Смерть в маске

      Что-то сдавливало запястья, впивалось в тонкую кожу. Сухость во рту, а язык скользит по небу, будто по наждачной бумаге. Темнота вокруг, бархатная, поглощающая. Обнимает своими мягкими руками, убаюкивает, словно пытается успокоить ребенка после недавней истерики, снять жар борьбы. Борьбы?       Дора осознала, что это не темнота вокруг, это ее глаза закрыты. И тут же распахнула их, так широко, как могла, а сердце подпрыгнуло к горлу. Перед взором предстал потолок, побелка на котором уже видала свои лучшие дни, грубая деревянная балка. Само собой, это все не сон. С ее удачливостью не могло оказаться сном.       Она действительно боролась, теперь она вспомнила все отвратительно ярко, с кристальной четкостью. Глаза, которые еще вчера казались учтивыми, сопереживающими, сейчас смотрят с циничным прищуром из-под капюшона. Мерзкие прикосновения к телу, руки, без спросу проникающие под одежду. Подкатила тошнота, заполнила рот кислым привкусом. Она глубоко вдохнула в попытке прогнать ее. Медленно перевела взгляд вниз. И теперь поняла, почему так чертовски холодно — из одежды на ней осталось только нижнее белье. Руки были привязаны к спинке кровати где-то позади. А чуть поодаль за столом сидело финальное подтверждение того, что она находится в своем уме, а не ушиблась головой, неловко вписавшись в дверной проем в Белой Виверне.       Мальчишка кинул косой взгляд сквозь дым, что извивающейся спиралью поднимался от сигареты, зажатой в длинных пальцах. Таких изящных, что та сила, с которой они сжимались на шее, казалась невообразимой. Дора невольно вздрогнула, вспомнив ощущение беспомощности, головокружение и невозможность вдохнуть, тяжелое тело, вжимающее ее в кровать. Как могла она, тренированный аврор, так попасться в ловушку? Все перевернулось за какие-то доли секунды — только ей казалось, что это она — та, кто заводит в мышеловку, та, кто сейчас арестует шпиона, проникшего в их ряды… И вот уже они поменялись местами, а ее палочка, медленно вращаясь в воздухе, летит в стену.        Том — называть его по имени было противно, но фальшивая фамилия теперь никак не вязалась с этим вскрывшимся настоящим образом — заметил, что она очнулась, но ничуть не проявил своего интереса. Затянулся, задумчиво глядя в потолок. Выдохнул дым. Подался вперед и аккуратно затушил сигарету в полной пепельнице — эта явно была далеко не первой. Браслет наручников звякнул на запястье при движении. Поднялся на ноги. Он не выглядел напряженным, даже не казался сосредоточенным, напротив, смотрелся так, словно они всего лишь заскочили в кафе поужинать и обменяться новостями. Сколько же мерзостей у него за плечами в таком юном возрасте, что происходящее никак его не трогает?..       — Сука! — выдохнула она. Голос был хриплым, но вполне подчинялся воле хозяйки.       — Долго спала. Думал уже, что перестарался и повредил тебе последние мозги, — он подошел ближе, замер в изножье кровати, разглядывая пленницу. Дора дернулась в путах в неосознанной попытке прикрыть наготу, но и руки, и ноги были прочно привязаны какими-то грубыми веревками.       — Что, поразвлечься захотелось? — она впилась в высящегося над ней парня разъяренным взглядом.       — Я должен был убедиться, что у тебя нет еще каких сюрпризов под юбкой, — он равнодушно пожал плечами. — Так что обыскал. К тому же лишение одежды вроде бы должно оказывать психологическое давление.       — Тварь!       — Что такое, Нимфадора, ты же аврор? — ответил он безразлично и машинально хлопнул себя по карману. С досадой посмотрел на пустую сигаретную пачку на столе. — Должна быть знакома с расширенными методами допроса лучше меня. Хотя о чем это я, в аврорате сейчас сидят белоручки, способные лишь влить сыворотку или попугать дементорами.        Она еще раз дернула рукой, только чтобы убедиться, что узел на веревке был самозатягивающимся и та лишь сильнее врезалась в кожу. Напоминать о том, как она не любит это имя, явно было не к месту. Засранец прекрасно знал об этом и делал все, чтобы вывести ее.       — Ты сама поставила себя в такое положение, — если отвлечься от ситуации, можно было услышать в его голосе намек на жалость. Насквозь фальшивую жалость. Он поднял руку с висящими на ней наручниками и продемонстрировал, одарив Дору критическим взглядом. — Я, конечно, многое умею и без палочки. Но если бы я был способен колдовать, все могло закончиться гораздо проще и безопаснее для тебя. Легилименс, Конфундус, Обливиэйт, и при следующей встрече ты бы улыбалась мне в лицо, даже не вспомнив об этом маленьком недоразумении.       — Конечно, даже не вспомнив! Ты бы этого очень хотел, да? — выплюнула Дора. Повысила голос — может, если кто-то услышит крики, то поинтересуется происходящим? — Чтобы я забыла о том, что увидела твое настоящее лицо! Лживый мерзавец!       — Боюсь, ты все неправильно поняла, — Том поморщился. — Можешь орать сколько угодно, я наложил заглушающие чары, когда был в номере в прошлый раз. Еще пару часов они продержатся.       — Я услышала гораздо больше, чем хотела, — Дора немного сбавила тон. — Что я могла неправильно понять?       Врал ли он насчет чар? Может, и блефовал. Но, с другой стороны, крики в воровском притоне действительно могли произвести не тот эффект, на который она рассчитывала. И она не была уверена, что лучше — этот с виду вежливый аккуратный парень или толпа грязного отребья, которое она раньше гоняла по этим подворотням.       — Э, нет, — на его лице промелькнул слабый намек на улыбку. — Вопросы здесь задаешь не ты. Хотя я и так знаю, зачем ты сюда явилась. Но время еще есть, почему бы не поболтать… Расскажи мне, какие же выводы ты сделала?       Дора поджала губы, разглядывая его бледное лицо. Да, темные волосы длиннее, а утонченные черты не такие острые за счет юношеской округлости. Но тот же голубой лед в глазах.       — И как я сразу не догадалась? Вы же с ним одно лицо. Не знала, что у этого мудака есть еще и внебрачный сыночек. Ублюдок с точно таким же сдвигом в мозгах. Хотя теперь я не уверена, кто из вас более ебанутый. Тот, кто трахает свою мачеху, или тот, кто на это одобрительно смотрит?       Том склонил голову набок, разглядывая пленницу, словно какую-то диковинку. Чертовски хотелось стереть с его лица это высокомерное выражение, которое теперь делало его слишком очевидно похожим на другого. Зло усмехнувшись, Дора продолжила:       — Или у него уже не стоит, и отдуваться приходится тебе? Как ты сказал, у вас пятьдесят лет разницы? Была уверена, что ему лет сорок пять, а он, оказывается, уже не дядя Томас, а вполне себе дед. И на что там повелась тетя Белла?       — Ее понять мне очень легко, — Том медленно обошел кровать и приблизился к изголовью, изображая задумчивость. — На известную фамилию? На деньги? На наследственность для своих детей? Или могу показать, на что еще…       Он медленно опустился на корточки у изголовья кровати, а губы растянулись в похабной ухмылке. Она смотрелась на его лице чужеродной, такой не идущей этим обычно холодным чертам, к которым Дора уже успела привыкнуть за недолгое знакомство. Теперь приходилось неудобно выворачивать шею, чтобы смотреть ему в глаза, когда те оказались почти на одном уровне с ее.       — А вот ты… — продолжил он, а улыбка растаяла без следа. — Ты же наполовину Блэк! Что ты нашла в этом животном?       — Такому циничному расчетливому дерьму не понять, — фыркнула она.       — А, — он слегка отклонился назад, вскинул брови, — кажется, я знаю, к чему ты ведешь. Стоит логике зайти в тупик, и сразу появляется универсальное оправдание. «Это все любо-о-овь», — издевательски протянул он.       — Я даже не удивлена, что ты не знаешь, что это такое.       — Отчего же, прекрасно знаю, — он вновь поднялся на ноги и теперь смотрел на нее сверху вниз. — Это та парадигма, с которой люди соглашаются безоговорочно, потому что так принято. Как аксиома, что не требует доказательств. Удобно, да — создай социальный конструкт, установи правила морали, и вот уже можно подгонять всех под один шаблон, управлять, словно стадом баранов, объяснять любовью недостаток их ума…       — Мне тебя жаль, — Дора отвела взгляд от критически сощуренных глаз и уставилась в потолок. — Я бы сказала, что в такой ублюдочной семейке у тебя не было шансов вырасти нормальным… Вот только это неправда, что доказали мама и дядя Сириус. А твоя ситуация — когда гнилое яблочко недалеко укатилось от яблони.       — Знала бы ты, насколько недалеко, — Том усмехнулся фразе, как понятной лишь ему шутке. Задумчиво продолжил: — Но твой выбор все равно не поддается никакой логике. Люпин беден, стоит на границе закона, скрывая свою звериную сущность. Могу предположить только, что оборотень хорош в постели. Секс — это, конечно, приятно, но не так, чтобы терять голову. Хотя в некоторых случаях… — он отрешенно уставился в пространство и опустился на край кровати. — В общем, я еще не решил. Требуются дополнительные исследования.       — «Дополнительные исследования», мать твою! — Дора не сдержала истерического хохота. Обреченно стукнулась затылком о подушку. — Да ты же встречаешься с Гермионой… Бедная девочка! Не знает, какой ты лицемерный мудак… И Лили… Считает тебя милым мальчиком, так радуется, что вы дружите с Гарри! А Снейп… Он был прав, он единственный был прав! А мы не поверили, мы оправдывали тебя, смеялись над ним…       — Каково это? — Том медленно перевел на нее взгляд. Дора осеклась, заметив мелькнувшее в его глазах удовлетворение. — Каково ощущать, что ты не в силах ничего сделать, никак помешать мне? Можешь только лежать тут, голая, связанная, и извергать ругательства?       Он склонился ближе, рассматривая ее с жадным интересом. Нервно облизнув губы, она невольно попыталась отодвинуться из-под этого ненормального взгляда. Натянувшиеся веревки впились в щиколотки.       — А я скажу тебе, как называется это ощущение, — Том поднял правое запястье и продемонстрировал висящий на нем ограничитель магии. Его голос упал до почти что шепота. — Беспомощность. Вот только между моей беспомощностью и твоей — пропасть. Для меня это так, мелкое неудобство. На Гриммо я в таком виде, конечно, не явлюсь. Но вполне способен добраться до особняка, не пользуясь магией. Белла будет не очень рада, но снимет с меня эту дрянь. Объясняться еще с ней по второму кругу, — он недовольно поморщился. — Только лишние силы потратил, изображая перед тобой бесполезное шоу. А вот для тебя это полный проигрыш… — он смерил ее оценивающим взглядом.       — И что же ты планируешь делать? — голос вновь непроизвольно охрип. — Без магии ты не сможешь стереть мне память. И убить меня не сможешь…       — Серьезно?.. — он смотрел на нее несколько секунд, вскинув брови. Казалось, был немало озадачен ее словами. — Ты правда думаешь, что мне необходима палочка, чтобы убить человека? Вот они, мягкотелые дети современности — кроме Авады ни черта не умеют!       Закинув голову назад, расхохотался, будто над чрезвычайно удачной шуткой, высоким неприятным смехом. Тот прошелся словно кусок льда по обнаженной коже, заставив покрыться мурашками. А ведь с этой стороны она и не думала — мало кто из волшебников убивал без использования магии. Мало кто умел или же мог решиться. Но, глядя на неприкрытое веселье на его лице, она не сомневалась, что у него с этим проблем не будет.       — Ты уже делал это, да? — прошептала непослушными губами. Смех внезапно оборвался. Она была даже удивлена, что он услышал ее тихий голос.       — Я несколько раздосадован, что все закончится именно так, — он резко стал серьезным. — Но ты не дала мне выбора, — кивнул на браслет на своей руке. — Отпустить тебя я не могу, не с тем, что ты узнала. Из местных мне никто не помощник, в подобной дыре нельзя демонстрировать уязвимость. Оставить тебя здесь одну тоже — пока я доберусь до особняка, чтобы снять наручники, тебя уже найдут. Даже если я проплачу номер еще на пару часов, все равно бросать тебя без присмотра опасно, — он покачал головой.       Пока он рассуждал так холодно, таким отстраненным тоном, до Доры начало доходить, что она, похоже, не просто серьезно попала. А что этот с виду элегантный и правильный мальчик действительно может сейчас оборвать ее жизнь, а не только запугивает. И ничто на красивом лице не дрогнет, никаких угрызений совести испытывать он не будет. Желудок свело, а от щек резко отлила кровь. Дора судорожно сжала пальцами толстые веревки. «И откуда он взял веревки?» — мелькнула неуместная мысль.       — Тащить тебя с собой через половину города тоже не вариант, — продолжал он тем временем. — Слишком много возможностей сбежать, в Лондоне полно копов, а у какого-нибудь таксиста могут возникнуть справедливые вопросы по поводу кляпа в твоем болтливом ротике. Конечно, нож в печень обычно снимает все лишние вопросы, но сам водить машину я не умею. Это упущение, — он на секунду задумался. — Слишком привыкли волшебники полагаться на магию, да, как считаешь?       Он рассуждал чересчур профессионально. Дора уставилась в потолок, медленно вдыхая, когда сердце начало лихорадочно колотиться где-то в горле. Паника разворачивалась в груди, мешая думать. Сконцентрироваться на реальности, не дать себе провалиться в этот удушающий омут. Найти пять предметов и перечислить. Она перевела взгляд вниз в попытке выполнить это упражнение на психологический баланс, но глаза остановились на сидящем рядом с ней парне и дальше двинуться уже не смогли.       — Хотя уверен, Томас бы не упустил возможность с тобой поразвлечься, он явно остался недоволен тем, что не смог нормально погулять на твоей свадьбе. Для тебя это тоже был бы не лучший вариант, и не факт, что ты бы осталась в живых. Я хотя бы сделаю это безболезненно. Ну, почти. Видишь? — он развел руками, фальшиво изображая печаль. — Ты сама довела меня до этого единственного выхода. Я такого не хотел, но не осталось выбора. Ты мне даже нравишься. Да-да, можешь не верить, — возразил он на ее нервно перекосившееся лицо, — но убивать тебя мне будет жаль. Как красивую бабочку.       Он замер, глядя в пространство с отсутствующим видом, погрузившись в свои мысли, только пальцы барабанили по колену. Дора бесполезно дернула рукой, лишь туже затягивая хитрый узел. Отвлечь его. Убедить, что она никому ничего не расскажет. Надавить на какие-то чувства, если они у него есть, пока он не решился окончательно. Липкая паника мешала дышать, а все выученные на аврорских курсах подходы к переговорам вылетели из головы. Спина покрылась холодным потом, несмотря на отсутствие одежды и прохладный воздух, щекочущий голую кожу.       — Да, пожалуй, от ножа будет слишком много крови, много улик, — наконец тряхнул головой он. — Не запачкаться не выйдет. Так что асфиксия предпочтительней. Если не станешь сопротивляться, то будет не больно — ты просто уснешь. Что думаешь?       Он перевел на нее взгляд, словно спрашивал ее мнения о каком-то пустяковом вопросе во время светской беседы. Что будешь, чай или кофе? Кого любишь, кошек или собак? Что предпочтешь, нож или удавку? Она нервно облизнула губы. Если он все еще разговаривает с ней, то, может, так и не решился до конца? Это ее шанс. Подбодрив себя этой мыслью, она заговорила:       — Я думаю, что убивать меня вовсе не обязательно. Ты ведь разумный парень? Мы с тобой можем прийти к соглашению.       — Вот как? — он поднял одну бровь, глядя на связанную девушку с сомнением.       — Да. Я надела на тебя наручники, я же могу и снять. Мне только нужна палочка на пару секунд…       — Вот что ты придумала? — он хмыкнул, глядя на нее с толикой уважения. — Умно́, умно́… Это даже могло бы пройти. С кем-нибудь, но не со мной.       — Нет, слушай! — она отчаянно мотнула головой. — Обещаю, что не стану использовать ее против тебя. Я сниму наручники, мы спокойно поговорим, обсудим все. Наверняка у тебя есть какие-то свои мотивы, свои причины так поступать! Я пойму, смогу понять, мы же родственники, в конце концов, пусть и не по крови…       — Ты только что говорила про семейку ублюдков и гнилое яблочко, — справедливо заметил Том.       — Ладно-ладно. Понять тебя я вряд ли смогу. Тогда можешь стереть мне память! Если честно, я сама радостно подставлюсь под Обливиэйт — знать все это дерьмо я не хотела!       — Знаешь, что обычно говорят люди после слов «если честно»? — поинтересовался он, склонив голову набок. — Чистую ложь, от первого до последнего слова. Ты слишком дорожишь полученной информацией, слишком переживаешь за своих друзей, которые рядом со мной в опасности, чтобы добровольно согласиться на Обливиэйт.       — Я жить хочу! — отчаянно выкрикнула Дора. В его глазах промелькнула тень любопытства. — Я только замуж вышла, у меня есть любимый человек. Я не хочу умирать! Так что уж лучше Обливиэйт, — она сильнее дернула рукой. Может, потом получится восстановить память, если оставить себе какие-то зацепки. Следы от веревок на запястьях вполне могут стать такой уликой.       — А мне с того какая выгода? — усмехнулся Том. — Я не настолько расстраиваюсь из-за твоей смерти, чтобы так рисковать. Обещания не нападать ничего не значат, если это не Непреложный обет. А я не вижу здесь третьего мага, кто мог бы стать нам свидетелем.       — Уверена, живой я тебе пригожусь больше, чем мертвой, — Дора лихорадочно соображала, перебирая в уме все когда-либо слышанное на аврорских курсах — жизненного опыта подобных ситуаций у нее, то ли к счастью, то ли к сожалению, не имелось. — Сделаю все, что ты захочешь, и даже больше. Ну, например… Тебе же нравится секс, да? Ты за этим сюда со мной и пришел… — она на секунду закусила нижнюю губу, борясь с разливающейся внутри горечью и отвращением. Но это казалось единственным способом отвлечь его, получить преимущество и воспользоваться ситуацией, чтобы вырваться отсюда. Справившись с собой, она продолжила:       — Ты же знаешь, что я метаморф? Могу стать любой, как ты захочешь. Все, что пожелаешь! Хочешь трахать тетю Беллу — пожалуйста. Даже скину ей пару десятков лет. Или, может, тебе нравится француженка Делакур? Стану блондинкой-красоткой, без проблем!       — А ты забавная, — Том положил руку на ее колено и медленно двинулся вверх, задумчиво глядя на свою ладонь. Обвел резинку хлопкового белья. Дора постаралась не дернуться от омерзения под холодными пальцами. — Но мне по вкусу рыжие.       — Да не вопрос! А если еще и развяжешь меня, то будешь доволен, обещаю. Я многое умею, на всю жизнь запомнишь.       — Заманчиво. Ну, кроме части про «развяжешь». Определенно, это пока что самое приятное, что я от тебя услышал. Но я бы предпочел, чтобы ты была собой. Хочу видеть твои глаза.       Его рука остановилась на плоском животе, неторопливо поглаживая, а губы растянулись в нахальной улыбке. Дора медленно сглотнула, когда ее кинуло в жар. Вот же ублюдок! Знает, как всего лишь парой слов доставить максимальный дискомфорт. Если с чужой внешностью было бы гораздо легче — притворяться иным человеком не впервой. Всегда можно представить, что она — это не она, все происходит с кем-то другим, не с ней. Но быть в своем облике… Даже ради выживания, это все равно казалось предательством, по отношению к себе, по отношению к мужу.       Пересилив себя, она кивнула — выбора особо не было. Дождаться, пока он расслабится и потеряет контроль, уговорить развязать, а дальше — свернуть шею ублюдку. Том медленно склонился вперед, не отрывая от нее взгляда. Почти коснулся губ своими. Желудок скрутило от спазма отвращения, но она подалась навстречу. Его рука внезапно сжалась, впиваясь в кожу ногтями, и вместо того, чтобы поцеловать, он прошептал ей в губы:       — Ты правда думаешь, что я глуп настолько, чтобы согласиться сунуть член в метаморфа? Зная, что ты способна отрастить себе зубы даже в вагине?       Он выпрямился, глядя на нее сверху вниз с презрительной усмешкой. Дора смотрела в его глаза ошарашенно, пока грудь порывисто вздымалась от коротких вдохов. А ей такая замечательная идея в голову даже не пришла…       — По всей видимости, вынужден отклонить твое чрезвычайно щедрое предложение, — вздохнул он слегка разочарованно и провел пальцами по голой коже. — Но, если тебя это утешит, я буду вспоминать о тебе. Особенно в некоторые моменты. А теперь извини, время поджимает. Есть на твоем теле какие-то аврорские сигнальные заклятия, о которых я должен знать? Маячки Ордена?       Дора резко дернула рукой в бесполезной попытке вырваться. Если бы она так не затянула веревку, то можно было бы попробовать сделать запястье уже, кости тоньше, вытащить руку из пут. Но теперь бесполезно, пределы ее трансформации не позволяли настолько отклониться от физиологии. Однако она все равно попыталась, рванулась назад, стремясь хоть немного увеличить расстояние между собой и ненормальным мальчишкой. Мышцы живота непроизвольно поджались под его рукой.       — Ш-ш-ш, я же слушаю, — раздраженно шикнул он. — Не мешай. Вроде никаких сигналок, сам вижу, можешь не отвечать. Браслеты блокируют только выход магии вовне, но не восприятие, а я очень чувстви… — он внезапно осекся. Дора лихорадочно пыталась вытащить уменьшившуюся кисть, не затянув при этом веревку. Но узел скользнул и туже обхватил запястье. Она зарычала от разочарования.       — Ты, блядь, совсем дура? — внезапно заявил Том, впившись в нее озадаченным взглядом. Отстранился, поднялся на ноги, бессознательно зарылся рукой в волосы. Одновременно смотря на нее, но словно бы сквозь. Дора замерла, не понимая такой резкой перемены, и уставилась на него в ответ. Однако он будто не видел ее.       — Зачем ты сюда поперлась? Не терпелось найти на свой зад неприятностей? Ладно, на себя плевать, но… Ты просто овца тупая! И молчала.       — Что? — она, казалось, совсем перестала дышать. Не понимая, что происходит, глядя на него ошарашенно. Может, мальчишка на деле еще более сумасшедший, чем казался, и сейчас от нервов поехал крышей окончательно? Хотя до этого не выглядело, будто он сильно нервничает…       — Ты не знаешь, — наконец выдохнул он. Возвел глаза к потолку и обреченно застонал. — И где я успел столько нагрешить, что мне в наказание досталась ты?       Пока Дора озадаченно наблюдала за таким внезапным и совершенно неожиданным излиянием эмоций, он справился с собой. Перевел на нее взгляд, произнес громко и четко:       — Ты беременна, идиотка.       — Что?.. Не может быть! Как ты?..       — Не может? — он уставился на нее саркастическим взглядом. — Тебя что, мама с папой не просветили, от чего бывают дети? Или контрацептивные чары ты учила так же, как аврорские премудрости?       — Я не об этом! Откуда ты мог узнать?! — возмущенно воскликнула она. — Если я не в курсе? Это какая-то уловка! Ты дуришь мне голову!       Том, однако, ее не слушал. Отвернулся и отошел прочь. Тяжело оперся о столешницу, глядя в никуда. Внезапно резко дернулся, а в следующую секунду с оглушительным звоном в стену врезался стакан, до этого мирно стоящий на столе, осыпался градом осколков. Дора вздрогнула и осеклась. С некоторым удивлением Том посмотрел на свою левую руку, застывшую в воздухе после броска. Медленно, словно во сне, поднял ее и зачесал пальцами волосы назад.       — Казалось бы, какое мне дело? — его голос был странно спокоен, отстранен. — До тебя и твоего щенка. Убрал бы две проблемы разом… — он дернул верхнюю пуговицу рубашки, будто ему стало сложно дышать. — Но, знаешь, у оборотней специфическая аура. Не то чтобы я их часто встречал, но в Люпине я ощущаю что-то инородное, какую-то животную нотку. Здесь же я ничего не почувствовал. Ребенок не болен. Не щенок, обычный ребенок, если так можно назвать сгусток из пока что нескольких клеток.       Он нервно усмехнулся и пошел маячить по комнате. Дора молча кусала губы и боялась как-то прерывать его размышления. Она уже поняла, что он не врет и не блефует — слишком большое влияние оказала на него самого эта новость. Слабая надежда появилась внутри — может, убить беременную женщину у него рука все-таки не поднимется? О своих чувствах на эту тему она изо всех сил старалась не думать, чтобы не погружаться в еще большую панику.       — Почему это для меня проблема? — он разговаривал сам с собой, сбивчиво и бессвязно. Теребил наручники на запястье. — Всего лишь несколько клеток, не личность, хотя магия уже есть. Да и личность-то для меня ничего не значила никогда… Одну тебя убить у меня бы рука не дрогнула. Происходящее же не имеет никакого отношения ко мне, к моей мертвой матери, к моему сыну! Почему я переношу это на себя, почему внезапно переживаю об этом?! Я не должен, это ничего не меняет, так ведь? Я обязан довести все до конца, избавиться от угрозы!       Он остановился на полшаге. Замер посреди комнаты, медленно развернулся. Надежда окончательно погасла, когда Дора увидела его глаза — лихорадочные, безумные, переполненные решимостью. Она успела только подумать о том, что он сделает это безболезненно — слабое утешение. Улыбка искривила его губы — сумасшедшая, неправильная, уголок рта почему-то съехал вниз.       — Твое счастье, что я научился вправлять вывихи левой рукой. Скажешь потом за это спасибо кузену Драко. Если вспомнишь.       Она непонимающе скользнула по нему взглядом. Остановилась на его кистях, замерших перед грудью, на браслете, висящем на запястье. На левой руке, плотно захватившей большой палец правой. А в следующий момент он резко дернул его вниз.