Ты взглядом, взглядом.
Я рядом, рядом.
Любил за нежность,
Прости за честность.
Я рядом, рядом.
Ты взглядом, взглядом.
Не отпускаю
И так скучаю.
Тридцать первого августа школа официально не работает, но в неё всё равно стекаются учителя и представители администрации, потому что надо подготовить здание к завтрашнему празднику, а ещё провести первую и последнюю летнюю планёрку, на которой обычно утверждается расписание, тем не менее, меняющееся по ходу года. Перспектива ехать на работу в последний день отпуска практически никого не привлекает, особенно Федю, собственно, и придумавшего этот распорядок. Конечно, ходят слухи, будто он существовал ещё при Иде Геннадиевне, но сейчас им правит Федя. Всё бы хорошо, да только накануне Федя неплохо отдохнул, о чём сейчас чуть-чуть жалеет, хотя и не очень. В спальне бардак, на кухне тоже, даже в ванной находятся следы вчерашнего вечера. В общем-то, достаточно нетривиальные следы, Федя даже слегка удивлён. Яркая надпись губной помадой во всё зеркало о том, насколько хороша была ночь, что от неё ждут продолжения. Внизу учтиво прилагается номер телефона. Оригинально, ничего не скажешь. Федя умывается, сохраняет себе телефон и стирает надпись. Ну, ему в это зеркало ещё смотреться, вообще-то, а посыл он уже уяснил. На кухне Федя находит небольшую записку, придерживаемую магнитом на поверхности холодильника. В записке примерно то же, что и в помадном письме, видимо, на тот случай, если он сначала пойдёт на кухню, а потом в ванную. Разумно. Хотя в данный момент Федю больше привлекает магнит. Он вообще не помнит, откуда у него магнит из Минска. Он в Беларуси, кажется, никогда не был. Вряд ли его гостья принесла с собой эту керамическую глыбу, чтобы прикрепить ей записку. Впрочем, Федя встречал разных девушек и не удивился бы, но магнит, вроде, домашний. А в холодильнике удручающее отсутствие жизни. Придётся после всех школьных дел отправиться в магазин, пока же есть возможность насладиться... чебуреком? Федя понятия не имеет, когда и по какому поводу его умудрился купить, но что ж поделать, если вариантов больше нет. Иногда Феде кажется, что в своей квартире он живёт не один, а с какими-то мифическими существами, которые периодически подкидывают ему всякие странные вещицы, чтобы было не скучно. Хотя скука — это не про Федю. У него каждый день, как праздник, ну, или пятница на худой конец. Чтобы Федя не придумал, чем себя занять вечером, днём должно произойти нечто невероятное. Обычно Федины вечера не отличаются большим разнообразием, но грамотное чередование помогает не достигать состояния «приелось» уже практически два года. Период мог бы быть и посерьёзнее, но Федя слишком поздно начал. Так вот, по вечерам Федя любит отдыхать, что не удивительно. Только Федя терпеть не может одиночество, поэтому всякие просмотры фильмов на диване для него не подходят. Уж если фильм и диван, то с какой-нибудь компанией. И вот тут выбор самый обширный. Федя может позвонить своим друзьям, двум особенно близким, которые практически так же не желают оставаться наедине со своим одиночеством. Федя может легко набрать кого-нибудь из приятелей подальше, потому что не видит ничего странного в том, чтобы общаться с людьми, которых видит раз в полгода, да и то случайно. Для Феди они будут такими же товарищами, как и те, с кем он проводит бок о бок практически каждый день. Наконец, Федя просто собирается и едет в клуб, бар, ресторан, к кому-то домой, где ищет компанию на несколько ближайших часов. Федя общительный, и ему не составляет труда завести очередное знакомство даже по ходу поездки. Вчера он тоже познакомился с некой Таней, а сейчас думает о том, что, может быть, стоит действительно продолжить с ней общение. Как-то так странно выходило, что Федя знакомился на долгое время только с мужчинами, а женское общество покидало его довольно стремительно, поэтому всё взаимодействие крутилось вокруг одной конкретной сути и обычно исчезало к утру. Иногда самостоятельно, подобно Тане, иногда принудительно, потому что Федя торопился на работу, а кое-кто упорно рассчитывал на совместный завтрак. С некоторыми же Федя ещё сталкивался и даже по собственному желанию, но ничего серьёзного за два года не выходило. Мера отсчёта длиною в два года появилась в жизни Феди не просто так. До этого времени всё подчинялось определённым обстоятельствам, окончательно ушедшим в прошлое как раз два года назад. С того переломного момента Федя и решил кардинально измениться... Нет, конечно, сначала он должен был около месяца страдать, переживать и хотеть вернуть всё обратно, а в окружении нашёлся только один друг, способный донести до головы нотки здравого смысла. Зато потом, переосмыслив своё существование, Федя собрался и задумал... жениться. Не то чтобы тот друг оценил эту спонтанную идею, но Федя упёрся в неё слишком решительно, чтобы отговаривать. И вот два года Федя ищет ту самую, с которой можно растить троих детей и умереть в один день. Впрочем, над количеством детей он думает. Может быть, двух достаточно. Подготовка школы к грядущему мероприятию — дело важное, но, наверное, лишь в глазах Марины Яковлевны. Федя понимает, что он, как директор, обязан контролировать даже процесс надувания шариков, а потом авторитетно заявить, что вот тот красный лучше перевесить ближе к тому зелёному, так как рядом с синим он выглядит нелепо. Однако всё это действо выматывает похлеще Фединых нескучных вечеров. Одно радует — страдает он в компании. Вот, например, как всегда нерадостный Денис, на лице которого вечная тоска всего света. А ведь раньше Черышев был самым улыбчивым человеком, каких Федя только знал. Денис веселился, смеялся, пел песни и действительно любил эту жизнь. Хотя, наверное, его просто угнетают ранний подъём и эта планёрка. — У нас есть три важных вопроса, — говорит Федя, опираясь ладонями на поверхность длинного стола в учительской. — Надеюсь, закроем их быстро, после чего сразу же приступим к окончанию подготовки праздника... Да? — спрашивает он, видя поднятую руку со стороны, что неудивительно, Дениса. — Хотелось бы понять, почему мы празднуем в воскресенье? Насколько я помню, в таких случаях праздник переносили на второе число, а с третьего начинали год. — Из-за некоторых накладок по программе приходится идти на подобные жертвы и фактически начинать год на день раньше. — А почему не на месяц? — продолжает Денис. — Начали бы ещё раньше, точно успели бы всё пройти. — Нашу школу... Простите, нашу гимназию снова выбрали в качестве площадки для проведения ЕГЭ. А ещё там майские праздники снова как-то сдвинулись, из-за чего получается большой пропуск. Зато зимние каникулы увеличили. Так что, по итогу, всё компенсируется. — Я бы вообще сократила каникулы, а осеннюю и весеннюю неделю отменила вовсе, — вступает в обсуждение Галина Адамовна, учительница географии. — Во всяком случае, у старших классов. Во-первых, в университете им всё равно придётся отвыкать от такой роскоши, как бесконечные каникулы посреди года. Во-вторых, программа сильно страдает. — Да-да, согласна, — кивает Людмила Анатольевна. — История, особенно России, вечно получается скомканной. Я уже не помню момента, когда мы успевали пройти дальше Великой Отечественной. А уж период девяностых годов вообще игнорируется. А ведь кому-то сдавать ЕГЭ, и у них это будет в вопросах. Да и общее развитие... — Смотря, как составить учебный план. Например, я прекрасно успел осветить эпоху девяностых в прошлом году у одиннадцатых, — пожимает плечами Александр Юрьевич Ерохин, такой же учитель истории, как и Людмила Анатольевна, только работающий в школе всего лишь два года, а не полжизни. — Вы — фанат того времени, ещё бы не успели. Зато реформы Петра Первого проходите за один урок. — А что там мусолить по четыре занятия? Главное — осознать направленность. — То есть вы допускаете поверхностное отношение к историческим фактам, изменившим всю жизнь в нашей стране?! — Людмила Анатольевна, Александр Юрьевич, реформы Петра и девяностые — это, безусловно, важно, но мы тут собрались ради вещей приземлённых, — прерывает спор Федя. — Новость первая: в этом году наш коллектив пополнится двумя новыми педагогами. Возможно, кто-то слышал, кто-то догадывался, но у нас появились новые учителя физкультуры. Аркадий Романович, к сожалению, уволился, но на его место достаточно быстро пришли другие, чему, я думаю, можно и порадоваться. — Аркадий Романович? — даже чуть приподнимается на стуле семидесятилетняя Инна Юльевна, ведущая английский здесь чуть ли не со времён основания школы. — Он разве не умер? — Инна Юльевна, это Изотов умер, — подсказывает ей учительница биологии Марина Викторовна. — Аркадий Романович, слава богу, человек здравствующий. — Изотов умер? — удивляется Денис. — И что у нас тогда с информатикой в этом году? — Это был второй вопрос, — констатирует Федя, еле сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Всегда на этих планёрках начинался какой-нибудь неожиданный бардак, а ведь это ещё Кокорин не пришёл... Кстати говоря, он даже не предупредил о своём отсутствии. Ну, что за человек! — Да, учителей физкультуры мы нашли, а вот учителя информатики на место Изотова Григория Александровича пока нет. Поэтому информатика в старших классах, где есть две группы, проводиться какое-то время не будет. Передайте это детям, у нас временно изменится расписание. Как только найдётся учитель, сразу вернём утверждённое расписание. Кстати, у кого-нибудь есть вопросы, претензии или предложения по поводу расписания? Коллектив молчит, припоминая каждый своё. Федя ждёт для приличия практически минуту и тут же идёт дальше, ведь знает, что сейчас кто-нибудь что-нибудь осознает, а они это расписание и так составили с большим трудом. Он помнит две бессонные ночи, которые мог бы провести в более приятном коллективе, чем компания Кокорина и Черышева. Нет, с ними, конечно, было прекрасно, но не в момент, когда вы втроём пытаетесь вспомнить предложения и предпочтения каждого учителя в школе, а потом лепите это чёртово расписание, матерясь и переставляя местами предметы по той или иной причине. Денису, в целом, можно выразить отдельную благодарность, ведь он не должен ни разу участвовать в подобном, но решил поддержать друзей. — А эти два новых физрука вообще где? — вдруг спрашивает Наталья Наумовна, тоже учительница английского. Она Инне Юльевне в дочери годится, и потому та считает своим педагогическим долгом её вечно поучать и наставлять. Наталья, впрочем, женщина своенравная и ни к чьему мнению прислушиваться не любит. — Они приедут позже. Я решил, что им не имеет смысла присутствовать на этой планёрке, так как все проблемы, которые мы тут решаем, их пока не касаются. Нечего людей лишний раз выдёргивать. Но они будут сегодня, им документы подписывать надо, — объясняет Федя. — Отлично. Можно ещё вопрос, Фёдор Михайлович? А физруки-то молодые или возраста Аркадия Романовича? Денис недовольно цокает языком, Инна Юльевна спрашивает, в чём вопрос, у Марины Викторовны, так как ничего не услышала, а Федя только этого вопроса и ждал. Наталья была почти пять лет в разводе, и весь смысл её жизни сводился к поиску мужчины, не обязательно даже снова мужа. Вот только, видимо, работа занимала большую часть времени, раз Наталья упорно старалась завести роман с кем-нибудь из коллег. Не страдал разве что Денис, хотя и находился на одном этаже с Натальей, поэтому автоматически попадал в зону риска. Просто на одном из корпоративов Денис умудрился ляпнуть, что его интересуют только мужчины. А вот с Федей у Натальи действительно какое-то время были отношения. В прошлом году в течение трёх месяцев. Наверное, вся школа тогда говорила об этом, даже ученики. Многие девушки расстроились, многие парни начали завидовать, потому что Наталья... О, кому из учеников она только ни нравилась! Все мечтали, чтобы в старших классах она вела у них английский, особенно сильно возлагал надежды Дима Баринов, но фортуна отвернулась от него, оставив до конца школы учить английский под руководством Инны Юльевны. Зато повезло Феде, хотя он ничего не просил. С Натальей было проблематично. Характер у неё был тяжёлый, но это вполне компенсировалось бурными примирениями. Однако Федя не хотел афишировать их отношения, потому что в коллективе обязательно произошла бы какая-нибудь чушь из-за этого, и Федя даже прекрасно представлял, какая именно. Наталья думала иначе, ей надо было, чтобы каждый знал, с кем она теперь живёт. Да, их отношения довольно быстро перешли к стадии совместного проживания. Возможно, как раз эта стремительность в итоге помешала стать их союзу чем-то серьёзным, а может в это вмешалась очень конкретная личность, которая как бы раскрыла Феде глаза на то, что Наталья — явно не его случай. Расстались они странно, но, к счастью, без ссор и истерик. Просто разошлись и теперь были лишь коллегами, хотя при встречах у каждого в голове проскальзывали воспоминания. Федя с того случая решил больше не искать себе никого на работе. Теперь от Натальи, если кто-то и огребает, то только Кокорин. Федя даже задумывается, уж не по этой ли причине Саша пропускает планёрку, ему бы ума хватило. Кокорина Наталья считала в данный момент самым привлекательным среди их коллектива. Однако Кокорин прекрасно знал о Наталье всё, будучи лучшим Фединым другом, и не собирался в это впутываться. Получалось кое-как, иногда он целыми днями не выходил из своего кабинета, чтобы случайно не наткнуться на Наталью. — Где-то мои ровесники, — отвечает Федя. Врать смысла нет, Наталья всё равно будет проверять и убеждаться. — То есть опыта у них вообще никакого? — удивляется другой физрук. — Они бывшие профессиональные спортсмены. Думаю, опыта у них достаточно. К тому же, они молодые и могут принести какие-то новые идеи... — Федя тут же затыкается, вспоминая, что у него значительная часть учителей далеко не в расцвете молодости. Ещё обидятся. — Давайте всё же двинемся дальше, а то эта физкультура... Последний вопрос на сегодня — ремонт в столовой. Он нам нужен? Кто-то тут же выкрикивает: «Конечно, нужен!» Кто-то начинает вспоминать, как обратил внимание на убитые столы ещё несколько лет назад. Кто-то говорит о том, что необходимо снизить цены в буфете, потому что обед стал слишком дорог. Федя вздыхает и предлагает голосовать. Не то чтобы ремонт в столовой вообще стоял на первом месте, но родители не раз обращали внимание на то, что школе нужен ремонт. Целиком переделать даже один этаж, школа позволить себе не могла, но постепенно ремонтировать отдельные помещения — вполне. Конечно, ремонт начнётся на зимних каникулах, потому что до этого времени здесь будут дети, которым надо где-то есть. — Пятнадцать человек «за», — подсчитывает Федя. — Это без учёта мнения Александра Александровича и новых физруков, — подсказывает Наталья. — Да, конечно. У Кокорина, то есть Александра Александровича, я ещё спрошу, а физруки... Они даже не видели столовую, и у них вряд ли есть мнение на этот счёт. Так, а оставшиеся десять человек, получается, «против»? — Какой был вопрос? — уточняет Инна Юльевна, не поднявшая руку. — Не думаю, что это срочно, поэтому делайте, как хотите, — пожимает плечами информатик Михаил Павлович. — Не понимаю, зачем это вообще обсуждать, — резко произносит ОБЖшник. — Бесполезная трата денег. Столы и стулья могут спокойно прожить ещё пару лет, — хмыкает Денис. Федя кивает головой, обещая принять к сведению эти результаты. Конечно, на планёрке отсутствовали не только Кокорин и физруки, но и ещё несколько человек, в том числе, учитель физики Далер Адьямович Кузяев и учитель химии Андрей Евгеньевич Лунёв. У каждого были вполне весомые причины для отсутствия, таковые не нашлись только у Кокорина, который просто не приехал. Марина Яковлевна возмущена, почему на планёрке никто не поднял вопрос об организации завтрашнего праздника, почему никто не поинтересовался, как движется дело и что вообще будет. Марина Яковлевна считает, что их коллектив ужасно не волнует ничего, кроме корпоративов. Вот только на её реплики даже сейчас реагируют, лишь бы отвязалась. Марина Яковлевна слишком много значения придаёт всему, чем занимается, а для школьного общества это всё редко несёт великий смысл.
***
Кокорин приезжает только после телефонного звонка. Между прочим, именно ему проводить обзорную экскурсию по школе для новых физруков, так как Федя слишком занят другими делами. Он просто поставит свою подпись, где надо, и отпустит всех знакомиться со зданием и коллективом, если в этом есть хоть какая-то необходимость. В процессе своих дел Федя понимает, что сегодня поедет в магазин не один, а с Денисом, которому надо срочно купить продуктов на ближайшую неделю. Кокорин увязывается с ними за компанию, когда уже слышит эту новость от Феди, сидя на диване в его кабинете. — Слушай, а хороший диван, — говорит Саша, поглаживая подлокотники. — Может, я его к себе в кабинет заберу? — С какой это радости? — Ну, чтобы был. Тебе он тут всё равно не нужен, только пыль собирает. — Вообще-то, на нём периодически сидят всякие посетители, — Кокорин делает недовольное лицо. — Раз в миллион лет. А вот у меня!.. — Саша, я тебя больше десяти лет знаю. Тебе этот диван нужен, чтобы самому на нём лежать или спать, только бы не работать. — А я что, не человек? Уж поспать не могу! — Дома спи. В этот момент раздаётся стук в дверь, Кокорин нехотя поднимается с насиженного места, готовясь встречать новичков коллектива. — Здрасте, — первым в кабинет заходит мужчина метра под два ростом, приветливо машущий рукой, будто к друзьям на пять минут заглянул, а не на работу устраиваться пришёл. Впрочем, к Кокорину он обращается, вообще не соблюдая формальности. — Привет. — Кхм-кхм, — напоминает о своём существовании Федя и видит, что за спиной этого человека стоит ещё один, ждущий своей очереди. — Вы присаживайтесь. Тот, что зашёл первым, тут же устремляется к дивану, второй остаётся стоять около двери, не найдя себе какого-нибудь стула. — Я так понимаю, Акинфеев Игорь Владимирович и Дзюба Артём Сергеевич? — уточняет Федя. — Собственно, я — Фёдор Михайлович Смолов, директор этой гимназии. А это — Александр Александрович Кокорин, завуч старших классов. Ещё у нас есть завуч средней школы, Котова Ирина Петровна, но она в больнице, вернётся позже. С начальной школой вы, вроде, работать не будете... — А с кем мы работаем? — спрашивает Артём. — Со средней и старшей школой. Это с пятого по одиннадцатый классы. Теперь к документам, — Феде хочется побыстрее уже закончить со всем этим, потому что Артём, честно признаться, как-то внезапно раздражает. Хотя Федя понимает, что внезапности тут мало. Артём должен его раздражать, и Федя мог бы отказаться брать его на работу, но Кокорин настоял. Теперь терпи. После двух или больше подписей, собственно, Кокорин и уводит новых учителей за собой, взглядом показывая Феде, что очень ему за что-то благодарен. Федя, к сожалению, знает, за что. Несколькими минутами ранее происходит знакомство между Артёмом и Игорем. Они сталкиваются в дверях главного входа, вернее, Артём, конкретно опаздывающий на подпись документов, просто готов снести всё, что попадётся ему под ноги. Даже Игоря, который понятия не имеет, куда идти. Он знает, где находится кабинет завуча старшей школы, который проводил собеседование, но там оказывается закрыто. Идти к директору или куда? Игорь теряется в не самом большом здании школы, поэтому решает подождать человека, который вскоре станет его коллегой. Кокорин, тот самый завуч, предупреждал, что Игорь будет работать в паре с ещё одним новым учителем. Коллега опаздывает, из-за него опаздывает и Игорь. Он начинает волноваться, нервно ходить туда-сюда и раздражаться. И тут что-то врезается ему в спину на всём ходу. — Ой-ой, простите-извините... А мы нигде раньше не встречались? — спрашивает непонятно кто, придерживая Игоря за локоть. — К счастью, нет, — говорит шокированный Акинфеев. — А вы?.. — Я сюда учителем физкультуры устраиваться пришёл. Только я уже опаздываю... — теперь более понятно кто собирается в таком же темпе исчезнуть, но Игорь успевает спросить: — А вы знаете, куда идти? — Ну, вроде, к директору на подпись. Мне так сказали. — Это точно? — Да хрен знает, на самом деле. Я, кстати, Артём. — Игорь... Владимирович. И, видимо, ваш будущий коллега, если нас сегодня подпишут. — О, правда? А я всё думал, с кем работать буду. Тогда вообще приятно познакомиться, — Артём протягивает руку, Игорь пожимает её, спустя полсекунды раздумий. — Ой, Игорёк, что мы стоим? Нас уже ждут два года! — Игорь Владимирович, — пытается поправить Акинфеев, но вынужден сорваться с места, чтобы успеть за Артёмом. Тот стучит в кабинет, где висит табличка «Директор гимназии...», а дальше Игорь не дочитывает, потому что им разрешают войти. Если бы не Артём, то вряд ли Игорь вообще сегодня стал бы учителем. Они выходят вместе с завучем, и тот ведёт их направо, где располагается спортзал. — Мне показалось, что директору я не понравился, — задумчиво сообщает Артём. — Феде? Нет, просто сегодня день идиотский, — отмахивается Кокорин. — Ты... Вы, — исправляется, отмечая присутствие Игоря, — ещё не видели Марину Яковлевну. Она помешалась на грядущем празднике, как будто он последний в этой жизни. Так вот, спортзал. Ну, он у нас не слишком новый, конечно... Да, твою ж мать, — ключ очень не вовремя застревает в замке. — Вы знакомы? — тихо спрашивает Игорь у Артёма, кивая головой в сторону Кокорина. Не то чтобы ему действительно нужна была эта информация, но на всякий случай решает уточнить. — С Саней? Да. Был один случай... — Итак, вот они — ваши владения, — будто специально перебивает Кокорин, пропуская учителей вперёд. Игорь переключает внимание на место, где ему теперь надо работать. Почему-то в голову влезает воспоминание о другом спортзале, который был когда-то в его школе, хотя за свою жизнь Игорь повидал достаточно подобных помещений. Да, здесь не настолько много места, как он привык видеть на базах, здесь нет отдельного зала с тренажёрами, а весь спортивный инвентарь, наверное, сводится к двум-трём мячам, волейбольной сетке да паре спутанных скакалок. Игорь вдыхает запах затхлости и краски. Под ногами у него разметка, сочетающая в себе сразу несколько видов: для баскетбола, для волейбола и даже для футбола. В глаза Игорю бросаются небольшие ворота, хотя это даже воротами назвать сложно. Они маленькие, состоят только из раскрашенных в чёрно-белые полосы штанг с перекладиной и настолько прилеплены к стене, что ни о какой сетке и речи быть не может. А вот в его школе и такого не было, но школьные годы Игоря прошли достаточно давно. — Каната у нас нет, — говорит Кокорин. — Мутная история, вообще. Мы когда ремонт здесь делали в позапрошлом году, канат был, а после ремонта не стало. Спёрли, наверное. Козла тоже нет. Ну, то есть был, конечно... — Но спёрли при ремонте? — усмехается Артём. — Нет, он и не такое переживал. Просто... Ну, в общем, может быть, потом расскажу, сейчас вам лучше этого не знать. Артём подходит к ряду шведских стенок, задумчиво разглядывая дерево. Проводит по нему рукой, будто бы со знанием дела. — Сколько им лет? — Спроси, что попроще, — фыркает Кокорин. — Они ещё при мне тут стояли, — он всматривается вдаль, потом идёт к какой-то конкретной стенке и тыкает пальцем в корявую надпись обычной шариковой ручкой. — Вот, это я в седьмом классе написал. — Вы тут учились? — интересуется Игорь. — Ага. И давай без формальностей. У нас коллектив дружелюбный, не надо этих имён-отчеств, — Игорь понятливо кивает. — Не только я тут учился, Федя тоже. А ещё Денис, но вы с ним позже познакомитесь. — Денис — это?.. — Он тут русский и литературу в старших классах ведёт. Классный чувак, отвечаю, мы с ним со школьной скамьи общаемся. Игорь не совсем понимает, почему он должен знакомиться с какими-то другими учителями, которые никакого отношения к его предмету не имеют. Да и Кокорин кажется немного странным. Игорь не привык к такой манере общения, потому что в тех коллективах, где он был раньше, всегда обращались друг к другу официально, особенно к вышестоящим, да и рамки уважения никто не игнорировал. Впрочем, кажется, Артёму данный подход нравится куда больше, он с Кокориным разговаривает буквально с видом его закадычного друга. Это всё немного напрягает, Игорю некомфортно. — Раздевалки смотреть будете или в жопу эту хрень? — спрашивает Кокорин. — Я думаю, в жопу. — Иронично, — усмехается Артём. Воцаряется секундное неловкое молчание. Кокорин окидывает Артёма каким-то неодобрительным взглядом впервые с момента их пути, после чего предлагает посмотреть, что где находится в самой школе, чтобы через пару дней новые учителя не тратили кучу времени на поиски какого-нибудь кабинета. Не везде были таблички, сообщающие номер класса или хотя бы предмет, ведущийся в помещении, тем более, как объясняет Кокорин, некоторые двери на третьем и четвёртом этажах сменили в прошлом году. Игорь не слишком вникает, потому что считает такие подробности совершенно бесполезным информационным мусором, он только старается выделить для себя главное и примерно запомнить нумерацию. Его не покидает чувство смущения, которое только усилилось после внезапной фразы Артёма. Будто Игорь увидел и услышал что-то, что явно не предназначалось для него. — А что по столовой? — спрашивает Артём. — Ценник какой? — Ну, обед пятьдесят стоит вроде. — Пятьдесят?! — Зато учителям чай бесплатно. Ой, слушай, тебе ли из-за пятидесяти рублей зажиматься. — Ты не сравнивай. Времена изменились, теперь всё вообще иначе. И снова Игорь чувствует себя лишним. То, что Кокорин и Артём заранее знакомы, он уже прекрасно уяснил, а вот, о чём они говорят, Игорь понимает с переменным успехом. Вообще, это всё совершенно не его дело, пусть хоть матом друг друга кроют, Игорь не должен в это вникать, потому что банально неприлично лезть туда, где на тебя не рассчитывают. Игорь, в принципе, шёл в эту школу без цели завести новые знакомства. У него есть круг приятелей, не отвернувшихся несмотря ни на что, их вполне достаточно. С остальными Игорь планирует поддерживать исключительно рабочие отношения. — Завтра будет праздничная линейка, можете не приходить, — сообщает Кокорин, когда они оказываются на крыльце. — Стадион там сами глянете, я думаю. Он прям зачётный, будь такой стадион в моё время, я бы футболистом вырос. Так вот, расписание я скину, вроде во вторник у вас первый рабочий день, если я ничего не напутал. А, стоп, куда я вам его скину... У вас контакты мои есть? — А ты номер сменил? — спрашивает Артём снова с какой-то усмешкой или иронией. — Я к Игорю обращаюсь. — Да, кажется, — Акинфеев лезет в карман за телефоном, ищет что-то в списке контактов. — Да-да, вот, есть. — Ну, супер. Тогда увидимся послезавтра или позже. Кокорин жмёт им руки, и оба учителя отправляются в сторону калитки. Их во дворе целых четыре, Игорю нужно к самой левой, которая за поворотом, закрытая от глаз куском корпуса, где располагается столовая. У самой железной изгороди Игоря вдруг хватают за плечо, и он чуть не переживает сердечный приступ. Если Артём на протяжении всего года работы будет таким же внезапным, то у Игоря разовьются нервный тик и тревожность. — Слушай, Игорёк, как насчёт того, чтобы отметить? — Отметить что? — Подписание. Нас взяли же. По-моему, повод, заодно поближе познакомимся, — подмигивает Артём. — Нет, спасибо, у меня уже были дела. И, пожалуйста, хватит звать меня Игорьком, мы в одном дворе не росли. Игорь Владимирович. Два слова, думаю, несложно будет запомнить. — Ладно, если тебе так больше нравится, Игорь Владимирович. Так что, дела не подвинутся? — Нет. И мне уже пора. До... до какого-то дня. Игорь вздыхает, мотая головой из стороны в сторону. Этот Артём успел конкретно напрячь своей непосредственностью. Игорь терпеть не может таких людей, которые, наверное, даже к Президенту зашли бы, открыв дверь с ноги. Абсолютное отсутствие чувства такта, уважения к незнакомым людям, а ещё дурацкая манера выражать свои мысли, будто они действительно во дворе или им по шестнадцать лет. Собственно, у Кокорина, кажется, такая же проблема, но здесь Игорю остаётся лишь смириться, потому что тот завуч. А вот директор Игорю понравился. Серьёзный человек, явно знающий, что делать и о чём говорить. И нет, дело не в том, что этот Фёдор Михайлович, как справедливо заметил Артём, несколько недружелюбно к нему-то и отнёсся. Хотя Игорь не может не признать, что чувствует единение. Артëм смотрит на уходящего коллегу, в голове обдумывая, как же провести этот вечер. Получение работы точно отметить нужно, вот только с кем? Артëм никогда не пойдëт в какой-нибудь бар один, чтобы выпить пару шотов в компании самого себя. Это тупо. К тому же, ему надо разделить радость. Он не шизофреник, чтобы разговаривать с пустотой комнаты, делясь эмоциями, и ждать ответа. За тем же углом стоит урна, которую передвинули из-за завтрашней линейки. Марина Яковлевна около пяти минут доказывала Феде, что внешний вид будет испорчен, если урну оставить около крыльца, как это было всегда. К тому же, урна — это практически курилка, по мнению многих личностей, а курить прямо перед входом в школу — позор для всего имиджа гимназии. Федя вздохнул и одобрил перенос курилки. Ладно, ноги не отвалятся сделать несколько шагов в другую сторону. Да и, может, права Марина Яковлевна в том, что курящие ученики выглядят не очень презентабельно. Урне никто не стал бы уделять столько внимания, если бы о ней не вспомнил Кокорин. Посматривая на безоблачное небо со слепящим солнцем во главе, он двигается в сторону новой курилки, вскрывая целую пачку сигарет. Однако около забора неожиданно натыкается на Артëма. — Я думал, вы давно свалили, — говорит Кокорин, щëлкая зажигалкой. — Пытался уговорить Игорька отметить, а у него дела. Чувствую, напиздел. И почему я так всем не нравлюсь? — театрально вздыхает Артëм. — Подумай о своëм поведении, может, что-то поймëшь. Ты, кстати, к Феде в кабинет слишком часто не таскайся. Он, конечно, замотанный сегодня из-за праздника, но вообще-то ты прав, он не слишком в восторге от твоего появления. Не то чтобы я переживал, но не надо устраивать разборки посреди дня. Сам знаешь, что такое сплетни. — А чего тогда этот твой Федя меня на работу взял? Странный какой-то. — Он бы не взял. Никогда. Ни за что. Даже, если бы ты ему миллион евро отвалил за это. Просто я умею уговаривать, — несмотря на пафосность фразы, Кокорин произносит еë без самодовольства. Всего лишь факт, который на самом деле случился. Артëм смотрит, как Саша медленно раскуривает одну сигарету, вспоминая отличную присказку о том, что люди не меняются. Да, Саша всегда курил вот так, говорил вот так, даже поза у него, наверное, такая же точно, как и несколько лет назад, когда Артëму выпал случай с ним познакомиться. Тут ещë всегда стоит вопрос повезло или нет, потому что даже Артëм не определился. — А что у тебя с планами? — спрашивает на пробу, вдруг выгорит. — Сейчас с этой хуйнëй заканчиваем, и меня ждëт увлекательная поездка в магазин с друзьями. Буду смотреть, как Черышев два часа проверяет сроки годности на кефире, а в итоге всë равно берёт себе бутылку винища. А Федя будет нас постоянно поторапливать и по пути расскажет про какую-нибудь свою новую бабу, ведь мы же друзья и должны поддерживать друг друга в такие моменты. Забавно, что Феде поддержка требуется чуть ли не каждый день. — Действительно, увлекательно, — хмыкает Артëм, понимая, что ему и такое не светит. А он сейчас согласен даже два часа стоять у прилавка и проверять сроки годности. — Значит, тоже планы. — Ну, условно говоря, вечером, часов в семь, я уже буду свободен, — в голосе Кокорина появляется загадочность. Выбор за Артëмом. — Человек я одинокий, вечера проводить не с кем. Буду залипать на какую-нибудь херню с Ютуба. В последнее время подсел на получасовые видосы, где люди торты украшают. Артëм не спрашивает, где живëт теперь Саша, потому что обязательно спросит это вечером по телефону. А пока у него есть много времени, чтобы купить торт. Саше нравились бисквитные, с кучей крема, желательно ещë вырвиглазного цвета, чтобы ни о какой натуральности речи не шло, но даже просто кремовый ему тоже сойдëт, более чем.***
Поездка в магазин с друзьями — это весело. Всегда. Несмотря на контекст, несмотря на общее настроение, несмотря даже на то, что все наизусть знают алгоритм действий. В последние два года он совершенно не меняется. Денис действительно ищет кефир, перебирает все пакеты на полке, надеясь найти наиболее свежий. Эта педантичность просто убивает Федю, который, как всегда, выполняет роль смотрителя за общей тележкой. Чтобы убить время, Смолов начинает рассказывать про Таню, с которой он думает встретиться вновь. — М-да, классно, ещë и зеркало засрала, — бубнит Денис, кладя-таки пакет кефира в тележку, после чего пальцем показывает, что теперь им нужно в отдел печенья. — Ну, вообще-то, это довольно необычно, — не соглашается Федя. — Раньше мне никто помадных писем не оставлял. — А она тебе и не такое в дальнейшем оставлять будет. Сначала помада, потом всякие записульки по всей квартире, типа, «Купи хлеба», «Погуляй с собакой», «Забери Серëжу из садика», «У моей мамы юбилей, не забудь про цветы». Ты ж тупой, не можешь всë в голове удержать. — Дэн, ты говоришь так, будто уже был раза четыре женат, — усмехается Саша. — Если Феде нравится эта полуромантичная лабуда, так почему бы и нет. — У меня предчувствие плохое. Может, ни одной жены у меня и не было, но Федины похождения это прекрасно компенсируют. Так что там, ты собираешься ей сегодня позвонить и предложить приехать? — Ага, — кивает Федя. — Суши закажем, посидим... — Потрахаемся. — Не без этого. — Федь, тебе никто ещë не говорил, что у тебя максимально идиотский способ искать жену? Так вот, я тебе это говорю, — Денис вздыхает. — То, что ты спишь со всеми, кто хоть пару раз на тебя взглянул, выглядит, как спермотоксикоз. — А то, что мы сейчас двигаемся к алкогольному отделу, чтобы ты купил себе очередную бутылку вина, выглядит, как начало алкоголизма. — Заткни еблет. Если бы у меня был алкоголизм, я бы хлестал водяру. И не надо переводить стрелки. Пойми уже, Федя, что процесс женитьбы — это пиздец как долго и сложно. Сначала ты с ней знакомишься, желательно не в собственной кровати, потом ты зовëшь еë на свидание, опять же, не в собственную кровать. Далее у вас начинается сраный конфетно-букетный период, надеюсь, его пояснять не надо, а то это моя самая нелюбимая часть. Потом она переезжает к тебе. Ну, или вы там сами определяетесь, кто куда едет. А дальше вообще веселье: вы живëте почти семьëй, только без штампа. Но ты обязательно делаешь ей предложение в течение полугода, она говорит своë потрясающее «да», вы готовитесь к свадьбе. Заметь, Федя, я не упомянул секс ни разу. Потому что жену выбирают не по тому, как красиво она стонет твоë убогое имя, а по тому, какой она человек, комфортно ли тебе рядом с ней, есть ли вам о чëм поговорить, помимо обсуждений позы в этот раз... — Мы не трахаемся весь вечер в одной позе. — Это единственное, что ты услышал? А ещë, Федя, жену не выбирают сразу. Сначала она всë равно твоя девушка, вторая половинка, если уж ты так течëшь с этой романтики. Саша поражëнно качает головой. Его всегда интересовало, почему Денис может столько рассказывать на темы, в которых у самого нет никакого опыта. И даже если информация неверна, он всë равно преподнесëт еë так, будто это на самом деле. Сейчас Саша считает, что Денис описал идеальную композицию отношений. О таком можно помечтать. — Опять что-то из Валенсии? — без особого удивления спрашивает Федя, смотря на опущенную в тележку бутылку вина. Можно подумать, будто они не втроëм в магазин пришли, а просто таскаются за Денисом, потому что практически всë место занимают его продукты. — В прошлый раз зашло. Так, сейчас за хлебом. А, блядь, у меня же тапки порвались на той неделе, слава богу, жарко, можно босиком ходить. Придëтся вернуться в начало, там как раз по акции я видел... — Без меня только не идите, я быстро, — говорит Саша, рассматривая стеллаж с вином, у которого столько времени стоял Денис. — У тебя праздник какой-то, что ли? — Да, сегодня небольшие посиделки с одним человеком. Давно не виделись, а у него ещë событие радостное в жизни произошло. Вот, думаю, надо отметить. Федя делает самый незаинтересованный вид, хотя и прекрасно догадывается, с кем именно Кокорин собрался проводить сегодняшний вечер. Надо всë же позвонить Тане. Денис догадываться не планирует, потому что он думает о том, есть ли вечером какой-нибудь футбол для разнообразия. Кажется, кто-то в Испании намеревался сыграть.***
По каким-то причинам встреча с Таней не получается. Давно не было в жизни Феди такого разочарования. Ему даже приходится звонить Денису, потому что не находит другого варианта для проведения вечера, но Черышев оказывается слишком занят. Какая-то «Сельта» с какой-то «Гранадой» для него внезапно важнее, чем одиночество друга. Денис ещё умудряется придумать более-менее связный способ отказа. Ни дать, ни взять, человек, обучающий людей русскому и литературе, не такое способен наплести. Федя ужасно огорчён и обижен. Он бессмысленно щёлкает кнопкой пульта, перелистывая каналы. Хорошо Денису, он себе все футбольные подключил и каждый месяц думает, как их оплатить, ведь удовольствие недешёвое. Впрочем, Федя к футболу равнодушен уже многие годы. Раньше, конечно, он, как и все пацаны, любил эту игру с перекатыванием мяча, сам играл во дворе с друзьями. У Феди даже было футбольное будущее, потому что удалось поступить в какую-то академию. А потом Федя попал в молодёжную команду к неудовольствию собственных родителей, считавших футбол чем-то несерьёзным. Они требовали от сына хорошей учёбы в школе, а не забитых мячей в непонятных матчах, про которые никто никогда не слышал. Федя был в шаге от настоящего футбола, от подписания своего первого профессионального контракта со взрослой командой, но... Федя выключает телевизор, откидывая пульт в сторону. К чёрту этот футбол, от него никакого толка, только печальные воспоминания. Следующий день выходит ещё более напряжённым, чем предыдущий. Повсюду кучи людей, так или иначе участвующих в празднике, всем что-то нужно от Феди, а у того целых две речи, которые надо подготовить. По сути, он каждый год говорит одно и то же, иногда прибавляя какие-то важные факты, но год — слишком малый отрезок времени, чтобы успели произойти серьёзные изменения. К тому же, никто его и не слушает. Большинство учеников не хотели бы присутствовать на линейке, тем более, в такую жару. Федя сам с удовольствием не выходил бы. После появления в кабинете Миранчуков, забравших стулья, Федя не остаётся в одиночестве даже на пару минут. Приходит Денис, чем-то снова недовольный. — Она мне все мозги уже выебала, блядь, — раздражённо произносит Черышев, подразумевая никого иного, как Марину Яковлевну. — Хочу и курю, ёпт. Мне почти тридцать, имею я право курить?! — Ты чего нервный-то такой в последнее время? — удивляется Федя. — Это из-за?.. Денис отмахивается. То, на что пытается намекнуть друг, он старательно игнорирует уже около недели. Случилось и случилось, Денис, между прочим, изначально готовил себя к этому. Нечему удивляться. А потом на место Дениса приходит Кокорин, так что у Феди снова нет шансов выучить последнюю на сегодня речь. Саше вообще непонятно что надо, кажется, просто зашёл, лишь бы увидеть друга. Федя, впрочем, совершенно неконтролируемо цепляется взглядом за лёгкую улыбку, чуть поблёскивающие весельем глаза и два красноречивых пятна под кадыком. Не то чтобы у Смолова есть какая-то манера рассматривать чужие шеи, но, простите, в какой момент времени засосы стали новым модным трендом? — Как Таня? — интересуется Саша, совершенно не думая, что своими словами сейчас может всё испортить. — У нас не получилось с ней встретиться. А твой вечер, видимо, был замечательным. — Да, неплохо посидели. Начавшийся разговор прерывается стуком в дверь. Чалов решает уточнить, когда ему объявлять творческий номер танцевального коллектива школы. — Спроси у Марины Яковлевны, я тут при чём? — небрежно говорит Федя. — Я нигде не могу её найти. Думал, может быть, вы знаете. Теперь Федя разделяет нерадостное настроение Дениса. Всё из-за Кокорина, из-за этого дебильного праздника, из-за этой бесящей жары, из-за... Федя не знает, какую ещё причину придумать, но как ему хочется бросить тут всё и уехать домой. Впервые за два года ему смертельно необходимо побыть в одиночестве. Наверное, поэтому праздничное застолье, которое всегда устраивается в учительской после обязательных мероприятий, он пропускает. Как и Денис, вообще не любящий подобные банкеты, тем более, в отсутствие друзей. Как и Кокорин, решивший провести остаток дня в совершенно иной компании, которая должна была уже проснуться и, желательно, не покинуть его квартиру. Федя дозванивается до Тани. Саша веселится, как в последний раз, с человеком, однажды уже кардинально изменившим его жизнь. Денис смотрит матч «Валенсии» и пьёт вино с таким же названием. Каждый вспоминает бурную молодость.***
Второе сентября грозит стать таким же ужасным, унылым, совершенно безрадостным днём. Ничего не предвещает светлых пятен или полос, даже жара нисколько не спадает. Федя начинает жалеть, что они сегодня работают. Провели бы лучше этот дебильный праздник, а вчера занимались бы своими делами. — Привет, — улыбается во всё лицо Саша. — Говорят, ты вчера застолье пропустил. Пиздец, ну и духота же тут у тебя. Он берёт со стола небольшую стопку листов и предлагает купить Феде вентилятор. Пока Кокорин болтает о том, что всех удивило отсутствие директора на таком мероприятии, как пьянка в честь начала нового адского года, сам Федя снова цепляется взглядом за чёртовы засосы на шее. Их стало больше. Они новые. Боже, ему не должно быть никакого дела до того, с кем и как проводит свои дни Саша, но... Два года, за которые ему показалось, что он научился игнорировать, не обращать внимание и не думать, видимо, были лишь самообманом. — Что с этой твоей? — Расстались. — Так быстро? Ты, вроде, планировал продолжить с ней... — Передумал. Слушай, дверь закрой, — кивает в сторону небольшой щели, откуда доносится гомон из коридора, и, кажется, чья-то любопытная голова пытается подслушать. Феде вот только слухов о самом себе не хватало. Конечно, он периодически сталкивался с ними, даже посмеивался в душе над тем, что выдумывали ученики, а чаще ученицы, про него, по-всякому выражая свои надежды. — Выходит, что Таня оказалась тоже мимо кассы, — продолжает Саша, захлопывая дверь. Феде кажется, что он слышит некое удовольствие в голосе друга. То есть он рад, что у Феди до сих пор никого нет? То есть он себе уже кого-то нашёл, но не хочет, чтобы и другие были счастливы? — На самом деле, ожидаемо. Ну, знаешь, я вообще не склонен прислушиваться к Денису, но тут он буквально в воду глядел. Как и в предыдущие восемь раз, хах. — Предсказатель, ага. Провидец. — И что ты планируешь делать теперь? По старой схеме? — Какая тебе разница, Кокорин? Занимайся своей жизнью, — Саша удивляется. А он, оказывается, до сих пор прекрасно строит из себя дурака. — Ой, как будто ты не специально вот это всё. Я впечатлился, молодец. Жаль, что опять на те же грабли. — Ты на что намекаешь? — Хватит меня бесить. Мне плевать на то, что ты теперь делаешь. Хоть групповухи там устраивайте, блядь. Только не надо ходить и ждать, когда я тебе врежу. Ты же рад, да? Рад, что всё равно оказался кому-то нужным, в отличие от меня, да? Жизнь такая справедливая, блядь. Ты повёл себя, как тварь, но тебе хорошо. Всё у тебя замечательно. — Во-первых, я ничего от тебя не ждал и специально не ходил. Мне действительно интересно и важно то, что происходит с тобой, с кем ты там встречаешься и встречаешься ли вообще. Я, кажется, твой друг. Мы сами решили, что будем друзьями несмотря на всё случившееся. Во-вторых, я думал, эта тема сто лет как закрыта. Да, я повёл себя хуёво, но я признал свою вину, я был готов измениться, а ты... — А мне на хуй не сдались отношения со всякими шлюхами. Кокорин давится недоговорёнными словами, медленно поднимается с дивана. Он сжимает кулаки и смотрит зло на Федю, отвечающего таким же взглядом. — Пошёл ты в жопу, Смолов. На хуй таких друзей, как ты. — В жопу другим предлагай. И будь они не в стенах школы, могла бы случиться драка. Саша просто громко хлопает дверью, решая быть мудрее и взрослее. Ведь взрослые люди всегда уходят от конфликтов?***
Во вторник Артём и Игорь впервые приступают к работе. Акинфееву приходится открывать в половине девятого зал, проветривать его, вытирать пыль в тесной тренерской, где рабочее место соседствует с набросанными мимо корзины мячами и сложенными слишком неровно и шатко матами. Игорь распахивает дверцы шкафа, куда можно положить личные вещи, и с сожалением обнаруживает кучу чужого хлама. Конечно, в школе не два физрука, но почему такой бардак, почему нельзя оставить хоть немного места для других? А самое главное — больше половины этих вещей, скорее всего, никому не нужны. В шкафу столько пыли, что становится предельно ясно: им не пользовались уже несколько лет. Артём опаздывает. Игорь может сделать разминку, пока не начался первый урок. Он привык к этому ещё со времён своей спортивной карьеры, к сожалению, не получившейся слишком длинной и громкой. Впрочем, наверное, громкость сейчас была бы помехой. Когда тебя знает каждый третий в городе, а ты становишься простым физруком, ничего не добившись, но подавая большие надежды в прошлом, вряд ли будешь испытывать радость. Игорь делает наклоны, сосредотачиваясь на действиях, а не на мыслях. Это раньше он переживал, думал о том, правильно ли поступил, уйдя из спорта, пусть и не до конца, а теперь это всё уже не имеет значения. Игорь осознанно принял решение, хорошо всё обдумал, теперь он будет учить других... как когда-то учили его? Нет. Ни в коем случае. Он — физрук, а не тренер будущих надежд. Банальные упражнения, которые под силу каждому. Мысли о спорте только в рамках работы, только в этом здании, только с девяти до четырёх. Потом уже другая жизнь, совершенно не связанная со спортом и прошлым. Игорь завязал. Игорю хватит. Игорь ни о чём не жалеет. — Ты тут живёшь, что ли? Зачем так рано? — зевая, спрашивает Артём, подпирая дверной косяк. Игорь вздрагивает, прикладывая руку к сердцу. — Для начала, здравствуй. Между прочим, ты тоже не должен опаздывать. Это ответственность называется. — Никому я ничего не должен, — брезгливо морщится Артём. Первый урок проходит немного суматошно. Им достаются пятиклассники, буквально ещё вчера бывшие совсем детьми. Они бегают, расползаются по всему небольшому залу, галдят и плохо слушают. Игорь даже чуть-чуть пугается. Нет, ему не составляет труда общаться с детьми, но не когда их так много и всем что-то нужно. У Игоря нет учебного плана, ему приходится выдумывать упражнения на ходу. Он надеялся, что какие-нибудь методички или листы с планами занятий будут лежать в тренерской, оставленные предыдущими коллегами. Наивно. Артём практически не помогает. Он, вроде как, следит за выполнением разминочных упражнений, но откровенно и нагло дремлет, прислонив голову к мягкой стопке матов, не влезших в тренерскую. Дети это замечают. Кто-то начинает отлынивать, отвлекаясь на разговоры со своими друзьями, кто-то принимается нарушать дисциплину, действуя, скорее, из любопытства, чтобы понять, насколько далеко получится зайти. Когда Игорь видит этот бедлам, он тут же грубо толкает в плечо Артёма, гневно спрашивая: — Какого чёрта ты спишь на рабочем месте?! Артём моргает, потягивается, совершенно невинно объясняя, что он не смог выспаться, но на перемене сходит в столовую, выпьет кофе... — Да мне наплевать, — перебивает Акинфеев. — Ты должен следить за разминкой, а у тебя дети занимаются, чем угодно, но только не физкультурой! Как тебя на работу вообще приняли? Артём отмахивается, хлопая в ладоши и объявляя ученикам, что сейчас он даст им мяч, пусть поиграют в пионербол. Наверное, Артёма действительно не должны были принимать на работу, ведь он даже не проходил собеседования, будучи хорошим приятелем Кокорина, занимавшегося всеми этими мероприятиями. Ну, что поделать, если он сегодня действительно не выспался? Есть у него вообще жизнь за пределами школы или нет? Будто Игорь не понимает, как это случается! На втором и третьем уроке Артём выглядит уже бодрее. Чашка кофе в столовой действительно помогла, хотя и стоила целых пятнадцать рублей, что, по мнению Артёма, чистой воды грабёж. Сейчас у них восьмиклассники. Они куда спокойнее, но всё равно находится компания так называемых «звёзд» класса. Впрочем, тут у Игоря больше полномочий. Он может и прикрикнуть, и посмотреть своим взглядом исподлобья, который Артём успел ощутить на себе и остался даже впечатлённым. Перемены Игорь тратит на то, чтобы заполнить электронный журнал, а также сходить к расписанию в учительской и выяснить, какой класс следующий. Артём оставлен собирать инвентарь по залу. — Ну, как успехи? — перед шестым уроком заглядывает Кокорин. — Да нормально, вроде, — отвечает Артём, практически не почувствовавший на себе груза ответственности. А говорят, мол, учителем быть ужасно. Не так и сложно. — Тогда сейчас будет самое интересное. — В смысле? — интересуется Игорь, отвлекаясь от экрана компьютера. — У вас же 11 «В» сейчас? Два урока, насколько я помню. Ох, желаю удачи, ребят. 11 «В» — это местные легенды. Класс Дениса. Я вам рассказывал про Дениса? Ну, короче, это его... детки, — Кокорин усмехается. — Самый проблемный класс в школе. Своеобразные товарищи, даже Федя периодически отхватывает от них. Не знаю, что было бы для вас лучше. Может прийти три человека, а могут и все. Ни то, ни другое не подарок. — Звучит страшно, но не думаю, что это действительно так, — говорит Игорь. — Знаете, почему Романыч, ну, вместо которого вас взяли, уволился? Да из-за них, из-за 11 «В». Доконали. Впрочем, не все там настолько плохи. Романыч в основном только из-за двух личностей заявление написал. — И кто же? — спрашивает Артём. — Да есть там одни братья-близнецы. Они не только от Романыча избавились. Ещё с начальной школы, говорят, от их класса все, кто может, открещиваются, потому что близнецы... О, звонок через три минуты. Ну, удачи, — Кокорин поднимает вверх сжатый в знаке поддержки кулак, оставляя физруков в некотором непонимании. Игорь отказывается верить в то, что есть какой-то совсем неуправляемый класс, да и в двух хулиганов в нём, пожалуй, тоже. У него сегодня четыре раза пытались сорвать урок, что может ещё пойти не так? Артём же почему-то Кокорину верит, но в нём разгорается любопытство. Хочется посмотреть на этих братьев-близнецов, из-за которых уволилась целая плеяда учителей. А ещё хочется, чтобы они попытались попробовать избавиться и от Артёма тоже. Того захватывает настоящий спортивный азарт, когда буквально руки чешутся потягаться с кем-нибудь, поспорить, посмотреть, кто же упорнее и сильнее. Видимо, сегодня как раз тот день, когда 11 «В» решает не посетить последние два урока. Оно и понятно, Артём бы тоже не пошёл. Одно дело, когда физ-ра пятым и шестым, но шестым и седьмым! Признаться честно, он бы не проводил эти уроки, а пораньше вернулся бы домой. Пусть в последнее время он живёт даже не у себя. Староста отдаёт Игорю классный журнал, и тот начинает перекличку. Из восьми девочек на весь 11 «В» пришли только две, наверное, отличницы или просто боящиеся пропусков. Из шестнадцати парней перед Игорем только семь. Выясняется, что Стасу Копылову стало плохо после третьего урока, геометрии, поэтому он ушёл домой. Витя Леонидов на пожизненном освобождении, так как сломал спину в четвёртом классе, и он не появляется на уроках уже несколько лет. — Вообще-то, на первом должны быть все, — недовольно произносит Игорь. — Даже пожизненно освобождённые, потому что как иначе он будет получать годовую оценку по предмету? Нам сегодня надо было решить, что именно он будет делать вместо непосредственно занятий. — Аркадий Романович его заставлял доклады какие-то клепать, — отвечает Миша Расторгуев. Игорь цепляется за слова «заставлял» и «клепать». Не то чтобы он требовал от кого-то литературной речи, но этот лексикон в стиле Артёма почему-то врезается в уши, словно Миша ответил ему матом. Ещё трое учеников просто сегодня отсутствовали весь день, Кристина и Соня не появились по непонятным причинам, а некий Дима Баринов, по словам его товарища Кости Кучаева, вообще сейчас должен быть в ларьке и покупать пиво, но, возможно, он ещё появится к седьмому. Игорь, признаться, в настоящем шоке от этих заявлений. И ведь даже не побоялись сказать, пусть бы это и не правда, а какая-то странная подростковая шутка. Хотя, смотря на учеников, Игорю почему-то кажется, что покупка пива в ларьке шуткой не является. — А вот Миранчуки какие-то, — начинает Артём, подходя к выстроенной шеренге с улыбкой, — они где? — Миранчуки? — переспрашивает Костя. — Ну, их вы точно в ближайшее время не увидите. — И почему же? — Так, им физ-ра нафиг не сдалась, они на ней появляются раз в год, — подсказывает Миша. — Систематическое отсутствие и постоянно сорванные уроки, — серьёзно добавляет Федя Чалов. Артём смотрит на него, этого старосту, чуть насмешливо, про себя отмечая, что Федя, наверное, готов всех сдать. Интересное сочетание личностей: от совсем гопников и хулиганов до отличников и стукачей. — Чисто из интереса, почему им физкультура не нужна? Сами решили? — спрашивает Артём, пока Игорь относит журнал в тренерскую. — О, они у нас почти профессиональные футболисты, — усмехается Миша. — Да, «Реалы» и «Барселоны» за ними в очередь выстроились. Какая тут физ-ра? Они сейчас, наверное, контракты подписывают! — поддерживает смехом Коля Майоров. — Слышь, ты сам-то чего добился вообще, чтобы о других тут пиз... — выходит из строя Саша, засунув руки в карманы. В этот момент раздаётся резкий свисток со стороны Игоря, который командует ученикам начать разминочный бег. Все сорок пять минут Саша враждебно смотрит на Колю, а Костя следит за тем, чтобы Головин не влез в драку. Это сейчас вообще никому не нужно, тем более, перед новыми учителями. О них, наверное, уже сообщили сто раз, как о самом худшем классе в школе, нечего подтверждать общественное мнение. Вот только у Саши на друзей наехали, в частности на Антона, вообще самого лучшего друга на свете, конечно, ему хочется заткнуть чей-то болтливый рот. Впрочем, был бы здесь Дима, он бы точно съездил пару раз Коле по лицу. На втором уроке обычно проводятся всякие командные игры. Представителей 11 «В» к этому моменту становится ещё меньше — шесть человек. Игорь выкидывает ученикам волейбольный мяч, потому что, кажется, в старших классах только в волейбол и играют. Во всяком случае, у восьмых так было, а одиннадцатые недалеко ушли. Саша кривится на жёлто-синий мяч и толкает Костю в бок. — Может, попробуем уговорить? — спрашивает шёпотом. — Это ж не Романыч, вдруг разрешат? Но Игорь категорично отказывает. По плану волейбол. Остальные виды спорта — во внеурочное время. — Заебись, блядь, — комментирует Саша, когда они с Костей отходят подальше. — От чего ушли, к тому же и вернулись. Нахуй мне этот волейбол? — он кидает мяч в середину зала. — Мне больше интересно, почему в такую жару мы занимаемся в зале. Я сейчас сдохну уже, — Костя действительно выглядит неважно, как и многие одноклассники, оставшиеся на последний урок. — Извините, Игорь Владимирович, Артём Сергеевич, а у нас что-то со стадионом случилось? — Там покрытие в одном месте провалилось, — объясняет Артём, проинспектировавший вчера стадион, пока убивал время до встречи с Кокориным. Стадион был действительно неплох, если не брать в расчёт внезапную яму посреди одной из дорожек. — К пятнице обещали исправить. Когда у вас следующая физкультура? — В четверг, — отвечает Федя. — Ну, значит, в четверг тоже здесь будем. Да, согласен, это ужасно, но ничего не поделать. Пока Артём всё это говорит, Саша повнимательнее вглядывается в обоих физруков. Ему кажутся смутно знакомыми их лица, на кого-то похожими, но он никак не может понять, на кого именно. Ещё когда он услышал от Дениса Дмитриевича их имена-отчества первого числа, уже почувствовал что-то знакомое. Вроде говорили, что они бывшие профессиональные спортсмены. Может, на какой-нибудь олимпиаде были? После урока Игорь облегчённо выдыхает. Атмосфера, в которой прошли эти два часа, ему совершенно не понравилась, как и 11 «В». Несмотря на то, что они не устроили практически ничего вопиющего, всё равно что-то было не так. Игорь в очередной раз садится за стол в тренерской и переносит список отсутствовавших в электронный журнал. — Какие планы сегодня, Игорь Владимирович? — выделяя уважительное обращение, спрашивает Артём, держа в руках мяч. — Надо подготовить схему занятий, потому что это ужасно. — Схему занятий? — Да. Ну, что и когда делать. Какие упражнения, в каком порядке. — Ёпт, тебе заняться нечем, что ли? Мы ведём физкультуру, считай, творческий предмет. Какая разница, будут они сначала делать махи ногами или приседать? — Грамотное распределение нагрузок на разные группы мышц, нет? Думаешь, методички по физкультуре просто так придумывают? Тем более, я понятия не имею, какие у них нормативы. — Да это загуглить можно прямо на уроке за три секунды. — Хороший из тебя учитель, Артём. Уровень сознания и ответственности прямо, как у этих... Баринова и Миранчуков. — Ой, зато у тебя прямо двадцатилетний стаж, Игорь Владимирович! Ладно, корпи над своими бумажками, а я пошёл. В отличие от некоторых, у меня есть планы. Кокорин возвращается к себе домой через полтора часа после того, как там же оказывается Артём. Тот ждёт ужина и смотрит какой-то фильм по телевизору. Судя по особой, дурацкой манере перевода, это комедия. — Может, ты у себя поужинаешь? — спрашивает Кокорин. — В смысле у себя? — Ну, там, где ты живёшь. Артём, это всё, конечно, круто, но твоё «давай отметим моё назначение», кажется, длится уже четвёртый день. — Не понял. Ты типа меня выгоняешь? — Нет, если бы я тебя выгонял, я бы сейчас начал вышвыривать твои вещи за порог. Пока я просто предлагаю тебе вернуться домой. Здесь — не твой дом, Артём. А если ты думал, будто я захочу, чтобы ты сюда переехал, то нет. Ни тогда, ни сейчас. — Окей, а все эти три дня, получается... — Лучше бы не было этих трёх дней, знаешь. Как лучше бы мы и в тот раз с тобой не встретились после матча. Это по-прежнему ошибка. — Хорошенькая ошибка, Сань. — Ну, извини, я не умею осознавать всё сразу. Давай, Артём, в добрый путь. Я тебе уже всем, чем мог, помог. Будем считать, что ты даже отблагодарил меня. Артём только кивает головой. Из вещей у него, собственно, лишь две футболки и куртка с кроссовками. Собирать нечего, но, наверное, это и к лучшему. А вот думать о том, что придётся снова возвращаться к себе, к этому самому месту, где он теперь живёт, совершенно не хочется. Жизнь может измениться поразительно быстро. Сегодня у тебя есть всё, а завтра ты переезжаешь в уродскую комнату в общаге, которую делишь с ещё двумя людьми. Артём живёт как раз в такой комнате. Он старательно избегает долгих появлений там, поэтому и ищет разные варианты проведения своих дней, строит масштабные планы, ночует у всяких Саш, которые, оказывается, и не намекали ни на что серьёзное! И зачем было разрешать целых три дня жить в своей квартире, если всё равно собирался выгнать? Сказал бы сразу, Артём бы даже не обиделся. Он, впрочем, и сейчас не обиделся, ведь воспринимал всю эту историю, наверное, даже менее серьёзно, чем Кокорин. Для Артёма эти три дня, как и другая пара раз несколько лет назад, были лишь интересным развлечением.***
Полгода назад Денис познакомился с одним человеком по имени Марио. Это случилось самым странным образом, и Денис до сих пор не верит, что внезапное общение протянуло так долго. Когда 11 «В» был ещё 9 «В», Денис, как хороший классный руководитель, предложил им съездить на экскурсию. Обычно все их экскурсии осуществлялись за счёт школы и носили чисто учебный характер. Например, поездка в музей накануне Дня Победы, поход в Третьяковку, чтобы ознакомиться с творчеством какого-то конкретного художника, потому что так сказала Марина Яковлевна, или посещение какого-то значимого места в городе, связанного с Пушкиным или Гоголем. Вот только в других классах ещё практиковались экскурсии по городам России. Класс Людмилы Анатольевны ездил по Золотому Кольцу, класс Галины Адамовны катался в Петербург на два дня, а класс Дениса... Класс Дениса не был нигде, потому что Денис никуда не собирался. Но в тот год он решил, что пришло время вывезти куда-нибудь своих, как часто говорил Кокорин, деток. Изучив с десяток программ, Денис пришёл к выводу, что экскурсии везде довольно однообразны. Вы приезжаете в старинный город по типу Новгорода или Владимира, вам показывают все церкви, рассказывают про Древнюю Русь, монгольское Иго, в конце обязательно что-нибудь про Великую Отечественную, три раза обязательно кормят в забегаловках, существующих только за счёт таких вот групп, а потом отправляют в гостиницу, где, по сути, происходит самая интересная часть поездки. Денис знал свой класс, знал, что никакие церкви и монголы их не впечатлят, да и ему самому это малоинтересно, поэтому надо искать что-то другое. И тут Денису на глаза попалась трёхдневная путёвка в Беларусь. Другая страна, пусть и очень близкая, звучала уже чем-то новым, хотя там тоже пришлось бы рассматривать церкви. Но это же Минск и Брест! Там вряд ли кто-то окажется в ближайшее время. К тому же, плюсом добавляется поездка на поезде. О, Денис в поездах был в последний раз очень давно, ещё в детстве, когда они с семьёй единственный раз поехали на море. Проникнувшись воспоминаниями и плацкартной романтикой, Денис решил остановить свой выбор на Беларуси. Класс его предложение принял с большим одушевлением, и практически все двадцать четыре человека согласились поехать. Поездка намечалась на осенних каникулах. Погода, конечно, так себе, но в другое время они бы просто не смогли. Романтические надежды Дениса разбились о суровый быт путешествия с детьми. Сначала чёртов плацкарт, в котором ехали и другие люди, постоянно жаловавшиеся на шум, исходящий от 9 «В». Ну, что Денис мог с этим сделать? Ему самому не нравились чьи-то завывания в другом конце вагона, но у Коли Майорова, видимо, душа пела от переполнявших эмоций. Да, Денис не оценил попытку Миранчуков выйти на перрон в три часа ночи, чтобы прогуляться. Тем более, что остановка была всего лишь семь минут, а эти неугомонные могли уйти в темноте, куда угодно. Но на поезде приключения закончиться не могли, конечно. Впереди были прогулки по городам, экскурсии в музеях, всё-таки церковь... О, Денис никогда не забудет эту церковь! Именно там к их группе пристала какая-то неадекватная женщина, наехавшая на Сашу и почему-то назвавшая его содомитом. Головин, кстати, тогда даже слов таких не знал. А неадекватная мадам начала рассказывать детям о Боге, падать на колени перед алтарём и орать какие-то молитвы. Потом выяснилось, что это здесь всегда происходит, поэтому не стоило обращать внимание. А после всех приключений была гостиница. Денис специально поселился на отдельном этаже, чтобы не видеть и не слышать своих учеников. Однако другие люди прекрасно и подробно расписали ему, какие концерты закатывали всю ночь Миранчуки, куда ходил Дима, и где ночевала Кристина. Денису яростно хотелось домой, в свою одинокую квартиру, тишину и покой. И вот в Минске, незадолго до переезда в Брест, Денис решил запечатлеть какой-то памятник за оградой. Пасмурное небо очень не гармонировало с памятником, но выбирать не приходилось. Ещё к Денису привязался какой-то непонятный мужчина, попросивший себя сфотографировать у памятника. Денис фотографом никогда не был, хотел отказаться, однако мужчина никак не отставал от него. Вздохнув, Денис щёлкнул его пару раз на телефон. В качестве благодарности, мужчина предложил сфотографировать и Дениса. К слову, Денис терпеть не мог фотографии, особенно все эти замечательные снимки, кричащие: «Смотрите, а я тут был». Ну, кому какая разница, был ты или нет у, чёрт пойми какого, памятника где-то в Минске? Чтобы этот придурочный энтузиаст отвязался, Денис всё же встал около памятника и даже улыбнулся. Ирония в том, что именно эту фотографию он поместил на аватарку своей страницы. Просто фотография оказалась самой нормальной и нераздражающей среди всех за последние пять лет. А Дениса бесили почти все снимки со своим участием. Так что, уже почти три года конкретная фотография сообщала о том, как выглядит некий Денис Черышев, побывавший в Минске. Кстати, после внеплановой фотосессии у памятника, Денис вдруг вспомнил, что забыл про сувениры. Пришлось за десять минут до отправки автобуса скакать по лавкам на площади и скупать дурацкие магниты, больше похожие на булыжники, которые он потом всучил Феде и Кокорину. Но вернёмся к фотографии, ведь именно благодаря ей состоялось знакомство Дениса и Марио. В один непримечательный день Денис обнаружил под ней комментарий. Он, конечно, подумал, что это какая-то очередная чушь. К нему часто приходили всякие рекламщики, предлагавшие приличный заработок за совсем неприличные вещи. Писали сообщения, писали комментарии, отправляли заявки в друзья... Денис со вздохом собирался отметить очередную активность на своём профиле, как спам, но вдруг понял, что это далеко не он. Ну, на первый взгляд, по крайней мере. Писал некий Марио Фернандес, если Денис правильно прочёл латинские буквы. Писал, несмотря на странность имени, довольно грамотно, даже с запятыми. — Добрый вечер! Простите за беспокойство. Вы не могли бы подсказать, где сделана эта фотография? — гласил комментарий. Денис удивлённо выгнул бровь, решил не отвечать, но посмотреть, что за человек вообще этот Марио, может, с ним не стоит разговаривать. Страница Фернандеса оказалась не слишком впечатляющей. Три фотографии, две из которых даже не его лицо, а какой-то южный пейзаж. Пятнадцать человек друзей, половина уже заблокированных или удалённых. Группы какие-то с красивыми картиночками, обучающие вязанию и йоге, что-то про готовку и ЗОЖ, английский язык и спорт, и много другого мусора, который Денис не стал дочитывать. Тем не менее, хотя Марио показался странным, Денис всё равно решил ответить, видимо, в тот момент ему было совсем тоскливо, а этот человек впёрся в его очередной одинокий вечер. — Это в Беларуси. В Минске, кажется, — Денис слишком запоздало понял, что забыл поздороваться. Марио уже написал в ответ. — Да-да, в Минске, точно. А поконкретнее место не назовёте? Простите, что отвлекаю... Денис совсем не планировал напрягать мозг ради таких вещей. Эта поездка была сто лет назад, он понятия не имеет, где этот чёртов памятник. — Извините, но я не помню. — Хорошо, простите, что занял ваше время. И так бывает, что кто-то скажет какую-нибудь чушь, а ты потом весь день сидишь и думаешь о ней. Вот и Денис вдруг задумался о памятнике. Он начал искать достопримечательности Минска, открыл карту, чтобы посмотреть название улицы. Оказалось, что памятник вообще не самый известный. Но Денис смог найти его по ограде вокруг, случайно обнаружив на картинке из поисковика. Два дня Денис думал над тем, чтобы всё-таки написать Марио. Ну, может, человеку до сих пор нужна информация про памятник, может, он собирается в Беларусь или ещё что-то. Вот только Денис в последние годы жизни не очень-то любил заводить знакомства, не говоря о том, чтобы писать кому-то первым. Спустя два дня, он решился. К счастью, сообщения у Марио были открыты, не пришлось сначала добавляться к нему в друзья. — Здравствуйте. Не знаю, помните или нет, но вы тут пару дней назад под моей фотографией спросили, где расположен один памятник. В общем, я нашёл его. Это недалеко от Комаровского рынка в Минске. Буквально через несколько минут пришёл ответ, словно Марио сидел и ждал, когда же ему напишут. — Здравствуйте. Ой, спасибо вам огромное! Я пытался найти этот памятник, но не получилось. Про Минск помню, а вот про рынок совсем забыл. Зато вы нашли, здорово. Спасибо, Денис, — и смайлик в конце. Денис уже чисто из любопытства хотел поинтересоваться, за каким чёртом Марио вообще понадобился памятник, но немедленно остановил себя от продолжения диалога. Не хватало только начать переписку с незнакомым человеком, который спрашивает про памятники. Это ведь странно, да? И переписки, и памятники. Но бывает ещё и так, что ты чем-то увлечёшься, заинтересуешься, а вокруг все вдруг начинают только об этом и говорить, словно тебя подслушали. Через неделю, переключая с канала на канал в поисках необходимого футбольного, Денис случайно попал на кусок новостного выпуска. Корреспондент сообщал о начале реконструкции ограды около памятника... Памятника, где фотографировался Денис! Он даже отложил пульт в сторону, удивившись странному совпадению. В процессе рассказа о том, как именно будут делать новую ограду, и что она из себя представит, упомянули название улицы, где на памятник можно посмотреть. Это был совсем не Комаровский рынок. Денис ошибся, написал Марио совершенно неправильную информацию. Ещё пару дней у Дениса не выходила из головы собственная глупая оплошность. Ну, конечно! Какой Комаровский рынок? Там вообще другой памятник, пусть и чем-то похожий. А этот был на Партизанском проспекте. Да-да! Там же ещё гостиница рядом! Чёрт, а если Марио действительно поехал в Минск и ходит теперь, ищет памятник вообще в другом районе города? Денис отчаянно метался между тем, чтобы написать Марио, и тем, чтобы забыть вообще эту странную ситуацию, потому что, ну, в самом деле, прошло слишком много времени, уже совершенно плевать, где стоит этот грёбаный памятник. В итоге, написал. — Здравствуйте ещё раз. Вряд ли вы помните, но мы как-то говорили об одном памятнике в Минске. Я ошибся, он не у рынка, а на Партизанском проспекте. Это даже в другом районе города. Простите за ложную информацию, возможно, вам это было важно. Только после отправки сообщения до Дениса вдруг дошло: «Блядь, сейчас шесть утра. Ну, какой дебил пишет людям в такое время? Правильно, только дебил по имени Денис Черышев. Классно, а если я его разбудил? Теперь он вообще меня возненавидит. Я бы, вот, послал такого дебила на хуй. Блядь... И зачем я написал ему: «Вряд ли вы помните, но мы как-то говорили о памятнике?» Конечно, он помнит! У нас в диалоге два сообщения, они прямо вверху. Надо быть конченым идиотом, чтобы не обратить на них внимание. Хотя он мог и удалить диалог. Ну да, он точно его удалил. И почему я не удалил?..» — Доброе утро, Денис, — пришедшее сообщение чуть не заставило Дениса выронить телефон из руки. — А я вот думал, где же этот памятник. Просто у рынка совершенно другой. Я испугался, что его снесли. Просто понимаете, я был в Минске года два или три назад, фотографировался около него же, но совершенно забыл, где это. А мы с друзьями собираемся снова в Беларусь, я хотел им показать его. Хорошо, что вы вспомнили, а то было бы смешно, если бы мы искали памятник около рынка. Денис отмечает про себя, что его экскурсия с классом тоже была где-то два или три года назад. А ещё он зачем-то пишет Марио, как именно вспомнил про настоящее местонахождение памятника, хотя эта история вряд ли кому-то интересна. Да, на часах было около шести утра, а он переписывался с незнакомым человеком. Денис и представить тогда не мог, что их общение затянется на целых полгода. Что они вообще будут поддерживать общение. Ведь Денис не верил во всю эту «дружбу по переписке». Они пишут друг другу в любой момент времени, пишут обо всём. Например, Марио постоянно рассказывает случаи из своей жизни, часто упоминает каких-то своих друзей, с которыми он был то тут, то там. Марио шлёт красивые фотографии из той самой группы с картинками, мечтательно рассуждая, как хотел бы побывать вот здесь и здесь, а потом обязательно где-то ещё. Марио присылает странные шутки, и Денис даже смеётся над ними. Марио отправляет ему свои фотографии, сделанные где угодно, но он никогда не размещает их у себя на странице. Например, вот его сонное лицо утром, пока он ждёт чайник; в метро по дороге домой; со скамейки в парке; с работы, где ему очень скучно; а вот голубь на балконе; красивый кленовый лист; какая-то девушка гуляет с собакой, и Марио тоже сейчас гуляет, пусть Денис в этом убедится; ой, а какой закат сегодня был классный; а ещё Марио приготовил салат; Марио купил книгу; Марио не знает, какого цвета ему выбрать полотенце, поэтому скидывает Денису два варианта, а тот выбирает синее, хотя, скорее, голубое. Нет, они не друзья и даже не приятели. Денис всё ещё не верит в дружбу по переписке. Просто Марио... Он помогает Денису не повеситься от одиночества, которое стало внезапно тяготить. Марио постоянно рядом, ему всегда можно написать и высказаться. Денис действительно отвечает ему, пишет сам, рассказывая про очередной ужасный день, расписывает всё плохое, что сегодня произошло. Так удивительно, что у Марио, судя по сообщениям и фотографиям, всё прекрасно, здорово, даже работа скучная, но он её любит, ведь скука — это временно. Зато у Дениса, чтобы жизнь не казалась мёдом, постоянно случается всякая хрень, его раздражает буквально каждая деталь в этом мире, а особенно люди. Ну, кроме двух друзей, родного 11 «В» и, конечно, Марио. За полгода Денис привык общаться с ним. Марио стал неотъемлемой частью жизни, напоминающей о том, что Денис не до конца одинок, что он не какой-то бесполезный овощ, которому лишь бы не сдохнуть от безразличия ко всему. Ему на самом деле практически ничего не интересно. С каждым прожитым годом он всё больше и больше разочаровывается во всём, что раньше приносило хоть какую-то радость и эмоции. Возможно, ещё пара лет, и даже футбол перестанет его увлекать и отвлекать. Но Марио принёс с собой что-то новое. Даже непредсказуемое. Да, Денис знал, что любое сообщение от Марио будет полно оптимизма и радости от всякой ерунды, в этом плане всё ужасно предсказуемо, но ведь интересно, от чего же именно сейчас Фернандес в таком восторге. Очень часто Марио восхищался музыкой и непременно скидывал её Денису, утверждая, что тот обязан послушать и сказать своё мнение. Денис слушал, и хотя зачастую это была ужаснейшая попса, но ему заходило. Кое-что он даже сохранял себе, но, разумеется, никогда в жизни, даже под дулом пистолета, не признался бы, что слушает подобное. Почти неделю Марио молчит. Он не присылает фото, не скидывает шутки, не просит послушать песни, ничего не пишет. Денис справедливо полагает, что у него какие-то дела, он занят, может быть, что-то случилось, но в мозг неизменно закрадывается мысль, что Марио могло надоесть. Денис не верит в дружбу по переписке, поэтому исчезновение Марио для него было лишь вопросом времени. Кажется, момент настал. Марио надоело, надоело получать в ответ на свои радостные сообщения сплошной негатив и недовольство, надоело вытягивать из Дениса клещами какие-то эмоции и мысли, потому что Денис рассказывает о себе слишком мало, а Марио, напротив, всю душу, наверное, уже вывернул перед ним, по сути, совершенно чужим человеком. Денис прекрасно понимает, что общение с ним могут вытерпеть лишь два человека во всём мире: Федя и Саша. Потому что с первым их связывает прошлое, когда Денис был совсем другим человеком, а второй... да он просто ебанутый, а такие тянутся друг к другу, ведь и Денис вряд ли походит на адекватного со своим образом жизни и мышлением. Марио же будто выпал из другой Вселенной, какой-то радужной жизни, где у всех всё хорошо. Денис сам не знает, почему так раздражается, переживает, по-настоящему грустит из-за исчезновения Марио, если прекрасно понимает, что причин может быть масса, и он — одна из них. Он себя готовил к этому с самого начала спонтанного общения, но теперь будто столкнулся с чем-то неожиданным. С другой стороны, если он настолько озабочен возникшей проблемой, то почему бы не написать Марио? Всего лишь узнать, как у него дела. А зачем? Чтобы получить в ответ: «Прости, но ты мне больше неинтересен?» Нет, если Денис захочет испортить себе настроение ещё больше, он найдёт способ попроще. Поэтому вечер вторника, третьего сентября, начатого с Кокоринского: «Я календарь переверну...», которое тот использовал весь день вместо приветствия, Денис заканчивает более традиционно. У него есть вино ещё на три бокала, жаль, что сегодня нет футбола. Видимо, придётся искать какой-нибудь фильм, потому что просто пить — это точно алкоголизм. Кроме того, Денис решает убить время приготовлением салата. Единственного блюда, для которого ему не нужен рецепт. Кокорин даже называет друга «Королём салатов», потому что Денис умудряется смешать чуть ли не весь ассортимент холодильника в тарелке, но это обязательно будет вкусно. Вот только процесс готовки внезапно прерывается звонком в дверь. Денис даже не хочет выходить, ведь, наверное, опять какая-нибудь тупая бабка случайно открыла дверь втюхивателю пылесосов, и тот теперь свободно перемещается по дому, предлагая бесполезный товар. А Денис каждый год ловит себя на мысли, что уже не девяностые, втюхиватели должны были исчезнуть, как вид. Но звонок упорен и бесит. Денис зло кидает недорезанный огурец на разделочную доску, и как же не повезло тому, кто за дверью. — Пошли все в зад! — распахивая дверь, кричит Денис и выпадает в осадок. — Я тоже рад тебя видеть, дружище! — улыбаясь во все тридцать два, или сколько там у людей зубов, произносит Кокорин. — Слушай, меня тут из квартиры выселили. Буквально пару часов назад. Я у тебя недельку перекантуюсь? Денис видит коробки, пакеты, чемодан, спортивную сумку, какой-то цветок в горшке, гладильную доску и даже сушилку для белья, которые Саша кое-как разместил на лестничной клетке. И он всё это пёр с собой? Он же живёт достаточно далеко от Дениса. Черышев растерянно отступает обратно в квартиру, тем самым, молчаливо разрешая другу въехать к себе домой.