если вселенная бесконечна

Он не помнил, что именно ему приснилось. Во сне он пытался бежать от кого-то, но не мог пошевелиться, будто муха, которая увязла в тягучем сладком сиропе. Так бывает, просто голова проснулась частично, а тело нет. Так бывает. И день был совершенно обычный: спешный завтрак, на работу шёл чуть быстрее, чтобы не опоздать, хотя если бы начал задумываться, зачем ему эта работа, где не платят вовсе, то вместо НИИ ушёл бы бродить вокруг стадиона — такое случалось уже. А если не думать, то всё не так уж плохо и можно даже жить. Крутиться, вертеться, забываться в опытах, заваривать в третий раз тот же пакетик чая и пить уже еле тёплый, разговаривать с крысами, не разговаривать с Лёшкой и так из раза в раз, изо дня в день. А вечером возвращаться домой через полутёмный парк, где работает только половина фонарей, мёрзнуть в пальто и ругать себя, что снова пуговицу пришить забыл, дышать на ледяные руки и скрипеть чемоданчиком в такт быстрым шагам. Дома готовить скудный ужин из того, что есть в холодильнике, механично жевать под голос ведущего по радио, пропуская половину мимо ушей. Сидеть четверть часа с вилкой в руке и смотреть на протёртый линолеум на полу. А потом очнуться. Побежать к письменному столу. Достать бумагу и ручку. Писать быстро прыгающим почерком, пропуская буквы. Писать: «Мне, кажется, что я застрял.» Писать: «Мне кажется, что моя жизнь лишилась смысла, остановилась, когда ты исчез из неё.» Исписать три листка, подписать: «Твой Кеша», засунуть в конверт и… Положить в тумбочку к десятку других таких же писем. И вроде бы нормально всё. Но тёмные очки никто на тумбочке не забывает. Никто не приходит с внезапным визитом вечером среды, чтобы просто выпить чаю с печеньем. Никто не позвонит, не позвонит, не позвонит. Потому что не надо было принимать дружелюбие за чувства. Не надо было пытаться поцеловать во время той затянувшейся паузы со взглядом глаза в глаза. Не надо было всё разрушать, тупой ты Инженер! Всё, всё, всё… Он обнимает себя руками и не плачет, не плачет. И с одиночеством можно смириться. И с разбитым сердцем. Мама всегда дула на коленку, когда падал, коленка болела, но быстро заживала. Чем коленка хуже сердца? Разве что оно заживает дольше, но ничего, ничего… Может сегодня приснится другой сон. Может и вовсе ничего не приснится. А завтра день будет такой же, как сегодня, как вчера, и он снова не увидит чёрный Мерседес, и внутри ничего не перевернётся, не сожмётся тисками. И пройдёт ещё немало пустых однообразных и безрадостных дней. А потом солнце станет теплее и июльский ветер вылечит и коленку, и сердце. И одиночество не будет так терзать то, что от души осталось. Даже получится улыбаться снова, увидев случайно пёструю сойку на дереве. И будет пусть не хорошо, но лучше, чем было. А потом, возможно, когда-нибудь… Он засыпает, не успев додумать мысль.