***
В казино "Хрустальная арфа" эффектно выглядящие молодые люди тут же обратили на себя внимание. Олегу даже стало не по себе, ведь обычно только к наряженному Разумовскому были прикованы заинтересованные взгляды, а никак не к молчаливому телохранителю, на которого и не нужно было смотреть. Некоторые посетители узнавали Серёжу и тут же между столов проносились шепотки с различными пикантными подробностями о его деятельности. Один бизнесмен даже приподнялся, надеясь узнать, где можно получить номерок этого юноши. Но, Разумовский демонстративно проигнорировал деловой интерес этого немолодого мужчины. Он был весел и намеревался выпить и проиграться, а не пристраивать своих мальчишек. Он неопределённо махнул Олегу, чтобы в случае чего никто не заговорил с ними без желания самого Сергея. – Добрый вечер. Хозяин отсутствует в стране, но у него был готов подарок для вас. Позвольте, я принесу его прямо сейчас, – Марго, как всегда приветствовала их дежурной улыбкой, тут же указав Сергею на места в зале, где игра ещё не началась и они смогут поучаствовать. Новость о подарке от Сумрака вогнала мужчин в неприятное замешательство, но отказаться было бы невежливо. Разумовский с утра обзавёлся новыми вещами и теперь горделивой поступью шёл к столу, выцокивая толстым каблуком и высокой подошвой по мраморному полу, стараясь не показывать своего волнения из-за неприятного подарка. Он расправил плечи, оголяя грудь, на которой сверкало тонкое украшение из маленьких бриллиантов. На голое тело он надел фиолетовую пушистую шубу и широкие брюки на высокой талии, которые поддерживают высокую и стройную фигуру юноши. Олег украдкой любовался, понимая, что на его Серёжу реагируют. Кто-то с завистью, кто-то с интересом или даже брезгливостью, но равнодушными он людей не оставляет. – Будем играть в баккара, – Разумовский на ходу оглаживает пресс Олега, ликуя, что сегодня на нём лишь пиджак и портупея для оружия, без этой ужасной водолазки, которую Сергей бы сжёг с огромным удовольствием, – Ты ведь не возражаешь, Волк? – Твои деньги, значит ты и решаешь, я лишь телохранитель сегодня, – выдыхает Олег, удивлённый такому непривычно открытому и романтичному жесту от Серёжи. В голове проносится, что это видело большинство собравшихся. Однако Волков тут же отбрасывает мысль, решив, что это, в сущности неважно. На зелёном сукне стола тут же разлетается колода, крупье чётким заученным движением пересчитывает карты, готовясь начинать. Разумовский занимает место пятого игрока и достаточно развязно упирается локтями в бортик стола, подпирая подбородок изящными пальцами и как-то странно улыбается блондинке, сидящей справа от него. Олег игнорирует это, стоя за его спиной по стойке "смирно". – Господин в чёрном играет? – вежливо интересуется крупье, явно работающий здесь недостаточно давно, чтобы узнать "господина в чёрном" и его весьма запоминающегося спутника, после чего получает кивок Разумовского, –Отлично, начнём. Делайте ставки. У вас имеются поля Банкир, игрок и ничья. – Сергей, это подарок хозяина заведения, – Разумовский отрывает изучающий взгляд от неудачной комбинации на руках, чтобы быть приятно удивлённым бутылкой шампанского, – Вам подать бокал? – Не стоит, Марго, – Разумовский замирает, видя чёрную ленту, завязанную на горлышке, – Заберём с собой. Лучше принеси мне сухой вермут с ликёром, будь умницей. С другого конца стола Олег источает напряжение. Им обоим хорошо известно, что означает чёрная лента. Краем глаза Сергей ловит сочувствующий взгляд одного из игроков. Он тоже посвящённый. Волков не спеша делает ставку, не сводя взгляда с бутылки, словно надеясь разбить её силой мысли. Другие игроки больше удивлены тем, что владелец делает кому-то такие хорошие подарки. – Ставки сделаны, больше ставок нет. – Ваш вермут, Сергей, – Разумовскому было настолько дурно, что алкоголь вдруг отрезвляет его. Сергей вскрывается машинально, но мысль о проигрыше не так волнует его, как то, кому в большей степени адресовано послание от Сумрака. Олегу, которого явно подозревали в жестокой кончине Льва или им обоим? Блондинка с лошадиной улыбкой мстительно косится на не замечающего её триумфа Разумовского и забирает банк.***
Центр ночного Петербурга – волшебное место. Здесь светло, как днём, но свет другой, не обличающий. Сказочный, он окропляет золотом растрёпанные от ветра пряди Разумовского и забирается таинственными блуждающими огоньками в чёрные, как бескрайнее небо глаза Волкова. Серый усмехается, запахиваясь. Холодно расхаживать вот так, безо всего. Он ещё посмеивается, потому что хотел избавиться от денег самым скучным способом, а в итоге хорошо отыгрался и в последних трёх раундах унёс весь банк. Олег, которому явно холоднее, протягивает Разумовскому локоть, чтобы тот не поскользнулся на крутых ступенях. Сергей крепко прижимается к Волкову, второй рукой держа бутылку шампанского. Олега, естественно, взволновали такие сюрпризы от Сумрака. В их кругах чёрная лента на горлышке считалась пожеланием скорой смерти и это не могло не напрягать, – Серёж, аккуратнее. Скажи честно. Ты... Любишь меня? Испытываешь что-то? Глаза Разумовского тут же округлились, и он непонимающе посмотрел на Олега с другой стороны автомобиля. Это так непохоже на Волкова – переходить к словам, а не действиям: – Доверяю тебе и только тебе, Олег. Я был бы рад любить... Но знаю, что сделаю этим только хуже для тебя. – Глупости. Ты не можешь сделать мне хуже. Ты же просто неспособен на это. Остаток пути они проводят в тягостном молчании, пока по их лицам скользят жёлтые отблески фонарей, витрин и вывесок. Олег не знает, что ещё сказать. Серёжа признал то, о чём Волков думал с замиранием преданного сердца. Нет больше любви, того же чувства, связавшего их много лет назад. Израненные пальцы впиваются в руль так, будто Олег хочет сломать его. – Пожалуйста, не пей сегодня больше. Ладно? – А ты не учи меня, что делать, а что нет, – дверью машины Разумовский хлопает сильнее, чем следовало и едва не ломает ноготь, – Вечно обращаешься со мной, как с маленьким. Ты мне не нянька, Волков, запомни. Олег пропустил претензию мимо ушей, торопясь скорее войти в тёплый холл. Ветер стал более порывистым и ледяным. Такая ситуация у них происходила издевательски часто. Волков уже мог написать сценарий с каждой фразой и действием вроде "Олег молча открывает дверь, сморит с осуждением". Он смотрит вслед Разумовскому, который подозрительно долго вглядывается в кнопки на лифте и думает о том, что поддатого Серёжу намного проще довести до возбуждённого состояния, в котором он не будет истерить. Только стонать. Сладко и протяжно. Сейчас Олегу, уставшему от вечера в шумном казино и капризного настроения Серёжи хотелось только почувствовать его под собой, без нежностей и любви, но зато со страстью. – Только тронь меня, всё лицо раскурочу. – Ну Серёж... Я не прошу любить в ответ. Это был лишь вопрос, – не глядя, Олег закрывает входную дверь и тут же приникает губами к открытой шее, а руками лихорадочно обводит талию Серого, холодную спину под мягкой шубкой и потирает в пальцах твердеющий сосок. Но Серый вдруг отстраняется. Не снимая сапог и не включая света, он порывисто выпутывается из объятий Волкова и уходит вглубь квартиры. В свете, сходящем от панорамных окон его фигура кажется чёрной, резкой и контрастной, как в театре теней. Олега душит осознание, что Серёжа не принадлежит ему прямо сейчас. – Уходи отсюда, Волков. Убирайся из моей жизни, по-хорошему прошу. Так тебе будет лучше. Я уже сделал всё, чтобы ты не мучился и оставил меня, но ты – упёртый сучёныш... Проклятый мазохист. – Что ты говоришь вообще... Как можно тебя оставить? Ты в своём уме, Разумовский?! – перейдя на крик, Олег в два шага оказался напротив Серёжи, разворачивая его к себе. На секунду в слабом свете огней большого города мелькают красивые большие глаза Серёжи, наполненные слезами. Олег выдыхает сквозь зубы. Снова всё испортил, довёл его, расстроил... – Меня не жалко, я уже не выдерживаю так жить. Пусть Сумрак делает со мной, что хочет. А ты уезжай по-хорошему, – выдыхает Серёжа в ладонь Олега, мягко касающуюся его влажной щеки. Олег смотрит со странным выражением. Он не знает, как реагировать на такое. Он зол из-за того, что Серёжа вообще допускает такие мысли. Не выдержав этого жалобного тона, Олег резко отстраняется и, хмыкая, уходит к себе. Если он сейчас останется рядом с ним, может быть сказано много лишнего. Серёжа хочет опередить его, но застаёт перед собой запертую дверь в спальню Олега, за которой абсолютна тишина. Не слышно ни шороха. – Открой, Олег! Не смей закрывать дверь, когда я с тобой говорю, Волков! Ты вечно чего-то хочешь от меня, ждёшь, требуешь, но никогда не говоришь, чего именно! Живёшь, как дурак, в иллюзиях о том, что у нас всё будет как раньше, но неужели непонятно, что это неправда. Так не будет, мы изменились и...сломались, Олег. Мы никогда не будем такими, как в то лето. Я это понял. Странно, что ты нет, - в воцарившейся тишине Разумовский хотел услышать хоть что-то, но Волков твёрдо решил игнорировать его. – Настоящий ребёнок здесь ты! — он кричит так громко, как только может, надеясь, что хоть в этот раз Олег услышит его. Тишина, повисшая после хлопка входной двери буквально придавливала Волкова к полу. Он бы провёл так остаток ночи, сидя спиной у двери, ожидая, что Серый позовёт его к себе или принесёт выпить, даже если этого не случится. Он мог ещё долго копаться в себе, ища промахи и ругая себя за них, думать о том, как много боли он причин Серому своим поведением. Он не хотел, но это произошло, а сделанного не воротишь. Нестерпимо захотелось курить. Настолько, что Олег нашёл в себе силы подняться и выйти из временного укрытия. Он распахнул дверь и так же, во мраке прошёл в зал, усаживаясь на диване лицом к окнам, наблюдая за вьюгой. В груди росло беспокойство за Разумовского. Внимательно изучая крыши домов и шпили соборов и дворцов, он хотел понять, что там вечно так привлекает Серого. Он закурил, и на языке засаднило от приятной горечи. Мужчине вдруг вспомнилось, как он пробирался в офис Льва. Это сладостное предвкушение, несущееся по венам. Он вспомнил, как методично укладывал охранников, чтобы оставить силы на главное развлечением вечера. И вспомнил, как забурлила горячая кровь при виде истинного страха в ледяных глазах мафиозного адвоката. Когда Волк плавно скользнул в кабинет, будто стараясь не потревожить его покой, мужчина сыграл пресыщенность и у него даже вышло весьма искусно. Он решил сделать вид, что ожидал его. Завёл банальный разговор, будто с искренним интересом пытаясь выяснить, кто же мог его заказать. Разумеется, предложил денег. — С отребьем не торгуюсь, — Волков немедленно взвёл курок и направил пистолет на худощавую кисть с проступающими венами, уже тянувшуюся к трубке телефона, — Сейчас ты ответишь за всё, что сделал, ублюдок, — к ледяному взгляду чёрных глаз, где зрачок расширился настолько, что слился с радужкой, прибавился ещё и отчуждённый, лишённый всякой человечности голос. Обстановка вокруг была до привычного пафосной и оттого скучной, с адвокатами Олег повозился достаточно на своём веку и контор насмотрелся много. Что-то новенькое представляла из себя только статуя Фемиды в человеческий рост, стоящая за спиной Льва. Олегу подумалось, что правосудие действительно слепо. Поэтому сейчас восстанавливать справедливость будет зрячий Олег Волков. — Знаешь, что стоит за дверью? — он плавно огибает адвоката, не переставая держать его под прицелом и видя, как тот мелко дрожит. Волков упивается своим положением. — Две канистры бензина. Чувство, знакомое охотничьему псу, который загнал дичь в угол и только поджидает момента, чтобы вцепиться в шею, пьянило Олега. Мужчина был настолько эмоционально перевозбуждён, что не замечал, что штанина основательно пропиталась кровью и неприятно липла к подстреленной ноге, которую пуля только задела. Боль притуплялась от эйфории. Резкий удар в затылок и лицо Льва с хрустом утыкается в стол. Он для верности ещё раз провозил его по скользкой от крови поверхности, сжимая длинные седые пряди меж пальцев так сильно, что костяшки белели. Лев хрипел, что-то поскуливая, значит – хлебнул сполна, можно поднимать. Ещё удар. И ещё несколько. Волк с силой бьёт его об стол, надеясь проломить деревянную доску, но только чтобы голова была цела, и этот урод хорошо соображал, что происходит. Он должен страдать больше. Лев вдруг решает отбиться, но Волков с силой выкручивает ему руку, снова заставляя упасть лицом в залитый кровью стол. И только убедившись, что адвокат в полной отключке, Волков быстро перевязывает его принесённой верёвкой, чувствуя в руках податливое тело. Обязательно проверяет, насколько туго вышло. Узлы у Олега всегда добротные. А торопиться некуда, можно растянуть шоу подольше. Пока охрана без сознания, у Олега всё схвачено. За способ, которым он их отключил, Олег мог ручаться, это на пару часов точно. — Очнулся. Я-то уже расстроился, что ты так легко отделался, — он поднимается с дивана, где сидел, развязно закинув ноги на дорогую кожу, — А знаешь, у тебя уютно, — Олег уже по-хозяйски хлебает из найденной тут же бутылки бурбона и ставит её перед носом Льва, — Может, музыку? Для красоты момента. Что это? Джаз? — пальцы, обтянутые чёрными перчатками выуживают из стопки пластинку. Лев невнятно мычит, слабо мотая головой. Всё его лицо и правый глаз залиты кровью, она стекает и остается в бороздах, испещрявших его лицо, капает на костюм. Олег ставит пластинку, не обращая на это никакого внимания. Пара оборотов с невнятными помехами и винил дарит ему возможность насладиться голосом Фрэнка Синатры. — Знаешь, я бы отрезал тебе твой грязный член и затолкал в глотку, чтоб неповадно было, но ты настолько отвратителен, что я готов тебя пожалеть. Пока будешь доживать, вспомни, что никто не остаётся безнаказанным, прикасаясь к Сергею Разумовскому. Это я тебе гарантирую. Через год, два, три, но я доберусь до каждого, — он говорил тоном, лишённым каких-либо эмоций, но на самом деле внутри у него кипел гнев. Волков не спеша вынул раскладной нож и чиркнул им, вызвав у Льва новый приступ хрипов сквозь изоленту, закрывавшую рот. Тот задёргался, стараясь выбраться. Неразборчивое мычание постепенно нарастало, переходя в истерические выкрики. Жаль, он не мог узнать, угрозы это были или мольбы. Волков вдруг прикрыл глаза, в странном упоении прислушиваясь к задорной мелодии и приятному мотиву. Он приближался к связанному адвокату насвистывая и пританцовывая, наслаждаясь моментом. Адвокат смотрел только на поблёскивающий нож в руке наёмника. — Я обещал пожалеть тебя, так что выбирай, с чего начнём, — будничным тоном спрашивает он, подбираясь совсем близко и упираясь руками в подлокотники его кресла, — Отрежу сперва пальцы или уши? Итог, кончено, один – ты сдохнешь в муках от боли и потери крови, а потом сгоришь. Но советую выбирать пальцы. Чего молчишь? Отличная песня, хороший вкус, — улыбка оголила клыки, от чего Волк выглядел донельзя кровожадно, буквально отпиливая бледный палец адвоката в районе сустава. Его надрывные крики, перекрывающие музыку, вовсе не мешали, будто он их не слышал. Сразу за пальцем последовало ухо. Пачкаясь в брызгающей крови и морщась от порядком надоевших воплей агонии, Волков продолжал насвистывать понравившийся мотив, иногда даже подпевая. Он испытывал полное удовлетворение от осознания того, что воздаёт по заслугам. Это всё ради Серёжи. Лев больше не рвал глотку, но явно был жив, хотя скоро мог истечь кровью. Волков бросил в него отрезанный палец и ухо, практически срываясь на истерический смех, видя, в каком ужасе мужчина оглядел части себя, валяющиеся у него в ногах.