Дурацкий учитель истории искусств

Глаза бегают, рассматривая две злосчастные буквы, а в голове рисуются слова — Арсений Сергеевич. Сквозь животное возбуждение просачиваются нотки вины и страха. Неправильное место, неправильный человек, и сама я не та, какой должна быть. Слишком адекватные мысли для моего состояния. Грудная клетка Антона то и дело вздымается и опускается вниз от нехватки воздуха. Кажется, будто его жадные вздохи слышны даже за пределами кабинки. Прошло уже точно больше такой длинной для Тоши и такой короткой для меня минуты. Антон почти с яростью вырывает телефон у меня из рук, оканчивая затянувшуюся паузу. Меня сразу начинает мутить. — Ахх, да? Кто это? — вымученно хрипит парень в трубку. — Мы немного, — следует вздох, — заняты. Желание всё же захлёстывает меня, переборов все адекватные мысли, и я подаюсь вперёд, руками обхватывая и нежно поглаживая бёдра Антона, от чего они начинают гореть пламенем. Тем временем из телефона слышатся непонятные только для меня звуки: — Кто это? Где Саша? — так и не услышав ответа, Арсений Сергеевич делает тяжёлый вздох после чего, превозмогая свою гордость всё же продолжает. — Я волнуюсь, что она так долго не приходит на пары. Передай ей, — последняя фраза звучит отрывисто и чуть смущённо. А потом гудки и неприятное тянущее чувство где-то в районе сердца и… И живота? Ком подступает к горлу. — М? Ммм! — всё, что я успеваю сказать перед тем, как на Тоху летит Ролтон, который я съела сегодня на завтрак(?). Когда я в последний раз ела, а не пила? Сквозь пелену раздумий и отвратного запаха слышу, как Антон чуть ли не с визгами вскакивает с крышки унитаза. — Блять! Что за хуета?! — выкрикивает парень, туалетной бумагой стряхивая с себя куски не до конца переваренной вермишели. Тоха выбегает из кабинки, со злостью захлопывая за собой дверь, а я остаюсь наедине с нелицеприятной картиной и своими мыслями, которые на данный момент напоминают содержимое унитаза. Тьма. Стыд. Тошнота. Отвращение к себе. Я метаюсь у себя в голове, чтобы зацепить хоть одну приятную мысль, да хотя бы хорошее воспоминание, но всплывает лишь то, что обычно может всплывать в воде, да и сама я не отличаюсь от всплывшего. Я вспоминаю какие-то отрывки прошлого — то, что я закапала где-то глубоко-глубоко в пучине своих секретов.

***

— Ненавижу! — кричит женщина, стоящая около ямы с различным мусором. Голос срывается, а ноги подкашиваются, но не от страха, а от выпитого дома коньяка. Я помню эти подробности, но не могу понять, кто это. Смотрю, смотрю прямо в лицо, не отворачиваясь, но не вижу ничего, кроме эмоций и слов. Мутная пелена покрывает всю картинку передо мной. — Да с чего бы тебе меня ненавидеть, а? Скажи мне! Я знаю, всё знаю, — другая женщина делает шаг вперёд, почувствовав свою уверенность. — Муж твой ко мне ушёл. Вот и всё. Так ты ещё той шлюхой была! — выкрикивает последние слова перед тем, как на неё с неестественной скоростью несётся другое тело. Обезумевшая от ревности, злости и опьянения баба резким толчком сносит противницу в яму с мусором.

***

Ещё один приступ рвоты. Мой мозг будто пытается оградить меня от ненужной информации. В обнимку с туалетом я просидела тут минимум тридцать минут. Желудок давно уж пуст. Ощущение, будто я сейчас выблюю свои органы: кишки, желудок — всё окажется в унитазе.

***

Кишки. Предсмертные хрипы. Паника. Арматура, которая находилась под картонными коробками, вынесла приговор женщине, упавшей туда. Я плачу. И почему же? Кто она такая, что внутри меня лопает натянутая до предела струна?

***

Сон. Мне снится кухня. Я привыкла к ней, к её уюту. Мужчина ростом где-то метр девяносто готовит яичницу, развернувшись ко мне спиной. — Сегодня придёт мой друг, — вполне спокойно говорит брюнет, переминаясь с ноги на ногу. Голос знакомый до жути. Кто это? Хочется что-то сказать, но тело будто сковывает тяжёлыми цепями, а лёгкие наполняются металлической водой, из-за чего я не могу сделать и малейший вздох, чтобы промолвить хоть одно слово. — Да, — отвечает голос у плиты. Больно. От чего же? Как много вопросов… Сказано что-то ужасное. Но он лишь ответил на вопрос. Какой? Дальше следует молчание. Яичница жарится, а я с интересом рассматриваю кухонку. Всё это кажется таким реальным. Где-то я это уже слышала. Мужчина с громким звуком накрывает сковородку крышкой и оборачивается, прожигая во мне дыру недовольным взглядом. — Где, сколько и в каких позах — моё личное дело, советую в него не лезть, — отвечает отрезвляюще-строгим тоном. Хочется крикнуть, что он только мой, что нам достаточно сосуществовать вдвоём, но нет возможности и слова проронить. Ощущение, будто и в той реальности я не могла сказать ни слова. Больно. Неприятно. А особенно неприятно от накатывающей головной боли. Видимо, я начинаю просыпаться. Опять тянущее ощущение в районе живота и груди. Меня опять тошнит? Нет. Кто-то тянет меня за грудки и погружает на спину. В глаза вонзается резкий солнечный свет. Это только усугубляет сложившуюся ситуацию. Я дома? По полупрозрачным шторам можно понять, что я нахожусь в комнате Кристины. Вдруг прямо под ухом слышится истошный крик, который вызывает у меня неподдельную злость: — Встаём! — взглянув на моё пошарпанное состояние, сожительница решает всё же слегка оправдать свои действия. — Приходил любитель играть с подростками в правду или действие и намекнул на то, что тебя хотят выпереть из универа, so… Отвратительное утро. Я лениво потягиваюсь, стараясь немного расшевелиться. — Бля, ну как так-то? Даже я столько не бухала. Удивлена, что тут всё ещё не заблёван пол, — Кристина закатывает глазки, и уходит на кухню, что слышно по звукам. Ах да, она же не знает, что тошнить уже нечем. Эта ситуация даже чуточку веселит, но смеяться больновато, так как каждое волнение отходит неприятной пульсацией в голову. В полудрёме собираюсь, не уделяя внимание ни лицу, ни причёске, ни модности одежды. Главное — дойти, и я дойду. Я маме обещала получить высшее образование, и теперь обязана его закончить. Вот и родной универ. Хорошо, что сегодня нет истории искусств. В таком виде встретиться не хотелось бы. Первая пара — экономика организации. Старый добрый Павел Алексеевич. Он ведь не заметит, что меня не было около недели? Сажусь за первую парту. Вполне адекватное решение после столь длительного отдыха, я считаю. Проблемы? Они никуда не ушли, всё на том же месте. Просто теперь моя позиция настроена на то, чтобы их попросту не замечать. Тема звучит довольно заумно и скучно, но на деле преподаватель рассказывает всё достаточно интересно. Тема — развитие корпоративных структур в экономике России. Я старательно слушаю и записываю, хоть и хватает меня ненадолго. — В условиях становления товарно-денежных отношений в экономике России принципиально меняется ориентация деятельности предприятия предпринимательского типа, организации, холдингов, АОЗТ, АООТ, ФПГ и других корпоративных образований, относящихся к различным формам собственности… А в окошке видно, как красиво скачут птички с ветки на ветку, а бабушки ссорятся из-за последней банки мёда. Гораздо интереснее, чем… Чёрт! Я не заметила, как в аудиторию зашёл ещё один преподаватель. Это что, так работает ирония судьбы? Не всех ещё бабочек внутри себя я вытравила алкоголем. Тупые насекомые… Такой красивый, правильный, ухоженный. Полная противоположность меня на данный момент. Правильность — вот то, что я потеряла и долгое время не могу отыскать. Глаза всё такие же голубые, а подглазины всё такие же большие, жаль, щетину сбрил. Она ему так шла. Эх. Глаза. Как же банально, но, о боже, я, видимо, тону в них. Он смотрит. Увидел мой взгляд, увидел меня. Неужели зеркало души настолько сильно может отражать малейшую перемену в настроении? Теперь мы вдвоём чувствуем одно и тоже, и я это вижу. И это разрывает душу на части.