Малфой-Мэнор. Февраль, 2002
Улыбка. Впервые за все эти недели он видел улыбку на её лице. Гермиона сидела за столом и лучезарно улыбалась. Это было что-то неправильно искреннее и невинное для столь угрюмого поместья. Драко было странно видеть счастье на чьём-то лице в Мэноре. И пусть он не был полностью уверен, что это было именно счастье, но, как минимум, она не плакала, а её глаза не молили о помощи. Ещё несколько дней назад Драко видел её исполосованные руки и лужи крови и не мог даже представить, что она сможет оправиться. В очередной раз она смогла поставить его на колени своей силой, своим желанием выжить даже в те времена, когда судьба перестала протягивать руку помощи. — Что-то не так? — её голос был тихим и спокойным. — Ты смотришь на меня, не отрываясь, уже минут двадцать. — Всё в порядке, просто я рад, что ты наконец-то улыбаешься, — Драко поправил рукой выбившуюся прядь волос. — Как ты себя чувствуешь? — Мне… я… — Гермиона не могла подобрать слов. — Всё хорошо. Могу тебя кое о чём попросить? — Да. — Расскажи обо мне. Я ведь ничего не помню, кроме… — девушка глубоко выдохнула и голос начал подрагивать. — Кроме того, как со мной тут обращались. Мурашки пробежали по спине. Он боялся, что сейчас на её глазах появятся слёзы. Драко раздражало то, что с ней он становился таким человечным. Это происходило на автомате, он был не в силах это контролировать. Стоило Гермионе заговорить с ним, посмотреть на него или просто оказаться где-то поблизости, как в нём просыпалось и отзывалось всё то, что, по сути, уже давно не может жить в таком человеке, как он. Драко Малфой — цепной пёс Волан-де-Морта, безжалостный убийца и безупречный воин. Или только ему так казалось? — Что конкретно ты хочешь узнать? — Просто расскажи хоть что-то обо мне, — Гермиона пожала плечами. — Мы ведь учились с тобой вместе? — Мы не общались с тобой в школе. — Почему? — Учились на разных факультетах, а они не особо ладят между собой. — Очень жаль. Гермиона снова уткнулась в книгу. Она вела себя так, будто бы не проживала всего этого кошмара. И только исхудавшее тело, и еле заметные ссадины на бледной коже выдавали, что она сумела пройти через девять кругов ада Малфой-Мэнора. Её правое предплечье соприкасалось с дубовым покрытием стола и Драко сфокусировал свой взгляд на клейме, оставленным Беллатрисой. Буквы шрама выглядели так, словно их только вчера вывели. — Ты очень любишь читать, — начал Малфой-младший, потянувшись к её предплечью. — Ты перечитывала «Историю Хогвартса» четырнадцать раз. А ещё ты никогда не любила травологию, но знала её лучше всех на курсе. Ты писала письма своим родителям исключительно магловскими ручками, которые привозила в начале учебного года. А на Святочном балу, на первом курсе, ты отравилась шоколадной лягушкой и с тех пор терпеть их не можешь. Мелочи, которые он замечал на протяжении всех годов обучения в Хогвартсе, всплывали в голове словно по щелчку пальцев. То, что, казалось, ещё вчера он не знал и знать не мог — теперь было очевидными фактами. Холодные руки Малфоя аккуратно держали запястье Гермионы, а глаза изучающе всматривались в шрам. — Когда-то ты пыталась научиться ходить на каблуках, потому что считала, что это сделает тебя привлекательнее, — на его лице проскользнула мимолётная улыбка. — Ты носила с собой в сумке пару туфель и надевала их, когда в библиотеке никого не оставалось. Ты думала, что там никого не оставалось. А ещё ты не любишь красный цвет и тебя всегда раздражала школьная форма из-за этого. Ты терпеть не можешь тыквенный сок и кофе, ты любишь чай с мятой и долькой лимона, и без сахара. На третьем курсе ты впервые поцеловалась и тебе этот поцелуй не понравился. Ты тогда несколько вечеров подряд плакала на Астрономической башне, потому что представляла себе этот момент по-другому. — Слишком много ты знаешь обо мне, для человека, который со мной не общался. Серые глаза встретились с её карими. Вечно холодная Антарктика и погибающие от пожара тропики. Они были такими разными и непохожими — порой становилось даже смешно. Лев влюбился в овечку. Палач пал перед своей жертвой. И ещё миллион сравнений, которые прекрасно описывали то, что между ними происходило. Возможно, он нашёл бы, что ей сейчас ответить, но внезапно его собственное предплечье загорелось. Чёрная метка Драко, о которой он хотел бы забыть, больно отозвалась. Он вызывает. — Прости, мне нужно идти, — бесконтрольно губы Малфоя потянулись к отметине на руке Гермионы. — Я постараюсь вернуться, как можно скорее. — Береги себя, — взгляд снова полон мольбы. — Пожалуйста. Она протянула дрожащую руку вперёд, желая прикоснуться к нему на прощание, но Драко не позволил. Меньше всего на свете хотелось, чтобы Гермиона касалась его в тот момент, когда он вынужден её оставить. Малфой сдерживал в себе пробирающую дрожь и постарался, как можно побыстрее покинуть пределы гостиной. Он не прощался с ней, потому что боялся. Боялся, что это будет последнее, что сможет ей сказать. Драко всегда так поступал. Даже с Нарциссой: уходил молча, без прощаний. Пронизывающий февральский ветер дрожью пробирал до костей. Или это был страх? Был ли вообще присущ Драко страх? До определённого времени он считал, что нет. Но теперь, проводя так много времени с Гермионой, он уже сомневался в себе. Сомневался в своей непоколебимости, в своей силе воли. О какой силе в принципе могла идти речь, если её сломила девчонка? Или просто в ней была заточена намного большая власть над ним, чем у Волан-де-Морта? — Я вернусь к тебе, Гермиона, — прошептал он себе под нос. — Всегда буду возвращаться. Через секунду силуэт Малфоя-младшего исчез. Первое, что увидел Драко по прибытию в поместье Лестрейндж — кровь под ногами. Конечно, чего же ещё можно было ожидать от этого места? Создавалось впечатление, что весь дом сверху донизу пропитан кровью. На стенах, мраморных полах и кухонной утвари — всё в багровых пятнах. Даже некогда светлые портьеры большой гостиной были обрамлены в кроваво-красный горошек. Мрак поглощал всё поместье. Шкафы, стулья, столы, никому ненужные книги и остальные вещи. Темнота еле-еле разбавлялась приглушённым светом настенных светильников. Но даже это не спасало, едкий металлический запах смерти растворял эти жалкие попытки. Это место уже давно нельзя было называть домом или семейным гнёздышком — это склеп, кладбище под крышей, пыточная камера. Что угодно, но не то уютное гнёздышко, в котором Драко любил бывать в детстве. — Рад видеть тебя, Драко, — мерзкое шипение раздалось в темноте. — Мы с тобой стали редко видеться. — Мой Лорд, — парень поклонился. — Вы желали меня видеть. — Да. Как обстоят дела с нашей пташкой? Она готова? При упоминании Гермионы кулаки сжались, а глаза потемнели. Если бы Драко разговаривал с обычным человеком при таком освещении, то вряд ли эти мелкие изменения в нём были бы подмечены. Но ведь Реддл не был обычным собеседником. Хватило доли секунды, чтобы он распознал в Малфое такое проявление злости. — Ей нужно ещё время… — он не успел договорить, как почувствовал боль. Волан-де-Морт бесцеремонно вторгся в его сознание. Красные змеиные глаза рыскали в голове Драко, просматривая на перемотке события последних дней. Тут тебе и бессонные ночи, когда Драко дежурил у её постели. И сорванные белые розы, которые он оставлял на прикроватной тумбе Гермионы. И их последний разговор. И обещание, данное самому себе, что он всегда будет возвращаться к ней. — Интересно, — заговорил Волан-де-Морт, покидая сознание парня. — Всегда будешь возвращаться к ней? — Да, — уверенно ответил Драко. Скрывать было нечего. Он бы мог попытаться скрыть всё это в своем сознании, припрятать в закоулках, шкафах и ящиках, но не стал. Чего ради? Реддл и так уже был в курсе того, что Грейнджер — его слабость, он, итак, уже начал этим пользоваться. Так зачем было растрачивать себя, чтобы скрыть и без того известный факт? В то время, когда ни в чём нельзя быть уверенным, Малфой-младший был уверен в нескольких вещах: Волан-де-Морт не убьёт Гермиону, она нужна ему; он не убьёт Драко, тот был слишком преданным и удобным; он не убьёт Нарциссу, пока хочет, чтобы Драко оставался его слугой. — Я всегда буду с тобой, Драко, — голос Грейнджер дрожал из-за слёз. — Я всегда приду тебе на помощь. Я всегда буду на твоей стороне, чтобы не случилось. Ты слышишь меня? Всегда. Её голос барабанил по стенкам сознания, рвался наружу. Слова Гермионы звучали так уверенно и отчётливо, будто бы он слышал всё это утром. Но ведь она ничего подобного ему не говорила. Откуда это взялось? Какое-то неуверенное воспоминание всплывало в голове: она сидит перед ним на коленях, обнимает, целует его руки, плачет и лепечет что-то. Мокрые от слёз волосы спутались и прилипли к лицу. Он слишком слаб, подавлен, а она — сильная. Ситуация в точности, наоборот, как сейчас. Внутри Драко всё сжалось и напряглось. Это всплывшее воспоминание только ещё больше заставляло его теряться в бардаке, творившемся вокруг. Глядя на парня можно было подумать, что ему абсолютно всё равно. Что его не трогает абсолютно ничего из происходящего. Плевать на то, что он живёт в самом сердце пекла, прислуживает дьяволу и стелет к его ногам дорожку из костей. Из всех присутствующих в гостиной только двое точно знали, что это откровенная ложь, что Драко ломает из-за всего этого. Это был сам Драко и Том Реддл. Точно так же, как эти двое понимали это — они понятия не имели, как всё это взаимосвязано и откуда берётся. — Времени больше нет, — вновь зашипел Тёмный Лорд. — Мне нужно, чтобы она была готова. — Мой Лорд… — возразил Драко. — Круцио! — оборвал его Волан-де-Морт. — Ты, щенок, смеешь перечить мне? Я сказал: времени нет, сейчас же! Время. Как же он ненавидел это грёбанное время, которое превращалось в тягучую резину, когда тело снова поражало это ненавистное Непростительное. Миг, секунда, час. Драко не понимал, сколько времени прошло и как долго его кровь ещё будет запекаться в жилах, а сердце норовить остановиться. Боль внутри пожирает, не желает отпускать. Сколько он уже испытывал на своей шкуре это заклятье, но каждый раз, как первый. Серые глаза постепенно превращаются в тёмно-красные из-за полопавшихся сосудов, а бледная кожа рук синеет от проступивших вен. Мозг плавится и судороги пробивают каждый сантиметр тела. И стоило ему только почувствовать малейшее облегчение, как что-то холодное и до омерзения неприятное обвило шею. Нагайна крепко обвилась вокруг Драко, мерзкое шипение набатом отдавало в голову. — Мне нужна эта девчонка, — голос Волан-де-Морта казался каким-то отдалённым. — Может быть, именно твоё нахождение рядом мешает ей быстрее оправиться? Погостишь несколько дней у тётки, Драко. С этими словами Реддл скрылся, но змея не спешила ослабить хватку. Воздуха становилось всё меньше, а глаза постепенно начали закрываться. Малфой проваливался в беспамятство. Он больше не видел перед собой мрачной гостиной и не чувствовал осточертевшего смертоносного благовония. В белых бликах бессознательности виднелся только невинный образ Гермионы, которая держит в руках огромный букет белых роз. — Мы вместе со всем справимся, Драко. Позволь мне помочь тебе! Откажись от этого, не позволяй ему проникать в твою голову и душу. В твоё сердце. Ты ведь помнишь: я всегда буду с тобой. Всегда! Она плачет. Такая потерянная и растрёпанная. Гермиона бежит за ним, спотыкается и падает, но это её не останавливает. Она вновь поднимается и продолжает бежать, оставляя за собой дорожку из лепестков белых роз. Только вот цветы тут же увядают, превращаются в гниль и грязь. — Я прошу тебя, Драко, — Грейнджер кричит вслед. — Он уничтожит тебя, разобьёт твою душу. Свою он уже разбил, растоптал и сжёг, и твою не пожалеет. Я помогу, придумаю что-нибудь! Только не отталкивай меня, прошу… — Отвали, грязнокровка! — он останавливается и смотрит на неё гневным взглядом. — С чего ты вдруг решила, что мне нужна твоя помощь? Что заставило тебя думать, что мне вообще нужна чья-либо помощь? И что ещё смешнее: с чего ты решила, что мне нужна ты? Губы девушки дрожат, а на её босые ноги капают слёзы. Гермиона не сдерживает своих эмоций, не прячет чувства. Ей больно, но она не останавливается: кидается в пропасть за ним, летит со скоростью света вниз, лишь бы успеть спасти. Она не видит острых лезвий там — внизу этого обрыва, — они проткнут её насквозь. Готова пожертвовать собой, стать спасательной подушкой, только бы он не поранился. А он просто стоит и смотрит на то, как она пролетает мимо, самоотверженно кидается в пламя. Теперь белые розы стали сухими, мёртвыми и красными. От крови. От её крови. И она сама стала мёртвой. Гермиона Грейнджер готова умереть, лишь бы он жил. Неизвестно через сколько Драко пришёл в себя. Сложно было определиться, когда весь дом погружен в полный мрак. Голова раскалывалась так, словно по ней беспрерывно били молотом несколько часов. Тело ещё ныло после пытки Непростительным, а глаза никак не открывались. Бледная кожа совсем оледенела от мраморного пола гостиной поместья Лестрейндж. Внутри засело ядовитое ощущение того, что он — собачонка, которую пинают все вокруг. И в первую очередь его пинала сама жизнь, наносила новые удары и даже не трудилась предупредить об этом. — Очнулся? — раздался скучающий голос Беллатрисы. — А я всё думала, сколько ты ещё так проваляешься? Слабак. Всегда говорила Нарциссе, что кровь Малфоев испортила тебя. Блэки не были такими слабыми. — Заткнись, Белла, — процедил Драко, отряхивая мантию. — Который час? — Прошли сутки. — Мне пора. — Тёмный Лорд велел тебе оставаться в поместье, — Лестрейндж подошла ближе к племяннику. — Или ты боишься, что твоя грязнокровка затоскует без тебя? — Тебе лучше закрыть рот, Беллатриса. — Жалкий, сопливый, бесхребетный слизняк. Как ты мог так опорочить нашу семью? — Влюбиться в это животное? Её ведь даже человеком назвать нельзя, не то, чтобы ведьмой… Руки Драко схватили женщину за шею и в секунду припечатали её к стене. Он не хотел что-либо слушать о Гермионе из её уст. Беллатриса была последней, кто смел хоть что-то говорить о ней. И пусть Драко знал, как его тётка относится к маглорождённым волшебникам, это по-прежнему не давало ей никакого права говорить подобные вещи. Обезумевшая женщина, которая полжизни провела в Азкабане и сошла с ума от неразделенной любви к их хозяину — не стоит и пальца Грейнджер. — Сукин сын, — прошипела Беллатриса. — Идёшь против семьи из-за этой грязи. Я не знаю, как Тёмный Лорд тебе это прощает, но я найду способ приструнить тебя. — Лучше поищи способ сохранить себе жизнь, — очень тихо ответил Драко. — Если я узнаю, что ты позволила себе приблизиться к ней ближе, чем на три метра — я убью тебя. — Не бойся, сопляк. Аваду я смогу запустить в эту грязнокровную шлюху и с пяти метров. — Я дважды повторять не стану. — Дождись только, когда Тёмный Лорд разрешит мне вернуться к ней и я обещаю — она будет умирать долго. Очень долго. А ты будешь смотреть и тебе не удастся забыть это представление. Никогда. Безумный смех поражал уши, глаза и все внутренности. Драко не сомневался в её словах. Ни капли.Поместье Лестрейндж. Следующий вечер.
Несколько Круцио лишь потому, что ему так захотелось. Без предупреждения и каких-то комментариев, просто «потому что». И сейчас он стоит на ногах из последних сил. Хочется выблевать все лёгкие и вообще все органы. Приторно мерзкое чувство тошноты застряло комом в горле. Веки, налитые свинцом, полузакрыты. А рядом у его ног валяется Поттер, который выглядит ничуть не лучше. Практически в таком же состоянии он впервые увидел Гермиону в Мэноре. Перепачканные кровью волосы, а вместо тела — единое сплетение из созвездий ссадин, синяков и кровоточащих ран. Избранный распластался на полу, истекая кровью. Позади них было несколько Пожирателей, а в соседней гостиной раздавались отдалённые голоса. И только через крохотную щёлку двери он видел Гермиону, которая стояла целой и невредимой, но абсолютно потерянной. Глаза, полные слёз, бегали вдоль холодной гостиной. Гермиона тряслась от всепоглощающего страха. Впервые она оказалась в этом месте. Всё поместье нагоняло чувство животного ужаса на девушку, заставляло бродить сознание по лезвию ножа. Волан-де-Морт сидел напротив неё, поглаживая свою мерзкую змею. Его красные глаза вцепились в гриффиндорку, что заставляло дрожать ещё сильнее. — Ты боишься? — прошипел он. Но тут ответа и не требовалось. Это было очевидно. Гермиона всем своим видом показывала, что ей страшно. Даже в кромешной темноте и с полузакрытыми глазами Драко видел или чувствовал, её эмоции. — Драко тут. Гермиона, посмотри на меня, — вновь зашипел Волан-де-Морт. Гермиона очень медленно и аккуратно подняла голову и позволила себе открыто взглянуть на собеседника. Тот смерил её хищным, животным взглядом, который нагонял чувство отчаяния и душевной боли. Минута молчания прервалась посторонним шумом за спиной Тёмного Лорда. Несколько Пожирателей появились перед Гермионой, волоча в руках полуживое тело Поттера. Девушка напрягла глаза, чтобы попытаться рассмотреть несчастного. Драко лишь оставалось наблюдать за тем, как Грейнджер содрогается от накатившей волны ужаса. Он прекрасно осознавал, что гриффиндорка не понимала, что происходит: она не узнавала в Поттере своего друга, она была одна в этом чёртовом поместье, она искала взглядом Драко. — Ты узнаешь этого парня? — Реддл чуть ли не рассмеялся на этой фразе. — Нет, — очень тихо ответила Гермиона. — Уверена в этом? Не узнаешь его? — Нет. — А этого? Вслед за словами Реддла, Пожиратели, которые держали Драко, выволокли его в гостиную и оставили рядом с Поттером. В отличии от Избранного, он был в сознании. Но его бледное лицо было залито кровавыми подтёками, а серые глаза полузакрытыми. Гермиона отступила шаг назад и взялась за голову. На глазах непроизвольно проступили слёзы, с губ сорвался тихий всхлип. — Драко… — прошептала Грейнджер. — Значит, ты узнала Драко, но не узнаёшь своего лучшего друга — Гарри Поттера? — рассмеялся Волан-де-Морт. — Слышишь, Поттер, твоя подружка тебя не узнаёт! Поттер что-то промычал, но Гермиона не могла оторвать своего взгляда от блондина. На долю секунды он нашёл в себе силы взглянуть на неё в ответ. Ему хотелось броситься к ней, прикоснуться к каждому сантиметру тела, вдохнуть её запах, понять, что с ней всё хорошо. Внезапно ступни больше не выдерживают веса и её тело падает на холодный мрамор. Чувство страха сковало Гермиону, безысходность пожирает сполна, окутывает с ног до головы. Ей плохо. Внутри и снаружи, и он видит это. Заплаканные глаза безотрывно смотрят на Драко, будто бы ему это поможет. — Ну, Гермиона, не плачь. С ним всё будет хорошо. Только, если ты ему поможешь. — Как? — Всё очень легко. Просто выбери, кто из этих двоих сегодня умрёт. Выберешь Поттера и с Драко всё будет хорошо. — Что? — она непонимающе посмотрела на Волан-де-Морта. — Один из них должен умереть, и ты должна выбрать: кто именно. И без того пустой взгляд Гермионы померк ещё сильнее. Её израненное сердце и душа начали кровоточить с новой силой. Это было очень жестоко. Казалось, что её подстрелил какой-то охотник и теперь с садизмом продолжал ковырять ножом в ране. Девушка закрыла лицо руками, лишь бы принять всё происходящее за очередной кошмарный сон. — Выбирай. Сейчас. Гермиону пытали, резали на части, практически убивали. Выкачивали из духа всё тепло — до последней капли. Но ничего из этого не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Потому что теперь её заставляли собственноручно убить, заставляли выбирать между жизнями — у неё не должно быть этого права. Как его нет у любого другого человека. И Драко знал, каково это: выбирать, лишать кого-то жизни, решать за кого-то. Её заплаканные глаза снова устремились на него. Драко уже приоткрыл веки и смотрел на неё затуманенным взором. Карие глаза встретились с серыми. Весь мир сейчас сосредоточился в этом зрительном контакте. Гермиона была готова умирать самолично ежедневно, но уж точно не отнимать жизнь у кого-то. — Я. Если вам так принципиально, что сегодня должен кто-то умереть, то убивайте меня. Слова Гермионы долетели к сознанию Драко и заставили забыть обо всём, в миг отпустить всю ту боль, которую он только что чувствовал. Он был готов услышать всё, что угодно. Пусть ему не была понятна та игра, которую затеял их Лорд, но так уж и быть. Если Реддл хотел, чтобы кто-то сегодня из них умер, так тому и быть. Но в Грейнджер так не вовремя заиграла эта гриффиндорская жилка — самопожертвование. Готова умереть за Поттера, который приходился ей лучшим другом, но она этого даже не помнила. И готова умереть ради него — последнего человека, ради которого стоит жертвовать собой. — Нет! — в один голос выдавил Поттер и прокричал Драко. — Смотри, Гермиона, — Волан-де-Морт захлопал в ладоши. — Ты только посмотри, как они ценят твою жизнь. Так вот, я присоединюсь к ним. Ты сегодня точно не умрёшь, поэтому выбирай! Поттер или Малфой? Если Драко когда-то посмел назвать Реддла однообразным и скучным в арсенале пыток, то сейчас он брал свои слова назад. Волан-де-Морт только что переиграл самого себя. Он сумел доставить Гермионе боль, не прикасаясь к ней и пальцем. Всё, что сейчас мог видеть блондин — потухший взгляд гриффиндорки. Он отчётливо видел, как в ней даже кости выворачиваются от душевной боли, которую причинял ей Реддл. — Я считаю до трёх, — уже строже произнёс Тёмный Лорд. — Если ты не выберешь, то умрут оба. — Нет, пожалуйста… — Раз. — Я прошу Вас! Умоляю! Я! Я же сделала выбор! Меня убейте, но только сохраните их жизни. — Два. — Услышьте меня! — она кричала, срывая голос и царапая лицо до крови. — Я! Меня убейте! — Три. Волан-де-Морт достал из внутреннего кармана мантии палочку и, театрально улыбнувшись, направил её в сторону Драко. В этот момент перед глазами Малфоя-младшего пронеслась вся жизнь. Столько лет длилась Война и он был готов распрощаться с небом над головой в любой момент, но не сейчас. Не тут, когда она стоит в двух шагах и молит Тёмного Лорда о его жизни. — Брюнет! — выкрикнула Гермиона. — Этот! Второй! Его убейте. Я выбираю его… — из-за слёз её было уже сложно понять. — Но только не Драко. Только не Драко… Не Драко… — Грейнджер… — Драко лишь посмотрел на гриффиндорку. Она во всю билась в неконтролируемой истерике. — Только выживи, Гермиона… Живи… — послышался тихий хрип из уст Поттера. — Авада Кедавра! Зелёный луч смерти остановил сердце Гарри Поттера. Вот такая безжалостная игра — с такими жестокими правилами, требующая быстрых решений. Подобные партии не прощают ошибок, не щадят игроков и выжигают дыру в душе. Гермиона упала возле бездыханного тела Поттера и потянулась трясущимися руками к струйке крови, которая вытекла из-под тела гриффиндорца. Пройдёт достаточно времени прежде, чем Драко увидит в глазах Грейнджер тяжёлое осознание того, что она убила своего лучшего друга. — Браво, мисс Грейнджер! — Реддл похлопал её по плечу и с громким смехом скрылся в гостиной, оставляя Драко и Гермиону наедине. — Думаю, что Драко стоит Вас отблагодарить! Драко бросился к Гермионе. Девушка обхватила себя руками, пытаясь прокричать всю ту боль, которую ощущала внутри. Её лицо перепачкано в собственной крови, но вряд ли она чувствовала хотя бы частичку физической боли, точно нет. Было понятно — она уничтожена окончательно, её сокрушили, растоптали и посыпали сверху пеплом, в который превратились все надежды на счастливый конец. — Гермиона… — Драко попытался заговорить с ней. — Гермиона, посмотри на меня! Она подняла голову. Пустая, униженная, подавленная. Гермиона Грейнджер сегодня умерла.