Привет, мой любимый братишка

— Что? — Я развернулась на стульчике и посмотрела на Влада. Он прискорбно смотрел на меня, даже немного свысока, а позже взял стул около меня и перевернул его спинкой к животу, задев рукой мою сигарету. Пепел немного опал ему на черную кофту, и я быстро стряхнула его.  — По поводу того раза. Ночью в клубе, — Влад немного поерзал на кресле и призадумался.  — А, это тот раз, когда ты смешно трахался, а потом всем говорил, что это я пробник? — Я докурила сигарету и выкинула в окно, саркастически улыбнувшись.  — Прости… — Влад призадумался, — мне так нужно было…  — Не хочу слушать, — перебила его я и хотела встать, но он взял меня за руку, будто одернув назад. Я нахмурилась и вырвалась руку.  — Я наоборот тебе помочь хочу. У тебя сейчас критическая ситуация с криминалом, тебе же нужно алиби? Я хотел это обеспечить, мне не сложно.       Меня резко накрыла агрессия из-за этого снисходительного и жалостливого по отношению ко мне взгляда. То есть он это делает из жалости? Какой-то внутренней совести? Нет уж, спасибо.  — Оставь при себе словарный запас, — я окончательно вышла с балкона и направилась к Грише. Хотелось поесть или побыстрее выпить, а потом поехать домой. Надеюсь, он сегодня не пьет, ибо я не хочу трезветь ради машины.       Все также перемещаясь по казахскому странному коврику, я нашла ориентир в комнату. Ребята вовсю смеялись, с чего-то шутили и ели быструю еду фаст-фуд, крадя у друг друга по куриной ножке. Я присела рядом с Артемом и протянула руку в виде просьбы поделиться едой. Майот кивнул и протянул баскет, не особо претендуя на остальные кусочки. Взяв соус, я макнула и стала есть, наблюдая за атмосферной компанией. Они шутили про что-то свое, даже некоторые девочки понимали их, то есть, не некоторые, а всего две, а одна из них, якобы я, не понимала. Видимо, стара уже для всего этого. На фоне играла какая-то американская музыка с голосом темнокожего мужчины и низким баритоном, заполняя тембром такой же тихий низкий басс, который немного лишь бил по ушам, придавая только энергии. Хорошая музыка. Хоть я и не любительница рэпа. Только если альтернативного. Гриша качал головой и слушал какую-то белокурую девушку, вроде как, она пассия Артема. Из их разговора я услышала имя Рина и стала слушать дальше, следя за интонацией и заигрыванием в их голосе. Нет, вроде ничего такого. А почему я вообще волнуюсь? Наверное, просто не хочу допустить измены красивому парню Артему. Представляю, какие у них будут красивые дети. Бегающие блондинчики, это же так удивительно! Ну, в смысле, мало блондинов на свете, ген же рецессивный. Я задумалась, а что будет если соединятся мои гены и гены какого-нибудь темного парня… Будет рыжий? Или темный? Или полурыжий-полутемный? А глазки будут мои, голубо-зеленые, или моего парня? А может я вообще замуж не выйду, или буду жить с девушкой? Хотя, кстати говоря, перспектива с девчонками меня больше радует, мне кажется, что с ними совместный быт будет намного удобнее. Не то чтобы я поддерживаю гендерные стереотипы и мужские женские начала, просто рассуждаю и мыслю по себе, да и опыт с папой у меня уже есть. Мужчины странные.       Гриша мельком посмотрел на меня и улыбнулся, снова повернувшись полубоком к Рине. Я видела его как всегда позитивное и радостное лицо, некоторые волоски на подбородке и острые клычки. Он поправил рукой волосы под кепку, странно моргнул и снова мельком посмотрел на меня. Какие у него ожидаемые действия и повадки… Такое чувство, что я уже выучила его. Я сама не заметила, как стала улыбаться и смотреть на него. Гриша оторвался от разговора с Риной и присел ко мне, осмотрев меня.  — Ты покурила? Чего такая счастливая? — Григорий приобнял меня за плечо.  — Не знаю, резко поднялось настроение, — подняв руки вверх, я потянулась и кряхнула из-за мини физ-разрядки, — может домой поедем? С Аней давно не виделась.  — Конечно, поехали, если тебе так хочется.       Гриша оповестил всех, что уезжает домой, пока я рядом стояла со странной улыбкой на лице и непонятным настроением. Мне-то понятно, что не так, вот как это Грише объяснить…       По пути домой у меня поменялось с веселья на тревогу, будто что-то случится. Я пару раз останавливала Гришу, чтобы выйти из машины и знатно очистить желудок из-за волнения, а потом пряталась за окнами, будто мне и вправду грозит арест. Как это странно все вспоминать, когда уже опустошенная и полностью вялая приходишь домой, где все так кажется темным. Наверное, мне надо в следующий раз увеличить дозу. Я уже приняла свой диагноз, хоть и шла к этому годами. Пора свыкнуться, что я немного странная. Я ведь пока ехала еще и около десяти минут зачем-то заплетала одну и ту же косичку на своих волосах, распутывая все снова и снова. У меня образовался большой какой-то депрессивный колтун.  — Маш, что с тобой? Ты отравилась? — Гриша бросил ключи на тумбочку и снял сумку. Опять поправив волосы, он обеспокоенно посмотрел на меня.  — Потом, — махнула рукой я и ушла в свою комнату. Точнее, нашу общую, но Гриша пока не торопился прийти в нее. Я легла лицом вниз и истошно зарыдала, иногда подталкивая к себя тому, что я никчемная, ничтожная, все вокруг не любят меня, я никогда никем не стану и буду неудачницей до конца жизни, а потом решила, что это не для меня, легла на спину и смотрела в потолок, пытаясь придумать какой-нибудь бизнес-план на жизнь.       Да, надо увеличить дозу.       Дверь резко открылась, и прошли двое полицейских в блескучий форме. Я поморгала глазками, чтобы убедиться, что это не игры моего безумного разума, но нет, за ними стоял очень правдоподобно удивленный и ошарашенный Гриша, а я продолжала лежать, даже задрала руки за голову.  — Мария? Пройдемте с нами.       И вот минута, как я в полном психологическом бреду уже еду в бобике, рядом сидит блюститель закона и что-то заполняет, иногда поглядывая на меня, перед глазами у меня что-то наподобие катаракты, а позже я резко оказываюсь напротив следователя и не могу ничего сказать ему, просто потому что я психически больна, и мне срочно нужно принять таблетку. А я не могу этого сделать, так как меня ограничивают. И сказать ничего не могу, будто рот зашит, руки не болтаются, ноги не ходят, сознание мутнеет. Что делать… пока не понимаю…

***

      Спустя некоторое время я открываю глаза. Передо мной стоит в недоумении какой-то врач, поглядывая на руки, а медсестра что-то заполняет в шприц.  — Уже получше?       В голове прошли отдаленные голоса, будто крики, а в ушах зазвенело омерзительным писком, отнимая руки.  — Плоховато, — честно сказала я, -а где я? — Я огляделась по сторонам. Нетипичная обстановка для больницы.  — Пока в психбольнице. Связаться хочешь с кем-нибудь, кто тебя может забрать или что-то такое? Принудительно держать не будем, ты вменяемая и уже стоишь на учете.  — Да, могу.       Приподнявшись на кушетке, мне протянули телефон на проводе. Я набрала давно знакомые цифры и стала ждать звонка того человека, который всегда мне поможет, несмотря на наши взаимоотношения.       Но в ответ: «телефон временно недоступен». Я набрала еще раз и услышала тоже самое. А потом вспомнила, что мой папа умер, из-за чего сразу же вкатилась в слезы. Врач приобнял меня и погладил по спине, и почему-то у меня сразу пропали слезы, будто я уже и не плакала. Такое часто бывает со мной. Я привыкла к своим настроениям. Разочаровавшись в своей памяти и полном бреду в голове, я позвонила Ане. — Да? — Ответила Аня с каким-то шумом на фоне. Мы давно с ней общались, и я чувствую себя виноватой, что звоню ей только когда мне нужна помощь. Наверное, это все из-за Гриши и этого расследования. Черт, она ведь даже не знает, что я знаю об убийстве папы.  — Ань, это я, Маша. Можешь меня забрать под документ?  — Тебя погрузили? — Это случается не первый раз, поэтому она знает, что делать.  — Да, — я убрала трубку от уха, — адрес?  — Ты тут не впервые, — ответил врач, заглядывая в тетрадку.  — Все тот же, — печально вздохнула я.       Последний раз я была в срочном приеме в шестнадцать лет, когда напилась и решила перерезать себе вены от непонятности в голове. Аня тогда сразу меня погрузила, но меня здесь оставляли только один раз на длительное время, остальные разы думали, что я не слишком сильно буяню и могу себя контролировать время от времени.  — Я заберу тебя. Гриша знает?       Я отдала телефон обратно, не став отвечать на вопрос.  — Меня заберут, — тихо оповестила я и отвернулась, снова просмотрев всю процедурную. Черт. Всего несколько минут назад я была в отделении, а теперь снова в психбольнице. На меня презрительно смотрел врач, иногда поглядывая в мою карточку.  — Проведи ее пока до регистрационной, последи внимательнее, — медсестра слушала его, засовывая ручки в карман. Врач пошевелил челюстью и отвернулся, будто меня уже и нет в кабинете. Я встала с кушетки, медленно проползая за руку медсестры, и стала восстанавливать дыхание от тревоги.  — Может водички? — Поинтересовалась она, увидев, как я странно дышу.  — Нет, спасибо, не обращайте внимания, — я отвернулась от нее, став разглядывать вокруг белые стены и мимо несущихся врачей. Когда мы прошли комнату отдыха, я увидела других пациентов, тихо смотрящие телевизор. Жуть. Сложно представить, что им вкололи.  — Веди себя хорошо и не смей попадать в передряги. Врач выписал тебе дополнительные лекарства, чтобы ты чувствовала себя в здравии, — она посмотрела на улицу через окошко, потом резко повернулась к регистрационной и достала оттуда пакет с моими вещами: телефон, сигареты, ключи от машины и дома, таблетки, зажигалка, наушники и губная помада. Медсестра презрительно посмотрела в пакет, нарушив все личные границы.  — Эй, — фыркнула я, наконец придя в форму. Во двор частного заведения заехала машина, знакомая мне, проезжая вальяжно шлагбаум. Я ожидала, что приедет Аня, но вместо нее оказался Гриша.       Не попрощавшись с персоналом, я аккуратно вышла из больницы, спускаясь по перилам. Гриша чуть ли не выскочил из машины, подхватывая меня будто на лету.  — Маша? Все нормально? — Он с отчаянным и глубоким взглядом посмотрел мне в глаза, не смея дополнить что-то. Его учащенное и тяжелое дыхание с привкусом мяты отдавалось мне в лицо, из-за чего я поморщилась, почувствовав холодок.  — Все хорошо, — успокоила его я.  — Черт, надо было что-то предпринять. Прости. Я не знал, что делать.  — Все хорошо, — повторила еще раз я.  — Домой?  — А куда еще… — сев в машину на заднее сиденье, я проглотила таблетку и сразу же легла в горизонтальное положение, — спасибо, что пока не задаешь лишних вопросов.  — Позже об этом поговорим, — ответил мне Гриша, заведя двигатель. Шум мотора начал успокаивать меня и клонить в сон, добавляя эффект таблеткам.       Открыв глаза уже около дома, я подобрала пакетик с коврика и осмотрелась по сторонам. Голова ужасно болела, требуя еще сон. Гриша зарулил на парковку около гаража и отстегнул свой ремень, заглушив машину.  — Ходить можешь? — Он протянул свою руку, чтобы взять мой пакет с вещами.  — Голова трещит, — хриплым голосом ответила я и кашлянула.  — Черт.       Выйдя из машины, он открыл мою дверцу и помог встать, держа за талию. Я держалась за его плечи и немного дрожала от вечернего летнего холода. Гриша взглянул еще раз на меня, а позже повел в дом, иногда бурча что-то себе под нос.  — Пора заканчивать с нашими делами. Пусть это сделает полиция.  — Меня могут посадить, — я кашлянула еще раз.  — Успокойся. Никто тебя не посадит. Влад дал показания за тебя и я это подтвердил.  — Как ты мог подтвердить, если тебя там не было вместе с нами в туалете?  — Меня и вообще не было в тот промежуток времени в клубе, — я замерла, — прости, надо было тебе сразу сказать.  — В смысле?  — Я был на студии, а не в клубе, только позже подъехал. Не знаю, почему раньше не сказал. Теперь это уже неважно.  — Гриш?.. — Я приостановилась у входа, — ты точно был в студии?  — Ты подозреваешь меня или что?  — Нет, не подозревала. До нынешних секунд. Ты соврал мне, значит, можешь и еще раз, — я выдернула свою руку из его и резко открыла дверь. — Переночуй сегодня у какого-нибудь друга, я злая как собака, — не став ссориться с ним лишний раз, я закрыла перед его носом дверь и прошла в дом, еле перемещая свои ноги. Гриша не стал слушать мой совет и вопреки моему настроению позволил себе схватить меня за плечо достаточно грубо.  — Тише. Я не обманывал тебя. Просто посчитал лишним говорить подробности, точнее… Боже, ты не знаешь каково это, когда рассказываешь и упускаешь детали просто потому что так надо? — Гриша метался своими глазками и поджал губы, — Маш?  — Переночуй у кого-нибудь. Я хочу побыть одна, — взяв свой пакет из его рук, я прошла к себе в комнату и закрыла дверь. В пакетике осталась моя незаконченная пачка сигарет, поэтому я сразу же закурила и присела на кровать, пододвинув Гришину самодельную пепельницу ближе к себе.       Дым разошелся по комнате, а неизвестный почему-то именно сейчас для меня запах заполнил ноздри, немного пощипывая изнутри. Я легла на кровать, закинула руки наверх и потянулась, несмотря на вот-вот упавший пепел. Отряхнув сигаретку, я услышала стук в дверь. Кто мог стучаться, кроме как Марии Владимировны?  — Зайдите, — еле крикнула я и открыла окно, чтобы она не задохнулась от этого запаха.  — Маш? Как ты себя чувствуешь? Я тебе пирожки свежие принесла и молочка теплого, чтобы восстановиться, — она поставила поднос с едой мне на заполненную тумбочку, немного поправив косметику.       Ого… Мило с ее стороны. И заботливо. Мне никто так никогда не делал. Странное чувство наслаждения прокатилось по телу, я улыбнулась автоматически и захватила пирожок сразу же в рот, не став сдерживать аппетит.  — Спасибо, — уже жуя поблагодарила я.  — Гриша как не свой был, бедненький. Он очень сильно волновался за тебя, — она покашляла, — ты не знаешь, куда он поехал?  — Я отправила его ночевать к другу, — мне стало немного стыдно за свое поведение, = хочу насладиться личным пространством.  — По поводу расследования… тебя забрали в полицию для нужды, не обижайся ни на кого за это. Хорошо, что тебя поддержали твои друзья и Гриша. Теперь тебя не потревожат до поры до времени, — Мария Владимировна улыбнулась. Что с ней? Мне не свойственно видеть ухаживания от кого-то.       У меня не было такого, чтобы мой папа мог принести мне еду в постель, ухаживать за мной больной, следить за моим здоровьем и самочувствием, говорить теплые слова. У нас не было так принято. Я никогда не говорила папе «я тебя люблю» как и не слышала его в ответ. Для нас это считалось позорным и показывание своих чувств. Похоже, Мария Владимировна растила Гришу в любви, наверное из-за этого он так уверен в себе. Если папа и пытался помочь мне, то делал это через ругань и жесткий контроль, что мне очень не нравилось, особенно в подростковый возраст и после восемнадцати.  — Да… спасибо им… — все, что я смогла выдавить из-за своего стеснения на такие слова, — и вам спасибо… еще раз…       Мария Владимировна посмеялась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Даже такие мелочи я замечаю, и они приятны мне. Я съела пирожок с молочком и сразу же набрала Ане.  — Привет. Как ты? — Снова вопросы о моем самочувствии и укольчик внутри меня.  — Привет. Более-менее.       Мне всегда нравилось болеть, особенно такой серьезной болезнью, как биполярное расстройство. Ко мне было повышенное внимание от всех, кроме папы, он считал, что это придуманная подростковая болезнь для привлечение внимания. Никто не может болеть психологически. А вот учителя и мои те своевременные друзья относились с пониманием и жалели, чего мне очень не хватало от родителей.  — Гриша сообщил мне, что забрал тебя. Он так волновался! Я думала, трубку мне разорвет, лишь бы адрес вынуть. Я немного не доверяла ему, поэтому не хотела делиться, где ты. Но пришлось, или он убил бы меня.  — А ты только и рада от него внимания получить, — посмеялась я, — не знаю, все так странно… Со смертью своего папы у меня кардинально изменилась жизнь.  — Ты нормально себя чувствуешь?  — Я не скорблю по папе, но мне немного не хватает его… Было бы хорошо, если бы он просто был молчаливым стариком в другой комнате, особо не мешающей мне жить как сейчас, — я посмотрела на не докуренную сигарету, — если хочешь, заходи ко мне. Я не против увидеться.  — Мы с Адамом договорились провести день вдвоем.  — Вы вроде всегда проводите дни вдвоем.  — Ну… Да. Но сегодня по-особенному.  — Что, со страпоном попробуете? Для меня особенный Адам — это отсутствующий Адам.  — Маш! — Аня засмеялась. Ее звонкий смех помог мне улыбнуться, — как охмутаешь своего братика, позвонишь мне. А пока я ничего от тебя другого слышать не хочу.  — Извращенка. Пока, — я нажала побыстрее на красную кнопку, чтобы не слышать ее смешки надо мной.       Отложив телефон, я легла на кровать обратно и смотрела в потолок. Перед глазами возник папа и Гриша, который беспощадно убивает его. Я закрыла глаза и уши. Черт. Как теперь не думать об этом? Мало того, что я чувствую некий укольчик от того, что скучаю по Грише, так теперь и не могу перестать думать о его причастности к смерти моего отца. Я развернулась на живот. Надо позвать его обратно. Странно, что теперь ни одну ночь я не могу поспать без этого человека, хоть мне и чертовски не нравится иногда его разговоры во сне и храп. Взяв телефон в руки, я набрала знакомый номер.  — Вернись обратно, — буркнула я, — признаю свою вину.  — Я вообще-то на кухне сижу, — он рассмеялся, — еще бы я куда-то ушел.  — Я жду тебя.  — Голенькая?  — Дурак? — Я закатила глаза и провела рукой по волосам.       Через некоторое время дверь комнаты отворилась, и Гриша быстро пробежал по мне глазами. Он остановился на моей руке, которая наглаживала кудрявые длинные рыжие волосы.  — Чушка, — сказал он зачем-то, и я состроила удивленную мордочку, — ты как себя чувствуешь?  — Я под транквилизаторами, мне все равно в принципе.  — Не особо классный ответ, если честно, — он еще раз взглянул на меня, — ты даже после всех этих суматох очень красивая. Надеюсь, ты будешь чувствовать себя лучше и наконец расскажешь мне, что с тобой творится.       Я опешила. Почему он делает мне такие комплименты? Я… слышу это первый раз от него. Странные ощущения… Мне понравилось?  — Да… Да… — Я не могла нормально ответить, — спасибо. Все хорошо. Если хочешь, можешь задавать вопросы.  — Когда у тебя обнаружили биполярное расстройство и как это произошло? — Сразу же с ходу продолжил Гриша, сев рядом со мной.  — Мне было двенадцать. Папа всегда принижал меня за странности, но тогда я помыла посуду около десяти раз, а потом стояла около печки и думала, что прямо сейчас все задымится и сгорит, поэтому стояла и плакала, ожидая свою смерть. Папа не понимал, что со мной творится, так что просто ругал меня за такие выходки. А я и не думала, что все так серьезно. И вот в один из дней я просто пошла и перерезала себе вены, потому что думала, что так я выкину из себя всю дурь, которую творю. Папа вызвал скорую, а там уже и дурка за ней приехала. Меня поместили в учреждение и диагностировали биполярное расстройство с психозом, а также истеричное расстройство личности. В двенадцать лет. После этого и до сих пор я принимаю таблетки, и иногда нужно повышать дозу.       Гриша смотрел на меня с абсолютно искренними глазами. Помолчав несколько секунд, он хотел спросить что-то еще, но забоялся. И я понимаю его, сложно слышать такую информацию, когда ты сам в порядке.  — У тебя было такое, что ты отрицала как-то свою болезнь?  — Конечно. Я до последнего думала, что надо мной все издеваются. Не хотела пить таблетки, протестовала в виде голода, психовала, срывалась, но потом все же меня уверили что да, такое бывает с нашим разумом, надо просто вовремя принимать лекарство, — я посмотрела на Гришу. Он нервно кусал губы, — ты можешь не бояться меня. Это болезнь, которую я научилась контролировать. Я ее знаю, она меня знает. Мне не сложно увеличивать дозы, менять курсы, я совладаю с собой. А что по поводу посттравматических проблем, с ними я уже разобралась. Надо быть в гармонии с собой, в первую очередь.  — Если честно, я бы никогда не подумал, что у такой девушки как ты есть какие-то проблемы внутри.  — Это еще почему? — Я улыбнулась.  — Ну… ты такая властная, женственная, чуткая, знаешь, что хочешь. Я думал, тебе на все по боку. У меня сложилось такое впечатление еще с тех пор, как ты спокойно отшивала своего папу. Прости, если задел, — он отвернулся к окну.       Не знаю, что на меня нашло, но я обняла его сзади. Протянув руки в замочек на его груди, я вздохнула. Спокойно так… Он меня понимает, я думала, что мужской пол не способен на эмпатию. Мне впервые захотелось утонуть в нем, чувствовать его тепло, проникаться в каждую клеточку тела. Равномерное глубокое дыхание распределялось по периметру, а грудь то вздымалась, то опускалась, передавая энергию моим рукам. Я закрыла глаза и тихо прошептала:  — Сними майку.       Его большая спина приостановилась от вздохов. Пододвинувшись вперед, он убрал руки, а потом одним резким взмахом снял футболку, откинув ее в сторону. Мне хочется почувствовать его еще больше. Провести пальцем по груди, спускаясь к торсу, понять, какой он на касания. Гриша развернулся ко мне в темноте и взглянул на меня своими темными глазками.  — Зачем?  — Ты это спросил только тогда, когда сделал, — я хихикнула.  — Ты тоже тогда снимай, — невозмутимо приказал Гриша. Я потянулась пальцами к краю футболки, — я пошутил, если что.  — Шутка неудачная, — снова улыбнулась я и сняла вещь, кинув ее туда же, где и майка Гриши, — будем сидеть голенькие?  — Ну на тебя лифчик еще как минимум, — он осторожно взглянул на мою грудь, но тут же переместился к глазам.  — Я помню, как ты назвал меня доской, — буркнула я.       Он отвел взгляд и засмеялся. Я снова прижалась к нему, положив свою голову к нему на грудь.  — Ты такой горячий… — Тихо прошептала я и провела пальцами по спине, — у тебя растяжки. Быстро рос или качался?  — И то, и то, — я слышала, как он улыбается. Гриша долго не обнимал меня в ответ, просто сложив свои руки по бокам. Я прижалась еще сильнее. Ну же, обними меня… Покажи хоть какую-нибудь нежность и поддержку, которая так нужна мне сейчас.       Наконец, он протянул медленно свои руки. Его ладони такие большие… Я раньше не замечала его крупную массу, а сейчас я чувствую, как он заполнил меня своим туловищем. Он стал повторять мои действия: провел пальчиками и ноготком по позвонкам, будто пересчитав каждый, вплоть до копчика. Его ручка влезла в шорты, немного оттянув их. Черт. Это очень интимный момент… Мне не сложно довериться ему, но что будет, если мы переспим? Я никогда не взвешивала «за» и «против» для секса. Я не задумывалась, что будет дальше. Думаю, у него точно также происходит сейчас в голове. Я положила свои руки на его лопатки, облегчив нагрузку. Нет, если мы переспим, это будет неправильно… Я почти числюсь с его фамилией… А вдруг он убил моего отца? Господи, нет, бред какой-то… А вдруг он больше не будет замечать меня, как сейчас? Его интерес ко мне, как к личности, испарится? Я больше не получу внимание? Но и вправду, мне сейчас безумно хочется поцеловать его или сделать что-то еще, лишь бы он открылся мне с такой стороны, которой я его еще не видела. Несмотря на эффект транквилизаторов, я все равно чувствовала тот узелок в низу живота.  — Я… я могу тебя сейчас поцеловать? — Тихо спросила я, боясь его реакции.