы с Леви уходим дальше. Мне надо уже собираться на концерт, а малышу — готовить еду, пока меня не будет. В этот раз фасолина никак не комментирует мои действия, лишь осторожно берёт за руку. Так мы и идём до самого дома.