Мне пора бы сесть в машину и уехать без оглядки.
Мне пора себе внушить, что ты и без меня в порядке.
До утра из-за тебя не спать паршиво, если честно.
Ты такой же, как все, с кем мне рядом не место.
— Да! Да, я услышал тебя! Хорошо! Постараемся! — Денису кажется, что Кокорин орёт ему прямо в ухо, поэтому резким движением скидывает с себя одеяло, гневно уставляясь на друга, выпершегося с утра пораньше на кухню. Понедельник. День тяжёлый и всё сопутствующее, так какого чёрта нужно орать на всю квартиру? Если верить часам в телефоне, то у Дениса будильник только через полчаса. Кокорин расхаживает в трусах по кухне, что-то разыскивая по всем шкафам, хлопая их дверцами с явным намерением достучаться до всего дома, наверное. Денис терпеть не может шум с утра, хотя он вообще ненавидит шумных людей, но, по идиотскому совпадению, лучший друг вообще не вписывается в черышевские стандарты. Впрочем, лучшим другом Сашу называть странно, ведь сблизились они только в последние два года по известным обстоятельствам. — Заткни ебало, тупой ты дебил! — кричит Денис, врываясь на кухню. — Время видел, блядь? — Подожди, у меня тут важный вопрос! — громко отвечает Кокорин в телефон, а потом, прикрывая динамик ладонью, переводит взгляд на друга. — А, доброе утро, Денис. — Засунь себе в жопу это блядское утро, пидарас! Хули ты орёшь на всю квартиру? — Это важно. Я потом объясню. — Ненавижу тебя! Денис взмахивает руками и уходит в ванную, попутно хватая с журнального столика свой телефон, чтобы отключить будильник. К чёрту будильник, когда живёшь с Кокориным. Шум воды кое-как перекрывает разговор, хотя Саша, видимо, решает прогуляться по квартире, поэтому звук то усиливается, то удаляется. Денис старательно плещет себе в лицо водой, понемногу успокаиваясь. Боже, как Федя терпел этого говорливого идиота десять лет? Денис вышвырнул бы его на второй день. Хотя, конечно, Саша уже живёт с ним почти неделю. — Я договорился, — неожиданно распахивая дверь, Саша возникает на пороге ванной. Денис дёргается, стукаясь затылком о шкафчик над раковиной. — Ой, я не вовремя? — Сука, Кокорин, съеби отсюда! Чё бесишь с самого утра? — Я договаривался по билетам. Там просто человек в метро ехал, плохо слышал, вот и пришлось погромче. — В спальне не попиздеть? Обязательно рядом со мной ошиваться? — Разговор затянулся, я понял, что пора двигаться к завтраку. Клянусь, я не собирался специально тебя бесить. Я же знаю, как ты злишься. Так вот, к билетам. Короче, возникла одна проблемка... — Вот я так и знал. С тобой невозможно, чтобы всё прошло нормально. — Ой, да там всего лишь надо приехать за билетами пораньше. Просто человек не сможет отдать их перед матчем, попросил с утра. Ну, а он же в Питере. Если мы хотим на стадион, а мы, конечно, хотим, — уже видя протест на лице Дениса, настаивает Саша, — то нам придётся завтра утром быть в Питере. То есть сегодня надо попросить у Феди отгул на целый день. — А ничего, что у меня там четыре урока, Кокорин? Это ты нихуя не делаешь, а я вообще-то работаю. — Денис, у нас много других училок русского и литературы. Тем более, твоих деток во вторник нет, значит, ты можешь со спокойной совестью на день поехать в прекрасный Петербург. Ну, что ты на меня так смотришь? Денис, ты мне не нравишься. Раньше для тебя не было проблемой внезапно сорваться с места и немного развлечься. Откуда в тебе столько ответственности? Денис взглядом спрашивает, насколько серьёзен сейчас Кокорин, потому что он несёт самый настоящий бред. Денис, вообще-то, учитель, у него есть свои обязанности, которые надо выполнять, ведь за них ему и платят. Если он возьмёт день за свой счёт, то зарплата в этом месяце будет меньше, а у Дениса, между прочим, куча футбольных каналов, которые необходимо как-то содержать, а ещё надо на что-то покупать себе алкоголь и еду, причём, далеко не макароны с гречей. Денис, хотя и живёт будто бы среднестатистический учитель, но прекрасно помнит замечательные времена, когда мог позволить себе многое. И от некоторого Денис отказываться не намерен. Он любит готовить. Постоянно выискивает себе замороченные рецепты в интернете и тщательно их изучает. В любом рецепте всегда находится какой-нибудь ингредиент, без которого вполне можно было бы прожить, заменив чем попроще, но Денис... это Денис. Иногда кажется, что он специально ищет себе то, что сложно позволить, и делает всё, чтобы оно у него было, словно он по-прежнему перспективный молодой футболист с контрактом, которому вчера позвонили из «Реала». — Я так понимаю, Кокорин, что твоё «раньше» — это когда мне было лет двадцать? — говорит Денис, продолжая свой утренний маршрут, несмотря на таскающегося следом друга. — Открою страшную тайну, но мне уже почти тридцать. Много времени прошло, не находишь? Во-первых, у меня появился мозг. Во-вторых, я теперь человек самостоятельный, самодостаточный и развлекаться меня не тянет. — Господи, Денис, тебе же не семьдесят, чтобы бурчать на всё вокруг! Ты совсем не понимаешь, что буквально хоронишь себя в этой квартире? — Нормальная квартира. Не нравится — съезжай. — Да я не про неё, а про тебя! У тебя только школа и дом, дом и школа. Когда ты в последний раз гулял в парке? О, нет, не надо рассказывать мне, что тебе хватает того отрезка пути, когда ты двигаешься от остановки до школы. Чем ты занимаешься, а? Лежишь на своём диване перед телевизором, готовишь себе салаты и бухаешь! — Я не бухаю. Не надо делать из меня алкаша. — Думаю, тебе недолго осталось. Хорошо, хер с ним, что ты пьёшь. Я сам тут с пивом каждый вечер. Ты так говоришь о своих почти тридцати, словно это смертный приговор! Как будто тебе осталось два года, а потом всё, пора занимать лавку у подъезда! И ты постоянно со всего бесишься! И ты ничего не хочешь делать! Но я вижу, что тебе не нравится то, что происходит в твоей жизни, потому что это какой-то пиздец! Денис садится за стол, спокойно ест очередной салат и периодически поднимает взгляд на Кокорина. Тот расхаживает от стены к стене, возмущаясь. Это уже не так раздражает, но всё-таки Денис долго не вытерпит мелодраму в исполнении Саши. Как же он любит всё преувеличивать! И кто бы вообще тут учил Дениса жизни? Кокорин загубил судьбу двух людей, если не больше, да и сам мало чего достиг. Не будь у него такого друга, как Федя, который даже после расставания не послал Сашу к чёрту, он сейчас был бы безработным бомжом. Ведь Кокорин ничего не сделал для своего места завуча, у него даже образования толком нет! Колледж какой-то заочно быстро закончил, чтобы можно было вписать в соответствующую бумажку при приёме на работу. — Ладно, боже, я поеду в Питер, только заткнись, — наконец, сдаётся Денис, понимая, что это единственный шанс побыть немного в тишине. — Но, во-первых, Федю упрашивать будешь сам. Во-вторых, я хочу взять с собой Александра. — Александра? — Да. А что? Мы с ним, вроде как, приятели, почему бы не позвать с собой. — Разве он интересуется футболом? — Саша, конечно, знает, что три билета не станут проблемой, главное, вовремя приехать, но для него несколько странно присутствие Ерохина в их компании. Одно дело, когда они собирались по инициативе Феди, и тот тащил всех своих знакомых, никого не спрашивая. Было логично, что Денис, возможно, в отместку приведёт кого-то своего, чтобы показать Смолову, что не всегда куча народа — это хорошо, особенно, когда мало кто знаком. — Ну, он слушает мои рассказы, вроде бы ни разу не послал. Я сделал вывод, что к футболу он относится, по крайней мере, спокойно. — Вы с ним разговариваете?! — Кокорин — ты идиот? Конечно, разговариваем, как бы мы тогда стали приятелями. — Я имею в виду за пределами школы. Мне казалось, что всё ваше общение только там, а потом вы будто бы друг друга не знаете. Кроме тусовок Феди, ладно. — Нет, мы с ним иногда говорим по телефону, он присылает мне шутки всякие... — Вы уже мутите? — Что? — от неожиданности Денис промахивается вилкой мимо тарелки. — Кокорин, блядь, не начинай снова! Если я общаюсь с кем-то, кроме тебя и Феди, это не значит, что я собираюсь с этим человеком встречаться. Саша разочарованно вздыхает. По его мнению, Ерохин — это хоть что-то, и он был бы безумно счастлив, если бы у Дениса с ним что-то получилось. При этом, Сашу мало беспокоили всякие обстоятельства, вроде того, что Александру могут быть совершенно неинтересны мужчины, или, например, что Денис действительно общается с кем-то, потому что ему просто нравится с ним общаться, а не потому, что он хочет отношений. Денис вообще ничего не хочет, ему и так вполне привычно и нормально. — Что за маниакальная идея меня с кем-то свести? — спрашивает возмущённо Черышев. — Что вообще все так сдвинулись на этих ебучих отношениях? Федя со своей мечтой о свадьбе и целом выводке детей. Ты, заделавшийся свахой всего, что движется. Про то, что творится в школе, я лучше и вспоминать не буду, там, наверное, уже все со всеми. — Лично я просто хочу, чтобы ты был счастлив. И я, как прекрасный друг, естественно, смотрю на тебя и то, что ты делаешь. И я всегда готов помочь. — Я и без твоей помощи вполне счастлив. К тому же, Саша, ты сам сейчас одинок. Займись собой, если так не сидится. — Я не одинок. Да мне достаточно пальцами щёлкнуть, и... — Сойдёшься с Дзюбой, я сменю замки на двери, — предупреждает Денис. — При чём тут Артём? Я не собираюсь с ним иметь ничего общего. Как будто мир только и крутится вокруг него прямо! — А вокруг кого тогда крутится? Саша неопределённо машет рукой и хочет уже перевести тему, как Денис произносит: — Ничему тебя жизнь не учит. Кокорин, это пройденный этап, и я знаю Федю получше. — Ну да, как будто меня в жизни интересует только чёртов Смолов или Артём! Но, конечно, Федя Сашу интересовал. С момента их расставания он не переставал его интересовать ни на секунду. Саша прекрасно осознавал свою ошибку, Саша знал, что прощения ему нет и надо быть благодарным Феде за то, что хотя бы остался с ним другом. Без этого было бы совсем плохо. Тем не менее, Саша не переставал надеяться, что в какой-то момент времени у него получится начать всё заново. Он же всё понял, он же никогда больше не наступит на эти грабли, он же любит Федю! Хотя тот иногда ужасно бесит, да ещё и ведёт себя, словно специально, именно так, будто с Сашей у них никогда ничего не было. А Саше, между прочим, неприятно видеть этих Фединых баб, слушать всякие бредовые мечты о свадьбе и детях, да ещё и играть невозмутимость. Саша уверен, что Федя всё видит, всё знает, но почему-то издевается. Да, Саша, наверное, заслужил. Хорошо, если это цена его окончательного прощения, он потерпит. Главное только не упустить тот самый момент. Однако договориться с Федей довольно сложно. Только он слышит ключевое слово «Питер», как уже намеревается пропустить всё остальное мимо ушей. Ему наплевать, зачем Саше снова понадобилось в этот город с Денисом и Ерохиным, он заранее против. У Феди Питер ассоциируется только с одной ситуацией в своей жизни, и он терпеть не может этот город. — Да мы только на день, чисто футбол посмотреть, — чем больше говорит Кокорин, тем меньше у него шансов что-то выпросить. Потому что тогда он тоже ездил на день и ради футбола. А чем это кончилось? — Боже, нас там будет трое. К тому же, Федя, ни один из нас тебе не больше, чем просто друг, почему ты так против? — Потому что это рабочий день. У Дениса уроки. У Александра, кажется, тоже. А ты и так просто существуешь, займись хоть раз делом. — Обещаю, что вернусь из поездки и сразу займусь. Вот из кабинета выходить не буду, зароюсь в бумажки и всё переделаю. Федя всё равно отрицательно мотает головой, углубляясь в информацию на экране ноутбука. Саша, не привыкший отступать, захлопывает крышку прямо перед лицом Смолова. — Ты не представляешь, насколько это важно! — начинает Саша, не убирая руки. — Да плевать я хотел, выйдут твои из группы или нет. От вашего присутствия ничего не изменится. — Я не про футбол. Это важно для Дениса! Федя, ты что, тоже ослеп на оба глаза? Ты не видишь, как ему плохо? Он же твой лучший друг миллион лет! Я уверен, у него депрессия. — Пусть сходит к психологу. Твои диагнозы, Кокорин, мне ни о чём не говорят... — Это уже все заметили, даже Ерохин. Думаешь, почему он каждую перемену в кабинете Дениса? Он, в отличие от некоторых, переживает за него, боится, как бы чего не произошло. Что у Саши получалось всегда, так это убедительно нести чушь. Он понятия не имеет, точно ли Ерохин присутствует в кабинете Дениса настолько часто или, может, заходит раз в неделю, чтобы позвать поесть в столовую. К тому же, вряд ли Ерохин, общавшийся с Денисом в лучшем случае года два, в курсе всех проблем, которые для Саши очевидны. Впрочем, сами проблемы не факт, что существуют, Саша легко мог их надумать и себя в них убедить. Тем не менее, выражение на Федином лице меняется. Чуть-чуть совсем, но это уже двигает ситуацию хоть куда-то. Саша знает, что каким бы Смолов ни был, как бы ни пытался думать о работе больше, чем о друзьях и их благополучии, у него не получится. Потому что друзей Федя всегда ставит чуть выше всего остального. Посмотри на него сейчас условная Ида Геннадиевна, только злорадно потёрла бы руки, ведь Федя поступает совершенно непрофессионально, разрушает свой авторитет, которого, может, не было никогда на уровне коллектива. Ида Геннадиевна, хотя и имела друзей среди учительского состава, иногда обходилась с ними более, чем жестоко, ведь всегда помнила о том, кто она такая. Именно она добилась звания гимназии для этой школы! А Федя... Что сделал Федя? Чудом не упустил всё в первый же год? Чудом кое-как протянул во второй? Ещё большим чудом смог удержать всё в своих руках на третий? Долго ли это продлится такими темпами! — Если не сдержишь своё обещание и не начнёшь работать, я уволю вас троих, — серьёзно говорит Федя, хотя сам не сильно в свои слова верит. Но должна же быть у него хоть какая-то жёсткая позиция, чтобы всякие Кокорины не вешались на шею. Он надеется, что угроза подставить двух товарищей повлияет на Сашу, и он хорошенько обдумает свой поступок. — Прекрасно, спасибо, Федя. Ты самый лучший директор на моей памяти! Саша улыбается, потому что одержал очередную маленькую победу. Федя и представить себе не может, что значило его согласие сейчас, какую надежду оно подарило Кокорину и сколько веры вселило. Ведь Саша знает, что, пока он выигрывает, он всегда будет занимать отдельное место в сердце Феди.***
А день вчера всё-таки выдаётся самым невероятным в жизни Антона за последнее время. Хотя ближе к его завершению он начинает сомневаться в том, что не выдумал себе лишнего. Да и вообще странно всё это, не вызывает доверия. Слишком хорошо без повода, так не бывает. Дождь начинается именно тогда, когда они с Лёшей, Сашей и Костей выходят из школы, чтобы направиться... Они не знают, куда, но надо же как-то отметить первую победу. Лёша звонит Диме, а тот недоступен. Оно и понятно, ещё бы он отвечал на звонки во время свидания, которое понятно чем закончится. Значит, гараж выпадает из возможных вариантов. И тут Саша заявляет, что он устал и пойдёт домой, тем более, надо делать какую-то таблицу по истории. При словах об учёбе Костя вспоминает Чалова, до которого сегодня надо достучаться. Костя не намерен делать всякие таблицы, и у него есть план, как заставить Федю просто скинуть ему готовое. В итоге, близнецы остаются одни, а тут ещё и дождь усиливается, крупными каплями растворяясь на асфальте. До приезда родителей остаëтся, как кажется, всего ничего, но даже это время для Антона растягивается на бесконечность. Возможно, время остановилось вовсе, а он не заметил. Во всяком случае, на следующий день Антон припоминает каждую деталь отчëтливо, и все они длятся для него в равной степени долго. Уроки делать надо, хотя и не хочется совершенно. Уроки делать проще, когда у тебя есть брат, и вы можете криво-косо написать одну таблицу по истории на двоих. Спасибо, что Александр Юрьевич не собирает тетради для проверки домашнего задания. Зато собирает Денис Дмитриевич. Он в этом плане ужасно дотошный, и три упражнения по русскому приходится писать два раза. Причëм, упражнения оказываются ужасно объëмными. Но, что странно, сегодня это монотонное записывание текста с расставлением запятых в нужных местах не вызывает у Антона скуку и желание бросить на середине. В последнее время он часто делал домашку один или в компании Саши, ведь Лëша вечно где-то с кем-то, ему совсем не до этих ваших запятых. Он приходил домой, когда у брата уже всë было сделано, просил его тетрадь, буквально три-четыре предложения писал сам, а потом просто переписывал с Антона. Ещë умудрялся находить какие-то ошибки! Так вот, сегодня Антон от начала и до конца всë делает с Лëшей. Это даже немного непривычно сидеть с ним за одним столом, переговариваясь и уточняя, почему тут так, а здесь иначе. К слову, письменный стол не особенно рассчитан на двоих, сидеть приходится тесно, постоянно задевая друг друга локтями. Лëша заглядывает в тетрадь к Антону и практически касается его щеки носом, а ещë время от времени едва дотрагивается пальцами до предплечья, чтобы Антон повернулся и посмотрел в учебник. Антон смотрит, только вместо какого-то предложения из «Войны и мира» видит совершенное ничего, ибо Лëшины пальцы, никуда не исчезающие, перетягивают на себя всë внимание. Да и если бы только пальцы, на самом деле. Антон знает, что так было всегда. Им всегда было комфортно сидеть максимально близко друг к другу, касаться, чуть ли не дышать за двоих. Господи, да они спали на даче на одном диване все годы, пока туда ездили. К тому же, у Лëши есть привычка чмокать Антона в лоб или обнимать без повода, просто потому, что захотелось или по-другому не встать. И это всегда, абсолютно всегда, было нормально. Даже друзья смирились и привыкли, что для близнецов это характерно. Но почему-то именно сейчас, в свои почти восемнадцать лет, Антон понимает, насколько же, чëрт возьми, это странно, а главное его беспокоит. Да, пресловутая дурная влюблëнность умеет испортить вековые традиции. И не скажешь ведь Лëше, чтобы отодвинулся, не трогал, не смотрел так долго, хотя он просто задумался, и Антон сейчас его интересует едва ли больше, чем не до конца задëрнутые шторы. В этот вечер нет никаких внезапных звонков и сообщений. Лëша не отвлекается на телефон, глупо улыбаясь экрану, не строчит километровые ответы, не уходит в другую комнату, чтобы никто не слышал разговора. Лëша просто сидит рядом с Антоном, словно решил посвятить весь вечер ему одному. «Не выдумывай, — одëргивает себя Антон. — Он же сам сказал, что расстался с какой-то Ксюшей, а потом у вас были сплошные тренировки и этот матч, он просто не успел никого себе найти. Хотя, может, уже нашëл, но по тупому совпадению у неë тоже есть дела. Уж ты-то явно не центр Вселенной, чтобы он ради тебя старался». Но Лëша будто старается и хочет убедить Антона, что этот вечер, как и весь день, создан для него. Он предлагает посмотреть фильм, пока они ужинают. Родителей нет, можно есть прямо на диване, сдвинув простынь кучей к стене. Ужин, кстати, тоже делает Лëша, оставляя брату выбор фильма. Антон настолько в прострации от внезапной волны внимания и будто даже заботы, что не вчитывается в описания, тыкает куда придëтся, и ему совершенно всë равно, что он там выбрал. Когда еда заканчивается, а фильм решают досмотреть до конца, Антон чувствует, что всë идëт слишком хорошо. У него появляются существенные сомнения в искренности происходящего. Лëша закидывает ему руку на плечи, придвигая к себе ближе, и вот они уже вроде почти обнимаются. «Успокойся, всë нормально, — говорит Антон. — Да, вы сто лет так не сидели. Да, Лëша вообще редко был рядом в последнее время. Подумаешь! А сегодня он решил сделать что-то другое. Лежи и наслаждайся, ты же скучал! Ты об этом мечтал. Ты этого хотел». — Лëш, что происходит? — немного взволнованно спрашивает Антон. — О чëм ты? — То есть для тебя не странно, что мы уроки вместе за одним столом делаем, ты ужин потом разогреваешь, мы лежим тут в обнимку и фильм смотрим? — странно, пожалуй, звучит его претензия сейчас, и Антон прекрасно понимает, чем вызвано Лëшино удивление. Ну, конечно, это для Антона всë особенное, а для Лëши просто вечер в компании брата. Если бы не дождь, не Сашина усталость и Костины планы, да ещë и Дима на звонок ответил, всë было бы совсем иначе. А так, лишь стечение обстоятельств. Удачное для Антона, но он настолько идиот, что не может просто порадоваться. — Забей, — и если портить ситуацию, то до конца. Антон отмахивается, но отодвигается от брата, садясь ближе к стене и натягивая на себя покрывало, хотя совсем не холодно. Антону холодно от того, что волнуется. Он несëт полнейшую чушь в ситуации, которая совершенно обычна. Он не может держать язык за зубами, когда это необходимо, а ведь Лëша совсем недавно предупреждал его. Что ж, на ошибках учатся, после ошибок лечатся. Сейчас Антон чувствует нарастающую волнительную дрожь, сжимает кулаки, надеясь, что Лëша не увидит, как редко дëргаются плечи. — Тош, у тебя всë хорошо? — Давай фильм дальше смотреть. — Я просто не понимаю... — Я, знаешь, тоже многого не понимаю, но давай смотреть фильм, — зарывает себя с каждой фразой всë больше. Лëша продолжает испытующе смотреть, ведь уверен, что брат молчать не станет. Он всегда расскажет ему о своих переживаниях, хотя и попытается сохранить тайну из каких-то личных соображений. — Да, боже, я просто... удивлëн тому, что сегодня творится. Сначала мой выход в старте, на который и намëка быть не могло, потом этот хет-трик, первый в моей жизни. У меня ведь даже во дворе, на коробке, когда с пацанами гоняли, такого не было. А тут, считай, в почти официальном матче. И Матвей поблагодарил, что странно, ведь мы не общались никогда, ему бы за Исакова радоваться... Ты... Ну, блин, Лëш, ты всегда со своими девушками или с Димой, у вас там свои дела, я привык к этому. А сегодня ты вдруг остаëшься, ни с кем не переписываешься, сидишь со мной весь вечер и столько этого внимания, заботы, я не знаю... — Антон глазами бегает по всей комнате, рукой машет, искренне надеясь, что Лëша не улавливает, как у него дрожит голос. — С чего вдруг? Зачем ты это делаешь? У тебя ведь есть другие занятия, я уверен. — Что за глупые вопросы, братик? — он даже улыбается не так, как обычно. Улыбка не снисходительная, что предполагает фраза, а мягкая, не менее, кажется, заботливая. — У тебя сегодня удачный, просто прекрасный день. Ты самый лучший. Я хочу, чтобы ты понял это, потому что я тебе очень благодарен. Ведь то, что ты сделал сегодня на поле — это наш шанс. Что, если нас действительно заметят и позовут в клуб после этого школьного чемпионата? И всë благодаря тому, что когда-то ты забил три мяча в ворота одного лицея. — Исаков дубль сделал. Он тоже помог нам. — Для начала, Исаков мне никто. К тому же, его дубль случился после твоих голов. Кто знает, был бы этот дубль вообще, если бы ты не повлиял на настрой лицейской команды. А ты, да, именно ты ясно дал им понять, что и в этом году они никуда не выйдут. Я же хочу, чтобы ты сегодня был счастлив. В тот день, когда Антон целый вечер слушал Лëшины истерики по поводу расставания с Элечкой, а потом не спал всю ночь из-за волнения, Лëша отчëтливо увидел, как же далеки друг от друга они стали. Вернее, как Лëша стал далëк от своего брата. Он ведь никогда не сказал бы, почему Антон так волновался за него, почему был так внимателен и пытался помочь во всëм, даже в отношениях, в которых ничего не понимал. Лëше хотелось отплатить ему тем же. Сегодня, кажется, лучший день для этого. И пусть Антон почувствует себя счастливым, нужным, важным, необходимым для чьей-то ещë жизни, кроме своей, ведь он действительно это заслуживает. Сюжет фильма идëт фоном дальше, не обращая внимания на повисшее тяжëлое молчание в комнате. «Это просто благодарность. Лëша понимает, что мои голы могут устроить нам карьеру, — рассуждает Антон, перебирая в пальцах края простыни. — Говорил же, не надо выдумывать. Один-единственный вечер, нужный для того, чтобы выразить своë «спасибо». А ты уже расплылся!» «Он так много думает. О чëм? Он всегда такой серьëзный и как будто грустный в последнее время. Что мне с этим сделать?» — нервно спрашивает у себя Лëша, судорожно обдумывая какое-нибудь решение. Нет, так нельзя. Ему не нравятся эти странные перемены в Антоне, которые умудрялся пропускать мимо глаз столько времени. Лëше нужен старый Антон, с которым можно было говорить обо всëм на свете, с которым не было тайн, были только откровения, которыми неловко делиться с кем-то другим. Лëше нужен Антон, которого можно обнять в самый поганый день и всë сразу становилось легче, проще, понятнее, хотя проблемы никуда, конечно, не уходили. Лëше нужен Антон, с которым общаться умел без слов, только по взгляду читал его мысли и отвечал на них. Они поворачиваются так по-глупому одновременно, и, что скажет каждый, вообще непонятно. Чьи-то ключи пытаются открыть входную дверь. Родители вернулись с дачи. Антон ставит на паузу фильм и выходит вслед за Лёшей встречать родню.***
Странно ожидать, что в понедельник кто-то будет обсуждать в школе прошедшую игру. Это же не матч настоящей сборной, даже не сам школьный турнир, а всего лишь первый из двух отборочных матчей. Однако всё равно подсознательно каждый участник матча ждёт, прислушивается, не обсудит ли кто-то триумфальный разгром. Костя, который вышел в самом конце, когда уже можно было и не делать замены, тоже ждёт. Артём вчера благородно дал ему шанс что-нибудь показать, как мог бы дать этот шанс и Коле Озерову, и Жене Серову, и кому-либо ещё. Костя себя особенным не считал, понимал прекрасно, что Артём ткнул в первого попавшегося. Дима, наверное, единственный, кто интересуется вчерашней игрой, да и то только из-за участия в ней друзей. К тому же, про своё свидание ему рассказать практически нечего. Всё прошло максимально банально, шаблонно, а этим не удивишь. А вот Костя рассказывает, как Антон сделал хет-трик, и именно в этот момент близнецы входят в класс. Баринов вскакивает со своего места и начинает кричать, мол, кто это пожаловал. Лёша с Антоном даже не сразу понимают, в чём дело, как и одноклассники. — Хорош орать, — обрывает поздравительную тираду Коля Майоров. — Подумаешь, лохов каких-то обыграли. Ладно бы хоть чемп взяли. — Да ты в курсе, что они 5:0 сделали? Да ты видел его хет-трик? — хватая Антона за локоть и выволакивая буквально под нос Майорову, продолжает Дима. — Хет-трик? Ой, я тебя умоляю! Да я бы все пять забил в такой-то игре. Школьный чемпионат! Ну да, для некоторых это уже достижение, — с усмешкой смотря на Антона, добавляет Коля. — Футбол — это самая глупая игра, какую только можно придумать, — поддакивает Лиза. — Действительно, когда людям заняться нечем, они вместо саморазвития выбирают перекатывание мяча! Впрочем, кто-то, может, больше ни на что не способен, — её подружка Надя фыркает и отворачивается к своему портфелю, чтобы продолжить доставать всё необходимое для урока. — Нахуя ты вообще это начал? — шёпотом спрашивает Антон у Димы, проходя на своё место. Настроение испорчено с самого утра, просто замечательно. — Тебя кто-то просил? — Да я поддержать хотел, — говорит Баринов. — Кто ж знал, что у нас такие идиоты в классе. — Поддержать хотел? На стадион вчера в два пришёл бы и поддержал тогда, — по интонации Антон начинает злиться, ведь Дима действительно мог прийти, он живёт не так-то далеко. — Почему-то у грёбаного лицея болельщики вчера были. С плакатами, с кричалками. Орали на весь стадион, а их команда никогда в жизни никуда не выходила, даже вчера проебала. А они продолжали орать, поддерживать. Им плевать на результат, они припёрлись с другого конца города, чтобы быть с командой. И я больше чем уверен, что они бы поехали за ними в другой город, в любую погоду, даже если бы команда играла с «Барсой». — Я вчера был занят, уж извините. Но вы же прошли дальше. Когда там следующая игра? Я поеду. — Спасибо, обойдёмся без таких болельщиков. — Тох, чего ты? Пусть едет. Хоть кому-то мы будем нужны, — произносит Костя. — Да никому мы не будем нужны, не выдумывай. Не слышал, что про нас сказали? Что обыграли мы вчера дерьмо какое-то, этим и гордиться не стоит. Что хет-трики тут каждый второй кладёт в ворота любой команды. Не будет нас никто поддерживать. Никто на наши игры не придёт. Хватит нести хрень, словно мы действительно сделали что-то невероятное. Дима цокает языком, обиженный на то, как о нём отозвался друг. Он вчера не мог сказать Лике, что вместо обещанного свидания пойдёт на любительский, почти дворовый матч, где какой-то сброд может и проиграть. Тем более, что про дату матча он узнал в самый последний момент, так бы ещё подкорректировал всё как-то. Между прочим, ему действительно жаль, что не увидел хет-трик Антона, но раз тому поддержка не нужна, раз того не волнуют болельщики, пожалуйста, Дима слова не скажет, если Миранчук опять забьёт гол. За него он вообще больше никогда переживать не будет. Пусть кто-то другой болеет. — Прикиньте, я вчера таблицу не сделал, — чтобы как-то разрядить обстановку, начинает Костя. Но никто не слушает, как Чалов вчера отказал ему в помощи, назвав только страницы учебника, откуда можно взять всю информацию. Костя старался, как мог, придумывал невероятные причины того, почему у него не получается заполнить ту или иную колонку, но Федя вообще вышел из сети, типа всё рассказал, а дальше дело Костиной тупости. — Держи. За правильность не отвечаем, — Лёша протягивает другу тетрадь. — Ебать, Миранчуки сделали домашку? — удивляется Кучаев. — Кажется, нас ждёт сегодня снежная погода. На истории по таблице спрашивают Даню, затем Мишу, поэтому Костя два урока зря переписывал с Лёшиной тетради. Пока идёт этот опрос, сам же Лёша двигает к Антону, молчащему с момента той перепалки с Димой, телефон. — Как тебе? — спрашивает Лёша. Антон смотрит на фотографию какой-то девушки. Это давно известный жест, когда Лёша находит кого-то, с кем хочет познакомиться, и спрашивает сначала мнение брата. Антон понятия не имеет, зачем ему это нужно, будто, если он ответит честно, что все эти девушки его жутко раздражают, что он видеть никого рядом с братом не хочет, что ему вообще-то неприятно и больно, что-то сразу изменится. Как будто Лёша согласится, не станет даже заговаривать с девушкой, а останется сидеть на месте, пока не найдёт другой вариант. — Нормально, — и всегда говорит это слово, потому что оно совершенно никакое. Блондинка на фотографии довольно симпатичная, во всяком случае, фотогеничная точно. Лёша листает ещё несколько фотографий, чтобы Антон хорошо подумал и, может, выразился бы конкретнее. Девушка, видимо, занимается спортом, раз часто фотографируется около тренажёров в зале, а ещё любит собак, вот, обнимает какого-то бульдога своей сестры. На другой фотографии она одета в красивое праздничное платье с вырезом от бедра. Синий бархат с поясом, правда, смотрится, как халат, но Антон думает, что это просто у него нет вкуса, а платье, наверняка, самое модное, какое только можно найти. А ещё на этой фотографии у неё серьги длинные, почти до плеч. Наверное, это тоже модно. — Ага, нормально, — кивает Антон, отводя взгляд. — Её зовут Марго. Она, кажется, подруга Ксюши. По-моему, очень красивая. — Да, думаю, да. — Я вчера фотку после матча выложил, она лайкнула и спросила, правда ли я занимаюсь футболом. — Понятно. — Мы полночи ещё переписывались с ней. Ей, кстати, было бы интересно сходить на нашу игру. Она вообще много знает о футболе, как выяснилось. Правда, когда я спросил, за кого она болеет, она сказала, что ей нравится «Реал», — Антон хмыкает, потому что так обычно отвечают все, кто в футболе чуть ли не вчера, смотрит ради побед, а если это девушка, то ради красивых игроков. Хотя кто там в «Реале» красивый? — О, я же забыл сказать, что у неё татуировка есть! — словно это автоматически делает Марго самой лучшей на планете. — По-моему, красиво. Мне нравится. А тебе? — Нормально. Зачем он вообще это всё рассказывает Антону? Он же себе девушку ищет, не ему. А Антону вообще наплевать, у кого там какие татуировки, за какой клуб болеет непонятный человек, с которым он заранее не хочет иметь ничего общего... Можно ли Лёшу считать общим? По сути, у Антона, как брата, есть на него кое-какое братское право. — Мне кажется, у нас что-то может получиться, — продолжает Лёша. — Скажи, как бы ты отнёсся к тому, что я буду встречаться с Марго? — Нормально. Это же твой выбор, твоя девушка. Главное, чтобы не получилось потом, как с... — Нет-нет, тут вообще другое! Они ничем не похожи, — да, разумеется, как и все предыдущие были такими разными, что Антон даже имена их не запомнил. — Думаю, я приглашу её на игру. Надо только узнать у Артёма Сергеевича, где мы будем. Это ж в другую школу ехать придётся. Вот было бы забавно, если бы мы играли с командой её школы. Если я забью в следующей игре, то обязательно посвящу ей гол... Тош, а ты можешь сделать так, чтобы я забил? Ну, передачу там какую-нибудь, навес, у тебя, судя по всему, отлично получается... Тош? Видимо, взгляд у Антона настолько несчастный, что даже Лёша, пребывая в своих фантазиях, замечает. Ну да, сделать всё, чтобы брат забил, а потом посвятил гол новой девушке, которой наплевать на футбол в принципе, ей просто нравится, как звучит фраза «девушка футболиста». Почему-то многие находят в этом что-то особенное. Впрочем, есть ли чем гордиться в данный момент? Лёша не играет за клуб, не получает огромную зарплату, его не показывают в телевизоре каждые выходные. Конечно, Антон гордился бы им в любом случае, даже если бы играли только во дворе всю оставшуюся жизнь. А вот Марго... Вряд ли ей будет интересен игрок, который не забивает по пять мячей за тайм, который никому неизвестен. — Я не знаю, Лёш. Я всё-таки не Роналду, чтобы получалось всё. Просто повезло забить вчера. Может, меня и на поле не выпустят в следующей игре. — Я уверен, что выпустят. Ещё бы после такого на скамейку сажать! «Хоть бы не выпустили, хоть бы она не пришла, хоть бы...» — произносит про себя Антон, а сам выдавливает улыбку, как бы поддерживая Лёшин оптимистичный настрой.***
Ранним утром вторника Денис и два Александра садятся в сапсан, чтобы добраться до Питера. По плану Кокорина забирать билеты они будут около двенадцати. Чем занять себя в оставшееся время до начала матча, никто не знает, но не собирается думать об этом сейчас, потому что в первую очередь каждый очень хочет спать. Александру пришлось вставать в пять утра, чтобы успеть на вокзал, и он вполне оценил столичные расстояния, хотя и так прекрасно о них подозревал. Кокорин вчера чуть ли не всю ночь выносил мозг своему другу мечтами о том, как было бы здорово, если бы наши сегодня обыграли Израиль. Денис, однако, всё равно заснуть не смог бы. В последнее время у него это получалось с переменным успехом, возможно, из-за присутствия друга в квартире. Денису жить стало как-то очень некомфортно, хотя умом он понимал, что одиночество тоже необходимо чем-то разбавлять. Наверное, Кокорин был слишком сильным «разбавителем», а привыкший к достаточно замкнутому образу жизни Денис просто оказался морально не готов к таким переменам. А тут ещё совершенно идиотское волнение за постороннего человека, который, может, всё же стал чуть ближе за полгода. Да, речь снова о Марио. Денис постоянно думает о том, почему же он ничего ему не пишет, по сто раз проверяет диалог, надеясь, что произошла какая-то ошибка, до него просто долгое время не доходят сообщения. Писать первым Денис, однако, как не думал, так и не собирается, ведь навязываться он точно не хочет. Вот и теперь, сидя в сапсане, Денис смотрит на пролетающие за окном виды, еле удерживаясь от желания в очередной раз проверить диалог. Кокорин, расположившийся на месте прямо перед Денисом, сложив руки на стол между ними, решает мировой вопрос о том, поспать или не поспать. Зато Александр давно всё решил, и ещё немного остаётся до момента, когда его голова переместится на плечо Дениса, ибо больше некуда. Вплоть до остановки на питерском вокзале Денис внушает себе, что его никак не должно волновать отсутствие Марио, потому что и самого Марио вряд ли волнует Денис. А ещё надо начинать спать по ночам, ибо Марио ни в каком виде не оценит этих жертв. Ему вообще наплевать, а Денис тут изображает какие-то невероятные страдания, для которых даже нет повода. Однако стоит поезду затормозить, Александру сонно разлепить глаза и пожаловаться, что у него теперь болит голова, как Кокорин подскакивает с места и начинает метаться просто так, решив, будто они точно опоздают за билетами, ибо вокзал от места встречи очень далеко. Конечно, от такой резкой смены атмосферы у Дениса вылетают все мысли. Под эгидой кокоринской нервозности проходит ещё несколько часов, пока они добираются до места встречи с человеком, который должен отдать билеты. Иногда обстановку разряжают не всегда уместные вопросы Александра. Кокорин даже хочет поинтересоваться у Дениса, зачем они его с собой взяли, если человек, кажется, не понимает совершенно ничего. — На футболе он тоже будет лезть? — презрительно спрашивает Саша, поглядывая через плечо на Александра. Они стоят около какой-то арки, ведущей в типичный для многих районов Питера двор-колодец. Из-за всей этой спешки, странного места встречи, непонятных условий передачи билетов складывается ощущение, что получают они их не вполне легально. С Кокорина станется договориться с первым попавшимся перекупщиком, а потом у входа на стадион выяснить, что билеты фальшивые. Но Саша утверждает, что у Дениса паранойя, а он в своих знакомых уверен. — Откуда у тебя вообще знакомые в Питере? Неужели успел в ту поездку ещё кого-то подцепить? — Иди к чёрту, Денис, — хмурится Саша. — То, что я не общаюсь с левыми людьми в рандомный момент времени, как Федя, ещё не значит, что у меня нет знакомых, кроме тебя. Просто я пользуюсь своими связями по назначению, а не лишь бы были. — Кстати, о Феде. Как у тебя получилось его уговорить? А вот об этом Саша с удовольствием готов рассказать, потому что Денис просто обязан знать, что, несмотря на его предостережения, между друзьями вполне что-то может возникнуть снова. Саша чувствует в Феде какие-то намёки на прошлое, а Саша ведь никогда не ошибается в вопросе влюблённости. Только сказать Кокорин ничего не успевает, так как из арки выходит человек, которого они все так долго ждали. С заговорщическим видом он передаёт билеты, в прямом смысле доставая их из бокового кармана куртки, словно они тут наркотиками обмениваются. Правда, всю эту загадочность в мгновение разрушает, естественно, Саша, принимающийся болтать со старым знакомым на совершенно отвлечённые темы. Тот уже закуривает, обсуждает будущую игру России и Израиля, потом знакомый Кокорина говорит, что судья из Германии, а это звучит в контексте играющих стран как-то не очень. Они переходят на тренера сборной, который вызывает смешанные ощущения. Вроде и знает, что делать, а вроде и делает не всегда правильные вещи. До матча остаётся ещё прилично времени, и Саша интересуется у своих попутчиков, чем они планируют заняться. Денис понятия не имеет, а вот Александр вполне конкретно заявляет, что хотел бы позавтракать. За едой снова говорят о каких-то отвлечённых вещах, что-то про школу, учебный процесс, пока разговор сам собой не упирается в одного ученика по популярному нынче имени Саша. Так как Головин вознамерился на ЕГЭ сдавать и предмет Дениса, и предмет Александра, то им надо выбрать дни, когда у Саши будут дополнительные занятия, направленные именно на подготовку к экзаменам. Денис, если честно, взваливать на себя подобную ответственность не хочет совершенно, тем более, это ведь бесплатно, а он репетиторством за простую благодарность заниматься не думает. Вот только Головин ему довольно симпатичен, как ученик, он действительно увлечён предметом, в отличие от того же Чалова, который делает всё идеально до скрипа зубов, лишь бы выбить нужную оценку. Саша, может, пятёрки не гребёт, но хочет именно разбираться в материале, а ещё старается сочинения писать с такой ответственностью, словно это набросок серьёзного произведения. И это не говоря о том, как у него получается превосходно читать стихи! Денис с удовольствием отправил бы Сашу на какой-нибудь конкурс чтецов, да только знает, что Головин откажется, может быть, даже в силу скромности и боязни выступить перед публикой, поэтому из года в год защищать честь школы отправляется Чалов. — А по истории у него как? — спрашивает Денис. — Да тоже старается. Видно, что ему интересен предмет, а не результат учёбы. Это, конечно, радует. Саша пересаживается за первую парту даже, мы с ним диалог вести можем, давно у меня такого не было. — Думаю, что в силу твоего возраста, у тебя никогда не было, — довольно бестактно бормочет Кокорин, листая новостную ленту в телефоне. Ерохин пропускает замечание мимо ушей, потому что тактичности в нём побольше, а ещё он разговаривает с Денисом. Он вообще тут, скорее, из-за него, чем из-за матча. Футбол Александра по жизни особо не интересует. Он может посмотреть пару игр, если больше заняться нечем или нужен телевизионный шум для фона. Пожалуй, шум трибун совместно с голосом комментатора — один из самых приятных фонов, уж точно получше скандальных выкриков какого-нибудь ток-шоу или драматичного тона, словно все умерли, от ведущего новостей. — В общем, я думаю, что могу отдать тебе понедельник, — говорит Денис. — У моих как раз история с тобой. Всего шесть уроков. На седьмом почему бы не взять Сашу. — А себе какой день возьмёшь? У тебя же тоже в понедельник с ними уроки. — Я бы четверг или вторник, но у них там по семь. Оставлять Сашу на восьмой, как минимум, негуманно. Да и мне, честно, вообще не упёрлось сидеть лишние часы. Так что, видимо, беру пятницу. — Слушай, а куда Саша вообще поступать думает? — Понятия не имею, — Денис даже пожимает плечами. — Ну, вот в пятницу поинтересуюсь. — Так! — Кокорин хлопает ладонями по столу. — Нам срочно нужны шарфы, флаг и футболка. — Зачем? — удивлённо спрашивает Александр. — Мы за сборную приехали поболеть или пожрать в кафешке? Мы сидеть будем в секторе, где болельщики «Зенита» обычно своих поддерживают. Ой, бля, не ссыте раньше времени. Найдём себе шарфы и флаг, вообще будем выглядеть, как свои. — Прости, а откуда ты знаешь, на каком секторе сидят болельщики «Зенита»? — Господи, Ерохин, как много тебе нужно знать! Начинаешь бесить. Болею я за «Зенит», оттуда и знаю. — Так ты из Питера, что ли? — Ага, конечно, разбежался. Я — коренной москвич! — даже с чрезмерной гордостью заявляет Саша и поднимается из-за стола. Денис по-дружески решает умолчать о том, что Кокорин приехал в Москву из каких-то Валуек или как там назывался этот непонятный город, про который никто никогда не слышал. Да, вроде бы, мать Саши была москвичкой, зачем-то согласившейся жить с мужем в какой-то дыре, но Денис сильно сомневается, что данный факт автоматически причисляет Сашу к коренным москвичам. Впрочем, если Денис сейчас откроет рот, то друг вполне любезно может напомнить, что сам Денис тоже к Москве мало отношения имеет. Хотя Денис, в общем-то, никогда не стремился причислять себя к этому городу. — Как можно прожить всю жизнь в Москве и болеть за «Зенит»? — продолжает Александр, и на его лице появляется немного снисходительная усмешка, будто он ведёт разговор с одним из учеников, хотя с Кокориным они вполне ровесники. — А ты за кого болеешь? — За наших, — уклончиво отвечает Александр.***
В итоге, они действительно покупают себе шарфы с бело-сине-красной расцветкой. Денис повязывает шарф на шею, где ему самое место, Саша же решает закрепить его на запястье, чтобы удобнее было махать на стадионе. Ещё Кокорин находит где-то ужаснейшую, по мнению Дениса, футболку в цвет формы сборной, только сзади вместо привычной фамилии какого-нибудь игрока красуется золотыми буквами «Вперёд Россия!», а номер стоит двенадцатый, как бы подразумевающий собой отсылку на известное высказывание, что болельщик — это двенадцатый игрок. — Тебе лишь бы обосрать, — отфыркивается Саша, крутясь из стороны в сторону, рассматривая футболку перед зеркалом. — Просто это реально убого, — говорит Денис, не взирая даже на то, что рядом с ними стоит продавец. — Ну, хорошо, сама футболка ещё куда ни шло. Но надпись эта... — А почему номер везде двенадцатый? — вообще не в тему спрашивает Александр, заставляя Кокорина в очередной раз закатить глаза. Ему не нравится Ерохин. То есть он совершенно нормально бы к нему относился, если бы тот вдруг стал парнем Дениса. Потому что Саша согласен на любого, кого бы Денис себе ни выбрал, ведь ему это действительно нужно, хоть и отплëвывается. Ну, а Саша, как безусловно хороший друг, принял бы даже Ерохина. Однако в качестве ещë одного друга Саша его знать не желает, так же, впрочем, как Федя с Денисом не желают знать Артëма. Александр, для начала, имеет такое же имя, как у Саши, а это уже немного бесит, потому что хочется быть единственным Сашей в компании. К тому же, Ерохин вечно язвит и задаëт неуместные вопросы, которые словно так и норовят задеть Кокорина. Есть ощущение, будто Александр изначально считает себя куда лучше, образованнее, воспитаннее, может быть, даже интеллигентнее. Кокорин свои недостатки прекрасно знает, вот только что-то они никогда не мешали ему общаться ни с Федей, ни даже с Денисом, хотя с тем любому было бы сложно. Да и потом, Кокорин, в отличие от некоторых, пусть и без толкового образования, а завуч, пока всякие воспитанные и до чëрта умные всего лишь учителя замшелой истории, которую многие люди и за науку не считают. Тем не менее, раз Денис таскает за собой этого Александра, то приходится терпеть. Денис сам не слепой, догадливый, должен понимать, что с таким набором друзей под боком обстановка всегда будет накалëнной. Но у Дениса есть преимущество в виде квартиры, от которой Саша сейчас очень даже зависит. И Денис может делать, что угодно, а Кокорин со своими возмущениями рискует отправиться на улицу. Денис же брал с собой Александра не просто так. Обычно они всегда выбирались куда-то втроём: Кокорин, Денис и Федя. Вот только звать среди недели Федю в другой город на футбол — это можно вне очереди познать всю силу праведного смоловского гнева. Денис уверен, что они познают её и так, им обязательно прилетит по итогам этой поездки, ведь любая кокоринская затея не проходит бесследно для общества. Тем не менее, присутствие третьего, в данном случае, Александра, даёт маломальскую надежду на то, что он окажется голосом разума и не даст им встрять в неприятности. За Кокориным уследить невозможно, особенно, если его переполняют эмоции, а себя Денис и так прекрасно знает. По итогу, на свой сектор они заявляются даже с флагом, хотя его приобрести оказалось сложнее всего. Поэтому Саша никому не намерен его передавать. Ерохин отмечает, что тогда на Кокорине слишком много всего, ведь ещё футболка и шарф, но тот готов послать к чёрту моментально, потому что только бы всяких Ерохиных слушать сейчас. К счастью, действия на поле вскоре отвлекают Александра, и он больше не лезет без дела. Болеть на стадионе — это совершенно иные эмоции, чем болеть перед телевизионным экраном. Атмосфера затягивает, тебе хочется кричать вместе со всеми, подгоняя команду вперёд, и как бы ты ни относился к сборной и её игрокам, ты не перестаёшь терять надежды. Денис совершенно неожиданно ловит себя на мысли, что нули после первого тайма — это не показатель неспособности российских игроков сделать хоть что-то, а показатель того, что они выстояли и могут ещё забить во втором тайме. Словно слыша его, самого непримиримого человека, у которого разочарование во всём мире сразу, голы действительно приходят. Сначала неожиданно даже для самого себя, видимо, отличается один из Березуцких. Ни Денис, ни Саша, ни тем более Александр никогда не могли отличить одного из защитников от другого, поэтому узнают, что забил именно Василий тогда, когда об этом сообщает диктор. — А помнишь, как я похожий забил? — радостно спрашивает Саша, тряся флагом, когда через три минуты в ворота Израиля залетает второй мяч. — Где? — Да, на школьном чемпе. — Кокорин, боже, это было десять лет назад, ещё бы я все твои голы помнил! — А я твои помню, — немного обиженно произносит Саша. — Конечно, их там было шутки две, наверное. — Вообще-то, вы с Федей чуть лучшими бомбардирами не стали. Постоянно друг друга обходили... — Давай, не будем сейчас? — резко обрывает Денис, поворачиваясь в сторону поля. Он не хочет вспоминать свой первый серьёзный турнир, который буквально подарил ему путёвку в футбол, хотя, конечно, она и так Денису светила. Когда твой отец — тренер, и не такое можешь себе позволить. Телефон в кармане начинает вибрировать совсем не вовремя. Сборная заработала пенальти, бить его отправляют Широкова. Саша, сжимая в кулаках края флага, чуть ли не грызёт ногти в волнении. Конечно, 2:0 к семьдесят первой минуте — это весомо. Весомо для всех, кроме сборной России. Денис сейчас мог бы вспомнить с десяток случаев, когда в похожих ситуациях команда теряла всё преимущество и, по итогу, никуда не выходила. А этот матч, если верить Кокорину, чуть ли не напрямую отправляет на Чемпионат Мира в Бразилии. — Блядь, пошли все на хуй, — ругается Денис, доставая телефон. Он мгновенно проглатывает следующую порцию проклятий, как забывает про пенальти, сборную и то, что он на стадионе. Марио. Марио ему написал уже четыре сообщения. Денис листает их, начинающихся с такого странного: «Привет, прости, пожалуйста, что так долго не писал, но тут столько всего произошло!» А потом Марио рассказывает, что его послали на какую-то конференцию в другой город, тут же вспоминает, что сначала перепутал число и чуть не поехал на вокзал на день раньше, как это было бы глупо. Откидывая в сторону историю про конференцию, Марио пишет, что ещё умудрился попасть в больницу, а потом у него была свадьба... — Свадьба? — спрашивает Денис непонятно у кого. В этот момент стадион переживает маленькую смерть. Широков бьёт надёжно, но вратарь израильтян кончиками пальцев всё-таки достаёт мяч, и тот летит мимо цели. Кокорин чуть волосы с отчаяния не выдирает к великому удивлению Александра, который почему-то был уверен, что Широков промахнётся. Весь стадион, впрочем, разделяет настроение Кокорина. Проходят считанные секунды, как около мяча оказывается Глушаков и всё же забивает гол, делая счёт 3:0. — Гол! — орёт Саша, хватая стоящего рядом Дениса за плечи. — Гол? Кто? — Денис оглядывается, смотрит на табло, вроде бы видит фамилию и понимает, что сейчас ему совершенно не к месту переписываться с Марио, хотя и хочется выяснить про всё, что с ним случилось. Мало кто может похвастаться, что за две недели успел съездить в другой город, полежать в больнице и побывать на какой-то свадьбе. Впрочем, Денис в свои лучшие годы был способен и перевыполнить этот план. Он пишет, что сейчас немного занят, если быть точнее, то на стадионе смотрит футбол, но пусть Марио подробно расскажет обо всём, а Денис обязательно прочтёт завтра утром, а может быть и сегодня вечером. На добавленных минутах Израиль всё-таки забивает. Кокорин говорит, что наша сборная, ну, просто не может не пропустить, хотя это всё равно не даёт Израилю шансов пройти дальше. И вообще, вот не верил Денис в наших, а они взяли и... — Опять не оправдали моих ожиданий, — хмыкает Денис. — Твои ожидания — твои проблемы, — кажется, впервые к месту говорит Александр, разводя руки в стороны. Стадион ликует, Саша воодушевлённо кричит: «Молодцы! Молодцы!» Ерохин машет сорванным с собственной шеи шарфом, несмотря на то, что в Питере ближе к ночи становится немного прохладно, пусть для сентября это вполне типично.***
Чем закончился вчерашний вечер, Денис помнит слишком хорошо для своего состояния. А вот где они все просыпаются, он в упор не понимает. Судя по свету от окна, уже довольно приличное время, а они... всё ещё в Питере? Твою-то мать! У него же уроки! У Александра уроки! Федя их убьёт! — Кокорин, блядь, где ты? — зовёт Денис, поднимаясь с кровати в каком-то гостиничном номере. — Ёбаный в рот! — у него чуть не случается удар, когда наступает на растянувшегося на полу друга. — Кокорин, охуевший ты дебил, мы где? — Не надо только орать, — шипит Саша, потирая опухшие глаза. — Санёк? Санёк?! — Я тут! — подаёт голос Ерохин с другого конца кровати, заставляя Дениса снова схватиться за сердце. Они в одной кровати спали? Просто спали или?.. «Блядь, Черышев, это точно последнее, что сейчас тебя должно интересовать, — ругает себя же Денис, оглядывая развороченную комнату. — Убью Кокорина. Дебил с дебильными идеями». Он всегда знал, что в Питер нельзя ездить. Тем более, на футбол. Это никогда не заканчивается чем-то хорошим. Ужасный город, ужасная атмосфера, заставляющая творить всякую хрень, которую не планировал. Александр садится на кровати, почёсывая щёку и пытаясь взглядом найти хотя бы штаны. Что удивительно, он из всех самый раздетый, потому что Кокорин, вон, валялся на полу, не сняв толстовку, а Денис только без футболки остался, судя по всему. Штанов, однако, Александр не видит. А ещё интересно, чем они вчера решили заняться после футбола, раз оказались здесь. И почему Кокорин зовёт его Саньком, если их отношения настолько тёплыми не были изначально, да и вряд ли могли существенно измениться за один вечер. У кого-то звонит телефон, и Саша подскакивает на месте, вмиг осознавая, что они до сих пор в Питере, а наручные часы показывают половину двенадцатого. Звонить может только один человек, и лучше бы у Саши телефон магическим образом исчез вовсе. Федя — это последнее, кого сейчас хочется услышать. Вот только не ответить нельзя, ведь наверняка они пропустили уже с десяток гневных звонков от Смолова. Таким образом, комната обрекает себя на внезапную суету. Саша ищет телефон по звуку, немного радуясь, что Федя не сбрасывает после первых гудков. Денис решает привести себя в божеский вид, а ещë его напрягает, что он помнит большую часть вчерашнего вечера. Просто некоторое ему помнить совершенно не хочется. — Я убью тебя, Кокорин! — кричит Денис из ванной. — Встань в очередь, — мрачно отвечает Саша, который не успел в очередной раз поднять трубку, как ни старался. Перезванивать он точно не будет, себе дороже. — И хватит на меня орать! — А вот это обязательно вчера было делать?! — гневно спрашивает Денис, указывая пальцем на свою ключицу, где красуется довольно яркое пятно, слишком сильно напоминающее засос. — Да ты мне нахрен не сдался. Ещë засасывать тебя! — Вчера ты так не думал! Что вы на меня уставились, как идиоты? Да, я помню, что мы вчера делали. — Думаю, терять нам уже нечего, — рассудительно заявляет Александр. — Давайте просто присядем, и Денис просто расскажет. Лично у меня много вопросов. Кокорин удивительно легко соглашается на предложение Александра, хотя тратить время им не стоит. Лучше бы поскорее оказаться на вокзале и сесть в ближайший сапсан. Впрочем, Федя их точно убьëт, а так они могут узнать за что именно. Вдруг получится оправдаться? — После матча мы были дохуя радостные, — начинает Денис, скрестив руки на груди. — Особенно ты, Саша, — красноречиво смотрит на Кокорина. — Ты предложил поехать в какое-нибудь караоке, чтобы отметить победу. Александр пытался намекнуть на то, что мы можем не успеть на вокзал, но ты, кажется, послал его к чëрту. В общем, мы поехали в караоке. Там мы, естественно, выпили. Я не помню, что, но нам быстро стало совсем весело. — Пока всë логично, — говорит Саша. — Как мы оказались тут? — А ты не хочешь узнать сначала о том, как ты вчера сдружился с Александром? — Кокорин неверяще смотрит на Дениса. Нет, он припоминает что-то такое странное, будто они в самом деле вчера могли стать друзьями навек. — О, вы пели с ним ту самую песню, которую я ненавижу! — О, нет! Такого не могло быть. Это же не просто песня... Это как секс! С кем попало нельзя! — Вот от тебя слышать такое вдвойне иронично, — улыбается Денис с издëвкой. — Короче, поздравляю, вы вчера словесно потрахались. — Извиняюсь, а что хоть за песня была? — спрашивает Александр. — «Cheri Cheri Lady», — кривится Денис. — Дело в том, что Саша очень любит доставать меня ею, а ещë он еë, видите ли, с кем попало не поëт. Однако вчера вы составили отличный дуэт. Обнимались даже. А потом мы шатались по улицам. Кокорин махал флагом и орал нецензурные кричалки. Готов поспорить, что это были кричалки болельщиков «Зенита», ведь нас не побили. Ещë он пытался тебя им научить, но ты как-то плохо поддавался обучению. Дальше я не помню, что было, но мы оказались здесь. И вот Кокорин какого-то хера решил меня засосать, а я, видимо, был пьяным, и мне было похую. Только Саша почему-то не нашëл мои губы и сделал вот эту хрень, — Денис ещë раз показывает на засос. — Спасибо тебе огромное, представляю, сколько идиотских сплетен теперь будет гулять по школе. Придëтся ходить в бадлоне, как дебилу. — Бля, что ж меня должно было на это сподвигнуть? — задумчиво кусает губу Саша. — Денис, ну, ты на меня не злись, ладно? — Я бы злился, если бы мы переспали, и я при том был бы снизу. Вот это оскорбило бы меня до глубины души, а так поебать, если честно. Тем более, ты потом куда-то упëрся, и я не помню, как ты вернулся в номер. Зато помню, что с Александром мы ещë болтали долго. В темноте, кстати. Наверное, найти выключатель оказалось для нас непосильной задачей. — Слушай, может, ты заодно вспомнишь, где я оставил штаны? — с надеждой просит Александр, которого, на удивление, совершенно не волнуют сейчас все сказанные Денисом вещи. Он точно осознает это позже и ещё несколько раз впадёт в ступор при мысли, что Денис мог целоваться с Сашей и не увидеть в этом ничего предосудительного. — А вот это я без понятия. Помню, что ты просто стал раздеваться, типа спать лечь. Ну, я как бы ничего против не имею, и так было ясно, что нам всем спать на одной кровати придëтся... О, кстати, Саша, я бы не исключал варианта, что ты мог и просто свалиться с кровати на пол. — И никто этого не заметил? — фыркает Кокорин. — Думаю, мы в своëм состоянии могли бы и атомную войну не услышать. Так вот, ещë у меня есть странное воспоминание о том, как я целовался с Александром. В упор не помню, нафига. — Об этом можно было бы промолчать, — говорит Ерохин. — Ты сам хотел, чтобы я всë рассказал. В общем-то, больше у меня ничего нет. Они снова в сапсане, едут буквально на верную смерть, ведь говорить с взбешëнным Смоловым надо сегодня. Саша услышал от него одно ключевое слово «проверка», что означало на смоловском: «Вам пиздец». Хотя обычно из-за проверок Федя особо не волновался. Это ведь ежегодное мероприятие, и он всегда к нему был готов. Что могло пойти не так? Денис читает сообщения от Марио. Тот вчера настрочил ему целые сочинения о том, что делал две недели. Конференция, на которую его послали, проходила в Краснодаре. Было скучно. Марио приехал, как выяснилось, для галочки, мог бы и отказаться, если бы знал. Но даже в таком, довольно разочарованном письме, Марио не выражает ни капли негатива и раздражения, ведь после скучной конференции он погулял по городу. Потом он обязательно пришлëт Денису фотографии с прогулки. Краснодар нынче очень красивый. Что касается больницы, то Марио делали какую-то операцию на зубах. Выяснилось, что у него есть аллергия на что-то очень нужное в этой операции — Марио так и не запомнил, на что именно — поэтому ему пришлось сдавать какие-то пробы. В общем-то, «попал в больницу» подразумевало под собой то, что Фернандес ездил туда чуть ли не каждый день, сдавая миллион анализов. Кстати, у него есть фотография с распухшей после операции щекой. Он обязательно скинет и еë, ибо находит себя ужасно смешным. Пусть Денис тоже посмеëтся. Наконец, свадьба. Странно, что Дениса из всех новостей больше всего волновала именно она. Марио ещë, естественно, неправильно выразился, словно свадьба была у него. На самом деле, ему пришлось поехать в Самару, где его давнишний друг — как же много у Марио каких-то друзей повсюду — женился. Он решил выбрать Марио своим свидетелем, поэтому тот обязан был посетить торжество. Марио очень подробно описал мельчайшие подробности свадьбы, и Денис промотал бы их, как лишний мусор, но это же детали, касающиеся Марио, тому было бы приятно, если бы Денис их прочëл. Черышев сам себе удивляется, ведь раньше его мало волновало, что было бы приятно человеку по ту сторону экрана или трубки. Он не слушал, когда не хотел, не говорил то, что требовалось приличиями, если это его не устраивало, уж тем более не читал то, что не интересовало. Время зря только тратить. — Слушай, а я вчера тебе ничего случайно не наговорил по пьяни? — вдруг спрашивает Александр, трогая за локоть. — Например? — Денис тут же блокирует телефон, будто смотрел на что-то неприличное. — Ну, мало ли там... В любви признавался, не знаю... Просто мы же с чего-то начали целоваться потом. — Ой, Александр, забей. Мы были пьяные, так что спокойно могли начать целоваться и просто так. К тому же, это всë между нами. Поверь, я в своей молодости вещи и похуже вытворял. Не то чтобы Александра это сильно успокоило. Он боится, что мог проболтаться об одной очень важной вещи, о которой, впрочем, хотел сказать Денису в любом случае. Он и поехал-то в надежде, что улучит минуту и обсудит это. А вдруг он проболтался Кокорину? А вдруг он наговорил больше, чем нужно?***
То, что они услышали от Феди, было неприятно, даже слишком неприятно. Денис давно не чувствовал себя настолько не в своей тарелке. Самое главное, что половина претензий так или иначе крутилась вокруг какой-то проверки. Мол, Феде пришлось выглядеть идиотом в глазах проверяющего по-всякому отмазывая своих подчинённых, и, вероятно, у него ничего на сей раз не вышло. Федя вообще очень много говорил про проверку, о которой никто не подозревал даже. Однако улавливать суть, когда на тебя постоянно орут, слишком сложно, поэтому ни Денис, ни тем более Саша с Александром ничего не поняли. Кокорин решил ещё героически взять весь удар на себя, попросив объясниться. Что он там объяснял полчаса, будучи один на один с Федей, Денис узнать не смог, однако вышел из кабинета Саша с довольно неплохими новостями. У них теперь есть выговор и какой-то штраф, но зато они пока не уволены. Скорее всего, потому что Федя просто не сумеет найти трёх человек среди года, тем более, при проверке. Кстати, про неё Саша узнать забыл, но, может, оно и к лучшему, нечего сейчас Федю лишними расспросами раздражать. В четверг Денис приходит в школу не в бадлоне, как собирался, потому что погода пока не позволяла, а в рубашке. Чёрт с ним, пусть видят кокоринское творчество и лепят слухи, пусть хоть чем-нибудь развлекутся. Денису, в принципе, наплевать изначально. Головин подходит к нему после урока литературы, чтобы узнать, как дела с дополнительными занятиями, ведь уже вторая неделя учёбы, а Денис ничего ему не сказал. — Точно! — щёлкает пальцами Денис, одновременно поливая какой-то цветок на окне. Он ненавидит эти цветы, оставшиеся со времён, видимо, Риммы Альбертовны. Денис отдал бы всё на свете, лишь бы чёртовы цветы каким-либо образом исчезли из кабинета, завяли или их кто-то забрал бы домой. Но почему-то они только растут и радуются жизни, чем сильно бесят Черышева. — Мы обсудили это с Александром Юрьевичем. Решили, что со мной ты будешь заниматься по пятницам на седьмом уроке. С Александром Юрьевичем в понедельник, тоже на седьмом. Идёт? — Ну, вроде да... К тому же, с нашим расписанием, это чуть ли не единственные возможные дни, — прикидывает Саша. — Только вот, Денис Дмитриевич, я в школьную команду по футболу записался. У нас тренировки после уроков... Не каждый день, хотя... Там, как придётся, — Саша при этом выглядит так виновато, словно совершил какое-то преступление, в котором Денис заставляет его признаться. — Просто мне нравится в команде, и я не хотел бы, чтобы меня выгнали. Но я понимаю, что мне надо сдать экзамены, потому что я не собираюсь связывать свою жизнь с футболом... — Я думаю, если ты будешь немного опаздывать на тренировки, объясняя ситуацию, то тебя оттуда не выгонят. Во всяком случае, не сразу. — О, Денис Дмитриевич, ваши советы как всегда прекрасны, — бубнит Саша, вздыхая. — Если ты не собираешься связывать свою жизнь с футболом, зачем ты вообще записался в команду? — интересуется Денис, переходя к соседнему цветку. — Потому что мне это нравится. И друзья мои там. Ну, Антон с Лёшей, Костя... — Так вы все в сборной? — лейка резко ставится на подоконник. — И уже играете? — Да... Мы первый отборочный матч выиграли. Теперь надо выиграть второй, чтобы в самом чемпионате оказаться. — Выиграли? С каким счётом? — 5:0, — Саша не понимает, как от темы его дополнительных занятий они перешли к футболу, и почему Денису вообще это хочется знать. — Тоха хет-трик сделал, кстати. Денис Дмитриевич, а мы можем иногда заниматься до уроков, а не после? Ну, не всегда, конечно, но хотя бы в дни перед матчами. — Я подумаю. — Денис Дмитриевич, — осторожно продолжает Саша, спустя несколько секунд молчания. — А зачем вы мне во вторник звонили? Денис удивлённо поднимает брови, снова берясь за лейку. Вечер вторника он проводил так, что звонков ученикам в нём точно не могло быть. Хотя... — А я тебе звонил? — Да. Часов в двенадцать ночи. Спросили, что я делаю. Я сказал, что собираюсь лечь спать. Вы меня похвалили и попрощались. — Я, наверное, ошибся номером. Хотел позвонить Александру Александровичу. Саша кивает головой, видимо, соглашаясь с такой версией. Он во вторник, конечно, немало удивился. Пожалуй, диалога страннее у него ещё не было. А вот Денис чувствует себя очень глупо, потому что какой нормальный человек будет названивать в ночи своим ученикам, задавая идиотские вопросы? Тем более, он был нетрезвым. Что ещё хуже. И вдруг Денис вспоминает очень важную часть того вечера. Как раз тот момент, когда он разговаривал в темноте с Александром. Денис смотрит на Сашу, снова достаточно резко ставит лейку на подоконник и быстрым шагом покидает кабинет. Обычно Александр всегда ходил к нему, а не наоборот. Их дружба чем-то напоминала общение Лунёва с Кузяевым, которые тоже вечно друг к другу таскались и пили чаи все перемены напролёт. Тем не менее, Денис иногда утруждал себя подъёмом на четвёртый этаж, чтобы узнать у Ерохина что-либо. Вот и сейчас он чуть ли не вбегает в кабинет, нервно дожидается, когда последний ученик выйдет из класса, и тут же захлопывает дверь, прижимаясь к ней спиной. — Александр! — то ли удивлённо, то ли с претензией выкрикивает Денис, заставляя Ерохина даже отойти на пару шагов. — Тебе реально нравится мой Саша?! Ерохин бледнеет и буквально падает на стул.