Где-то на солнце

Ацуши всё время игнорировал его. Вспомнить, когда последний раз его глаза добродушно смотрели на Дазая, было почти невозможно. Ацуши не был резок, он всегда находил способ обойти или уклониться от своего наставника. Тот, из-за чувства неловкости, бросал какие-либо попытки. В этом всём не было никакого смысла. В один прекрасный момент Дазай думал, что из всех окружающих Ацуши любит его больше всего. Они вместе обедали, гуляли, Ацуши смеялся над его шутками, а когда Дазай раздражал Куникиду, мальчик только вздыхал, но всё же был готов остановить наставника, если шутка зайдёт слишком далеко. Дазаю нравилось испытывать их терпение. Даже когда незаконченный отчёт Дазая оказывался на столе мальчика, было видно, что раздражение наигранное. Он верил, что Ацуши любит его. Дазай по своему толковал то, как ученик краснеет и отводит взгляд. Было приятно думать об этом, и каждый день Дазай размышлял о том, как выразить свои мысли. Дождаться ли ему фестиваля или Дня святого Валентина, или любого другого событие, которое придаст нужной атмосферы. Он никак не ожидал, что Ацуши незаметно, медленно, но верно начнёт отдаляться от него. На это ушло всего несколько недель — во-первых, оправдания, чтобы вместе не обедать. То он безотрывно смотрел в экран своего компьютера и был сфокусирован на работе, то разговаривал с Кёкой-тян или заслушивался историей, которую рассказывал Кенджи. Каждый раз, когда Дазай предлагал пройтись вместе или вдвоём пойти домой, он видел, что Ацуши был готов согласиться. Но вместо этого мальчик колебался и потом отказывал. Надо закончить отчёт. Найти сведения, чтобы что-то проверить. Ну или где-то надо с чем-то помочь. Но мне нужно больше тебя в моей жизни, хотел сказать Дазай. Эта фраза проложила бы идеальный путь для признания. За исключением того, что он не знал, как на это отреагирует Ацуши. Может он начнёт избегать наставника ещё тщательней. Эта мысль напугала его, и Дазай промолчал. И может (надежды было мало, но всё же), Ацуши прознал о его чувствах. В своих намерениях Дазай был довольно открыт и не скрывал своей привязанности. А может, Ацуши просто не придавал особого значения такому поведению. Думал, что Дазай просто добрый, хотя было всё с точностью да наоборот. Иногда Дазай представлял, как он врывается в комнату Ацуши и… ну. Требует объяснений. Ну или хотя бы убедится, что Ацуши осознаёт сколько боли он причинил наставнику. А что если ему всё равно? Или хуже. Что если мальчик ответит на его чувства только из жалости или из-за неумении отказать? Плохая идея. Из этого ничего хорошего не выйдет. Придётся жить с болью, пока она не утихнет. Прошли месяцы, Дазай всё свыкался со своим положением, но тут он услышал, что Ацуши заболел. «Меня не волнует», — говорил он себе. Ну или пытался. Ацуши был таким бледным и выглядел очень уставшим и несчастным. Дазай всеми силами пытался как можно дольше держаться за чувство собственного достоинства. «Я в порядке», — это было так похоже на него, притворяться до тех пор, пока от изнеможения не упадешь в обморок. Дазаю всего лишь хотелось убрать руки мальчика с клавиатуры. Но когда кожа коснулась чужой все его старания ушли коту под хвост. Ацуши продолжал смотреть на экран. Он не отстранился, резко не оттолкнул и даже не просил оставить его в покое. Ничего из того, что успел навыдумывать себе Дазай в том случае, если Ацуши его не любит. Впервые за долгое время они были так близко. Дазай чувствовал его запах и дыхание. Он что, правда пах цветами, или же просто от разлуки любовь горячей? Надо успокоиться. Ацуши вовсе не любит его, и как только мальчик согласится передохнуть, всё вернётся на круги своя. Наконец Ацуши посмотрел прямо на него, и Дазай был… счастлив. Он улыбнулся, но улыбка не появилась в ответ. На него смотрели спокойным взглядом. Почти любящим. «Не думай так», — упрекал себя Дазай, но ему очень хотелось, чтобы мальчик всегда смотрел на него так, ну или, в конце концов, просто смотрел на него, а не притворялся, что Дазая не существует. Ему хотелось кое-что попробовать. У них был шанс, так почему бы и нет? Было так легко, и это казалось таким правильным. Дазай взъерошил волосы мальчика, и тот не отстранился, а наоборот, прильнул к руке. Дазаю с трудом удавалось сохранить темп дыхания. После стольких месяцев безразличия и игнорирования, что же случилось сейчас? Или из-за лихорадки у Ацуши в голове помутнело? Ладонью он прикоснулся ко лбу парня, и его передёрнуло от холода. Дазай понимал, что должен позвать Йосано-сенсея. Но ведь такого шанса может больше не выпасть! И Ацуши смотрел на него, ему так давно этого хотелось. В итоге, всё прошло не так, как он хотел. Ацуши стиснул руки на груди, потом на шее, и кровь отхлынула от лица. Его согнуло пополам, вокруг него, хрипящего на полу, собрался весь офис. Пока Ацуши переносили в лазарет, ему проводили все нужные анализы и доставляли систему снабжения кислородом, Дазай не мог отойти от произошедшего. Позже Ацуши без сознания лежал в лазарете. Без сознания, но зато живой. Ни разу Дазай ещё не видел Кёку-тян такой тихой или Наоми такой неразговорчивой. Рампо-сан ушёл в свои мысли, и это никогда не предвещало ничего хорошего. Когда Дазай узнал о состоянии Ацуши, он посчитал себя идиотом. Всё то время, пока он лелеял свою злость и безуспешно пытался докопаться до истины, Ацуши страдал по кому-то другому. И этот кто-то даже не отвечает ему взаимностью. Покинув здание ВДА, он пошёл куда глаза глядят. Всё шёл и шёл без оглядки. Когда солнце уже начало садиться, Дазай понял, что пришёл на могилу Оды, место, куда бы в первую очередь пошёл Ацуши, чтобы найти его. Но с того раза прошла целая вечность. Он горько засмеялся: “Одасаку, я был таким дураком». Дазай начал представлять, что бы ему ответили. Он думал об Ацуши, который, возможно не специально, но всё это время избегал его, думая о том, кому был безразличен. Представляя, что Одасаку с ним, Дазаю удалось преодолеть злость и посочувствовать своему подопечному. Он должен понять. В конце концов, у него, в большей или меньшей степени, был такой же опыт. Ненавидеть или злиться на Ацуши было абсурдом. Жестокость была не свойственна Ацуши. Также он не заслуживал смерти; он заслуживал быть счастливым с любимым человеком. Дазай достал телефон и увидел накопленные с полудня сообщения, о том что Ацуши проснулся, и он решил, что это ещё не конец. * — Кто это? — прямо спросил Дазай. Он потратил часы, готовя себя к этого момента, и настраивался не глумиться над ужасными вкусами Ацуши. Было одновременно любопытно и завидно, но на эти чувства старались не обращать внимания. Если Ацуши можно спасти, то ничего не имеет значения. — Это вы, — Дазаю показалось, что он не расслышал. «Это вы. Я люблю Вас». — голос Ацуши дрожал, а выглядел он уже побеждённым. Но этого не может быть. Если бы это было правдой, Дазай бы заметил. Должно быть, Ацуши пытается уклониться от ответа из-за опасения, что тот человек узнает о его чувствах и потом будет чувствовать вину за смерть мальчика. Ведь Ацуши всегда такой бескорыстный. Но почему именно Дазай? Неужели ему хотелось, чтобы Дазай чувствовал себя виноватым? — Ты, должно быть, шутишь, — выпалил он. Какая-то его часть ожидала услышать мальчишеский смех. Но Ацуши отвёл грустный и несчастный взгляд, с которым он обычно отталкивал Дазая. Только поняв, что он облажался, Дазай осознал- Блин. Блин. Тот же взгляд, каким на него смотрели до того как потерять сознание. То, как Ацуши избегал его все эти месяцы. Вся жизнь пронеслась перед глазами, и всё: каждое слово, каждый жест, каждое выражение лица мальчика обрело совсем иной смысл. Ему как будто дали пощёчину. Это был он. Дазай был тем глупым и неблагодарным человеком, которого хотел убить несколько часов назад. И Ацуши был в шаге от смерти из-за того, что Дазай ничего не знал. У него было много возможностей сказать о своих чувствах, но вместо этого он продолжал критиковать себя. — Мне очень жаль, — сказал Ацуши, и это забило последний гвоздь в гроб. Почему он извиняется? За что ему вообще извиняться? Дазаю хотелось кричать или сломать что-нибудь. Вместо этого, он вылетел из лазарета, нашёл единственную подушку, которая лежала на диване и закричал до боли в горле, а потом ходил по комнате, сжимая антистресс-мяч, который в тайне хранил Куникида. Он продолжал это делать, пока его чувство разочарования не утихло. Когда он успокоился, пришло осознание того, что оставить Ацуши в одиночестве было не самой лучшей идеей. Надо было вернуться и поговорить. Даже от того, что чувства Дазая были взаимными, ситуация легче не стала. Он пытался очистить свою голову от лишних мыслей. «Я должен быть счастлив», — думал он, ведь Ацуши будет жив. Но и Дазаю, и Ацуши будет трудно поверить друг другу и принять чужие чувства. Надо было преодолеть это препятствие. Дазай выпрямился, глубоко вздохнул и направился в лазарет.