Привет, мой любимый братишка

— Эй-эй-эй, — я нервно рассмеялась и убрала его руки, — пьян ты, Гриш. Отложим флешку на потом.  — А на что мне тогда рассчитывать? — Мой сводный братец провел руками по глазам и задумчиво стал смотреть в потолок.  — На сон. Уж лучше проснуться завтра выспавшимся и бодрым, чем с похмелья или отходов, — я выдохнула, — не усугубляй ситуацию.  — В смысле?  — В таком смысле, что не надо лезть ко мне. С моральной точки зрения мы с тобой родственники, у тебя умер отчим, у меня папа. Прояви уважение ко мне и своей матери, может и к моему отцу, это из ряда вон выходящего, когда ты так ведешь себя, — я начала отчитывать его так, будто серьезно злюсь. Мне, конечно, льстит, что я нахожусь привлекательной для него, но я не питаю таких же чувств к нему в ответ. Обычный парень. Симпатичен, да, не спорю, но не для меня. Слишком прост. Мне нравятся изюминки.  — Прости. Не подумал сразу, — Гриша отвел взгляд от потолка и посмотрел на меня в темноте, будто что-то улавливая, — ожог на подбородке… Откуда он у тебя?        Я резко замолчала, глупо смотря на него в ответ. Хватка и уверенность сразу же испарились, когда я услышала этот вопрос. Он заметил?.. Это кто-то замечает? Я думала, что мой шрам незамечен.  — С молодости, — коротко ответила я.  — Расскажешь? — Его низкий баритон прокатился по моему телу, заставляя вызывать мураши с такими вопросами. Не люблю эту тему. Вообще не надо указывать на мою внешность, может они кого-то и красят, но не меня.  — Нет, не расскажу, — я попыталась быть строже, чтобы он перевел тему, но Гриша не отставал:  — Ты можешь довериться мне. Я знаю, на что был способен твой отец.  — О, нет, он не бил меня! — Я воскликнула, — но лучше бы он поставил шрам.  — Тебе его поставили? — Гриша положил свою руку на мою и доверительно смотрел в глаза ужас какими узкими зрачками. Его яблочко покрылось лопнутыми капиллярами, поэтому я сразу поняла, что он укуренный под природной травкой. Я отвела взгляд.  — Поставили.  — Кто и как?  — Отложим этот разговор, когда ты станешь моим братом по документам. Кстати, твоя мама шевелится с этим?       Мне хотелось как можно быстрее перевести тему, чтобы не говорить о прошлом. Наша дружба с Гришей мимолетная. Я получу свой дом, получу его фамилию, расследуем дело, все раскроем и будем счастливы. На этом наше общение закончится. Я не хочу, чтобы потом человек помнил о моих грехах и секретах, а не о чем-то позитивном. Людям же свойственно запоминать все гадское и противное о других персонах, Гриша не исключение. Хочет покопаться в моем дерьме, чтобы позже использовать против меня или запомнить как должное, о чем он будет помнить всегда. Догадался же, что шрам не просто так. Я думаю, его хитрость покажется и после нашего общения.       Думаю ли я, что предаю его и немного меркантильно поступаю? Немного догадываюсь. Вдруг я понравилась Грише, как человек? Или как девушка? Будет немного некрасиво, конечно, но я и не собираюсь делить свое родное место с людьми, которых я знаю от силы второй месяц. Плюсом у меня скоро начнется последний год в университете, защита диплома, практика и стажировка. Мой папа хотел, чтобы я потом еще и корочку какую-нибудь получила о квалификации или что-то такое, но сейчас его нет, а я могу вообще уйти с универа.       А я так и сделаю.  — Уехала в Тюмень как раз за документами, — Гриша продолжал сильно тереть глаза, зевая и заражая меня своей сонливостью. — Ляжем спать? Безумно клонит.  — Догадываюсь почему, — с ухмылкой сказала я и встала со своей кровати, чтобы он выпрямился, — на моей заснешь что ли?  — Она твоим шампунем пахнет, — пробормотал он и закрыл глаза, уткнувшись носом в подушку. Я закатила глаза.  — Маньяк.       Не усну я. У меня никогда не получается нормально спать ночью. Только если хорошо выпью. Вечная бессонница из-за какой-то тревоги внутри меня, что давит изнутри. Я легла на Гришин временный диван и закрыла глаза для виду, чтобы он не задавал лишних вопросов.       Спустя некоторое время моего бессмысленного лежания на кровати я услышала, как он начал храпеть. Вздохнув, пришлось отвернуться на другую сторону и закрыть уши подушкой, лишь бы не слышать этот странный храп. Черт тебя возьми. И так каждую ночь! Может я еще и из-за этого не сплю?       На некоторое время сонный визг закончился, но это на короткий промежуток времени. Убрав подушку и встав с дивана, я посмотрела на него. Безмятежное спящее лицо, и не такое, какое описывают в книжках, — открытый рот, расслабленная челюсть, скатившаяся слюнка по щеке и закатанные глаза, не полностью прикрыты веками. Господи, какой он страшный, когда спит. А когда не спит, не страшный что ли? Страшный конечно. Потому что мужского пола и темный, ненавижу всех этих каштановых и темноволосых, какие-то они все неправильные. Я не нацистка. И не расистка. И не волосистка. И не мужененавистница. Просто он мне неприятен внешне. Как какое-то отторжение внутреннее происходит, хоть и, признаюсь, когда я касаюсь его руки или просто нахожусь с ним рядом, внутри происходит щекотный эффект, тревога, чувство беззащитности. Последний раз я себя так чувствовала с самым ужасным человеком в моей жизни.       На утро его резко не стало. Только незаправленная как всегда постель и его телефон, лежащий на тумбочке. У меня сначала прошла мысль, что же там в его сотовом, но я сразу отогнала ее, не став лезть в личное пространство. Я взглянула на дверцу ванны и прислушалась к звукам: моется. Свесив ноги с дивана, я похрустела суставами и мучительно промычала. Кости ужасно болели из-за плохого сна, а голова кипела, напоминая мне о плохом сне. Звук воды прекратился, когда я взяла сигарету и снова закурила в окно, наблюдая за как всегда тихим и утренним двориком. Сколько сейчас? Семь утра? Почему он так рано вскочил?       Дверь ванной резко открылась, и я повернулась к нему, выдыхая сигаретный дым. Гриша, весь мокрый и только с одним полотенцем на бедрах, вопросительно посмотрел на меня, а потом открыл тумбочку и достал пакетик с запрещенным содержимом, начав крутить. Я отвернулась, чтобы не смотреть. Не люблю наркотики. Пробовала, знаю, хрень все это для убийства народа. Так даже в моих скучных учебных пособиях пишут.  — Прости, я сейчас оденусь. Не знал, что ты не спишь, — Гриша мило улыбнулся, а потом промочил часть бумаги, закручивая поплотнее, — будешь?  — Сигареты хватает, — проговорила хриплым голосом я. — Оденься как можно быстрее, — холодно отозвалась я.  — Чего так рано вскочила? — Продолжал диалог Ляхов, подозрительно высматривая меня, будто не понимает, почему у меня такое настроение. Наверное, по моим взъерошенным волосам и ужасно уставшим глазам видно, что не так.  — А я спала? — Задала вопрос я в ответ, а позже выгнула бровь, ожидая от него объяснение его ранний подъем.  — В последнее время не могу нормально спать. Что-то тревожит, — сказал он обыденно.  — Ты сегодня мне нужен бодрый и свободный. Смотрим записи флешки и сопоставляем, что знаем. Вчера я пошарилась в Интернете и много что накопала, а еще у меня плохие новости — твоя мама заявила в полицию, я теперь главная подозреваемая. Ну, меня еще пока не допрашивали, да и полиции не было, но мама точно дала понять, что мне не рады блюстители закона.  — Что нашарила? — Он будто специально пропустил новость про полицию. В комнате ужасно завоняло одновременно и сигаретами, и травой. Я выкинула сигарету, сев к себе на кровать рядом с Гришей. Пусть не нарушает мою зону комфорта.  — То, что у нас теперь еще больше загадок. Трамадол не связан с отравлением, по крайней мере было поражено сердце. Как говорят врачи. Время по передозировке не совпадает, а если и совпадает, то круг подозреваемых сужается до нуля. Плюс я определила, как мой папа был убит: его сначала усыпили, а позже отравили путем инъекции в бедро. Делал укол очень неумелый человек, ну мы с тобой еще давно это поняли, — немного подумав, я подбирала слова, — еще я поняла, что убийца вошел через входную дверь комнаты, то есть он имел доступ к дому. Взлома же никакого не было. Или были ключи, или знал, где находятся запасные.  — То есть нужно искать того, кто мог зайти в дом? Не знаешь, кто это?  — Я, ты, твоя мама и мой папа. Больше никого. Слуг у нас нет, только если садовник, но все его оборудование на улице в гараже, ключ ему никто не давал. И у него отпуск. Он, наверное, еще даже о смерти не знает. Да и за что? Папа не тиранил его.  — Маш, ты же понимаешь, что если полиция доберется до всего этого, то ты — главная подозреваемая.  — Я уже и на этот счет подумала, — я облокотилась на стенку, — у меня есть алиби. Аня подтвердит, ты подтвердишь, вышибалы в клубе. А они это точно сделают, потому я тогда знатно всем нагрубила. Твой дружок подтвердит, — я немного призадумалась, стоит ли такое говорить.  — Какой? — Гриша смутился, — ты вроде недолюбливаешь моих друзей.  — Влад.  — Сода Лав что ли? Вы контактировали в клубе?  — Да, — кратко ответила я.       Первый раз, чтобы я стеснялась половой жизни. Мне плевать на его мнение, но почему-то… Короче, не знаю как объяснить свои мысли. Будто мне стыдно за этот поступок именно перед Гришей.  — И что он скажет, если ты укажешь на него, как свидетеля твоего алиби?  — Что было, то и скажет, — грамотно ушла от ответа я.  — Вы трахались? — Гриша спросил напрямую с нахмуренными бровями.       Йопаний сыр.  — Че? — Я как можно правдоподобнее выгнула бровь.  — Ты ноги свела и покраснела как помидор. Так и скажи, что потрахались. Он мне все равно уже рассказал, как трахнул тебя в туалете, а потом даже не отвечал на сообщения.  — Чего?! Это он так сказал?! — Я вскочила на месте от возражений.  — Ну да. А что, как-то по-другому было?  — Да чтоб я! И перед мужланом извиваться! У него встал то еле как, член маленький, лицо как у крокодила во время всего соития и звуки будто битбокс записывал, а не трахался. Фу, блин. Это был вообще мой самый худший половой партнер. Я просто все прервала и послала его куда подальше, придурок сраный, — я скрестила руки на груди и отвернулась, смотря на дверь, — вот конченный… Еще языком метелит…       Повернувшись к Грише, я увидела, как он, не прекращая, заливался беззвучным смехом, а позже выдавил что-то похожее на смешок. Я улыбнулась.  — Что? — Спросила я.  — Сколько у тебя вообще половых партнеров было? — Он спросил сквозь смех, — ты просто так описала, будто уже не в первый раз с таким сталкивалась.  — Почему тебе так интересно залезть в мою личную жизнь? Какая разница, сколько у меня было половых партнеров, я не болею венеричкой и всю жизнь предохраняюсь презервативами, следовательно ранней беременности тоже не было. Отвали с такими вопросами.  — Ладно, — Гриша пожал плечами и встал с кровати. Его торс уже не был мокрым. Он приблизился к шкафу и достал свои трусы, смешливо размахивая их у меня перед лицом.  — О Боже, — улыбнулась я.  — Я переоденусь и выйду. Посмотрим, что делать дальше.       И он скрылся снова в ванне. Я легла на свою постель звездочкой, а позже устало перевернулась на живот. Дремануть бы сейчас, но нельзя… весь день пропущу. Через несколько недель начнется снова университет, нужно дописывать диплом, чтобы не бегать туда-сюда весь год. Закончу эту катаражку и буду думать, в чем развиваться дальше. Звук воды снова включился, а потом резко выключился, снова выключился. Я лежала и слушала, как Гриша играется с водой. Он что, анально себя там стимулирует, чего там можно так делать?  — Маша, у меня идея! — Крикнул Григорий и выскочил из ванной комнаты. — Я уйду сейчас обратно, а ты пошуми здесь, как только включу воду. Поговори на повышенных тонах, погреми, побей мебель, устрой реалистичную драку. — Гриша закрыл дверь и включил воду. Я стала петь что-то на своем языке, добавляя типичное «ла-ла-ла», бить кулаком об тумбочку и повышать голос, или наоборот опускать его. Вода выключилась, Гриша вышел с огромной улыбкой на лице и расселся на своем диване, а-ля герой нашего времени. — Когда звук включен в ванне, ничего не слышно в твоей комнате. Абсолютно ничего. Скорее всего, я нашел несостыковку со смертью. Во сколько, ты говоришь, примерно можно умереть от трамадола?

***

      Я стояла в аптеке, наблюдая, как Гриша сует липовый рецепт. Где он его нашел — Бога ради, не объясняйте мне. Продавщица подозрительно посмотрела на него, а позже на его татуировку, презрительно нахмурив брови и глазки с синими тенями. Я еле сдерживала смех от того, как Гриша показательно иногда дергался с судорогами, как у эпилептика. Господи, это же обезболивающее, а не от головы, Гриша-Гриша… Наконец, продавщица отбила лекарство и протянула ему, немного поддерживая ее в руке. Гриша выхватил свою драгоценность и показал мне указательно рукой на выход, сняв медицинскую масочку с лица.  — Закинемся на всю ночь, — Григорий повертел упаковку в руках, — и что делать будем? Ты так и не объяснила.  — Сначала глянем записи с камер, а потом испытаем трамадол. На тебе. Еще нужно купить любимый папин коньяк.  — В смысле испытаем?.. — Гриша испуганно посмотрел на меня.  — Ты выпьешь алкоголя, как обычно делал это папа вечерком, примерно пятьдесят грамм, а потом закинешься чуть доходящей смертной дозой, чтобы посмотреть, что будет.  — Ты сейчас шутишь?  — Ну конечно, Господи, — я рассмеялась, — нужно посмотреть, что это из себя представляет. Попробуем смешать с физ. раствором, рассчитать дозировку и так далее… — Я открыла упаковку и достала инструкцию, — на, прочитай. Что написано про смертельную дозировку?  — Сто пятьдесят миллиграмм на один килограмм человека. Это примерно… Сколько твой папа весил?  — Ну он маленький, худой, семьдесят где-то. А что?  — Ничего, просто нужно как минимум семьдесят упаковок трамадола, чтобы он умер, — Гриша подал инструкцию обратно, — это ему нужно было поставить минимум тысяча пятьдесят уколов, если считать по десять миллилитров. А теперь подумай, как бы убийца поставил столько уколов, да еще и в одну и ту же неумелую ранку? — Григорий посмотрел на аптеку еще раз, — нас путают. Не трамадол это.  — Чего, блин, — я посмотрела на упаковку еще раз, — бред какой-то. Неужели от такого сильного обезболивающего такая огромная дозировка? Это же аптечный наркотик.  — От марихуаны тоже никто не помирал, сколько бы ты ее не скурил. Видимо, такое бывает, я же не медик, не могу тебе объяснить, — Гриша достал электронную сигарету и сделал пару быстрых затягов, — может мы все зря делаем? Отдадим все полиции, пусть разбираются.  — Они даже криминалистику не смогут нормально провести, ничего не осталось. Меня запакуют без разбора, никто разбираться не будет, — я призадумалась, а позже простонала, — черт тебя возьми… я не хочу сесть на десять лет минимум.  — Да не сядешь ты! У тебя есть алиби, которое Влад охотно подтвердит. Ему не хочется тебе никак гадить, в чем я уверен, да и парень он неплохой. Плюс вышибалы, камеры у клуба.       Я свела губы в ниточку в нервном состоянии. Нет, не сейчас, пока не надо… Я его спугну. Меня дискриминируют. Посчитают за инвалида. Промолчав, я двинулась обратно к машине.  — Едем смотреть флешку. Это последний шанс.  — Может, позже? — Гриша замешкался.  — У тебя есть дела? Можем выполнить их вместе как можно быстрее, а потом продолжим копать дальше.  — Есть. Мне нужно записывать музыку, — Григорий сел за руль и завел двигатель, — поедешь со мной или домой тебя отвезти?  — А ты не стесняешься моей компании? — Я игриво поерзала на сидении, заодно поправляя свои кожаные штаны, — поехали. Все равно заняться нечем.  — Скоро будет чем. Мама едет обратно в Москву, скоро по опекам бегать будешь.       Я не могу рассказать кому-то о своем диагнозе. Если полиция возьмет меня, они не поверят ни единому моему слову, а мое алиби точное не подтвердится. А если все еще будет куда хуже, то меня в первую очередь в психушку, а только потом в тюрьму.  — Ты так и не рассказала, — Гриша посмотрел на меня, а потом снова на дорогу, — про шрам. Так кто же такой урод сделал это?       Я вздохнула.  — Зачем тебе эта информация? Я и тональным кремом хорошо прикрываю, и голову не поворачиваю особо. Тебе он мешает? Перестань думать о моих аспектах внешности.  — Вообще не думать о тебе достаточно тяжело, — Григорий еще раз посмотрел на меня и провел языком по губам, как какой-то американский герой из сериала.  — Ты так говоришь, потому что трахнуть меня хочешь. Ни то что я нетакуська и все такое, но ты мне просто не нравишься. Мне блондины больше по душе.  — Темненькие тебя обидели чем-то или что? — Гриша рассмеялся, стоя в пробке, — ты вообще рыжик.  — Дискриминируешь? — Я закатила глаза, — да и вообще, кто сказал, что я исключительно гетеро. Может я больше склоняюсь к девушкам? — Я игриво провела рукой по своей ноге, — у тебя был когда-то секс с мужчиной.  — О, нет, я стопроцентный гетеросексуал, — Ляхов рассмеялся.  — Значит, ты не распущен сексуально. Ты не познал ничего в сексуальном мире.  — Если ты предпочитаешь и вагины, значит ты бисексуальна.  — Нет, я гетеро. Просто иногда балую себя сексуальным предпочтением с девочками. Они милые и красивые, да, иногда нужно потерпеть лобковую щетину тебе в губы, слизь и некрасивые сиськи, но мы все женщины в любом случае прекрасны. Вы, мужики, слишком много о себе возомнили. Будто я должна давать просто за то, что у тебя болтается что-то похожее на большой клитор, а под ним две огромные половые губы. Я и себе так могу сделать, для чего вибраторы существуют?  — Воу-воу, легче, Мария. Не знал, что ты так активно защищаешь свою ориентацию.  — Мы скоро приедем?  — А ты скоро расскажешь мне о твоем придурковатом бывшем с темными волосами, который аж добрался до твоей ориентации?       Я слишком много болтаю.  — Потом, Григорий. У тебя морда похожая на него. Мы приехали?  — Приехали. У меня хорошие друзья, если что, не мысли стереотипно, — Гриша нахмурил брови и вышел из машины, а позже открыл мне дверцу, как истинный джентльмен. Я не стала отвечать на это нежностью в ответ.  — Это я стереотипная? — Воскликнула я.  — А кто, я что ли?       Я просто буркнула в ответ и прошла к многоэтажному зданию. Гриша поправил прическу под кепкой, потер рукой под майкой, немного оголяя торс, а позже позвонил в домофон, стоя в ожидании и рассматривая себя любимого. Он не самовлюбленный мальчик, просто переживает так много о своем стиле.  — Кто?  — Гэньг, — пропел Гриша в ответ, и я поморщилась от такого. Господи, зумеры… Уже слов таких не понимаю.       Ну хотя в порно есть гэньг-бэньг, это легко запоминается.       Григорий взмахнул по лестнице, иногда прокручиваясь на перилах, то быстро бегал, то замедлялся, чтобы подождать меня. Я еле как тащилась по лестницам, мучаясь ужасной отдышкой. У меня никогда со спортом дружеских взаимоотношений не было, зачем меня так мучать, для чего лифты существуют…  — Карга старая! — Передразнивал меня Гриша и убегал снова вперед, а потом замедлялся, наблюдая за мной с подъездного периметра около мусоропровода, — бла-бла-бла…  — Отстань, Ляхов, я сейчас сдохну, — ноги уже болели от нагрузок, — сколько еще этажей?  — Шесть.  — Сколько, бля… — Не удержалась мата я и стала догонять Гришу, — на лифте…  — Не работает.       Наконец, спустя долгих и мучительных подъемов по этому странному крематорию, я приблизилась к двери, где стоял улыбчивый Гриша, протерла рукавом пот со лба и облокотилась руками на коленки, свесив свои длинные рыжие волосы вниз.  — Я тебя убью, — тихо простонала я под нос, — быстрее открывай эту каталажку, щас умру от жажды и истощения организма. — Только после нашего инцеста, — Гриша постучал в дверь.  — О Господи, — я рассмеялась, — ну быстрее…  — Побыстрее любишь? — Он игриво ухмыльнулся. Дверь открыл какой-то пушистый парень с кудрявыми волосами и непонятно огромными странными голубыми глазами. Будто нафотошопленные, как в аниме, такие яркие и большие, немного только прикрываются прядями своих кудряшек. Я даже немного улыбнулась ему, он показался мне почему-то симпатичным.  — Моя соседка и странная сестра по несуществующим документам, помнишь её, наверное.  — Да, здоров, — протянул некий мальчик. Я из их компании помню только Артема и Влада, остальные имена мне не запомнились, да и не хотелось запоминать.       Пройдя в квартиру, где был маленький узкий коридорчик с ковром посередине, напоминавший казахский въезд, я сняла кроссовки и следовала за огромной спиной Гриши, которая немного опечаталась на майке из-за пота, следовательно я видела его лопатки. Отвернувшись, я посмотрела в зал, где было понемногу пусто.  — Мы на хате у моего друга. Сейчас в студию пройдем, покажу тебе, как рэпчик с жестиком наваливается, — Гриша показал какую-то распальцовку, и я закатила вновь глаза, — может и ты впишешься?       Я рассмеялась.  — Нет, у меня точно нет никакого таланта к музыке, я на гитаре то училась три года играть, и то в итоге все позабыла, — улыбнувшись друг другу, мы прошли в какую-то мини-студию с синтезатором, каким-то странным прибором, микрофоном с носком на нем и большим компьютером, на котором, как я поняла, программа для битов. Ну, что-то знаю.       На нас с Гришей смотрели разные неизвестные мне люди. Ну вон Артема только вижу, кудрявого симпатичного, но маленького парня, а остальных знать не знаю. Гриша потер руками и приобнял Майота, поцеловав его в лоб. Оу. Все серьезно… Рядом с Артемом стояла белокурая девица, которая тихо хихикнула на такое гей-приветствие. Если Гриша окажется гомосексуальным, я только обрадуюсь, мне всегда хотелось дружить с человеком нетрадиционной ориентации.  — Доров, — снова короткое и нестандартное приветствие ото всех для Гриши.  — Это моя сожительница и сводная сестренка, — Гриша приобнял меня за плечо, из-за чего я поежилась.       Почему он так часто выделяет меня как «сводная»? Типа, чтобы вопросов не было, откуда явилась не запылилась сестра? Или специально помечает меня не как родственницу для каких-то моральных норм? Если он на что-то надеется, то может больше не вешать ярлыки — это не к чему, я и вправду лучше побуду его сестрой.       Гриша стал обсуждать что-то на своем непонятном мне сленговом языке с парнями, и мне вмиг стало некомфортно. Вот бы сейчас домой… А лучше всего пойти покурить. Порыскав по комнате, я поняла, что тут никто не курит в окно, придется найти балкон или другое пристанище для курения. Посмотрев на дверь, я вышла, а потом стала по чутью и приближения ветерка искать кухню, где обычно и находятся балконы. И вправду, в обеденной комнате была открыта дверь и просачивались розовые шторы внутрь комнаты из-за ветра. Я отодвинула их и присела на дискомфортный стульчик с вязаной подкладкой, прям как ковры в комнате. Достав сигарету из помятой пачки, я взяла зажигалку на подоконнике, дурная привычка всегда терять их и не носить с собой, закурила, сделала затяг и расслабилась, облокотившись на деревянную панель. Ветерок легонько поддувал мне шею, освежая от духоты и непонятных запахов в студии.  — Мы можем поговорить насчет тебя?