13.6.843 (13 часов 24 минуты)
С вершиной местной аристократии мы встречаемся в безлюдном коридоре, на этаж выше основного зала. Красивый, по-летнему приятный свет льётся через открытые окна, игриво отражаясь от стёкол и скача по ковру и стенам. Снаружи вовсю горланят детишки, только-только закончившие учебный день и теперь счастливо нарезающие круги по площади в квартале от парламента, торговцы зазывают богатых жителей столицы в свои магазинчики… Там, снаружи, кипит жизнь, в противовес молчаливому эху местных длинных коридоров. Здесь, наверху, картин на стенах уже нет, но обстановка по-прежнему богатая — мне даже подумать страшно, сколько стоит, например, ваза на постаменте, мимо которой мы с Аккерманом только что прошли. Фрида Рейсс на наше с Кенни появление даже не оборачивается. Королева в изысканном белом платье до пят и какой-то лёгкой накидке с изображениями трёх стен-сестёр замерла у окна красивой статуей, будто бы вообще не от мира сего, интересуясь жизнью за пределами здания куда сильнее, чем нашей встречей. Ну и правильно, кто мы, блин, вообще такие? Коварные жители Подземного Города с многовековым отсутствием доступа к душу? Её от нас, кстати, тут же прикрывают охранники. Это они от меня, что ли? Хах! Окей, вот это уже реально смешно. На кой хрен охрана чёртовому шифтеру с королевской кровью? Да она же здесь кого угодно размажет по стеночке без особых проблем… Разрушив здание в процессе, возможно, но ведь размажет же. В любом случае, как-то навредить этой девушке задача точно, блин, не из тривиальных. Возможно, эта «охрана» тут чисто декоративную функцию выполняет, для прикрытия? Ладно, не суть важно. Куда сильнее девчушки с сюрпризом меня сейчас волнует её отец. Род Рейсс выглядит вальяжно и внушительно, в дорогущем льняном костюме по последней моде, с паше в нагрудном кармане — нюхательным табаком он, что ли, балуется? Но вот глаза у него… как у дохлой рыбы. Нехороший это взгляд: такой что угодно наворотить может, и не из мести или из ненависти, нет. Просто ему так будет удобно. Меня чуть не передёргивает, потому что… У Чака был такой же точно взгляд, когда он предложил мне контракт в первый раз. Так, Селезнёва, забудь. Сейчас нельзя терять голову. Думай, какие цели у Рейсса? Ну, помимо продолжения того, что делал его братец? Не понимаю. Пока что мне ясно лишь то, что его интересуют Аккерманы, но на этом, собственно, всё. — Так вот как выглядит глава отдела разработок, — индифферентно замечает Рейсс, оглядывая меня с головы до ног, и таким же безразличным тоном добавляет: — Прискорбно. Так. Понял, принял. С этим кренделем мы каши не сварим. Тогда, может, поприветствовать саму королеву? Я перевожу взгляд на Фриду, мигом сталкиваясь с ответно заинтересованными глазами. Меня, как и в прошлый раз с Ури, пробирает до костей. Но в этот раз эффект слабее, что ли? Ну или я просто не так вымотана, как было в тот раз. Так, ладно. — Рада приветствовать Ваше Величество. Я почтительно склоняюсь в реверансе (спасибо нашему аристократу всея отдела за науку), не обращаясь ни к кому конкретно. Я же, по идее, не должна знать, кто получил силу, да? Или, по крайней мере, кто из них кому подчиняется — это и в самом деле не так чтобы очевидно. Ну вот и будем придерживаться этой тактики. — А, так вы всё-таки немного обучены, — снисходительно «хвалит» меня августейшая особа. — Что ж, это объясняет ваш немалый успех за эти годы. Похвально, что и собаку можно натренировать. Он что, следил за мной, что ли? Да ну, на кой чёрт главному человеку внутри стен следить за какой-то оборванкой с выводком детишек? Скорее он мог запросить на меня досье в свете последних событий. — За вашим отделом было крайне занимательно наблюдать, — нисколько не вносит ясности в происходящее Рейсс. — Вы неожиданно высоко поднялись, хоть я и не понимаю порой разрозненности ваших действий. Слишком хаотично, и командор Гарнизона позволял вам допускать слишком много грубейших ошибок. Ещё бы тебе понимать. Мы с Дотом не просто так выстраивали план и вели игру на трёх фронтах. Я склоняюсь чуть ниже, ведь меня, вроде как, хвалят, и опускаю ресницы, скрывая довольный взгляд за покорностью. Это похоже шахматы, по сути. Вот, например, в сорок втором году мы наконец достроили «почтовый ящик» по производству медикаментов, который вообще ещё в тридцать третьем начался с крохотного заводика для пенициллина Шита, и по указке Дота грамотно проиграли это предприятие, как ладью, оппоненту. В обмен на чужого ферзя и пару тысяч моих нервных клеток, хе-хе. То есть в нашем случае — на особый статус Петера Шита и другие сопутствующие привилегии от гильдии врачей. Отдавать с душой построенное и наработанное было до соплей обидно… Но оно того стоило. И так ещё не раз повторялось. Мы бережно выстраивали по фрагментам репутацию отдела, жертвуя дорогими активами и получая взамен новые плюшки, которые тоже приходилось со временем конвертировать во что-то другое, по дороге оставляя необходимое для борьбы. Если не знать, в чём состоит наша финальная задумка, выглядит и в самом деле хаотично и необдуманно. Но этого мы и добивались. Небольшой печатный дом (в который можно отправлять рукописи, обходя цензуру Стен), крепкая дружба со многими владельцами книжных лавок в ключевых городах (и доступ к редкой литературе), проплаченные журналисты, медленно, но верно транслирующие нужную нам с Пиксисом позицию и уже три года подряд создающие в умах населения чёткое ощущение, что титаны приходят откуда-то с юга… Свой собственный сад с редчайшими растениями, которые мы порционно отдаём на сторону в точно выверенное время, личный, хоть и крохотный завод для производства новейшего оборудования… И бесконечное множество успешных, но отданных в чужие руки «под давлением» стартапов. С небольшой долей акций и доступом ко внутренней информации, разумеется. И хорошими отношениями с нынешними владельцами. И всё это в конечном итоге придётся отдать… Смиту. Иронично, блин, что труд всей моей жизни здесь придётся в итоге доверить блондину. — Но даже так… складывается ощущение, что ты и правда знаешь довольно многое, — переходя на панибратство делает странный вывод Род, заставляя меня замереть со всё ещё склонённой головой и резко вернуться в реальность. — Ты никогда не лезла в сферы влияния Рейссов и обходила все званые вечера, так или иначе присылавшие нам приглашения. Ты что же, знаешь нашу маленькую тайну? Я тупо пялюсь на носки дорогих кожаных ботинок напротив, даже и не зная, что на такое ответить. Нет, блять, я с твоим братом просто по приколу в сороковом в застенках болтала. — Я… Не уверена, что располагаю полной информацией, сэр, — осторожно замечаю я, следя за тем, как Кенни делает крохотный шажок назад, вставая чуть позади меня. Так, что моя рука оказывается прямо напротив удобно расстёгнутых почему-то ножен с его профессиональным ножом. — Однако кое-что мне всё-таки известно. От семьи, — мило добавляю я. Ну а что, мне ведь племяшка тот мультфильм по титанам всучила? И первые серии мы с ней тоже вместе смотрели. — Вот как? — всё так же отстранённо замечает Рейсс, напрочь пропуская мой первый жирный намёк. — Интересно. Как интересно и то, что мозгов, чтобы найти и приручить молодого Аккермана, тебе, похоже, тоже хватило. Долго искала? А? Я медленно распрямляюсь, поднимая потяжелевший взгляд на Рейсса. Только что он нарвался на крупные неприятности. И отскочить назад с этого разговора уже не выйдет. — Не понимаю вашего вопроса, — как можно спокойнее чеканю я, с небольшой паузой чуть издевательски добавляя: — Сэр. — Не прикидывайся, — журит меня Рейсс. — Речь идёт о мальчике, которого ты вывела с собой из Подземного Города. Я до хруста расправляю плечи. Вот оно. — Я всё ещё не понимаю вашего вопроса, — опасно спокойно отвечаю я, приготовившись пиздеть, как никогда раньше правдиво. — И если говорить объективно… если кто кого из нас и «приручил», так это он меня, а не наоборот. Кенни фыркает в кулак, и Рейсс пару мгновений с подозрением на него пялится, но в итоге переводит взгляд обратно на меня. — Называйте это как хотите, но вы же не станете отрицать, что мальчишка — Аккерман? Я оглядываю этого красавца снизу вверх, мысленно представляя, куда именно могла бы ударить для максимально болезненного нанесения урона, и, бегло кинув взгляд через его плечо на прислушивающуюся к нашему разговору Фриду, возвращаюсь обратно к Рейссу, встречаясь с ним взглядами. Близкое присутствие Аккермана как-то разом из опасного давления перерастает в молчаливую поддержку. И я решаюсь на то, на что никогда бы сама, в одиночку, пожалуй не решилась. — Фамилия моего сына и в самом деле Аккерман. — Я медленно складываю руки на груди, заставляя себя расслабить пальцы, а не цепляться ногтями за подвёрнутые рукава чужого тренча. — Но не слишком понимаю, как фамилия, которую я дала своему сыну при получении документов, делает его причастным к элдийским экспериментам на людях. В общем, я действительно не понимаю, при чём здесь его фамилия — я вполне могла бы дать ему и свою, если уж на то пошло. Действительным подтверждением принадлежности Леви к клану Аккерманов для Рейсса могла бы стать, разве что, демонстрация силы и скорости. Но такого удовольствия я ему не предоставлю, может и не мечтать. — Ч-что? — тихо шепчет из-за спины отца Фрида. В смысле «что»? Она ж должна получше меня обо всём этом знать. Хах, будет забавно, если истинная королева сама до конца не знает историю своей каннибалистической семейки! Но чёрт с ней. — Если вам интересны мои мотивы… В них не было никакого глубокого подтекста. Я дала фамилию Аккерман своему сыну, потому что узнала, что благодаря прошлому королю Ури Рейссу и Кенни Аккерману гонения на нас здесь, внутри стен, наконец закончились, — чеканю я, не обращая внимания на удивление королевы. — Потому что сама всю жизнь прожила под чужой фамилией и не хотела такого для следующего поколения. Тут я даже не вру — отец как-то рассказывал, как его мать спешно меняла всей семье имена в смутное военное время. Как во время бомбёжки поезда «потеряли» документы, и как потом чудом удалось переписать неприглядное «Гольдберг» на куда более понятное русскому слуху «Селезнёвы». — Я мечтала, что хоть кто-то из этой семьи сможет жить свободно. Но своих детей у меня нет. И уже никогда не будет, — добавляю я, искусно мешая правду из разных миров в забористый коктейль. — И даже если Леви — мой приёмный сын и в нём нет ни капли моей крови, он всё ещё остаётся моей семьёй и заслуживает жить под этим именем. — Хотите сказать, что?.. — неверяще усмехается Рейсс, зачем-то мимолётно выглядывая в распахнутое настежь окно. И я его не разочаровываю (хотя это как посмотреть, конечно): — Что единственный человек здесь… — говорю я, про себя подумав: «Ну правильно, Леви-то где-то снаружи», — состоящий в родстве с кланом Аккерман, помимо Потрошителя из Митры, разумеется, — это я. На пару мгновений повисает тревожная, напряжённая пауза. Рейсс хлопает глазами, словно не в силах поверить в ту околесицу, что я только что сморозила. И, судя по всему, не верит — тихий одиночный смешок постепенно перерастает в добротный издевательский хохот. — Ты и в самом деле хочешь мне сказать, что вон тот вот парнишка — не Аккерман? — Рейсс тычет пальцем в сторону соседнего дома, в привалившегося плечом к белому кирпичу солдата, в котором я с ужасом и в самом деле узнаю сына. — Да ты, должно быть, шутишь. Я едва заметно сглатываю, но в лице не меняюсь, сохраняя нейтральное выражение и тщательно копируя мимику Леви. А вот Рейсс вдруг усмехается и шагает поближе к оконному проёму. — Ч-что ж, полагаю что в подобной неопределённости нам не помешает… — Мне отчего-то до мурашек вдоль хребта не нравится то, как этот боров тянется к поясу. И не зря. — Небольшая демонстрация. Блять, накаркала! Уже по очертаниям полы пиджака я понимаю, что у него там. Знакомый разряд тока пробегает от головы до пят, как и много лет назад. Стрелять в моего сына? Не позволю! Мои пальцы сами собой ложатся на рукоятку ножа столь удобно стоящего рядом Аккермана, а уже в следующее мгновение я, крутанув в воздухе клинок, привычно перехватываю профессионально сбалансированный тяжёлый снаряд кончиками пальцев за острие и отправляю в скоростной, непродолжительный полёт.***
— Если продолжишь в том же духе швыряться единственным оружием — точно сдохнешь, — журит меня мелкий Аккерман. — Леви, ну не хватает мне духу, чтобы ножом ударить человека. Это… Не по-людски как-то. А так я могу хоть чужое оружие выбить. — Жить захочешь — и ударишь, и убьёшь. — Смурной мальчик пожимает плечами, но, чуть подумав, всё-таки идёт на уступку. — Вот что, если «не можешь» использовать нож, давай пока что сделаем упор на рукопашку. — Давай, конечно, ёжик. Я облегчённо улыбаюсь. Но радуюсь всё же рановато — с Аккерманом, даже таким мелким и вредным, расслабляться вообще в принципе не вариант. Собственно, вредность у них наверняка наследственная, многовековая… Потому что непрошибаемая. Леви оглядывает меня придирчивым взглядом и выносит вердикт: — Руки у тебя хорошо развиты. А вот над ногами надо поработать. — Мальчишка аккуратно откладывает наше оружие на застеленный чисто выстиранным платком ящик неподалёку и занимает расслабленную стойку, прожигая холодом штормовых предупреждений. — Нападай. И не думай, что я забыл про тренировку с ножом. Ею займёмся через полтора часа. После разогрева. — Эй-е-ей, ты сколько тут торчать вообще собрался, друг мой? — резко напрягаюсь я с таких перспектив. — Полтора часа на рукопашку, ещё час — на отработку ударов. А потом пойдём практиковаться в город, — рисует мне восхитительнейшие перспективы этот… Аккерман. — А может не надо? — аккуратно пытаюсь я слиться, пока ещё можно. — Мы ведь только после десятичасовой смены. Давай сегодня, может, остановимся на полутора часах, а? — Ты выжить в этом аду хочешь? — задаёт вполне резонный вопрос мой юный сожитель. — Б-было бы неплохо, — нервно усмехаюсь я в ответ. — Тогда не нуди, а нападай. — выносит приговор мелкий тиран, добавляя вдруг до боли знакомое: — Не важно, каким был твой мир. Сейчас ты здесь. И этот мир жесток — всем здесь заправляет сила. Так что если хочешь выжить — будешь заниматься столько, сколько потребуется. Мне долго тебя ещё ждать? Может, хочешь для начала оборону отработать? — Нет! — куда понятливее и живее отклоняю я это щедрое предложение, шустро занимая стойку. Как больно может бить Аккерман я поняла ещё на прошлой неделе. Как и то, что его атак я порой даже не вижу. Нет уж, быть в роли огребающей мне совсем не хочется. — Т-тогда я н-нападаю! — сглотнув, предупреждаю я неодобрительно кривящегося в ответ Леви, срываясь с места и занося ногу для удара в голову.***
В спину мне прилетает мощный толчок от Кенни, помогая начать движение чуть раньше, чем среагировало бы моё тельце самостоятельно. И судя по всему, Рейсс этой помощи даже не замечает. И как вы предлагаете мне изобразить ту же скорость?! Осознание, что я до сих пор и близко не видела, на что на самом деле способен Кенни, пробирает до костей. Но об этом я поистерю попозже. Сейчас же выдувы работают на «ура», за мгновение пронося меня к визжащему Рейссу. Не так быстро, как мог бы двигаться реальный Аккерман, но тоже ничего себе. Недокороль падает на колени, баюкая прошитую насквозь ладонь. И я его нисколько не жалею, на полном ходу поддавая ещё газку в правую ногу для повышения силы момента и поставленным пинком снося жирного борова в дальнюю стену. Где-то сзади слышится тихий, но одобрительный свист. Вот же… Аккерман! Может, ему ещё попкорн всучить?! Зубы приходится стиснуть, чтобы не матернуться от прострелившей колено боли, да и пострадавший утром бок тоже скорости не добавляет. Колено, к слову, продолжает ныть и дальше, хоть защищённый где надо пластинами из лёгкого стального сплава ботинок и амортизирует немного силу удара. Да чтоб вас всех! Но мне пока некогда отвлекаться — охранники тоже не дремлют: один заслоняет тоненько воющего от ужаса Рейсса, а второй прикрывает свою королеву. Я прищуриваюсь, мельком оценивая противников: сын научил использовать любую слабость врага с учётом уже моих сильных сторон. Например, у того, что ближе ко мне, явные проблемы с балансом. Поэтому вместо того, чтобы блокировать чужой (истерично сильный и не особо меткий) удар, как сделал бы настоящий Аккерман, я помогаю ринувшемуся в мою сторону охраннику продолжить свой нелёгкий путь. Перехватываю запястье с ножом, походя выбивая оружие, и взваливаю мужчину себе на спину, используя нашу совместную инерцию и выдувы в сапогах как трамплин. Рёбра похрустывают, бок ощутимо простреливает, но отработанные годами движения помогают мне выполнить задуманное. Первый идиот счастливо вылетает в окошко, и я лишь вскользь успеваю вспомнить, что внизу вроде как есть огромный фонтан. Значит, не разобьётся. Хорошо. Следующий кандидат решает, что будет забавно не подходить близко, а просто в меня выстрелить. Не будет, дорогой. Плавно, но быстро перекатываюсь, уходя с траектории выстрела и по дороге подхватывая валяющийся на полу нож.***
— Ещё раз. Недостаточно глубоко. И нож держи твёрже — он должен быть продолжением твоей руки, — требует от меня Леви, придирчиво изучая порез на чучеле. — У тебя не хватает силы. Попробуй бить на выходе из переката, как бы «встречая» запястье врага. Так ваши векторы движения будут строго противоположны — и он, и ты вложите силу в порез, сплюсовав их. Вы только посмотрите-ка, а! Какая прелесть! — А помнишь, как ты мне нудел, что, мол, физика нахрен тебе не сдалась? — мягко подстёбываю я сына. — Это когда было-то? — фыркает мой заметно уже вытянувшийся после Подземного Города ёжик, складывая руки на груди и прожигая в ответ уничтожающим взглядом. — Опять отлынивать пытаешься? — Никак нет, мой капитан, — открещиваюсь я от обвинения, шуточно вытянувшись по струнке, и отдаю ему честь, широко улыбаясь. — Ты всё обещаешь показать мне фильм с этими словами, и всё никак, — с намёком журит сын, пока я отхожу на положенные для атаки два метра. — Сегодня вечером посмотрим, ладно? Когда все спецы по домам разойдутся, — обещаю я, сдувая вылезшую из хвостика кудряху с глаз. — Ещё раз, мне перекатываться через левое плечо и бить потом правой? — Да. Вот так. — Леви первым медленно показывает мне движение. Застеленное клевером поле около дома идёт рябью от почти уже летнего ветерка, пока я с белой завистью наблюдаю, как просто у сына всё получается. Надо будет тут сад разбить, что ли? Яблони посадить…***
Чужое сухожилие поддаётся, прямо как сено в манекене, и охранник с тихим вскриком роняет пушку, так и не успев выстрелить. Но ещё раньше, чем его ствол касается пола, я перехватываю рукоятку задним хватом, всаживая клинок в чужое бедро без доли сомнений, просто на автомате. Всё внутри на миг застывает — Леви обычно меня тормозил в этот момент. Охранник не успевает. Но времени на сожаления нет. Единственное, что я отмечаю, —так это то, что лезвие вошло, слава богу, мимо артерии, но всё равно страшно, до кости пробивая ногу. Выбрасываю пистолет в окно, лишая корчащегося в позе зародыша противника соблазна выстрелить мне в спину, и всё своё внимание сосредотачиваю на в ужасе жмущемся к стене Рейссе. Не знаю, откуда у меня вдруг берётся столько сил и ярости, но в сложившейся ситуации давно спавшая где-то глубоко внутри тварь снова поднимает голову, сладко нашёптывая быстрый и максимально эффективный способ, чтобы избежать большинства проблем что сейчас, что в будущем. Он угрожал оружием моему сыну, он помогал Санесу проворачивать всю эту схему с детьми, чёрт побери! Он будет причиной страшнейшего дерьма в будущем. Так чего ждать? Меньшее, чего он заслуживает, так это… Мой тяжёлый взгляд встречается с мечущимися зрачками «короля», и тот разом каменеет, перестав даже дышать. Правильно боишься, милый мой. Тихий шелест газа, и уже через миг я нагибаюсь, чтобы поднять за грудки этого борова. К слову, он мне даже помогает, внезапно рванувшись в нужную сторону. Там что мне остаётся лишь любезно посодействовать ему посредством небольшого рывка переместиться через раму. В конце концов умереть он не умрёт, но… — Может, уже достаточно? — внезапно тормозит весь мой раж Кенни, перехватывая сжимающие (пока) воротник рубашки ладони. Ну наконец-то! А я-то уж думала, что мне вообще всё на себе тащить придётся. Причём хватает меня Аккерман за руки на редкость интересно — грубые, длинные пальцы Потрошителя ложатся чуть поверх моих, принимая на себя большую часть веса и помогая мне «удерживать» здоровенную тушу на весу. А. Так он хочет вместо парочки костей сломать Рейссу склонность к пакостям? Да, так и в самом деле будет получше. Только не привлечь бы лишнее внимание… А то один чувак тут из окошка второго по значимости (сразу после дворца) здания внутри Стен уже полетел. Так что надо бы побыстрее сворачиваться. — Думаешь, хватит? — Я подключаюсь к игре и склоняю голову чуть набок, опасно прищуривая глаза. — Эта сука только что угрожал пистолетом человеку, ради которого я вообще существую. И ты предлагаешь мне просто оставить всё как есть? Серьёзно, Кенни? То есть если бы на Ури наставили пистолет, ты бы просто постоял в сторонке? — Ну, если так поставить вопрос… — тянет Аккерман, и будто бы задумавшись «позволяет» мне распрямить руки до конца и заодно спихнуть дотянувшегося носками ботинок до парапета Рейсса обратно в «невесомость». — В-вы! — неверяще скрипит явно задыхающийся от давления воротничка рубашки августейший, тут же истерично прибегая к последнему козырю: — Ф-фрида! — Н-не могу, отец! — с дрожью в голосе и абсолютным непониманием происходящего шепчет истинная королева, оседая на пол. — Она не поддаётся влиянию. Я не понимаю, как же это? Почему моя сила не действует? Краем глаза я отмечаю, как парочка ребят из отряда Кенни выстраиваются в караул внизу, не пуская любопытных жителей к месту под нашей потасовкой. Значит, они уже здесь, и лишних вопросов к нам не будет. Интересно, в курсе ли Кенни или это приказ откуда-то ещё? Да нет, наверное в курсе, иначе меня бы тут уже разобрали на запчасти — скорее всего подчинённые Кенни и выходы в наш коридор охраняют, иначе к нам бы тут уже вся королевская, ахахах, рать сбежалась бы. Так, что там наша королева говорила? Сила её на меня не действует, да? — Ах, какая неожиданность! — уже открыто ёрничаю я. — На Аккерманов невозможно повлиять! Ебать открытие! Никогда такого не было, и вот опять! Кенни громко фыркает у меня над ухом, и, отсмеявшись, провокационно предлагает, умело играя тембром голоса: — Может, отпустим? — В смысле «отпустим»? А. Это можно, да. Я расплываюсь в точно такой же, наверняка, как и у него улыбке всамделишного киллера с протёкшей крышей, не обращая внимания на прострелившую щёку боль, и с придыханием отвечаю: — Конечно отпустим, чего же не отпустить-то? Нам этого козла тут что, вечно на весу держать, что ли? Рейсс непонимающе и с крохотным огоньком надежды мечется взглядом между нами. Правда, надежда у него остаётся ровно до моих следующих слов, произнесённых мечтательным, нежнейшим тоном: — Тут до земли метров десять? — Скорее пятнадцать, — поправляет меня Потрошитель. — Хочешь понаблюдать за полётом? — Нет. Мне больше интересен финальный результат, — сардонически усмехаюсь я. Разумеется, Кенни прав — летающий строго вниз из парламента аристократ — такая себе реклама благополучия и процветания страны. И меня потом за решётку упекут или сразу на виселицу отправят. — Т-так ты всё-таки… — побелевшими губами шепчет Рейсс. — Да. Самому порой не верится, но она — Аккерман, — вместо меня врёт Кенни, не оставляя больше никаких сомнений у Рейссов. — Ладно, кучеряха, я всё понимаю, но мне этот мудак всё ещё нужен живым. — Ты это сейчас серьёзно?.. Эх. Чего только не сделаешь ради семьи? — Тяжело вздыхаю в ответ, якобы затаскивая (посредством Аккермана, в основном, конечно же) аристократа обратно в помещение. Пальцы разжимаю показательно нехотя, отталкивая аристократа к стене (опять-таки не без помощи Кенни, без всякого пиетета отправившего местного августейшего в ещё один короткий полёт). — Но ты ж понимаешь, что этот твой мудак спонсировал всю кампанию с детишками из детдома, с которой мне в итоге пришлось вместо разведки разбираться? — отстранённо замечаю я на всякий случай, перенося вес на непострадавшую ногу. — Не хотелось бы отпускать такое дерьмо и дальше гадить мне под руку. — Ну да, просто так Санес бы такую схему не провернул. Слишком много ключевых людей закрывали на это глаза, — соглашается Кенни. — Да и уничтожение Разведкорпуса изнутри — вполне себе вписывается в глобальный план семейства Рейссов. — О-о чём это вы? — влезает с какого-то перепуга из-за наших спин королева. Так наша красавица что же, не была в курсе махинаций своего папаши? — Мы, Ваше Величество, рассуждаем о том, что один директор детдома, парочка военных полицейских из захолустного Троста и один мужик из внутренней безопасности, пусть и приближённый к вашей королевской семье, не могли провернуть столь обширную схему с использованием несчастных детишек без малейшего привлечения внимания. И тем не менее, им это удалось. И как-то слишком уж много благородных семей подписалось под этой схемой и держало детей в чёрном теле, — вполне честно отвечаю я ей. — И переглядывания вашего отца и главного подсудимого сегодня дали нам понять, что эти догадки вполне оправданы. По мере того, как я раскладываю всё по полочкам, королева всё больше бледнеет. Её глаза будто бы становятся немного ярче и глубже, что ли, а лицо искажается в маске то ли отвращения, то ли гнева. — Отец… Это правда? — тихо, но удивительно твёрдо спрашивает Фрида после небольшой паузы. А вот Рейсс, на удивление, молчит в ответ. Я думала, он начнёт оправдываться перед доченькой, а оно вон как. Но что-то сказать ему всё же придётся. — Разведкорпус слишком много в последнее время о себе возомнил, — выплёвывает наконец Род, отведя глаза и избегая встречаться взглядами с Фридой. — Они становятся опасными. Я делал это ради нашего рода, ради тебя… — Удивительное рядом, — ехидно тяну я. — Разведкорпус уже года три как не автономен, а является лишь частью объединённого рода войск и тем не менее, стал «опасным» для вас. Интересно чем? Они потеряли свою независимость в принятии решений, в наборе новых кадров и даже в том, каким составом выйдут в следующую вылазку. Их присутствие в прессе осталось на прежнем уровне, бывший командор тренирует кадетский корпус, а всё спонсирование идёт через Гарнизон. Это стопроцентный проигрыш по всем фронтам. Единственное, что за это время у них хоть и немного, но всё-таки снизился процент смертности. Поэтому они становятся опасными, да? Потому что перестают потихоньку вымирать колоннами? — Именно взаимодействие ваших двух организаций и стало опасным — уже три года как отчётность Разведкорпуса идёт не напрямую наверх, а через командора Пиксиса, и её объём и качество значительно снизились, — нехотя обьясняет Рейсс. До меня наконец доходит. И врезать этому ублюдку хочется с новой силой. — Так вот оно что. Я-то всё себе голову ломала, а всё ж прямо на поверхности было! Вы разрешили всю эту схему с детьми… из-за выгоды для своих предприятий. Ну конечно, опять блядкий капитализм, куда ж без него? Вы же владеете акционной биржей, и данные Разведкорпуса были для вас неплохим подспорьем. Кстати, по поводу разведданных именно мы с Пиксисом подсуетились. Спонсоров у Разведкорпуса, конечно, поубавилось, но зато и спросу с них стало поменьше. И тут уже мы смогли полноценно развернуться, организовав им парочку дополнительных полигонов и других плюшек, без привлечения внимания верхов. Но при этом, разумеется, злом во плоти для Разведки по-прежнему остаюсь я, даже башляя недостающие капиталы от имени всё того же несчастного Штирлица, по легенде «проживающего» где-то на севере. Но шут с этими разведчиками, важно то, что слух об улучшившихся условиях службы вызвал неожиданный эффект: — К тому же, число желающих вступить в Разведкорпус сейчас, после поимки двоих титанов и снижения смертности, растёт. Соответственно, желающих работать на вас и принадлежать к пастве вашей дочурки — всё меньше. Что, объём пожертвований, небось, сократился? По тому, как молча кривится Рейсс, я понимаю, что попала в самую точку. И я всё же не удерживаюсь, зло прописывая этой маргинальной сволочи здоровой ногой в живот и заставляя учиться дышать заново. Хочется бить и бить, потому что перед глазами так и стоят и младшие Шульцы, и тот парнишка Дитрих, обратившийся в титана, и умерший у меня на руках старший брат бедных малышей. Но ведь их было больше, гораздо больше! — Мы спасли только семьдесят шесть детей. Из ста тридцати девяти. Многие из них пошли в армию из-за нищеты, и вы заставили их выбрать разведку, даже тех, кто должен был в сороковом пойти в военпол и забрать своих младших на попечение. Почему эти малыши должны были пройти через подобный ад?! Ради парочки сотен золотых в вашем кармане? Неужели столько стоят в этом мире человеческие жизни? — Я и сама не замечаю, как начинаю думать вслух. Заношу ногу ещё раз — марать руки о такое дерьмо не хочется, но ладонь Аккермана в очередной раз за этот день тормозит меня, чуть оттаскивая за плечо назад. Я оборачиваюсь, не особо понимая, какого чёрта он меня остановил, и недоуменно замираю: картина, что разворачивается передо мной сейчас, до боли сюрреалистична, так что мне даже хочется протереть глаза. Фрида Рейсс опускается на колени на ковре во всамделишном японском церемониальном поклоне, сайкэйрэй или как его там, упираясь лбом в аккуратно сложенные домиком ладони. Иссиня—чёрные волосы чуть ниже плеч красивым покровом шёлка растекаются вокруг её головы, резко контрастируя с белым платьем и фарфоровой, не тронутой загаром кожей. — Нашей семье нет прощения, — тихо говорит королева каким-то покорёженным, скачущим голосом. — На нас и без того столько грехов, что нам и вовек их не искупить. И слова моего отца… мы лишь смиренно приносим вам извинения за свою слепоту к его деяниям. Нам не добиться прощения… Чего это с ней такое вообще творится? Голос будто вообще не её. Это с нами сейчас престарелая многоножка общается, что ли? Я невольно отступаю на шаг назад, подальше от… этого. Королева вдруг едва заметно трясёт головой и поднимает на нас заплаканное лицо. — Я прослежу, чтобы отец больше никому не причинил вреда ни одним своим действием, — уже спокойно, как будто и не было этого «припадка», обещает нам Фрида Рейсс. Нечеловечески яркие, усталые глаза внимательно вглядываются мне в душу, но давящего эффекта в этот раз я не чувствую. Скорее… она ищет во мне поддержку? — Если такое возможно, — продолжает королева, — не могли бы вы, пожалуйста, проследить, чтобы все виновные в этой ужаснейшей ситуации понесли наказание? Чёрт, а хороша девочка-то. Твёрдая, целеустремлённая, но при этом добрая и справедливая. Хоть и немного поехавшая из-за паразита внутри, но кто из нас не без греха? Её бы на трон вместо Фрица, и страна бы зажила по-новому… Жаль, что ей всего два года жить осталось. — В этом и был мой план с самого начала, Ваше Величество. — Почтительно склоняю голову в ответ. — Буду рада исполнить ваш приказ. — Спасибо. — Фрида Рейсс нежно улыбается, поднимаясь на ноги. — Направьте мне письмо с результатами, пожалуйста. Полагаю, что нам с отцом будет лучше… не присутствовать дальше, чтобы не давать ложных иллюзий подсудимым. — Благодарю за понимание, мэм. — Я коротко приседаю в уважительном книксене. — И вашему отцу в скором времени и в самом деле будет лучше показаться врачу. — П-простите? — непонимающе срывается с официозной струны королева, давая петуха голосом. — Бог простит, — отмахиваюсь я, приседая около Рейсса, и лёгким движением вытягиваю у него из нагрудного кармашка паше, тут же встряхивающим движением расправляя шелковую ткань. Маловата «кольчужка», конечно. Но другого ничего я под рукой не вижу. — Кенни, бинт есть? — профессионально оглядев нанесённое мною же ранение, интересуюсь у замершего рядом Аккермана. Торчащий из руки нож, конечно, выглядит как эдакая бутафория… если бы не тонкие струйки крови вокруг. Но всё равно сложно поверить, что я могла такое вот с человеком сделать. — В твоём внутреннем кармане на поясе. — неожиданно быстро и просто идёт на контакт Потрошитель, прерывая мои моральные терзания. — Справа. Я мотаю головой и свободной рукой расстёгиваю пуговицу, залезая под полу. — Ага, нащупала, — радостно отзываюсь я, доставая бинт, и мило улыбаюсь Рейссу, хватаясь за руку с застрявшим ножом. — Может быть немного больно. Сэр. Но вы уж постарайтесь не отдёргивать свою конечность. А то могу ещё что-то вам там повредить. И пока Род недоумевает, что я хочу сделать, мои шаловливые ручонки вынимают нож, придерживая рану платком. Кровь тут же, несмотря на плотную ткань, весело бежит между моих пальцев, немного пачкая рукав, но никаких артерий вроде не задето, иначе хлестало бы в три ручья. А вот нерв, похоже, задело — ломать Рейсса начинает неслабо. Не обращаю внимание на судороги, а спокойно убираю платок и крепко бинтую кисть, передавая пострадавшего на руки королеве. — Охраннику лучше перетянуть ногу чуть выше раны жгутом и доставить к врачу прямо с ножом в ноге, — добавляю я на всякий случай, прежде чем мы с Кенни наконец покидаем этот проклятый коридор. Ну не могу я оставить человека вообще без помощи с таким тяжёлым ранением.13.6.843 (13 часов 56 минут)
Не знаю уж, о чём думает Кенни во время нашего молчаливого спуска по лестнице, но лично я, протирая нож скоммуниженным у Рейсса платочком, размышляю о том, насколько хорошо всё-таки шёлк впитывает кровь. Теперь осталось только Шиту этот образчик на опыты отдать, и будет совсем шикарно — пусть выясняет, что там такого в королевской крови примечательного. Вряд ли же паразит чисто на ДНК реагирует? Мы заворачиваем за угол как раз вовремя — звонок над дверьми и местный аналог герольда оповещают нас, что до продолжения слушания осталась всего пара минут. Я вздрагиваю от резкого звука, но стараюсь всё же держать себя в руках. Пока рано давать слабину. — Смотри-ка, твоя команда поддержки, походу, готова живьём меня сожрать, — усмехается Кенни, коротко указав подбородком в сторону большой скамьи у окна. Я перевожу рассеянный взгляд в том же направлении и на пару мгновений застываю, прежде чем согнуться от тихого, но сокрушительно неостановимого смеха. — На хуй… такую… поддержку, — прерывисто выдыхаю я в перерывах между смешками, но остановиться всё равно не могу. Потому что у меня в голове складывается преотличнейшая схема, как медленно сдвигающимися к переносице бровями Смита можно было бы заменить черлидинговые пипидастры. Нервы совсем уже ни к чёрту стали. Смит, да и остальные ребята вслед за ним выдвигаются нам навстречу, и Аккерман дёргает меня за шкирку вверх, принудительно разгибая. Мой смех как-то сам собой затихает, а мозг начинает наконец анализировать ситуацию дальше. Сейчас у нас с ребятами пообщаться явно не выйдет. Не знаю, отпустит ли меня Кенни, но в любом случае надо хотя бы добытый образец передать, пока он не засох. Так что… Пока мы с Потрошителем проходим мимо ребят, первыми заворачивая в зал, я едва заметно маню своего врача рукой, которую Кенни при всём желании увидеть не может. И народ понятливо пристраивается за нами следом. Так, а теперь ловкость рук и никакого мошенничества. — Эй, Аккерман. — Я подкидываю перед собой чистый уже нож, привычно перехватывая тот в полёте после пары оборотов за клинок и протягиваю, собственно, законному владельцу рукоятью вперёд. — Неплохой у тебя рабочий инструмент. И добавляю, голосом выделяя нужное слово и надеясь, что врач меня поймёт: — По-королевски сбалансированный. Другой рукой за спиной, пока Кенни отвлечён на своё оружие, я пихаю Петеру в ладонь окровавленную ткань. — Знакомые движения, кучеряха, — с намёком (и эй, это что, нотка гордости там только что проскользнула?) усмехается в ответ Кенни, принимая нож обратно и слитным движением убирая тот в ножны. — Одиннадцать лет тренировок с твоим протеже и из обезьяны человека сделают. — Я жму плечами в ответ, тщательно отслеживая реакцию Потрошителя. Кенни прыскает, но даже если и замечает мою махинацию с платком, виду, тем не менее, не подаёт. Значит, шалость удалась! Теперь-то уж дело за малым. — Вали к своим, — отсылает меня Аккерман, притормаживая у трибуны ответчиков. — Санеса мне будет сподручнее без тебя обрабатывать. — О нет, милый, неужели ты бросаешь меня? — делано возмущаюсь я в ответ, пряча за сарказмом своё облегчение. — После всего, что между нами было? Кенни хмыкает, оставляя мой пассаж без ответа, и, чуть ссутулившись, ускоряется, на прощание коротко махнув рукой. Его место тут же занимает встревоженный Мик, осторожно берущий меня под локоток, якобы чтобы помочь мне подняться по ступеням трибуны (хотя может и в самом деле волнуется, чёрт его знает). На деле же он привлекает моё внимание к новому «декору» на моей одежде. М-да, не заметить залитый кровью рукав, пожалуй, довольно затруднительно. — Я… решала организационные вопросы в перерыве, — беспечно отвечаю я на невысказанный вопрос, успокаивающе улыбаясь другу. — Теперь у Разведкорпуса будет гораздо меньше проблем. — А у тебя? — хмуро и весьма проницательно интересуется Закариас, кажется, нисколько не успокоенный моим кратким пояснением. А у меня… Я отворачиваюсь, разом растеряв остатки болезненного веселья. Меня ещё ждёт «допрос» по экспедиции, и я крайне недальновидно пропустила начало слушания. Так что версии могут и не сойтись. И, судя по смурному виду Пиксиса, его тяжелым взглядам в мою сторону и нервным переглядываниям спецов, ничего хорошего мне ждать не стоит. Меня сдали, тут и к гадалке не ходи. Ну, другого я от разведчиков, в конце концов, и не ждала. Сама же на вылазке сказала Смиту, чтобы он меня первым выдал. Так что… — Свои проблемы я буду решать по мере их поступления. Как и всегда, — горько усмехаюсь я, отпуская поддерживающую меня ладонь и занимая своё место по левую руку от начальства. И подальше от любых блондинов, чтоб не сглазили.