Натянутой струной слушать нытьё про бывшую,
Осознавать, что всё равно у нас не вышло бы,
Чувствовать между рёбер его безразличие.
Он для меня особенный, я для него обычный.
Денис всё ещё не понимает, что происходит. Кокорин с какой-то свойственной ему манерой начинает располагать свои вещи, даже не спрашивая, можно ли это делать. Он обходит квартиру друга, запоминая, где находится спальня, где ванная, где кухня. Не то чтобы у Дениса были хоромы, вообще-то. Наконец, Саша падает на диван и поднимает взгляд на друга. — Чёрт, откуда вы такие удобные диваны достаёте? — Так, блядь... — отмирает Денис. — Какого вообще хрена, Кокорин? Почему тебя выселили из квартиры? Почему ты решил ехать ко мне? Да встань ты с моего дивана, я на нём сплю! — В смысле? А спальня... Ты что, с кем-то живёшь? — Ни с кем я не живу. Просто сплю на диване, потому что мне тут больше нравится. Имея выбор из двух спальных мест в виде двухместной кровати и раскладывающегося дивана, Денис почему-то выбрал диван. Он жил в своей квартире так, словно она никогда ему не принадлежала, и в любой момент мог вернуться её настоящий хозяин. Денис не допускал беспорядка, будто всё время готовился к проверке от квартиродателей, и Денис не пользовался спальней, считая её лишней комнатой, за которую он зря платил при покупке этих квадратных метров. С момента переезда Денис не добавил ни одного нового предмета мебели, что создавалось впечатление, будто ему требуется для этого согласовываться с кем-то. Единственная вольность, на которую Денис оказался способен, — это подключение нескольких спортивных каналов, чтобы смотреть практически все футбольные чемпионаты. Причин всего этого было две. Первая заключалась в том, что Денис просто не хотел заморачиваться. Вторая — он жил один, поэтому не видел смысла в каких-то излишках, хотя это понятие для Дениса было немного отличным от большинства людей. Денис не умел жить для себя, а никого другого рядом не имелось. — Звучит бредово, но дело твоё. Слушай, пойдём на кухню. У тебя есть, что выпить? Просто так разговор лучше сложится, — не дожидаясь ответа, Кокорин самостоятельно начинает путь. Он видит недоделанный салат, открывает холодильник и достаёт вино, морщась, что осталось слишком мало. В итоге, Саша уходит за пивом, временно покидая Дениса и давая ему время свыкнуться с мыслью, что он никуда не исчезнет и действительно будет жить с ним, как минимум, неделю. Мешать вино и пиво — идея изначально дурацкая, но Денис, немного покривившись, всё-таки соглашается продолжить распитие, раз вечер повернулся именно в эту сторону. Кокорин ест салат, который на него не готовился, пьёт пиво и молчит, кстати, продолжая сидеть в джинсовой куртке. Денис проверяет, снял ли друг обувь, а то ему хватило бы мозгов запереться в грязном. К счастью, у Дениса нет ковров, а полы мыть легче, но делать это всё равно не придётся, ведь Саша оказался более-менее сознательным. — И почему же тебя выселили? — ещё раз интересуется Денис. — Меня подставили. — Начало отличное. Погоди, если тебя выселили, получается, ты всё это время жил в съёмной квартире? Я был уверен, что ты себе купил давно уже. — Нет. Я хотел, но потом забил. Просто у этих хозяев было вполне удобно, да и они никому больше сдавать не планировали, потому что и без меня желающих вообще не было. Ну, короче, ситуация, на самом деле, максимально тупая. Меня затопили соседи сверху. Я не заметил, был в комнате на тот момент, а это в ванной случилось. Ну, видимо, вода потекла дальше, к соседям снизу. Они подумали, что именно я их топлю, припёрлись, стали орать, потом мы заметили, что проблема не во мне. Тем не менее, у них там, как назло, блядский ремонт нарушился. Хер знает, как именно, но пришлось звонить моим хозяевам, чтобы определиться, что делать дальше. Ну, и я оказался крайним. Во-первых, вовремя не среагировал. Во-вторых, затопил нижних. Мои хозяева подумали и решили, что мне надо уехать. Пока они восстанавливают потолок в ванной, пока разбираются со всеми соседями, а я как бы не в тему под ногами. — Действительно тупо и херово, — Денис болтает в руке банку пива, проверяя, осталось ли в ней ещё что-то. — И ты собрал барахло на ночь глядя? Они даже не дали тебе время до утра? — Да какое утро... Мне в половине девятого уже в школе быть надо, а тут этот переезд. Я решил, что сейчас удобнее, чем завтра звонить Феде и просить отгул. Тем более, этот урод всё равно не даст. — Опа! По какому поводу Федя снова урод? И да, не отходя от него, почему ты попёрся сюда ко мне? Тебе до него куда ближе, да и вы друзья-то побольше, чем мы с тобой. — А потому что урод, потому и не поехал. Пошёл он на хуй, этот Федя. Уж лучше полгорода до тебя, чем к нему. К тому же, готов поставить зарплату, он там снова со своими бабами. А вообще, мы ещё в понедельник разосрались. Да, опять. Денис, хватит ржать в себя, это ни разу не смешно, это бесит! — Почему разосрались-то? — Потому что Федя — урод, — убеждённо отвечает Кокорин, вскрывая новую банку пива. — Короче, ты же знаешь, что у нас Артём физруком устроился? — Ну, не устроился, а ты его устроил. Между прочим, тут я с Федей солидарен, я бы тоже не хотел его видеть в своей школе после... — Да вы заебали, блядь! Это моё личное дело, ок? В общем, мы с Артёмом, ну, это... — Саша машет рукой, обрисовывая какую-то фигуру. — Только не говори, что ты решил с ним сойтись. — Нет. Этого мне не хватало для полного счастья, ага! Мы просто... Тридцать первого он предложил отметить своё назначение. Я вино покупал, помнишь? Ну вот, мы отмечали. Просто у меня планов никаких не было, а тут ещё блядский Федя со своей бабой. Когда мы с Артёмом сидели, я зачем-то подумал о том, что Федя сейчас с этой своей, что они там трахаются, блядь, как обычно. И мне так грустно стало, понимаешь? Ну, вот почему он никогда не бывает один? Почему вокруг него всегда полно баб, мужиков, да кого угодно? Это несправедливо! Короче, я прямо очень расстроился. А Артём... Ну, мы же выпили. И он рядом был. — И вы радостно переспали, я так понимаю? — Денис хлопает себя по лбу, вздыхая. — Ёпт, Кокорин, сколько можно на одни и те же грабли? Ты заебал, честно. Сходи, полечи голову. Кстати, хочешь скажу ещё кое-что? У Феди тридцать первого ничего не было. Он мне звонил, предлагал вместе где-нибудь посидеть, но я футбол смотрел. И я был уверен, что он тогда позвонит тебе. — Да, блядь! — сердится Саша, ударяя ладонями по столу. — Ну, почему всегда так? Почему, когда я думаю, что он там с кем-то, и из-за этого начинаю творить всякую хрень, оказывается, что Федя вообще ни хера не виноват?! — Потому что вы оба — сказочные долбоёбы. Ты, Кокорин, вообще долбаёб со стажем. Ладно, хорошо, ты переспал с Дзюбой. Опять. И что потом? При чём тут Федя и его уродская сущность? — Для начала, думаю, надо уточнить, что с Артёмом я переспал не один раз. Он у меня три дня был. И мы с ним три дня как бы это, ну, ты понял. Я не знаю, почему Федя вдруг взбесился. Я не говорил ему про Артёма, даже не намекал, да и самого Артёма в школе не было, чтобы он сболтнул чего-нибудь. К тому же, какое Феде вообще дело? У него своя жизнь, у меня своя. Всё, пусть отъебётся. Короче, в понедельник он вдруг назвал меня шлюхой. — Справедливо. — Заткнись. Естественно, мне хотелось ему врезать, но мы же в школе. Я просто ушёл, но до сих пор обидно. Собственно, всё, — но Денис ждёт чего-то ещё. — Ладно, не всё. Он не просто назвал меня шлюхой. Он ещё что-то там нёс, будто я специально перед ним хожу и всячески показываю, что снова переспал с Артёмом. И ещё он сказал, типа, я пытаюсь ему доказать, что я кому-то нужен, в отличие от него, хотя я — конченная мразь, а он у нас просто ангел... Не знаю, блядь, я всякий бред не слушаю. По итогу, Федя — урод. Нет, а какого хуя он ко мне цепляется? У него что, право какое-то есть? — Знаешь, почему он взбесился? — говорит Денис. — Ты на себя в зеркало давно смотрел? У тебя вся шея в засосах, как у реальной шлюхи. А Федя, вроде, слепотой не страдал никогда. По поводу нужности и ненужности... Блядь, как вы меня оба заебали! Один пытается найти себе бабу, как можно быстрее, чтобы о тебе не вспоминать. А ты трахаешься с Дзюбой, потому что тебе, видите ли, грустно. Ты возомнил себя одиноким, Федя сделал то же самое. И каждый ноет о том, что у другого давно кто-то есть, и это так несправедливо, потому что надо или страдать вдвоём, или вдвоём иметь пару. Господи, за что мне эта коллективная шизофрения рядом? — Подожди, ты сказал, что Федя тоже переживает? Ему тоже плохо и одиноко? Денис цокает языком, поражаясь тому, как медленно до Кокорина всё доходит. Неудивительно, почему они с Федей продолжают насиловать мозги и нервы друг друга. Как они вообще могли столько времени быть вместе? Федя и Саша встречались десять лет. В принципе, это можно было даже назвать полноценным гражданским браком, потому что девять из этих десяти лет они прожили в одной квартире, в горе и радости, так сказать. Денис, честно, постоянно пребывал в состоянии шока, потому что изначально был уверен, что их отношения распадутся через пару месяцев. У Феди было слишком много поклонниц, а Саша был вообще другим человеком, нежели теперь. Совершенно иные взгляды, полная Федина противоположность. А ещё у Смолова были своеобразные друзья. Даже Денис был очень своеобразным в те годы. Родные называли их бандитами, в школе их считали самыми отчаянными хулиганами, они входили в банду каких-то гопников, собранных по району, постоянно дрались и встревали в неприятности. Пили, курили, матерились, таскались по ночной Москве, орали под чужими окнами, только чудом не попадаясь милиционерам. Бегали быстро, наверное. При этом, что Федя, что Денис, имели неплохие шансы связать свою жизнь со спортом, так как оба числились в футбольных академиях и, несмотря на аморальное поведение, показывали достойные результаты. Да, весёлое было время, эти первые годы после девяностых. Тогда было возможно всё. — Конечно, переживает. Ещё бы он не переживал, — произносит Денис, усмехаясь своим мыслям. — Столько лет на тебя угробить и вдруг оказаться одному, когда уже почти тридцатка. Вот его и переклинило, что надо жениться, а то часики тикают. Никому же не хочется помирать в пустой квартире. В голосе Дениса слышна собственная грусть. Он-то самый лучший пример полного одиночества. Никогда и никого у Дениса не было. Ему целых двадцать восемь лет, а про отношения только от друзей слышал да в книжках читал. Впрочем, это раньше Денис переживал, особенно в подростковом возрасте. Гормоны требовали всякого, зато сейчас совершенно наплевать, он вполне готов, как морально, так и физически, умереть на своём диване, будучи окружённым темнотой и тишиной. Между прочим, никто никогда не застрахован от одинокой смерти. Вторая половина может умереть раньше, а детей можно и не нажить, или им будет просто всё равно на ваше существование. Так что, Денис справедливо решил, что его вариант одиночества даже получше. — Кокорин, я надеюсь, ты не задумался сейчас о том, чтобы снова вернуться к Феде, — предупреждает Денис, пристально смотря на друга. — Ни в коем случае, слышишь? Ни тебе, ни ему от этого лучше не станет. — Но если мы оба мучаемся после расставания... — Нет! Забудь. Не надо пытаться восстановить прошлое. Было и было. Всё, что ни делается, всё к лучшему. Вы не сможете начать с чистого листа, потому что каждый будет вспоминать, как было до, каждый, особенно Федя, будет бояться, что может повториться то, что случилось тогда. Не получится у вас жить спокойно и мирно. У тебя переизбыток нервных клеток? Тебе нужны скандалы? К тому же, если произойдёт какая-то поебень, вы же оба прибежите ко мне. А мне на хуй не упало снова вывозить это. Я тогда чуть не вздёрнулся. — Зато мы спасаем тебя от одиночества своей тупостью, — подмигивает Саша. — Так, ладно, забыли про сраного Смолова, давай о приятном. Я заметил, что ты уже несколько дней ходишь, будто кто-то помер. Надеюсь, это не так. Что у тебя случилось? — Всё прекрасно. Как обычно. — Марио? — Какой Марио? — Денис, не делай из себя идиота, ты самый мудрый человек, которого я когда-либо встречал. Что случилось у вас с Марио? — Нет никаких нас, Кокорин. Просто... Он неделю мне уже не пишет. Саша делает испуганное лицо и распахивает рот, выглядя максимально по-идиотски. Но Дениса пробирает на смех. — Он тебе не отвечает? Даже не просматривает сообщения? — Нет. Я ему ничего не писал. Обычно он всегда сам пишет, а потом у нас завязывается диалог. Сейчас он почти неделю не пишет. — Ну, ты напиши, спроси, может, у него что-то случилось. — Зачем? Я не хочу навязываться. Это общение изначально было обречено. Я всегда говорил, что невозможно завязать дружбу или приятельство через переписку, для этого необходим непосредственный контакт. Рано или поздно кому-то всё равно надоедает тратить время на человека, которого он не видит, который, возможно, отвечает через силу. Тем более, я больше чем уверен, что Марио заебался со мной говорить. — С чего вдруг? Полгода терпел, а тут заебался? — Вполне. Просто у Марио... У него такая интересная манера общения. Он ни разу мне ни на что не жаловался, прикинь? У него всегда всё прекрасно, он радуется любой херне. Даже если его облила машина, он рад, что это произошло именно в этот день, потому что у него выходной и он может прийти домой и постирать одежду. Мне иногда кажется, что он чуть-чуть того, — Денис крутит у виска пальцем. — Быть не может, чтобы человека никогда ничего не раздражало. — Ну, может, он просто тебе не рассказывает. Сам говоришь, что вы даже не приятели, с чего бы ему делиться проблемами? А на самом деле, он каждый вечер ревёт в подушку. — Ага, конечно. Кто угодно, но только не Марио. Могу поставить зарплату. И потом, когда это проблемы стали чем-то сокровенным? То есть фотки свои он мне скидывает, а один раз пожаловаться, что его обозвала бабка в автобусе, слишком личное? — Фотки?! Так, ты обязан мне их показать! — тут же воодушевляется Саша. — На хера? Обойдёшься. Марио явно шлёт их не для того, чтобы я показывал всем своим друзьям. Тем более, тебе. — Звучит так, будто он там голый. Хотя тогда ты тем более должен мне показать, — Денис показывает только средний палец. — Стоп, я же знаю пароль от твоего телефона. Кокорин подрывается с места, хватает быстрее Дениса его же телефон со стола и мчится в сторону комнаты. Пароль Дениса Саша выяснил случайно, буквально методом тыка, ведь кто же мог предположить, что Денис выберет в качестве кодового слова какой-то испанский футбольный клуб? «Валенсия» звучала красиво и напоминала о вкусном вине, к тому же, никто понятия не имел, что Денис неравнодушен во всему, что связано с этим названием. Переписка с Марио чуть ли не единственная среди всех переписок Дениса, здесь Кокорин тоже не испытывает никаких трудностей. Вот только Черышев, от которого приходится уворачиваться, очень мешает. — Он симпатичный. У него кто-то есть? — В душе не ебу. Отдай телефон! — Вы общаетесь полгода, а ты до сих пор не узнал, свободен ли этот Марио?! — Саша пользуется небольшим преимуществом в росте, поэтому поднимает руку вверх, чтобы у Дениса не осталось шансов вырвать телефон. — Серьёзное упущение, друг мой. Человек тебе всякую херню пишет, рассказывает... Ебать, он тебе даже сны свои рассказывает?! — Это было один чёртов раз! — Ого, он просил тебя выбрать ему рубашку? — И что с того? Если ему не с кем посоветоваться, и остался только такой придурок, как я? — Значит, скорее всего, Марио одинок. Денис, радость моя, ты танцевать должен! — Саша отдаёт телефон и получает подзатыльник за все свои успехи. — С какого перепуга? — Ты серьёзно? С тобой полгода переписывается какой-то симпатичный, явно одинокий, иначе он не тратил бы на тебя столько времени, парень, рассказывающий о себе всё, чтобы, очевидно, ускорить процесс вашего понимания друг друга. Денис, ты проёбываешь свой шанс. — Шанс на что, прости? Кокорин, если я переписываюсь с каким-то человеком, это не значит, что мы обязательно замутим. Только ты у нас готов после пары взглядов лечь к кому-нибудь в кровать. — А вот это обидно. Послушай, дружище, ты с кем-нибудь до этого Марио полгода переписывался? Ты вообще ни с кем не переписывался! Ерохинские вбросы не в счёт, там ясно, что у вас дальше дружбы ничего зайти не может. Вот только не надо так удивляться! Конечно, мы рассматривали Ерохина, как вариант для тебя. Мы, вообще-то, очень переживаем за тебя и полное отсутствие секса в твоей жизни. Серьёзно, Денис, ты живёшь хуже шаолиньских монахов! — Кто, блядь, мы, Кокорин?! — Я и ещё один урод с татуировками, — Денис раздражённо выдыхает. Его друзей даже могила не исправит, наверное. — Вот знаешь, почему ты сейчас бесишься? Потому, что это правда. Марио тебе нравится. Хотя мне бы на твоём месте нравилось вообще всё. Двадцать восемь лет и ни разу не заняться сексом! Я бы сдох уже. — О, поверь, в этом я не сомневаюсь. Вот только жизнь не сводится к желанию потрахаться, Кокорин. Есть куча других вещей, помимо секса, которые... — Так говорят только девственники и импотенты. Я искренне верю, что ты не относишься ко второму. Денис, признайся хотя бы самому себе, что у тебя конкретный недотрах. Иначе ты не ебал бы всем мозги своей вечной депрессией, недовольством и занудством. — Пошёл в жопу, Кокорин. И хотя разговор на этом был закончен, Денис, отослав друга не только в пятую точку, но и в спальню, не смог уснуть этой ночью. Почему-то мозг решил обдумать слова Саши. Тот никогда не был совсем уж дураком, да и в отношениях понимал побольше. Может, он прав? Может, Марио поддерживал их общение тоже с какой-то конкретной целью? Тогда, получается, раз он не пишет уже неделю... А вдруг он действительно себе кого-то нашёл? Парня, девушку, да хоть собаку завёл и теперь не имеет столько свободного времени, да и желания разговаривать с Денисом. Мысль о том, что у Марио, возможно, изначально не одинокого, мог кто-то появиться, заставляет Дениса переживать и волноваться, словно случилось страшное.***
Долгий вечер и ещё более длинную ночь со вторника на среду оказалось так же тяжело перенести ещё двум людям. В другом конце Москвы, если считать от квартиры Дениса, Антон всё же дождался, когда брату надоест переживать по поводу расставания с Элей, и он просто уснёт. За несколько часов Антон сто раз повторил Лёше, что тот не должен убиваться из-за какой-то женщины, которая не способна ценить человека, если у него что-то не так с семьёй, по её же субъективному мнению. Честно, Антону очень хотелось высказаться по поводу мнения Эли, ведь оскорблять их семью... Это какой же сукой быть надо! Но Антон тактично промолчал, чтобы Лёша не расстроился ещё больше. К тому же, в эту секунду брат вознамерился позвонить Эле и ещё за что-то перед ней извиниться. Антон телефон перехватил. И вот Лёша, наконец-то, спит, а у Антона есть шанс передохнуть от событий всего дня. Он оставляет брата в комнате, а сам идёт к его вещам, брошенным в коридоре. Мама придёт через полчаса, если её ничего не задержит на работе. У неё не должно появиться неожиданных вопросов. Никто не должен узнать о том, что Лёша чуть не натворил. Хотя, с другой стороны, Антону хотелось бы посмотреть на реакцию семьи... Нет. Лёша останется для них примерным сыном и самым лучшим ребёнком. А всё остальное — это секрет, который предназначается только Антону. Он раскладывает Лёшины вещи так, как они, кажется, лежали. Ну вот, будто ничего и не произошло. Как раз мама дверь ключом открывает. Антон помогает ей накрыть на стол и говорит, что Лёша ужинать не будет, да и вообще он сегодня у него в комнате поспит. — Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает мать. — Они с Элей расстались, — либо Антону кажется, либо на лице матери промелькнуло облегчение. — По телефону его бросила. Вот буквально час назад. Он очень расстроен. Сейчас спит. — Ты тогда в гостиной сегодня ложись... — Я вообще-то думал побыть рядом с ним. Ну, мало ли ему будет морально плохо. Серьёзно? То есть всё, что сейчас беспокоит маму, — это где и с кем они сегодня будут спать? Её совсем не интересуют подробности Лёшиного самочувствия, причина расставания с Элей, а вот, чтобы Антон ночевал подальше от брата... Иногда Антона посещают мысли, что это всё сделано специально, будто все уже давно знают о его неоднозначных чувствах к Лёше, просто произносить это вслух, наверное, аморально, но надо сделать всё возможное, чтобы у них и шанса не было. Антон и без посторонних знает, что шансов у него нет. Но помечтать можно? Можно хотя бы ночь рядом побыть, представив, будто это... — Всё, что ни делается, всё к лучшему, — говорит уже за ужином отец, возвращая Антона в реальность. — Эльвира не производила впечатления благовоспитанной... девушки. Тем более, ей почти тридцать лет! Уму непостижимо, где Лёша вообще мог с ней познакомиться. — Первая любовь часто бывает ошибкой, — рассудительно поддерживает мать. «Да уж. На ошибках учатся, после ошибок лечатся», — думает Антон, а потом встаёт из-за стола, бросая свой ужин. Уснуть у него тоже не получается. Он слишком сильно волнуется за брата, за то, что тот будет чувствовать утром, потому что раньше с ним такого не случалось. Да, каждое расставание приносило ему боль, но не настолько сильную. Обходилось без многочасовых истерик, желания позвонить и исправить то, в чём даже не виноват. Обычно Лёша сердился, наоборот, не желал видеть свою бывшую и только на следующий день начинал грустить, да и то молча. Просто выглядел понуро, перенося всё внутри. Антон, признаться честно, даже испугался, когда увидел своего брата совершенно убитым. Неужели он действительно любил эту Элю? Сейчас Антон думает даже о том, что, может, у них было будущее, может, он в душе даже согласен на то, чтобы Лёша был именно с ней, а не чёрт знает с кем другим. Волнение растёт с каждым часом, мысли нагружают мозг, не давая расслабиться. Антон сидит на диване, прижав к себе колени, и смотрит на Лёшу, надеясь, что завтра всё обязательно будет лучше, всё исправится само собой. Нет, здесь невозможно спать. Лежать рядом с братом невыносимо. Особенно тогда, когда понимаешь, что всё это лишь обстоятельства, а не какая-то параллельная реальность, где они всегда засыпают рядом. Антон уходит в гостиную. Устраивается на другом диване, пытаясь хоть немного поспать, потому что остаётся всего лишь часа три-четыре, а потом зазвенит будильник в родительской комнате. От окна ползёт противное предрассветное сияние, протискивающееся сквозь жалюзи. Солнце где-то там начинает всходить по небу, и бледная тень ложится на подоконник. Антон закрывает глаза, но устаёт смотреть в темноту, да и есть ощущение, будто рассветная дымка проникает под веки. Он ворочается, наконец, с отчаянием бьёт ладонью по подлокотнику и идёт на кухню. Пока никто не видит, курит медленно в приоткрытое окно, несущее в квартиру что-то подобное утренней прохладе. Когда уже начнутся дожди? К моменту пробуждения родителей Антон выкуривает две сигареты из пачки, купленной по пути от Головина, но даже это не успокаивает нервы. Антон чувствует, как его начинает иногда бить дрожь, что свидетельствует о высшей степени волнения. Из-за чего бы? Он так сильно переживает за Лёшу? Да. Да, за Лёшу, которому вообще наплевать на Антона и на его переживания. Потому что Лёше интересна только собственная жизнь и собственные проблемы. Он проснётся и начнёт думать, что делать дальше, а не о том, что из-за него не спит один человек, места себе тут не находит. На самом деле, это ужасно обидно. Переживать за человека, который, слава богу, что хотя бы знает о твоём существовании, но совершенно не думает о тебе и про тебя. Это всё равно, что переживать о чувствах грёбаной бетонной стены, пока в ту вколачивают гвоздь, чтобы повесить картину. Антону кажется, что гвоздь сейчас вколачивают в него. Он не хочет встречаться с родителями с утра пораньше, потому что будет много вопросов, а потом мама обязательно скажет: — А я говорила тебе спать в гостиной, вам вдвоём неудобно будет. Взрослые же. Да, потому что взрослые, потому и неудобно. Потому что Антону скоро восемнадцать, и он знает куда больше, чем в пятнадцать, когда Лёша его поцеловал. Лёше, как ни странно, тоже восемнадцать, и он знает ещё больше. Он знает то, о чём Антон имеет лишь смутное представление, основанное на совсем нескромных рассказах Димы и на каких-то чёртовых порнофильмах. Антон снова сидит на диване рядом с братом и понимает, что ужасно устал. Устал от чувств к Лёше, от того, что ничего не клеится с футболом — единственной отдушиной в этом мраке, от того, что родителям плевать на него, от того, что сейчас он не спит, а потом начнёт клевать носом прямо на алгебре и обязательно получит двойку. Одно и то же. Из года в год. Неужели куску Вселенной, отвечающему за жизнь Антона, не надоело терпеть это однообразие? Антон дожидается, когда утренняя суета в квартире закончится, а потом выползает обратно на кухню. И сколько Лёша ещё будет спать? Антону не хочется его будить, потому что он сам не готов к этому пробуждению. Неизвестно, какой бред придёт в Лёшину голову, утомлённую истерикой и разрушившимися надеждами, а Антон сейчас хочет... Антон хочет каких-то перемен. Хочет, чтобы в его жизни произошли кардинальные изменения, чтобы долбанная Вселенная, про которую рассказывала одна из девушек Димы, услышала его просьбу и дала ему... любви и алкоголя? Хотя бы. А дальше посмотрим. Но любви, пожалуй, в первую очередь. Нормальной какой-нибудь только, без всяких Лёш и прочей чуши. Зелёный чай бодрит лучше, чем кофе, от которого потом наступает своеобразный откат, и тебя снова клонит в сон. Только чай заварен кривыми руками Антона, поэтому горький и противный, да и жарко от него... Лёша пьёт чай в любую погоду, кажется. — Доброе утро, — тихо произносит брат, подпирая плечом арку. — Ты чего так рано? — Я вообще не спал. Не хотелось. — И как мы в школу пойдём? Ты же уснёшь ко второму уроку. — А что у нас там? — Физика. Сначала алгебра, потом две физики, — Лёша бросает взгляд на календарь, а потом садится за стол напротив брата. — Тош, иди спать, а. — Пятнадцать минут мне не помогут. — Я вообще-то про часа три, — Антон удивлённо смотрит на Лёшу, как бы спрашивая, в своём ли он уме. Они вчера практически весь день прогуляли, сейчас он предлагает забить на первые три урока. — Алгебры на этой неделе и так полно, а физика... Мы её прогуливаем с тех пор, как она появилась. Ничего не изменится. И с чего ты вдруг начал переживать по поводу прогулов? Антон удивляется ещё сильнее, потому что никогда не задумывался, что Лёша способен прочесть его мысли. В целом, он прав, Антон действительно начинает чувствовать сонливость. Чай, видимо, как-то неправильно на него действует. Спать на физике — это всё равно, что прогулять её, вот только можно лежать на диване, а можно скрючиться за столом, надеясь, что Димина спина скроет от глаз Далера Адьямовича. Впрочем, он заметит. У него к Миранчукам особые претензии, которые в последние два года решаются исключительно через Фёдора Михайловича. Ну, ничего, сходят, поговорят. Тем более, уже четвёртое, а они ни разу не заявились к директору в кабинет. Даже странно. — Тоша, иди. — Чё ты меня выгоняешь? Так, подожди. Вот я сейчас засну, а ты чем заниматься будешь? — Лёша пожимает плечами. — Ага, значит, позвонишь этой своей Эле или смски ей писать начнёшь с извинениями. Снова сотворишь какую-нибудь хуету... — Не буду я ничего делать. Ты был прав. Надо сделать вид, будто Эли никогда не существовало. Хочешь, я отдам тебе свой телефон, чтобы ты успокоился? — Не надо. Верю. Но Лёша всё же пишет сообщение, правда, не Эле, а Диме, говоря, что они с братом придут только к химии. Если случится что-то интересное, то Баринов обязан тут же сказать. Дима отвечает, что есть одна новость, но её надо именно услышать, потому что это нечто глобальное. Лёша ходит по квартире, думая, что же теперь делать. Эли больше не будет, пытаться восстановить с ней отношения бесполезно. На самом деле, то, что она наговорила ему вчера, наверное, сгоряча, было, в целом, правдой. Хорошенько обдумав, Лёша действительно понимает, что семья могла бы и получше отнестись к его выбору. Разве родители не должны желать счастья для своих детей? А с Элей Лёша был очень счастлив. Не просто так он задумывался о том, чтобы сделать ей предложение, не просто так представлял их совместное будущее. Она могла стать той самой. Единственная вещь, с которой Лёша вчера и сегодня, да и, наверное, всегда будет не согласен, — Элины слова про Антона. Да, он за ужином вёл себя, как самый настоящий придурок и козёл, но он ведь переживает за брата. Если бы Лёша оказался на его месте, то, возможно, поступил бы так же. Антон хотел убедиться, что у этой истории конец будет не таким, как раньше, поэтому он задавал дурацкие вопросы. Антон переживал и заботился, что, конечно, вызывает у Лёши сейчас улыбку. Но Эля этого не поняла и не оценила. Она называла Антона такими словами, которые Лёша мог адресовать, пожалуй, какому-нибудь своему врагу, если бы тот появился. И стоит ли любить человека, который так относится к Антону? Лёша мог бы простить и объяснить всё, но не это. Потому что Антон — самый близкий человек, ближе никого никогда не будет. Антон — это его неотделимая часть, это что-то особенное, что нельзя описать словами. Лёша знает, что Антон не спал целую ночь, потому что тяжело не реагировать на его громкие шаги по паркету и на периодическое отсутствие тепла рядом. Несмотря на всё произошедшее за день, Лёше почему-то было очень даже хорошо спать на этом вечно разобранном диване брата. Спокойно, удобно. Ещё Антон бы не накручивал себя из-за всякой ерунды, было бы просто замечательно. Лёша уже не первый год замечает, что с близнецом что-то происходит. Они вроде бы всё время вместе, рядом, но Лёша понимает, что они перестали разговаривать друг с другом, начали хранить какие-то секреты, которыми раньше обязательно поделились бы. Лёша понятия не имеет, что творится в жизни Антона, хотя ему казалось, что всё вполне очевидно.***
Вполне предсказуемо Саша и Денис опаздывают на работу, что уже не нравится Черышеву, так как он уверен, что опоздания не было бы, если бы вчера к нему не переехал один тупой друг. Друг, который врывается к нему в кабинет после первого урока с горящими глазами и фразой: — Вопрос жизни и смерти! — Подожди, пока люди уйдут, — кивает Денис на десятиклассников, с которыми у него только что был урок русского, и устало потирает глаза. — Когда у Марио день рождения? — стоит последнему ученику выйти за дверь, тут же продолжает Кокорин. — Откуда мне знать? Вроде бы за эти полгода он ничего не отмечал, — Денис достаёт телефон из кармана, заходя на страницу Фернандеса. — Если верить этой информации, то девятнадцатого сентября будет. Достаточно скоро, хм. Тебе зачем вообще? Саша что-то печатает у себя в телефоне, ждёт загрузки страницы, после чего выдаёт: — Поздравляю, Денис, это судьба. Вы совместимы по знаку зодиака! — Блядь, Кокорин, успокойся уже. Совмести себя с кем-нибудь. — У вас будет гармоничный союз, потому что оба расчётливы, умеете работать и зарабатывать, вам важны не слова, а действия. Кстати, это действительно круто, потому что ты разговаривать с людьми не умеешь, — Денис фыркает. — Вот-вот. Дева начинает первая думать о новом знакомом! А я говорил тебе, что Марио... — А я уже говорил тебе заткнуться? Я не верю в эту хрень, Саша. Там про всех напишут, что вы совместимы, лишь бы популярность сайта не падала. Вы со Смоловым, наверное, тоже лучшая пара на свете. — О, кстати, я ведь не проверял, — словно даже не слушает Кокорин. Он быстро вбивает по памяти соответствующие данные и ждёт. — М-м-м, знаешь, ты прав. Сайт действительно хрень. Он утверждает, что мы не совместимы. — Да ладно? Знаешь, а я, пожалуй, теперь склонен его послушать. И что же там у вас? — У нас типа совершенно разные характеры, привычки и взгляды на жизнь. Ну и бредятина же! Мы хорошие друзья, но в отношения нам лучше не вступать. В этом союзе рождённые под знаком Рыб чувствуют себя ненужными и обделёнными вниманием. Да нихрена подобного! Всё меня устраивало. Рыбы слишком эмоциональны и всё воспринимают близко к сердцу. В таком союзе есть вероятность измены. Вот ведь чушь! — Саша раздражённо закрывает сайт. Несмотря на то, что практически всё прочтённое другом сошлось, Денис не собирается верить в гороскопы. Тем более, в гороскопы со своим непосредственным участием. Он даже не знает, что в ситуации его поражает больше: маниакальное желание Кокорина с какой-то радости свести их с Марио или методы, которые этот же Кокорин выбирает. Молчание прерывается появлением в кабинете Ерохина. У него, как и у Дениса, «окно» во время следующего урока, поэтому он предлагает провести это время в столовой. Денис, который по милости Саши не успел поесть, с удовольствием принимает предложение. Саша увязывается следом, потому что ему нечем заняться. Казалось бы, у завуча старшей школы должно быть непомерно много работы, но Кокорин умудрялся грамотно распределять нагрузку, а если быть точнее, то грамотно от неё избавляться, ненавязчиво заставляя работать других. Большая часть, конечно, доставалась Феде, который из кабинета не выходил днями, разгребая то, на что у Кокорина не хватало времени и усердия. Федя, кстати, не раз задумывался о том, зачем он вообще пригласил Сашу работать в своей школе. Да, ему срочно нужен был завуч, заодно помощник, поэтому пришлось выбрать единственный знакомый и свободный вариант, но теперь, по прошествии времени, можно было бы подобрать кого-то получше. Кого-то, кто будет делать что-то полезное. Но ведь нельзя же уволить друга. К тому же, того больше никуда не возьмут. — А мы помирились, — радостно сообщает Саша, смотря, как Денис распределяет части салата по тарелке, складывая в отдельную сторону помидоры, огурцы и листья салата, чтобы сформировать три кучки. — Кто-то с кем-то ссорился? — удивляется Александр. — Ну, у меня был небольшой конфликт с Федей. В целом, ничего важного. — Я ещё подумал, чего ты такой радостный, — хмыкает Денис. — Уж не значит ли ваше примирение, что?.. Саша пожимает плечами, загадочно улыбаясь. Денис несколько раз твёрдо повторяет: «Нет. Я въебу вам обоим, если это снова начнётся». Ерохин продолжает вопросительно следить за ситуацией. Денис, Саша и Федя всегда дружили втроём, и до определённого момента в их жизни никогда не появлялось дополнительных друзей. Потом с Сашей случился Дзюба, которого Федя и Денис коллективно ненавидели, пусть и по разным причинам. Артём в их круг не входил, и кое-кто надеялся, что не войдёт никогда, но в свете последних событий и общего места работы, ничего не мешает Саше попытаться впихнуть Артёма в этот десятилетиями существующий коллектив. Впрочем, со стороны Дениса тоже случился один человек, но к нему Федя с Сашей относились вполне дружественно. Хотя, как выяснилось, лишь по той причине, что видели в нём пару для Дениса. Наверное, Александр бы не оценил, если бы Денис рассказал, по какому поводу ему так рады Смолов и Кокорин. А сошлись они, кстати, вообще достаточно неожиданно. Дело в том, что Александр пришёл в школу на год позже, когда проблема с учителями истории встала особенно остро. Ерохин был настоящим фанатиком своего предмета, что автоматически зачислило несколько плюсов в его карму, когда Федя принимал его на работу. С Денисом им пришлось завязать общение, скорее, по необходимости. Александр вёл историю у тогда ещё 9 «В», поскольку Людмила Анатольевна предсказуемо отказалась от этого класса, наговорив Денису кучу мерзостей про его детей. А потом Александру и Денису пришлось общаться ещё больше, потому что Саша Головин вдруг решил сдавать экзамены по литературе и истории. Собственно, он намеревался сделать это и на ЕГЭ. Александр стал чаще появляться в кабинете Дениса, они начали ходить вместе в столовую, постепенно обнаруживая много схожих интересов и взглядов. В конце концов, Денис позвал Ерохина на Новый год, который традиционно отмечал в кругу друзей, то есть среди Саши, Феди и Фединых знакомых. Если ему можно притаскивать каких-то непонятных людей, в том числе Наталью, то почему Денис не может привести Александра? Вот тогда, видимо, Кокорин и Смолов вдруг подумали, что эти двое могут сойтись теснее, чем в плане дружбы. — То есть, получается, ты теперь не разрешишь мне переехать к Феде? — уточняет Саша. — Раз ты боишься, что всё может возобновиться, а это, на твой взгляд, очень плохо. А ведь утром ещё орал, что выгонишь меня на улицу. — Да съезжай куда хочешь. Сам потом будешь жаловаться, что у Феди в квартире какие-то бабы, и тебе некомфортно. Между прочим, Саша, неприлично обсуждать непонятные темы в присутствии третьих лиц, — Денис указывает на Александра. — Я больше, чем уверен, что Александр прекрасно понимает, о чём мы. — Если честно, не очень. Боюсь, что я мог придумать себе чего-нибудь очень нехорошего. Но, выходит, ты переехал к Денису? И чтобы не вдаваться в подробности, касающиеся Феди, оставляя Ерохина с собственными выдумками, Кокорин начинает красочно расписывать историю своего выселения.***
Игорь мог бы радоваться — сегодня Артём пришёл на работу даже раньше него. У Дзюбы не было никакого желания оставаться в своей поганой общаге, из неё он бежал всеми возможными и невозможными способами, а единственным местом, где можно было провести какое-то время, внезапно оказалась работа. По средам их с Акинфеевым рабочий день начинался на втором уроке, но Артём топтался у дверей школы уже во время традиционного утреннего построения дежурного класса. Построение обычно проводил Кокорин, но сегодня он безбожно опоздал, поэтому Артёму не удалось перекинуться с ним парой слов, как планировалось. Артём не знал, как, но знал, зачем ему нужно вернуться в Сашину квартиру. В общаге с каждым днём становилось всё невыносимее, а вчера он вообще умудрился раздавить таракана на кухне. Артём, к слову, всегда был человеком довольно брезгливым, поэтому после инцидента, на который не среагировал никто из присутствующих в помещении, ни о каком ужине думать уже не приходилось. У Саши хотя бы не было тараканов, а остальное, например, нерасположение самого Кокорина, вполне можно перетерпеть. Тем более, Артём знал несколько способов уговорить Сашу на что угодно. Пока же он расхаживает по всему первому этажу, думая даже попросить на вахте ключи от зала. Там можно, в теории, поваляться на матах. Правда, они точно ужасно пыльные и воняют грязными носками, но, с другой стороны, есть ли у Артёма вообще выбор. На вахте изо дня в день сидел один и тот же мужчина. Кстати, довольно молодой для должности вахтёра. Артём всегда представлял вахтёров, как старых, брюзжащих дедов, смотрящих новости по телевизору и ругающих происходящее в стране. Ну, во всяком случае, у него в общаге был именно такой вид вахтёрского рода. — Привет, — говорит Артём, кладя локти на высокую стойку, отделяющую его от вахтёра. Тот медленно поднимает глаза от книги. — Что читаем? — Эм, — мужчина переворачивает обложку. — «Унесённых ветром». Вам ключ какой-то дать? — Ой, да не парься ты с обращениями. Мы ж с тобой почти ровесники. А ключ мне от зала нужен, если что. — Ну, есть субординация, — пожимает плечами мужчина, вставая из-за стола. Он открывает дверцы какого-то шкафа, где целая секция отведена под крючки с висящими там комплектами ключей. Всё педантично подписано довольно красивым почерком. — А какой именно зал? — У вас их разве много? — удивляется Артём. — Я про спортивный. — Есть конференц-зал, есть кабинет музыки, который у нас некоторые тоже залом зовут. Ну, спортивный, само собой. Вот. Распишитесь в журнале, — вахтёр пододвигает толстую тетрадку, засунутую так по-учебному в прозрачную обложку, чтобы страницы не обтрепались. Должно быть, у него какой-то бзик на аккуратность. Артём почему-то задумывается о том, что в доме у этого человека тоже должны царить чистота и порядок. Не то, что в общаге... Безумная мысль попытаться провести вечер в квартире вахтёра рождается и даже обдумывается Артёмом в те мгновения, пока он ставит свою подпись. — И фамилию ещё рядом. Вы число забыли поставить. Теперь всё, да. — Меня, кстати, зовут Артём, — сообщает Дзюба и тянет руку за ключом, но, когда случайно сталкивается с ладонью вахтёра, не спешит разрывать прикосновение. — Хорошо. Роман Сергеевич, — в свою очередь представляется вахтёр. — Ромочка, значит, — подмигивает Артём, забирая ключ, и уходит, оставляя нового знакомого, кажется, в полном ступоре. Впрочем, долго думать над всем этим не выходит, потому что Артёму внезапно хочется есть. Ну, ещё бы, он вчера не ужинал, а сегодня не завтракал, да и вообще посещать кухню теперь не входило в его планы. Столовая, как назло, открывается только в половине десятого. Артём буквально считает каждую минуту, действительно развалившись на двух матах. Кстати, не так плохо, как он думал. Пожалуй, в общаге хуже. Но вот необходимый час настаёт, и Артём чуть ли не бегом направляется в столовую. По пути, однако, ему встречается Саша, выходящий, похоже, из кабинета директора. Судя по улыбке, настроение у Кокорина должно быть получше, чем вчера, когда он выставлял Дзюбу на улицу. Столовая чуть-чуть отодвигается, важно поговорить о перспективах возвращения. Диалог завязывается довольно легко, и вот они уже в Сашином кабинете. Артём переходит к главному, при этом подходя к Кокорину ближе. — Я тут подумал насчёт вчерашнего. Может быть, я что-то делал не так всё это время. — Звучит, словно я должен дать тебе ещё один шанс, — усмехается Саша, скрещивая руки на груди и выжидающе смотря на Артёма. — Неплохая идея. Просто у нас, вроде бы, что-то могло получиться. Да, я помню, как ты вчера назвал всё это, но, возможно, у меня получится тебя переубедить. Кокорин подзывает Артёма к себе пальцем, не прекращая улыбаться. Он обвивает руками его шею, смотря в глаза, и произносит: — Всё бы хорошо, Тёма, да только меня вчера выселили из квартиры, — на разочарование в глазах Дзюбы можно смотреть вечно. Саша думает, что Денис бы им сейчас гордился. — Так что, мне тоже жить негде. Но если ты хочешь... Может, я перееду к тебе в общагу? Ну там, рай в шалаше, все дела. Дзюба снимает Сашины руки со своей шеи, отходя на несколько шагов назад. Кокорин смеётся. — Отлично начали, Тём. Ищи себе кого-то другого с квартирой. — Мог бы сразу сказать. Поиздеваться хотел? — Ага, — довольно произносит Кокорин. — Просто небольшая месть. Ты мне, как-никак, всю жизнь запорол. До сих пор расхлёбываю. — А никто не заставлял тебя раздвигать ноги. — А тебя никто не заставлял проёбывать талант, деньги и возможности. Глядишь, до сих пор миллионы зарабатывал бы, а не тух в своём клоповнике. И, кстати, будь благодарен за то, что я тебя сюда пристроил, а то неизвестно, на каком вокзале ночевал бы сейчас. Артём только хмыкает. Конечно, в чём-то Кокорин был прав. Если бы не эта работа физруком, то жизнь могла вообще уйти под откос. И всё же Артём до сих пор считает, что его блестящая спортивная карьера была испорчена именно Кокориным. Ну, по крайней мере, он точно стал последней каплей. После столовой Артём снова бродит по этажу, но теперь в ожидании Игоря. Напротив зала есть огромный стенд, чуть ли не со стену размером, в котором выставлены все кубки, медали и памятные фотографии, запечатлевшие выдающиеся спортивные достижения школы. Артём отмечает, что много наград относится к волейболу, видимо, в школе была какая-то сильная сборная. А вот ещё бадминтон. Так себе спорт, конечно, они бы ещё победой в дартс гордились. Впрочем, лучше, чем ничего, наверное. Артём идёт дальше, пока его взгляд не цепляется за одну фотографию, подписанную 2004 годом. Немного выгоревшая, но вполне разборчивая. На фотографии школьная футбольная сборная, собранная среди учеников одиннадцатых классов. Городской школьный чемпионат какой-то. Рядом с фотографией есть только небольшая записка, но никаких кубков и медалей. Судя по тексту, фотография была сделана перед матчем в четвертьфинале этого чемпионата. Артём оглядывает весь стенд, пытаясь найти больше информации, однако вынужденно приходит к выводу, что дальше этого матча сборная никуда не прошла. И, видимо, это было единственное футбольное достижение на ближайшие десять лет. Впрочем, никаких существенных достижений до 2004 года тоже не имеется. — Доброе утро, что изучаем? — спрашивает Игорь, и впервые от неожиданности дёргается Артём, а не его коллега. — Да вот, спортивные достижения школы. Прикинь, они в городском школьном чемпионате по футболу до четвертьфинала доходили. Правда, это было десять лет назад. — И что удивительного? — Просто... Это же какой-то школьный чемпионат, наверняка, что-то чмошное и больше для галочки, чем для чего-то стоящего. Насколько же у них всё плохо... А потом ещё ругают, будто у нас в стране футбола нет. Конечно, нет, если в каких-то стрёмных чемпионатах никто ничего не добивается... Игорёк! — вдруг разворачивается к нему Артём, хватая за плечи. — Слушай, а давай команду соберём? — Что? Артём, во-первых, я просил не называть меня так. Во-вторых, какая команда? — Ну, сборная по футболу. Чтобы в чемпионате участвовать, — судя по искрам, исходящим из глаз Артёма, его действительно привлекает эта мысль. — Нет. Я в этом точно участвовать не буду. У нас с тобой огромный учебный план, чемпионат в него точно не вписывается. Да и я — не тренер, а физрук. К тому же, с чего ты вообще взял, что я могу разбираться в футболе? — А каким ты спортом занимался? Ты же точно чем-то занимался, я по фигуре вижу. Игорь нервно облизывает губы. Ну да, сейчас, конечно, лучший момент, чтобы начать выяснять, кто и кем был в прошлой жизни. Игорь совершенно не хочет рассказывать Артёму про то, что когда-то был действительно футболистом, а точнее вратарём. Какое дурацкое совпадение. Можно истерически посмеяться. Игорь так старательно избавлял себя от всего, связанного с футболом, несколько лет, чтобы теперь снова с ним столкнуться. Вот уж правду говорили некоторые его бывшие одноклубники: не ты выбираешь футбол, футбол выбирает тебя. — Так, определённо, не борьбой, — начинает зачем-то играть в угадайку Артём. — У тебя уши целые, да и слишком ты хрупкий, — Игорю хочется возмутиться. Что за слово вообще «хрупкий»? — Ни плаванием, ни бегом, ни тяжёлой атлетикой... Что там у нас ещё есть? Для баскетбола ты низкий. Для волейбола... Волейбол? — Кёрлинг, — цокает языком Игорь. — Реально? — Разумеется. А разве не видно? Артём стоит с нечитаемым выражением на лице, кажется, пытаясь осознать действительность, несколько мгновений, а потом заливисто смеётся. — Ладно, Игорёк, скажи уже. — Для начала, прекрати насиловать мои плечи, — Игорь пытается высвободиться из хватки Артёма, но тот будто только сильнее сжимает. — Не отпущу, пока не скажешь. Ну, чем ты там занимался, что говорить стыдно? — Не стыдно! Я был футбольным вратарём! Достаточно? — Ого, так, а чего ты тогда против команды? — Да потому, что не хочу! Не хочу я никого тренировать и готовить к каким-то соревнованиям. Я не умею это делать. Зачем школе новый провал? К тому же, мы понятия не имеем об этом чемпионате. Как он проводится, какие условия для организации сборной, есть ли смысл вообще участвовать... — Игорёк, я тоже тренером никогда не был, но почему бы не попробовать? В конце концов, это не настоящая сборная, а только какие-то школьники. — Тебе надо, ты и тренируй. — Да я с радостью. Просто кто-то же должен подготовить вратарей, а тут такая удача, ты в этом что-то понимаешь! Я всю жизнь нападающим был, я в ваших этих приёмах вообще не шарю. — Ты тоже был футболистом? — даже немного удивляется Игорь. Он окидывает Артёма с ног до головы, отмечая, что тому, наверное, с его габаритами было довольно проблематично играть в нападении. — В любом случае, ты ничего не знаешь об этом чемпионате. — Ой, дело пяти минут, — отмахивается Артём. — Прогуглишь? — Нет, обращусь к авторитетным источникам сначала, а вот потом прогуглю, разумеется, — отвечает с улыбкой Дзюба и щёлкает Игоря по носу, заставляя того на некоторое время выпасть из реальности. — Эй, ты куда собрался? У нас урок, вообще-то! — Игорёк, начни без меня, хорошо? А я к авторитетному источнику пока смотаюсь. Игорь ничего не успевает ответить, только обессиленно хлопает себя ладонями по бёдрам. А ещё он чувствует, что Артём не уловил его отказа. Не собирается Игорь помогать ему с чемпионатом, пусть там и какие-нибудь две-три убогие игры раз в несколько месяцев. Футбол для Акинфеева закончился. Он никогда в него не вернётся. Ни в каком виде. Конечно, Артём пошёл бы к Саше. Почему-то ему кажется, что тот должен понимать во всех школьных соревнованиях, будь они по футболу или по настольному теннису. Завуч он или где? Но сейчас идти к Кокорину бесполезно, потому что он из-за каких-то своих дурацких загонов может наговорить ереси, а Артём потом провалится со своей командой. Да, Артём уже точно решил, что соберёт эту команду. Ему нужен футбол, пусть даже в немного другом виде. Артём по-настоящему болен именно этим видом спорта, но из-за некоторых обстоятельств теперь не может сам выходить на поле... Так вот, он обращается за помощью к человеку, от которого её меньше всего можно получить. — Школьный футбольный чемпионат? — переспрашивает Федя, смерив Артёма не самым дружелюбным взглядом. — Да, мы участвовали в нём. Ну, то есть, как участвовали? Раньше каждый год. В четвертьфинал даже выходили. А потом, наверное, как-то не пошло. Тебе зачем? — У нас с Игорем появилась идея собрать команду и снова поучаствовать. А то тупо получается, что все годы хотя бы участвовали, а в этом даже заявляться не будете. — Вообще, в последние два года мы не участвовали. Команда не набиралась. Аркадий Романович пытался как-то замотивировать учеников, но никто не шёл. А в этом чемпионате только одиннадцатые классы могут играть. Ну, то есть сборные из одиннадцатых классов. Не было у нас поколения футболистов. — То-то я и смотрю, что сплошной волейбол на стенде, — Федя пожимает плечами. — Хорошо. Допустим, мы с Игорем собираем команду, что дальше? Какие условия? Что нужно? Федя вздыхает, пытаясь вспомнить. В его школьные годы этот чемпионат тоже был, кажется, с тех пор правила проведения и формат никак не поменялись, да и зачем им меняться, если это всего лишь школьные соревнования, а не Российская футбольная Премьер-лига. — Выступают одиннадцатые классы. Сначала вас распределяют по группам. Там, кажется, по четыре команды. Играете между собой по два матча, и первые два места проходят дальше. Ну, а потом одна шестнадцатая, одна восьмая, четвертьфинал, полуфинал, матч за третье место или финал. Кому как повезёт, конечно. — Нифига себе. Не школьное соревнование, а Лига чемпионов! — Это, на самом деле, довольно престижный турнир, если можно так выразиться, — серьёзно произносит Федя. — Мало того, что рейтинг школы повышается, у участников есть реальный шанс на спортивную карьеру. Там, начиная с полуфиналов, приглашают всяких представителей футбольных клубов, чтобы они могли увидеть молодые таланты. Кроме того, так удобнее разыскать кого-то, ведь чемпионат среди школ всей Москвы. По идее, у нас в стране много парней, которые хотели бы играть в футбол, но не прошли просмотр, не поступили в академию по финансовым причинам или ещё каким, а тут можно показать себя и получить место. Тем более, возраст участников обычно семнадцать-восемнадцать лет, то есть кто-то может и во взрослую команду попасть даже, если, конечно, в нём разглядят потенциал. Но для этого, разумеется, надо добраться до полуфинала. — А раньше они никого не приглашают? — К сожалению, нет. Во всяком случае, десять лет назад такого не было. Эти соревнования можно в интернете посмотреть, там же рейтинг каждой школы. Может, они что-то поменяли. Артём, а вы с Игорем точно уверены, что имеет смысл кого-то собирать в этом году? — Смысл всегда есть. Лучше попробовать и облажаться, чем не пробовать вообще. Спасибо за информацию, Федь. Смолов морщится при обращении, но решает промолчать, потому что вдруг задумывается над словами Артёма. Про школьную сборную Федя ничего не слышал с тех пор, как выпустился вместе с Денисом и Сашей. Это было целых десять лет назад, так давно, что даже кажется неправдой. У них тогда была хорошая команда, она и не могла быть иной, ведь Федя, Саша и Денис как раз выступали за неё. Они дошли до четвертьфинала, они вполне были способны пройти дальше и побороться минимум за бронзу...***
Далер Адьямович Кузяев, ведущий физику, из всего преподавательского коллектива общается лишь с химиком — Лунёвым Андреем Евгеньевичем. Нет, с другими учителями он тоже вполне охотно перекидывается фразами по делу, иногда и не по делу тоже, но с Лунёвым у него многолетняя крепкая дружба. В таком непостоянном коллективе подобные вещи считаются редкостью. Но у Далера, наверное, не было шансов не общаться с Андреем, уж слишком многое их связывало. Во-первых, физика и химия, как науки, тесно переплетались в некоторых темах. Во-вторых, оба учителя появились в школе в последний год правления Иды Геннадиевны, успешно её пережили и теперь отлично работали при Фёдоре Михайловиче. В-третьих, Далер и Андрей живут в одной стороне, вроде бы, даже на одной улице, чуть ли не в соседних домах. Удивительно, что познакомились только на работе, а раньше не встречались даже случайно. Но, разумеется, не может быть всё настолько радостно и прекрасно даже в жизни рядового физика и химика. Между ними существуют три этажа расстояния, потому что какому-то проектировщику кабинетов захотелось поместить один на четвёртый этаж, а другой оставить на первом. Ходить каждую перемену друг к другу не очень-то удобно, тем более, что иногда классам ставят сдвоенные уроки, а бросать детей или подростков одних — слишком большой риск. Тем не менее, Далер практически всегда героически спускается к своему другу, чтобы попить чаю. У Андрея имеется электрический чайник, который он старательно прячет от всяких комиссий, потому что, вообще-то, запрещено держать посторонние электроприборы на рабочем месте. Ходят слухи, будто чайник ему подарил как раз Далер. По той причине, что в кабинете Андрея всегда было жутко холодно. Он фанатично распахивал все окна даже зимой, наслаждаясь проветриванием, а заодно отпугивая от своего кабинета всех посторонних. Кроме Далера, конечно. Тот жутко мёрз, трясущимися руками держал свою кружку с чаем, но всё равно сидел целые перемены с другом. Так вот, ни разу не удивительно, что даже сегодня Далер проводит большую перемену в кабинете химии, пусть из-за жары сюда наоборот стекаются все, чтобы постоять рядом с окнами. Они сидят в лаборантской, о чём-то говорят, и всё бы ничего, да звонок приближается. Далер начинает собираться к себе, но в самых дверях сталкивается с близнецами. Ну, точно, сейчас же химия именно у 11 «В». А прошлые два урока у них были как раз физикой, и Миранчуки на ней не присутствовали. — Вот так встреча, — недовольно приветствует их Далер. — Здравствуйте, Далер Адьямович, — вздыхает Лёша. — Извините, что пропустили физику. — Как и во все предыдущие годы. Нет, мне это надоело. Вы систематически игнорируете мой предмет. Знаете ли вы, что я просто выставлю неаттестацию? Вас не допустят до ЕГЭ, и вам придётся сдавать экзамены в резервные дни. Хотя, впрочем, вы не успеете закрыть все свои долги до этого времени, так что... — Уйдём в армию, да? — устало интересуется Антон. — Кстати, это неплохая мысль! — подаёт голос со своей парты Дима, потому что, естественно, весь класс смотрит на то, как в очередной раз отчитывают близнецов. Это регулярное шоу развлекает всех многие годы. — В данный момент вы оба идёте к Фёдору Михайловичу, — невозмутимо произносит Далер. В целом, Лёша и Антон ждали только этой фразы. Любое возмущение физика заканчивалось совместным походом к директору. Ну, благо, идти буквально в соседний кабинет. Федя как раз собирает вентилятор, который всё же купил, ведь прогноз вчера наобещал ему жару до конца следующей недели. Инструкция явно написана для дебилов, но Федя не думает, что он тупее составителя инструкции. Ему точно не положили какую-то важную деталь, которая должна скрепить ножку и, собственно, решётку с лопастями вместе. Федя ищет разбросанные по столу среди бумаг винтики, не находя похожего на изображённый на картинке, как раздаётся стук в дверь. Не особо дожидаясь приглашения, близнецы входят в кабинет. Далер плетётся позади с самым возмущённым видом. — О, боже, это всё-таки случилось, — бубнит себе под нос Федя. — Ну, и что опять? — Они прогуливают физику, — говорит Далер. — Это уже в который год. Я не намерен потом заниматься их долгами в спешном порядке. — А мы-то как не намерены, — закатывает глаза Антон. Лёша делает самое скучающее выражение на лице, рассматривая разобранный вентилятор. Претензии у Далера довольно однообразны, неинтересны и требуют одного и того же. — Почему бы не поговорить с Денисом? Он же их классный руководитель, — пожимает плечами Федя. — С Денисом Дмитриевичем? И что же он мне скажет? Да он понятия не имеет, что творится в его классе. Иначе он давно уже начал бы с этим что-то делать. К тому же, Денис Дмитриевич у нас слишком занятой человек, никогда нельзя застать его в кабинете. То ему в столовую надо, то покурить, то ещё что-то. Между прочим, это тоже возмутительно, — ну вот, Далера понесло. Сейчас претензии с близнецов плавно перенесутся на Черышева, в итоге, он сделает вывод, что каков педагог, таковы и ученики. — Это всё далеко не здорово, конечно, — вздыхает Федя, не находя винтика. — Но что сделаю я? — Повлияйте, — указывая на близнецов, произносит Далер. Он смотрит на часы на своём запястье, с ужасом осознавая, что звонок через пять минут, а у него там урок с 7 «Б», они вынесут ему дверь кабинета, если он немедленно их не пустит внутрь. Оставляя Миранчуков на попечение директора, Далер уходит, будто его тут и не было. Федя смотрит на Лёшу с Антоном, те смотрят на него. И что говорить? Смолов знает, что его нравоучения никто слушать не будет. Он сам таким был, жил в кабинете Иды Геннадиевны в свои лучшие годы. Просто отпускать парней тоже не вариант, потому что... А почему, собственно? Потому что им действительно пора понять, что нельзя прогуливать физику? Нужна им эта физика, как рыбе зонт, конечно. — Слышал, вы вчера ушли чуть ли не после первого урока, — буднично сообщает Федя. — Игорь Владимирович был очень недоволен, что ваш класс вообще проигнорировал два урока физкультуры. Да и, по его словам, вели ваши там себя не очень. — Игорь Владимирович?.. — непонимающе выгибает бровь Антон. — Список преподавателей можно было бы хоть прочесть, Миранчук. Это ваш новый учитель физкультуры. Один из двух. Есть ещё Артём Сергеевич... Так вот, хотелось бы знать причины вашего отсутствия на, получается, девяти уроках за последние два дня. — М-м-м, личные причины подойдут? — Это называется «по семейным обстоятельствам». И что же за обстоятельства внезапно прервали процесс вашего обучения? — А разве мы обязаны вдаваться в подробности? Может, у нас кто-то умер, — разводит руками Антон и замечает на полу какой-то винтик. — Вы это ищете, Фёдор Михайлович? — Спасибо, — Федя берёт деталь из руки Антона, после чего снова вздыхает. — Ладно, всё, идите. Поскорее бы вы выпустились. — Ещё скучать будете. В кабинет химии близнецы возвращаются невозмутимыми, как и всегда. Подумаешь, снова директора посетили, так себе событие. Никто даже внимания не обращает на них. Только Дима, который всё никак не может рассказать какую-то великую новость. Костя и Саша уже три часа пытаются выудить из него хоть намёк, но Дима лишь загадочно улыбается. Стоит Лёше и Антону занять свою парту, как Баринов хлопает в ладоши, открывает некую фотографию на своём телефоне и суёт им под нос. — Познакомьтесь, это Лика, — гордо произносит Дима. — Эм, это чья-то грудь, — отвечает Антон. — Или теперь у неё тоже есть имя? — Да, блядь. Я вот эту показать хотел, — Дима перелистывает фотографию, и перед друзьями возникает лицо довольно милой девушки с каре и стрелками в пол-лица. — Но грудь у неё тоже ничего, да? — Нормальная, — пожимает плечами Антон, переводя взгляд на Лёшу. Тот ещё минуту назад выглядел вполне обычно, как и всегда, но теперь Антон видит этот опущенный в парту отсутствующий взгляд. Началось. Лёша теперь думает об Эле, о том, что случилось вчера. — Дим, слушай, если это всё, то давай ты потом покажешь нам остальные части тела своей Лики? Сейчас не лучшее время... — Подожди, не убивай мысль, — перебивает Дима. — В общем, мы познакомились с ней на тусовке первого числа. Может, кто-то помнит. — Клетчатая юбка? — уточняет Антон, и Баринов довольно кивает. Иногда Антон в шоке от своей зрительной памяти. Эх, надо было всё же ставить сотку. — Так вот, я ей написал после тусовки. Ну, типа, давай встретимся, погуляем. Она из триста пятой школы, кстати. У неё тут подруга учится, поэтому пришла... Короче, суть не в этом. Мы второго с ней гуляли, я потом довёл её до дома. Ну, жду, что позовёт к себе, потому что как бы это логично. Я таскался по жаре в сраном парке, слушая про хер пойми что, и как-то пора переходить к приятному. А она меня поцеловала в щеку и ушла! — Костя усмехается. — Сказать, что я охуел, — не сказать ничего. Честно, я реально подумал, что меня отшили. Ну, провал века. Прихожу домой, весь в мыслях, открываю диалог, а там она. Скидывает мне грудь. Вы видели. И подпись, значит, мол, что насчёт завтра. Я с таким сталкивался. Они тебе грудь, но как только всё доходит до секса, то, сорян, но я не такая. Я пишу, что нет, не могу, завтра занят. А она мне вот это, — Дима показывает ещё одну фотографию, где снова грудь, но уже без бюстгальтера. Костя присвистывает, Саша чуть не выплёвывает кусок печенья, который сегодня заменял ему два приёма пищи, ибо с матерью Головин всё ещё был в ссоре. — Не думаю, что нам надо было это видеть, — с сомнением произносит Антон, вновь кидая взгляд на Лёшу. — Ой, кто бы жаловался. Тебе такое только на фотках и смотреть. Ну, блин, вот она скинула и пишет, мол, всё ещё занят? Мне чисто интересно уже. Твёрдо отвечаю, что да. Как думаете, что дальше? — Фу, блядь, если там её трусы, то я не хочу это видеть, — морщится Саша. — Пидорское мнение не спрашивали, — Дима упрямо перелистывает на следующую фотографию. Там, конечно, были трусы, но акцент явно делался на ягодицах. — Как вы понимаете, вопрос тот же, как и ответ, — Дима перелистывает ещё несколько фотографий, на которых последовательно исчезает всё больше и больше одежды. Саша демонстративно отворачивается, Костя продолжает следить с усмешкой, Антона волнует Лёша. — В итоге, мы, разумеется, вчера встретились. В этот раз, хвала небесам, меня не кинули у подъезда. Но суть-то не в том, что мы переспали. Вот я развожу ей колени... Тоха, лицо нормальное сделай, ёпт, чё ты, как пидор? — Ну, извини, текстовое порно с твоим участием как-то не возбуждает. — Так что с коленями? — возвращает к теме Костя, чувствуя, что подобными темпами они до звонка не уложатся, а слушать Димины рассказы две перемены он морально не готов. — А она говорит, что у неё это в первый раз, и не мог бы я быть поаккуратнее! Нет, прикиньте, на дворе двадцать первый век, ей семнадцать, а ни разу не было! Я охуел и не выхуел. — М-да, пиздец. Очень важная история. Лучше бы я и не спрашивал, — фыркает Саша. В этом весь Дима. Про то, с кем и как именно у него был секс, обязаны знать все его друзья, к счастью, их не так-то много. То ли Баринов хвастался, то ли просто испытывал удовольствие от того, что другие теперь посвящены в тонкости его интимной жизни. Иногда создавалось впечатление, что Дима просто хочет переплюнуть Лёшу, считая его своим главным конкурентом по поиску женского внимания. Лёша, кстати, ничего про свой секс не рассказывал, разве что очень образно, да и то по прошествии года с тех пор, как это случилось, а за это время он уже успевал расстаться с той девушкой и перевстречаться с ещё тремя. Но все, разумеется, знали, что любые Лёшины отношения, сколько бы ни длились, точно включают в себя секс, а то и не один раз. Дима всегда чувствовал себя обделённым. Он, как и Антон, не понимал, за что все так любят Лёшу, что буквально готовы продавать места в очереди к нему. Дима всегда на своего лучшего друга равнялся, но хотел оказаться не в положении догоняющего хоть раз. Лёша первым начал встречаться с девушкой, Лёша первым заинтересовал старшеклассницу, причём, она же ему и предложила отношения, Лёша первым попал в настоящий ночной клуб, Лёша первым потерял девственность, Лёше не надо было щёлкать пальцами и молиться на Вселенную, чтобы кого-то найти. Дима страшно ему завидовал, но старался этого не показывать, впрочем, безуспешно, так как все давно его раскусили. Просто тактично молчали, позволяя Диме дальше наслаждаться жизнью и покорять новые горизонты. Если ему это приносит радость, то почему надо мешать? На его рассказы реагировали спокойно. Лёша даже как-то раз одобрительно похлопал друга по плечу, и, если бы он только знал, какой поток немой злости вызвал. Ведь это почти было снисхождением, фразой: «Молодец, но я это сделал раньше». Лёша, кстати, ничего не заметил, в отличие от остальных. Антон тогда чуть не отшатнулся от Баринова, почувствовав, насколько тот взбешён, ведь думал, что добился чего-то значимого. Антон понимал всю глупость Диминых догонялок, а рассказы слушал с отвращением, потому что... Это действительно было противно для него. Обсуждать подробности секса, как минимум, без присутствия одного из участников. Вряд ли хоть одна девушка оценила бы, что её тут обсуждают, подробно описывают её поведение в такой странный и очень спорный момент жизни. Антон своё осуждение показывал редко, потому что знал, что его иначе не поймут. Саша тоже постоянно бурно выражал недовольство, вот его и заклеймили в компании геем, ведь все натуралы обсуждают свои похождения, правда? Это один из критериев натуральности. Антон в ней сомневался тогда уже несколько месяцев, как сомневается и до сих пор, и ему вообще не хочется, чтобы Дима начал прикалываться над ним, как над Сашей. Тем более, Антон чувствует, будто именно в ту самую секунду все должны раскрыть его главный секрет по поводу Лёши. Антон такой везучий и умеющий притворяться, что обязательно себя выдаст. Выражением лица или каким-нибудь взглядом, или движением рук, да мало ли чем. С другой стороны, Антон мог бы и поблагодарить Диму за подробности, потому что иначе он бы действительно практически ничего о сексе с девушками не знал. А в почти восемнадцать, наверное, было бы неплохо в этом кое-как, но разбираться. — Лёх, ты чего, как на поминках? — вдруг спрашивает Костя. — Мы с Элей вчера расстались, — безэмоционально отвечает Лёша, смотря на Андрея Евгеньевича, закрывающего окна, так как звонок уже прозвенел. — Хера се, — тянет Дима. — Так ты радоваться должен! Снова свободен. По этому поводу надо сегодня затусить. — В среду? — удивляется Антон. — А у тебя что, шабат? Какая разница, хоть в понедельник утром. Тут Лёха из рабства вышел, такое грех не отпраздновать. К тому же, посмотри на его кислое лицо. Лично мне уже нехорошо. Ему надо срочно развеяться, заодно познакомится с кем-то новым. — Ну, это вряд ли, — говорит Лёша, чуть улыбаясь. — Кстати, я согласен с Тошей. Вряд ли в среду кто-то соберётся. Середина недели всё же. — Пф, — отмахивается Дима. — Пять минут, и половина параллели уже в нашем гараже. Сейчас только клич кину, — он отворачивается, начиная что-то печатать в телефоне. В этот момент в класс заходит какой-то незнакомый многим мужчина, приветственно машущий рукой. — Я быстро, — кивает он Андрею Евгеньевичу. — Да, много же вас сегодня, не то что вчера на шестом уроке, — «А, один из новых физруков, значит... И что, пришёл пожаловаться на отсутствие?» — думает Антон, подпирая кулаком щёку. — Есть небольшое объявление. Как вы знаете, каждый год в городе проводится школьный чемпионат по футболу. Ваша школа тоже участвует, поэтому нам необходимо собрать команду. Может быть, есть желающие? Антон толкает Лёшу, и оба синхронно поднимают руки. Артём пристально смотрит на них, и, как кажется Антону, вдруг ухмыляется. Ну да, вчера он их на своём уроке не видел, а тут в числе первых решили записаться на какой-то непонятный ежегодный чемпионат. Такой ежегодный, что все здесь впервые про него слышат. Кстати, не только близнецы поднимают руки. Немедленно в воздух взлетает рука Кости, Саша оглядывается на своих друзей и тоже принимает решение записаться в команду. Разумеется, не обходится без Чалова. Конечно, этот в любое мероприятие влезет, даже если ничего в нём не смыслит. Быть в одной команде с Пони, Антона не привлекает ни разу, поэтому он уповает на то, что из других классов наберётся слишком много желающих, и Чалов по каким-нибудь показателям не пройдёт. А пройдут ли тогда они с Лёшей? Но Антон решает об этом не думать. В конце концов, это всего лишь какой-то школьный чемпионат, а не отбор в академию, тут им точно не откажут. Тем более, всегда можно рассказать, как они целый год занимались в самом «Спартаке». — Если у кого-нибудь ещё возникнет желание, то до пятницы можете подходить в спортзал, мы с Игорем Владимировичем будем рады, — говорит Артём. — Кстати да, первый сбор тоже в пятницу. На седьмом уроке. Он уходит, и Антон с Лёшей только сейчас задумываются о том, почему они вдруг записались в команду. Им ничего толком не объяснили, но они услышали заветное слово «футбол». Ладно, если всё это окажется фуфлом, они легко могут уйти. К тому же, Костя и Саша с ними. Главное, не забыть теперь про сбор в пятницу.***
До последнего Антон надеется, что ни в какой гараж они с Лёшей не пойдут. Сегодня среда, завтра надо быть в школе точно, ибо урок с Денисом Дмитриевичем, да и вообще они слишком много пропустили. Антону, конечно, плевать, но слушать нотации от всех учителей он не выдержит. Одно дело, когда говорит Фёдор Михайлович, а эти... Впрочем, все причины Антон придумывает буквально на ходу, потому что есть одна-единственная, которая и мешает пойти в гараж. Антон слишком хорошо знает Лёшу. Каждый раз, когда тот расставался с очередной девушкой и впадал в тоску, из ниоткуда вылезал Дима. Дима постоянно твердил про «надо развеяться», и Лёша принимал данный совет слишком буквально и прямо. Не было ни одной вечеринки после Диминых слов, с которой Лёша возвращался бы в одиночестве. У него начинался своеобразный запой, когда девушки меняли, будто на конвейере, друг друга, и так продолжалось до тех самых пор, пока Лёша вдруг не находил «ту самую», ту самую сто пятидесятую. С этой счастливицей у него вновь начиналась любовь и необъятное счастье, а тоска отходила в сторону до момента следующего расставания. И вот Антон даже не представлял, какой запой будет у Лёши в этот раз, после такой трагедии с Элей. Он, если честно, вообще наивно полагал, что в этот раз всё пойдёт совершенно по-другому, не так, как прежде, что Лёша захочет побыть один, просто поживёт, а дальше... Дальше Антон не думал. Не хотел знать, кого дальше Лёша встретит и кому снова отдаст своё сердце. Конечно, надежда теплится и теперь. Может быть, на тусовке соберётся три с половиной человека, может быть, Лёшу никто не привлечёт. Пять десятых процента всё-таки верили, что у Лёши проснётся мозг, и он поймёт, что менять девушек, как перчатки, это не выход. Надежды Антона разбиваются, подобно «Титанику» об айсберг, когда он видит заполненный людьми гараж. Здесь действительно куча знакомых лиц из школы, которым, как и Диме, плевать, в какой день быть молодыми и пьяными. Что особенно сильно убивает Антона, так это количество девушек. Их в половину больше, чем парней. И это понятно, ведь приглашал Дима, а этот обязательно постарается, чтобы Лёша сегодня кого-то нашёл и забыл свою Элю, как страшный сон. Да, Дима другу завидовал, Дима хотел его обогнать, но Лёшина печаль была для него куда хуже проигрыша в самодельном споре. Антон сидит на диване, крутя в руке бутылку пива, в компании которой ему сегодня находиться, рассматривая то, что называется здесь танцполом. Всем весело, все танцуют или хотя бы делают вид, что танцуют, так как вполне ясно, что любой танец — это лишняя возможность потрогать человека, с которым хочешь быть сегодня. Сформировавшиеся сегодня парочки завтра могут и не вспомнить друг о друге, но могут, конечно, пойти по стопам Димы и Лики. Вот, кстати, и они. Чуть выбиваются из общей массы, стоя ближе к стене. Баринов шепчет девушке на ухо какой-нибудь отвратительный бред, а у неё пьяный блеск в глазах, застилающий реальное положение дел. За музыку сегодня отвечает Головин, мастерски вовремя и по теме переключающий песни на чьём-то телефоне, подключённом к колонке. Сам Саша тоже в толпу не входит, стоит у своего «диджейского пульта», пританцовывая и ни на кого не смотря. Рядом, на пустой полке шкафа, две банки пива, которые принесли Саше два парня, попросившие включить что-то определённое. Саша, разумеется, оплату принял, причём, в себя, так что, ему сейчас тоже безумно весело. За что отвечает Костя, сказать трудно. Он разговаривает с какой-то девушкой, улыбаясь и активно размахивая рукой, а потом она тащит его на танцпол, не давая даже поставить бутылку куда-нибудь, чтобы пиво не расплескалось. Кстати, в чём Антон уверен, что Костя с этой девушкой точно не сойдётся, ведь даже сейчас смотрит на неё только, как на хорошую собеседницу. Пожалуй, этим Костя Антону и нравится. Он никогда не тащит случайных знакомых в постель, он вообще подходит к вопросу отношений очень обдуманно. Наверное, поэтому у Кости девушка за всю жизнь была только одна, и они провстречались почти год. Костя никого не искал, Костю тоже особо не искали. А вот за престиж вечера точно отвечает Лёша. Можно вновь поставить сотку, что ради него сегодня сюда и припёрлось столько людей. Дима точно использовал Лёшу в качестве главного аргумента для сбора. Ещё бы! Страдавший полтора дня Лёша уже в компании двух однотипных девушек, отличающихся лишь цветом волос. У них даже причёски одинаковые, боже! Антон делает несколько больших глотков пива, продолжая следить за развитием действий. Не то чтобы ему очень интересно, ему совершенно всё равно, хотя, на самом деле, наверное, ужасно неприятно, но, видимо, жизнь подарила ему страсть к мазохизму. Смотреть на то, как человек, по которому ты убиваешься больше двух лет, целует непонятно кого, чувствуя на собственных губах его прикосновение, подарившее тебе первый поцелуй. Лёша смеётся, кивает несколько раз головой, кладёт руку на талию той, что справа. Антон опять пьёт, и ему становится как-то невыносимо душно. Рядом на диван что-то падает. О, боги, только не это! Это Дима, а сверху на его бёдрах уже сидит Лика, и оба целуются с невероятной страстью, даже не замечая недоумевающего взгляда Антона. Он почему-то уверен, что они сейчас бы и сексом тут занялись, периодически откидывая в него свою одежду. Нет, всё, пора на воздух. По пути Антон случайно кого-то толкает. Кого-то, едва достающего ему до плеча в лёгком шёлковом платье... Кажется, Оля Юдина, его одноклассница. — Прости, не заметил, — говорит Антон, отворачиваясь. Наверное, прозвучало достаточно грубо, но не плевать ли? Вечерний, почти ночной воздух кажется куда свежее, чем тот, что в гараже. Антон продолжает таскать за собой бутылку, и как ему хочется её сейчас разбить, ведь звук бьющегося стекла всё равно заглушит музыка. Но сначала надо покурить. Пока Антон выдыхает сладковатый дым своих вишнёвых сигарет, прислонясь к железу гаража, постепенно сползая вниз на землю, на небе начинают зажигаться звёзды. Вернее, взгляд Антона наконец-то сосредотачивается на них и видит, что к одной, второй, третьей прибавляются ещё десятки. Их наверняка можно соединить в какие-нибудь фигуры, но воображения Антона сейчас хватает только на какой-то жалкий треугольник. Почему-то слово «треугольник» вдруг воскрешает в памяти завтрашнее расписание. Там чёртова геометрия. Да, чем дальше, тем лучше. А бывает вообще хорошо? Вселенная, блядь, хватит поворачиваться жопой! — Тох, ты чего это? — рядом возникает Головин. Даже в полумраке Антон различает лёгкий румянец на его щеках, свидетельствующий о том, что Сашу опять вынесло с двух бутылок пива. Хотя ему идёт этот румянец, Саша сразу становится таким милым, что хочется его обнять. — Думаю, пойти домой. В гробу я видел эти тусовки среди недели. А ты бросил музло? — Сами разберутся, если что. Душно там, пиздец просто, — Саша садится рядом на землю, поднимая глаза к небу. — Что-то интересное увидел? — Ага. Безнадёжность и тлен. Вон, видишь, чернота. Это моя жизнь. — Кхм-кхм, — откашливается Саша и вдруг выдаёт. — Не выдумывай! Не выдумывай. Всё, что парит там, не держи в себе. Не выдумывай! Не выдумывай, расскажи друзьям... — немного фальшивое пение вызывает у Антона улыбку, а Саша подмигивает. Его внимательные глаза тут же впиваются в Антона, у которого то ли не остаётся больше сил, то ли он просто понимает, что Саша пьян, завтра точно ничего не вспомнит или подумает, что ему приснилось. — Это тайна, Саш. Если я тебе сейчас расскажу, то ты должен молчать до конца жизни, понимаешь? — Головин уверенно кивает, и Антону даже кажется, будто Саша протрезвел. — Мне нравится... Нет, я люблю одного человека. Больше двух лет. И, конечно, никто не знает об этом. — Хорошо. А почему ты никому не говорил? — Просто этот человек немного так одного со мной пола. Кому я расскажу? Родителям? Может, лучше Диме, он же обожает подобное? Нет, наверное, надо сразу этому человеку сказать! — А он... Ну, вообще не обращает на тебя внимание? — Антон фыркает, качая головой. Разговор становится похожим на шушуканья девочек-пятиклассниц в туалете. — Не то чтобы мы совершенно не общались. Мы даже знакомы. Не знаю, радоваться ли этому, или лучше бы он меня не знал никогда. Проблема даже не в том, что ему плевать на меня, а в том, что у меня нет шансов. Никаких. Даже в теории. — Ну, шанс есть всегда. Откуда ты знаешь, как повернётся жизнь? — Нет, он никогда не заинтересуется парнями. Тем более, мной. Его привлекают только девушки. Причём, только очень красивые. Ну, по общим меркам, разумеется, по последней моде, так сказать. А я не девушка и даже не красивый. — Чушь несёшь, — хмурится Саша. — Да, ты не девушка. И слава богу, если честно, — Антон выгибает бровь. — Забей. Ты не девушка, но ты красивый. Да-да, послушай мнение заслуженного пидора района. Ты охереть какой красивый, Тоха. Из всех моих знакомых парней я бы встречался именно с тобой. — Ну да, конечно. Саш, ты пьяный, как я могу тебе сейчас поверить? — Спроси меня завтра, как протрезвею, и я скажу то же самое. Правда, она одинакова. — То есть, выбирая из меня, Кости, Димы и Лёши, ты выбрал бы меня? — Конечно! Смотри, от Димы меня слишком часто тошнит. К тому же, меня немного не заводит, когда слово «пидор» слышится чаще имени. Не такой я извращенец. Костя... Костя прикольный. Но с Костей я никогда особо близко не общался, мне кажется, нам даже поговорить не о чем, если вдвоём останемся. — А Лёша? — Чё Лёша? — Ну, знаешь, мы с ним типа одинаковые. Лёша всем нравится. Лёша хороший и красивый. — Ни хуя вы не одинаковые... Иначе я бы вас путал. А я даже пьяный вас отличаю. Кстати, то, что Лёша всем нравится, меня и отталкивает. Типа, бля, с ним все. В чём прикол хотеть то, что есть у всех? Какой-то ебучий стадный инстинкт, не находишь? — А меня никто не хочет, и в этом моя особенность? — спрашивает Антон, стараясь не задумываться о том, что его сейчас приравняли к стаду. В конце концов это Сашино сравнение говорит о том, что он не догадался, кого именно подразумевал Антон в своих словах. И это, определённо, хорошо. — В смысле никто? А я для тебя уже ничего не значу? Ну, Тох, я обиделся. Вот так всегда! Ты к нему с душой, буквально в любви признаёшься, а он... Антон не может не рассмеяться, закидывает руку на плечи Саши и притягивает его к себе, шутливо целуя в макушку. Они могли бы и дальше сидеть тут, пока не кончилась бы вечеринка, но Сашу лучше проводить до дома. Ему наверняка сегодня опять от матери прилетит, а он даже не успел с ней помириться с того раза. — Она на дачу умотала, — говорит Саша, зевая. — У неё какого-то хера отпуск в первые две недели сентября, вот и уехала. Так что, живу пока один. Жрать по-прежнему нечего. У вас там никаких знакомств с родителями не намечается? — Намечается. Надо же тебя теперь с ними познакомить, а то чё это я. Саша зевает ещё раз, расплываясь в улыбке, и они с Антоном уходят от гаража Димы, продолжающего греметь музыкой на целый квартал.