12.6.843 (22 час 36 минут)
Мы выходим из кэба, к моему удивлению, не в непонятном переулке или тёмной подворотне, а в более чем знакомом месте — на небольшой пристани Троста, прямо около мирно покачивающегося у причала парома. Я тут же замечаю портового работника, с которым мы неплохо друг друга знаем. И который наверняка получил уже определённую директиву на мой счёт. — Ты бы хоть предупредил, что мы именно в порт едем. — А с торгашами-то у тебя какие проблемы? — Кенни приподнимает бровь, разворачиваясь ко мне лицом и тем самым загораживая от работяги. — Я… эм, чуток спалила свою осведомлённость о чёрных каналах сбыта, — осторожненько отвечаю я, пристыжено прикрывая лицо ладонью. Щёки просто полыхают, чёрт побери. Но тогда и в самом деле особо другого выбора не было. По крайней мере, я хочу в это верить. — Тц. А ты, я погляжу, лёгких путей в жизни не ищешь, м? Я опускаю голову ещё ниже. Нет, не ищу. Клятые лыжи на асфальте всё продолжают меня преследовать. — М-да. Ладно, погнали. — Мне на голову вдруг приземляется что-то увесистое, заслоняя свет фонаря. Недоуменно вскидываю голову, ощупывая края десятигаллонной шляпы, и поспешно прикрываю ею лицо, заметив заинтересованный взгляд в нашу сторону. — Кажется, ты как-то раз обмолвилась, что хотела попробовать мою брутальную шляпу, куколка? Потрошитель вдруг ни с того, ни с сего грубо притягивает меня ближе к себе, укладывая мозолистую ладонь на талию. Чего мне стоит не заорать фальцетом — одному богу известно. Серьезно, на пару мгновений я отчётливо вспоминаю, что существует крайне мало проблем, которые нельзя разрешить громким воплем и резвым стартом с места. Но потом я всё же даю себе мысленный подзатыльник, стоит Аккерману сделать первый шаг к парому. К сожалению, Кенни — как раз одна из таких нерешаемых проблем. Твою налево, Селезнёва, соберись! Ну обнял за талию и обнял, чего ты паникуешь-то? Сейчас же глубокая ночь, так что меня просто выдают за шлюшку, личность которой Кенни «предпочёл скрыть». Осознав эту простую истину, я… нет, не расслабляюсь. Я начинаю представлять себе нашу парочку со стороны. Губы сами растягиваются в нервной улыбке, а тело плотнее прижимается к подпаленному тренчу: — Ты стал таким джентльменом, дорогой, — нежно воркую я, на секунду заставив Потрошителя сбиться с шага. — Ну прямо мечта, а не мужчина! Давай распишемся в ближайшем храме! — Шевели булками побыстрее… куколка, — кривится Кенни, буквально занося меня по помосту под мышкой. — А ты и по трапу… подняться мне… помогаешь, — едва дыша от стальной хватки, выдаю я в ответ, старательно придерживая чужой головной убор. — Тебе бы вообще цены не было, если бы ты ещё и занёс меня на судно не как мешок с дерьмом, а, желательно, как принцессу. — Хуессу, — огрызается Аккерман, отбирая шляпу и с омерзением откидывая меня на грубо сколоченную деревянную палубу, и поднимает трап. — Попридержи свой язычок, кучеряха. Мои ребята менжеваться с тобой не будут. — Да, прости. Нервы, — хрипло выплёвываю я, пытаясь понять, куда улетели от удара мои лёгкие. — Ты так мило, по-аккермановски, обо мне заботишься, что я даже теряюсь. Аккерман кривится и коротко кивает капитану у штурвала, и паром медленно начинает своё движение на север. — Тц. Помалкивай о нём, если и в самом деле хоть сколько-нибудь заботишься о жизни этого крысёныша. — Кенни разворачивается, хватаясь за ручку двери на ют. — Ему и так не повезло родиться в этом дерьмовом мире. — Мир тут ни при чём, — отстранённо замечаю я в ответ, вмиг посерьёзнев. — Дерьмовым для других его делают исключительно сами люди. Кенни тормозит на пару мгновений, с недоумением оборачиваясь ко мне: — А ты умеешь всё же удивлять — от тебя я таких слов ждал в последнюю очередь, — признаётся Аккерман, так и не переступив порог. — За двадцать веков человечество многое поняло. — Пожимаю плечами в ответ. — Меня так и вовсе причисляют к «худшему поколению», родившемуся в эпоху перемен. Это тоже добавляет особого шарма, полагаю. — Скорее ебанутости, — хмыкает Кенни, открывая дверь и заходя наконец в помещение. Мне же остаётся только собрать конечности в кучку и проследовать несмелой походкой за Потрошителем к его «ребятам». Судно качается на волнах, чем-то напоминая, пожалуй, школьную водную экскурсию по каналам. М-да, на наших паромах качка всё же меньше из-за увеличенной грузоподъёмности и улучшенной формы. Я замираю у двери, с затаённой дрожью наблюдая, как стена медленно проплывает над головой и паром покидает северные водные ворота Троста. Думать о том, что прямо надо мной сейчас один из титанов, мне совсем не хочется. Команда мечты местного разлива встречает меня с порога подозрительными взглядами и нежными щелчками предохранителей. Миленько. Потолок в юте низкий, пол заляпанный, да и народу тут как-то… слишком уж много на один квадратный метр. А едкий, плотный смог от дерьмового табака, выпивка на столах и многовековой слой грязи повсюду хуже, чем у нас в свинарнике, лишь дополняют общую картину. — И в этой атмосфере продажной любви, никотина и алкоголя незримо витал старый девиз: «После нас — хоть потоп», — цитирую я тихо себе под нос и уже громче и веселее, подняв обе руки в воздух и невольно подражая Ханджи, добавляю: — Всем добрый вечер! Я — Алиса Селезнёва из… — Всем похуй, откуда ты… ш-шобонница. — Ближайший «ребятёнок» Аккермана сплёвывает мне под ноги, чуть не заставляя брезгливо отшатнуться. Моя чересчур широкая улыбка медленно скукоживается до кривоватой ухмылочки. Не поняла. Это куда я, чёрт побери, попала? Они ведь все тут, по идее, из Военной Полиции, а не из притона Подземного Города. Вместо немного оторопевшей от неожиданности меня говорить продолжает уже сам Кенни: — Она — глава отдела разработок. Не убивать, но если обнаглеет — приструнить разрешаю. Без переломов и изнасилований, разумеется. И вот тут-то я и напрягаюсь уже всерьёз. У меня, как говорится, очень развит талант к наблюдению, но только когда уже поздно и когда неприятность уже произошла. М-да. Похоже, тут собрались такие же головорезы, как и Кенни. По крайней мере часть из них. Странно, я помню этот отряд совсем другим. Изменения в каноне или?.. В любом случае, не к добру это. — Кхм, в общем, я буду некоторое время работать с вами, — сухо заканчиваю я, собираясь с мыслями и спокойно, не шатаясь уже из стороны в сторону от качки (в конце концов, это уже на уровне мышечной памяти, после всех-то морских экспедиций в университете и поездок с отцом), прохожу к единственному тут «женскому столу». Мне отвечает тишина и презрительные взгляды, а по дороге к месту ещё и «случайно» выставленные подножки. Не важно. Пока что меня не бьют, и ладно. Как там было-то? «Для того, чтобы побеждать врага, нужно знать его идеологию, не так ли? А учиться этому во время боя — обрекать себя на поражение». Что ж, спасибо, господин Штирлиц. Я постараюсь учиться побыстрее — чую, мне это ещё ой как пригодится. — Ну, дамы, чем в поездке развлекаться будем? — Я вольготно располагаясь на свободном стуле, стараясь не выдать нервного тремора в руках, и закидываю ногу на ногу, оглядывая соседок по застолью. Мужики за соседним столом же отчего-то начинают заинтересованно коситься в мою сторону. И мне бы стало смешно, честно. В конце концов, пусть на мне, по местным меркам, только неприлично короткое нижнее бельё (даже — о ужас! — без обязательной длинной сорочки поверх), но и лет мне уже немало. Чем они там интересоваться-то собрались?.. Но! Но вот после слов Аккермана на запрет на «изнасилование» как-то малость не по себе становится. Но я упорно держусь, выставляя себя уверенной и спокойной. В такой компании нужно показывать силу. Иначе никак. — Слушай, кучеряха, у тебя совсем что ль стыда нет? Или тебе просто по молодости шлюшовать доводилось? — скривившись, как от лимона, сопровождает мои действия комментарием Кенни. Видимо, ещё раз прозрачно намекая, что мне не стоит нарываться. Тц, сам же всю одежду забрал. — Доводилось, — преспокойно соглашаюсь я с ним, нагло пододвигая к себе чей-то ближайший стакан с крепкой выпивкой. — Только не «шлюховать», а блядствосвать. Так, удовольствия и досуга ради. И не без последствий, к сожалению. Вот. Теперь вряд ли кто-то на меня позарится. Букет из болячек тут ни один себе не захочет. Громкий смех Потрошителя заставляет вздрогнуть не только меня, но и его подчинённых, которые, спустя пару секунд, послушно начинают повторять за «вождём», тихо хихикая. И маслянистые взгляды тоже притухают, оставляя мою тушку наконец в покое. М-да, Селезнёва, это уже клиника какая-то. Вот смеху-то будет, если в итоге единственным человеком, который оценит твой дебильный юмор, окажется не кто иной как Кенни Мать-Его-Аккерман. Конечно, мне бы не стоило, но после такой внезапной идеи, да и в принципе после сегодняшнего дня желание выпить возрастает каждую минуту буквально в геометрической прогрессии. Так что я резко выдыхаю, готовясь принять немного на грудь, и… — Обойдёшься. — Ближайшая мадам с угрюмой мордашкой грубо вырывает у меня из руки уже поднесённый к губам стакан. Паром особенно сильно качает и, разумеется, мой и так уже провокационный наряд обливает ещё и дешёвой выпивкой. Азохен вей, ну вообще блеск. Даже тут спасу от них нет. Но оно и к лучшему, наверное. Мне нужна трезвая голова. Я вздыхаю, смиряясь с реальностью, и меланхолично заявляю: — Конечно обойдусь. Ты, кстати, без ремонта своего оборудования тоже как-нибудь обойдёшься. Так ведь, блондиночка? А, прости… Траут Карвен, кажется? — Я задумчиво перебираю в памяти имена и киваю. Точно-точно, так её и звали. Аккерман отчего-то кривится и едва заметно качает головой. Чего это он? — Откуда ты?.. Не важно. — О, а Смиту стоило бы поучиться у неё невозмутимости. — Какое отношение глава отдела вообще может иметь к «оборудованию»? — Действительно, что может знать человек, головой отвечающий за всю документацию и качество продукции? — усмехаюсь я в ответ и твёрдо решаю общаться дальше исключительно с Кенни: — Аккерман, гони на базу своё г… добро. Из того, что я слышала, проблема должна быть типовой для модели. Почти каноничный (ну а что, мне местной гопкомпании свои опасные игрушки, что ли, выдавать?), хоть и двухзарядный пистолет мне и в самом деле передают без вопросов, а вот на просьбу о патронах реагируют уже не так спокойно: — Может, мне ещё и лоб под дуло подставить, а? — ехидничает Аккерман, холодно добавляя: — Обойдёшься. Я тяжело вздыхаю. Ну и как мне работать в такой обстановке? Но теперь хотя бы понятно, кого копирует блондиночка. — Аккерман, у вас пистолеты через раз не стреляют, и причин этому может быть две: хуёвый ствол или не слишком пиздатый патрон. Мне надо понять, что из двух не работает, чтобы устранить поломку. Кроме того, чтобы починить устройство, следует прежде всего установить, возникает ли осечка или же так называемый «петардный выстрел». У данной модели может быть и то, и другое, но устраняется по-разному. — Тц. Понял-понял, не нуди. — Кенни поправляет шляпу, задумчиво почёсывая затылок, и наконец организовывает мне два патрона и пустую бочку в качестве мишени. Я скрупулёзно изучаю работу переданного мне «экземпляра», зарядив его под крайне внимательными взглядами и пальнув два раза. Отдача больно бьёт в до сих пор не до конца зажившее плечо. Чёрт! А я уже отвыкла от настолько лёгких пистолетов с огромной массой снаряда. Вот что значит избалованность прогрессом, ха! Первый выстрел — нормальный. А вот второго так и не случается. Для верности я ещё полминуты плюю в потолок, чтобы не получить премию Дарвина и не нарваться на затяжной выстрел, а потом передёргиваю затвор, извлекая и внимательно осматривая так и не пущенный в дело снаряд. — Мне нужен ещё один пистолет, чтобы проверить этот патрон, — задумчиво оповещаю я нависшего за спиной Потрошителя. Патрон у меня тут же изымают и пускают в расход уже не доверяя мне заряженный огнестрел в руки. И выстрел таки происходит. Значит, это всё-таки осечка из-за неисправности самого устройства. Ну, с этим уже можно работать. Я удовлетворённо киваю, полностью разбираю первый пистолет и собираю обратно, тщательно подновляя упор боевой пружины и смазывая скользящие детали. Повторная проверка даёт понять, что всё сделано верно и пистолет теперь вполне себе отменно стреляет оба раза, а после перезарядки пружина не слетает, как раньше. А ещё мне отчего-то кажется, что я могу ещё немного подкрутить настройки, буквально на капелюшечку, и спустя несколько смен местного аналога магазинов случится частичный облом пружины и, как следствие, «петардный выстрел». Но это уже как-то совсем сурово будет. Или нет?.. С одной стороны, я обещала Аккерману починить его оружие в обмен на помощь в поимке Джера Санеса. С другой же стороны… А если этот во всех отношениях «милый» человек решит наставить починенное мною оружие на мою же семью? Но а что, если пружина сломается до того, как мы с Кенни попадём на слушание? Тогда ж меня никогда, опять же, не найдут, пока тут не изобретут какой-нибудь эхолот. Ч-чёрт, ну почему я не Эрвин Смит? Уж у него-то точно нашёлся ответ, как поступить в такой ситуации. Я же могу лишь импровизировать и надеяться на удачу. После первого заработавшего пистолета отношение ко мне немного, но всё же меняется — народ по очереди подходит со своими приблудами. И далеко не все из них, кстати, оказываются пистолетами. Например, у некоторых есть самодельные большие гранаты вообще непонятно для чего. Забавненько… Настолько «забавненько», что я вдвойне стараюсь теперь не возникать. И не давать поводов для «воспитательного» рукоприкладства. Просто чиню и мотаю на ус, что у них тут имеется в арсенале, — дорога нам предстоит длинная, аж до самой Митры, а паром у Кенни не настолько быстроходный, как привычные уже мне торговые суда, так что следующие часов шесть-семь мне бы лучше побыть паинькой. Вон, например, Траут теперь отчего-то крайне внимательно за мной наблюдает. Не стоило называть её по имени, да? Желающие починить свой хлам наконец заканчиваются, и я более-менее расслабляюсь (насколько это вообще возможно в компании головорезов), оглядывая творящееся вокруг безобразие. И дальние ящики у стены. Что-то в них кажется мне странным. Что-то уж больно они мне знакомы, увидеть бы маркировку… но подойти ближе пока возможности нет. Периодически прихлёбываю дрянной, похожий по вкусу на жжёную смолу с сеном чай, чтобы не заснуть, и, похоже, так концентрируюсь на интересующих меня ящиках, что даже не сразу замечаю, что какой-то ушлый уголовник в неряшливо напяленных ремнях от УПМ, достал гитарку. Только когда в уши начинают взвинчиваться плохо настроенные переливы, сопровождаемые неподражаемым «когда я с зоны вышел, опять я скоро сел», я слегка вздрагиваю, приходя в себя. Интересно, что ещё я не заметила?.. Ну, например внимательный взгляд Аккермана в мою сторону. Каких усилий мне стоит не выдать свой страх и не отвести глаз сразу же — одному богу известно. Ч-чёрт! Надо срочно найти, на чём ещё я могла бы так зависнуть. Сейчас же! Краем глаза я замечаю, что за одним из дальних столов народ режется в карты. Вот, хорошо. Это мне вполне подойдёт, пожалуй. Я задорно (насколько сейчас могу, разумеется) улыбаюсь и подмигиваю Кенни, что мгновенно действует на серийника похлеще кислого лимона. Хах, всегда знала, что у меня убийственное обаяние. Спокойно. Можно сказать, что я пялилась на тех игроков. И подойти ближе к ящикам. Глубокий вдох, Селезнёва. Ты на задании. Соберись и не лажай. Ноги не очень слушаются, но я встаю. Иначе есть нехилый такой шанс, похоже, что потом уже не встану. Карвен тут же дёргается, положив руку на пистолет, но Кенни тормозит её, тихо что-то сказав. Я же старательно смотрю только на стол с картёжниками. И всё же, даже несмотря на представление, пробирающие до костей взгляды я чувствую на протяжении всего короткого пути до мужиков. Что у них в чёртовых ящиках такого важного? — Эй, мальчики. — Я кокетливо опираюсь о край столешницы и наклоняюсь, завлекательно улыбаясь. — Позволите к вам присоединиться? — Да с тебя ж даже взять нечего, — фыркает мужчина за тридцать, тем не менее двигаясь вбок и любезно придвигая ещё один стул. А я замечаю номерную татуировку на его предплечье и замираю, как будто в стену врезавшись. Не поняла. — Чего это ты? Как будто призрака увидала, — по-доброму хмыкает мужик, многозначительно похлопав ладонью по стулу. — А? Н-нет, простите. Просто… Интересная у вас татуировка, — мягко улыбаюсь я в ответ, принимая приглашение и плавно присаживаясь за общий стол. — А, эта? — Мужчина задумчиво проводит пальцами по цифрам, задерживаясь на последней, и мрачно хмыкает: — Такие делали всем из Подземного Города после тридцать второго. Ну, перед распределением по трудовым лагерям обратно вниз. Я вздрагиваю. Те же яйца, только в профиль, да? Миры-то, может, и разные, а блядское желание помечать людей как скот никуда не девается. — Треугольник — за оказание сопротивления солдатам Военной Полиции с отягощающим, — добавляет бывший уголовник, не замечая моего ступора. Вообще блеск. Полный набор, так сказать. Я ещё раз внимательно смотрю на цифры и кривой треугольник под ними. Либо на него не нашлось ничего слишком выходящего за рамки, либо не хватило места по квотам в тюрьмах, поэтому этого мужчину, как и многих других, отправили вниз, на руины Подземного Города, чтобы было кому работать в полях. Света там, конечно, стало на порядок больше после модернизаций нашего отдела, но всё-таки… всё-таки я не могу не думать о том, что косвенно виновна в создании местных лагерей, в том, что для некоторых ад Подземного Города продолжился. Да, я не знала, что так будет, когда подавала идею в далёком тридцать втором, но… но я забыла тогда, что воплощение таких идей редко проходит хорошо и как задумано. Мою идею развития аграрной промышленности интегрировали в реформу тюремной системы. Поэтому теперь, в большинстве случаев, я контролирую проекты сама или назначаю проверенных людей. Я прикрываю глаза, не в силах посмотреть ещё раз на живое последствие своей ошибки. Умом я отлично понимаю, что не виновата и что этот человек вряд ли был паинькой по жизни, иначе не оказался бы в команде Аккермана. Но он ведь тоже человек. Поэтому я собираюсь с силами и не могу не спросить. Я ведь тоже была в том месте, пусть и всего полгода: — Сопротивление при аресте… — Этого никогда не бывает без повода, потому что выйти из застенков за небольшую сумму можно. Вопрос в том, кого он пытался защитить? — Семья или знакомые? — Жена, — сухо роняет мужчина, и, чуть погодя, добавляет: — И дети. Сейчас они, вроде как, в один из ваших приютов при Гарнизоне попали. В обмен на мою десятилетнюю службу в полях. Значит, вышел он максимум год назад. Это когда же отряд Кенни вообще был сформирован? Если их набирали не постепенно, а скопом, то… выходит, что команда совсем свежая. Это объясняет, пожалуй, наличие уголовников в их рядах. — Мои соболезнования, — сочувственно киваю я в ответ, слишком хорошо зная, что могло случиться в Подземном Городе при сопротивлении Полиции. Вряд ли жена выжила, раз уж дети в приюте. Кстати об этом… Я осторожно спрашиваю: — Приют… Надеюсь, не в Хлорбе? Пару секунд он медлит, а после улыбается: — Нет, не переживай… Кучеряха. Они, слава стенам, в Утопии. — Рада слышать, что хоть чьи-то дети избежали всей этой… лажи. — Хмыкаю, уже спокойнее продолжая беседу: — Во что играете? Сама игра оказывается довольно незамысловатой, по сути наш переводной дурак, только из трёх колод вместо одной. Но вся шутка в том, что карты-то как раз считать я умею. Хоть какая-то польза от друзей отца, частенько захаживавших к нам во время его отъездов. — Чёрт побери, да как тебе это удаётся? — изумляется Роб, пока я в очередной раз подгребаю к себе заработанные деньжата. — Ты точно не ведьма? Так, уровень выигрышей надо бы, наверное, снизить. И побыстрее. — Нет, но знаю парочку человек из Разведкорпуса, которые придерживаются иного мнения. — Тихо хихикаю вместе со всеми, но бдительности не ослабляю ни на секунду. — Можете не верить, но мне далеко не всегда так фартит. Вообще, в определённом смысле можно сказать, что я — самый невезучий человек в мире. — М-да? Пока я что-то не видел ни одного проигрыша. Максимум ты предпоследней сливалась, — подкалывает Уилл, уже наверняка пять раз успевший пожалеть, что вообще подвинул мне стул и одолжил пару монет. И эта беззлобная ремарка лишь подтверждает мои мысли, что пора сворачиваться. В конце концов, ящики я уже рассмотрела. И до сих пор не понимаю, откуда у них взялась эта дрянь. Неужели Томас постарался? Надо будет заняться этим сразу же, как только доберусь обратно до своих каналов связи. — Потому что пока против меня не играл ни один блондин. Вот увидишь, как только появится хоть одна светловолосая скотина, госпожа Фортуна тут же повернётся ко мне жопой, — доверительно делюсь я своей «страшной тайной». — Ну и шуточки у тебя, конечно, — фыркают все за столом. — Если бы только шуточки. Печально качаю головой, невольно вспоминая свою персональную головную боль. Он-то наверняка уже поужинал, выпил вкусного чая из коллекции Леви и прямо сейчас на пару с Ханджи взламывает вход в закрытую секцию моей библиотеки. Тц. — Что там насчёт блондинов? — Напротив меня ни с того, ни с сего присаживается Траут. Но вопрос задаёт не она, а расположившийся за соседним столом Аккерман, до этого молча наблюдавший за игрой. — Да творят всякую дичь постоянно. Как будто сговорились, вот честно. — Пожимаю плечами в ответ, наблюдая, как опасно покачивающийся на стуле убийца лениво прикладывается к стакану с выпивкой. — Так что я заранее всегда готовлюсь к худшему. — Ты это про того… «очень милого мальчика»? — прерывает меня Кенни, видимо, припомнив нашу первую встречу в далёком тридцать третьем. — Ты же, вроде бы, трахалась с ним? Что, подцепила что-то? Я замираю, невольно представив себе… В груди резко заканчивается воздух. Только не ржать. Не ржать, я сказала! Плечи всё же начинают трястись, но я, к своей гордости, всё же удерживаюсь от того, чтобы заржать в полный голос, сипло поясняя Потрошителю: — Нет, он меня просто… заебал в конец. Аккерман приподнимает бровь, молча ожидая продолжения. — Серьезно. Просто поверь, что этот сладкий пирожочек вполне способен кого угодно затрахать, — собравшись наконец, скромно подвожу я итог. — Но про неудачу с блондинами я говорила в общем. Мне буквально всегда не везёт, если они рядом. — До этого ты не жульничала, — отстранённо замечает Аккерман, переводя задумчивый взгляд на свою помощницу: — Эй, Карвен. — Может, проверим? — Блондиночка понятливо усмехается, тут же получая на руки колоду. И смотрит по-прежнему внимательно, профессионально, я бы сказала. О, ну замечательно. Теперь я ещё и в местного клоуна превращаюсь. Да что она до меня доебалась-то? Из-за имени своего, что ли? Ну класс. Но игра в качестве проверки на вшивость всяко лучше, чем если бы меня тут начали избивать или допрашивать. Я тяжело вздыхаю: — На что играем? Как и стоило предположить, в руки тут же начинает плыть одно говно. Блондины, чтоб их. Стоит Траут выйти из игры, и мне начинает фартить, но если играть приходится против неё, моя удача тут же заканчивается. Причём в какой-то момент от меня даже закрывают игроков, думая, что я специально проигрываю. Результат оказывается, тем не менее, вполне стабильным вне зависимости от того, вижу я блондиночку или нет. — Хм, а ты и в самом деле не врала. — Аккерман задумчиво заглядывает мне через плечо, как раз когда я проигрываю последние гроши. Да я и сама не ожидала такой точности. Обычно мне всё же хоть немного везёт, ну или за счёт стратегии вытягиваю, а тут вообще позорнейший слив за сливом. Интересно, можно ли это на самом деле счесть невезением?.. И могу ли я, в таком случае, использовать невезение себе во благо? — Попробуем тогда добавить интереса. Вот что: если сможешь победить в последней игре — выполню одно твоё желание, кучеряха, — завлекательно предлагает Кенни. — А если солью? — индифферентно спрашиваю я, отмечая и так очевидный факт: — Денег-то у меня не осталось. — Слабаешь что-нибудь на гитаре. Слышал, раньше у тебя это хорошо получалось, — я замираю, внимательно обводя взглядом собравшихся вокруг. Неужели кто-то здесь бывал на моих декабрьских «концертах» в Подземном Городе? Иначе на что ещё это может быть намёком? — Ладно, будь по-твоему. — В конце концов, я всё равно ничего не теряю. Мы с Траут остаёмся один на один. Поначалу игра идёт нормально, хотя карты мне выпадают исключительно говняные. Но в конце игры всё становится совсем уж волшебно: ни одного козыря у меня, зато я точно знаю, что у неё-то их до задницы. И точно: — Пиковая дама, — спокойно констатирует Карвен. Я забираю карту, уже заранее зная, что в этот раз опущусь ниже некуда. Ну что, Траут, пожалеешь или опозоришь по полной программе? — Пиковый туз. С нежной улыбочкой белобрысая сволочь кладёт следующую карту между нами, метким щелчком указательного пальца отправив её в мою сторону. Я уже в открытую выкладываю все свои карты, молча ожидая завершения представления. У Карвен остались две карты, и, кажется, я знаю что там будут… — Бубновая и червонная шестёрки. — Подручная Аккермана победоносно разворачивает карты лицевой стороной ко мне. Что ж, я была права. Я прикрываю глаза, пока Траут, перегнувшись через стол, водружает «погоны» мне на плечи, потревожив сильным ударом почти зажившее ранение. Унизительно. Особенно на фоне остальных выигрышей. Толпа вокруг взрывается улюлюканьями и восторгами. Мне же всовывают в руки гитару и толкают в сторону небольшого помоста, который обычно помогает делить ют на две части. Чуть не ёбнувшись от мощного толчка в спину, я всё же торможу босыми ногами о плохо ошкуренные доски пола, прижимая инструмент к груди. Падать нельзя. Это слабость. Показывать, что тебе больно, — нельзя. Даже если стопы как в огне теперь. Нельзя, Алиса. Можно только присоединиться к веселью и показать, что тебе всё нипочём. Даже если это и не так. И я разворачиваюсь к «почтеннейшей» публике с широкой улыбкой, рассеянно ероша волосы на затылке: — А ведь я ж говорила, что мне тотально не везёт с блондинами. — Играй давай, невезучая! — из всё ещё раздухорённой толпы доносится предупредительное указание, и я киваю, отлично поняв, что надо бы срочно подчиниться. Срочно, но не поспешно. Я спокойно присаживаюсь на ящик с газовыми баллонами, закинув ногу на ногу, и быстро, на сколько могу без камертона, настраиваю гитару. Команда стихает, и становится даже слышен шум воды у бортов и тихий шелест троса. Беру на пробу пару аккордов и ещё раз удовлетворённо киваю. Так… что бы мне такое спеть? Взгляд сам собой натыкается на Аккермана. Я прищуриваюсь. День сегодня был на редкость поганым. И всё из-за этой скотины с ковбойскими замашками. Пальцы левой руки сами собой зажимают аккорд ре мажор, пока на губах расплывается гадливая, практически гринчевская улыбочка. Если день был херовым, почему бы не испортить его и остальным?Человек, царь зверей, оглянись, не робей, Создан весь этот мир для утехи твоей Чем угодно ты можешь себя ублажать…
Я прерываюсь на секунду, чтобы заглянуть в глаза цвета штормового предупреждения, и ехидно заканчиваю:Но послушай меня и не трогай ежа.
Бровь Аккермана медленно приподнимается. Ну а что ты думал, чёрт побери? Что я вам тут сейчас про любовь и дружбу спою? Ты ж ведь слышал, что я «пела» в том подвале в сороковом году, мог бы и догадаться о примерном репертуаре у меня в загашнике. Хорошо хоть он и близко не догадывается о реальном подтексте песенки. И хорошо, что его подчинённым всё нравится — вон, как со смеху покатываются! Пока Аккерман соображает, как бы теперь меня заткнуть, потому что подтекста-то, может, он и не видит, но издёвку чувствует отменно, я дохожу до середины восхитительного опуса нянюшки Ягг. В конце концов, придумывать дурацкие стишки совсем не сложно. Лишь бы меня не трогали.Можно трахнуть коня, можно трахнуть осла, (Пони жалко: уж больно лошадка мала), Жеребца ломового (тут сила нужна), Только ежика лучше в покое оставь.
Перечисление ежовых аналогов продолжается, к радости местной «почтеннейшей публики». А я же наблюдаю за светлеющим небом и за тем, как в окно наконец проникает первый луч солнца. И это наполняет меня некоторой надеждой, что плавание совсем скоро подойдёт к концу и я смогу снова встретиться с сыном. И к пятому куплету моё желание наконец сбывается: капитан судна предупреждает нас, не рискуя, правда, зайти в помещение, что паром прибывает на пристань через полчаса, так что я решаю наконец свернуть бесплатное представление, проникновенным шёпотом заканчивая:У природы своё чувство юмора есть, Чтобы сбить с человека напрасную спесь. Заруби на носу: пусть хитер ты и смел,
Потрошитель злобно хмыкает, складывая руки на груди, потому что отлично понимает — обращаюсь я к нему. Сейчас — исключительно к нему. Я замираю, сверху-вниз глядя на сильнейшего человека внутри стен, и, по-птичьи наклонив голову, нежно заканчиваю:Только маленький ежик тебя поимел.
Я осторожно накрываю струны ладонью и подмигиваю Аккерману. Пару секунд царит абсолютная тишина, а потом специальная команда Военной Полиции взрывается овациями. Смешки и цитаты звучат потом ещё не раз и не два, пока все под строгим надзором своего капитана собираются на «дело». Меня же уведомляют, что я остаюсь с Траут Карвен и ещё двумя мужиками на судне. Видимо, чтобы не мешалась под ногами. При этом Кенни отдельно делает блондиночке внушение, которое та встречает без особого восторга. Ещё часть команды отделяется, направляясь куда-то по отдельному поручению Аккермана, и я могу лишь надеяться, что хотя бы они притащат Джера Санеса, иначе всё моё представление было напрасным. — Во сколько слушание, Кучеряха? Прямо перед уходом Кенни оборачивается ко мне, когда остальная часть группы уже покинула корабль. — В полдень, — хмуро отвечаю я, отлично понимая, что времени, в общем и целом, у нас не дофига. — Тц, маловат зазор. — Аккерман думает ровно о том же, похоже. — Но я что-нибудь придумаю. — Да. И ты прав, что оставляешь меня здесь. Будет лучше, если ты сам, тет-а-тет, ему объяснишь, о чём и о ком не стоит трепаться. — Я подаюсь чуть ближе, шёпотом добавляя: — И если Санес выдаст чистосердечное, потом будет гораздо меньше неудобных для тебя вопросов. — Хах. Понял, — мрачно усмехается Потрошитель, и мне сразу же хочется отшатнуться подальше от него. — Не чуди тут без меня, куколка. — Я постараюсь быть паинькой, но ничего не обещаю. — Развожу руками, немного нервно улыбаясь. — Ты же знаешь, чудить — моя профессия. — Я серьёзно, Селезнёва — по-моему, впервые на моей памяти называет меня по фамилии Кенни. — Обойдись без глупостей. И завязывай пиздеть что ни попадя направо и налево. Одну мать малец уже потерял. Я отступаю на шаг, поражённо глядя вслед высокой фигуре. Это… Это что такое сейчас было? Мне не показалось?13.6.843 (9 часов 17 минут)
Команды Аккермана нет уже порядка четырёх часов, а я всё никак не могу выкинуть его слова из головы. Что он, чёрт возьми, имел в виду? Неужели он признал меня мамой Леви? Нет, такое точно невозможно. Я подтягиваю коленки к груди, стараясь не опираться на хоть и немного подлеченные, но до сих пор зудящие стопы и ёжась от холода — в Митре гораздо холоднее, чем в Тросте, и сейчас, утром и без одежды, ещё и так близко к воде, я особенно это ощущаю. Ют, до этого прогретый печкой и надышанный большим скоплением людей, сейчас пустует и медленно, но верно остывает. Но мне нельзя привлекать внимание — Траут и так бросает на меня весьма странные взгляды и будто бы только ждёт повода, чтобы докопаться. Поэтому я молча сижу, продолжая размышлять. И невольно снова и снова возвращаюсь к вопросу, кто же из нас с Кенни сделал больше для безопасности и будущего Леви. Пока выходит так, что перевес явно не в мою пользу. Ведь Кенни ничего особо не сказал Леви ни про себя, ни про семейную историю, оберегая мальчика от возможных гонений. А я облажалась по всем фронтам — дала Леви его настоящую фамилию в Подземном Городе, ни на миг не задумавшись о последствиях. Я же искренне верила, что к этому моменту все ужасы для того клана уже прекратились, сын сможет жить не скрываясь и у него будет связь со своей семьёй, которой не было в оригинале. Но теперь, после разговора с Кенни, мне начинает казаться, что я допустила очень серьёзную ошибку. И допускала её не раз, в отличие от чёртового средневекового серийника без высшего образования! Но вместе с пониманием очередного проёба приходит и тихая… радость. Да, пожалуй, я рада, что есть ещё один человек, помимо нас с Пиксисом, кто заботится о Леви, зная всю его подноготную. Потому что не важно, кто сделал больше, а кто меньше. Важно, что нашими совместными усилиями Леви вырос замечательным, сильным человеком. А что до отношений местного королевского правительства и клана Аккерманов… Мне просто нужно будет стараться чуть больше теперь, когда я знаю, что моим сыном могут заинтересоваться. Чёрт, да пусть только попробуют! И для начала мне нужно не заболеть и снова встретиться с семьёй. Так что я наконец спускаю ноги на пол, по которому, несмотря на раннее лето, сквозит ледяной холодок. Но так даже лучше — меньше стопы болеть будут. А мне нужна информация. Значит, стоит пойти на контакт с командой Аккермана. Ну не убьют же они меня, в конце-то концов? — Эй, Карвен, можно мне какую-нибудь одежду или ткань, чтобы укутаться? Холодно, что пиздец, — осторожно обращаюсь я к своей надзирательнице, внимательно отслеживая реакцию. Но сильный удар, который я еле-еле ловлю обеими руками (иначе чужой ботинок расквасил бы мне нос), всё-таки становится неожиданностью. Я думала, у нас хоть словесная прелюдия будет, а она так сразу, «на сухую»… Так, Селезнёва, завязывай с шуточками. Пока я туплю, коллеги по опасному бизнесу недоумевают, какого, собственно, хрена творит эта… женщина. — Капитан приказал не лезть к ней без повода. Теперь повод есть, — мертвенно спокойно поясняет им Траут и оборачивается ко мне: — Всё хотела спросить у тебя. Откуда ты знаешь моё имя? Кто слил тебе о нас информацию, м? Со спины мне в бок прилетает ещё один удар от ближайшего уголовника. Видимо, он решил присоединиться к капитану, раз уж выдалась такая возможность. В любом случае, этого удара я уже не ожидаю, лишь успеваю напрячь пресс. Конечно, сила не как у Аккерманов, так что дышать я могу, но меня знатно валит на пол, и встать я уже не успеваю. Карвен присаживается сверху, разминая кулаки, и ещё разок спрашивает, откуда у меня на них информация. Ответить не успеваю, потому что блондинка в душе и снаружи, для надёжности, видимо, весьма чувствительно, хоть и по касательной, прописывает мне кулаком в скулу. Так, ну всё. Что творится у неё в черепушке, я, кажется, поняла. Траут просто озабочена безопасностью: всё-таки они, как-никак, секретный отряд. Вряд ли о них вообще есть хоть какие-то записи. И тут я выдаю её имя при первой же встрече. Ладно, с этим я могу работать. — У матери своей поинтересуйся, — зло выплёвываю я в ответ, резко обнимая босыми ногами чужую шею и стаскивая с себя психованную мадам. — И манерам подучись, блондиночка. Тут же вскакиваю на ноги, неприятно поморщившись и походя растерев ноющую скулу, но теперь уже готовая к обороне, и стремительно отступаю за ближайший стол. — У нас с Аккерманом давний уговор, — как можно увереннее говорю я, внимательно следя за оппонентами. — У меня своя мечта — защитить стены от внешнего вторжения, — у него — своя. Я ловлю удивлённые взгляды и усмехаюсь: — Да, я в курсе про его идею фикс стать новым мессией, представьте себе. И наши с ним желания в чём-то немного схожи, так что у нас с ним своеобразный договор о взаимопомощи. Поэтому я и знаю о вашем отряде самую базовую информацию: мне нужно быть в курсе, какие у нас есть ресурсы для того, чтобы перевернуть этот тесный мирок с ног на голову в нужный момент. Я вижу понимание во взгляде Траут, и спустя секунду она жестом приказывает остальным моим охранникам остановиться. Похоже, сработало. Я чуть расслабляюсь, уже в доверительной манере продолжая: — Обо всём остальном, если так интересно, спросите у Аккермана сами. Чего я до сих пор не понимаю, так это откуда в вашу единорожью команду затесались ребята из подземки. Траут хмыкает и наконец расслабляется. А вслед за ней и остальная команда: — А всё просто. Не так уж и много народу в Полиции захотели работать с Митровским Потрошителем, — выдаёт Уилл. — Да и не каждый полицейский согласится за такие гроши работать. А с нас хоть все обвинения сняли и досье почистили. Я сам видел, как они сжигают все копии наших дел из архивов. Что ж, это многое объясняет. Хотя про чистку досье — очень странная ремарка. Вряд ли такое сделают даже для Кенни Аккермана. Интересно, а насколько его команда… «его»? Я киваю и ещё раз повторяю просьбу про что-нибудь, что можно было бы накинуть. Но вместо одежды меня просто выводят на палубу, под солнечные лучи. Ладно, это не так уж и плохо, хоть портовые рабочие и бросают иногда в мою сторону неоднозначные взгляды. Вряд ли Кенни хотел бы так привлекать внимание, но… Чёрт с ним, не моё дело. Куда больше меня волнует то, что Аккермана всё ещё нет. А слушание, между прочим, будет в полдень, чёрт побери. В десять утра я начинаю немного нервничать, в одиннадцать — уже паниковать, а когда минутная стрелка на моих часах доползает до цифры шесть, надежда на успех окончательно оставляет меня. Чёрт побери, я ведь не могу даже связаться со своими, чтобы сказать им, что я ещё жива! Если я не приду на слушание, Леви же с ума сойдёт от беспокойства! Да и само заседание может обернуться совсем не в нашу пользу. Чёрт-чёрт-чёрт! На пристани рядом с паромом тормозит подозрительная чёрная карета. И кучер пялится прямо в нашу сторону. Со значением пялится. Я притормаживаю нарезать круги и тихо материться себе под нос и внимательно изучаю средство передвижения. Если так подумать, то Аккермана и его команды всё ещё нет, а крайне неочевидный транспорт — есть. Пристань в этом квартале пустая, значит приехали к нам. Не по мою ли это душу? Я медленно делаю шажок назад, внимательно отслеживая, где находятся мои охранники. Сигануть в воду и дальше уйти по трубам канализации? Но у меня нет карты. Да и течение там около реки сильное. Карвен, как будто почувствовав мою напряжённость, тут же берёт за локоть, предупреждая любые глупости. Shit! Карета с багажником сзади. Очень большим багажником. Только не говорите, что меня там закро… — Эй, кучеряха, ты едешь, нет? — Аккерман высовывается из окна, кивая своим подчинённым, чтобы отпустили меня. — Запрыгивай, я всё уладил. Я моргаю пару раз. Так, неужели пронесло? Да ну вряд ли, мне мало когда так везёт. — В каком это смысле «уладил»? Я послушно, хоть и немного неуклюже из-за доставших уже ног, перелезаю на сушу и не удерживаюсь, ещё раз бросая тревожный взгляд в сторону места для багажа, пока подхожу ближе к карете. М-м, голыми, пораненными ступнями по грязной, неровной и кое-где чувствительно острой брусчаточке… М-м-м! Боль немного приводит меня в чувства. На данный момент никто меня в этот ящик не пихает, вроде как. Так это не для меня? Погодите-ка, это что же, в этом чёртовом «гробу»… — А, это… Для профилактики. Твой товар оказался не особо сговорчивым, так что поедет без комфорта. И у меня есть к тебе разговор не для чужих ушей, — подтверждает мои мысли Кенни, распахивая дверцу. Я без дальнейших промедлений забираюсь по лесенке, устраиваясь напротив Аккермана и выжидательно пробегаюсь по вынужденному союзнику взглядом, подмечая изменения в его внешнем виде. На передних полах и так уже подпаленного тренча теперь видны небольшие капли крови. А само пальто расстёгнуто, открывая вид на немного потёртые ремни от ПУПМ. Стёсанные костяшки пальцев, заметно поредевший арсенал в набедренных патронташах и едва заметный из-за шляпы порез над бровью лишь дополняют картину. Похоже, утро у него выдалось так себе. — Мы хоть на слушание-то успеваем? — лениво интересуюсь я на всякий случай, откидываясь на подушки и быстро проверяя часы. Без четверти. Если дороги пустые, то вполне можем. — Не уверен, — откликается Кенни, складывая руки на груди. — В столице сейчас полнейший бардак на дорогах. Но он не выглядит удивлённым. Скорее… довольным? — Твоя заслуга? Что вы хоть сделали-то? Приподнимаю бровь и только сейчас замечаю, что на одной из подушек рядом с Кенни тоже имеются красные пятна. Так. Так, блять. Меня примораживает к подушкам. А действительно, что он вообще делал? И что конкретно происходило в этом кэбе? Взгляд Кенни скользит за моим, тормозя на хлопчатой ткани с интересным узором. А потом эта сволочь хмыкает, снова поднимая на меня глаза. — Уверена, что хочешь это знать? Аккерман расплывается в приглашающей улыбке, и меня передёргивает. Нет, не хочу. Очень не хочу. И могу лишь надеяться, что что бы там ни было, оно не будет связано с ребятами и Разведкорпусом. — Я, конечно, страдаю от патологического любопытства, но не настолько. — Предупредительно приподнимаю руку в защитном жесте и перевожу тему: — Ты что-то говорил про конфиденциальный разговор. Сейчас куда больше их заказа меня волнует то, что команда Аккермана так и не вернулась на корабль. Они всё ещё на задании или нашли себе новое? И замешан ли в этом Аккерман или всё куда интереснее? — Да… Это по поводу семейки Рейссов. — Кенни подаётся вперёд, внимательно глядя мне прямо в глаза. И я мгновенно забываю про все свои мысли и догадки до этого, концентрируя внимание на серийнике. Рейссов?! Только их нам сейчас не хватало. Я думала, что они ни при чём, но неужели… — Похоже, Род Рейсс заинтересовался количеством Аккерманов внутри стен. — Кенни морщится, как от мигрени, и растирает переносицу. — Буквально часа четыре назад он очень подробно выспрашивал у меня про нашу семейку. Значит, этот ублюдок вполне может присутствовать сегодня в зале. И лучше бы ему не видеть Леви, раз он уже им заинтересовался. Надо сказать как-то об этом Пиксису, и срочно. — Хочешь сказать, что он может что-то сделать Леви? — тут же напрягаюсь я, отлично понимая последствия такого интереса. Кенни мрачно усмехается. Ну да, ну да. Что-то сделать Леви будет крайне затруднительно. Я бы даже сказала, самоубийственно. Но это Род Рейсс, мало ли что он может предпринять с его-то почти безграничной властью внутри этих тесных стен. Или кого нанять. Чёрт, слишком много вопросов и неизвестных! Ну же, Селезнёва, соберись. Если бы у Эрвина Смита была та же информация, что и у тебя сейчас, о чём бы он думал? В какую сторону бы шёл? Зная командора, он бы… искал основного бенефициара и тех, кто уже поимел выгоду. Да, точно. Смит бы искал несостыковки, что-то необычное, что дало бы подсказку о главных спонсорах нашего бедственного положения. И пазл у меня в голове вдруг действительно складывается. — Уилл на корабле сказал, что им почистили досье, — медленно тяну я. — Это работа Рейсса? — В смысле почистили? — Аккерман недоумённо приподнимает брови и тут же сдавленно выдыхает. Должно быть, потревожил порез. — А в прямом. Уилл сказал, что с них сняли обвинения и почистили досье. — Я внимательно слежу за выражением лица Кенни, но он как будто бы и в самом деле не в курсе. — Про снятые обвинения — правда, — подтверждает Аккерман. — Но про досье я впервые в жизни слышу. Такое не устраивают для простых наёмников. — Именно, — киваю я в ответ. — Но Уилл выглядел довольно уверенно. Да и остальные мужики тоже его словоблудию не удивились. Я наконец полностью убеждаюсь в том, что может значить вся эта ситуация. И противненько усмехаюсь, несмотря на небольшую вспышку боли в потревоженной скуле: — Похоже, тебе не так уж доверяют, Аккерман. Или хотят сделать твой отряд более… многозадачным. Кенни кривится, как от добротной ложки уксуса. — Вот что, кучеряха, поднови-ка настройки на оружии, — мужчина кидает мне оба пистолета и мой, между прочим, набор инструментов и на время отворачивается к окну. — Что-то мне подсказывает, что веселье нас ожидает сегодня ещё то. Вот как? Ладно, Кенни. Спасибо за доверие. Жаль, ответить тем же сейчас не могу. Я молча киваю, принимаясь за работу — нам обоим есть о чём поразмыслить. Карета медленно ползёт квартал за кварталом. Быстрее было бы дойти пешком, как мне кажется, но, во-первых, у меня наряд несколько… не располагает, а во-вторых гулять с Джером Санесом по улицам столицы? Ну такое себе. Я же пытаюсь понять, какая засада ждёт нас дальше. Каковы шансы, что Род Рейсс замешан в истории с детьми? Да никаких, он бы так не подставился, а предпочёл бы доверить всё опытным людям. Но если ему нужен Леви, он вполне может попытаться воспользоваться ситуацией, чтобы убрать нас. Вряд ли он использует способности своей доченьки. Всё же Рейсс — очень осторожный, хоть и весьма недалёкий человек. Тут скорее возможен вариант, что наши улики не признают. Да, если Род Рейсс будет в зале, нас вполне могут опрокинуть. Вполне. Чёрт, надеюсь, Пиксис собрал достаточно доказательств помимо того, что удалось достать нам с отделом! Время уже за полдень, и я про себя прошу прощения у ребят за то, что заставила их всех волноваться. И почему у меня вечно всё наперекосяк идёт, а? — Готово. Я протягиваю Аккерману обратно его оружие и аккуратно убираю инструменты в чехол. — Фрида Рейсс, похоже, не помнит, кто ты, — сухо вдруг говорит Кенни, принимая пистолеты. — Она сказала, что помнит про сделку, но ничего конкретного о тебе. — И что это, чёрт побери, должно значить? — Я хмурюсь, не понимая, куда ведёт Аккерман. — Кто знает… — хмыкает Кенни. — Могу лишь сказать, что, похоже, такое влияние и возможности Джер Санес получил не просто так. Там явно имеется связь между его папашкой и Родом. И вот тут-то я уже медленно, но верно начинаю бледнеть. Чарльз Санес и Род Рейсс? А какова тогда вероятность, что блондинистый мафиози и в самом деле сыграл в ящик, при таких-то знакомствах? — Чего это ты? — интересуется Аккерман, наблюдая за метаморфозами у меня на лице. Выстрел на заднем дворе небольшой лавочки, где мы с Леви работали почти полгода. Мои угрозы в сторону Санеса-старшего, если он посмеет тронуть моего сына. То, как Леви спустил двоих взрослых головорезов с лестницы и Чарльз лично наведался к нам домой с предупреждением. И наш побег, в конце концов. Этот человек слишком много знает. И наверняка поделился имеющейся у него информацией с Рейссом. О боже. — Эй, Кучеряха. — Сильная мозолистая рука сильно встряхивает меня, приводя в чувства. — Уймись. Паниковать будешь по мере поступления проблем. Я медленно вдыхаю и выдыхаю, успокаиваясь. Точно. Странно такое признавать, но Кенни прав. В конце концов, я никогда не была сильна в стратегии, даже в шахматы сыну после определённого возраста начала проигрывать всухую. Нет, я хороша только в импровизации. Так что будем справляться с задачами по ходу пьесы. Карета тормозит прямо около здания парламента, и мы выгружаемся. Пока Кенни достаёт Санеса, я оглядываюсь по сторонам. И ловлю крайне неоднозначные взгляды в свою сторону. Точно. — Эй, Аккерман, одолжи пальто на пару часов, будь человеком. Оборачиваюсь на парочку военных полицейских, требовательно протягивая руку. Кенни медленно осматривает малость неодетую меня снизу вверх, начиная от стёртых ног и заканчивая внушительным, медленно темнеющим на скуле синяком и всклокоченной шевелюрой. — Ну да, вряд ли тебя пустят в цивилизованное место в таком виде, — хмыкает Потрошитель, оставляя на время попытки вытащить скованного Санеса из багажника и отдавая мне таки тренч «с барского плеча». М-да, видок от этого сильно лучше у меня не становится, но теперь, по крайней мере, у меня прикрыто всё лишнее. В том числе и отсутствие штанов, что особенно меня радует. Но даже так охрана не сразу нас пропускает, приняв меня за какую-то побродяжку. Так что приходится принять меры: — Меня должен был встретить доверенный человек Дота Пиксиса с документами. Скорее всего он в зале ожидания, — уверенно говорю я, хотя и сама не особо на такое надеюсь. Но должен же был Пиксис предусмотреть такую заминку, да? Охранники переглядываются, и один из них, слава богу, всё же отсылает рядового проверить, нет ли и в самом деле кого-то для сопровождения главы отдела разработок. Я ожидаю увидеть кого угодно из спецов, но вместо них нам на встречу вслед за рядовым выходит Закариас, тут же приветственно кивая мне. Мик протягивает постовому мои документы, замирая в паре шагов и проходясь нечитаемым взглядом по потрёпанному огнём и металлом тренчу. Зелёные глаза ненадолго задерживаются на моей щеке, и разведчик хмурится, уже даже приоткрывая рот, чтобы что-то сказать. Я едва заметно качаю головой, тормозя друга. Не сейчас, Закариас. — Можете проходить, — оповещает нас наконец охранник, внимательно всё проверив и протягивая мне документы и пропуск. Судя по длительности проверки, у него должен был быть приказ задержать нас с Кенни как можно дольше. Я принимаю бумаги, вежливо благодаря единорожика, но забрать их получается не с первой попытки. Чужие пальцы крепко удерживают мои удостоверения личности, пока сам постовой со значением пялится на мои босые стопы: — Постарайтесь не наследить, госпожа Селезнёва. Это, всё-таки, парламент, а не свинарник. Я бы поспорила. Закариас за моей спиной тихо хмыкает, видимо, вспомнив события вчерашнего дня. Непрошеная улыбка появляется и на моём лице и тут же затухает — болит щека всё же ощутимо, но комментарии я держу при себе. Несмотря на раздражение, я мило киваю офицеру, резким рывком отбирая свои бумаги и первой прохожу вовнутрь немного «нетрезвой» походкой, с затаённым облегчением ступая на ковровую дорожку. Одновременно с этим часы на башне напротив парламента начинают отбивать половину первого. Символично, чёрт побери. Здание парламента огромно, повсюду снуют чиновники и военпол. Высоченные потолки, просторные коридоры, широкие окна и величественные портреты монархов на стенах. Всё это малость подавляет. И, пожалуй, немного напоминает о доме, о моём родном мире. Если точнее, то обстановка немного напоминает Царское Село на минималках. Ещё и сопровождающий посматривает на нашу троицу свысока. Но эй, по крайней мере мы здесь. Мик встревоженно косится в мою сторону, а на лестнице и вовсе осторожно поддерживает меня, помогая подняться по ступенькам, не тревожа кожу стоп лишний раз, и походя наклоняется ко мне, тихо втягивая воздух. — Я же просила так не делать, — едва слышно замечаю я, сосредоточенно глядя в спину мелкого госслужащего, но чужую руку не отпускаю, вцепившись в неё, как клещ. — Хотел убедиться, что кровь не твоя, — в тон мне отвечает Закариас, поддерживая за спину и нисколько не реагируя на мою паническую хватку. — От тебя разит порохом и чужим потом. — Так ведь это не моя одежда, — нервно хихикаю я в ответ и с сожалением отпускаю друга, дойдя до конца лестницы. Мик тут же разгибается и отступает на шаг. Но встаёт точно между мною и Кенни, в любой момент готовый меня заслонить, если что. Как на наши милые приколы смотрит сам Аккерман не хочу даже знать. Вместо этого я абстрагируюсь от всего вокруг и ищу надёжную точку опоры. Что-то, за что я могу на сенсорном уровне зацепиться, чтобы успокоиться перед очередным сражением. Например, за толстый ковёр у меня под ногами — пальцы приятно зарываются в ткань. Жаль, что в зале пол будет мраморным. Но даже такой мимолётный якорь даёт мне уверенность. Кстати, шум громких переговоров нам слышен уже отсюда. Что там, блин, происходит вообще? Я глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю через рот, успокаивая нервишки. Прорвёмся. Я пока жива и могу бороться. Вход в главный зал рядом с трибуной ответчика уже хорошо виден. Эти двери я помню ещё с прошлого раза в сороковом. За ними — огромный зал в форме амфитеатра, вмещающий в себя человек пятьсот и объединяющий под одной крышей простолюдинов и аристократов, все три рода армии… Солдат и королевский совет. — Ну что, кучеряха, готова встряхнуть немного это болотце? — нехорошо усмехается Кенни, толкая перед собой закованного в наручники Джера Санеса. — Немного? — Я притормаживаю, поправляя отвороты пальто, чтобы не было видно лифчика, скрывая нервы за уверенными движениями и чуть хамоватыми интонациями. — Ты всё же плохо меня знаешь. Мафия, Аккерман, всегда играет по-крупному. Кенни довольно хмыкает, не забывая, впрочем, уточнить: — Что за «мафия» такая? — Организованная преступность со своим особым кодексом чести и порядками, — спокойно отвечаю я уже набившей оскомину фразой. — А мне нравится. Может, переименовать свой отряд? — Потрошитель задумчиво трёт подбородок. — Сначала научи своих ребят не бить женщин и не вмешиваться в чужие дела. И сам заодно этому поучись, иначе согласно всё той же омерте я буду вынуждена… преподать вам урок хороших манер, — с отвращением замечаю я и с усилием толкаю двери, прежде чем Аккерман мне что-то ответит. Рядом с моей рукой ложится ещё одна, гораздо больше моей, и Мик молча помогает открыть тяжёлые двери, хоть так выражая свою поддержку. А я… я до хруста распрямляю ноющие от усталости плечи и натягиваю на лицо задорную улыбку, абстрагируясь от боли и вступая на поле боя. — Где доказательства?! — встречает нас крик со стороны трибуны Военной Полиции. А вовремя мы. Ну, раз уж тут разворачивается драма, надо бы и нам тоже подключаться. Я придерживаю створку двери, чуть отводя её на себя и резко распахиваю, противно громко ударив государственное имущество о стену. Зал оборачивается на нас, в том числе и Пиксис за кафедрой для докладов. Ох, как же я рада его видеть! Улыбка сразу же становится правдоподобнее, а держать спину прямо — уже не так тяжело. Но, разумеется, есть во всём этом и ложка дёгтя. Род Рейсс — а я не сомневаюсь, что это он со своей дочкой-титаном в первом ряду на трибуне аристократии, хоть до этого момента ни разу вживую и не видела — приветствует нас снисходительным кивком. То есть приветствует он, конечно же, Аккермана. И, возможно, Санеса. Кенни кладёт ладонь мне на плечо, оттесняя Мика в сторону, и подталкивает в спину, так что мы с Санесом оказывается почти вровень друг с другом. На мгновение меня парализует. Запястья начинают дико чесаться, спина снова как в огне, а тело напрягается в ожидании новой боли. Я снова лишь заложница. Стоит сейчас мне или Санесу сказать здесь что-то не то, и нас попросту уберут. Быстро, чётко, и максимально жестоко. Но… Среди всех лиц вокруг я ловлю встревоженный взгляд глаз цвета штормового океана. Леви хмурится и крепко сжимает перила, наверняка едва давя в себе желание спуститься сейчас ко мне. Губы сына шевелятся, и я вздрагиваю, хоть и не слышу его. Мне и не нужно слышать, чтобы знать наверняка, чего он требует. Красные лучи стремительно заходящего солнца на соломенной мишени, острый угол стойки на тренировочной площадке по стрельбе снова будто бы упирается в живот, и гром выстрела оглушает на выдохе. «Борись. Не дай этому сукиному сыну победить. Борись, чёрт тебя побери». По телу проходит знакомый разряд тока, вырывая меня из прошлого и швыряя в настоящее. Я смело делаю пару быстрых шагов по мрамору, сбрасывая чужую руку и выходя на видное место. «Ветер крепчает», чтоб его. Верно. Заложник я или нет, а просраться сегодня помогу многим. Шлепки босых ног гулко разносятся по залу с шикарной акустикой, но меня это скорее смешит, чем напрягает. Встаю вровень с трибуной ответчика, вытянувшись по струнке, и отдаю честь, приложив правую ладонь к виску. — Глава отдела разработок при Гарнизоне Алиса Селезнёва для дачи показаний и сопровождения основного подозреваемого по делу против Разведкорпуса и Гарнизона прибыла, — громко говорю я, отдавая честь Королевскому совету и Верховному Главнокомандующему. — К сожалению, подозреваемый не оказывал активного содействия при задержании. Пришлось немного опоздать.