«Она и черта не боялась, Но тут попался ей солдат…»
Мне приходится заставить себя ограничиться лишь вытянутой между нами рукой, хотя параноик и орёт мне достать пушку и увеличить дистанцию до безопасных трёх метров. — Я не была в этом мире дальше пятисот метров с внешней стороны от стен ни разу в жизни, — медленно говорю я ему. — Игра окончена, капитан Смит. Мне действительно жаль. Отступаю от него на шаг, но крепкая рука вдруг вцепляется в моё плечо, возвращая на место. — Вы солгали, — обвинительно припечатывает Эрвин, нависая надо мной. — Вы точно где-то солгали. Он сейчас похож на обиженного мальчика. Очень взрослого, заёбанного жизнью, обиженного мальчика. — Я ведь обещала не врать. — Мягко улыбаюсь, накрывая причиняющую крайне болезненные ощущения ладонь и удерживая его взгляд. — Вы снова допускаете ту же ошибку, что и раньше. Просто подумайте ещё немного, пожалуйста. Попробуйте мыслить за рамками того, что кажется вам возможным. А если и тогда не получится — не расстраивайтесь. Моя «загадка» совсем не важна для нашей победы, просто Пиксис перестраховывается. А после того, как мы победим, я обязательно всё вам расскажу. Если выживу, конечно. — Когда победите?.. Победите кого? Правильный вопрос, бровастик. Очень правильный. И я говорю немного больше, чем нужно, устало усмехнувшись: — Простите, мне стоило сказать «когда победите вы». Так будет правильнее, потому что вместе с победой над титанами нас ждёт и победа над теми, кто скрывает правду об истинной истории стен. И наоборот. Просто… Подождите ещё немного. Мы всё устроим, честное слово. — Кто «мы»? Кто ещё замешан в этой войне? — Не добившись от меня ответа, Смит начинает рассуждать вслух: — Вы на редкость успешно отыгрываете перед всем Разведкорпусом чуть ли не врага, поддерживающего контакты с Полицией. Однако за всё время нашего вынужденного сотрудничества вы встречались лишь с самим Аккерманом. Полагаю, что других знакомых в Полиции у вас нет. Значит, вы не сотрудничаете со всей организацией, лишь с одним человеком. Помимо всего прочего, вы защищаете наших солдат и даже выдаёте опасную для своей жизни информацию. — Едва ли, — комментирую я себе под нос. — Простите? Смит сжимает руку ещё крепче. Да ё-моё. Когда ж вы все перестанете меня постоянно калечить? — Я слишком дорожу чужими жизнями, чтобы выдавать информацию, которая может стать смертельно опасной. Потому что если есть угроза мне, то другой человек, получивший от меня информацию, тоже оказывается под прицелом. Это всё равно что отдать гранату с выдернутой чекой необученному ею пользоваться человеку. И Ханджи, и Закариас, и даже вы небезразличны мне, к сожалению. Поэтому я не могу многое вам рассказать. Но всё же говоря что-то одному из вас, я могу быть уверена, что это не пойдёт дальше вашего трио. Поэтому я скорее… помогаю идти в нужном направлении? — Хорошо, сойдёмся на том, что Военная Полиция не сотрудничает с вами, а вы определённо рискуете, помогая нам, и точно не пытаетесь развалить Разведкорпус. — Но и на вашей стороне я тоже не играю. — Апатично пожимаю свободным плечом. — А за кого тогда вы играете, Алиса? Кто ещё, помимо вашего отдела, ведёт эту борьбу? — Кто знает… — рассеянно отвечаю я. — Вам запрещено об этом рассказывать, — правильно понимает Смит мои увиливания. — Вы говорили про командора… Он знает, что за игру вы ведёте? Я же ведь могу это сказать, да? Растерянно смотрю в голубые глаза напротив, прежде чем медленно кивнуть. Пиксис не просто «знает», Эрвин. Он всё и режиссирует, блин. — Вот как. И вы всецело друг другу доверяете. Значит… вы играете на стороне Дота Пиксиса, — понимает наконец Смит. Я молчу. Потому что, пожалуй, что всё так и есть. Я не играю за человечество и за Разведкорпус, но я определённо помогаю играть Доту Пиксису, полностью ему доверяя. Потому что он смог придумать план, как победить. И я верю, что этот план сработает. — Алиса, вы ведёте эту войну против аристократии с Дотом Пиксисом? — повторяет свой вопрос докучливый капитан. Я серьёзно смотрю на него, тщательно взвешивая свои слова. Говорить? Нет? Да чёрт с ним, это всё равно ему ничего не даст. — Не только против аристократии, но да. И мы обязательно победим. Даже если мне придётся для этого играть в помощницу дьявола, даже если придётся выставлять себя вашим врагом. В конечном итоге, победа будет за нами. Эрвин перестаёт хмуриться и наконец отпускает моё плечо. Морщины между впечатляющими бровями разглаживаются, а из голубых глаз напротив уходит тревога. Он только что подтвердил свои мысли и теперь знает наверняка, как со мной поступить. Раздражённо потираю поруганную конечность и тут же, наученная горьким опытом, достаю банку со свинцовой мазью из шкафчика. Иначе завтра эта поебень будет охренеть как болеть. — Простите, не хотел, — хмуро комментирует капитан, глядя, как пальцы другой моей руки исчезают под рубашкой. — Не стоит извинений. Все вы «не хотите», а в итоге получается, как всегда. Я уже привыкла, что от людей с вашим цветом волос одни проблемы. — Так что, мир? Эрвин протягивает бокал, пропуская мою колкость мимо ушей. Ты бы мне ещё жвачку предложил. Ну ёшкин ж дрын, что за детский сад? — Слово «мир» обычно определяют как период затишья и перевооружения перед следующей войной, — рассеянно шучу я в ответ, принимая стакан и несколько по-позёрски чокаюсь с бровастиком, поспешно добавляя, выставив указательный палец для большей весомости своих слов: — И помните, что мы с вами всё ещё не союзники. — Разумеется, — кивает понятливый капитанчик. — У нас просто… временное затишье со взаимным обменом ни к чему не приводящими угрозами. — Это «холодной войной» называется, — зачем-то доверительно сообщаю ему я. — У нас с вами ещё и идеологии разные, так что тут вполне подходит. — Вам виднее. Куда, думаете, нам нужно двигаться в изучении титанов? — А я-то тут причём? Все вопросы к Ханджи. Моя хата вообще с краю. Могу разве что что-нибудь неприличное вам в ответ пошутить. Вот вы знаете, что такое крайняя степень доверия? — Я выжидаю пару секунд, уже понимая, что опять перенервничала и сейчас скажу полную херню, но всё равно продолжаю: — Минет у каннибалов! Эрвин чуть хмурится, но помимо этого никак не реагирует на мой довольно тупой анекдот и оборачивается к четырёхглазой. — До этого я думала, что нам стоит сосредоточиться на их клетках, но теперь… Ханджи немного нервно смотрит на меня, и я понимающе улыбаюсь, чуть отодвигаясь, чтобы не доставлять ей ещё большего дискомфорта. Смит внимательно следит за моими перемещениями, отчего-то хмурясь лишь сильнее прежнего. — Теперь, думаю, спинной мозг — вот наша следующая цель, — задумчиво продолжает учёная. — Звучит довольно разумно. — Киваю, поспешно добавляя: — И не забывайте о защите, бога ради. Если моему сыну придётся убивать своих товарищей, обратившихся в титанов, я вас всех потом лично расстреляю на месте и отошлю обратно по домам бандеролью с диагнозом «скоропостижная кончина от дизентерии». Повисает пауза. — Шутка! — поясняю я наконец, пока эти солдаты не придумали себе новых ужасов. — Ха-ха, ну конечно же шутка! Ханджи несильно бьёт меня по здоровому плечу и тут же обнимает, приземляя свою тяжёлую конечность точно рядом с новым синяком. Я резко втягиваю воздух через нос, но ни слова не говорю — с учёной это бесполезно. — Интересно, сколько ещё всего ты знаешь? — с предвкушением тянет подруга. — Уж тебе-то известно явно больше меня об этом мире! — парирую я с улыбкой. — А мои знания разрозненны и далеко не всегда верны.***
После той игры Смит наконец успокаивается, целиком и полностью посвящая себя исключительно заговору. Мы же продолжаем работать в штатном режиме весь декабрь с Ханджи, которая теперь гораздо сильнее интересуется нашей деятельностью, норовя влезть в каждый новый проект. Это немного напрягает, потому что, увлекаясь нашей работой, учёная тем самым стопорит свою команду. Не знаю уж, новый приказ у неё или просто после моих неоднозначных ответов учёная пытается незаметно дальше копать для Эрвина, но такое её поведение раздражает. В итоге в начале января я не выдерживаю и раскручиваю ручник нашего паровозика безумия. Ну, то есть торможу все проекты, кроме одного — игл для отдела очкастой. И только ранней весной, этого же, восемьсот сорок второго года, спустя почти два месяца постоянных экспериментов, мы наконец получаем нужный сплав: в расход с подачи Леви идут старые мечи от УПМ, которые мы «приправляем» рением. Как я объясняла, где и как искать молибденовые и медно-молибденовые руды, в которых этот сраный и крайне редкий металл можно найти, — отдельная тема. Но мы таки нашли. Хоть где-то пригодились, наконец, мои университетские знания, чёрт возьми. Когда пропорции нашего сплава наконец правильно подобраны, мы получаем достаточно тонкие, но острые и прочные иглы. А вслед за ними — и первые результаты сравнений спинномозговой жидкости титана и человека.12.3.842 (15 часов 38 минут)
— Поразительно! — Ханджи радуется, как ребёнок. — Материал и в самом деле один и тот же! А у титанов мы нашли что-то вроде… паразитов. Если добавить костный мозг другого человека, они мгновенно адаптируют его под ту среду, которую вокруг себя создают. Если подумать, теперь понятно, почему именно шея — их слабое место! И почему оно всегда одного и того же размера, независимо от величины самого титана… Область в метр длиной и десять сантиметров шириной… Если предположить, что эта часть их тела осталась от человека, то она, скорее всего, представляет собой головной и спинной мозг. И титан умирает, если рассечь этот узел, потому что это единственный орган, который не может регенерировать… Ханджи продолжает вываливать на меня тонну научных теорий, а я просто молча выслушиваю всё, попутно составляя отчёт с краткой выжимкой всего этого потока сознания. Мне уже привычно такое. Только устала жутко, а так ничего. — Ага. — Я хмуро смотрю на наконец замолчавшую, но скачущую между моими спецами с запаянной, слава богу, пробиркой Ханджи, прежде чем напомнить ей ещё раз: — Будь осторожнее с этой хренью. Серьёзно. Это тебе не игрушки. Думаю, что эти… паразиты в организм человека и с кровотоком попадают. — Да я осторожна, ты ж меня знаешь! — Ханджи беспечно машет рукой. — Очень на это надеюсь. — Серьёзно киваю ей. — И за своими присматривай.17.3.842 (12 часов 37 минут)
Стоит обычный весенний день, Мик даже заехал к нам на обед. То есть вообще-то он завозил документы очкастой… Но кто ж откажется от дармовой готовки моего сына? До дней рождения Изабель и Фарлана остаётся ещё больше двух недель, и мы тихо обсуждаем, что же можно им накатить. Дин настаивает, что Иззи нужны книги по медицине — всё же она успешно поступила на обучение к Шиту и теперь три раза в неделю посещала курсы для медсестёр, в остальное время проходя с доктором новый материал и разбирая случаи разной степени сложности. Я же склоняюсь к мысли, что нам пора оборудовать для всех троих по отдельной комнате, благо места в доме для этого вполне хватало. Дети уже выросли, и продолжать им жить втроём в одном помещении казалось мне не самой здравой идеей. Мик же сходу интересуется, как мы будем переносить в таком случае наши ловушки, если устроим-таки перепланировку. — Отдел разработок. — Расслабленно машу ему в ответ рукой. — «Сами придумали систему защиты, сами и модернизируем», — переводит мои слова на человеческий Майк. — Действительно, и чего ещё я мог от вас ожидать? — хмыкает разведчик, всё же спросив меня: — Заниматься будем? — Будем, — вздыхаю я, с тоской откладывая ложку в сторону. — Оставьте мне немного, потом поем. — Тебя всё ещё тошнит спустя час активного маневрирования? — хмурится Леви. — Ага. Я, чёрт возьми, альпинист, а не циркачка, чтобы крутить колёса на бешеных скоростях без последствий для вестибулярного аппарата. — Рассеянно пожимаю плечами. — Похоже, у меня организм просто под другие законы физики эволюцией адаптирован. — Пффт, скажешь тоже, — прыскает носатый. — Просто ты недостаточно занимаешься. — … Ага. Я припоминаю по два часа тренировок каждый день в течение последних десяти лет и решаю не пояснять, что в этот раз совсем не шутила. Мои-то всё равно всё поняли. — Я передам дерьмо-доку чтобы он что-нибудь для тебя изобрёл. — Байер, как всегда, поступает прагматичнее остальных. — Вместе уж мы обязательно придумаем нормальное лекарство. — Спасибо! — от всей души благодарю я его, отцепляя юбку с пояса и пристёгивая привод, и печально интересуюсь, поворачиваясь к «инструктору»: — Ну, с чего начнём? — Разминку уже сделала сегодня? Тогда давай сразу на отработку вертикальных разворотов, — сходу загружает меня Мик. — Ты явно мне за что-то мстишь, — со вздохом сообщаю ему я, тем не менее послушно выпуская тросы. Правда, потренироваться нормально я так и не успеваю — буквально через пять минут после начала тренировки из окна высовывается очумевший Петер, срочно требующий меня к себе. И я в очередной раз отстранённо думаю, что местное УПМ — замечательная штука. Всего две секунды, и я уже на третьем этаже. И смотрю на солдата, зажимающего рану с осколком от закруглённого стекла. Пазл складывается мгновенно, и я отстёгиваю УПМ, ещё не успев шагнуть с подоконника в помещение. — Не зажимай! — требую я у него. — Иначе эта срань окажется внутри. Петер, давай скорее медицинский спирт, физраствор и нужный набор инструментов и вали нахрен из помещения. А ты, друг мой рукожопый, молись, чтобы всё обошлось. Выталкиваю Шита из кабинета, закрывая как следует дверь, прежде чем опуститься рядом с солдатом и наконец осмотреть его рану. — Артерии и вены не задеты, повезло. Тут понадобится пинцет и пара швов. Будешь жить, если, конечно, не вздумаешь сейчас обратиться в титана, — добиваю я его. — Вы ведь… остановите меня, если что? — тихо спрашивает мужчина. — Да. — Осторожно и тщательно промываю рану. — Уж лучше это буду я, незнакомый человек со стороны, чем твои товарищи. И не волнуйся, даже если ты обратишься, мы обязательно найдём способ вернуть тебя обратно. — Спасибо! — чуть не плачет парень. — Рано пока благодарить. К тому же, я надеюсь, что мне не придётся ничего подобного делать. А пока скажи-ка мне… Как тебя зовут, рукожопик? — Дитрих я… — Разведчик смущённо отводит глаза в сторону, когда я осторожно обкалываю поражённую область обезболивающим. — Дитрих, да? Хорошее имя. Если правильно помню, оно значит что-то вроде… «могучий народ»? Или «правитель народа»? В общем, что-то из этой оперы. И откуда же ты к нам попал, Дитрих Режу-Титанов-Но-Не-Могу-Удержать-В-Руках-Пробирку? — Я проверял, что будет с паразитами при сильном нагреве. На какой температуре они начнут умирать. Просто забыл, что из-за внутреннего давления стекло может лопнуть, — чуть обиженно отвечает молодой ещё, в сущности, парень. — Я с запада Марии. Там наш детский дом был. И я замираю. Рыжие, чуть кудрявые волосы, россыпь веснушек на слишком бледной коже. Внимательные карие, цвета тёмного шоколада глаза. Форма заправлена кое-как, а на щеках виднеется едва заметный пушок щетины. Совсем мальчишка ещё. Сколько ему? Лет двадцать-двадцать два? Почти ровесник Леви. — Ты что же… — Потеряно поднимаю глаза, отмечая относительно невысокий рост и слишком изящное для мужчины запястье, намекающее на остеопороз. — Да, я из вашего детского дома, — серьёзно кивает… наш с детьми земляк, и я хмурюсь, чуть крепче сжимая пальцы на чужой руке. Он — один из тех малышей, о ком я смогла позаботиться лишь спустя пять лет жизни на поверхности. — Я работал в поле, когда мне предложили ваш детский дом, — продолжает рассказывать солдат, пока я перебинтовываю полностью обработанное и зашитое запястье. — И теперь я здесь, в отделе Ханджи Зое. По-моему, не такой уж и плохой карьерный рост для крысёныша из подземелий. Чёрт, какие до боли знакомые слова. — Не говори так, — мягко журю я его. — Мои детишки тоже сначала пренебрежительно о себе отзывались. Но не стоит считать то место, где ты родился, преградой или помехой на своём пути. Наоборот, оно — твоё преимущество перед всеми остальными. Да, Подземный Город навсегда останется частью нас. Так я, например, никогда не перестану спать без ножа под подушкой и буду продолжать ожидать отовсюду подвоха. И Леви тоже будет плохо спать и щуриться от слишком яркого света. То же и с другими моими детьми. Но мы видели жизнь с самой неприглядной её стороны, в отличие от этих позёров наверху. То страшное место сделало нас теми, кто мы есть сейчас. В том числе тебе оно дало достаточно храбрости, чтобы пойти в Разведкорпус. Ты мог выбрать Гарнизон… Но ты здесь. Поэтому на твоём месте я бы гордилась своей родиной. — Моя мама говорила похожие вещи… — растерянно признаётся солдат, вмиг превращаясь для меня во взъерошенного мальчишку с очередной «боевой раной» от велосипеда. — И как я мог об этом забыть? — Но ведь сейчас ты вспомнил. — Пожимаю плечами, осторожно проверяя, нет ли других повреждений. — Всё, теперь просто посидим тут с тобой пару часов, и, если всё обойдётся, пойдёшь спокойно отдыхать. — Спасибо. Знаете… Я не хочу умирать. Не так. Не хочу становиться титаном! — жалится парень, здоровой рукой накрывая бинты, словно эта игра в прятки разом сотрёт произошедшее. Я вспоминаю, как Изабель и Фарлан тоже так делали, когда были помоложе, и с улыбкой присаживаюсь рядом. — Эй, мы не знаем наверняка, может, этого и не произойдёт. В любом случае один ты не останешься, — успокаиваю я его. — Я буду рядом. — Обещаете? — Парень по-детски протягивает мизинец, и я пожимаю его своим. — Обещаю, малыш. В конце концов, когда-то я, пусть и косвенно, но взяла ответственность на себя за этого мальчика. Следующие два часа становятся одними из самых долгих в моей жизни. К нам присоединяются хмурые Мик с Леви, с некоторым недоумением посматривая на наши крепко сцепленные руки. Мы с парнем шутим, рассказывая друг другу анекдоты и истории из жизни, я учу его петь, вспоминая все солдатские песенки, какие только могу вспомнить без угрозы для своего прикрытия, а он меня в ответ — как правильно свистеть, чтобы подозвать лошадь. В первый час, когда мы сообщаем, что тут, вроде как, безопасно, к нам заглядывает Ханджи, осматривая мальчика, и обещает заскочить ещё раз через некоторое время. И я уже думаю, что всё обойдётся… — Ну что, как у вас тут дела? — Одновременно с распахнувшейся дверью рядом со мной словно бьёт молния, на пару секунд лишая зрения всех присутствующих. Руку, которая совсем недавно сжимала чужую ладонь, печёт, а меня впечатывает ударной волной в стену. Я пытаюсь вдохнуть, с ужасом глядя на то, как стремительно начинает образовываться семиметровый скелет внутри лазарета. В аниме это выглядело жутко, но вот в реальности… Запах палёной плоти, сладковатый душок тухлятины… И вой воздушных потоков, устремившихся к костям, чтобы стать плотью. Меня мгновенно начинает тошнить, и я совершенно ничегошеньки не успеваю сделать — Леви опережает меня, срывая с пояса пистолет с кумулятивными пулями, и подскакивает прямо к пасти «новорожденного» титана. — Нет! Погоди! Он нужен нам живым! — тормозит его Ханджи, бросившаяся наперерез. Сын ловко уворачивается от огромной руки, откидывая безоружную учёную подальше. Мимо меня пролетает Мик, ловко отсекая руки и голову несчастного, не задев при этом шею. Леви вслед за ним тоже достаёт клинки, внося свою посильную лепту, пока чудовище не разрушило потолок своей тушей. Я же, поняв, что они сделали, высовываюсь по пояс наружу, проорав: — Ловушку сюда, живо! — Дин понятливо втаскивает в окно переноску для титана уже через полминуты, и неудачливый солдат наконец становится безопасным для всех вокруг. Мы дружно пытаемся отдышаться после такой херни. В помещении испаряется огромная туша, Мик и Леви убирают оружие, оставляя лишь пистолеты с кумулятивками, а Ханджи… Ханджи застыла, с ужасом глядя на клетку со своим бывшим подчинённым. Я же сползаю на пол прямо около окна и тоже не могу оторвать взгляда от ошмётка плоти, который ещё минуту назад был человеком. — Как это произошло? — более-менее спокойно, хотя скорее бесцветно спрашиваю я Зое. — Как именно всё случилось, почему ему доверили проводить такой эксперимент с закрытой колбой? Почему никто не следил за ходом эксперимента? Глаз Ханджи не видно за очками, когда она тихо отвечает: — Меня не было в комнате в тот момент, когда всё произошло. Мы брали ещё одну порцию материала. — То есть ты оставила лаборанта без присмотра рядом с самым опасным веществом, которое только было на вашей стороне замка? Я правильно поняла ситуацию? — тихо интересуюсь я. — Да, — признаёт свою вину Ханджи. — Но я запретила проводить эксперименты без моего присутствия… — Хочешь сказать, твой лаборант ослушался приказа и сам полез? — Похоже на то, — мрачно кивает подруга. — Нужно было оставить Моблита в лаборатории. Странно это всё. Я зарываюсь непострадавшей рукой в волосы. Перед глазами всё ещё стоит смешной рыжий паренёк, но усилием воли я отбрасываю эту картинку куда подальше. Такое чувство, что все мои эмоции накрыло толщей воды. Но это даже хорошо сейчас, да? Мне ведь нужно собраться. Давай, Алиса. Ты же начальница, мать твою. И я собираюсь, последний раз сжав гудящую голову рукой, чтобы убедиться, что хотя бы физическую боль ещё чувствую, и отдаю приказ: — Всем присутствовавшим в момент инцидента и превращения сдать отчёты в течение часа. Сдавать будете две версии. Одну настоящую — на ней поставите звёздочку, чтобы мы не перепутали. Для другой версии официальная легенда будет следующей: Дитриха Шиллера съел один из титанов. Тот, что семиметрового класса. Спасти тело не удалось — солдат был полностью переварен. Зое, Моблит и Мик, вы едете со мной в Трост. Как и все разведчики. Мы не можем допустить, чтобы информация просочилась куда-то наружу. Так что… Леви, как мы уедем, убейте кто-нибудь одного из подопытных титанов, подменив его Дитрихом. Если у нас их чудесным образом вдруг вместо двух будет трое — всё пойдёт по пизде. Последишь тут за всем, ладно? И не пускай никого в комнату до тех пор, пока следы полностью не исчезнут. — Без проблем, — кивает сын, присаживаясь рядом и осторожно осматривая мою пострадавшую руку. Тёплые, натренированные пальцы накрывают моё запястье, и я приваливаюсь лбом к крепкому плечу, наконец давая волю слезам. Тяжесть в груди исчезает, дышать становится легче, и то, что я изначально приняла за отсутствие эмоций, — страх, — наконец отступает. Фасолина обнимает меня, давая время успокоиться и заслоняя от присутствующих в комнате, и я наконец по-настоящему беру эмоции под контроль. В конце концов, тот мальчик всё ещё жив. А пока он жив, наверняка есть возможность вернуть его обратно. Ожог довольно слабый, но всё равно неприятный. Моё солнце хмурится чуть сильнее и поднимается, чтобы сходить за мазью и дышащими стерильными бинтами. — Спасибо, — шепчу я ему на ухо, пока Леви, насупившись, перебинтовывает ладонь. — Ты чуть не выдала себя, — хмуро и так же тихо журит меня сын. — Постарайся думать в следующий раз и о себе тоже, ладно? — Ладно, мой капитан. Я попробую. Мягко лохмачу чёрные пряди свободной рукой, невольно вспоминая, как и наш отдел допустил похожую ошибку.17.3.842 (16 часов 36 минут)
По дороге в штаб я пользуюсь тем, что в кэбе мы лишь вчетвером, и довольно сухим текстом рассказываю разведчикам о том, что происходило с моим отделом в тридцать пятом году, о том, как молодой ещё совсем пацан закрыл меня собой и как потом он приспособил свою потерю себе же во благо. — Никто не застрахован от ошибок, — заканчиваю я наконец. — Но важно на них учиться так, чтобы никогда не повторять снова… Тот солдат жив. Значит, у нас есть шанс вернуть его обратно. Поэтому я отмажу тебя перед начальством. В конце концов, из нас двоих я, вроде как, была главнее. — Нет. — Ханджи качает головой. — Я должна сама отвечать за свои ошибки. — Ты и ответишь, — спокойно парирую я. — Но по-другому. Не простым выговором, а делом. Пообещай мне, что не допустишь такой ошибки впредь и будешь больше думать о своих подчинённых. Это и будет твоим уроком в этой ситуации. Подруга молчит, напряжённо соревнуясь со мной в гляделки, но я взгляда не отвожу, и она наконец сдаётся: — Значит, ты хочешь, чтобы меня терзали муки совести до тех пор, пока мы не изобретём лекарство, да? — Именно так. Так что, ты сможешь пообещать мне такое? — Да, я обещаю. — Учёная сжимает руки в кулаки, и я мягко накрываю их своими ладонями. — Хорошо, спасибо, Ханджи. Остальное я возьму на себя. — Я бросаю взгляд на помощника Зое. — А ты начни с Моблита, ладно? От него разит как из сточной канавы при пивоварне. Несчастный исполнительный директор исследовательского отряда, который на всех праздниках бухал, как настоящий русский, вскидывается было ответить, но натыкается на мой насмешливый взгляд и затихает. Мик хмыкает, но никак не комментирует мой пассаж. А я… я вынуждена предупредить: — В штабе я снова буду отыгрывать роль сволочи. Так что заранее извините и не удивляйтесь, ладно? Друзья понимающе кивают, а я наклоняюсь чуть вперёд, запуская руки в волосы и старательно продумываю, как буду себя вести. Давай, Алиса. Тебе всего лишь надо дойти до кабинета начальства. Ничего сложного. Кэб тормозит. Ну что, в игру? С широкой улыбкой выскакиваю наружу, расправив плечи. — Йо, оболтусы! Как там ваше ничего? Всё так же бесполезно шароёбитесь по штабу? — На ходу машу отряду Мика и, заметив местного почти-командора, тут же переключаюсь на более подходящего для пикировок кандидата: — Эй, Смит! Уже успели по мне соскучиться? — Ваше появление, вне всяких сомнений, привносит… разнообразие в жизнь штаба, — спокойно откликается капитанчик, пристраиваясь рядом. — «Приятное разнообразие», вы хотели сказать? — гаденько усмехаюсь я. — … Разнообразное, — нейтрально отвечает эта сволочь, но я хорошо замечаю чуть приподнятый уголок губ. Продолжая так мирно переругиваться, мы проходим в штаб на второй этаж. Мимо нас снуют любопытные солдаты, активно прислушивающиеся к пикировкам и бросающие подобострастные взгляды на своего лидера. Мне же опять достаются лишь презрение и неприязнь. Да пошли они, в конце-то концов! Я замираю перед дверью в приёмную и тихо, почти неслышно прошу у Смита прощения за то, что буду говорить дальше. Мне самой противно от той помойки, что вот-вот польётся у меня изо рта. — А у нас сегодня вашего подчинённого сожрали. Вот хохма, да? — Я захожу в приёмную секретаря, нарочно громко выдавая официальную версию. — Привет, Томас! Как детишки? — Н-нормально, — немного оторопело отвечает наша крыска, нервно переводя взгляд с меня на отчёты в моих руках. — Отлично, обязательно передавайте им привет! Так вот… Представляете, Эрвин, я всего на минуту отвернулась, а этот идиот уже залез в загон! — продолжаю я разглагольствовать, ногой распахивая дверь в кабинет Пиксиса. — И чему вы только своих солдат учите, хотелось бы мне знать… Дверь за нашей компанией плотно закрывается, и я прекращаю ломать комедию. За этот год Пиксис немного улучшил звукоизоляцию, так что можно было не опасаться, что нас подслушают. Плечи снова сутулятся, и я уже не так весело прохожу к столу друга, скидывая на самый край стопку бесполезных отчётов. После этого ставлю рядом свой объёмный портфель и достаю уже настоящие документы, чтобы передать их Доту. Пока начальство читает, я могу себе позволить подтащить кресло к нему поближе и упасть в мягкие подушки, наконец выдыхая и начиная доклад. Теперь мне не нужно быть главной, друг обо всём позаботится. — Произошёл несчастный случай: солдату на открытую рану попала инфицированная спинномозговая жидкость. Вон та стопка — отчёты для прикрытия, эти — настоящие. — Показываю поочерёдно на нужные пакеты документов, тихо добавляя: — Вину за произошедшее беру на себя. Надо было тщательнее проверять меры безопасности. — И что же… случилось с солдатом? — Пиксис переводит взгляд с меня на Ханджи, застывшую у двери. — Он… обратился. — По ней видно, как сложно учёной даётся это признание. — Мы не можем окончательно утверждать, что все титаны имеют схожую природу, но всё указывает именно на это. Но меня сейчас волнует не она, а человек, замерший между нами. — Другими словами вы доказали, что титаны — это… Смит потерянно смотрит в никуда. Я отвечаю капитанчику очень, очень плохой шуткой, прикрыв глаза и тихо напев:Мы ведем войну уже больше ста лет, Нас учили, что жизнь — это бой, Но по новым данным Разведки Мы воевали сами с собой.
А что ещё нам остаётся в этой ситуации, кроме как шутить? От такой «радостной» информации и повеситься может захотеться… Губы Эрвина медленно расплываются в улыбке, и я более чем уверена, что моё хреновое чувство юмора тут совсем ни при чём. Просто у мужика тут мечта малость ближе к исполнению становится. Ловлю его задумчивый взгляд на стопке настоящих отчётов. Э, э! Без глупостей, товарищ. — Эй, Эрвин… Какого хрена ты лыбишься? — первым обращает внимание на эту улыбочку Мик. Смит немного удивлённо моргает, обводя всех в комнате недоуменным взглядом, и качает головой: — А… Нет, ничего. — Не переживайте, ребята, ваш милый капитанчик просто такое же ёбнушко, как и я. Только умнее. Вот не свезло вам, да? — разряжаю я обстановку, поднимаясь и дружески хлопая Смита по плечу, прежде чем продолжить доклад уже серьёзнее: — Я приказала заменить одного из подопытных пострадавшим солдатом, а всех разведчиков привезла с собой на всякий случай. — Хорошо, значит, будем надеяться, что пока эта информация ещё никому, кроме нас, неизвестна, — делает верный вывод из моих слов Пиксис. Я киваю и устало спрашиваю: —Так что, мы наконец сворачиваемся, да, Дот? — Да. — Пиксис задумчиво поправляет усы. — Нужно будет подговорить отчёты о неудачных экспериментах. Когда обо всём?.. — Тебе решать. — Пожимаю плечами. — Я ж тут так, «и сбоку бантик» на вашей коробке с политическим дерьмом. Но по уму всё нужно делать уже после того, как разберёмся с Аккерманом и… ну ты понял. Там сто с гаком лет опыта плюс другие милые финтифлюшки вроде того же Аккермана в придачу, я б не рискнула соваться. Мы и Эрвина-то не очень вывозим, а ты хочешь посоревноваться с той поеботой? Серьёзно? — Да, ты права. Пока не стоит, — соглашается начальник и отдаёт уже нормальный приказ: — Придерживайтесь официальной версии, пока от меня не поступит иного приказа. — Ага. Я беру под козырёк, пока остальные молча салютуют как положено. Повисает неловкое молчание, во время которого Пиксис дочитывает отчёты, подавая мне их один за другим обратно. Наконец друг кивает, поднимая взгляд на всё ещё толпящихся разведчиков. — Командор, позвольте моему отряду приступить к разработке вакцины. Ханджи твёрдо смотрит на нас обоих. Чёрт, совсем забыла ей сказать, что сейчас совсем не получится ничего делать, по крайней мере не с её привычным отрядом — они-то все видели обоих подопытных и точно заметят подмену. Пиксис хмурится, тоже это понимая. И оборачивается ко мне: — Думаешь, у Шита получится сделать вакцину? — осторожно спрашивает друг. — Это же мой гений, о чём речь? — Я весело улыбаюсь в ответ. — Конечно же, у него получится, а если Ханджи подключится, то и того быстрее. Но в ближайшие года три-четыре мы всё равно не сможем использовать это лекарство или даже заявить о нём, так что имеет смысл начать совместную работу ближе к сорок четвёртому. А до тех пор мы сами справимся. Как, собственно, и всегда. Друг задумчиво кивает, и я понимаю, что ему потребуется время, чтобы принять решение. Поэтому начинаю потихоньку вострить лыжи в сторону выхода: — Ладно, я тогда возвращаюсь. Нечего мне тут в вашем бестиарии делать. — Алиса, — тормозит моё отступление Дот, потирая переносицу. — Да, начальник? — Урезаю твою зарплату за ближайший квартал на десять процентов за допущенную ошибку, — доводит до моего сведения друг. — О нет! Как же так? — делано возмущаюсь. Я уже раз пять просила разделить мою зарплату между спецами или пустить на нужды отдела, потому что мои первые в этом мире патенты всё ещё приносили потрясающе хороший доход, а больше мне уже было просто не нужно. Но Дот продолжал отнекиваться, утверждая, что должен платить мне «хоть что-то». — Надеюсь, эти деньги пойдут в бюджет детского дома при Гарнизоне? — Разумеется. — Дот усмехается в усы, и ответная шкодливая улыбка отражается на моём лице. Я складываю руки на груди и шагаю ближе, как никогда раньше готовая к дальнейшему торгу. — А почему всего десять? Я чувствую, что проштрафилась на куда большую сумму… Давай пятьдесят и на полгода, а? — На эти деньги можно будет построить новый детский дом. — Друг качает головой. — Пятнадцать квартальных. — Сорок пять полугодовых! — азартно отвечаю я, делая ещё пару шагов к столу и упираясь в надёжную дубовую поверхность руками. — Сойдёмся на двадцати пяти полугодовых? — со вздохом спрашивает начальство. — М-м, ладно. — Прикидываю в уме, сколько это будет… Ну, вроде нормально. — Такое меня вполне устроит. — Впервые вижу, чтобы кто-то торговался с начальством за увеличение наказания, — задумчиво бормочет сзади Мик. — Но мне пора бы уже смириться. — Вот-вот. — Радостно киваю, не отводя взгляд от Дота: — Так, может, всё-таки… тридцать полугодовых? Пиксиса пробивает на смех, да такой лютый, что я как-то даже замираю в растерянности, не зная, что делать. Его можно понять. Одно дело — узнать из какой-то левой книжки со странного устройства о природе титанов, и совсем другое — иметь реальные доказательства. И выпускать пар вот так, через смех, тоже хорошо. Но раньше мой друг так сильно не прогибался под грузом обстоятельств. С ним точно всё в порядке будет? — Иди уже отсюда, — иносказательно посылает меня в увлекательное турне начальство, наконец успокоившись. — И про роль не забывай. — Забудешь тут. — Поправляю фуражку, надвигая её на глаза. — Я зайду к тебе на выходных, устроим небольшую рыбалку, ладно? Со всеми делами я уже и забыла, когда мы с тобой куда-нибудь ненадолго отскакивали. — Буду ждать тебя в полпятого. И про шарлотку не забудь! — соглашается с моим решением друг. — Отдел Ханджи остаётся в штабе, отошлёшь их вещи в течение недели. Подбери из списка доверенных кандидатов людей из Гарнизона, которые будут следить за титанами. Похоже, всё совсем хреново. Надо будет не забыть обсудить, чтобы, может, я часть его работы взяла бы на себя. Киваю, разворачиваясь, и делаю ручкой верхушке Разведкорпуса: — Покеда, залётчики. Увидимся когда-нибудь в следующем году. — Что? — Ханджи как-то даже теряется. — Но ведь… — Моя помощь Разведкорпусу больше не нужна. — Я криво улыбаюсь. — Значит, я наконец-то могу отойти в сторонку и больше не действовать вам на нервы. Хватит и того, что мой сын теперь в ваших рядах. А я наконец-то могу засесть в своей неприступной крепости и как следует… поработать! Жаль только, что с Миком, скорее всего, потренироваться больше не выйдет, но ладно, дальше я и сама, наверное, разберусь. Больше не нужно будет следить за тем, чтобы не ляпнуть лишнего, можно будет снова ходить не в форме, а в обычной одежде… Хоуп, опять же, скоро начнёт учиться ходить, надо будет за ней присматривать. Мыслями я уже дома, и потому голос, останавливающий меня у самой двери, мягко говоря, напрягает: — И всё же не могли бы вы на некоторое время задержаться? — мягко просит Эрвин. Ну мужик, ну мы же всё ещё зимой обсудили, чего ещё тебе надо? — Играть не буду, — настороженно предупреждаю я сразу, оборачиваясь. — Нет, никаких игр. — Капитанчик качает головой. Мы с Пиксисом переглядываемся. Он едва заметно кивает. Тоже заметил взгляд Смита на отчёты, да? Значит, мне можно объяснить до определённого предела? Хорошо. — Ладно, но с вас чай. — Покорно пожимаю плечами.17.3.842 (17 часов 52 минуты)
Впервые я захожу в кабинет Смита не через окно и ночью, а как нормальный цивилизованный человек. Сам хозяин кабинета с абсолютным покерфейсом наблюдает за тем, как я нервно осматриваюсь, прежде чем пристроить наконец свой портфель в кресло около чайного столика. Обстановка тут значительно скромнее, чем у командора, можно сказать, почти аскетичная. Стандартный рабочий стол, более-менее удобное кресло, красный ковёр и два стула для посетителей, длинный шкаф со всю стену с документами, а всё остальное пространство забито книжными полками. Ну и у торцевой стены, около двери, расположился небольшой уголок для приёма гостей, судя по всему. Очень показательно, если честно. Наводит на не самые хорошие мысли о характере хозяина помещения. Единственное, что меня интересует помимо книг, на которые мысленно я уже раз пять успела облизнуться, — это небольшая дверь в смежную комнату, о назначении которой я могу лишь гадать. Личная спальня, наверное. Эрвин достаёт небольшой чайничек с конфоркой — с улыбкой понимаю, что даже он пользуется нашими разработками, — и предлагает мне «чувствовать себя как дома». Не знаю, как для остальных, а для меня это было мгновенной отмашкой пойти наконец познакомиться с местной коллекцией книг. — Ничего себе, у вас и про геологию есть! — восторженно отмечаю я, начиная своё небольшое исследование с самых нижних полок. — А вот тут про гидрологический цикл редкостную чушь, кстати, написали. Лучше выкиньте, если вы, конечно, не держите эту срань как образчик сосредоточения чистого мракобесия… О-о! А эту я ещё не видела, надо будет обязательно заскочить в книжный по дороге назад. — Можете одолжить, — с намёком предлагает хозяин кабинета, засыпая заварку в кипяток, и я замираю, тут же с сожалением отдёргивая пальцы от корешка. — Не выйдет. Я быстро читаю, а возвращаться в ваш штаб мне теперь пару-тройку месяцев точно не стоит. Жалко будет, если потом забуду вернуть. — Вот как, — индифферентно роняет Эрвин, доставая из небольшого буфета чайный сервиз. Комната снова погружается в тишину. Я просматриваю книги, уже никак не комментируя свои находки, только конспектируя особо интересные образчики в блокнот, чтобы потом тоже приобрести себе. На верхние полки я смотрю с некой обидой — кто ж так строит, кто ж так строит-то, а? — но таскать по кабинету стул как-то несолидно, потому я наконец усаживаюсь рядом с портфелем и молча жду, когда капитанчик, наконец, ко мне присоединится. И меня немного нервирует то, что он никак не хочет даже намекнуть, нахрена меня вообще позвал. — Так… О чём вы хотели поговорить? — спрашиваю я наконец, первой начиная разговор, стоит только разведчику передать мне блюдце с аккуратной чашечкой и присесть напротив. — Не хотите долго находиться в моём кабинете? — проницательно интересуется капитанчик. — Прикрытие к чертям полетит, — спокойно отвечаю я. — Ну так зачем я тут? — Вы многое не можете мне рассказать, но ведь вы в состоянии объяснить, почему мы не разглашаем важнейшую для стен информацию? «А вещий Олег свою линию гнул, да так, что никто и не пикнул»? М-да. Не зря я, похоже, сюда припёрлась. — Скажите, Эрвин, почему я заставила ваших людей написать два отчёта? — отстранённо спрашиваю я, отпивая горячего янтаря для успокоения. — «Почему»? — переспрашивает Смит немного непонимающе. — Да. Почему я не попросила написать лишь один, ложный, для прикрытия, и не рассказала всё Пиксису на словах? Зачем нужны были те отчёты? Голубые глаза напротив внимательно меня изучают, скользя от моих перебинтованных пальцев к портфелю и обратно. — Вы планируете потом их использовать, — понимает крайне умный разведчик. — Но для чего? — Один довольно страшный человек когда-нибудь скажет, что все люди в этом мире немного друг на друга похожи. Выпивка, женщины, иногда бог, семья, мечты, сила… Каждому в этом мире нужна какая-то цель, чтобы продолжать цепляться за жизнь. Таким образом можно сказать, что мы рабы своих стремлений. — Я с усмешкой смотрю на танец чаинок в своей чашке, не смея сейчас поднять глаза, чтобы встретиться взглядами со Смитом. — Однако я предпочитаю думать немного иначе. У каждого человека в этом мире есть своя собственная война, которую он может либо выиграть, либо проиграть. Никто не живёт ради чего-то одного, скорее… Мы сражаемся, чтобы продолжать жить. Пиксис сражается за человечество против местной довольно дерьмовой системы, Леви — за возможность всем нам когда-нибудь увидеть внешний мир. Моя же основная цель заключается в том, чтобы обеспечить вам и всему Разведкорпусу лучшие шансы на победу в той войне, что вам ещё только предстоит. — То есть вы хотите сказать, что эти отчёты, как и другие документы, которые у вас наверняка есть, будут использованы, чтобы вернуть Разведкорпусу независимость? — догадывается Эрвин. — Да. С самого начала Разведкорпус был нужен, чтобы заткнуть людей, недовольных политикой изоляции, но теперь? Люди смирились, обжились внутри того крошечного загона, что им любезно выделили. И такая организация больше не нужна… Разве что только в качестве напоминания, что наружу ходить всё же не стоит. Поэтому только тогда, когда вы предоставите человечеству реальные факты, что их мир построен на лжи, у вас появится реальный шанс что-то изменить. — Но почему для этого нужно ждать? Почему нельзя рассказать человечеству эту информацию сейчас, преподнеся её в нужном свете? Серьёзно, Эрвин? Я же при тебе прямым текстом в кабинете начальства сказала, что против нас играет мощнейшая сила. Ладно, попробуем зайти издалека. — Так уж получилось, что человек запрограммирован искать ответы. Почему светит солнце? Как образуется молния? Пещерный человек, выяснявший, что шумит в кустах, жил дольше, чем тот, кто этого не выяснял и думал, что это ветер. Поэтому хотеть найти ответы — совершенно нормально, это заложено в нас природой с самого рождения. Проблема в том, что порой найденная нами информация безумно злит других людей, вразрез с интересами которых идут наши попытки добраться до «правильного ответа». И до тех пор, пока эти люди не ослабнут достаточно, нам нельзя делиться своими находками с другими. — Разве вы не говорили, что информация — сильнейшее оружие в мире? — бьёт меня моим же, блин, аргументом солдат. — Если мы нашли связь между титанами, людьми и стенами, то с этой информацией мы можем многого добиться, и против правды никто уже не сможет ничего предпринять, если мы правильно разыграем карты. Например, мы можем… Да что ж такое-то, а? Я тру переносицу, зажмурившись. Пиксис ведь разрешил мне немного подыграть этому бровастику, ведь так же, да? И он всё равно не сможет понять, откуда у меня эта информация. — Поздравляю, вы всё же смогли меня заебать, — мрачно перебиваю я его, небрежно отставляя чай на столик между нами. Фарфор жалобно звякает, ударяясь о дерево, я же подаюсь вперёд, с некоторой долей отвращения изучая блондина перед собой. Отвращения от самой себя. Ты заставляешь меня говорить ужасные вещи, дружочек. Но другого способа доходчиво всё тебе объяснить я не вижу. — Вы успели позабыть теорию своего отца? — прямо спрашиваю я его, мысленно как следует дав себе за это по роже. Смит цепенеет. — Ну ту, где человечеству стёрли к чертям собачьим память об истинной истории, ммм? Я поднимаюсь на ноги и шагаю вперёд, оказываясь вплотную перед чужим креслом. — Откуда вы?.. — Эрвин так и не заканчивает вопрос, потому что я наклоняюсь, здоровой рукой упираясь в спинку за его головой, а перебинтованной накрывая его рот, заставляя заткнуться. Мне и так сложно говорить всё это. Не усложняйте мою работу ещё больше, капитан. — А что помешает тем, кто уже однажды провернул этот фокус, повторить его во второй раз? — Голубые озёра напротив мечутся, не понимая, что происходит. — Что помешает всему человечеству забыть о том, что вы ему расскажете? Что помешает ни одной живой душе никогда не вспомнить, что такие люди, как Эрвин Смит, Алиса Селезнёва или Дот Пиксис, вообще когда-то существовали? Вашего отца уже убили из-за правды. Не по вашей вине, а потому что он, школьный, блять, учитель, не объяснил ребёнку, о чём нельзя рассказывать другим. И может, для вас это будет открытием, но дети до переходного возраста психологически не приспособлены осознавать последствия своих действий для окружающих. Но сейчас вам, мать вашу, явно не двенадцать. Хотите вспомнить детство и повторить историю, тоже прогулявшись до застенков Полиции или как? Я лично очень этого не хочу. Уже бывала там на «экскурсии» и обратно совсем не тянет. Я отпускаю наконец несчастного мужика, отступая на пару шагов. — Как вы узнали про моего отца? — И это первое, что интересует капитанчика. Ну разумеется. — У нас с вами уговор, так что идите на хер с такими вопросами, — устало отвечаю я. — Я не буду рассказывать то, что сейчас может отправить меня на виселицу. Да вы и не поверите. Могу лишь сказать, что о вашей истории я узнала ещё у себя на родине. Закрыли тему. — Как это… «у себя на родине»? — сипло переспрашивает солдат. — Это совсем не важно, Эрвин. — Качаю головой, падая обратно на своё место. — Всё, что вам нужно сейчас знать: вы, как командор Разведкорпуса, важны для будущего этого мира. Скоро всё сильно изменится, и очень многое может пойти по пизде, если вас здесь не будет. Да буквально всё пойдёт мимо кассы, если король одним своим приказом нивелирует все наши усилия, попутно убрав ещё и Смита. — Ваша битва ещё не началась, в отличие от нашей с Пиксисом. Так позвольте нам, старшему поколению, сделать свою часть работы и передать вам на руки лучшие карты из возможных. Тренируйтесь, набирайте авторитет, силу и информацию, чтобы точно победить. Со своей же стороны обещаю, что все отчёты и изобретения, которые мы не можем пока официально никому показать, — всё это через три-четыре года станет вашим. И вы должны быть готовы использовать те ресурсы, что мы вам дадим. Я сжимаю руку в области сердца, пытаясь избавиться от тянущей боли. Мне очень жаль, что пришлось говорить Эрвину такие вещи. Опускаю взгляд в пол, не в силах и дальше смотреть в голубые глаза, и глухо добавляю: — Просто подождите ещё немного. Чёрт, да мне и самой не терпится вживую посмотреть на вас в роли лидера. Вы будете… чертовски вдохновляющим примером для подражания… Командор Смит. Жаль, что вам не достался в качестве помощника мой отец, он был бы куда полезнее меня. И точно бы не сказал той хуйни, что я вам сейчас нагородила. На несколько минут в кабинете повисает вязкая тишина. Смит медленно поднимается из кресла, делая пару шагов в моём направлении. — Насколько всё будет плохо? — спокойно спрашивает он, замирая рядом со мной. Ничего не понимая, я вскидываю голову, чтобы хотя бы по выражению его лица догадаться, что теперь у капитана на уме. — Вы с нашей первой встречи твердите, что стена Мария вот-вот будет разрушена. Это так? — развивает он свою мысль. — Мы постараемся этого не допустить, — отвечаю я, косвенно подтверждая его догадку. — Но если у нас не получится, то вся надежда будет на вас. И на Разведкорпус. В таком случае ваша настоящ… наша с вами общая мечта пойдёт на пользу всему человечеству. И я постараюсь оставить вам достаточное количество подсказок, на тот случай, если… всё пойдёт не по плану. Но для победы вы обязательно должны выжить, поэтому, прошу, не рискуйте собой сейчас понапрасну ради совершенно иррелевантной для вас информации. Смит изучает меня задумчивым взглядом пару секунд, наконец постановив: — Я всё ещё не понимаю, откуда вы узнали о моей семье, но с уверенностью могу сказать, что вы работаете на нашей стороне. И пока что мне этого хватит. Что за?.. Я окончательно перестаю что-либо понимать, глядя на то, как Эрвин присаживается передо мной на корточки, протягивая ладонь для рукопожатия: — Я ведь могу позволить себе рассчитывать на вас, Алиса? — Вы ждёте честного ответа или удобного? — С сомнением кошусь на руку. — Если честного, то «наверное, да», а если удобного — то «ни в коем случае». Потому что я всё ещё должна быть вашим… — Честный мне вполне подойдёт, — перебивает меня капитан. Я медлю ещё пару мгновений, прежде чем с опаской протянуть свою руку. — Мы всё ещё не союзники, капитан, — тихо напоминаю я скорее себе, чем ему, мягко сжимая чужую ладонь. — Я помню, — кивает он мне в ответ, твёрдо отвечая на рукопожатие.