***
Зима в этом году мерзкая и слякотная. Падающий снег тает мгновенно, не давая вырасти ни одному сугробу. На ранее оживлённых ночных улицах Йокогамы сейчас пусто — лишь перемигиваются многочисленными разноцветными бликами окна домов, в которых люди собираются семьями и празднуют наступление нового года. Можно переворачивать календарь, и очередной лист ознаменует приход чего-то свежего. Если бы не кошачье зрение, беловолосый мальчишка наверняка бы успел семь раз упасть и как минимум один раз обо что-нибудь удариться. Этот район особо не освещён, и большую часть времени приходится идти по интуиции. Интуиция у парнишки плохая, да и в этом районе он бывал слишком редко, чтобы помнить дорогу. Тяжёлые пакеты, нагруженные свежими крабами (удивительно, как удалось их разыскать в столь поздний час) и вином, неприятно оттягивают руки и пережимают пальцы, отмороженные до красноты. Мальчишка думает, что по приходе в новую квартиру ему придётся долго держать их под тёплой водой, чтобы согреть хоть немного. Наконец он подходит к нужному подъезду, оглядывается и тянется носом к кнопкам на домофоне. Ставить и поднимать пакеты по нескольку раз ему не хочется, так что нажать нужные кнопки кончиком носа кажется неплохой идеей, учитывая, что его никто не заметит. Парнишка успевает тыкнуть в первые две кнопки, уже чувствуя, как мёрзнет нос от ледяного металла, как совсем неожиданно за его спиной раздаётся хриплый голос с некоторым акцентом: — Прошу прощения, молодой человек. Паренёк испуганно отпрыгивает, боясь, что его будут отчитывать за такое глупое поведение. Хотя в такое время весьма и весьма странно встретить живую душу на улице. По спине парня пробегает лёгкий холодок. — Да? — Он оборачивается, чтобы взглянуть на незнакомца, и видит перед собой высокую худощавую фигуру, одетую слишком легко для подобной слякоти с холодом. — Здесь живёт Чуя Накахара? — Да, здесь. — Паренёк выдыхает, радуясь, что никто не будет ни смеяться над ним, ни отчитывать его. — Я как раз… — Спасибо за информацию, — добродушно говорит фигура, немного кланяясь. — Счастливого Нового года. — И Вам. Паренёк с недоумением смотрит на отдаляющегося от него весьма странного человека, успев в последнюю секунду заметить только фиолетовый блеск его радужной оболочки.Часть 20
8 ноября 2021 г. в 07:00
Чуя знает, что ничего не выйдет: Осаму успел познакомить его с основами успешной операции. Прежде всего, конечно, чёткий и ясный план. Кто, где, когда, что делает. Затем инвентарь. «Ценность оружия, — объяснял Дазай, — не всегда указывает на его качество. Твой револьвер за семьсот тысяч йен может не выстрелить в один прекрасный день, а нож в печень влезет всегда». Немаловажная часть — боевой дух. Люди должны знать, ради чего им стоит умереть, но они ни в коем случае не должны хотеть умирать — в противном случае выйдет стадо, бросающее оружие и идущее на расстрел.
Чуя помнит почти каждое слово Дазая, усвоенное в самом начале их занятий, несмотря на жуткую усталость и сонливость. Помнит, но сейчас нарушает всё. Из плана у него только более-менее чёткое представление о том, что будет в двух вариантах развития: Дазай соглашается и Дазай отказывается. Из инвентаря у Чуи и того меньше: дешёвое кружевное бельё, которое он впопыхах схватил в первом попавшемся магазине, и одна-несчастная эсэмэска, чтобы Осаму пришёл к Чуе домой на час раньше, потому что Мори его отпустил. Про боевой дух лучше умолчать. До прихода Дазая остаётся каких-то несчастных десять минут, а Чуя сидит в кровати, укутавшись в плед с одеялом, и судорожно соображает, как ему попроще отмазаться, если вдруг что-нибудь пойдёт совершенно не в ту сторону. Впрочем Накахара плохо понимает, что является «той стороной».
В свой первый раз он уяснил: секс — это больно и неприятно, но терпеть надо, потому что у альфы есть желание, а у омеги нет выбора. Подставиться и терпеть-терпеть-терпеть, пока Осаму не удовлетворит свою потребность и заодно не поможет Чуе избавиться от проблем на работе. Не помогает даже отказ от таблеток. Раньше стоило пропустить хоть пару часов, и Накахара метался как бешеный, но такие метания чаще всего заканчивались неистовой дрочкой с разнообразными фантазиями того, как Чуе будет хорошо и легко с его альфой. К сожалению, эти фантазии он перерос.
Чуя подходит к окну и вглядывается в ночную мглу. Ничего и никого не видно: ни блеска фар, ни Осаму. Может, Мори всё же приказал ему задержаться в мафии? Тогда устранение «проблемы» откладывается, но это скорее плохо, чем хорошо. Чуя проверяет телефон, но там не видно ни одного нового сообщения.
Внезапно позади раздаются шаги, и Накахара резко разворачивается, выставляя руки вперёд для быстрой атаки. К счастью, это всего лишь вернувшийся Дазай, который снова решил блеснуть своими навыками скрытности. Его глаза круглые, как две сверкающие чеканные монеты.
— С-сюрприз, — хрипит Чуя, опуская руки и выпрямляясь. Кончики пальцев дрожат. Так и хочется прикрыть все интимные места.
— Это… — голос Осаму тоже хриплый. — Это то, о чём я думаю?
— Угу.
Накахара вжимается в стену, однако через мгновение заставляет себя отлипнуть от неё и сделать шаг к Дазаю. Затем ещё один шаг. И ещё. Ватные ноги едва передвигаются, и Чуе кажется, что нелепее его в этом мире никого не найти. Разоделся как омежка из борделей Озаки и пытается строить из себя невесть что.
Осаму, благо, быстро включается в происходящее и подходит к Чуе быстрее, обнимая его за талию. Его ладони всё ещё холодные после улицы, и Накахара морщится.
— Ты… холодный.
— Согрей меня, — мурлычет Дазай на ухо и опускает руки ниже, проводя пальцами по кружеву.
Чуе трудно расслабиться. В голове то и дело всплывает картина их первого раза, всё отчётливее проступают те же ощущения, и Накахара столбенеет и сжимается, никак не отвечая на ласки Дазая. Последний, к слову, очень старается: осторожно покрывает поцелуями шею Чуи (видимо, пока не решаясь оставить на нём метку), приподнимает одной рукой подол прозрачной сорочки и поглаживает живот Накахары, второй же исследует его сзади, оглаживая бёдра с поясницей. Но Чуе всё равно слишком тяжело.
— Ты не хочешь этого? — забравшись двумя пальцами под ткань нижнего белья и почувствовав явную неприязнь вместо отдачи, спрашивает наконец Осаму.
— Хочу, — шепчет Чуя, понимая, что выходит слишком неубедительно.
Дазай убирает свои руки, садится на кровать, притягивает Чую к себе и садит его рядом.
— А теперь скажи мне честно, зачем ты так обрядился.
— Чтобы ты… меня… взял, — последнее слово Накахара произносит одними губами. Осаму задаёт слишком очевидные вопросы.
— Ещё утром тебя трясло от одной только мысли об этом. — Осаму обнимает Чую за талию и кладёт щеку на его макушку. Совершенно безобидные действия. — Что могло тебя так переклинить? Ты же… ты даже таблеток не выпил: слишком сильно пахнешь.
Накахара кладёт ладонь на руку Дазая и прижимается к нему. Затем подтягивает к себе плед и укрывает часть тела, наконец чувствуя себя в безопасности.
— Трудно быть омегой в мафии.
Осаму понимающе угукает.
— Мори-сан сказал, что из-за меня на местах полный беспорядок. У меня течка, а я даже сделать с этим ничего не могу. Таблетки вообще не помогают.
Дазай перебирает пальцами волосы Чуи, внимательно его слушая. Затем, подождав минуту, приглушённо произносит:
— Значит, мы должны потрахаться потому, что этого хочет босс?
Чуя краснеет, дёргается, вырываясь из объятий Осаму, и хмуро смотрит на него. Он собирается устроить здесь ссору, разнося всё в пух и прах, как уже много раз до этого, однако затем он заглядывает в глаза Дазая, и злость сходит на «нет». Взгляд Осаму разочарованный.
— Это… это не только из-за Мори. — Чуя выдыхает и снова льнёт к Осаму, подставляясь под его руку. Дазай услужливо возобновляет свои поглаживания. — Я тоже этого хочу. Честно. — Накахара кладёт ладонь на колено Осаму и подтягивается, приближая своё лицо к лицу Дазая. — Я хочу этого, потому что люблю тебя.
Смотреть сейчас в глаза Осаму безумно трудно. Взгляд карих глаз словно прожигает насквозь, препарируя каждую отдельную мысль Чуи. Накахара снова безоружен перед Дазаем, и ему страшно. Осаму молчит.
— Я хочу, чтобы ты помог мне.
Ответом служит долгий поцелуй Дазая. Он пододвигает Чую к себе, усаживает его на свои колени. Пробует снова забраться руками под сорочку Накахары. Тот на мгновение замирает, однако затем заставляет себя положить руки на плечи Осаму и чувственно ответить на ласку, слегка выгибаясь в пояснице.
Никаких мрачных флэшбеков. Чуя чувствует колени Осаму под собой и его руки на своей талии. Мир остаётся в том же состоянии, что и был до этого, и Накахара, кажется, разгадывает эту жуткую головоломку: им просто не надо снова прибегать к той позе. Он смелеет, развязывая галстук Дазая и отбрасывая его в сторону. Отрывается от губ и внимательно следит за тем, как расстёгивает пуговицу за пуговицей. Осаму отрывает руку от его талии, чтобы помочь, но Чуя рычит: не мешай. Разделывается с рубашкой, снимает и её, но теперь уже не без помощи Дазая. Рубашка оказывается неподалёку от галстука.
Потом самое сложное. Брюки. И этот тупой ремень. Приходится потратить ещё целую вечность, чтобы разобраться с пряжкой.
Чем меньше на Дазае одежды, тем больше Чуя сомневается. Хотя этот момент больше не похож на момент из прошлого (как минимум тем, что ведёт Накахара), Чуя знает, что боль от этого никуда не пропадёт. Осаму помогает избавиться от брюк с нижним бельём, отбрасывая их к двери, и снова садит Чую на колени. Бедром Накахара ощущает тёплую твёрдую плоть, от чего по коже пробегают мурашки. Возбуждение оседает внизу живота мягким горячим комочком, однако оно возникло наверняка только из-за течки. Самому Чуе всё ещё страшно и непривычно.
Он цепляет пальцами своё нижнее бельё и избавляется от него. Последняя преграда пройдена. Теперь только перетерпеть несколько минут, и можно жить нормальной жизнью ещё пару дней, а там…
Чуя приподнимается, сильно держась за плечо Осаму, от чего тот немного морщится. Видно, что ему больно, однако он решает не говорить об этом, чтобы не отвлекать Накахару. Затем Чуя немного опускается, чувствуя слёзы, которые вот-вот польются из глаз. Несколько секунд приходится потратить на то, чтобы сдержать их.
— Подожди! — Дазай успевает подхватить Чую под бедром в последний момент, от чего Накахара вздрагивает. — Ты себя растягивал?
Чуя мотает головой, позабыв о том, что пару секунд назад хотел разрыдаться. От нервов он упустил очень важный этап подготовки, и теперь придётся терпеть больше: у Осаму слишком длинные пальцы, которыми он успеет порвать Чую до основного действа.
Дазай вздыхает и поудобнее перехватывает Чую. Накахара сейчас такой милый и неловкий, и в то же время жутко смущающийся и нервничающий. Даже слишком нервничающий. Осаму почувствовал, как задрожало всё тело Чуи, стоило ему приподняться, и как сильнее оно начало дрожать, когда Чуя опускался. Его омега не до конца доверяет ему, и виноват в этом только сам Дазай.
— Дурачок, — нежно-нежно шепчет Осаму на ухо Чуи, проводя ладонью по его спине и задирая сорочку сзади. — От этого может быть больно и тебе, и мне. Давай я тебе помогу. Не бойся.
«Не бойся».
Чуе страшно, но уже не так сильно. Он утыкается носом в шею Осаму и жмурится. Чувствует, как по спине пробегаются пальцы альфы, минуют поясницу и собирают смазку с бёдер Чуи. Дазай делает это медленно, совершенно по-другому в отличие от того раза. Накахара позволяет себе расслабиться чуть больше.
Затем Осаму осторожно вводит в Чую средний палец и начинает размеренно двигать им, иногда сгибая его. От неожиданности Накахара рвано выдыхает и распахивает глаза. Ощущение странное, но, по крайней мере, это вообще не больно, особенно если сравнивать с первой растяжкой Дазая. Чуя снова прикрывает глаза, краснея, и шёпотом просит добавить второй палец. Осаму выполняет просьбу, и Накахара совсем тихо стонет.
По телу прокатывается первая волна наслаждения. Чуя старается двигаться сам, как вдруг чувствует, что Осаму раздвигает пальцы на манер ножниц. Это немного больно, но то боль даже приятная и успокаивающая. Накахара раздвигает ноги шире и опускает одну руку на член Дазая, желая таким образом и вознаградить его, и понять, что тогда в него пихали. Стоит коснуться головки, как Осаму стонет, двинув немного дальше свои пальцы. Чуя шумно выдыхает. Ему приятно.
Чуя оглаживает пальцами головку и принимается за основание, обхватывая его уже всей ладонью и начиная водить ей по горячей коже, размазывая предэякулят по всей длине. Дыхание Осаму не опаляющее, а согревающее. Оно щекочет шею Чуи, и Накахара улыбается, самостоятельно двинувшись вверх, а после вниз. Распалённое тело жаждет большего, и Чуя, впиваясь губами в губы Дазая, лёгкими похлопываниями заставляет убрать руку Осаму, убирает свою руку, закидывая её на плечо Дазая, а после медленно насаживается на его член. Ощущения, впрочем, становятся более болезненными. Чуя недовольно мычит, хмурясь, и сильно впивается ногтями в спину Осаму. Дазай подхватывает его под бёдрами, помогает опуститься на середину ствола, затем приподнимает и опускает чуть ниже.
Они по-новой исследуют друг друга. Шаг за шагом стараются понять, как сделать лучше. Они учатся вместе, и это делает момент ещё интимнее. На миг, снова опускаясь, Чуя вдруг чувствует абсолютное наслаждение. Приходится громко простонать прямо в губы Осаму: сдерживать это уже не удаётся. И как же хорошо, что у Чуи нет соседей.
Привыкнув к постоянному движению, Чуя убирает руки Осаму со своих бёдер, посильнее впивается ногтями в его плечи и наращивает темп. Он отрывается от чужих губ и начинает дышать чаще, хватаясь за волосы Дазая. Кажется, Чуя исцарапает его всего, пока дойдёт до пика.
Никогда ещё Накахара не чувствовал себя так хорошо. Каждый толчок сопровождается ярким всплеском самых положительных чувств, которые только может испытывать Чуя. Над ухом слышатся громкие стоны Осаму — живого, настоящего Осаму, который позволил Чуе сделать почти всё самому.
Стоны Чуи перерастают в вскрики. Если бы он знал, что будет так хорошо, он бы не ломался утром. Чёрт, да он бы запрыгнул на Осаму ещё тем вечером, когда они вернулись с ужина. Кажется, словно каждый сантиметр Дазая выверен и идеально подходит размерам Чуи, потому что они оба чувствуют себя единым целым. Неделимые.
Накахаре удаётся уловить момент конца: движения становятся быстрее, вскрики — громче, а Дазай захлёбывается в собственном дыхании. Чуя делает последний рывок, чувствуя, как Осаму кончил внутрь него, и изливаясь от переполняющих его ощущений на живот Дазая.
Несколько секунд он сидит в тишине, не меняя своего положения и уложив подбородок на плечо Осаму. Водит ладонями по оставленным собою же царапинам. Чувствует на пальцах что-то мокрое: расцарапал кожу до крови, а Дазай всё это время терпел. Внезапно он чувствует на своей щеке лёгкий поцелуй и тихий шёпот:
— Я тоже тебя люблю.
Осаму губами опускается к шее Чуе, оставляет поцелуй на ней, выдыхая так, что по коже Накахары пробегают лёгкие мурашки. Чуя льнёт к Осаму, проводит ладонью по его волосам и хватается за них пальцами, не давая Дазаю отстраниться от его шеи. Сейчас.
Дазай приоткрывает рот, проводит языком по коже Чуи. По нежно-розоватой коже, где розовый — это не до конца сошедший след прошлой метки. Затем он немного прикусывает это место, всё ещё прощупывая почву. Не почувствовав сопротивления, впивается зубами сильнее, и Чуя невольно сжимается, сильнее сжимая пальцы на волосах Осаму. Место новой метки на несколько секунд словно окатывает ледяной водой, после чего Дазай начинает быстро-быстро вылизывать её своим тёплым языком.
Чуя расслабленно выдыхает. Теперь точно всё. Он счастливо улыбается и переводит взгляд на окно. За покачивающимися шторами из глубокой тьмы на стекло падают белёсые снежинки.
Первый снег.