***
Чертов свет прокрадывался даже под веки, заставляя обычно черный сменится на ярко-оранжевый. Ей было дурно. Половина воспоминаний о вчерашнем дне стерлась и теперь лишь какие-то непонятные затуманенные образы мелькали в сознании 25 кадром, поддразнивая засохшую память. Одно ясно: она на кровати, в другой одежде, в квартире, которую видела совсем недавно. Как-то уж очень болезненно поднявшись на локтях в сторону предполагаемого окна, — если оно будет там, значит, все-таки, она узнала, — та застала там раму с приятным голубым небом, убедившись, что валяется в королевстве мадам Ривер и не совсем понимает, что она тут делает и как сюда попала. — Рив…? — откровенный хрип, вместо слова, заставил обладательницу этой самой попытки позвать, аж поднять брови, ухватившись за шею: что с её голосом? Такое прекрасное привлечение к себе внимания хозяйка бы вряд-ли услышала в четырех метрах, что уж говорить о закоулках квартиры. Пришлось сесть на кровати и попытаться встать, чуть не шлепнувшись от боли, а подняв штанину, узнать, что ноги были в странных множественных мелких порезах, которые своеобразным сеточным узором остались на голенях, но, судя по все той же сестрице боли, узор заканчивался немного выше колена. — Что ж, кто сказал, что будет легко? — обратилась к самой себе, после хрипа попытавшись откашляться, получилось получше, но её обычный голос все ещё был искажен. Девушка поднялась на ноги и сморщилась. Интересно, чья это способность такая? «Руки цепко за что-то держаться, но недолго, срываются, в спину дует и что-то бьет, жжение, лишь на секунду в лапах прорезается боль после чего-то окутавшего их, но шуршавшие, видно, тканевые объекты быстро отпускают». Поморгав от туманного отрывка воспоминаний, та припомнила слова Ривер и Юджина о лентах Босса и принялась думать, что это они и были, однако одно оставалось небольшим недопониманием: что она уже сделала, что пришлось применять ленты? Да уж, если такие последствия от несколько секундного несильного контакта, она не хотела и предполагать, что будет, если Босс впадет в ярость и решит её прикончить. Но, видно имея возможность узнать это только от девушки, которой тут нет, та не стала пока трогать и так гудящую голову — все равно не будет толку. Кстати, насчет самой Ривер… Пройдясь по комнате, новоприбывшая решилась таки ступить по обустроенной призраком квартирке. Вспомнив, как при залечивании её ран, при первой встрече, та доставала из ящика, который под кроватью, терку и обнажила все другие инструменты, плоскогубцы, ножи и, что самое интересное — пилы, та инстинктивно повернулась именно туда, подозрительно покосившись на ящик. Два шага вперед: ближе к непонятной цели, но разве у обычной девушки не могут быть пилы? Они же были не в крови или чем то подобном, правильно? Она не помнила, но очень хотелось верить, а ещё хотелось перестать стричь всех под одну гребенку, закусила губу, отвернулась и зашагала к выходу из комнаты. Аккуратно и тихо ступая по полу, устланному коврами, та заглянула в первую дверь направо в этом подобии коридорчика, где находилась, как показалось Эмбер, достаточно странная комната. На полу её были разбросаны детские игрушки, будто оставленные там до поры до времени, пока хозяин их отвлечется на пару мгновений. Мягкие животные стояли на всех поверхностях: от застеленной в космическом постельном кровати, зеленых кресел, до маленького круглого стеклянного столика, подоконника и даже высокого шкафа. Здесь не было цветов или картин, зато много рисунков, самодельных пластилиновых фигурок и даже пару вырезанных из дерева каких-то силуэтов, да одинокая лампочка. Или Ривер не планирует это убирать, или ей очень лень, или здесь иногда появляется Хейден, или к ней появится очень нестандартный для призрака вопрос: «а есть ли у неё дети»? Однако пока она отлаживает его на потом и все также невесомо перемещаясь квартирным коридором немного далее, поворачивает налево, где красуется кухня. Устремив свою голову сразу в право она уперлась взглядом в чужую черную спину и длинные волосы, базовая часть которых иногда нагло скалилась белым цветом, будто дразня грехи на остальных прядях. Ривер сидела неподвижно и тихо. И хотя осматривать её без слов было достаточно неприлично, девушка практически на цыпочках прошла немного в сторону, чтобы хотя бы немного видеть чем она занимается и с каким выражением лица. Но ничего такого она так и не высмотрела, ибо та просто расположила свой подбородок на тыльные стороны сцепленных рук, стоящих локтями на столе. Безмолвно и, почему-то Сорано так казалось, глядя совершенно пусто в пространство без цели. Пару мгновений понаблюдав за женщиной, явно погруженной в свои мысли, наконец отмирает и аккуратно стучит по тумбочке рядом. — Можно?.. — хрип все ещё блокирует точность интонации и неловкость скрывается где-то в нем, что, на самом деле, даже плюс. — М? — даже не вздрогнув, но поспешно оборачивается Рив. — А, да, конечно… Садись, — кивая на стул напротив, говорит, вновь отворачиваясь, что новенькая сию же минуту и выполнила. — Послушная девочка, — с ноткой издевательской смешинки и власти. — Такую-то даму, и не слушать? — младшая кусает губу, опустив взгляд, цыкает и выдыхает, поглядев в черноту её глаз. — Да ни за что в своей жизни, как можно…?! Призрак кривит губы в намеке на улыбку, но у неё плохо выходит, а убийца тактично делает вид, что не замечает этого. — Так… — неловко начинает она, — ты что-нибудь помнишь о том дне, когда способность прорезалась? — Со смерти Жако — практически ничего, только какие-то проблески и мелкий отрывок, когда оглядела царапины на ногах. — Не удивительно. Ты… — отвлекается, глядит на руки: глубокий вздох, пауза, выдох. Это вряд-ли связано с разговором, что-то её беспокоит. — Твоя способность, — наконец поворачивает голову и её руки меняют позу, ранее переплетенные пальцы сжимают в замок все, кроме указательных, которые прижаты друг к другу и таких же больших, образуя такой себе пистолетик. Некоторое время они все ещё подпирают голову, после чего она убирает их и опускает указательными пальцами на собеседницу, — честно?.. — Да, ну, конечно, честно. Говоришь так, будто это решит мою судьбу, если все настолько плохо, я думаю, Босс бы на месте меня убил, — пожимает плечами в иллюзорном безразличии, о лживости которого догадывается только Эм. — Мы не знаем. Не уверены точно… Судя по тому, что все твои грехи с тобой, но, будто запечатаны, так сказать внутри тебя. Будто в каком-то сосуде и вырываются только при определенных условиях: ты являешься или проклятой, или демоном, а может и вовсе серой, но этого не может быть, — новая остановка. Она трет невидные глаза и сжимает губы, после чего опускает её полностью на стол и прокашливается, — проклятой — потому что ты полностью мертва, демоном — потому что ты не захотела убивать и если бы мы не пошевелились с Боссом, вызвав раздражитель, ты бы полностью превратилась обратно, ибо первые слои уже начинали сходить, демоны бы успокоились и то, не факт, только когда убили бы всех до кого смогли дотянуться, да и в большинстве своем в таком случае они молниеносно становятся монстрами, что не дает им более обратиться назад никогда. Ну, а серой ты вроде как не можешь быть — жидкая энергия лишь белая, да и не смешиваются грехи с чистотой, и судя по тому, насколько ты бываешь сильна во время злобы, тоже. Я бы сказала, что ты ближе к проклятой, — жмет плечами, за этот разговор улыбка её так и не посетила. — Но это невозможно, ибо легкие проклятые — люди, которые впали в тяжелую кому, выйдя на это время из тела, но не имея возможности от него отойти или вовсе находящиеся в сознании призраки, но будто не в состоянии выйти из физической оболочки, средние — летаргический сон, тяжелые — на жизнеобеспечении. Чаще всего последние заканчивают плачевно, конечно, — на этот раз она делает паузу тактично понижает голос. — Ты мертва. Утонула. Твое тело достали из воды буквально вчера, позавчера мы ещё сомневались, но услыхав о вылавливании уже не имели право. Ожидая какой-либо негативной реакции на прямоту старшая не замечает ничего, кроме по-детски наивного удивления: — Я проспала два дня…? Это её немного забавит и на этот раз уже трем шрамам удается пронаблюдать новую попытку заиметь на лице хотя бы подобие улыбки, что вновь плохо получается, хоть та и старается. — Да, и это даже не так много. Судя по тому, что первое превращение приоткрывает лишь малую часть силы, — из-за чего некоторые становятся даже ниже ростом, чем были, — а ты вынуждена была немного нагибаться, а после из-за неудобства и вовсе встать на четыре лапы, то… — легкий лживый смешок, лишь, чтобы делать вид, что она имеет какой-то позитивный настрой и бывшую шутливость. — Это даже мало. Некоторые после первого просыпают около недели, а те, кто это сделал в любом незащищенном месте даже изредка становились чьей то добычей. — Спасибо, что не оставили на съедение чупакабре! Я не готова к двум красным полоскам и не важно, что они будут на шее или на ноге. Призрак улыбается, совершенно фальшиво и неестественно, Эмбер тоже улыбается в ответ, слегка виновато и грустно, конечно собеседница видит этот взгляд и понимает причину, но благодарно молчит за то, что её ещё ни разу не потревожили каким-то вопросом на эту тему. — Честно сказать, от незнания и сомнения в твоем «диагнозе» мы даже предположили, что ты можешь быть новым подвидом какой-то способности или, чего больше, именно новой способностью, — рассказчик лишь скептически хмыкнула, демонстрируя свое неверие. — Но я, сказать честно, с великим подозрением отношусь к этому, уж прости, если тебе хотелось быть особенной. — Да не дай бог мне ещё и в этом «особенной» быть. Я хочу себе обычную жизнь и обычную суть и все обычное… — А фиг тебе, поняла? — Да давно уже… — Твои признаки действительно странные, но называть тебя новым открытием я не собираюсь. Не хватает тебе до такого. Вот если бы вообще никаких догадок — ещё понимаю, а так… Единственное, что непонятно: почему у тебя плохо получаются, вообще не получаются некоторые основные способности призраков, по типу проходить сквозь стены, что с твоими грехами, которые прорываются только при стрессе, ну, насчет полета ещё узнаем, но если даже сквозь стены не можешь… — новый тяжелый выдох, она кладет руки на стол и голову сверху. — Вряд-ли, в общем. Младшая вспоминает что-то и резко поднимается со стула, заставляя удивиться и наблюдать за собой. Три шрама стремится к крану, с тихим бормотанием: «Слабости посмотреть, говорите» и открывает его, после чего на пару секунд останавливается в сомнении. — Эм? Но она молчит, выдыхает и быстро засовывает руки под струю воды. Жидкость холодит и так не теплые руки. С небольшой силой разбивается об оболочку и стекает во все стороны, она лижет ей кисти как верный сучий пес, а внутри всплывают воспоминания слез и криков, когда с ужасом пытаешься отмыть давно смытую кровь. Вода обволакивает, а ещё — утягивает за собой. — Не понимаю, Рив, я… — оборачивается и смотрит на шокированную девушку, которая даже почему-то встала со стула, с совершенным непониманием глядя в ответ. — Она стекает, — выдыхает совсем тихо и губы её подрагивают. — Что? Ну… Вода же? Не сходит так точно, — не понимает шок и криво пытается шутить, но думают они совсем о разном. Черно-белая быстро подходит к одному из шкафчиков и берет стакан. — Сейчас я брошу его в тебя, — вертится граненая емкость и бросает тусклые блики, — и ты обязана будешь его словить. Молчание. Да что с ней не так сегодня? Или, может быть, как раз таки с Эмбер? — Хорошо?.. Стекло действительно летит в неё, ловит его спокойно, совершенно недоумевая от реакции старшей. Её напряженные плечи опускаются вниз и такие же губы открываются, чтобы что-то сказать, но тут же смыкаются и она потирает их, отворачивается, ставя другую руку на пояс и пристально оглядывает кухню. Её взгляд цепляется за точильный камень, пальцы обхватывают слегка шершавую поверхность и та даже один раз подкидывает его в воздух сама, над чем-то раздумывая. Коротковолосая заинтригована и улавливая связь между стаканом и камнем непроизвольно сосредотачивается на нем, готовя напрягающиеся мышцы. Полностью права, тот летит в неё и реакция позволяет выхватить его раньше, чем он успел бы достичь лица. Призрак все ещё не объясняет своего поведения, её голова поворачивается к столу и указывает пальцем на стул, где ранее сама и сидела. — Подними его, — это не звучит, как приказ, не звучит просьбой, да что с твоим голосом, черт тебя дери? Но Сорано слушается. Подходит и обхватывает тонкую спинку, после чего поднимает и смотрит на личность в стороне. — Ты ненормальная. — Умозаключение, явно стоящее всех этих слови-подними, браво, Ривер, — та ставит стул обратно и хлопает пару раз в ладоши. — А теперь сядь, милочка, я тебе водички подам, ты, видно, на солнышке пере… — вспоминает призрачный мир и кивает самой себе, — пережарилась, присядь-присядь, а то ты начинаешь меня беспокоить пуще прежнего. — Просто… Просто так не… Ты не… — остановка посреди речи, голова слегка приспускается к полу и трем шрама кажется, что взгляд собеседницы бороздит по океанам и трещинам этого красного «недоморя» из кафеля. Её руки поднимаются и сцепляются где-то на затылке, так и оставаясь смотреть локтями в стороны. — Ты — молодой призрак, ты новоприбывшая, твоя белая энергия расформирована, ты ничему не обучена, ты ничего не знаешь, ты… — перебили. — Ты, ты, ты, ты — давай к сути, не тяни! — Это как со стенами. Это лучше удается у новеньких, они не могут влиять на предметы, они просто проходят сквозь них, — нервничая, она аж захрипела, — но твоя энергия плотна и неподатлива, как чертово живое тело. Этот стакан и этот камень и уж тем более стул, должны были пройти сквозь! Невероятно усталый выдох. Видно, кто-то уже не может копаться в этом всем и ему нужен отдых. Девушка сочувствующим взглядом шерстит её и добродушно улыбается, подставляя стул и хлопая по сидению, склоняя к действию. Её немое предложение принимают и черное тельце падает на деревянное сооружение, совершенно сокрушенно поднимая голову к потолку. Младшая пару мгновений задерживает взгляд на чужой шее. — Вы что-то говорили о слабости призрака, когда вели меня на способность… У меня был один момент, ещё в самом начале, когда я только очнулась… Я засунула руки в воду, и это оказало на меня неимоверно необычный эффект… Мне стало невероятно плохо, началась асфиксия и так далее, в общем, не особо приятное открытие. Однако сейчас, когда я притронулась к воде все было хорошо… Почему? Слабость это или какое-то отклонение? — Да ты вся сплошное отклонение… — Ай. — Звиняй… Это, — тяжелый выдох, — как слабость всего твоего тела. Это слабость смерти. Я умерла в метро — меня туда не затащишь. Ты утопилась — вот тебе и боязнь рек. Хотя тут спорный вопрос: когда ты была под состоянием аффекта ты смогла умыться в ручейке на поляне, так что черт тя знает… С одной стороны состояние аффекта, с другой: вода же тебя убила, все таки… — Какие мы серьезные все это время, — тонко намекнула на её состояние девица и зацепилась взглядом за то, как черно-белая сразу взяла руками себя за предплечья, немного сжавшись. — Ну, Босс ведь просил меня тебе это все на серьезных щах, веером по голове не хочется получать. — А он у тебя тут микрофоны расставил, что-ли, чтобы слышать наш разговор? — улыбается в шутке, но стоя за спиной этого не видно, Ривер паникует от тлеющей отмазки. — Ну, я… — убийца перебивает, не желая вводить её в состояние защиты и лишнего стресса, ей, уверенна, хватает. — К слову о нашем любимом Боссе, а где он? — услышав облегченный выдох, та понимает, что двигается в правильном направлении продолжает болтать, давая старшей оклематься и подумать. — А то что-то был почти что главным номером все эти дни, и вдруг затишье гробовое. Перед бурей, что-ли? — Не дай бог, чтобы перед бурей, я все сделала, как он просил, его зла мне ещё тут не хватало, достал, — быстро и раздраженно выдавливает и сильнее сжимает пальцы. Новенькая лишь поджимает губы, в уме отмечая, что что-то она попала на тяжелое время для офиса, судя по меняющемуся со временем поведением. В начале все было спокойнее, что-то начинает наклевываться. — Он сейчас по делам ходит? — решает перевести все в более отвлеченное русло, но у кого-то скрипит что-то глубже в душе. — Нет, жопу себе вылизывает, от геморроя кровавого, из-за которого у него нет настроения, так он ещё и другим… — тяжелый выдох, её лицо прячется где-то в руках, а речь становиться менее разборчивой, но не намного. — Извини. У него сейчас не лучшие времена, ему действительно плохо. Все таки его друга убили, и, о, можешь не сомневаться, он винит себя во всех бедах этого мира, — в тоне даже слышна толика издевки и смешок, который сразу же прерывается новым выдохом. — В общем, такое… — Но это не совсем правильно… — Пойди и скажи ему это в лицо! Ах, да, не забудь, что ты порвала ему одежду и немножко оболочки, возможно развязала проблемы с Гии Су, таки не прикончила того гнилого ублюдка и сорвала с его шеи какой-то предмет, который, судя по зуду у него в жопе, ему очень и очень дорог, и он теперь будет иметь всех в ранее упомянутое место, перенося эту заразу, пока не найдется его священная вещичка. Может быть, он сейчас её и ищет. Если эта хрень один из артефактов Босса, который дает ему возможность контролить свою одежду, то надо его украсть и так ему высказаться или таких делов наделать, пока он не сможет тебя связать, чтобы не упрыгала, пока он будет замахиваться своим веером, чтобы на триста лет вперед хватило, чтобы зуд этот ему там все пожрал аж, зато мне легче станет. Девушка ничего не говорит, боясь как либо неправильно отреагировать на эту ситуацию и сосредотачивается на информации, которая она получила. Порвала одежду с оболочкой и сорвала предмет? В глаза проливается тьма, маячат миллиарды мелких точек, черные конечности мутным образом вырываются вперед, проходятся по чему-то фиолетовому и черному. Цепляются за что-то, — почему она чувствует ими? — держится лишь мгновение, после чего этот предмет таки не выдерживает, рвется и на миг показывает свой съедаемый ночным освещением яркий бежевый или желтоватый свет, после чего летит куда-то вниз. Она моргает и все исчезает. Что было у него на шее? Какой-то кулон, талисман или что-то подобное? — За одежду он тебе точно всыплет, — заметив наконец повисшую тишину разрывает её Рив, — мы все, конечно, понимаем, что он привлекателен, однако же не надо прямо-таки насильно рвать одежду и пытаться брать его. — Да он не… — Привлекателен? — Привлекателен он достаточно, но… — Я же говорила! Но не надо его насиловать! Эмбер с полу возмущенным полу скептичным видом глядит на неё немного открыв рот и с весящей в воздухе рукой, готовой жестикулировать под слова, но хозяйка лишь закрыла рот, опустила руку, немного отвернувшись и выдохнула, после чего уверенно повернулась к ней в который раз. — Я трахну его. — Вот! — Теперь ты готова меня слушать? — Теперь я готова вас шипперить, ты бы видела свое уверенное лицо, я даже поверила на секунду, — наконец от неё донесся более искренний смех. И несмотря на явное недовольство ситуацией, младшая нежно и немного грустно улыбнулась маленькой победе. Она решает пока не спрашивать за парня, ведь корень проблемы, она была полностью уверенна — находиться именно там. Ещё слишком остро стекло, прячущееся под песком на дороге Ривер и Юджина, по этому даже заглядывать туда опасно для всех. А она идет, смелая, главное, чтобы не сдалась, иначе упадет коленями прямо на битые осколки и не сможет вернуться. — У нас появилось много новых проблем, а они хихикают на кухне, — чужой голос заставил обоих обернуться. Босс, щуря глаза, хищно смотрел на подопечных. — И вам здрасьте, — фыркнула старшая и раздраженно отвернулась, Эмбер же в знак приветствия лишь кивнула. — Здороваться по этикету надо, — он бы мог сказать что-то ещё, но сдержался и лишь превратил белые глаза в тонкие линии. — Вставай, посмотрим, на что ты способна после превращения, — возвышаясь в пол обороте мужчина кивнул на окно. Резкий скрип стула и над ней тенью нависает женская фигурка. — Даже притрагиваться к ней не смейте сейчас, — с ядом цедит сквозь зубы и волосы её почувствовав всплеск хозяина растрепались, завились медленно в такт девичьей хищности. — Хоть бы раз пришли сюда проверить подопечного, так нет уж, а вот как только оклемалась — в бой с призраком, которого я то еле улопатила на пол через сотни, а может, и тысячи тренировок по своей смерти?! Только через полтора года я смогла прижать вас к земле, а вы недельного новичка с травмами и прорезавшейся способностью сейчас на ещё большие травмы бросаете?! Вы её выхаживали эти два дня? У меня столько Кетто ушло, чтобы поддерживать её в стабильном состоянии, что мне придется его минимум пол года делать, чтобы восстановить запас! Вы видели её ноги? Боже, да имей мы сейчас плоть и кровь, они были бы бардовыми от запекшейся крови, а под покраснениями от порезов прятался бы синий и желтый от гематом, и мы молились бы, что все это не начало гнить! Спина ещё ладно, синяки и небольшие царапины, зато башкой она приложилась знатно, как хорошо, что грехи забрали основной удар на себя, а то бы шарики за ролики, чух-чух блять! — аж захрипев под конец мельком высказалась девушка и пряди её застыли в странной готовности. Ривер действительно собирается в случае чего защищать её? — Я приходил, — еле шевеля губами произносит невероятно тихо, но убийца, в отличие от старшей, все равно слышит и прекрасно осознает, чей силуэт был покрыт густым туманом в её сне, одновременно с этим клянется, что ещё поднимет эту тему, когда они будут наедине. — Что вы там бормочете? — Мы ещё обязательно с вами поговорим, — вдруг выпаливает девушка совершенно не подумав, но уверенно глядя в единственный белый мужчины. Глаза его на миг дернулись в намеке на какую-то реакцию, но после лишь лживый фырк и взгляд на Ривер. — Даю ей максимум день-два, если она опасна — и этого времени может хватить, ты в курсе Рив, так что приглядывай за этим, — а после сделал шаг к ней, но Ривер удвоила это количество уже к нему, и энергия её застыла, сосредотачиваясь в готовности, будто это был отдельный организм внутри неё, ещё один — всегда верный и готовый на все, что она скажет. — До свидания. Его образ растворился в дымке, которая тут же осела на пол. Ривер даже не стала следить за ней, в отличие от Эмбер, к ногам которой та вяло потянулась и вскружилась вокруг. Странно, но ощущение свинцовости мышц немного поутихло, похолодело и успокоилось. Ей стало слегка легче. Все таки холодный человек слегка залечит ей раны. — Сами вы, «это», — ощерилась старшая и плюхнулась на стул. — Ты ему или не нравишься, маловероятно, то ли у него сейчас подтвердился кровоточащий геморрой, и это где-то 70%. — Чем таким я могу быть опасна? — Предрасположенные… Они не всегда становятся монстрами, но все же статистика велика. Только в нашем городе из всех предрасположенных 23 процента не поддались, 17 сохраняют тактику 50/50, когда делают пакости, когда нет, и 60 сдались, став ими. Ты предрасположена, сильнее черная энергия и плотнее. У обычных призраков энергии одинаковы по силе и может одна быть сильнее другой только из-за превышения количества какой-то из них. Конечно, у большинства это черная энергия, но в пользу белой скажу, что она стирает грехи бесследно, а черная — может породить новые, по этому, конечно, на белую энергию порой великий спрос. — Великий спрос, разве энергию можно поглотить и…? — Конечно нет, тем не менее это продолжают пытаться сделать, даже добавляют энергию серых, типа пытаясь отвлечь на это силы организма, наивные. — Серых…? Старшая смутилась и на несколько секунд замолкла, с неуверенным видом подбирая слова. — В общем, Босс тебе потом объяснит, когда у него перестанет кровоточить из задницы. Младшая выдала короткий смешок и лишь помотала головой с мыслями о неисправимости собеседника напротив. — Ну как ты можешь кому-то не нравится? — выгнула бровь. — А что, влюбилась? — призрак легонько улыбнулась и даже специально покрутилась для лучшего рассмотрения. — Есть во что. Есть во что, да-да, — обе тихо посмеялись. — Да попробуй тут не влюбиться только из-за характера. Эх, жаль ты закрепилась у меня исключительно как недоступный объект в любви, — делано грустно вздохнула убийца, положив голову на раскрытую ладонь упершуюся локтем в стол и делано влюбленно всмотрелась в Ривер. И не зря, кое-что легко скользнуло в её глазах и нужно было придумать способ, как приблизиться и убедиться. — Да, жаль, ну ничего-ничего, все что не сделано, то к лучшему, — успокаивающе похлопала по плечу, специально провокационно проведя пальцами по линии нижней челюсти, когда убирала руку. Но три шрама перехватила конечность и слегка сжала. — С твоей харизмой только очаровывать, — та хитро улыбнулась и приблизилась, а соседка лишь растянулась в загадочной улыбке, но трель будильника заставила её руку дрогнуть, а девушку напротив отпрянуть обернувшись. Их завязавшийся разговор был сломлен, а попытка неудавшейся. Лишь стоило обернуться, как она заметила, что только подтаявший лед снова затвердел и прогресс был напрочь уничтожен. — Прости, мне пора. Я на несколько часов, а ты пока отдыхай, раны ещё не особо зажили, — тяжкий выдох и чернить глаз снова трут рукой. — Если придет Босс — не иди за ним ни при каких обстоятельствах, а если поймешь, что он готов сделать это насильно, то назови мое имя, — тихо проговорила девушка прежде, чем скрыться, оставив Эмбер наедине с собой. Не имея желания шарить по чужой квартире, та не нашла ничего лучше, чем пошаркать в комнату. Сняв с себя на удивление целую водолазку, та оглядела верхнюю часть тела. Небольшие царапины выглядывали даже чуть на бока, теряясь в брызгах грехов. Та проводит двумя пальцами по царапине ногти расцарапывают кожу в кровь, скребут мясо с ребрами, углубляются в ямки меж них, пытаясь достать до легких и сердца, кровь, паутинка из бардовых сосудов, внутри горячо, горячо и больно, и только стук, стук, стук сердца в голове, пульсация и писк. Она моргает, её пальцы застыли на царапине, ожидая приказов мозга. Бывает. Не обращая внимания на фантазию, девушка заводит руку за спину и проходится по неощутимым ранам, одно старшая утаила от главаря: Кетто угробила она много — но очень действенно. Казалось, что даже некоторые жизненные рубцы на спине сгладились под этой странной субстанцией. И даже чувствуя на себе внимательный взгляд, Эмбер делала вид, что ничего не происходит. Рука потянулась к шее, потерла её заднюю часть, одновременно с этим разминая её, а после на тельце оказалась сброшенная водолазка, сама она в постели на животе. Спиной к окну было бы спать напряжно, да и если кто-то подберется оттуда, что было не маловероятно в обоих случаях, можно потерять время. А если это Босс и тот решит унести её в бессознательном состоянии, что ж, она была о нем лучшего мнения. Но у неё не получалось сомкнуть глаза. Спина уперто чувствовала на себе чужой прожигающий взгляд, выпытывая у организма, когда уже можно молнией обернуться и прогнать то ли иллюзию, то ли причину. Её тельце медленно переворачивается на спину, все ещё пытается отдаться в руки сна, но ничего не выходит. — Хватит пялиться, — выдыхает совсем устало и ждет каких-либо изменений. Дождалась. Постель совершенно неудобна, куда интереснее было услышать ожидаемые изменения: шуршание чужой одежды на кресле около кровати. — Чего же не смогла заснуть? — он элегантно восседает на мебели и глядит сверху вниз, пока другая и не собирается вставать. — Ощущение прожигающей точки, тянущейся по телу то там, то здесь — не особо благоприятное ощущение, знаете ли, — но долго такой тон не держится, она выдыхает, перебивая открывшего рот начальника и добавляет устало, — спасибо, кстати. За сон, имею в виду. — Можем мы поговорить о нем? — её сомнения видны, молчание затягивается, нерешительность бьет по спине, забивая дыхалку, так она оправдывается, боясь, что услышит приторный запах клубники только от воспоминаний и, — даже несмотря на то, что она призрак, — её тут же вырвет. — Почему ты не убила его? — Не увидела смысла. Точнее, устала от этого смысла и отмазок в нем. «Убивая таких людей, как он — я очищаю этот мир от наполненных гнилью людей». Это не снимает с меня ответственности и крови. У него, может быть, была семья. Ещё тогда, в далеком прошлом. Может быть, девятилетняя милая дочурка с русыми волосами, заплетенными в две косы и с желтыми резинками бантиками, которая выглядывает так в окошко, луп-луп глазками — и папка идет, — выдох. — Я забираю отцов и братьев, внуков и мужей, друзей, просто дорогих людей, знакомых или же случайных встречных в метро. Я забираю их безвозвратно и никто не выплатит компенсацию семьям, не пригреет и так далее. Не захотела… — слово комком собирается в горле, на самом деле, ей даже стыдно. — Какое грубое слово: убивать. Какое до омерзения слабое и мягкое: плакать. Я всегда отбираю у людей самое дорогое, чтобы отдать полученное за это своему «самому дорогому». Замкнутый человеческий круг. Обкрадывая своих работников, шеф несет заработок домой и отдает жене или сыну. Увидев ошейник на бездомной доброй собаке человек заберет его и принесет своей. Снова молчание. Липкое и неприятное, почти что шумное, да только Сорано никогда не слышала тишины, у неё вечный белый шум на заднем плане, в чьем хрипе можно расслышать болезненный писк. Она слышит его и все пульсирует под его объемность. — Мне Жако жаль, — вырывается из уст, совершенно не замечая, как дернулись на секунду мышцы черного лица, — мою жизнь выторговали за счет другой… Мне кажется, что его белая кровь сочиться по моим черным брызгам и окрашивается в алый, подчеркивая мою вину. — На тебе есть вина, — что ты несешь, обращаешься сейчас вообще к кому, глядя куда-то в окно? Главарь не может ответить на свои же вопросы, но внутри знает, что окно имеет свойство отражать. — На мне всегда есть вина, — её слова пропустили сквозь уши. Это странное чувство, когда обращаешься одновременно к себе и к человеку, сам не разбирая, какие слова посвящены ему, а какие самому себе. Все внутри нагревается, несмотря на холод снаружи. Ленты на его ногах немного ездят? Нет, лишь руки дрожат, как и губы в намеке на неуместную улыбку. Да что с ним? Он бы мог ответить, да только стыдно, до побеления костяшек стыдно, до гула в ушах и головокружения стыдно. Ему очень больно. Кроваво-красный цветок улыбается где-то посреди залитой кровью комнаты и слегка подпрыгивает пружинкой на своем стебле, издевательски создавая ощущение нормальности. Да, конечно, все хорошо. Что может быть лучше интереса Гии Су к нему и смерти своего друга? Ничего! Он шарик, который накачали гелием на максимум и отпустили в комнате, наблюдая, как он долбится в потолок, и грозится в любой момент лопнуть из-за переизбытка наполнения. Отдаленно он понимает, что ему нужно лопнуть. Отдаленно он понимает, что слаб. И он обязательно должен заменить слабость на другие эмоции. — Как вообще можно было допустить такое, он был бы здесь, сделали бы что-нибудь тогда, — Эмбер хмурится от растущего чувства вины и, как ни странно, попытке защитить и оправдать саму себя, потому что люди так устроены, потому что иногда так легче. — Не могу же я его вернуть! — резкий повышенный тон привлекает к себе и переключает. — Вот именно, ты не можешь его вернуть, — вырывается наконец, одной трещиной давая проход другой и третьей, ему слишком долго хотелось лопнуть. — Ты ничего не можешь вернуть! Ты не можешь вернуть утраченной стабильности и обыденности, убитых тобой офисных ты не можешь вернуть, безразличия Гии Су не можешь, Жако не можешь и мой кулон тоже не можешь! Но ты продолжаешь ковырять тему Жако, потому что тебе показалось, что ты можешь быть виновата — ты виновата. Он мог бы быть жив, мог бы сейчас просто делать какие-то там записи и существовать себе отшельником, как раньше, и никто бы не драл ему энергию, не крал, ничего, он бы мог быть просто таким же человеком, как и раньше, он бы мог просто быть, также, как и мой кулон, ты знаешь, что это за кулон?! Да откуда тебе знать! А ведь он ещё с моей жизни, он ценен мне, и что ты?! Ты забираешь его у меня! Как и Жако, как и стабильность, как и все вышеперечисленное! Все, ты забираешь у меня все и хнычешь потом, что ты можешь быть виновата! Ты действительно появляешься и разрушаешь все, к чему прикасаешься, да ты никогда другим и не занималась, только разрушать и умеешь! Ей нужно глотнуть достаточно воздуха, чтобы заговорить сквозь болезненный комок. Убийцам тоже бывает больно. — Да, я могу быть виновата, потому что это не я убила Жако, не я торговала им, не я вросла в землю в самый нужный момент и не отмирала, будто играя в «Замри», не я ничего никому не рассказывала и тянула до последнего момента, не я вместо подготовки, решила проверить способность, не я решила украсть себя же и Юджина и цементировать, не я звала подмогу на поляну, не я сделала физической стабильность с обыденностью и не рвала их в клочья, даже на принтере слова не распечатывала, не я соблазнила его, привлекая к себе, не я пригласила мой живой кошмар ко мне, не я виновата в том, что угрозы о Сайласе так подействовали на меня. Я виновата лишь в том, что сорвала с вас кулон и верну его, потому что в этом я действительно виновата. — Хах, — ядовито, больно, излишне эмоционально насыщено, — прекрасно, вот и вернешь, докажи, что не разрушаешь хоть что-то в этом мире. Без него можешь и не возвращаться, а то, есть риск того, что от твоих рук весь офис по швам потрещит. Её горло сдавливает непривычно сильно, возможно, самую малость, конечно, но может быть, потому, что попал в самое больное. Чувство вины, чувство долга, ощущение разрушения всего, к чему прикасаешься, и круг замыкается — разрушаешь, чувствуешь вину и долг, а потом вновь и вновь. Тело срывается к двери и боль неощутима, кетто действительно помогло. Пульсация, писк, ей ударило жаром в голову, но ноги врастают в землю у выхода, требуя сказать потому, что так будет правильно: — Даже упав один раз, даже совершив ошибку, в конечном итоге, вы, не имея выбора, все равно встанете. И только за вами выбор: сделать это сейчас или потом, когда, возможно, обстоятельства будут уже совсем другими. Она исчезает за дверью, а голова запоздало, будто не смазанный механизм, с запинками поворачивается в сторону, где зародился этот растаявший по комнате голос. Шарик лопнул. Его резиновые частички валяются в его ногах, куда он смотрит. Он говорил не с ней, а с тусклым отражением в окне. Парадоксален: сам строит и потом разрушает, тянет на дно, а потом пытается поднести ввысь, забыв самому перед этим научится летать.***
Она пробирается сквозь здания к недострою. — Да чтоб вас, — шипит сквозь зубы, вспоминая разговор. Её шустрое тельце скользит по знакомым переулкам, прямо как тогда, позволяя ей тенью скрываться там, где скрыться днем не просто. Прыгнув на очередной забор она глядит на здание скрытое в зарослях. Несвойственный холодный ветер дует оттуда. Знать бы ей — от мимолетных воспоминаний или пропитанностью местности в энергии смерти и запустения. Специально приподнимает голову выше, чтобы воротник водолазки приспустился и холодные коготки могли прикоснуться к незащищенной энергии. Не любит лето, не любит зиму, дайте раннюю весну, дайте позднюю осень, они никогда не отвлекали, при умеренной температуре легче сосредоточиться, а успокоиться и того проще. Братец ветер её зовет, примыкает к ней и трется об оголенную шею, возвращается к зданию, где-то там оглядывается — следует ли за его зовом? Следует, не стоило и переживать. Её силуэт быстро движется к деревьям, которые скроют её тень. Хищнику без проку находится на открытой местности. Помня о возможности встречи с псами, девушка замедлилась и стала ходить более аккуратно и тихо. Закрыв лаза — слушает. Легкий шелест листьев, где-то там ходит сквозняк, трепет крыльев взлетевшей птицы. Пока пусто. Вернув зрение, девушка начинает скользить по местности в поисках треклятого кулона. Посмотрев на верх, та замечает обломанные ветки, некоторые из них валялись под ногами, остальные кое-как держались на коре. Упала явно здесь… Он должен быть где-то рядом… Не могло же его занести на другую часть здания, в самом деле! Она взбешена, раздражена, но сосредоточена, её цель — кулон, чтобы ей этого не стоило. Быстрыми шагами та бродит вокруг здания, под её ногами шуршит трава, бесится в такт нарушителя. Мысленно убийца извиняется за всю суету, принесенную ею. Застывший мир был ей не рад и это прекрасно проглядывалось в том, что он активно отказывался показывать ей потерянную вещицу. Оно капризно и придирчиво. Новый шумный гость сейчас ему так ни к чему, ведь здесь проходят тихие похороны одной из застывших частичек этого места. Жако, о Жако — заледенелый осколок этого мира, как ей было жаль его, но при этом радостно, что тот стал частью своего дома навсегда. По бетонному телу теперь льется его кровь и стоит её уважать. Лишь изредка та присаживается и пачкает руки, земля остается под ногтями, как редкие высохшие частички травы, которые при осмотре зацепились и застряли там. Внимательный взор цепляется за деревья и легко скользит по ним, будто взбираясь, но других объектов, кроме как зеленых листов, переплетающих себя и ветви в картины природы она не видит. Он не мог просто исчезнуть! — Провалюсь сама, но достану! — шипит сквозь зубы шепотом и вновь извиняется перед тишиной этого места. Три шрама давно научилась уважать молчаливую матушку, она много раз была с ней и помогала немыми ответами. Они уважали друг друга и были сестрами, но, к сожалению, личность в бывшей живой оболочке всегда хоть раз за день нарушала этот покой и гармонию. Вот и в этот раз они снова расходятся в привычках, безразличной к людским чувствам тишине неведома потребность в озвучивании мыслей и та лишь снисходительно глядит на человека не понимая к чему это нарушение священного покоя. Сорано поднимается и прыгает на окно первого этажа. Может сюда каким-то образом занесло? Человеческая тень рыщет по этажу, путаясь с темнотой здания и не находя ничего, кроме царапин на полу первого этажа, пыли, небольшой грязи и появившихся бутылок из-под алкоголя, да окурков. Что ж, достаточно очевидный исход здания без хозяина. Мужчина тут хорошо справлялся, а сейчас за ним некому приглядывать. Девушка выдыхает — она идиотка. В её руках оказываются бутылки, которые очень быстро летят из окна, за ними — окурки и другая грязь от людей. — В чем проблема просто прибрать за собой? Шаги начинают слышаться уже на втором этаже, где процедура повторяется, также случилось и с третьим. Дальше не пошла, ибо во время уборки оглядывалась и за кулоном, а в то, что его снесло слабым ветром с седьмого на четвертый и дальше — не особо верилось. Её тельце не спеша перенеслось к окну с противоположной стороны от города и та оперлась руками о бетон. Взор её бесцельно блуждал по пространству внизу. — Его вполне могли подобрать до того, как Босс или я пошли за ним. Может быть, он уже у какого-то призрака или монстра… — в крайнем случае главарь его подобрал давно и теперь глумится над ней. В это не особо верилось, но исключать такое нельзя. И почему ей нельзя замереть также, как деревья — и чтобы никто не трогал? Не нужно думать о моральности, о вине, об обязательствах. Ты дерево — питайся водой, солнцем и выделяй кислород, пока тебя не срубят для офисной бумаги, в самом худшем случае — на туалетку пустят. Может в дереве вообще что-то заведется или ещё чего. Девушка поморщилась, понимая, что уж не особо и прикольно быть деревом. А ведь люди часто думают, что другим живется легче, ведь они не вникают во все подробности, даже котам дома бывает плохо и не знает, улыбаться этому или грустить. Небольшое движение на стволе одного из деревьев привлекло её внимание и выделяющийся на коричневой коре бежевый или оранжевый предмет заставил новенькую сразу пойти к выходу. Она ошиблась и таки кулон коим-то образом занесло на противоположную сторону здания?! Ей не верилось в такую вероятность событий, по этому целеустремленно шагала к замеченной аномалии. Тишина покинула её, звонкие шаги приобретали звук то соприкасаясь с бетоном, то шурша подошвами траву из-за чего покой этого места был нарушен. Только выйдя за угол, откуда уже было видно этот предмет девица замедлилась и с большей осторожностью шагала к предмету. Это действительно был кулон и, видно, ручной работы, однако по его виду можно было понять, что делал его точно новичок, зато с такой аккуратностью и любовью, что на мелкие погрешности и не обратишь внимания. Тот как-то неестественно висел, будто приклеенный к дереву. От чего он мог двигаться? Девушка тянет к нему руку и в двадцати сантиметров от него упирается в холодную невидную преграду. — Что за…? Периферическое зрение успевает схватить рывок в её сторону, инстинктивно заставив обернуться к объекту и прикрыть лицо блоком, отпрянув назад, но этого было недостаточно, так как в следующий момент тело было сжато в достаточно склизком пространстве. Руками она попыталась оттянуть стенки, но ничего не вышло, ногу пронзает небольшая боль, заставляя также неосознанно убрать её от этого в следующий момент она теряет равновесие, так как все окружение начинает перемещаться и последняя опора уходит из-под ног, оставляя её в узком мокром пространстве. Сжимающиеся мышцы у рта чуть не защемили ей ноги, но та успевает отползти подальше и осознать, что путь обратно перекрыт плотным сжатием чужой энергии. — Что я там говорила про самую тупую смерть? Быть сожранной огромной грешной змеей, серьезно? Ещё и по причине поисков кулончика, который излечит жопу главаря от кровотечения, вау, — девушка раздраженно выдыхает. Пытается сесть на корточки, что, на её великое удивление и радость — получается. Здесь ещё не настолько узко, неплохо… Если перед кулоном была преграда, то, значит — он где-то в его теле как приманка. Из-за жжения в ногах та кривится, смотря на жидкость, которая достигает сантиметров 4-5 вверх внутри тела. Это что-то типа желудочного сока? Её разъедают заживо? Её разъедают заживо… При таком раскладе времени у неё немного. Руки устремляются во внутренние стенки под кислоту и начинают рыскать в ней в поисках своей цели. Эмбер начинает чувствовать первые покалывания кожи на руках — оно начинает действовать почти моментально. Это достаточно сильно напрягало. Быть переваренной заживо — перспектива не из лучших, из-за чего та продвигается быстрее по телу. Её ноги начинают печь все сильнее, чертовым коленям достается больше всего, что невероятно отвлекает и пугает. Руки шерстят по жидкости, ощущают кипящие накатывающее волны, которые разбиваются о неё, но все, что позволено сейчас сделать — сцепить покрепче зубы. У неё нет выхода. Не достанет ему кулон — обречет себя на верный клёв своих нервов до смерти, пока она же сама и не утопится. Кривит губы в нервной попытке улыбнутся и обмануть саму себя. Рука мелко подрагивает над субстанцией, девушка собирается, выдыхает. Всплеск, брызги и жгучая боль на шее и лице. Не сдерживается и в болезненном стоне рычит, все смещается, мир кувыркается, жжение просачивается в водолазку с верхней частью штанов и разъедает плоть. Движение, всплески, подняться с локтей и спины сложно, все скользит по смоченному телу. Легкий удар в талию, по ребрам проезжается и странно холодит в этой жгучей массе, он почти катиться по ней и веки раскрываются. Все горит и жжет, частички её организма отлетают на глазах, а чернить грехов слазит обеляя. Только что где-то в ребрах, по лавовому дну, больно-больно-больно-больно, стон, выдох, глубже, мягкая поверхность упирается в палец, участок плоти уносит потоком сока, да прекрати же ты это ебаное движение, прошу тебя, мешается все, ударяется о предплечье, пальцы обхватывают что-то и слышатся радостные всхлипы. Они усиливаются, когда зреют воспоминания об уплотнении в шее. Боже, скажите, что оно не сильное, просто скажи это, черт побери. Телу недолго двигаться вперед, конечности уже шарят по уплотнению, требовательно, жестко, до одури быстро. — Нет… Нет. Нет, нет, нет-нет-нет-нет-нет-нетнетнетнетнетнетнет, — колотить белыми изуродованными руками и не верить, рваться ни к чему, разъедаясь заживо. «— На тебе есть вина. — На мне она всегда есть.» В голове становиться гулко от недавнего спора, гулко и больно, до тошноты и до жжения по всей поверхности тела. Хочется домой, в постель, к брату, к рутине, к доброй хозяйке пекарни, к тому парнишке у железных путей, к спокойствию. «Да как ты не понимаешь?! Как тебе объяснить? Как ты? Как?». Как-как-как-как-как-как-как-как. Слишком много вопросов. Слишком много боли. Слишком-слишком-слишком, жидкость дрожит вместе с её руками, а солёные капли срываются к кипящую гущу. Не смей, выдох и вздох с набором сил в мышцы, не смей, биться о кислотные и мокрые сцены, не смей, царапать изнутри и колотить ногами. Сок брызжет по телу от активных движений, шипение изо рта смешивается с шипением её белой энергии. Она не собирается сдыхать здесь и сейчас, она не собирается сдаваться, она не собирается расслабляться в жидкости и, о, о нет, она не собирается оставить офис с такой ужасной болячкой, как мечущийся в душе Босс. Вновь напрячься всем телом, быть таким себе пульсирующим сосудом и планировать разорвать чужое изнутри, но оно взмывает с дерева и бьется о кору, потеря равновесия и падение в сплетающиеся лавовые выделения организма, все лицо в ожогах, попало даже в рот с носом и ушами, благо успела закрыть глаза. — Не нравится, сука?! — кричит, поднимаясь, создавая вибрацию и толкается ближе к закрытой энергией глотке. — Не нравится тебе? Не нравится? — под ногтями масса из черноты этого организма, а ещё частички её разъеденной плоти. Клянет все на свете и плюется оторванными в жидкости частичками своего языка. Ей больше не мерзко. О, знал бы он, что она пережила, даже не сделал такую бы глупость. Адреналин по несуществующим венам и злобу, ярость, чтобы плеваться раскаленной кровью и разъедать в ответ — все, что остается, скалить зубы и отбросить все человеческие нормы, оставив себя один на один с инстинктом выживания, никто, кроме него, не поможет, по этому во рту жжение и странный сладковатый вкус. Упираться ногами в энергию, царапать преграду к свободе и с животной яростью за спасением вгрызаться в чужую плоть, отрывая частицу за частицей. Когда ты привык вырывать место за выживание — порой нужно терять рассудок и отбрасывать страх в самые темные углы. Змей наконец шипит в боли, мотает головой, помогая отрывать новые куски и раскрывает пасть с преградой, ослепляя. Сорано срывается на свет в отчаянии, как мотыльки на огонь. Выполнив свою цель в виде побега из пасти — злость пропала, оставив страх, боль и желание выжить. Её окровавленное тело в ожогах вырывается из чужого туловища и падает на землю. Еле успевает глазами привыкнуть к клочку света, как быстро перекатывается, уворачиваясь от атаки змея. Грязь прилипает к глубоким рекам энергии, и боль становится невыносимой. Внизу, под деревом — корни защитят, целая комнатка скрывающая тебя от другого мира прутьями. Её тело срывается вперед, чуть не задетое новой атакой змея и проскальзывает сквозь корни. Её энергия царапается о грубую землю и выступающие камешки, та сдавленно дышит и стонет с каплями слез в уголках глаз. Удар о древо заставляет её обернуться и с ужасом наблюдать за попытками его пробиться к жертве, но та отпихивает его пасть ногой от корней, зуб цепляется за ткань штанов и тянет на себя за укрытие, ужас хлестким ударом бьет по лицу, осознавая потерю укрытия, её руки мечутся по земле и цепляют что-то твердое. Секунда — шипение монстра вперемешку с какими-то получеловеческими воплями и ручей крови из глаза. Отталкиваясь ногами и руками убийца отползает к другому краю деревянного укрытия, и следит за мотающим головой змеем. Он шипит что-то и бьет головой о дерево, царапая щекой о кору, пытаясь вытянуть предмет из глазницы, что у него не получается, кажется, что он совсем позабыл о жертве. Призрака покидают силы, её тельце падает на землю уже не заботясь об ужасной боли, ведь сознание покрывается странной туманной дымкой. В её руке все также сильно сжимается кулон. Босс ещё отчитает за каждый её промах, за всю затею и за последствия… К черту его пока… — Ривер, ты г… — её горло сжимается то-ли спазмом, то-ли болью, она откашливается, сжимаясь всем телом, пачкая рот в земле, а землю — слюной с кровью и слезами, — говорила, что есть во что влю… Влюбляться… Черт тя дери, Р… Ривер, покажи, насколько сильно я буду тебя любить… Приди… Ривер, слышишь?! Не смей меня кинуть сейчас, — хрипит на последних силах и мышцы непослушно расслабляются, взгляд плывет. Думать сквозь писк и гул трудно, но она пытается: «Ещё рано, ещё же определенно рано, нужно ещё немного побыть в сознании, мне нужно…».***
— Ку…лон… Её сдавленный хрип разрывает тишину комнаты и заставляет Джоан вздрогнуть. Женщина сразу поспешно убирает защитный барьер, который мог бы ей сильно мешать. — Боже, она только глаза открыла, а первое, что пришло в голову, не спросить, какой сейчас год, а что же там с геморройчиком у Босси! — с издевкой и небольшим саркастичным разочарованием вздыхает средняя. Её голос все ещё звучит как-то не так. — Молчи, Ривер, по крайней мере, она ответственнее тебя, сама потеряла — сама нашла, а ты мои потерянные спицы пол года не можешь найти, — ворчит старушка. А Ривер и не собирается говорить, что те спицы давным-давно в отместку за один случай в мусорном баке. Хоть в чем то Сорано не вызывает у самой старшей полного отвращения, уже радует. А может, это сейчас просто сравнение с более ужасным фактом было. — Одно тебе скажу, девица — ты выглядишь ужасно! — смеется уже по-знакомому. — Как невоспитанно, — перебивает её седоволосая ворчливо, заставляя цыкнуть и умолкнуть. — Посмейся ещё немного… Твой смех говорит о какой-то стабильности и безопасности. Почему-то у меня убеждение в том, что если сейчас не смеется даже Ривер: ситуация дерьмо. — Наверное, потому что там на крыше я далеко не смеялась. Убийца хрипло хихикает, после чего заходится в небольшом кашле, почти что задыхаясь в нем и откидывает голову на подушку. — Да, скорее всего. Вы с Боссом были, как две собаки, и какие мухи вас укусили. — Вороньи, — неудачно шутит средняя, — кстати, Босс, когда ты сможешь ходить, ждет тебя в кабинете. — Ещё не успела прийти в себя — и уже на коврик? — делано изумлено спрашивает и выгибает бровь. — Да-да, — Ривер скалит зубы, предвещая какую-то пакость, — котё-о-онок. — Даже не знаю убивать тебя за этот или боготворить? Что больше нравится? — Боготвори! — Так точно, о, моя госпожа, — через боль драматично подняв руку ко лбу проговорила девушка с таким же драматичным лицом и закрытыми глазами. Джоан с отвращением фыркает и укатывает побыстрее от этих двоих, чтобы, не дай бог, не заразиться отсталостью. — О-о-у-у, — излишне интимно тянет Рив. Эмбер демонстративно глядит на губы, максимально пытаясь не смеяться, после чего пытается опустить руку, но срывается на шик и болезненный стон, лишь сейчас замечая полностью перебинтованные руки плотно прилегающие к энергии, но что-то смущает её. — По моему… У меня были длиннее пальцы, — полу удивленно говорит и смотрит на собеседницу, но та лишь беззаботно жмет плечами, проводя неощутимо самими кончиками пальцев полосочку по травмированной чужой руке. — Были, да растворились, ты вся в ожогах и соке, который до сих пор тебя ест, пока эта гадость полностью не истратит сам себя на разъедание твоей энергии. Как ты выбралась то? — Взбесилась, — резко поднятая от её рук головка явно намекала на то, что собеседница всецело готова слушать объяснение этой невнятной формулировки, — нет, без проявления способности, просто решила выцарапать себе путь к выживанию. — Да тебя с твоим умением не сдыхать в программу подобную отправить! — Скорее в: «как растратить всю свою удачу за жизнь и в конце умереть, а потом ещё немного потратить и на этот раз уж наверняка сдохнуть самой тупой смертью в мире» — Ну, частично да. Их разговор прерывает ритмичный, четкий, в три удара, стук. — Не стерпел, — шепчет к подруге и лишь потом выравнивается вновь, — входите! Конечно, в дверях показывается черный силуэт, сверкающий белыми глазами. Он не начинает ходить вокруг да около: — Ривер, выйди, пожалуйста, мне нужно с ней поговорить, и прихвати с собой Джоан, мы должны остаться наедине. — Ладно, — жмет плечами, забирает возмущающуюся старушку и уходит, выполняя желание старшего, лишь в дверях остановившись, — а ваш геморрой не заразен, я не хочу ещё и её терпеть…? Босс делает полуоборот на неё и легонько стукает веером по своей ладони. — Ну, подойди сюда и узнай, у меня как раз есть предмет, который может это проверить. — Нет, я лучше воздержусь… — потише отвечает, на несколько секунд задерживается, пряча в тьме грехов объект своего рассмотрения и таки выходит, заставляя Босса приспустить напряженные плечи, хотя они все ещё были далеко не расслаблены. Видно, будет тяжелый разговор. Это подтвердилось легко — его внимательным рассматриванием искореженного тела. — Ты ведь сможешь быть в сознании некоторое время? — Давайте, если я буду терять сознание, я закрою глаза? Только не обижайтесь, если я их закрою, а потом окажется, что я сделала только для того, чтобы это закончить, — несмотря на его нелюбовь к шуточкам, подобным Ривер, отозвалась она и слабо улыбнулась, да проигнорировав строгий взгляд таки посерьезнела. — Сейчас я в состоянии с вами говорить, когда мне станет хуже, я подниму руку ладонью к вам, чтобы остановить разговор и подожду несколько мгновений, чтобы понять, закончен он до того времени, как мне станет лучше или после небольшой передышки я смогу говорить вновь. Босс кивнул, отойдя к стене и осматривая какую-то старую полку, явно сомневаясь в том, чтобы начать и с чего начать. Наконец, тот проводит рукой по корешку какой-то книги и слышится привычный холодный тон.