ID работы: 10966581

Привет, мой любимый братишка

OG BUDA, MAYOT, 163ONMYNECK, SODA LUV (кроссовер)
Гет
NC-17
В процессе
142
Размер:
планируется Макси, написано 102 страницы, 14 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
142 Нравится 90 Отзывы 13 В сборник Скачать

Глава 4

Настройки текста
      Прикрывшись черным платком, я наблюдала за другими людьми, которые, хоть и натянуто, но скорбили по моему отцу. Я стояла молча. Без слез и без эмоций. Каменное лицо выражало только то, что мне и вправду немного не так грустно, как это должно быть у любящих детей.       Мария Владимировна стояла ближе всех к могиле, все время убирая слезы своим ситцевым платочком. Как же это странно, что недавняя пассия отца любит его больше, чем родная дочь, которая встала в самый конец, не решаясь подойти вплотную к каменной плите, на которой изображена фотография моего отца в вырезанном портрете и годы рождения и смерти. Мне не хочется на это смотреть. Лишнее напоминание о том, что мы все слишком материальные и не существенные в этом мире. Меня больше волнует момент доступности в следующие года: я в жизни не работала, у меня есть только своя машина и, наверное, дом перепадет мне, неоплаченный до конца университет, а, кстати, скоро сентябрь, поэтому нужно как можно быстрее накопить денег. Надеюсь, у папы осталось что-нибудь на вкладе, он всю жизнь копил на меня.  — Скажешь что-нибудь прощальное? — Гриша подтолкнул меня локтем.  — Воздержусь, — тихо ответила я.  — Неподходящее время, но я хотел извиниться. За то, что отказал тебе, за то, что не приехал домой пораньше и за то, что у меня есть такой друг, как Влад, — Гриша посмотрел выжидающе на меня.  — Без проблем, — скудно ответила я. — И не отказал, а повел себя как мудак.  — О Боже, — он закатил глаза на мои слова, — ты даже сейчас язвишь мне.  — Ничего, скоро это закончится. Вы уедете со скорбью о моем папаше домой, а я останусь наконец одна в полной свободе, о чем мечтала несколько лет. Не думай, что я хотела смерти папы, но он умер очень даже легко. Рада, что нашел свое место в гробу таким легким путем, — я взяла платочек и для виду протерла глазки.  — В смысле уедем? — Мария Владимировна повернулась к нам и пискнула, чтобы мы вели себя тише, пока очередной старый коллега папы судорожно рассказывал о нем в хорошем свете, конечно же, слегка лукавя. Гриша постарался быть чуть тише, — я сомневаюсь, что моя мама захочет уехать обратно в Тюмень.  — По документам я буду решать, кому и чего нравится, — я начинала злиться.  — Сомневаюсь. У тебя очень жесткие условия для получения своей недвижимости.  — О чем ты говоришь?       И Мария Владимировна повернулась еще раз, показав знак молчания несколько раз, ударяя себя об губы пальцем. Наверное, это очень жесткое замечание, поэтому стоит помолчать. Но слова Гриши у меня все не вылезали из головы.

***

      Мария Владимировна зашла в дом быстрее меня и Гриши, начав раскладывать приборы. Я вздохнула, когда увидела, что их несколько.  — Не люблю гостей в своем доме, — начала я, — так что следуйте немного моим правилам.       Я не хотела показаться сукой перед этой женщиной, которая очень даже мило обращалась со мной все эти дни, но закон есть закон. Я уже не хочу видеть все эти незнакомые мне лица у себя дома. Хотя Гриша вроде имеет потенциал на исправление.  — Не поняла? — Она изогнула бровь.  — Дом мой. Я же его дочь.  — А я его жена.  — Только если гражданская.  — В любом случае, даже если дом достается тебе, — она развела руками, присев на диван, — то только по очень сложным условиям.  — И каким же? Выйти замуж? — Я закатила глаза, — бред, мой папа бы так не сделал.  — Нет. Стать моей дочкой. Надо, чтобы я тебя взяла под опеку, — она сжала губы.  — Мне уже есть восемнадцать. Нет смысла крутить эту махинацию, всем все равно, кто у меня там папа и мама, — я закрыла глаза, — и откуда вы это знаете?  — Мы составляли с твоим папой завещание вместе. Он знал, что скоро умрет, чувствуешь свое приближение к смерти.       Что-то тут не так… Очень все не так… Папа бы не написал завещание сам, прямо перед своей смертью. Не могут быть такое стечение обстоятельств. Он не мог на левую женщину перевесить куча обязанностей и дел, чтобы я получила свою долю.  — Марк объяснил это тем, что ты не сможешь в таком возрасте справиться с многими задачами и делами, и чтобы я помогала тебе время от времени. Именно опека даст стопроцентную гарантию, что я никуда не денусь от тебя, Мария, — продолжила мама Гриши.       Ладно, это уже больше похоже на правду. Со своей гиперопекой он меня и с того света достанет, хотя, мы там уже вместе окажемся.       Гриша все это время молчал, прищуря глаза. Что-то не так… Он тоже догадывается о том же, о чем и я? Меня будто посещает мое шестое чувство и некоторая тревожность, сигнализирует о чем-то таком странном. Гриша взглянул на меня в ответ и засунул руки в карман, нахмурившись.  — Будь, что будет. Оформим опеку, — выдохнула я, — а сейчас нам нужно каждому разойтись по своей комнатам до появления гостей.  — Я не смогу быть в комнате у Марка, — Мария Владимировна тревожно поежилась, — надо сделать эту комнату свободной и освятить священником, чтобы прогнать дух мертвого.  — Если мой папа восстанет в виде призрака, то первым делом пойдет ко мне в комнату, а не к вам, — закатила глаза я, — ложитесь где угодно, главное не у меня.  — Гриша ляжет с тобой в комнате на свободной кровати, у тебя их все равно там две, — я сжала губы, — а я в гостевой посплю. Там с окна не дует и постелька удобная, а то спина болит.       Я оставалась молчаливой. Марию Владимировну будто подменили. До смерти папы она была ангелочком, пархающий у нас дома с миленьким голоском, а сейчас она уже так раскомандовалась и распоясалась, что будто и не умирал никто. Да, я тоже не отличаюсь скорбью, но у меня на то объективные причины, а эта женщина слезки только на похоронах и после смерти проронила.       Гриша резко вскочил с кресла, приблизился к двери, чтобы выйти, но остановился, взглянув на меня. Я оставалась стоять. Быстро подойдя ко мне, он схватил меня за руку и вывел на улицу во двор.  — Эй! — Пискнула я, но он показал мне знак молчания. Присев рядом с ним на уличную лавочку во дворике, я вопросительно посмотрела на него.  — Что-то не так, Маш… — Гриша положил одну ногу на другую и стал кусать губы, поправляя шевелюру.  — Что именно?  — Не знаю. Или твой папа кретин, или моя мама… — он застыл на полуслове, — не знаю, уже бардак в голове. Просто что-то не чисто. В больнице, когда константировали смерть, они покачали головой и странно переглянулись, а потом я увидел в протоколе, что тело еще и перенаправлено на экспертизу. Они что-то увидели, что нам не по силам.  — О чем ты?  — Маш, я не разбираюсь в медицине, но, похоже, остановка сердца вызвана чем-то посторонним, каким-то другим фактором. Не просто решило остановиться. Его остановили преднамеренно.  — Гриш, кончай накручивать, — я поправила ветровку и нахмуренно вздохнула, — у него были проблемы с сердцем всегда. И с дыханием тоже. Кто его отравить то мог? Я? Ты? Твоя мама? Аня? У нас больше никого нет дома. Я бы, конечно, отравила его, но сделала бы это еще задолго до восемнадцатилетия, да и у меня слишком кишка тонка убивать кого-то. Ты сомневаюсь, ссыкуешь слишком, ну а твоя мама точно не дура — убивать своего нового богатого парня. Вот круто! Это какие такие мотивы должны быть, чтобы твоя мама на убийство решилась. Аня тем более. Хоть она его и ненавидит все сердцем, но точно бы не убила. Ей нравится, что я могу многое себя позволить с помощью него. Без папы я была бы на финансовом дне, я ведь даже дня и не проработала. — Закончив рассуждения, я начала наблюдать за Гришей. Он достал сигарету, поднес ее ко рту и поджег, дымя мне в лицо. Протянув руку, я тоже запросила. И мы стали курить вместе его приятные сигареты, стряхивая пепел в специальную припрятанную мною баночку.  — Значит, нам нужно объединиться, — Гриша разлегся на лавочке, — знаешь, как детективы расследуют? Вот и мы также. Мне это не дает покоя.  — На самом деле, мне нет дела до смерти человека, — я посмотрела на него, — но раз уж надо покопаться в этом дерьме, я сделаю. И только ради дома. Чтобы он мне достался, а не, блин, левым людям. Или вообще продадут же.       Гриша рассмеялся.  — Мария Ляхова, — прохохотал он.  — Или я твоя жена, или сестра. И то, и другое странно, — я держала лицо серьезным, но в конце усмехнулась, — вставай. Есть охота.       И мы встали с лавочки, посмотрели на друг друга, а потом Гриша немного засмущался и отвернулся, направляясь к дому. Я кусала губы от волнения, когда смотрела на него, не знаю, чем вызвана эта реакция, но она у нас одинаковая. Посмотрев еще раз, мы все-таки зашли в дом, где сразу же учуяли запах… пельменей? Ладно, пора привыкать теперь к обычной еде, а не прекрасного мяса и гарнира от папы…

***

      Сидя в коридоре в больнице, я переменно смотрела на время. Гриши нет. Опаздывает? Мы должны получить экспертизу и понять, что случилось все же с моим папой. Надеюсь, Гриша оказался не прав и ему просто показалось. А если это и так, то у меня остается очень много вопросов.  — Мария? — Врач, сняв очки, присел ко мне рядом, — вот результаты экспертизы. Будете заводить уголовное дело?  — Да подожди ты, — махнула рукой я, листая листочки. Бесит. Сразу под ухо мне что-то говорит…       Прочитывая странные медицинские слова, я пыталась понять суть. Ничего не понятно.  — Объясните? — Напряженно спросила я.  — И мне тоже! — Взволнованный Гриша сразу же сел рядом, наспех надевая халат. Поправив свою шевелюру с длинными волосами, он уткнулся в листок, а позже вопросительно посмотрел на меня.  — Ваш отец умер от передозировки лекарств, Мария. Он выпил около сто грамм трамодола, — врач сжал губы, ожидая у меня плачевную реакцию.  — Он никогда в жизни не пил эти таблетки, — я нахмурилась.  — Я о том же. Нужно заводить уголовное дело. Или это самоубийство, или его отравили. Лекарства были введены внутримышечно. Причем свежий укол на бедре, достаточно грубый и сделанный на скорую руку.       Мы оба задумались с Гришей.  — Заводим уголовное дело? — Не унимался врач.  — Нет. Не стоит, — как только я хотела согласиться, Гриша перебил меня. Что? Какой нет, блин? — Я думаю, что у нас нет дела до этого. Простите, — и он схватил меня за руку, выведя из коридоры. Пока я перемещалась на каблуках, успевая за Гришей, то только успевала увидеть задумчивое и встревоженное лицо врача.  — Ты что творишь? — Я выдернула руку и взмахнула руками, — какое нет? Его отравили! — Я села на лавочку и закинула ногу, нахмурившись, — Гриша, нам надо обратиться в полицию. Они все расследуют.  — Никто ничего не расследует, — Гриша сжал губы, — мы должны сделать сами.  — Ага, попробуй получи видео с камер или выписки, кто что купил в аптеке… — я сначала долго смотрела на движущиеся машины, но позже сдалась, решив пооткровенничать, — слушай, Гриш, это мой папа. Как бы я не говорила, что он козел, но он мой родной человек, и я хочу, чтобы для него восторжествовала справедливость. И этот дебильным дом достался нормально по родственной линии, и чтобы мы поняли, кто отравил папу. Я люблю его даже таким и хочу для него нормально успокоение.  — Ты права. Но в полицию мы будем обращаться чуть позже, — я вздохнула, слушая дальше Гришу, — итак, экспертиза у тебя на руках? Посмотри, во сколько умер Марк.       Я пролистала бумажки и нашла время смерти.  — Ночью, приблизительно в двенадцать ночи.  — Значит, это уже точно не я и не ты. И не Аня. Я уехал еще в девять часов к пацанам, твой папа даже с работы еще не пришел, — я видела по его выражению лица, как он что-то вспоминает. — А ты во сколько уехала?  — Папа уже был дома. Где-то в пол одиннадцатого. Я у него долго отпрашивалась, и он очень даже хорошо выглядел. В смысле, активно, и настроение у него было намного лучше, чем обычно. И отпустил легко. — Я призадумалась, — Аня поехала вместе со мной, она вышла из дома, подошла к моему, и мы вызвали такси. Так что точно не она… А как твоя мама?  — Она еще с утра улетела в Тюмень, — он вздохнул, — вернулась только утром. Точнее, я проснулся от ее слез, видимо, она прилетела и увидела сразу же труп Марка.  — Когда я возвращалась домой под утро, ее не было. И папа уже был мертв… Значит, кто-то другой влез в дом ночью… — Я почесала голову, — сложно, черт возьми…  — У тебя есть камеры в доме? Твой же папа сто процентов и об этом позаботился тоже.  — К сожалению, я разбила их в подростковом возрасте, — я усмехнулась, — но есть у стойки охраны. Где въезд в наш загородный поселок есть шлагбаум и охрана, там стоит огромная камера на триста шестьдесят градусов. Мы можем запросить с нее и посмотреть, кто въезжал ночью. Я знаю всех друзей и коллег папы, у них весомые тачки.  — В этом поселке у всех весомые тачки, — Гриша усмехнулся, — да и хрен нам кто даст, ты права была… — Он присел рядом, достав сигарету. Я тоже достала свои и закурила, продолжая рассуждать дальше.  — Я, конечно, не врач, но кое-что загуглю, — достав телефон, я стала вбивать в поиск: — «Передозировка трамадолом». Посмотрим, через сколько наступает смерть или другие побочные действия, — читая вместе, мы обнаружили, что рвота — обязательный симптом интоксикации.  — В туалете ничего не было, — Гриша призадумался, — а ты видела что-либо в кровати?  — Нет. Я заходила к нему в комнату и смотрела. Все было чисто и так идеально, будто он и вправду уснул за книжкой.       Гриша оставался стоять, докуривая сигарету.  — Поехали домой. Посмотрим все подробнее.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.