Меня подняли с очередной кушетки за руку и недовольно вздохнули. Думаю, самим фельдшерам неприятно таскаться со мной по больницам, слушая мое нытье и злобу.
— Поехали в последнее место. Может это ифнекционка, — перекинулись парой слов между собой сотрудники. Я шла за ними, оглядывая больницу. Потрескавшиеся плиты, неприятный скользкий пол, следы грязи от подошв и валяющиеся бездомные, еле-еле открывающие глаза.
Ехали мы достаточно долго, за это время мне даже полегчало, хоть и транспорт все также цеплял каждый камушек на дороге. Все еще оставалась надежда на сегодняшний приезд домой, вдруг это и вправду отравление. Приехали в нежилую местность, только лишь пустую, стоящую больницу посреди одинокого места, которая была ограждена большим забором. Инфекционная больница, вход в которую был строго запрещен: туберкулез, СПИД (или же ВИЧ), тяжелые аутоиммунные заболевания, коронавирус, который уже не такой актуальный в наше время, пациенты, которые были на исходе своей жизни. Страшно наблюдать за такой атмосферой, передвигаясь еле-еле в маске и бахилах. Меня впустили в ярко-белый кабинет через черный вход для скорой к пожилой женщине, которая сразу же натянула маску и отошла чуть подальше от меня.
— Неизвестная болезнь: рвота с кровью, сильные боли в животе, голове. Если что, имеет проблемы с алкоголем, — отчиталась фельдшер.
— У меня нет проблем с алкоголем, — буркнула я.
— Все вы так говорите, а потом с циррозом вас забираем, или вообще на носилках по неотложке. Больше вариантов нет. Мы поехали, — и сотрудники покинули кабинет, не соглашаясь работать дальше со мной. Врач внимательно слушала, только иногда потрясывалась головой, наверное, имеет какое-то нервное заболевание.
— Садитесь, — громко сказала она и показала на кушетку.
Я присела и стала ждать вердикта. Женщина продолжала копаться в тетрадках, каких-то справках, посмотрела мои нужные таблетки и вздохнула.
— Половой жизнью живете?
— Да, — кратко ответила я, удивившись такому вопросу. Думаю, по моему году рождения надо уже спрашивать о детях, а не девственности.
— Как предохраняетесь?
— Презервативами, все в норме, — немного смущенно ответила я.
— Постоянный партнер?
Я вздохнула. У меня было много парней, но о половых заболеваниях даже речь идти не может.
— Да.
Не буду же я рассказывать всю свою личную жизнь?
— Ложитесь в больницу на маленький срок времени, сдадите кровь из вены, пальца, кал, мочу, будем выявлять, что с вами. Пока подозрение на цирроз или гепатит, может начальная стадия ВИЧ.
— Быть такого не может, — снова буркнула я. — Я не хочу лежать в одной палате с туберкулезниками или коронавирусными, мне эта зараза не нужна.
— Девушка, вы думаете, что у нас тюрьма или общага какая-то? Отдельная палата с ежедневной дезинфекцией, вещи, передачки, ну, в вашем случае передачи с едой запрещены, будут проводиться через специальный отсек с паровой обработкой.
И она посмотрела на меня, как на полуумную. Я прривыкла лежать в психбольницах, где в одной палате мог находиться гей, которого отправил больной папаша, шизофреничка с вечным набором слов, весь перерезанный хиленький паренек и абсолютно адекватная девушка, которая решила наглотаться таблеток из-за неразделенной любви. Точнее, если, конечно, можно ее назвать адекватной, но она тогда и подохнуть-то не хотела, лишь напугать своего оленя, чтобы тот перестал ей изменять. Короче говоря, для меня ново вообще находиться в таких помещениях, где аж мои трусы сменные будут пускать через какие-то замысловатые дыры от зараз.
— Выходите в коридор. Обязательно наденьте маску.
— Коронавирус же уже неактулен… — вздохнула я последний глоток чистого воздуха и потопала в одних резиновых шлепках в коридор, дожидаясь врача.
И тут мне навстречу огромные космонавты: с колпаками, иллюминатором вместо масок, резиновыми перчатками.
Гриша
— Я тебе уже все сказал, можешь катиться к черту, — грубо ответил я, перебирая свои украшения на пальцах.
— Гриш, последнее слово… Я правда изменилась…
— Оля, мы были уже достаточно давно, — спародировал я ее привычку часто называть по имени, — у меня есть девушка, и мне хватает проблем и без тебя.
Она посмотрела на меня своими черными, как уголь, глазами, взмахнула длинными ресницами и попыталась состроить тот взгляд, который раньше убивал всю мою обиду, злость и грусть. Но сейчас я не ведусь на ее уловки. И снова этот жест: заправить рыжие покрашенные волосы за ухо, убрать челку и прикрыть губы. Ее физиологические узоры, пользующиеся большой популярностью у мужского пола, попытались схватить меня, но я оставался непроницаем.
— Зачем тебе такая девушка, от которой проблемы? — Оля изогнула бровь.
— Тебе такие вопросы задавать? — Я повторил ее лицо. Она сморщилась, увидев мою издевку. Мы часто так перекидывались мимикой. Лишь бы не сказать что-то друг другу лишнее.
— Ты же знаешь, что я никогда так не унижалась, ни перед кем. И сейчас я прошу тебя о последнем шансе.
— Эти шансы меня не интересуют. Ты растоптала меня в последнюю нашу встречу так, что я запомню это навсегда. Ты не представляешь, как мне было хреново. И сейчас ты просишь о шансах? Прости, но нет, точно не тебе.
— Я могу связаться с твоей девушкой, — пригрозила она. Я отвернулся.
— Делай, что хочешь, — отрезал я.
Мои промокшие волосы закрыли физиономию, и я даже обрадовался, что сейчас она не видит это смятение и некоторую грусть, когда я вспомнил о том состоянии. Я не мог даже есть, что уж там говорить о выходе на улице и контакте с людьми. Честно, я поражаюсь, как смог довериться Маше после всего случившегося со своей бывшей.
— Ты всегда так говоришь, когда хочешь сказать уйму слов. Гриш, разве я плохая? Я недостойна тебя?
— Не говори так, — я сжал губы.
— Я плохая, скажи мне?
Я не хотел ее обижать. Я довольно отходчивый человек, поэтому не могу сказать ей плохого слова, даже когда вспоминаются отрезки прошлого.
— Понятно, ты ничего ко мне не чувствуешь, или хочешь показаться таким. Но я то знаю, что в глубине души ты любишь меня до сих пор. Нельзя так просто убить четыре года за такое маленькое количество времени. Так не бывает. Особенно с твоей лю…
— У меня дохрена проблем, Оля, послушай! — Вскрикнул я и развернулся к ней обратно, — дай мне разобраться со своей жизнью, хорошо? А потом мы обязательно с тобой поговорим еще раз, когда ты отойдешь от своих терзаний, когда ты станешь более трезво относится ко мне. Я уже не тот Гриша, который мечтал о тебе каждую гребаную секунду. У меня есть работа, свое увлечение, которое ты, кстати, так презирала. Так что оставь меня и иди туда, куда хотела.
— Ты согласился со мной встретиться только лишь для того, чтобы отказать мне? — Она хитро улыбнулась краешком рта, — да? Поцелуй меня, и мы разойдемся.
— Я не буду тебя целовать. Повторяюсь еще раз, у меня есть девушка.
— Именно поэтому назначил еще одну встречу на неопределенный срок времени.
— Может быть я просто дал тебе ложную надежду, как делала это ты.
Конечно же, нет. Я чувствую, как ведусь на ее уловки и манипуляции, но это нормально, это не считается изменой с моей стороны. Она моя первая любовь, и я не могу так просто сейчас отпустить ее. Да, это глупо, но я все равно буду искать ее в каждой девушке. Это нормально. Так и должно быть. У всех есть такой человек, которого они ищут во всех остальных. Наш сформированный типаж, от которого не отвертеться. Маша тоже часто говорила о своем бывшем, и я знаю, что она меня сравнивает с ним. И знаю, что ей тоже трудно довериться кому-либо после такого горького опыта.
— Ты хочешь меня поцеловать, я вижу, — девушка подошла ближе ко мне и оттянула краешек футболки. — Просто прикоснись губами… — прошептала Оля уже возле губ. Я чуть приоткрыл их и почувствовал ее томное дыхание, взглянул на почти закрывшие глазки и поцеловал так, как давно хотел.
Меня будто отсоединило от земли, импульс прошелся по моему телу, заставив меня впиться еще сильней. Я целовал ее, целовал и целовал, пока уже вовсе не стало плохо от запаха духов, сигарет и арбузной жвачки. Мои руки жгло от прикосновений к ней, она как пылающий огонь, что и символизируют ее волосы. Оля очень сильно похожа на Машу: жаркая, огненная девушка, такие же красивые глазки, только лишь отличается цвет. Оля и не хотела отлипать от меня.
— Мы можем… можем поехать ко мне, — пикнула она, оторвавшись от моих губ. Капельки дождя попали на открытое пространство моего рта, и я улыбнулся ей впервые за нашу встречу.
— Нет, прости… — Призакрыв глаза, я вздохнул, — перерыв. Подожди…
— Что ждать? Делай сейчас. Мы можем поехать ко мне, забудь о своей девушке. Она тебе не так сильно важна, как я.
Ее слова как гипноз для меня, тихий, уверенный голосочек, нотки пафоса и напыщенности, но мне это нравится. Я тяжело задышал от внутренней тревоги и напряженности. Что-то мешает мне, что-то подталкивает, я должен остановиться…
— Иди отсюда, — резко сказал я и отпустил ее руки и тело, ускоряясь на быстрый шаг в неизвестную мне сторону. Забыть, вычеркнуть, что я сейчас сделал…
Я снова попался, и это еще одна проблема в моей жизни.
***
— Мне очень, очень больно, — злостно прорычала я, — если вы не можете найти вену, натяните мне жгут, прости Господи…
— Наркоманские учения будете преподавать среди своих, а мы профессионалы — знаем, что делаем, — отчеканила медсестра, — напряги руку и сожми в кулак.
И в моей голове пронеслись тысячу придуманных ответов на ее язвительные высказывания в мой счет. Ну натяни ты жгут, и будет тебе вена!
— Алло, я с глухонемой разговариваю?
— Да отвали ты от меня, — и еще какие-то затуманенные оскорбления в ее адрес, — ненавижу вас, врачихи, — и еще, и еще, и еще… — чтоб вы сдох…
— Грузите эту психбольную.
— И ваша семья чтоб… — и еще, еще…
Это вообще я сейчас была? Это я говорила? Может алкоголичку какую-то привезли? Или мне это приснилось?
Но через некоторое время я уже сижу в уголке своей палаты, придерживая руку с капельницей, мою дверь закрывают на несколько замков, а я громко плачу, чтобы меня услышали.
***
— Это… это плохо… — я стоял в полнейшем ступоре, не понимая, что сказать на эти слова. Медсестра глупо смотрела на меня, пытаясь понять мою реакцию.
— Вам не стоит переживать об этом вирусе. Он не передается воздушно-капельным и половым путем, только если вы пользовались одной иглой или переливали кровь вашей девушки.
— Нет, такого не было, — я призадумался. — Как она могла заразиться?
— Употребление наркотиков, нестерильное оборудование…
Если она узнает об этом диагнозе… кто знает, как отреагирует. Женщина немного погрустнела.
— Она больше не может принимать те таблетки, которые назначил ей психиатр. Придется сменить курс, причем методом подбора… Если у нее уже затяжная болезнь, то придется долго искать те препараты, которые помогут Марии. И потратите много денег.
— Если нужно будет, я потрачу, за это не переживайте. Выставите счет ближе к ее выписки, — отчеканил я.
— Думаю, завтра она сможет вернуться домой. Только… осторожнее.
— Что?
— Таблетки Мария больше не пьет.
Я вышел из больницы и набрал маму. Нужно сообщить ей о новости, надеюсь, она не примет это слишком близко к сердцу.
— Привет, мам. Как дела? — Я попытался улыбнуться, чтобы не тревожить ее с самого начала разговора.
— Привет. Что-то случилось?
— Случилось. У Маши гепатит. Но завтра выпишут с больницы, правда, придется много посещать психиатра, пытаться подобрать лечение… В общем, все сложно… — я провел пальцами по глазам, «убрав усталость», — ты как?
Мама промолчала, но через несколько секунд ответила:
— У нас получилось.
