Ich liebe dich

      — Ааа! — крик Уэбера разнёсся на всю пещеру эхом. — Стерва!       Винтовка упала на землю.       Уэбер подошёл к Саше, взял её, плачущую, за плечи и сказал:       — Всё ты сможешь. Давай фонарик, я пойду первым. Давай, вставай и пошли. И так много времени уже потеряли.       Однако Саша долго не могла сообразить, что происходит. Она сидела в ступоре, тряслась и смотрела куда-то в одну точку. Она не знала, что она чувствовала, находилась в каком-то трансе и явно была не в себе.       Уэбер сам нашёл в её кармане фонарик, взял его.       — Эй, Александра, — он стал постукивать её по щекам. — вставай, пошли. Давай.       — Я… Я жива?       Уэбер не ответил.       — Почему ты не убил меня?       Снова нет ответа. Он просто тихо вышел из пещеры и куда-то пополз.       — Пошли, — лишь сказал он.       Саша, наконец, вышла из забытья и помчалась за ним. Он, услышав, как она идёт, как слон в посудной лавке, развернулся и приложил палец ко рту, мол, «тише», затем стал махать руками, чтобы та легла. Саша неуклюже легла и начала ползти за Уэбером.        Её всё ещё терзал вопрос о том, почему она ещё жива. Почему он, немецкий снайпер, кажется беспощадный ко всем своим врагам, пожалел её и оставил жить? Да ещё и пошёл первым. Что в голове у него? Чем он руководствовался, когда оставлял её живой?       Ползать по камням очень сложно и неудобно. Они твёрдые, поверхность неровная. Для неподготовленного человека — это просто пытка. Саша старалась быть максимально тихой, идти след в след с Уэбером. Тот временами оглядывался, ища глазами Сашу. Практически ничего не было видно. Конечно, глаза постепенно привыкали к темноте, но есть же предел этим привыканиям. Дальше ног Уэбера она ничего не видела. Саша старалась двигаться максимально тихо, но из-за этого она двигалась очень медленно. Уэберу приходилось ждать отставшую Сашу.       Уэбер удивительно хорошо ориентировался в этой местности, да ещё и ночью. Он предупреждал Сашу об узких местах, шатких камнях. Саша для себя решила, что он ходит тут очень часто.       Где-то через часа два после выхода в небо поднялась «Чайка». Она долго кружила над горами, тревожа местную фауну. Она могла бы ещё долго спокойно делать виражи над горами, если бы откуда не возьмись не прилетел мессер. Он своими быстрыми и, самое главное, точными движениями охотился на «Чайку», вызывая на себя советские прожектора. Благо, прожектора не трогали Сашу с Уэбером, и те спокойно продолжали своё опасное путешествие.       Прожектора помогали и Мессеру. Дуэль эта могла затянуться, если бы откуда ни возьмись появился второй мессер. Совместными усилиями «Чайка» была сбита. Из «Чайки» выпрыгнул парашютист. В туже секунду раздалась пулемётная очередь, и парашютист, так и не успев раскрыть парашют, камнем свалился на горы.       Саша вдоволь налюбовавшись на эту жестокую картину расправы над парашютистом подкрепила свою неприязнь к лицам арийской национальности. Однако ариец, ползающий сейчас перед ней, вызывал у неё чувство искреннего удивления и любопытства. По всем её представлениям, любой гитлеровец должен был убить её в первую же секунду, но этот с ней возится. Почему он не убил её тогда? Когда наставил на неё винтовку. Почему? Что происходит внутри него?       С небольшими перерывами они ползли всё дальше и дальше. Ночь понемногу сходила на нет, также как и силы Саши. Она всё менее и менее старательнее старалась хранить тишину, а Уэбер, как заведённые часы, полз с тем же усердием, что и до этого. «Откуда у него столько сил?» — думала Саша. Через ещё несколько часов Уэбер стал слышать позади стоны и всхлипывания — Саша вымоталась окончательно. Уэбер рассчитывал, что через полчаса-час они будут уже в его пристанище. Но до него нужно было дотерпеть…       Уже начинался рассвет. Солнце вновь начало подниматься, освещая местность и скоро могло добраться до двух путников. Уэбер, которому постоянно приходилось ждать Сашу, был изрядно взвинчен и взбешён. Его расчёты на полчаса-час растворились. Когда до лёжки оставалось буквально сто метров, Уэбер заметил русский патруль. Он был буквально на пятьдесят метров ниже. И очень близко. Все четверо были вооружены винтовками. Уэбер даже различал их лица. А вот Саша ни лиц не различала, ни сам патруль не видела. Она была уже еле живая. Она не замечала даже, как Уэбер показывал ей знаками быть потише. И вот случилось неизбежное: камень упал. Упал чуть ли не на голову одному из солдат. Уэбер среагировал мгновенно: через миллисекунду его винтовка была направлена на, как он понимал, главного в этом патруле. Началась пальба по воробьям.       — Скройся за поворотом! — крикнул Уэбер Саше. — Шевелись!        Гора круто поворачивала в этом месте и там можно было спрятаться. Саша, согнувшись в три погибели, собрав последние силы, скрылась за поворотом. Уэбер продолжал стрелять.       Уэберу очень повезло, что рассвет был у него сзади, и солнце слепило русских, в то время как ариец отчётливо видел каждого из них. Пули, предназначенные для Уэбера, втыкались в камни, куда-то рикошетили… Участок горы за Уэбером был буквально изрешечён пулями. Солнце сделало своё дело, и вскоре с ними было покончено.