Пленники рая

      Оказывается, Джон никогда в жизни не испытывал страха. Он-то всегда считал, что чего-то боится. В детстве боялся гнева родителей, которые могли выпороть за любую шалость. Но тем интереснее было шалить и не попадаться. Боялся лазать по деревьям и стенам, ведь можно же упасть и покалечиться! И чтобы проверить себя, он забирался в самые труднодоступные места. Потом, когда подрос и стал оруженосцем у своего сюзерена, боялся сделать что-то не так, не оправдать ожиданий. И тут уже не выделывался, все исполнял, как велели. А уж как перед первым серьезным боем боялся, аж поджилки тряслись! И здесь, в Вакафе – когда оставался с сахибом наедине, и когда замышлял побег, и покупал ханджары… И он всегда гордился собой – ведь несмотря на страх, он находил в себе силы и преодолевал все. И ощущал себя действительно сильным.       И только оказавшись в каменной подземной камере, прикованным к стене на толстую цепь, он понял, что такое настоящий страх. Это понимание, что ничего изменить больше не можешь. Ни обмануть, ни сбежать, ни униженно вымолить пощаду.       – Сахиб не хочет говорить с тобой, – бесстрастно сказал ему Салим. – Он дал тебе время до рассвета, чтобы ты помолился своему богу. На рассвете я отрублю тебе голову. Благодари сахиба за это – твоя смерть будет легкой. Как и смерть твоих приятелей.       Джон совершенно оказался не готов к такому. И даже не сообразил, что можно сказать. Даже после того, как за Салимом захлопнулась тяжелая дверь, он еще какое-то время сидел в темноте и тишине без движения и тщетно надеялся, что сейчас он проснется, отдышится после тяжелого кошмара и… побежит к Веронике. И скажет ей: «Не хочу я ехать ни в какую Палестину. Пусть за Святую Землю воюют святые братья. А мы с тобой поженимся и будем жить вместе, пусть бедно, но счастливо…» Она, конечно, шутя, назовет его трусом, но он ей докажет, что настоящая смелость – в том, чтобы признаваться самому себе, что ты чего-то не хочешь, или не готов. И не делать. Она поймет. Она умная и хорошая. И тоже смелая. А потом они поженятся…       Джон согнулся, как от резкой боли в животе, хотел сжаться в комок, но ошейник, прикованный к слишком короткой цепи, сдавил его горло.       «Вероника, прости меня!» – хотелось завыть, но он лишь беззвучно открывал рот.       Если бы Салим вернулся еще раз или кто-то другой вошел, Джон бросился бы на колени, пообещал бы что угодно, лишь бы ему сохранили жизнь. Пусть бы даже не отпустили домой. Пусть бы даже оставили в темнице… Но он бы придумал со временем, как выбраться, как вернуться…       Но никто не приходил. Обманывать было некого.              В темноте и тишине казалось, что прошла вечность. Джон не спал. Отчаянно прислушивался к звукам снаружи, но даже никаких шагов слышно не было. Никто не подходил посмотреть, как он тут, никто не приносил воды и еды. И если есть совершенно не хотелось, то за глоток воды Джон вскоре готов был отдать полжизни. И хоть за какую-нибудь, самую плохонькую свечку. Но не было ничего. Даже сон не шел.       Джон попробовал молиться, как сказал Салим. Но не мог. Что-то мешало – впервые в жизни. Заученные наизусть латинские слова казались совершенно чужеродными. А собственные молитвы не получались. Почему-то. Произносить даже про себя все те мысли, что мельтешили у него в голове и не давали покоя, Джону было… стыдно?.. «Господи, Ты же видел, что я не хотел?.. Я правда не хотел! Честно-честно не хотел всего этого!»       «Ты искренний, – прозвучал в голове голос сахиба. – Ты не хотеть говорить со мной, не хотеть есть мою еду. И не делать это».       А потом как наяву увидел его приоткрытые полные губы и стройное гибкое тело с блестящей от пота смуглой кожей, горячей и нежной на ощупь. «Я делал это не для удовольствия! Если бы я хотел удовольствий, я бы давно согласился на предложение Роджера!..»       «Лже-ец…»       – Я не хотел… не хотел!              Джон вздрогнул и вынырнул из мерзкого холодного забытья, когда где-то лязгнула дверь. Потом еще одна. Кто-то спустился в подземелье. Уже утро? Уже пора? Мысли заметались еще заполошнее. Надо хоть одну подобающую молитву вспомнить…       Но к нему никто не шел. Вообще все стихло. Только в какой-то момент послышался отдаленный крик. Сердце Джона провалилось в пятки. Он забился в угол, насколько позволила цепь, и просидел там еще целую вечность… Пока дверь его камеры не открылась. Он хотел броситься в ноги вошедшему – кто бы это ни был, умолять о пощаде. Но от страха даже на это сил не осталось.       Салим молча расстегнул тяжелый ошейник, и тот упал, повиснув на цепи.       – Ты свободен, – сказал Салим, кивнув в сторону открытой двери.       – Что? – переспросил Джон, не поверив.       – Свобода, – по-английски повторил Салим. – Ты идти. Туда.       Но Джон так и продолжал сидеть, не шевелясь. «Этого не может быть», – вертелась в голове единственная мысль.       Салиму надоело ждать, он подхватил юношу за шиворот, как котенка, поставил на ноги и подтолкнул к выходу.       – Идти, – напомнил сзади Салим.       Джон медленно, как ребенок, который только учится ходить, побрел к выходу.       Кое-как вскарабкался по лестнице и вышел в залитый рассветными лучами двор. Он сразу вспомнил его – здесь они дрались со стражниками.       Сейчас тут было пусто. Только у стены сидел Роджер, подставив лицо ласковому утреннему свету.       Джон сел на песок рядом.       – Что произошло? – спросил он. – Нас больше не обвиняют?       Роджер пожал плечами:       – Мне не сказали. Салим открыл дверь и сказал, что я могу идти. Я вышел.       – И я тоже. Я до сих пор поверить не могу. Я думал, я не доживу до казни, умру прям там. Так долго ночь тянулась! Неужели всего одна ночь прошла?       – Не знаю. Но наверное, одна. Вряд ли я бы проспал дольше.       – Ты спал?!       – А что еще там было делать? – Роджер снова пожал плечами. – В темноте, без движения. Как-то сами глаза закрылись, и заснул.       Джон уставился на него, как на святого.       – Замерз только во сне, – продолжил Роджер. – До сих пор не согрелся. И есть очень хочется. Сейчас Брайана дождемся и пойдем искать, чем поживиться.       – Брайана? – переспросил Джон, снова чувствуя прилив стыда – про брата Брайана он и думать забыл. Когда их с Роджером схватили, Салим что-то говорил, что Брайан пытался убить сахиба, но Джон, напуганный собственной возможной смертью, не обратил на это внимания.       Джон подскочил и заглянул внутрь дома, дверь во двор, через которую вышел он, была открыта, но дверь на лестницу в подземелье уже заперта. Видимо, Салим ушел другим путем. Вместе с братом Брайаном? Джон оглянулся. И спросить не у кого.       Роджер подошел и тоже осмотрелся.       – Наверное, его отпустили раньше, – сказал он и дернул застывшего Джона на рукав. – Пойдем к святоше в келью. Он наверняка у себя. Благодарит Бога за наше спасение. И нам стоит к нему присоединиться.       Джон чуть подумал, кивнул и поспешил вслед за Роджером.       ***       Но в келье у брата Брайана было пусто. И как будто ничего не изменилось с тех пор, как Джон вчера ушел отсюда. Даже лютня лежала там же, где Брайан оставил ее, когда начал говорить с Джоном. И рядом стояла ваза, в которой, как и вчера, оставалось одно персидское яблоко, уже сильно потемневшее с одного бока, и неубранная горка косточек, над которыми жужжали мухи. Только кинжала в красивых ножнах не было.       Значит, правда? Джон вдруг похолодел. Брат Брайан действительно решил зарезать сахиба? И решил буквально сразу после разговора с ним… «Что же я такое сказал ему?!»       – Я не знал, что Брайан умеет так хорошо рисовать, – сказал Роджер, показывая на стену.       – Я тоже, – сказал Джон и опустился на колени перед крестом.       «Неужели он решил отомстить сахибу за меня? Но я же… я же… я же сам на это шел. Потому что хотел…»       – Господи, прости меня… – Джон ткнулся лбом в пол и зажмурился.       Роджер походил рядом, потом остановился, дотронулся до плеча Джона:       – Вода. Попей, потом дальше молиться будешь.       Джон выпил все из предложенной пиалы и так и остался сидеть, чувствуя себя совсем опустошенным.       Прошло еще какое-то время. Роджер, несколько раз принимавшийся ходить по комнате, и опять уселся, взял лютню. Попробовал сыграть несколько аккордов.       – А, все забыл! – отмахнулся он. – Джонни. Пойдем отсюда. Мне кажется, тут нечего ждать.       – Куда пойдем?       – Я знаю хорошее место.              Хорошим местом, естественно, оказалась женская половина. Однако первым, кто их встретил, был Юсуф.       – Роджа!!! – завопил от радости мальчишка, бросаясь к ним навстречу. И Роджер подхватил его на руки и покружил. – Как я рад, что ты живой! Я вчера, когда узнал, что вас схватили, хотел бежать к сахибу и просить, чтобы он отпустил вас! Но мать запретила, сказала, чтобы даже думать не смел! И Хабиби сказал то же. И Салим…       – Спасибо, дружок, – Роджер потрепал его по голове. – Не думаю, что сахиб бы прислушался…       – Ну я же его старший сын! Хоть и незаконный. Но он всегда говорит, что я могу его просить о чем угодно! Хвала Аллаху, он и без меня передумал! Салим сказал нам с утра, мы обрадовались! Где вы пропадали только? Мать там волнуется, иди успокой ее!       Юсуф схватил Роджера за руку и потянул за собой.       – Ма! Мама! Роджа пришел!       Джон, все еще ошарашенный, потащился следом.       К ним вышла женщина, высокая и красивая, стройная, хоть уже и не юная, с красивыми глазами, большими и блестящими. Они с Роджером встретились взглядами и остановились, не говоря ни слова.       – Мама! Ну вот же! – Юсуф отпустил руку Роджера и подскочил к женщине. – Все в порядке! Я же говорил, что все будет в порядке! А ты плакала!       – Юсуф! – Она словно очнулась и строго посмотрела на сына. – А кто тебя, скажи на милость, от работы сегодня освободил?       – Ма-ам… – протянул мальчишка, быстро опустив глаза.       – Марш делом заниматься, а то останешься без обеда. Кормить еще тут бездельников!       Юсуф не посмел перечить матери.       – За обедом все расскажешь! – уже на бегу крикнул он Роджеру и подмигнул.       – А вы, наверное, еще и не завтракали, – сказала Аиша, не глядя на мужчин.       – Честно говоря, мы еще не обедали и не ужинали… вчера, – сказал Роджер.       – Пойдем, – она махнула рукой, зовя за собой, и пошла внутрь.       Она усадила Джона и Роджера за небольшим столом в помещении рядом с кухней. Сама поставила посуду, наложила в тарелки нежное тушеное мясо, овощи, принесла целую корзинку фруктов и свежие, только из печи, лепешки. Поставила два кувшина сока.       – Это… разве не для стола принца все предназначено? – опасливо уточнил Роджер.       – Ешьте, – сказала Аиша. – Ему потом еще приготовят. Сейчас он спит, насколько я знаю.       Джон робко взглянул на Роджера. От вида и запаха всех этих яств у него аж живот свело, так захотелось есть. Но первым накидываться на еду он не посмел. А Роджер, хотя и говорил не раз, что голоден, почему-то не спешил приступать к трапезе.       – Ешьте, – повторила Аиша и сама придвинула тарелку к Джону. Тот еще раз взглянул на Роджера и не выдержал, принялся есть… Жрать, заглатывая целые куски, давясь и запивая большими глотками сока, вкуса которого почти не чувствовал.       Роджер еще чуть подумал и тоже последовал его примеру. Какое-то время они только старательно жевали.       Аиша села с краешку, сложив руки на коленях, и не смотрела на них. Но и не уходила.       – Что произошло? – спросил наконец Роджер.       – Я не знаю, – тут же ответила Аиша. – Салим толком не рассказал.       – Брайан правда напал на сахиба?       – Ранил слегка. Уже все хорошо.       – Откуда у него оружие?       – Салим сам дал. По просьбе сахиба.       – А наше? Где оно? Как они узнали про него?       Аиша замолчала, глядя в сторону. А потом вдруг посмотрела Роджеру в глаза:       – Я сказала.       Роджер опустил руки на стол и смотрел на женщину, не мигая. Джон тоже застыл с полным ртом еды, почувствовав, что лучше не нарушать сейчас тишину чавканьем.       – Извини, – сказала Аиша, прямо глядя на Роджера. – Салим пришел и рассказал, что сахиба пытались зарезать. Один из вас. Он не сказал кто. Я не хотела верить. Я знаю, что Салим вам всем не доверяет. Но он никогда не будет врать, особенно в том, что касается господина. Салим сказал, что вы покупали на рынке оружие. Азиз видел. И прямо спросил, знаю ли я об этом. Я не смогла врать. Я хотела тебе верить, но я видела, как ты колебался, когда отдавал мне ханджар. Я поняла, что ты прячешь что-то еще. Нашла второй. Нашла деньги. Спрятала у себя – чтобы случайно не нашел кто-то еще. И когда они искали первый раз, той ночью, они не нашли. Но тогда ничего не случилось. И я была уверена, что ты ни при чем. А теперь… Я ведь до сих пор не знаю, что у тебя на уме. Прости.       Она снова опустила голову и горестно вздохнула.       – Я не могу тебя винить, – ответил Роджер, тоже отведя взгляд. – Мы чужие для тебя. А он твой господин. Отец твоего ребенка…       – Я больше всего испугалась за Юсуфа, – едва слышно призналась Аиша. – Он же ходил везде с вами… И на рынок тоже. Сахиб любит его, но… у него много детей, законных. А он у меня один, и я всем, чем угодно, пожертвую ради него.       – Если б у меня был такой сын, я бы тоже всем пожертвовал, – серьезно сказал ей Роджер. Потянулся через стол и взял женщину за руку. – Я не обижаюсь на тебя. Ты все сделала правильно. Это я прошу у тебя прощения, что втянул тебя во все это. Я не должен был. Просто мы… – он оглянулся на Джона, и тот спешно постарался проглотить все, что было во рту. – Мы не понимаем, что тут происходит, – продолжил Роджер, понизив голос. – Чего нам ждать? Вроде бы все и хорошо, и сахиб к нам хорошо относится и много позволяет… Но мы же не свободные. Кто знает, чего он еще захочет. Мы привыкли полагаться только на себя.       – Я понимаю, – кивнула Аиша. – Вы все такие. Христиане. Черные нет.       – Сахиб так же говорил, – сказал Джон, вдруг вспомнив один из их первых разговоров.       Аиша посмотрела на него немного удивленно и внимательно, словно ожидая продолжения.       – Что мы слишком любим свободу, – пояснил Джон. – Но он все равно покупает нас. Хочет проверить, когда у кого-то получится сбежать?       – Нет, – Аиша качнула головой с легкой улыбкой. – Я думаю, он хочет другого.       – Чего?       Она опять загадочно улыбнулась в ответ, но ничего не сказала.       – Почему он тогда обещает свободу и не отпускает? – настойчиво спросил Джон. – Или отпускает, но так, что потом людей мертвыми находят? А то и вообще не дают уйти, как нам сейчас…       – Почему люди не дают ему исполнить свое обещание?       – То есть? – нахмурился Джон.       – Сколько вы здесь? – спросила Аиша. – Полгода? Не больше. И уже вас отпускать? И те, прежние, были такие же нетерпеливые. Хотя я не знаю, что он им обещал. Но относился к ним хорошо. Позволял ходить везде. Говорить со всеми. Научиться ездить на верблюдах. Они как-то узнали о тайной двери в пустыню. Ее никогда не охраняли. Снаружи она незаметна, изнутри запирается на тяжелый засов. Войти нельзя, а что кто-то захочет выйти – никто не думал. Они увели верблюдов ночью и вышли. Утром пропажу обнаружили. Сахиб сразу сказал, что надо ехать их искать, они заблудятся в пустыне. Салим и Джамиль пытались его отговорить, но сахиб настоял, сам поехал. Два дня ездили, искали следы, не нашли, вернулись. А еще через пару дней у городских ворот появились три верблюда, на одном из них сидел еле живой человек, не говорящий по-арабски. Когда впустили, оказалось, это один из беглецов. Они действительно сбились с пути, стали ходить кругами, у них кончилась вода. От жары и жажды стал мутиться рассудок. Они переругались между собой. Двое подрались и сильно ранили друг друга. Один умер почти сразу, второй чуть позже. Третий продолжил путь, отпустив поводья и позволив верблюду самому везти его. Верблюд привел его сюда. Но слишком поздно, этот человек умер тоже.       – Как жестоко… – качнул головой Роджер.       – Жизнь жестока, – сказала Аиша. – Не сахиб. Он сам страдал.       – А еще один? – напомнил Джон.       – О, этого подвела собственная глупость. И гашиш. Сахиб тогда стал курить много. У него в покоях иногда дышать было нечем. И своего нового раба тоже приучил. А тот, когда немного освоился, стал нос задирать, будто он сам тоже принц… Не знаю, может, у себя на родине он был принцем. Я с ним не говорила, с ним никто не говорил – он не соизволил выучить даже несколько слов на нашем языке. Сахиб ему позволял все, но, кажется, тоже от него устал. И в один день они поругались, и этот человек потребовал, чтобы сахиб его отпустил. Сахиб сказал: «Бери верблюда, бери что хочешь и езжай куда хочешь». Он набил карманы драгоценностями и потребовал себе лошадь. На верблюдах он ездить не умел. Ему пытались сказать, что нужно ехать на верблюде и взять больше воды. И лучше дождаться попутного каравана. Но он слушать не хотел. Так уехал. Сахиб, когда вернулся из гашишного тумана, пришел в ужас, велел догнать его и вернуть. Нашли на другой день. Сначала мертвую лошадь, потом его. Сахиб сильно расстроился. Накричал на Салима: зачем отпустил его так. Салим заявил: ты сам приказал. Сахиб после этого перестал курить гашиш, только вино иногда пьет. От вина ему грустно, но хотя бы разум не теряет. Мы не думали, что он еще кого-то купит. Но вот – взял вас. А вы не просто бежать задумали. Вы за оружие схватились.       – Мы не хотели обнажать оружие против вас, – сказал Роджер. – Мы с Джоном.       Джон истово закивал в подтверждение.       – А что у нашего святоши в башке творится… – Роджер тяжело вздохнул и покачал головой. – Столько лет его знаю, а все равно не понимаю. Он хоть жив остался?       Аиша кивнула.       – Где он? Ты не знаешь?       Аиша вдруг хихикнула, но быстро вернула спокойное выражение лица.       – Знаю, – сказала она. – Но пусть он сам вам все расскажет при встрече. Вам не надо о нем переживать. Лучше о себе думайте. Вы наелись?       – Да, – ответил Роджер.       Джон подумал, что съел бы чего-нибудь еще, раз столько всего еще осталось. Но решил ограничиться персидским яблоком.       – Тогда вы, наверное, хотите спать? После такой ночи?       – Ну, пожалуй, – согласился Роджер. И Джон тоже поймал себя на мысли, что где-нибудь лечь и закрыть глаза – единственное, чего ему сейчас по-настоящему хочется.       – Пойдем, – снова улыбнулась Аиша.       Она повела их куда-то внутрь жилых помещений. Проходя мимо одной из комнат, окликнула стоящую там девушку. Та оглянулась – с широкой радостной улыбкой. У нее в руках была длинная лента, а бело-черный кот ловил ее змеящийся конец. Джон вздрогнул: опять этот проклятый кот!       – Ангел! – воскликнула Аиша. – Решил нас навестить?       – У сахиба сегодня тихо и не кормят, – со смехом ответила девушка, – вот он и пришел к нам. Давно не видели.       Она дернула лентой, кот махнул лапой ей вслед, но его куда больше заинтересовали пришедшие люди.       – Это его так зовут, Ангел? – спросил Роджер, показывая на кота.       – Мы так зовем его, – сказала Аиша. – Он тихий и ласковый.       Роджер опустился на корточки и погладил кота. Тот подставил ему щеку и потерся боком о колено.       – Тебя признал, – сказала девушка, – значит, тебе счастье будет.       Роджер поднялся и взял Аишу за руку. Она отвела взгляд, но руку отнимать не стала.       – Мунира, позаботься об этом юноше, – сказала она девушке, указав на Джона.       – Хорошо, госпожа, – Мунира поклонилась и тут же подошла к Джону. – Пойдем?       Джон открыл рот, чтобы что-то сказать, но не придумал что. А Роджер с Аишей уже пошли куда-то дальше. И бело-черный Ангел, задрав хвост, побежал за ними.       – Пойдем, – черноокая Мунира потянула Джона в другую сторону. И ему ничего не осталось, кроме как пойти за девушкой.       Она привела его в небольшую, но уютную комнатку и подтолкнула к мягкой кровати. И как только он опустился, села рядом и стала его раздевать. Первым порывом Джона было прогнать ее, сказать, что ему ничего этого не нужно… Но он вдруг снова услышал голос сахиба: «лже-ец». И сам обхватил девушку и стал ее целовать, горячо и жадно, пробираясь руками под одежду. Мунира захихикала, прижалась к нему плотнее и обхватила ногами, позволяя делать с собой все, что ему будет угодно. Джон собирался этим воспользоваться, но усталость взяла свое. Он быстро кончил и заснул, прижимаясь щекой к мягкой нежной груди.