Привет, мой любимый братишка

      Черт. Такое чувство, будто я нахожусь в очередном сериале, расследую убийство, будто кто-то потом реально услышит нас. Подъезжая к шлагбауму, я вышла из своей машины и подошла к охране. Женщина с мелированными волосами, татуажем вместо бровей и ярко накрашенными губами сидела в контактных очках, читая газету. Я постучала по окошку вопросов, засунув руки в карманы худи. Лето, конечно, не радует своей погодой.  — Я же открыла шлагбаум! — Она хотела снова закрыть окошко, но я поставила руку.  — Я по поводу камер, — мельком взглянув на них, я снова посмотрела на нее, — мне нужны записи.  — Маш, я все равно твоему отцу записи скину. Отвали от меня и дай нормально пообедать, — она отпила чай из металлической кружки, — обожглась из-за тебя, етить твою мать.  — Маму не надо мою, — хмуро буркнула я и закрыла окошко. Развернувшись к машине, я хотела уйти, но решила остаться до конца. Все ради папы. Блин, плоховатый девиз. Все ради моего заветного дома. Пустого. Вдохновившись, я развернулась обратно и подошла к окошку, снова постучав.  — Ну че надо-то? — Рявкнула она.  — Я вам бутылку водки, а вы мне записи. Удалять с компьютера ничего не надо своего, просто предоставьте мне в определенное время запись, я посмотрю и отдам обратно. И да, мой папа умер. Пособолезнуйте хотя бы.       Охранница подавилась своим замороженным бутербродом и сделала маленький телевизор потише.  — Как это… умер?  — Приступ, — отчасти, я говорю правду, так что нечего мне тут.  — О Господи! Бери ты эти записи, не надо мне ни какой водки! Если это тебе поможет, пожалуйста, — она отложила бутерброд с металлической кружкой и достала флешку, передав ее мне. — Вот тут есть все. Ну почти все. Думаю, нужный тебе день здесь есть.  — Спасибо! — Я улыбнулась и закрыла окно, направившись с жирной флешкой к машине. Фу, блин. Всю замарала в своем бутерброде.       Гриша посмотрел в окно и улыбнулся, когда увидел мою физиономию. Я победно села обратно за руль, дождалась открытия шлагбаума и въехала во двор, разглядывая парковку.  — Твоей мамы нет дома. Куда могла поехать? — Я вышла из машины и закрыла ее на сигнализацию.       Гриша без интереса пожал плечами и вошел в дом, устало пройдясь глазами по мебели.  — Мне нужно ехать работать. Будешь без меня справляться или дождешься? — Гриша решил помочь мне поставить каблуки на верх шкафа. Наши руки встретились, чуть не соприкоснувшись в танце, но я быстро одернула ее. Он лишь улыбнулся в ответ.  — Дождусь, партнер, — неуверенно сказала я, до сих пор гладя свою ладонь.  — Тогда до вечера. Или ночи.       И он вышел из дома, оставив только свой парфюм. Я вздохнула, а позже забрезговала, почуяв мужчину.       Ненавижу мужиков. У меня есть весомые причины им не доверять.       Когда-то я была немного другая. Немного доверчивая, нежная, добренькая девочка. Такая, которую хотел мой папа. И воспитывал он меня такой. Мне просто доводилось встретить в достаточно юном возрасте одного ужасного человека, чтобы понять, для чего вообще предназначены мужчины и что они из себя представляют. Спасибо ему за определенный сломанный период в моей жизни, но и за открытие глаз на весь мир.       Так, раз уж Гриши нет, а у меня полный отдых, я изучу все побочки и передозировки от трамадола. Паралич, токсическое поражение печени… Остановка дыхания? То есть в первую очередь поражаются легкие? Я пролистала вердикт еще раз и посмотрела заключение по грудной клетке. Черным по белому: причина смерти передозировка трамадолом, в следствие остановка сердца. Но про легкие ничего не сказано! Точнее, сказано, что все в норме, только лишь про сердце. Быть такого не может… Я облазала порядка двадцати сайтов, даже влезла в какие-то наркоманские чаты, и везде одно и то же: в первую очередь страдает печень и дыхание. Да и все как-то не сходится. От него умирают долго и мучительно: значит, моего папу отравили… стоп, слово отравили даже и не подходит больше. Или это было самоубийство, или смешал с алкоголем, или принял слишком много, и то это нужно было напичкать ему в рот этих таблеток… Точнее, поставили ему уколом, но какая разница, как человек мог умереть так быстро и в своей постели?       Смерть наступает через очень долгие токсические мучения. Все подстроено. Кто-то подложил его специально на кровать и все подстроил как мертвого. Если бы мы обратились в полицию, они бы взяли отпечатки пальцев, да и то это бесполезно, Мария Владимировна сразу же после смерти вымыла всю комнату и освятила ее святой водой, блин… Встав с дивана, я прошлась по залу, думая, кто мог это сделать. Я не могу пока смотреть записи без Гриши, нам лучше это сделать вместе.       Все равно не сходится. Это точно не трамадол, оно слишком долгое для быстрого отравления. Почему тогда врач ошибся? Или они скрывают что-то от меня?       Хлопнула входная дверь, и я сначала подумала, что это Гриша, но на пороге показалась Мария Владимировна, счастливая, с полными пакетами продуктов. Подобравшись к кухне, она оглянулась на меня. На гостинном столе происходит полный хаос: выписки, вердикты, блокноты, ручка и ноутбук со второй кружкой кофе.  — Привет! Работаешь или учишься? — Она счастливо улыбнулась мне, продолжая раскладывать продукты.  — Для учебы мне еще рано, — буркнула я. — Занимаюсь хобби.       Если я растрепаю ей, что расследую убийство своего папы, она может впасть в панику от такого заключения и пойти в полицию, тогда пропади пропадом все справедливое решение. В полиции не разберутся. Ни отпечатков, ни свидетелей. А я смогу это сделать с Гришей, у нас и ума побольше, чем у этих толстяков, и желания. Точнее, у меня ума побольше, не у него. Не ради премии или на отстань сделаем, все по-честному, потому что если это кто-то из друзей или врагов папы, то солидные дядьки. У него больше никого нет: только обиженные предприниматели или старые друзья, все они богатые и даже догоняют нас.  — Я сегодня слетаю в Тюмень, хочу разобраться со старой квартирой.  — С ней что-то не так? Не пригодна для вашего скорейшего заселения? — Я улыбнулась, намекая ей.  — Нет. Собираюсь продавать, — Мария Владимировна включила плиту и облокотилась на кухонные тумбы, смотря на меня с кухни. Черт возьми этот соединенный зал с кухней.  — Чтобы купить новую? — Не сдавалась я.  — Нет. Чтобы получить свои деньги и вложиться тебе в будущее. А по поводу жилья я не переживаю: я официально буду жить здесь.  — Разве я не смогу вас потом выгнать, как только мы получим опеку?  — Ну вообще-то нет. Я буду твоя приемная мамочка, а если ты меня выпрешь на улицу вместе со своим братом, то я могу подать заявление в полицию, — Мария Владимировна покачала головой, — но, надеюсь, тебя не хватит на такую жестокость, — она что, берет меня на слабо? — Кстати, по поводу полиции. Я подала заявление на рассмотрение смерти Марка. Все не чисто, Маш. Это самоубийство, следовательно, его кто-то довел, и этот кто-то должен ответить за свои уголовные действия.       Я поперхнулась.  — Откуда знаете?  — Врач сказал, — она пожала плечами, — и сказал мне, что ты не хочешь подавать в суд. Что-то случилось?  — Что могло случиться кроме как смерти моего отца и этого долбанного завещания? — Я стукнула по столу, — не нужно было обращаться в полицию.  — Почему?  — Просто не нужно было! — Вскрикнула я и вскочила с дивана, начав все собирать к себе в комнату. Мария Владимировна стала медленно ко мне подходить.  — Тебе есть что скрывать? Я же знаю, что ты девочка взрывная и суетная. Ты точно в этом замешана.       Она что, подозревает меня?  — Зная Марка и то, как он любил тебя, у меня есть сомнения, что ты что-то наговорила ему, из-за чего он так поступил. Скажи мне, вы ругались накануне его смерти? — Она взглянула на бумаги, но я быстро перевернула их и скомкала, пытаясь спрятать от нее текст, — «передозировка трамадолом»? «Как быстро наступает смерть?», — она успела прочитать и озвучила вслух.  — Пошла ты нахер, Мария Владимировна, — не вытерпела я и развернулась к себе в комнату, не считая нужным продолжать с ней разговор.       Черт возьми… У нее неправильная версия, у полиции, точнее, неправильная версия, она подозревает меня и теперь еще больше обозлилась за этот чертов дом. Блюстители закона не будут разбираться, сразу же упакуют меня и пропади пропадом моя свободная жизнь.       Закурив сигарету, я развернулась ногами в окно и стала смотреть на свой дворик. С уходом папы так все изменилось… То есть, конечно, мне его не хватает, хоть мы особо и не общались. Во дворе теперь не так уютно и красиво, обычно папа ухаживал за всеми цветами и растениями в нашем милом огороде, заставлял иногда меня, давая мне пинки под зад, пока я поливала какую-нибудь картошку или нюхала розы. Укутавшись в прохладный летний ветер, я погрузилась в воспоминания, даже иногда пуская слезу. Ладно, смерть папы для меня достаточно трагичная ситуация. Я не любила его за тиранство и полное ограничение моей жизни, моих амбиций. Но он не бил меня, не пил по-черному, не употреблял наркотики, а курил только трубку у камина в зале. Он не жалел на меня денег, не ущемлял в каких-то материальных благах. Ему нравилось даже иногда подкупать меня. Мой папа плохой, но не ужасный.       Закончив курить сигарету, я выкинула ее и развернулась в комнату обратно. Взяв телефон, я зашла в мессенджер и стала печатать Грише. «Когда ты придешь? Серьезный разговор»       Я понимаю, что это его мама. Он будет защищать ее в любом случае. В смысле, я ее не подозреваю в убийстве, мне просто непонятно, почему она так уцепилась за этот дом и винит меня в смерти отца.       И да, я не согласна, что это самоубийство. Походив по комнате, мне пришла гениальная мысль. Если я не убийца, то надо ею стать. Точнее, подумать, что я убийца. Я пошла к отцу в комнату. Хорошо, что Мария Владимировна не убрала отсюда мебель, мне так будет легче. Представим, что мой папа лежит здесь, читает книгу, курит, может, трубку. Рядом на тумбочке стоит светильник-ночник, освещает ему книжку. Сам он в халате. Я точно знаю, что он лежал и читал. Его день расписан всегда чуть ли не по минутам, и тридцатиминутное чтение входит в его список дел каждый день ровно в 20:00, именно тогда, когда скорее всего настала смерть по меркам. Я пришла домой в пять утра, смерть от трамадола или любого другого наркотического психотропного вещества, немного варьируясь, уже бы наступила, с учетом того, что полное всасывание происходит за тридцать минут. Полное. Это достаточно для начала интоксикации, которая точно не будет щадить.       Мой папа лежит, ничего не подозревает. Убийца мог пролезть в окно, тогда бы он упал прямо на голову моему папе, что породило бы панику. Мой папа старичок, в бой бы не ввязался, да и ходит с тростью, у него поврежден таз, так что потенциальный преступник мог просто долбануть его с локтя или приковать к кровати. Значит, если пролез через окно, то он достаточно сильный, но тупой, раз уж так легко вламывается в дом для убийства. Да и вообще это как-то не связно, какой человек, решившийся на преступление, будет лезть через окно и колоть шприц в бедро старику, который может и дробовик из шкафа достать, и крикнуть на весь двор? У нас соседи все могли услышать, так что этот вариант отгоняем.       У папы единственная дверь в комнату, ну только в туалет есть. В туалет попасть можно если ты пять на пять сантиметров через вентиляцию, а вот зайти к нему в комнату легко. Правда тогда и в дом надо попасть. И на участок. Или у убийцы есть доступ к дому, что невозможно, так как это только я и Мария Владимировна с ее отпрыском. Черт, как сложно!       Я легла на кровать папы и смотрела в потолок. Так… Я папа. Я Марк. Лежу на кровати, читаю книжку, вламывается не пойми откуда какой-то неизвестный. Мои действия, если бы я была своим отцом?  — Ты кто такой, оборванец? — Пародировала голос отца я и сразу же приложила руки ко рту. Черт. Мария Владимировна услышит и точно посчитает меня сумасшедшей, тогда мне не тюрьма, а психушка обеспечена.       Допустим, папа убрал книгу и немного приподнялся на руках, так как его нога болит от лишних движений. Папу точно не били. Когда я заглядывала к нему в комнату, у него не было побоев, не было крови, да и в больнице мне бы сказали об этом. Следов борьбы нет. Значит, его усыпили. Я вскочила с кровати и пошла к себе в комнату обратно. Взяв экспертизу со стола, я посмотрела листочек со вскрытием. Ясно, седативные препараты через слизистую. Анестетик. Его усыпили. Точно не хлороформ, у него бы и от этого была бы интоксикация. Что-то полегче, таких препаратов уйма, с этим разбираться смысла нет.       Допустим, мой папа усыплен. Убийца положил его на кровать, убрал халат с бедра и поставил неумелый укол. Скорее всего на очень скорую руку, значит, торопился быстрее закончить дело. Дальше ему нужно было хотя бы около часу находиться рядом с папой, следить за пробуждением и понять, действуют ли вещества.       А это все значит, что убийца без сомнений знал моего папу, его распорядок дня, всех жителей дома и их дела. Убийца знал, что я тусуюсь всю ночь якобы с Гришей, а Мария Владимировна не в городе. Круг подозреваемых очень сильно сузился. Нам нужно найти средних лет или совсем молодых мужчин или женщин, которые могла входить в этот круг близких людей папы. Кстати, очень даже правдоподобно, что убийца может быть женского пола, так как справиться с лишним шумом на все сто процентов идеально бы сделала достаточно худенькая девчуля. А если это парень, то точно в крепкой комплекции, гибкостью и со своим стержнем внутри. Объясню. На папе ни синячка. С учетом того, что он страдает мужским варикозом и другими сердечно-сосудистыми заболеваниями, а также у него близко расположены капилляры, как и у меня. От каждого маленького удара даже об кровать у него выскакивает гематома. Причем достаточно крупная и заметная.       Я встала с кровати и стала убийцей. Мой папа подскакивает, берется за трость, бросает книжку и начинает незваному гостю высказывать все плохие слова. Убийца хватает его из спины и начинает усыплять, приложив тряпочку ко рту. Если он так сделал, то должен был крепко держать руки, на которых мгновенно бы появились синяки. По крайней мере левую точно.       И опять же несостыковка. Кровать напротив двери, значит, если убийца и пришел, то был прямо лицом к лицу с моим папой. Как он бы схватил его и перевернул спиной к себе? Это возможно, но близко к провалу, что мой папа даст отпор. Через окно я до сих пор не рассматриваю вариант, так как убийца бы свалился ему на голову, тогда вообще пропади пропадом все убийство. Все как-то странно… непонятно… Слишком запутанная история, и я это чую.       А еще самое страшное, что все мои описания и мини-расследования указывают на меня. Я гибкая худенькая девушка, которая могла бы и вообще не наносить побои своему отцу, не драться с ним, а втереться в доверие и усыпить так, а позже уже сделать все свои дела. И очень страшно, что полиция сделает всю эту часть работы и сразу ополчатся на меня.  — Мария! Ты чего тут колдуешь? — Зашла Мария Владимировна в клетчатом фартуке, замаранный мукой и немного фаршем. Я побрезговала приближаться к ней, оставаясь на месте. Моя рука была сжата, будто я держу тряпочку, а глаза наполненные злом, какое я хотела повторить при попытке стать убийцей.  — Просто решила зайти в комнату к отцу. — Сжала губы я. — Что-то не так? Помешала вам шумом? Ничего. Скоро вы будете сидеть в Тюмени у себя в квартире и наслаждаться тишиной, а не моим горюющим воплем в комнате у отца.  — Меня напрягает твое поведение, Мария. Если тебе есть что скрывать, говори сразу, — она нахмурилась, — в любом случае, полиции виднее. Они выбьют из тебя всю дурь, которую ты держишь в себе.  — Жду не дождусь жаркой встречи с полицейским, Ваше Господство! — Я обошла ее и задела плечом, направляясь в свою комнату. Сейчас меня не волнуют ее угрозы. Меня волнует флешка, которую я пообещала открыть вместе с Гришей. А у меня такие сомнения, будто я все упускаю из-за этой маленькой детальки.       Зайдя к себе в комнату, я закрылась на ключ и села снова на подоконник, доставая пачку сигарет. Смотря вдаль дороги у нашего дома, я ожидала, что прямо сейчас заедет Гриша, или подъедет полицейская машина, чтобы задержать меня. Да тьфу… Все знают, что я не убивала своего отца. Это никто никак не докажет. Я даже не знаю, каким способом он был убит.       Или знаю. И меня это пугает. Если я раньше времени взболтну правду о усыплении и отравлении моего отца, меня сразу же повяжут и в тюрьму.       Докурив сигарету, которая так ужасно била мне по горлу ментолом, я потушила ее об пепельницу и оставила бычок там. Ожидание противно. Мой братец будто бы и не хочет возвращаться домой. Не став долго ждать его, я села за муторные книжки про этнографию, народы, происхождение и так далее, что скоро меня будет снова доставать в университете. Хорошо, что я последний год учусь в этом болоте. Смерть папы мне играет на руку, может, я заберу документы и наконец поступлю на профессию своей мечты — квантовая физика с робототехникой. Это намного интереснее, чем долбанные людишки в первобытных веках до нашей эры. Плевать мне, как они размножались и каким образом. И мне плевать нынешняя плотность населения сейчас. Самая скучная работа, которую мог предложить мне папаша, я бы уж лучше пошла на журналиста, которых пруд пруди, или на учительницу русского и литературы, это куда интереснее из гуманитарных наук, чем сидеть и читать про сранных повелителей и их замашек по отношению к простому народу.       Мои глаза уже закрывались, когда я дошла до самой предсказуемой и ожидаемой главы о обезьянках и как мы от них произошли, будто, блин, кто-то верит в эту чушь. Срамота. Закрыв книжку без закладки, я отложила ее и взглянула в окно последний раз, ожидая Гришу. И, наверное, по зову моего прекрасного доброго сердца въехало такси с громкой музыкой внутри, из нее чуть ли не выпал Григорий: грязный, пьяный, со странной прической и узкими глазами, как под каннабисом. А может он и не пьян, вправду, его страсть к легким наркотикам я поняла по запаху шмали от куртки. Он подошел к двери, но увидел меня выглядывающую и улыбающуюся из окошка.  — Ждешь меня, принцесса из башни? — Он подмигнул, и я закатила глаза.  — Осторожнее с заигрываниями, братец. Твоя мама не оценит наше игривое настроение с моральной точки зрения.       Гриша открыл дверь и ворвался ко мне в комнату, сразу ввалившись на кровать. На мою, блин, кровать. Я стащила с него ботинки и закрыла дверь комнаты.  — Мы не в Америке, — вздохнула я, — будем смотреть флешку?  — Будто ты мне для этого нужна, — выпалил Гриша и приблизился ко мне, пытаясь схватить за плечи. — Мама в Тюмени. Что может быть лучше?