А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно,
И очень злюсь, когда мне говорят,
Что жить вот так, как я сейчас, нельзя.
Но почему? Ведь я живу.
На это не ответить никому.
Артём уходит из раздевалки, оставляя команду разбираться в себе самостоятельно. Впрочем, он уже всё сказал. Зато Игорь после дежурных слов о состоянии Максименко находит в себе силы кое-что ещё передать подопечным. Акинфеев, в принципе не отличающийся многословностью, просит парней не принимать эмоции Артёма близко к сердцу. К вторнику, к очередной тренировке, всё это уже уляжется, поэтому не стоит делать поспешных выводов о себе самих, да и в целом о ситуации. Шансы у них остаются. Обыграть другие школы возможно. Главное — не упасть в пучину самокопания и не разочароваться. Почему-то Игорь уверен, что парням важна сейчас поддержка. Если уж главный тренер ничего путного не высказал, то тогда придётся закинуть всё на свои плечи. Когда Игорь только начинал свой путь игрока, обычно после проигрышей их поддерживал капитан команды. Только Игорь видит Федю и понимает, что капитан он случайный, а не настоящий. Вряд ли он способен поддержать товарищей, когда сам еле держится. Тяжело принимать поражения, если всю жизнь быть лучшим и всеми признанным. Не успевает Игорь пожелать команде хороших выходных, как Антон уже собирается и покидает раздевалку. Саша пытается его окликнуть, Лёша провожает удивлённым взглядом, в ответ ловя безмолвное, набившее оскомину: «Я сам разберусь». Впрочем, с чем именно сейчас хочет разобраться Антон, Лёша не слишком улавливает. А Антон просто хочет побыть один. Ему не нужны рядом ни брат, ни лучший друг, уж тем более тренера, сокомандники или родственники. Он около полутора часов бродит по дворам, заглядывает на коробку, сидит у подъезда, уперев локти в колени. В раздевалке он наговорил много, пожалуй, случайно вывернул наружу часть своих мыслей, ну и чуть-чуть соврал. Он пока ещё не слишком верит в команду, — про Чалова так вообще чисто к слову пришлось, — не питает романтических, идеализированных надежд на то, что они обязательно выиграют другие матчи, а Костя закрепится в составе. Просто, как и Игорь, Антон понимает, что придётся взять ответственность на себя. У него есть мечта. Она стара, наверное, как мир, но в полной мере Антон осознал её не так давно, буквально в прошлом месяце. Теперь он не просто хочет играть в футбол, выступать на профессиональном уровне и стать известным. Антон хочет, чтобы его признал отец. Чтобы однажды он сказал ему: «Молодец, снова не оправдал моих ожиданий, но стал достойным футболистом. Пожалуй, я даже могу тобой гордиться». Антон уверен, что формулировка будет похожей, ведь отец никогда не похвалит, не упомянув о недостатках. И за свою мечту Антон собирается биться всеми доступными способами. Надо пройти ещё сто просмотров? Хорошо, я вам успею надоесть. Надо выиграть школьный чемпионат, чтобы тебя заметили? Постараюсь, сделаю всё возможное, буду забивать в каждой игре. Для этого надо поладить с командой? Отлично, уже начал. Единственное, что Антон не учёл, хотя скорее решил махнуть на это рукой, — он сам. Антон никогда ни под кого не подстраивался, делал только то, что хотел сам, всегда открыто выражал своё мнение, а оно часто, почти всегда, шло в разрез с мнением других людей. Впрочем, сейчас, сидя перед подъездом, он думает, что не станет ни в коем случае говорить то, что от него хотел бы кто-то услышать, даже если это Артём. Антон спорил, спорит и будет спорить, пока не добьётся того, что его позицию тоже примут во внимание. Это в его характере, и оно никуда не уйдёт, хоть убейся. Тем не менее, в раздевалке Антон сказал нечто мотивирующее, поддерживающее, сам был невозмутим и твёрд... Но внутри ему было отвратительно больно от несправедливости. Несправедливо, что его не выпустили из-за личных принципов Артёма, который не смог перешагнуть через себя. Несправедливо, что Лёша, не сделавший, по сути, ничего полезного, носит звание вице-капитана и остаётся на поле всю игру. Несправедливо, что при разборе полётов Артём кричит на него, а не на идиота Исакова, который только болтает. Всё дерьмо вечно должен вывозить Антон, пока другие получают миллиард шансов, сто надежд и авансов. А Антону постоянно приходится что-то кому-то доказывать, пытаться пробиться, по итогу, всё равно оставаясь за бортом. Как минимум, в тени собственного брата. Пожалуй, это бесит больше всего. Он любит Лёшу, любит его даже совсем не по-братски, но это не отменяет других чувств. Антон банально не понимает, почему у его близнеца постоянно всё получается даже без щелчка пальцами. Радости жизни сыпятся на него, не переставая, а Лёша ещё начинает выбирать из них, при этом пытаясь схватить побольше. Лёша заочно лучший в глазах других людей. Даже на уровне семьи и прочих близких. Его вечно считают самым добрым, самым милым, самым воспитанным, его постоянно хвалят, уделяют ему всё внимание, первым делом рассказывают про его достижения... Половина из них, между прочим, общая с Антоном, однако все вокруг дружно решают, что Антон ни на что не способен, просто плетётся следом. Он никогда не забудет, как к ним приезжала тётя по отцу. Эта женщина долгое время жила за границей и периодически проявляла интерес к родине. Её приезды всегда знаменовались застольями и горой подарков в виде красивой заграничной одежды, каких-то сувениров, да и просто денег, что тоже никогда не бывает лишним. Однажды тётя тоже так приехала, села за стол и начала интересоваться жизнью своих племянников. Мама принялась расписывать во всех подробностях, как сыновья поступили в академию «Спартака», что скоро у них начнутся тренировки, и лишь бы только учёба не пострадала. А ещё в прошлом году они участвовали в каких-то мероприятиях, и их класс чуть не получил звание лучшего в параллели. Конечно, многое было существенно преувеличено, лишь бы тётя порадовалась за успехи. Всё бы ничего, да только мама начинала свои истории с фразы: «Кстати, Лёша поступил в академию... Ну, и Антон тоже, разумеется. А ещё Лёшин класс чуть не стал лучшим... Ну, Антон тоже участвовал в этом, да». Может, она и не совсем так говорила, но Антон услышал именно в таком виде. Всё всегда начиналось с Лёши, а его упоминали, как нечто идущее в комплекте. Да и тётя слушала как-то невнимательно, судя по всему, потому что начала расхваливать Лёшу, не переставая улыбаться, обещала всем своим подругам рассказать, какой племянник молодец, а потом спросила: — А Антон чего? — и поставила родителей в тупик. Они-то, кажется, про Антона всё уже рассказали. Лёша, впрочем, тоже хорош. Сидел там за компанию. Когда хвалили — кивал, поддакивал, смущался, мол, скромный. Когда говорили о чём-то постороннем — сразу доставал телефон и с кем-то активно переписывался. Антон-то знал, с кем. И его до сих пор убивает, что тогда Лёша ни разу не встал на его защиту, не напомнил тёте, что они везде вместе, поэтому и достижения одни на двоих. Антону хочется, чтобы о нём говорили, как об отдельном человеке, не вспоминая при этом брата. Антону хочется, чтобы его знали, как отдельного человека, чтобы у него было что-то, чего у Лёши нет и, желательно, никогда не будет. И чтобы их нельзя было сравнивать. И чтобы с другими знакомыми людьми Антона тоже не сравнивали. Но что это может быть? Антон считает, что это как раз то самое признание со стороны отца — яростного противника увлечения футболом.***
Для Лёши вполне привычно проводить больше времени в квартирах своих девушек, чем у себя дома. Впрочем, сегодня торчать у Марго ему не хочется, поэтому он зовёт её гулять в парк. Девушка собирается довольно долго, на одной из аллей Сиреневого сада они встречаются нескоро. И всё же какое, однако, счастье, что Марго живёт в том же районе и не нужно ради неё ехать на другой конец города, тратя ещё больше времени попусту. Вот только свидание какое-то странное. Хотя Лёша ничего необычного не замечает. Дело в том, что он, вроде как, собирался провести время с любимой девушкой, а вместо этого уже полтора часа жалуется ей на собственную жизнь, на неудачный матч, на то, что завтра чёртов субботник, который непонятно кому вообще нужен, а ещё, конечно же, каждые минут пять Лёша вспоминает про Антона и то, как он заявил всей команде о своей вере в них. — Чего Артём Сергеевич на него наехал, я не понял, — пожимает плечами Лёша. — Но Тоша, в общем-то, тоже не совсем прав. Зачем он ему наговорил всякого? Как будто нельзя было просто пропустить всё мимо ушей и спокойно уйти. Нет, надо было сначала оскорбить тренера, а потом всё же уйти, и чтобы его не трогал никто. Вот где он сейчас? Надеюсь, что дома. — Позвони ему. — Он не возьмёт. Или возьмёт, но будет недоволен. Представляешь, мы с ним два раза поссорились! И всего лишь за неделю. Столько лет даже голоса друг на друга не повышали, и вдруг... Хотя не то чтобы поссорились, конечно. Так, скорее, поспорили. С Тошей точно что-то нехорошее происходит, а он молчит, всё в себе держит. Я попытался узнать, естественно, меня тут же послали. Но это ладно, у Тоши в принципе характер... м-м, необычный. Но он вдруг в слёзы! Я вообще стою, ничего не понимаю. Ну, обнял его, успокоил. И тут до меня дошло, что, похоже, проблема-то во мне. Он именно мне это своё «что-то» рассказывать не хочет или не может, условному Саше он бы точно рассказал. Не сразу, но когда-нибудь... — Лёша, — останавливается Марго. — А? — Я, конечно, тоже за твоего брата переживаю, и если бы я могла вам как-то помочь, то я бы обязательно это сделала. — Ты мне это говорила, да. Спасибо. — Но не кажется ли тебе, что у нас свидание, а не сеанс психотерапии? — Марго скрещивает руки на груди, недовольно смотря на парня. — Здорово, что ты, спустя сто лет, вдруг решил стать заботливым братом. Прекрасно, что ты, видимо, начинаешь что-то понимать, может быть, до тебя когда-нибудь и дойдёт, в чём дело. Только, знаешь, иногда можно было бы позвать меня на свидание или просто прийти ко мне в гости, чтобы увидеть меня и побыть со мной. — Так я же... — А ты только и делаешь, что ноешь! Тебе плохо, Антону ещё хуже, вам нужен какой-то совет! Почему я? У тебя столько друзей! Иди и поговори с ними! Почему ты постоянно вываливаешь это на меня? — Ты меня слушала. Сама сказала, что я могу говорить об этом, сколько хочу. — Да, но не каждый божий день! И, господи, не только со мной! — Мне, если честно, особо не с кем об этом поговорить. Бара скажет, что мне только кажется, и вообще всё нормально. Кучай сейчас учёбой занят. Головин... Не знаю, короче, с ним Тошу обсуждать как-то странно. — Со мной зато не странно ни разу. Лёша, скажи, а со своими предыдущими девушками ты тоже так себя вёл? — Да что не так-то?! — То, что я на свидании слушаю про Антона больше, чем про... Да про всё что угодно другое! — Но ты сама сказала, что я могу... — Всё, Лёша, хватит. Проводи меня до дома и, пожалуйста, помолчи. Марго и сама не до конца поняла, что именно её вдруг обидело. Лёша прав, она сама дала согласие на то, чтобы он делился своими переживаниями. По стечению обстоятельств, всё самое странное и непонятное в жизни Лёши крутится вокруг брата. Тем не менее, Марго всё ещё его девушка, и она думает, что на свидании можно ненадолго забыть об Антоне. Или тогда не называть это свиданием. Позвонил бы Лёша и попросил бы просто поговорить, Марго бы его внимательно выслушала и постаралась помочь, в очередной раз удивившись, насколько же Лёша невнимательный. Но он позвонил и пригласил на свидание, и она готовилась столько времени именно к нему. — Марго, слушай, я, правда, не совсем понимаю, почему всё так произошло, — говорит Лёша у подъезда девушки. — Просто есть вещи, слова, которые уместны в какой-то определённой ситуации, а в другой они совсем ни к чему. Я не знаю, как тебе это ещё объяснить... Поговори с Антоном. Думаю, он прекрасно понимает, что и когда делать. — В смысле? Марго целует парня в щёку и скрывается за дверью подъезда. Лёша так ничего и не понимает. С чего девушка вообще решила, что Антон специалист по уместности? Он же постоянно говорит, что первое приходит в голову, и из-за этого вечно вляпывается во всякие конфликты. Может быть, Марго это сказала с сарказмом? Или она опять имела в виду что-то другое? А что тогда? И при чём тут, блин, Антон?***
Пятое октября — не просто суббота, а праздник. День учителя. Но в этом году школа решает отметить его в понедельник, поскольку в субботу очень значительная часть педагогов отсутствует, а хочется поздравить всех и сразу, чтобы не бегать потом за каждым ещё целую неделю. К тому же, в школе существует давняя традиция — проведение дня самоуправления. Суть его заключается в том, что учителя не ведут уроки, вместо них это делают ученики, начиная с восьмого класса. Кроме того, директором, завучами, вахтёрами тоже становятся ученики, но только из выпускных классов. Уроков в такой день всего четыре, чтобы школу никто не успел разрушить до основания, ведь отдавать всё в руки учащихся довольно рискованно. После уроков идёт обязательный для посещения концерт, занимающий часа полтора-два. Конечно, за организацию концерта отвечает Марина Яковлевна, а вести его будет опять Чалов. При этом, Чалов ещё и должность директора для себя отхапал. Кандидатов получше, видимо, не нашлось. Завучами начальной и средней школы становятся две девочки из 11 «Б», а за старшую ответственным становится, довольно неожиданно, Матвей. Оказывается, у него есть какие-то выдающиеся заслуги, позволяющие ему занять место Кокорина на день. Впрочем, у самого Кокорина не то чтобы были эти заслуги. Костя внезапно объединяется с Ваней Обляковым, и оба собираются заменить физруков в начальной школе. К счастью, ни Игорь, ни Артём в понедельник не работают, поэтому им не приходится сталкиваться со сложностями передачи полномочий в руки учеников. Тем не менее, кое-какие сложности всё равно возникают, поскольку Артём, проживающий в школе, немного не знает, куда себя пристроить в грядущий понедельник. Обычно он старался помогать коллегам, так как понимал, что возиться с детьми сложновато, к тому же, он рассчитывал, что ему за это начнут доплачивать. В итоге, Артём решает, что, раз он никогда прежде не видел дней самоуправления, у него есть прекрасная возможность оценить это действо. Обычно безынициативный на все школьные дела Дима вдруг вызывается провести свой любимый урок черчения вместо Александра Максимовича. Впрочем, это даже можно было ожидать. Готовиться особенно к уроку не нужно, потому что сам Александр Максимович всегда просто раздавал чертежи из какой-то толстой папки, а потом проверял выполненное задание. Дима в предмете разбирался, и даже в обычные дни учитель часто назначал его своим помощником, говоря ему объяснять всё тем, у кого что-то не выходит. На и без того по горло занятого Сашу Головина сваливается ещё одно предложение, от которого он просто не имеет права отказаться. Так-то имеет, конечно, но это выше Сашиных сил. Александр Юрьевич ведь тоже уроки истории вести не будет, а никто как-то не проявил желания заменить его. На одном из дополнительных занятий с Сашей он сообщает об этом между делом, и Головину кажется, что Ерохин расстроен. Он тут же выпаливает, что готов взять на себя эту нагрузку. — Надо будет провести два урока, — говорит Александр, с сомнением смотря на Сашу. — Ты уверен, что успеешь и справишься? Просто у тебя и так очень много заданий. Ещё и наша с тобой научная работа. — Не переживайте, Александр Юрьевич, всё будет нормально, — решительно заявляет Головин. И только выйдя из кабинета Ерохина, до него вдруг доходит, что на дне самоуправления он уже заменяет Дениса Дмитриевича. Один урок всего лишь, да и тот не пересекается с уроками Александра. Тем не менее, ему готовиться к трём урокам, ещё и по разным предметам, а текущую домашку и подготовку к экзаменам никто не отменял. Саша нервно кусает губу, но отказаться не может. Он ведь пообещал. Пообещал не кому-то, а Александру Юрьевичу, который на него очень рассчитывает. Выход у Саши остаётся только один, и он просит помощи у Антона. Кто, если не лучший друг? И вот они собираются после уроков у Саши дома в течение недели. Саша делает домашку, решает тесты, а Антон составляет ему план урока и расписывает, что и когда сказать. Такой мозговой активности от себя Антон и сам не ожидал, и он очень надеется, что ничего не испортил. Ни в литературе, ни в истории Антон экспертом никогда не был, но Саша показывает ему конкретные темы, отмечает, что важно, а что нет, и Антон просто делает это более похожим на план урока. Сам же Антон, как и Лёша, ничем на дне самоуправления заниматься не планирует. Он не хочет ничего вести, потому что надо готовиться, да и вообще вряд ли он может быть учителем, пусть и условным. На какую-то административную должность его не пустят даже через труп Фёдора Михайловича. Но работа сваливается на близнецов, как кирпич с девятого этажа. Гимназии на день самоуправления нужны вахтёры. И каким-то невообразимым образом выбирают именно их. Наверное, кто-то решил, что сидеть четыре часа на вахте и раздавать ключи от кабинетов — это максимально несложно, поэтому даже Миранчуки справятся. Вот только есть один пункт, который вызывает ироничную улыбку: вахтёры в день самоуправления также отвечают за безопасность в школе. — Смотрите, — говорит Кокорин, который и решил отдать должность близнецам, — ваша задача сделать так, чтобы школа осталась жива. Ну, и те, кто в ней, тоже, но это уже по ситуации. — Интересно, — хмыкает Антон. — А почему мы? — Потому что это элемент воспитательной практики, — Лёша готов поспорить на деньги, что Кокорин эту формулировку специально заранее придумывал, лишь бы звучало пафосно и сложно. — Вы у нас постоянно то дисциплину нарушите, то уроки прогуляете. Вот, а теперь сами побудете на месте тех, кто должен пресекать такие поступки. Узнаете, насколько это сложно, и, может быть, задумаетесь о своём поведении. Близнецы подозрительно переглядываются, улыбаясь друг другу. — Кокорин, что ты несёшь? — удивляется уже Федя, когда Саша рассказывает ему свою блестящую задумку. Конечно, нельзя было её сообщить Смолову сразу, он бы немедленно запротестовал. А теперь, когда слишком поздно отступать, вполне можно поставить его в известность. — Какое, к чёрту, воспитание? У нас проблем мало, по-твоему? — Всего лишь день, да и то какие-то четыре урока. Тем более, мы же всё равно будем в школе, пусть и не в своих должностях. Всегда сможем вмешаться, если что-то пойдёт не так. А я уверен, что всё пройдёт нормально. Миранчучьё не настолько безнадёжно. — Клянусь, я когда-нибудь тебя уволю. И Саша может только обворожительно улыбнуться в ответ. Тем не менее, всё это — дела грядущего понедельника, а в сам официальный праздничный день уроки в школе проходят по расписанию, и ведут их обычные учителя. Кроме того, на субботу назначается ежегодный субботник. 11 «В», несмотря на отсутствие в школе классного руководителя, всё равно должен принять участие в столь увлекательном мероприятии по уборке школьного двора от листьев. Одно радует — в день субботника можно одеться вообще в любую одежду, хоть в драные джинсы, и никто тебе ничего не скажет. Удивительно, что даже Чалов пользуется этим послаблением в правилах. Выясняется, что у него есть целая коллекция толстовок, о чём сообщает Костя. Он видит их всегда, когда после уроков сидит у Феди дома. Тот каждый раз надевает новую, да и сейчас какая-то очередная. — А Пони-то у нас модник, — усмехается Антон. — Не то слово. Я даже чувствую себя угнетённым, — рассматривая свой бледно-серый свитер, говорит Костя. — Кстати, кто-то в курсе, под чьим руководством мы субботничать будем? — интересуется Коля Майоров. Антон мысленно просит у всех возможных высших сил, чтобы им не дали Марину Яковлевну. С ней они как-то проводили субботник классе в девятом. Она пристально следила за тем, чтобы каждый был занят делом, заставляла подбирать все без исключения соринки, конечно же, докопалась до близнецов, мол, почему они уже две минуты просто стоят рядом с деревом. А они всего-то ждали, когда Дима принесёт мусорный пакет, в который можно будет запихнуть кучу листьев. Но нет, Марина Яковлевна занята подготовкой концерта, поэтому ответственным за субботник назначают Кокорина. Тот не то чтобы был против, это куда интереснее, чем рутинная работа в кабинете, над которой сложно сосредоточиться. — Ваши ставки, доебётся до нас или нет? — шёпотом спрашивает Антон у друзей. — Миранчучьё, вот вам ключ от сарая, принесите всем грабли и мётлы, — тут же сообщает Кокорин, не успевает компания даже высказать свои предположения. — Александр Александрович, почему всегда, когда надо что-то куда-то отнести, вы сразу нас выбираете? Мы что, на грузчиков учимся? — со вздохом интересуется Антон, вставая со скамейки. — У вас это лучше всех получается. — Ну да, когда ногами не очень, может быть, хоть руки из нужного места, — усмехается неожиданно Стас Копылов. — Это ты сейчас к чему? — хмурится Лёша. — Да вся школа уже в курсе, как вы вчера обосрались. Футболисты мирового уровня, гордость нации. — А что, проиграли? — удивляется Кокорин. — Кому же? — 623-й школе из Марьиной рощи, — безрадостно зачем-то сообщает Чалов, хотя мог бы и промолчать. Его слова вызывают смех со стороны Копылова и Майорова. Через некоторое время к ним присоединяются улыбающиеся Лиза и Настя. — 623-й... — задумчиво повторяет Кокорин. — И много пропустили? — Пять мячей! Слава богу, вратарь не из нашего класса, — отвечает Майоров. — Ладно-ладно, Миранчук, не дуйся. Слышал, ты там гол престижа забил, — видя злость на лице Антона, тут же добавляет одноклассник. — Ой, а что это вы думали? Вас за пять мячей в ворота чмошного лицея будут до конца жизни на руках носить? Победы-то быстро забываются, а вот поражения помнятся долго. — Только такие идиоты, как ты, зацикливаются на этом, — ворчит Саша. Но Кокорин тут же прерывает обсуждение, говоря, что всем им давно пора на субботник. Пока ученики собирают гору опавших листьев, он следит за ними, но сам где-то далеко в своих мыслях. Костя даже толкает в бок Лёшу, взглядом спрашивая, чего это Александр Александрович так загрузился, когда узнал, кому и как они проиграли. Да, говорили вроде, что он за команду топит, что он рад её существованию, но всё равно... Это лишь школьный чемпионат, который, по сути, никакого толка для всей школы не несёт. Лично для Кокорина этот чемпионат имеет очень большое значение. Он, конечно, не настаивает на том, чтобы команда выиграла его в обязательном порядке, в конце концов, они несколько лет просто не участвовали в соревновании. Однако снова проиграть 623-й школе, наверное, какая-то судьба. Кокорин задумывается, знает ли о проигрыше Федя. Лучше, чтоб не знал. Остаётся уповать на то, что он сейчас по горло в проблемах школы, и ему вообще не до всяких чемпионатов. К тому же, в последнее время Смолов предпочитает не замечать существование футбола в принципе. Для него это та ещё больная тема. А ещё Кокорин думает о том, что чувствует сейчас Артём. Он же совершенно не умеет проигрывать, сразу начинает рвать и метать, творить на эмоциях всякую чушь. Но, вроде бы, никаких сообщений о взбесившемся Дзюбе в общественность не поступало, значит, он или научился контролировать себя, перерос этот период, или школьная команда не вызывает в нём таких чувств, как времена собственной карьеры. — И что ты припёрся? — довольно грубо спрашивает Артём, рассматривая соседние дома сквозь металлическую сетку на окнах спортзала, когда после субботника Саша подходит к нему со своим вопросом. — Месяц в кабинете сидел, не высовывался, а тут прибежал. Сочувствующий, бля. — Мне просто было интересно, в каком ты состоянии. Я же помню, что... — Раз у тебя такая хорошая память, то, может быть, вспомнишь, что мы с тобой даже не друзья больше? Проваливай к чёрту, Кокорин. С командой своей я сам разберусь. — Тогда постарайся успокоиться, прежде чем принимать какие-то решения. — Без твоих советов справлюсь. — Послушай, Артём. Я перед тобой на коленях ползать не собираюсь, потому что не за что. Но я не понимаю, почему у нас с тобой только два варианта общения, и оба крайне убогие. Разве сложно говорить, как нормальные люди? Как минимум, я выше по должности, и тебе придётся со мной контактировать. А ещё я переживаю за вашу команду, потому что для меня это... принципиально, очень важно, необходимо. И я буду столько раз приходить и интересоваться, сколько захочу. Дзюба смотрит на Сашу, которого язык не поворачивается назвать ни другом, ни любовником, ни даже просто коллегой, прожигая недовольством. У него настроение дерьмовое уже второй день подряд, спасибо команде. Тут ещё этот пришёл, грузит какой-то чушью. Артём, может быть, и не против был бы общаться, как приятели, может быть, ему дружбы с Кокориным в какой-то момент вообще катастрофически не хватало. У них ведь есть много общего. Подумаешь, выбрал Саша в очередной раз Смолова, Артём так-то ни на что и не претендовал. Тем не менее, почему-то он не чувствует превосходства ни над преданным однажды Федей, ни над брошенным всеми Кокориным, получившим по заслугам. Артём только чувствует жалость к самому себе. Он умудрился просрать всё, на что положил большую часть сознательной жизни, да и бессознательной тоже. У него были деньги, слава, его все знали и кое-кто даже любил. Артём мог позволить себе любую прихоть, ему прощали скверный временами характер и упёртость, потому что он платил за это результатом. Артём тянул команду, Артём был лидером в действиях и словах, Артёму посвящали кричалки, у него просили футболку после матча и автограф где-то на впопыхах вырванном из тетради листе. Но любому терпению приходит конец. Артёму, конечно, завидовали, но он не видел этого, продолжал гнуть свою линию и напоролся на собственные грабли. От него начали отворачиваться. Сначала товарищи по команде, поверившие все, как один, чужой мерзкой сплетне. Потом болельщики, мгновенно переобувшиеся. От любви до ненависти, впрочем. Кричалки изменили свой посыл, а когда Артём подходил к мячу, в спину и лицо, со всех сторон, до него доносился пронзительный свист и шум от своих и чужих сразу. Затем от Артёма отвернулся тренер, решивший, что ему больше не место в команде. Аренда в какой-то региональный, наполовину загнувшийся клуб, потом возвращение обратно. Вот, казалось бы, впереди мелькнул свет надежды... И снова аренда. И Артём бросает всё, уходит по первому зову в команду, где его, как выяснится позже, вообще видеть не желали. Он смог стать объектом ненависти чуть ли не каждого футбольного болельщика в стране. Кто-то звал его предателем родного клуба, якобы давшего ему путёвку в жизнь, от которой еле унёс ноги. Кто-то продолжал гнобить за мифические проколы, даже не задумываясь о том, были ли они. Другие ненавидели заочно за прошлое, потому что есть границы, которые нельзя переходить. Если ты пробыл в одном клубе, то в другой, довольно конкретный, попасть не сможешь. А Артём смог и, возможно, это стало его ошибкой. Его постоянно выкидывали за борт, в него не верили и пытались затоптать, сделать так, чтобы о нём все забыли. Вот только Артём всегда был человеком самостоятельным, забвение он тоже нашёл сам. И теперь сидит в должности простого физрука, потеряв уважение, всенародную любовь и даже деньги. Единственный, кто остался рядом с ним из той, кажется, что выдуманной жизни, — Кокорин. Но и его Артём хочет прогнать подальше, потому что напоминает о прошлом, ещё и почему-то продолжает упорно отираться поблизости. Зачем? Что ему надо? Почему после всего произошедшего он до сих пор не покинул Артёма? Более того, он дал ему новую работу, он поддержал его, а, чтобы Артём совсем не загнулся в тоске, ещё вручил ему школьную футбольную команду. Хотя это уже сделал Федя. Но, наверное, не без подсказки Кокорина. — У тебя какая-то личная выгода во всём этом, что ли? — спрашивает Артём, вздыхая. — Почему? — Ну, а в чём тогда смысл возиться со мной? Нахрен ты, пусть и криво, но пытаешься как-то исправить мою жизнь? — Потому что каждый заслуживает второго шанса. Даже такие идиоты, как я и ты. Представь только лица тех, кто старательно портил тебе карьеру, когда наша сборная выйдет в полуфинал, они придут на неё посмотреть и узнают, что это твоя работа? — Главное, чтобы они не решили зачморить парней за то, что я их тренер. — Вряд ли они настолько твари. — Ты даже не представляешь, насколько. Артём переводит взгляд на приоткрытую дверь зала, из которой выходит Игорь. Он, наверное, услышал часть разговора, хотя, может быть, и не придал ему никакого значения. В любом случае, лицо у Акинфеева непроницаемое, совершенно невозмутимое, никто никогда не узнает, о чём он теперь в курсе и что будет думать по этому поводу. А Артёму не хочется, чтобы хоть кто-то осмыслял его жизнь. Она того и не стоит. Но Игорь слышал. Слышал практически всё с самого начала, и что-то до боли знакомое прозвучало в словах Артёма.***
Так уж исторически сложилось, что в субботу у Дениса выходной. Он даже рад этому, ведь куда лучше иметь два выходных подряд, чем один посреди недели, а другой под её конец. Сейчас Денис особенно рад своему выходному, потому что Кокорин работает, и можно, наконец, побыть одному в собственной квартире. Саша, судя по всему, никуда в ближайшее время переезжать не собирается. Его «недельку перекантуюсь», как в извечной классике, превратилось в целый месяц, и вряд ли Кокорин на этом думает остановиться. Денис, впрочем, уже почти привык к жизни с другом. Когда-то они вообще жили втроём в примерно такой же небольшой квартире, при этом Саша встречался с Федей, и Денис зачастую становился лишним. То есть было куда неудобнее, а ведь они трое ещё и совершенно разные по характеру, привычкам и образу жизни. Хотя в те годы они ещё немного друг на друга походили. Что поделаешь, дружба иногда заставляет перенимать какие-то черты, одновременно отдавая собственные в обмен. И эта суббота должна была стать для Дениса рядовой счастливой субботой, когда он проснётся часов в двенадцать дня, потому что не поставит будильник с вечера. Но уже в десять странные звуки посторонней жизни в квартире заставляют Дениса вылезти из-под одеяла. Он промаргивается и пытается понять, что происходит. Ему точно не показалось — в его квартире есть кто-то ещё. Но Саша должен быть на работе... Чёртов прогульщик, когда же Смолов исполнит хоть одну угрозу в его адрес и, например, лишит месячной зарплаты для начала? Мимо Дениса, даже не обращая на него внимания, будто просто какой-то предмет мебели чуть-чуть пододвинулся, проходит бодрым шагом девушка. Девушка? В квартире Дениса исторически не может быть никаких девушек! А она так по-хозяйски переносит часть вещей на кухню, шлёпает босыми ногами по паркету гостиной, напевая что-то себе под нос. Она скрывается за дверями спальни, не забыв громко хлопнуть ими, словно живёт тут одна и имеет на это право. Денис немедленно тянется к телефону. Нет, он не собирается предпринимать более логичное решение и не выставит непрошенную гостью из своей квартиры. Он позвонит Саше, потому что уверен, что всё уходит корнями в него. Любая чушь в жизни Дениса всегда начиналась с Кокорина. — Объясни мне, какого хрена по моей квартире шляются какие-то бабы?! — без приветствий и предисловий сразу начинает возмущаться Денис. — Бабы? Понятия не имею, это у тебя самого спросить надо, — будто бы даже удивлён Саша. — А как они выглядят? — Ну, не они, а она, ладно. Я что, по-твоему, разглядывал? Выперлась тут на кухню мою, потом в спальне закрылась. Хер его знает, что делает. — А, боже, Денис, это моя сестра, — облегчённо выдыхает Кокорин. — Катя зовут. — Какая, блядь, сестра? У тебя всю жизнь был только сводный брат. Что ты мне тут гонишь, придурок? — Не родная, а двоюродная. Хотя она мне как родная, одно время даже у нас с мамой жила. А ты не помнишь её, да? Короче, у неё кое-какая хуйня в жизни произошла, ты особо на неё не наезжай сейчас, ладно? Она у меня в Казани училась, там с парнем каким-то познакомилась, два года, кажется, вместе были. И этот урод её в понедельник бросил. Вроде всё к свадьбе шло, он даже предложение ей сделал почти. — Как можно почти сделать предложение? — фыркает Денис, спуская ноги на пол. — Да хуй знает. Короче, он её с родителями своими знакомил, ну, всё прямо серьёзно было. А тут, взял и бросил. Как выяснилось, у него уже баба была. Причём, все эти два года. Ей он тоже всё обещал жениться, тоже почти всё сделал. У них даже ребёнок совместный есть... — У твоей сестры ещё и ребёнок?! — Да не у моей сестры, а у бабы этого уёбка из Казани. Короче, Катя обо всём этом узнала, смертельно расстроилась, бросила к чёрту университет, несмотря на второй курс магистратуры, собрала вещи и решила поехать ко мне. Ну, принято у нас в семье так. Если какая-то хуйня, то Кокорины объединяются. А ты сам понимаешь, у меня своей жилплощади нет... — Вау, ты, оказывается, помнишь об этом! — Ой, не начинай. В общем, что я мог сделать? Не говорить же ей, что я не могу её принять, тем более, она в таком состоянии. Я сказал, чтобы сюда ехала, объяснил, что квартира твоя, просто мы сейчас из-за некоторых обстоятельств живём вместе. Утром ключи ей передал. — Охуеть, а мне мог хотя бы смску написать? А если бы я её выставил в подъезд? — Ну... она бы не удивилась. — В смысле? — Так, Денис, я вообще-то работаю. Ты меня своими разговорами отвлекаешь. Всё, давай. Ничего не объясняя, Кокорин бросает трубку. Катя, совершенно точно прислушивавшаяся к разговору, выходит из спальни именно в этот момент. Денис видит, что на девушке лишь длинная футболка, прикрывающая в лучшем случае верхнюю часть бёдер. Денис знает, что футболка его, она валялась где-то в дальнем углу комода уже несколько лет. В общем-то, он ни разу не сомневался, что все Кокорины обладают феноменальной наглостью. — Привет, Денис, — мило улыбается Катя, подходя к нему. — Саша говорил, что у тебя сегодня выходной. Спасибо, кстати, за то, что не против моего присутствия. Я была уверена, что ты откажешь. Ну, ты-то меня не особо знаешь, да и вам с Сашей тут самим негде развернуться. Денис медленно выдыхает, потому что столько слов сразу он не готов воспринять без возмущений. Вместе с Катей они идут на кухню, где девушка продолжает рассказывать, как она появилась в Москве. — Да-да, Рязань, парень-мудак, — кивает Денис, думая о завтраке. А что ему ещё остаётся? Нормального выходного уже явно не получится. — Казань, — поправляет Катя, и на её лице появляется такое скорбное выражение, что Денис даже застывает на месте. Не то чтобы ему когда-то было жаль людей, познавших расставание со своей второй половинкой, в которой видели совместное, безусловно счастливое, будущее. Денис в принципе в отношениях никогда не был, поэтому не знал ни одного оттенка этой стороны жизни. Но всё, что он видел, с этим связанное, вызывало в нём только желание тяжело вздохнуть. Он не умел утешать людей, он и не хотел этим заниматься, впрочем. Выслушивать слезливую историю брошенной девушки, он тоже не хочет. Пусть бы это и совсем невежливо, ему всё равно. Ну, не может Денис переступить через себя. В конце-то концов, он хозяин квартиры и в праве устанавливать свои правила. Скажет, чтобы никто не смел ныть, значит, все должны прекратить жаловаться на жизнь. А если не нравится, то дверь всегда открыта на выход. — Денис, а давай выпьем? — неожиданно предлагает Катя и ставит на стол бутылку вина. Денис в последнее время старался не пить, каждый раз думая в этот момент о Марио и том, что они могут в любое мгновение вдруг оказаться друг перед другом. И Денис не хотел, чтобы первое «живое» впечатление о нём у Фернандеса было каким-то двояким. Марио стал для него таким мысленным ограничителем на все сомнительные поступки. Хотя Дениса уже много лет не тянуло ни на что сомнительное, ведь его вообще ни на что не тянуло. Но бутылка вина из Валенсии, которую Денис отличит из тысячи, привлекательно поблёскивает на столе. Перспектива напиваться в одиннадцатом часу утра, наверное, ужасна. Денис усиленно думает о Марио и том, что бы тот решил, узнав о таком предложении, от которого Денис практически не может отказаться. Впрочем, Денис в квартире, тут нет никакого Марио и вряд ли когда-то будет. К тому же, сегодня пятое октября. День учителя. А Денис учитель уже почти четыре года. Повод у него, объективно, есть. — А, к чёрту, давай! — машет Денис рукой и лезет в шкаф за бокалами. Вскоре бокалы им становятся уже не нужны. Пьют из горла по очереди. Денис не знает, как, но Катя не вызывает неприязни или отторжения, хотя, появись кто угодно таким же образом, как она, и Денис был бы в бешенстве. Он же спокойно выслушивает более подробную версию её расставания с этим мудаком из Рязани... то есть Казани, да. В середине повествования, когда Катя доходит до появления ребёнка, её вдруг захлёстывает истерика. Девушка начинает плакать, и Денис, на периферии сознания удивляясь себе, даже встаёт из-за стола, чтобы подойти и обнять. — Да забей ты на него хуй, — говорит Денис. — Ты же не собираешься к нему возвращаться? — Нет, конечно! Просто... Просто... Вот я всё бросила, и я теперь тут. Совершенно одна, — всхлипывая, говорит Катя. — Ты понимаешь, мне уже почти двадцать четыре. У меня в универе на первом курсе три одногруппницы замуж вышли. На втором ещё две. А к четвёртому вообще почти у всех было кольцо! А у меня даже парня не было. И вот он появился, и что? Я снова одна! — Боже, какая чушь! — фыркает Денис. — Кать, мне двадцать восемь лет в этом году будет. У меня вообще отношений ни разу в жизни не было. Да, представляешь? И ничего. Посмотри, как я живу. По-моему, вполне нормально. — Вообще никогда? — Клянусь, чем хочешь. Катя удивлённо смотрит на Дениса, будто не верит его словам. Впрочем, сложно поверить, тем более, мужчине. Если бы Катя говорила с подружкой, то могла бы представить, что та ни с кем всю жизнь не встречалась. Но Денис-то не подружка! Ему куда проще в плане отношений: влюбился, подошёл, признался, стал встречаться. Неужели ему постоянно отказывали? — Да нет, — пожимает плечами Денис. — Просто я никого никогда не любил. Я и сейчас не люблю. Ну, знаешь, я даже не верю в то, что в моей жизни просто ещё не появился такой человек. Видимо, я из тех, кто должен быть всю жизнь один, чтобы баланс во Вселенной не рушился. Он до сих пор стоит рядом, держа Катю за плечи. Девушка поднимается со стула, неожиданно поворачиваясь к Денису, и, обхватив его лицо ладонями, целует в губы. В ответ она не получает, впрочем, ничего, только Денис мягко её отстраняет от себя. — Так, давай остановимся, — говорит Черышев. — Во-первых, мне нравятся мужчины. — Ой, я не знала. Извини. Какая же я дура! — Да пофиг. Я уже давно понял, что у вас это семейное. — Что именно? — Засасывать меня в любой непонятной ситуации. Кокорины, что же я вам такого сделал, что из всех людей вокруг достаётся именно мне? Катя непонимающе хлопает глазами. В этот момент она ужасно сильно похожа на Сашу, будто они действительно родные. — Да ладно, Саша не рассказывал тебе ни одну из ста историй, когда мы с ним целовались? О-о-о, как же много ты упустила! Денис возвращается к своей половине стола, допивает остатки вина и принимается рассказывать, как началось его знакомство с Кокориным. Конечно, на тот момент они уже второй год учились в одном классе. Отношения между Денисом и Сашей колебались от отметки «в душе не ебу, кто этот человек» до «господи, какой бесящий придурок». Саша Дениса иногда побаивался, как сам признавался позднее, иногда просто недолюбливал по разным причинам. Денис смотрел на Кокорина с презрением и немного свысока, а когда тот заявился в академию «Динамо», где Черышев занимался уже почти два года, то вообще чуть не рассмеялся ему в лицо. Просто в те годы Саша на футболиста был похож меньше всего. Так вот, в девятом классе, когда и случился первый поцелуй Дениса и Саши, состоялась одна запомнившаяся надолго вечеринка. Устраивал её Федя на даче своих родителей, и повода у неё, кажется, особо не было, только лишь желание Смолова потусить с друзьями. Но даже в те времена у Феди друзьями назывались все, с кем он хоть раз поздоровался. Поэтому в доме было полно народа, вход на мероприятие был свободен, и многие впервые друг друга видели. Саши на той вечеринке, кстати, вообще не должно было быть, но он припёрся, удивив этим самого Федю. Тот ещё очень тактично, открыв дверь, изумился и спросил: «А ты кто?» Саша, удивительно тактично, просто представился и напомнил забывчивому однокласснику, что он сидит через ряд от него уже второй год. Федя махнул рукой и пустил его в дом. Содержание вечера для рассказа сейчас особо не важно, поэтому Денис пропускает эту лирику, перемещаясь сразу к поцелую. В общем, Саша напился. До этого, возможно, он вообще в жизни даже пива не пригубил ни разу. Развезло его знатно, на утро он совершенно ничего не помнил, но Денис, обладавший феноменальной памятью даже после бурных тусовок, не упустил случая рассказать знакомому всё с самого начала. Саша решил просто с ничего докопаться до Дениса. Причину этого действия в данный момент пояснять не нужно, Саша просто залпом хлебнул несколько глотков виски, почувствовал себя невероятно смелым и пошёл бить лицо человеку, которого единственного толком знал из присутствовавших. К тому же, Денис его подбешивал, что стало дополнительным стимулом врезать ему прямо сейчас. Кокорин нанёс какой-то невероятной чуши, Денис засмеялся, Кокорин замахнулся кулаком, но пошатнулся и успел только неловко схватиться за плечо одноклассника. Тут их взгляды пересеклись, промелькнула пьяная искра, и Саша, не думая вообще, впечатался губами в губы Дениса. Целоваться Кокорин умел так же, как пить, потому что, очевидно, всё делал впервые. Денис его еле от себя отцепил, сразу поняв, в чём дело. Предложил дойти до ванной и умыться, да только ванная на первом этаже оказалась занята уже какой-то парочкой, а вести Кокорина на второй этаж было смертельно опасно. — Очень похоже на Сашу, — смеётся Катя. Спустя некоторое время, Кокорин немного протрезвел, но решил догнаться снова. И опять на его пути оказался Денис. Очередной внезапный поцелуй и последовавший за ним поход в ванную. В течение ночи Саша ещё несколько раз посягал на губы и даже тело Дениса, наверное, специально отыскивая его в куче людей вокруг. Денис смеялся в себя, допускал посягательства в рамках собственных приличий, после чего прогонял Кокорина трезветь. Утром Саша предсказуемо ничего не помнил, чувствовал себя отвратительно и зарёкся больше никогда не повторять этого ужаса. Денис, сидевший на подлокотнике дивана, поздравил будущего друга с первым похмельем, улыбаясь до ямочек на щеках. — И, конечно же, он повторял это ещё много раз, — заканчивает Денис. — Да и целоваться лез по любому поводу. Так что, я уже и внимание на это не обращаю. Вот, кстати, мы недавно ездили в Питер... Так, за разговорами обо всём, лишь бы не вспоминать о неудачах в личной жизни, тянется этот праздничный день. Разумеется, закончившееся вино нужно восполнить, поэтому в какой-то момент Денис и Катя спускаются в магазин на первом этаже дома, берут ещё три бутылки, и к возвращению с работы Саши они, развалившись на диване в гостиной, допивают вторую из купленных. — А я смотрю, вы тут уже спелись, — хмыкает Саша. — Ну надо же, кто явился, — подозрительно улыбается Денис. — Дорогой мой друг, а ты ничего мне рассказать не хочешь? — Что именно? У меня много историй. — Да вот ту, которая про твой переезд ко мне. — А что там рассказывать? Ты и так знаешь, что меня выгнали из квартиры. — Выгнали из квартиры? — удивляется Катя. — Вот-вот, хотелось бы прояснить, что же всё-таки привело тебя ко мне тем вечером третьего сентября, — добавляет Денис. — Просто у Кати совсем иная версия. Своей сестре на вопрос, почему он вдруг живёт с Денисом, Саша ответил достаточно просто. Мол, ему надоело жить в своей съёмной квартире одному, да и вообще, настроение было такое, что очень сильно требовалась смена обстановки. И вот, подобно Кате, Саша мгновенно покидал вещи в чемодан, понапихал оставшееся в коробки и подхватил всё, что вместилось в руках. Вскоре очутился у друга под дверью. А Денис знал совсем не такую историю. Ему в тот вечер навешали на уши всякой лапши про чудовищную несправедливость. Будто бы Сашу затопили соседи сверху, а он не заметил, всё натекло к соседям снизу, и те пришли с разборками. Пришлось вызывать хозяев квартиры, которые были поставлены перед фактом оплаты ремонта внизу и в собственной ванной. Несчастного Сашу попросили освободить жилплощадь, несмотря на позднее время. — И что же было на самом деле? — Денис испытующе смотрит на друга. — То, что я сказал Кате, — виновато опуская глаза в пол, произносит Саша. Денис только разводит руки в стороны и продолжает загадочно улыбаться. Почему-то Саша не чувствует ничего хорошего в таком расположении духа у Черышева. Есть что-то зловещее, недоброе в его еле слышном смехе. — Ну, как же я мог забыть, — растягивая слова, продолжает незаконченный диалог Денис. — Ты же, Кокорин, мастер нести всякую чушь с самым правдоподобным видом. Ты же при мне миллион раз разводил Смолова таким способом. А я всё его наивным дураком считал. Сам такой же. — Просто, если бы я сразу сказал правду, ты бы меня оставил ночевать на лестничной площадке. — Конечно. Потому что, если тебе вдруг посреди ночи стало грустно, это не значит, что надо всё бросать и припираться сюда, в мою квартиру, нарушая мой образ жизни и вторгаясь в моё одиночество. Мы с тобой уже столько лет знакомы, а ты всё никак не уяснил, что я терпеть не могу это подобие коммуналки. Я ненавижу, когда кто-то жрёт мои салаты по ночам, ненавижу шум и беспорядок, ненавижу тех, кто обещает задержаться на недельку, а потом торчит тут целый месяц, ни разу не почесавшись в сторону поиска новой квартиры. — Денис, я могу всё это объяснить. Пойдём на кухню? — Иди ты к чёрту. Катя понимает, что сейчас начнётся нечто, в чём она ничего не понимает. Девушка делает внушительный глоток вина из бутылки, выжидает считанные мгновения, а потом, как бы невзначай, поднимается с дивана и говорит, что только сходит в спальню проверить свой телефон, оставленный заряжаться. Совсем неважно, что телефон валяется на кухне с того утреннего разговора с Денисом. Тот же всё-таки идёт на кухню, но лишь за тем, чтобы выкинуть оставленные там две бутылки. Саша плетётся следом, аккуратно начиная свои объяснения. — Денис, мне не просто стало грустно, и я решил сорваться к тебе. Понимаешь, до этого я три дня жил с Артёмом. — О, можешь заканчивать свои бредни прямо сейчас. Я не желаю слышать его имя в своём доме. — А мне казалось, что ты стал относиться к нему лучше... Вообще, Денис, я не понимаю, за что именно ты стал его ненавидеть. Он же лично тебе ничего не сделал! — Он обидел моего друга. — По факту, это я обидел Федю. Я же ему изменил. — Вины Дзюбы это не отменяет. Он тот ещё мудак, по моему мнению. К тому же, Федя его терпеть не может, следовательно, и я придерживаюсь такой позиции. Потому что Смолова я знаю сто лет, мы с ним многое прошли вместе, и я буду всегда поддерживать своего друга, пусть бы он даже был в корне неправ, — Денис хлопает дверцей кухонной тумбы, убирая мусорное ведро. — Ладно, к чёрту Артёма, не об этом речь. Хотя он тоже повлиял на моё решение. В жизни каждого человека рано или поздно наступает такой момент, когда хочется кардинально изменить свою жизнь. Это может быть совершенно спонтанное желание, мимолётный порыв, а может быть, этому предшествует ряд безрадостных событий. Например, Федя дважды прошёл через этот этап. Сначала, когда начал встречаться с Сашей, потом уже после их расставания. Измена Кокорина так сильно ударила по его самооценке, жизненным убеждениям и вообще представлениям об окружающих, что он тут же вознамерился что-то кому-то доказывать. В первую очередь, конечно, самому себе. После десяти лет бок о бок с Сашей, оставшись один, Федя оглянулся и понял, что ему уже двадцать шесть и он мало кому интересен. То есть, разумеется, он всё ещё красив, общителен, вокруг него постоянно есть люди, которые хотят стать больше, чем знакомыми для него. Федя умел располагать и очаровывать, вот только на продолжительные отношения этого умения не хватало, было нужно что-то ещё, чего Федя так и не нашёл. Возможно, когда он начал встречаться с Сашей, у него и получилось, но дальше, видимо, навык канул в небытие. Сколько бы Федя ни пытался завести новые отношения, всё превращалось в одноразовый секс без обязательств. Федя никого не интересовал в долгосрочной перспективе. Смириться Смолов не мог, поэтому стал всеми способами пытаться жениться, создать идеальную семью прямо с картинок ярких рекламных плакатов, с которой можно даже заявиться на порог родительского дома, покинутого в семнадцать. Тем временем, Саша тоже дважды менял свою жизнь в совершенно противоположных направлениях. Что удивительно, но поводы были такими же, как у Феди: их отношения и их расставание. Саша постоянно чего-то добивался. Сначала он добивался Федю, перечеркнул все свои убеждения ради него, кардинально изменился в поведении и позиции к миру, разочаровал очень многих людей. Когда Федя был получен в качестве вознаграждения за многолетние страдания и перекройку своей личности, Саша подумал, что теперь у него есть всё для счастья, но ошибся. Он стал добиваться успеха в карьере, а тогда у него была перспектива лишь в футболе. В какой-то момент Федя и футбол столкнулись, начали бороться за право быть первыми и единственными приоритетами в жизни Саши, и он встал перед выбором. Саша выбрал Федю. Футбол закончился для Кокорина очень рано, и теперь никто уже не вспомнил бы, что за молодой талант Александр Кокорин когда-то играл в «Динамо». Только жить рядом с Федей, когда ты ничего не делаешь, а у него столько предложений от разных клубов, оказалось очень тяжело. Саша завидовал и стал бороться за свою свободу, потому что не хотел быть привязанным к успешному Смолову. И вот он, вместо того, чтобы поехать вместе с ним на просмотр в «Краснодар», поехал в Питер на матч «Зенита». Что было потом, догадаться нетрудно. Узнав обо всём, Федя, конечно, постарался вычеркнуть Кокорина из своей жизни. Просмотр в «Краснодар» он, кстати, успешно прошёл, но заключать контракт с командой не стал и вообще завершил карьеру. После всего случившегося сам футбол стал Феде противен, и его он так же вычеркнул из жизни, как Сашу. Саша пытался доказать себе, что никакой Федя ему даром не нужен, решил, что любит Артёма, да только Артём, как оказалось, к Саше не испытывал никогда и ничего, кроме некоторых моментов влечения. Кокорин попытался добиться Артёма, как когда-то добивался Федю, но, наверное, к счастью, быстро оставил это гиблое дело. Саша стал добиваться нормальных, дружеских отношений с Федей. А потом решил добиваться любых отношений хоть с кем-то, однако ничего не получалось. Саша не мог встречаться с кем-либо, кроме Смолова или Дзюбы. Эти двое надолго стали для него единственными вариантами, между которыми Сашино сердце упорно не могло выбрать. В конце концов, Саша попробовал снова быть с Артёмом. Те три дня стали определяющими, они помогли ему понять, что он всё ещё испытывает чувства к Феде и только к нему, а с Артёмом, наверное, было бы неплохо дружить. И вот, Кокорин намерен снова добиться Смолова. С нуля. Добиться, наверное, уже какого-то другого Федю. — Значит, как некоторые обрезают волосы, начиная новую жизнь, так ты просто свалил ко мне? — комментирует Денис. — Что-то вроде. Я понял, что мне нужно поменять вообще всё. Обстановку, окружение, отношение к этому, взгляды. И вот я пытаюсь. Да, Денис, я знаю, как ты относишься к подобному, что ты против. Но я ничего не могу с собой поделать! Я никого не люблю, кроме Феди, и никого не любил. Артём — это какое-то помутнение, а может быть, необходимое испытание для нас всех. Ты только посмотри, как перевернулся наш мир после случившегося в Питере! — Да уж, 2008-й год был полон сюрпризов. Сначала твой «Зенит» выиграл Кубок УЕФА, потом сборная взяла бронзу на Евро. Феде предложили перейти в «Краснодар», ты изменил ему с Дзюбой, я разосрался с семьёй и закончил с футболом, потом Федя закончил с ним же из-за тебя. И вот, где мы все оказались, — невесело усмехается Денис, разводя руками. — Что удивительно, всей толпой в одной лодке. Это даже смешно. — Согласен. Думаю, это всё из-за Феди. Он же постоянно умудряется попадать в ситуации, вероятность которых один на миллион. — Может быть, это наша общая особенность. Дверь спальни приоткрывается, и Катя, вышедшая из-за воцарившейся тишины, проходит на кухню. Денис стоит около тумбы, скрестив руки на груди и смотря в пол, чему-то то ли улыбаясь, то ли усмехаясь. Саша явно ждёт его вердикта. Как-никак, Черышев может сначала ностальгически вспоминать прошлое, а потом совершенно бесстрастно указать на дверь и попросить всех Кокориных покинуть его навсегда. — Ладно, Саша, делай, что хочешь, это твоя жизнь, — наконец, произносит Денис. — Я вмешиваться не буду, но и помогать не стану, даже не проси. Получится у вас с Федей что-то опять — флаг в руки, только я останусь при своём мнении. Кокорин, не помня себя от счастья, подлетает к Денису и крепко обнимает, забывая, что тот не особенно любит подобные тесные контакты именно с его стороны. Но сейчас Денис, возможно, благодаря выпитому вину, и не пытается оттолкнуть друга. — Ну, раз все всё поняли и решили, думаю, за это надо выпить, — говорит Катя. — У нас как раз есть последняя бутылка. — Лишь бы был повод, — отвечает ей Денис.