26.7.840 (18 часов 48 минут)
Мы не доезжаем до госпиталя Разведкорпуса совсем немного. Дальше просто не протолкнуться — всё пространство у ворот заполнено людьми. Здесь собралась толпа из как таких же отчаявшихся, как и мы, так и только-только начавших свой путь через это чистилище семей, решивших, что уж в главном центре-то им мгновенно подскажут, куда доставили того или иного человека. Продираюсь через толпу, получая пару чувствительных тычков по спине. Надеюсь, это всё же не потревожило раны. Но, по крайней мере, ноги никто не отдавливает, и мне удаётся без серьёзных потерь для здоровья прорваться в первые ряды. — Уважаемые, не напирайте! Пара солдат оттесняет толпу от входа как раз когда мы почти вырываемся вперёд, и меня спасает только Шит, вовремя приподнявший мою изрядно полегчавшую тушку под мышки, не дав людям спереди пройтись по только-только начавшим заживать пальцам ног. — Все списки вывесят через два дня! До тех пор ничем не можем вам помочь! — Послушайте! — немного повышаю я голос, переходя на тот тон, которым часто говорила на сборах с юными любителями альпинизма в прошлой жизни. И нет, меня нисколько не волнует, что сейчас мои стопы в двадцати сантиметрах от земли. Если так больше шансов, что меня увидят, то пускай. — Я обошла все больницы и так и не нашла своих детей. Будьте вы людьми, чёрт вас дери. Мне нужно просто узнать, здесь ли они вообще! Солдат делает вид, что не слышит, и я хмурюсь сильнее, понимая, что придётся идти другим путём. — Эй, ты же ведь не против поработать по своей прямой профессии? — тихо спрашиваю я Петера, чуть повернув в его сторону голову. — Нет, если нам это поможет, — кивает догадливый подчинённый, тут же ставя меня на землю, и крайне решительно раздвигает людей спереди со своей «корочкой» наготове. Теперь можно быть спокойной — когда нашему доктору что-то нужно, он пострашнее меня будет. — Спецотдел Гарнизона по разработкам. Доктор Петер Шит и руководитель отдела, Алиса Селезнёва. И вот теперь разведчик меняется в лице, мигом из сосредоточенно игнорирующего становясь каким-то недоверчиво заинтересованным. Он многозначительно кивает своему сослуживцу, прося подменить его ненадолго, и приглашает нас отойти в сторонку. Напрягаюсь, ненавязчиво положив руку на пояс с оружием: Смит ведь не отдал какое-нибудь занимательное распоряжение на наш счёт? И нас ведь никто тогда не видел? — Вы?.. Вы правда из отдела разработок? Разведчик чем-то взволнован, и я спешу развеять его последние сомнения, показав и свои документы, заверенные уже официально Пиксисом. В них синим по жёлтому написано, что таки да, мы из спецотдела при Гарнизоне. — Не может быть! Эти ваши новые приборы — просто нечто. Пускай они и были лишь у троих человек, но боеспособность показали отменную! А один из ваших, чернявый такой пацан, и вовсе спас мой отряд. Там такая мясорубка была: дождь, туман, нулевая видимость, и мы нарвались на целую группу аномальных… — Мужик яро размахивает руками, красочно дополняя свои слова активной жестикуляцией. — Если бы он не ехал прямо за нами, вряд ли бы я сейчас был тут. У меня в груди всё замирает. Почему он говорит только про Леви? Что с остальными? Неужели мой сын был там один, чёрт возьми?! Я ведь сказала им не разделяться! Разведчик не замечает моей паники, продолжая благодарить: — Спасибо вам огромное! Без вашей поддержки эта экспедиция закончилась бы… куда хуже. Мне совсем не хочется слышать о том, как и кому помог мой мальчик. Сейчас меня волнует совсем другое — жив ли он вообще, чёрт побери. Но сходу о таком спрашивать нельзя, нужно, мать его через коромысло, держать марку. — Благодарю вас за тёплые слова. Надеюсь, в будущем вы сумеете ещё больше сократить потери во время миссий… — спокойно вклиниваюсь я в его восторженную речь, благодарно кивая и расслабленно опуская уже сжавшуюся на рукоятке ножа руку вдоль корпуса — вряд ли нас прямо тут будут пытаться уличить в нападении на штаб Разведки. Теперь, когда все условности соблюдены, я могу наконец вывалить на несчастного все свои страхи, стараясь, тем не менее, держаться более-менее профессионально: — Не могу не спросить: почему вы говорили только об одном из тех троих? Что с другими? Прошу вас, ответьте мне, они ведь здесь? Они… Они ведь… живы? Под конец я всё же срываюсь и почти шепчу, но разведчик интуитивно понимает меня. И сразу же теряет весь пиетет, разглядев за ширмой руководителя крутого отдела такую же отчаявшуюся слабую женщину, безликую часть толпы, которую он отгонял с территории госпиталя. Разведчик оглядывается на здание, на толпу и на своих товарищей, и когда поворачивается ко мне, я уже заранее знаю, что ничего обнадёживающего он мне не скажет: — Простите, не могу знать наверняка, мэм. На последней остановке они были относительно в порядке, но не могу знать, добрались ли они успешно в итоге до стен. Среди не пострадавших в столовой я их не видел. И помочь вам тоже не в моих силах — правила едины для всех, и пропустить на территорию посторонних никак не могу. Сожалею, мэм. — Может, вам там нужны врачи? — невинно и вкрадчиво раздаётся из-за моего плеча. Петер мгновенно вклинивается между нами, оттесняя меня плечом назад, себе за спину. — Могу предложить свою помощь. У меня в своё время была обширная практика, да и в отделе я продолжал совершенствовать свои навыки… Голос нашего врача сейчас — само искушение. Профессиональное, острое как скальпель. С таким лучше не спорить. И, о чудо, солдат ведётся. — Сейчас узнаю, господин! Но мисс в любом случае пропустить не смогу, — быстро уточняет он, исчезая в здании. Буквально через пару секунд он уже машет рукой, подзывая Шита, и мой врач спешит оставить меня одну наедине с телегой. Не торможу его, понимая, что другого шанса попасть вовнутрь у него может и не быть. Но есть кое-что, о чем мы оба забываем за попытками прорваться в госпиталь — я, блин, понятия не имею, как править лошадьми. Ну, то есть, я могу конечно сказать «н-но» и стегнуть поводьями, но путь вперёд нам заказан — там толпа. Да и как потом регулировать скорость? А тормозить? Тупо смотрю на двух наших лошадок, с которыми до этого ни разу не контактировала напрямую. А они — на меня. Надо бы их хоть в сторону отогнать, чтобы не мешаться тут. Так, тут ведь тот же принцип, что и на машине, да? Это… А лошади вообще знают, что такое задняя передача? И как её тут воспроизвести? — Эй, Шит! Останавливаю мелькнувшего в открытом окне второго этажа доктора. Вокруг полно народу из наших будущих сослуживцев, если слушание пройдёт как надо, разумеется, поэтому я не могу напрямую указать ему на проблему, чтобы не показаться полной идиоткой в глазах местных. Так что говорю сквозь зубы совсем не то, что хотела бы: — Жду тебя здесь. Выйдешь и скажешь, что там, как выдастся свободная минутка. — … Понял, — кивает товарищ, ехидно ухмыльнувшись уголком губ, и исчезает в вязи коридоров. Что ж, похоже, я тут надолго. Чёрт, надо было научиться обращаться с этой ересью. Тогда можно было бы просто отогнать её до ближайшей гостиницы и распрячь животных, чтобы не напрягать их понапрасну. Но, видимо, не судьба нам с ними сегодня отдохнуть. Оно и к лучшему — я совсем не уверена, что смогу без лекарств проспать хоть пару часов спокойно, без кошмаров. Долгое ожидание тянется чуть ли не целую вечность. Со стороны наблюдаю, как постепенно толпа взволнованных семей уходит ни с чем, поняв, что здесь они ничего не добьются. И в этом, пожалуй, наше отличие с местными. Я бы не ушла, не важно, сколько мне бы пришлось ждать. Но, похоже, этим людям не впервой ждать новостей вот так, подолгу. — И так каждый раз, — слышу я, как один из разведчиков обращается к своему сослуживцу, наверняка новичку, подтверждая мои мысли. — Но ведь им известно, что пока что мы просто не можем ничего сообщить. Руководство и так по двое суток из кабинетов не выползает, чтобы скорее предоставить все сведения родственникам. А ещё и этот пожар в наше отсутствие… — Новичок сокрушённо качает головой, видимо, не понимая, что у любой матери сердце бы не на месте было. — Так родственники ведь не могут ждать по три дня, пока мы тут со всем разберёмся, им ведь сразу знать нужно, наверняка, кто вернулся, а кто нет, — осаживает старший товарищ новичка, с горечью добавляя: — Вот было бы у нас дополнительное спонсирование… Так ведь который год уже не можем от правительства добиться постройки специализированного госпиталя под Шиганшиной, чтобы не тащиться в такую даль! Молчу, мотая информацию на ус. Значит, не только у меня возникала такая мысль? Ну конечно, не только у меня, это же логично. А с логикой у Шадиса, и уж тем более у Смита никогда проблем не было. Судя по сюжету, госпиталь так и не будет построен. Значит, он невыгоден правительству. Пытаясь отвлечься от собственных мрачных мыслей, усиленно думаю, с чего бы правительству заворачивать такую идею, и меня наконец осеняет: ну ещё бы, если он специализируется, по задумке разведчиков, только на хирургии, то простым людям толку от него — чуть! Да и использовался бы он хорошо если пять-шесть раз в год. Да, с такими привходящими толку от его постройки — никакого вообще. Можно было бы, возможно, натаскать большую команду врачей-хирургов в самом роде войск и организовать полевой госпиталь… Но такими идеями делиться я точно не стану. Вмешиваться в канон здесь мне точно нельзя, слишком уж близко такое вмешательство будет к «ключевому сюжетному узлу», как это обозвал Пиксис, то есть к Грише Йегеру. Ну к чёрту такие приключения, если из-за этой фигни мы в итоге пропустим появление наших врагов. В конце концов, пусть сами разбираются со своими проблемами. Мне важны дети? Важны. Вот пусть их лечит наш врач. А остальные и без нас как-нибудь разберутся. Хватит и того, что Петер осмотрит за бесплатно этих самоубийц.27.7.840 (00 часов 49 минут)
Шит выходит только ближе к часу ночи, усталый и мрачный, когда я уже начинаю немного давать дуба. Врач заботливо выносит мне явно скоммуниженное зелёного цвета одеяло, мигом напомнив, как сильно изменился за эти восемь лет. — Никогда бы не подумал, что лечить «не сильно раненных» солдат может быть так сложно, — делится он, присаживаясь рядом со мной. — Там человек пятьдесят, и каждый со своей болячкой, одна другой проблемнее. У одного не промытая царапина до сепсиса дошла, у другого внезапно обнаружились повреждения в брюшине из-за укуса, которых он в пылу экспедиции попросту не замечал… Цирк уродов какой-то просто! Ни о какой первой помощи солдаты тут даже и близко не слышали, в отличие от Гарнизона. — Мда, — вот и всё, что я могу ответить. А что тут скажешь? Можно только посоветовать врачу составить список рекомендаций для Пиксиса на будущее, но это пока что терпит. Торопить друга не хочется, да и судя по его внешнему виду, всё не так и плохо с моей троицей, как я того ожидала до этого весь день. Слишком уж он спокоен. И уж точно они все здесь, в этом я уже почти не сомневаюсь. Иначе вряд ли бы Шит тут так надолго задержался. Но я провела слишком много времени в нервном ожидании, чтобы спокойно терпеть и дальше. — Ты расскажешь наконец, что там с ребятами?! — А? Чёрт, прости! Мозги совсем не варят уже… Всё вполне неплохо, в смысле, живы все трое. Я облегчённо выдыхаю, но продолжаю внимательно слушать. Весь мой немалый жизненный опыт подсказывает, что у таких хороших новостей всегда должно быть какое-то крайне паскудное чёртово «но». — У Леви лёгкие ушибы, Изабель вообще без единой царапины, можно сказать, но всё время толчётся у постели Фарлана. Вот с ним уже всё не так радужно… — Петер хмурится, отводя взгляд. — Ногу и руку ему я зашил, голову тоже осмотрел. Но он потерял слишком много крови, а переливаний больше делать нельзя. — А физраствор? — уточняю я напряжённо, уже готовая сорваться к своему мальчику, прорываясь с боем, если потребуется. — А что с ним? Раны я, разумеется, промыл, если ты об этом, — хмурится вслед за мной врач. — Да при чём здесь… Вдруг понимаю, что тут могли пока до этого и не додуматься. Всё же это идея девятнадцатого века, времён эпидемии холеры, вроде бы, если правильно помню. Поэтому говорю всё, что помню, тщательно напрягая все свои заржавевшие извилины: — Я про изотоничный плазме крови раствор говорю, который вводят в вену. Его используют при обезвоживании обычно. Много давать его при потере крови нельзя, но бесполезным он тут явно не будет. Ты говорил, что переливание Фарлану сделали, значит эритроциты восстановили, а это главное. Теперь нужно подумать о восстановлении общего давления в кровеносной системе, а физраствор для этого как нельзя лучше подходит. Врач издаёт крайне неоднозначный звук удивления и восторга. Всё с ним понятно. Опять загорелся, как тогда с пенициллином. Не жду, пока он начнёт задавать вопросы, а сразу продолжаю, выдавая всю доступную мне информацию: — Эти растворы бывают разными: в них добавляют хлориды натрия, калия и кальция и бикарбонат натрия в нужных в зависимости от ситуации пропорциях. И ещё глюкозу, вроде, перед самым применением… Большего, увы, не знаю, извини. Меня учили это использовать, а не готовить, в конце концов. — Да уже с одной этой информацией столько всего можно сделать! Врач, вскочив, оставляет меня на телеге, бросаясь обратно к зданию. Мне с ним, к сожалению, нельзя — не поймут. Значит, теперь я тут заночую. Но хрен с ним, зная нашего дерьмо-доктора, он довольно скоро разберётся, что, как, куда и сколько нужно добавлять, чтобы получилось то, что ему нужно. Прижимаю к груди подушку, на которой до этого весь день сидела. — Они живы, — тихо говорю я сама себе, несмело улыбаясь. — Живы… Спасибо, Господи. Спасибо! Только сейчас понимаю, какой груз держала до этого на плечах, когда волна облегчения затапливает даже самые отдалённые уголки сердца. «Живы». Какое замечательное слово! С мимолётным сожалением понимаю, что другим семьям в похожей ситуации так уже не повезёт, и они останутся в неведении ещё как минимум день. Остаётся лишь смутное беспокойство за Фарлана. Мне ли не знать, что самое худшее может случиться и в самом безопасном и надёжном месте? Только бы с ним всё обошлось. Я верю в Петера и в то, что он найдёт, как помочь моему старшему сыну. Тут уж можно точно не сомневаться — левое крыло госпиталя зажигается всеми огнями, и я замечаю в одном из окон высокий хвост Ханжи. Они найдут способ, должны найти. Но я не могу не думать о том, что так же верила когда-то и в доктора Кима и его команду, который так и не смог спасти другого мальчика, гораздо меньше и слабее моего совсем взрослого блондинчика. Понимаю, что плачу от облегчения, только тогда, когда подушка окончательно промокает. Отстранённо думаю, что, наверное, не стоит тут спать. Будет очень глупо, если в итоге мой отдел ограбят какие-нибудь местные пьяницы, скоммуниздив нашу телегу и меня, руководителя, заодно. И надо бы, наверное, отправить сообщение нашим, что всё хорошо. За небольшую плату один из поздних извозчиков соглашается передать небольшую записку, и я наконец могу окончательно расслабиться, полностью посвятив себя отдыху. Прижимаю к груди левую руку с часами, накрыв ремешок другой рукой и нежно поглаживая указательным пальцем истёршийся край плетёных ниток. Теперь, когда я знаю наверняка, что дети живы, мне ещё сильнее хочется поскорее увидеть их, обнять. Хах, какие всё-таки люди жадные существа: совсем недавно мне было достаточно одного лишь знания, что моя семья не оставила меня, и вот, стоило мне только получить желаемое — и сразу же захотелось большого… Но пока что мне нельзя туда, к ним. Пока Пиксис не приберёт Разведкорпус под свою ответственность — нельзя. Незачем дразнить гусей, то есть Смита. Он сейчас занят бумагами — и слава богу. Целее будем. Запрокидываю голову, играя в свою любимую игру, то есть делая вид, что никаких стен вокруг и нет, лишь бескрайнее небо над головой. Как же я задолбалась сидеть взаперти. Это хуже, чем два года на карантине в родном мире, чёрт побери. Но ничего, ещё каких-то пять лет и я покажу своим детям и море, и настоящие горы, и весь огромный мир! А небо сегодня такое звёздное… Надеюсь, моим малышам теперь из палаты тоже видно то же, что и мне. Всё-таки этот мир удивительно красив. На следующий день, оставив Фарлана на надёжных, по словам Петера, докторов, мы возвращаемся домой с замечательными новостями. Даже более того, поскольку наш врач побывал «в стане врага», так сказать, и мы обошли все больницы, у нас имелись вполне надёжные данные как о составе экспедиции, так и о её результатах. Построение работало, но от сильных потерь, тем не менее, не спасало. А вот то крыло, в котором были наши ребята, почти не пострадало. Выкуси, Смит! Да Пиксис просто размажет вас с такими данными! Весь день мы готовимся как проклятые, подчищая хвосты как в собственной отчётности, так и в роду войск самого Пиксиса. Проверок нам точно не избежать, так что всё должно быть идеально. — Думаешь, мы справимся? — вскользь интересуется Майк, когда мы ещё раз проговариваем план, выискивая все подводные камни. — Разумеется. Мафия мы в конце концов или нет? — задорно ухмыляюсь в ответ. Раз моя семья жива, то мы просто не можем проиграть. Не с теми картами, что есть у нас на руках.29.7.840 (11 часов 13 минут)
Местная «палата парламента» просто огромна. Величавое здание в центре Митры вмещает в себя гигантских масштабов амфитеатр с шестью трибунами, одна из которых предназначена для докладов, то есть обустроена для ораторов специальной кафедрой. Огромный зал вмещает в себя человек пятьсот, объединяя под одной крышей простолюдинов и аристократов, солдат и мирных жителей… Разведкорпус и Военную Полицию. Потрясающе! Я впервые присутствую на таком собрании и оттого немного волнуюсь. Слишком много народу, слишком много противоречий… всего «слишком». Хорошо, что хотя бы говорить мне не придётся. Это взял на себя начальник, у которого больше веса, доверия и, что немаловажно, власти. Внимательно слушаю вводную часть, сжимая объёмный портфель на коленях. В нём — наши основные аргументы, добытые у Разведки. И наш же пропуск на самое дно, если не справимся. — Таким образом, мы с уверенностью можем заключить, что двадцать первая экспедиция за стены прошла успешно, — заканчивает свой доклад Шадис, ожидая положенной после этого жиденькой порции аплодисментов. Не в этот раз, мужик. Не в этот раз. Мой начальник вскидывает руку в полной тишине, громко кашлянув, и взгляды всего зала обращаются в нашу сторону. — Позвольте выразить своё несогласие, — по-доброму начинает Дот, и я прямо слышу, как клинок покидает ножны, готовый к сражению. Предвкушающе улыбаюсь, краем глаза замечая недоумение Смита. Я ведь обещала тебе весёлую жизнь, а? — В чём именно вы измеряете успешность вылазки? В меньшем количестве смертей? Но это ли тот успех, которого от вас ждёт всё человечество? — К чему это вы? — интересуется Закклай со своей трибуны, и я понимаю, что он, по ходу, тоже с нами заодно. Ни хрена ж себе! Пиксис поднимается, подмигнув мне и едва заметным жестом поманив за собой. Кажется, только что я начала любить его ещё сильнее. Чуть ли не вприпрыжку спускаюсь за ним следом, пытаясь удержать на лице официально-приличное выражение. В тишине мы выходим на трибуну ответчика, сместив командора Разведкорпуса в сторону. Я занимаю скромное место около кафедры внизу, рядом с Шадисом, готовая, когда понадобится, «подавать патроны» начальству. Мило улыбаюсь высокому неулыбчивому командору, разводя руками. Сама в шоке, мол. — С моей точки зрения, — начинает Дот, внимательно оглядывая зал, — человечество давно уже готово к переменам. И начать их следует там, где мы слабее всего — за стенами. Давайте поподробнее рассмотрим деятельность Разведкорпуса за последние, скажем, десять лет. Начальство требовательно протягивает руку, и я, немного порывшись, подаю первую порцию макулатуры под охреневший взгляд Шадиса, с ужасом косящегося на нисколько не похудевший портфель. — Согласно имеющимся у нас данным, за последнюю декаду Разведкорпус так и не смог далеко продвинуться за стены. Мы по-прежнему не знаем ничего о природе титанов, лишь один-единственный способ их убивать. Откуда они берутся? Почему едят лишь людей, не трогая животных? Есть ли другие люди за стенами? А ведь это была одна из основных причин для создания этого рода войск. Далее, давайте рассмотрим общую выживаемость солдат. Ассистент, продемонстрируйте графики. О, это я с радостью! Достаю объёмную кипу листов, раздавая по стопочке на трибуну. В том числе передаю порцайку лично в руки Эрвину, смело встречаясь с ним взглядами. — Что вы задумали? — тихо и крайне напряжённо спрашивает блондинчик. Ага, щас, так я тебе и сказала. — Без понятия, — с широкой улыбкой уверенно приукрашиваю я правду на голубом глазу. — Но явно что-то очень мозгоебательное для Разведки! Ну а что, я действительно точно не знаю, как именно Пиксис будет строить свою аргументацию. Я только данные ему подготовила да графики наглядные нарисовала. — Как вы можете видеть из данных предыдущего ответчика и предоставленной нами сводки за прошлые годы, — продолжает Пиксис, когда я возвращаюсь на место, — последняя экспедиция лишь немного улучшила показатели по выживаемости, в основном за счёт правого крыла, где находились сотрудники спецотдела по разработкам. Лишь благодаря их работе по испытанию новых устройств в полевых условиях выжило пять отрядов, находившихся в непосредственной близости от нашей группы. Однако кроме новейшего оборудования, в данную миссию было вложено на пятнадцать процентов больше средств, чем в предыдущие. И всё же, двадцать человек погибло, восемьдесят два — ранено и находятся в госпиталях. Таким образом, не пострадали лишь десять солдат, исключая высшее командование. Это на двадцать процентов ниже, чем в прошлые вылазки. — Откуда… Откуда у вас эти данные?! — хрипит Шадис. Пиксис ничего не успевает на это сказать, потому как ответ раздаётся с противоположной трибуны: — Все документы были предоставлены Военной Полицией по официальному запросу, — коротко отчитывается какой-то невзрачной наружности военный, вытянувшись по струнке, и поспешно садится. За ним замечаю знакомую шляпу. Ну ясно всё, нас крышуют. И Разведкорпус, кажется, начинает понимать — обложили. Со всех сторон обложили, что примечательно. — Всё так, — кивает Пиксис, ни на секунду не сбившись, и продолжает: — Как я и говорил, нам нужны изменения. Мы дали шанс Разведкорпусу провести их, с позволения сказать, реформу. И она имела определённый успех — погибло и в самом деле значительно меньше солдат. Но и раненных было больше. Этого явно недостаточно. В свою очередь заявляю, что Гарнизон за последнее десятилетие добился серьёзных успехов в борьбе с титанами, как с точки зрения вооружения, так и в плане подготовки солдат. На наших тренировках солдаты практикуются в реальных условиях с новейшим оборудованием и ежедневно уничтожают от одной до трёх дюжин гигантов. Более того, благодаря спонсированию отдела разработок, мы в ближайшее время внедрим оружие, способное уничтожать титанов со стен, не приближаясь к ним для этого. Уменьшенная версия данного оружия уже прекрасно показала себя в полевых условиях — во время последней экспедиции. Я быстро пишу в ежедневнике информацию и подаю его начальству. Дот, пробежавшись взглядом по строчкам, добавляет: — Согласно новейшим данным, мы готовы начать производство и установку оборудования сразу же после подтверждения правительством соответствующих патентов. — И что вы предлагаете? Расформировать Разведкорпус? — интересуется, похоже, командор Военной Полиции. Пиксис выдерживает паузу, и я прямо вижу, как напрягается командование Разведки. По трибунам пробегают шепотки, особенно оживлённые — среди знати и Полиции. Ну да, Разведкорпус тут многим поперёк горла. Хах, по-моему, Смит только что припомнил мою угрозу подобрать альтернативу их шарашкиной конторе. Кто же знал, что в итоге мой блеф тогда обернётся так удачно? Уж точно не я. — Нет, о подобном и речи быть не может, — мягко останавливает разговоры мой начальник. — Однако, нашему самому храброму и малочисленному роду войск несомненно нужна… поддержка. Поэтому я предлагаю на время обьединить Разведкорпус с Гарнизоном. У нас уже есть план, который позволит значительно сократить потери среди солдат и добиться успехов в поставленных перед обоими родами войск задачами: защитой стен и изучением главного врага всего человечества — титанов. Кроме того, данная реорганизация позволит сократить расходы на армию и будет выгодна с точки зрения распределения ресурсов. Подробности плана финансирования временно объединённой организации вы можете найти на обратной стороне предоставленных моим ассистентом отчётов. — И вы готовы взять на себя ответственность в случае неэффективности вашего плана? — проницательно интересуется Закклай. — Разумеется, — искренне удивляется вопросу Дот. Ну ещё бы: ему не впервой брать на себя ответственность за управление целой толпой солдатни. И почти тут же обращается ко всем собравшимся: — Поэтому я официально выношу данное предложение на рассмотрение парламента. — Военная Полиция поддерживает инициативу голосования, — весомо заявляет командор самого влиятельного рода войск, бросая неприязненный взгляд на разведчиков. Зал буквально взрывается после этого шёпотками: возмущёнными, предвкушающими, недовольными, и просто возуждёнными. Но мы спокойно ожидаем решения премьер-министра, замерев на трибуне ораторов. — Тогда я прошу представителей Гарнизона и Разведкорпуса покинуть зал для непредвзятости голосования, — даёт наконец отмашку премьер-министр, и я широко ухмыляюсь. Похоже, началось. Мы чинно и благородно, не толкаясь, покидаем зал, пристраиваясь в комнате ожидания. Я без вопросов разливаю на нас с Пиксисом чай из термоса, он так же, без слов, подливает нам обоим немного коньячка из своей фляжки. Говорю же: лучше начальника, чем у меня, просто не существует! — Вы понимаете, что творите? — набрасывается на нас Шадис, угрожающе нависая. Дёргаюсь от резкого движения, тихо вскрикивая и бледнея, и роняю чашку с горячим напитком на пол, заслоняясь трясущимися руками от предполагаемого удара. И, разумеется, это вызывает недоумение у всех присутствующих. У всех, кроме Пиксиса. Дот спокойно поднимает мою чашку, обновляет напиток и оттесняет разведчика в сторону, подальше от меня. — Разумеется, — спокойно говорит он, не повышая голос, и я медленно начинаю успокаиваться. — То, что поможет человечеству одержать победу. Алиса, всё хорошо. Я не позволю никому больше к тебе подойти. Господа, прошу тишины, пожалуйста. Моя подчинённая пережила серьёзное потрясение, прошу вас обойтись без резких движений и криков. И разведчики, о чудо, понимающе хмурятся, замирая. Начальник возвращается, присаживаясь рядом, и подаёт мне заново наполненную чашку. Благодарно киваю, отводя взгляд. Руки всё ещё немного дрожат, медленно отогреваясь о чашку. Мне немного неловко от случившегося. Это что такое вообще было, чёрт побери?! Неужели последствия встречи с Аккерманом старшим вот так аукаются? Надеюсь, что нет. Оставшееся время проходит в тишине. Коридор снаружи постепенно наполняется людьми. Судя по всему, голосование почти подошло к концу. — Что вы планируете, если перевес голосов будет в вашу пользу? — решается наконец на вопрос серый кардинал Разведкорпуса. — А что побудило вас вступить в Разведку? — задаю я ему встречный вопрос. — Желание спасти человечество, — не задумываясь отвечает Смит, и мы с начальством мрачно ухмыляемся. — Скажем так, — говорю я наконец, бросив мимолётный взгляд на Дота и получив одобрение. — У нас с вами схожие мотивы. — Поэтому мы планируем ровно то, что и заявили на собрании — помочь Разведкорпусу улучшить свою организационную и тренировочную систему, — дополняет мой ответ Пиксис. — Разумеется, как только всё будет налажено, мы снова отойдём в сторону, объявив Разведкорпус отдельной структурой. — Так почему тогда вы не пошли к нам сразу же?! — взрывается Шадис, вскакивая. Но я предчувствую такую его реакцию и успеваю закрыть глаза, до белых точек и рези в висках сжимая веки, прячась от резких движений. — Я ходила, — тихо говорю я, вздрагивая от тёплых пальцев поверх собственных, крепко вцепившихся в жестяной бок чашки. — И вы послали меня на все четыре стороны, заявив о моей «нужности» человечеству. — Поэтому я решил, что следует делать всё официально. — закончил Пиксис, поднимаясь и подавая мне руку. — Кажется, я слышал звонок об окончании подсчёта голосов. Я нисколько не удивляюсь тому, что в итоге наше предложение поддерживает большинство. В конце концов, на нашей стороне и Военная Полиция, и аристократия, и даже чиновники. Против были лишь простолюдины и редкие служители Культа Стен. Но эта победа не приносит радости — лишь облегчение, что всё наконец закончилось, что всё, через что я прошла, было не зря. — Поздравляю, — раздаётся голос за моей спиной, и я резко оборачиваюсь, забывая, как дышать. — Не разочаруй теперь, Кучеряха. Кенни Аккерман ухмыляется, с ярко выраженным довольством разглядывая моё побелевшее лицо. Ему наверняка видны ужас и ненависть, полыхнувшие во мне ярким костром от нашей встречи. Как и Эрвину Смиту, замершему неподалёку. А вот это уже совсем нехорошо. Посильнее натягиваю рукава, стыдливо пряча следы от кандалов, и провожаю своего мучителя долгим взглядом, не смея повернуться к опасности спиной. Лишь когда киллер заворачивает за угол, я наконец снова могу вдохнуть, облокачиваясь плечом на вовремя подоспевшего начальника. — Всё закончилось, — тихо говорит он скорее для себя, придерживая меня за локоть. — Пойдём, Алиса. Мне совсем не нравится твоё состояние. Нужно показать тебя Шиту. Киваю, глядя себе под ноги, сильнее натягивая ткань рукавов на запястья.30.7.840 (13 часов 21 минута)
Штаб Разведотряда шумит, как растревоженный улей. Мы с командой, во главе с Пиксисом, вступаем на закрытую ранее для нас территорию уверенно, не таясь. Здесь же замечаю и того разведчика, впустившего доктора в госпиталь. Солдат отворачивается, напоследок бросая на нас короткий, наполненный недоверием, даже отвращением взгляд. Ещё бы. Мы, по сути, собираемся развалить его любимый Разведкорпус до основания и собрать заново, по кирпичику. По крайней мере это то, как всё видят простые вояки. У входа в здание я замечаю знакомую троицу на лавочке. Зеленоглазая девчонка посередине, с рыже-алыми волосами, болтает ногами, активно жестикулируя. Блондин рядом с ней, с перебинтованный рукой на перевязи, чему-то тихонько смеётся, а угрюмый брюнет с глазами цвета штормового океана усмехается, внимательно выслушивая рассказ своей сестры. Всего на миг у меня перехватывает дыхание, а время замирает. Я снова вижу стены Подземного города, шестую лестницу и троих малышей, задорно смеющихся в морозный декабрьский день. А уже в следующий момент каменные стены вокруг бьются с задорным звоном тонкого стекла, и я торпедой срываюсь с места, забыв о боли в ногах, об ответственности, об отметинах на руках, об оставшейся лежать где-то в траве кофте, и о людях вокруг. Мир расширяется, чтобы тут же схлопнуться до крохотной точки, до скамейки с тремя пока ещё подростками, концентрируя всё моё существование лишь на том, чтобы оказаться рядом с ними сейчас же. — Мама! — сиреной бьёт по ушам громкий вскрик, и моя девочка, моя красавица срывается мне навстречу. — Мамочка! Я не хочу больше здесь быть, забери меня отсюда, пожалуйста, забери. Ловлю совсем лёгонькое тельце в свои объятия, подхватывая дочь на руки, как в детстве, и крепко прижимаю малышку к сердцу. — Заберу. Конечно заберу, красавица моя, — тихо шепчу я, не обращая внимания на подозрительно похолодевшую и липнущую к спине рубашку. Леви и Фарлан подлетают следом, крепко обнимая и принимая на себя часть веса Изабель. — Живые, — тихо шепчу я, наконец окончательно поверив, что вот оно — моё чудо. — Спасибо, господи, спасибо, что вернулись. — Я ведь обещал, — довольно хмыкает моя фасолина. — Конечно, пришлось немного повозиться, но ничего сверхсложного. Всё было ровно так, как ты предсказывала. — Знаю, — тихо говорю я, не смея разжать объятия и отпустить своё счастье. Не сейчас, пусть мы ещё немного так постоим. Но сильнее того, чтобы продлить этот миг лишь моё желание поскорее уйти отсюда куда подальше, поэтому я отстраняюсь и громко, чтобы слышали все вокруг, весело говорю сквозь слёзы: — Ну что, пойдёмте домой? Я шарлотку испекла! — А нам правда можно? — радостно хлопает в ладоши дочь, тут же замирая. — А как же документы? Ой… Малышка краснеет, прикрывая обеими ладошками рот, и я медленно опускаю её на землю. На плечи тут же заботливо опускается кофта, прикрывая от детей всё безобразие, и я благодарно киваю Петеру, подставившему своё плечо. — Документы? — делано удивлённо переспрашиваю я, оборачиваясь к отчего-то изумлённо пялящимся в нашу сторону разведчикам. — Какие документы? Капитан Смит, у вас есть что-нибудь, что бы не позволило моим детям покинуть территорию Разведкорпуса? Эрвина аж кривит от вопроса. Он бросает взгляд на Пиксиса, с интересом ждущего его ответа. Да, парень, сейчас крыть тебе нечем, если не хочешь потерять доверие и поддержку моего начальства и когда-нибудь стать-таки командором. Эрвин тоже прекрасно это понимает: — Нет, — неохотно отвечает разведчик, сложив руки за спиной. — Ничего подобного у нас нет. — Я так и думала, — ухмыляюсь я в ответ. — Несколько дней назад на наш штаб было совершено нападение, — вдруг продолжает блондин, прямо глядя мне в глаза. Я даже не успеваю растеряться или придумать, что на это ответить: — И что же, что-то пропало? — живо и крайне невинно интересуется Гёсслер, вставая рядом со мной и тем самым прикрывая детей. Шит, помедлив, тоже делает шаг вперёд, вставая с нами вровень. — … Нет, — с досадой признаёт наконец Смит, внимательно оглядывая наше сплочённое трио. — Однако на моём столе нарушители оставили чай, который производится по технологии вашего отдела… Чуть не порчу всю малину, едва удержавшись от смешка. Не надо Алиса, не дразни его. Ты ведь знаешь, что это чревато последствиями. Но я всё же не выдерживаю: — И как, помогает? — подчёркнуто вежливо интересуюсь я, с нежно-сочувственной улыбкой глядя в голубые озёра напротив, и после недоуменно приподнятой в ответ шикарной брови, поясняю вопрос: — «От нервов», спрашиваю, чай помогает? Мы просто другого пока не делаем…