Миллиард, миллиард, миллиард способов выйти,
Тысячи километров всего в паре событий.
Люди из сотни вариантов — напрочь позабыть их,
Но я выбираю остаться...
Ведь это моя вечеринка!
Такое точно уже случалось, но почему-то Антон всё равно удивляется, когда в четверг просыпается совсем без настроения. Ему сегодня восемнадцать, а никакого праздничного предвкушения нет и в помине. Накануне у них была тяжёлая игра с гимназией из Чертанова, после которой Антону пришлось выслушать свою традиционную порцию упрёков от Артёма Сергеевича. Потом он пришёл домой, хотел тут же лечь спать, может быть, предварительно немного позалипать в телефоне, да только не сложилось. Первое, что он услышал от порога, — отца снова отправляют в командировку. До декабря его не будет, а уезжает он завтра утром. Значит, всё утро будет посвящено не быстрым милым поздравлениям близнецов, а сборам в дорогу. Впрочем, Антона это не слишком расстраивает. Во-первых, не придётся слушать наставления, выраженные в якобы пожеланиях, от родителя, а он точно скажет что-нибудь про необходимость взяться за ум и найти себе достойное занятие. Во-вторых, если бы вся семья вечером могла быть в сборе, то почти со стопроцентной вероятностью сорвалась бы вечеринка в гараже Димы. Нет, конечно, им бы разрешили отметить с друзьями, но до ночи уже не посидишь. Ещё и выпить по-человечески не вышло бы, ведь домой за праздничный стол лучше вернуться вменяемым. Сразу после новости о командировке отца приходит следующая о том, что мамы весь день тоже не будет. У них на работе то ли какой-то корпоратив, то ли кто-то увольняется и надо проводить. То есть праздничный стол точно отменяется, близнецы могут сидеть в Димином гараже хоть до утра, пусть завтра и снова в школу. Это, конечно, Антона тоже радует, потому что посиделки с семьёй, определённо, не такие захватывающие, как вечеринки с друзьями. Тем не менее, всё равно немного обидно, что в собственный день рождения, в такую важную дату, как восемнадцать лет, которой почти каждый человек придаёт особенное, почти магическое значение, близнецов оставляют в распоряжение самим себе. Подумаешь, сыновья совершеннолетними стали, командировки куда важнее, корпоративы — и подавно. Хотя Лёша никакой обиды не чувствует, наоборот, вздыхает с облегчением. Ему-то все эти семейные традиции давно приелись, ему бы с девушками своими днями-ночами, ему бы с Димой искать приключения, а потом запальчиво пересказывать их брату, как всегда, пропустившему самое веселье, предпочтя этому более спокойную компанию Саши. И всякий раз, как только квартира оставалась относительно пустой, когда родители уезжали на дачу или куда-то надолго уходили, Лёша радовался и улыбался так широко, будто у него действительно уже были какие-то масштабные планы на несчастные квадратные метры. Но, кажется, никогда ещё квартира в его планах не фигурировала. — Жаль, что семь уроков отсидеть придётся, да? — произносит Лёша, растянувшись поперёк дивана Антона. — Как думаешь, что они в этом году сделают? — Понятия не имею. Может быть, я и не приду, — Антон пожимает плечами, думая, как бы ему выпихнуть со своего места брата, ведь устал безумно. — В смысле, не придёшь? Тош, ты чего, это же наш день! — Не знаю. Настроения праздновать никакого. — Брось, завтра по-другому всё будет. Но нет, просыпается Антон с точно таким же желанием ничего не отмечать. Восемнадцать лет, что в этом такого особенного? Что с ним резко случится, когда он перешагнёт эту черту в возрасте? Счастье невероятное с неба рухнет? До Вселенной наконец-то дойдёт его просьба об алкоголе и любви? Хотя, в целом, алкоголя в этом году он употребляет куда больше, чем прежде, потому что поводы чуть ли не каждую неделю. Значит, кое-что эта оглохшая на оба уха Вселенная всё-таки расслышать смогла. На кухне небольшая, типичная для сборов суета. Мама переспрашивает у отца по сто раз, не забыл ли он положить в чемодан то или другое. Отец проверяет документы. Лёша придумывает себе завтрак. Антон будто бы вообще лишний среди этой слаженной системы действий. Бродит привидением по квартире, не зная, куда себя прислонить, чтобы никому не мешаться. Выслушивает быстрые поздравления и обещания перевести деньги в качестве подарка, как только приземлится в Сургуте, от отца, стоя в коридоре. Получает дежурный поцелуй в щёку от мамы, такое же поздравление, слёзы, потому что: «Вы так быстро выросли, мальчики». «Кое-кто даже быстрее, чем можно подумать», — мысленно произносит Антон, закрывая дверь за убегающей на работу мамой. — С днём рождения, братик! — Лёша заключает в объятия так неожиданно и крепко, что Антон даже не успевает убрать с лица удивление. — Сегодня самый лучший день в году! — Ага, лучший. — Люблю тебя, — привычный поцелуй в висок. — Я тоже, — улыбается Антон, всеми силами стараясь не думать сейчас, что хотел бы вложить в это выражение более сильные чувства, чем может. Весь завтрак у Лёши телефон разрывается от оповещений, будто его каждый второй человек в городе поздравить решил. Кое-что он даже озвучивает, например, поздравление от своей бывшей Иры или от одноклассницы Кристины. Телефон Антона лежит рядом с его рукой чёрным пятном. Не пишет никто, даже Саша, потому что не видит смысла поздравлять смской, когда можно всё сказать лично в классе. — Марго поздравляет нас обоих, — говорит Лёша. — Ничего себе, о моём существовании кто-то помнит, — хмыкает Антон. — Смотри, — Лёша поворачивает экран телефона к брату. — Прикольно, да? — Боже, где она нашла эти уродские фотки? Я тут везде, как еблан. — Да ладно, ты милый. Смотри, какой очаровательный! — Скорее, тупой. Вон, у меня даже взгляд, как на алгебре. — Я на страницу себе повешу. Такой коллаж не должен пропадать в сообщениях. — То, что я против, видимо, вообще никакого значения не имеет, — Лёша только наклоняет голову вбок, хлопая глазами. Впрочем, надо признать, мир видел и более убогие фотографии с участием Антона. У него, в принципе, редко получается выглядеть в кадре нормально. Если задуматься, то довольно странное решение: делать поздравительный коллаж с фотографиями своего парня и его брата. Обычно девушки, когда занимаются подобной чушью, вставляют фотки парня и себя рядом с ним, подписывая это чем-то, вроде: «Любимый, пусть в этот день все твои мечты исполнятся, а я тебе в этом помогу». Понятное дело, что не у каждого парня, чья девушка делает коллажи, есть брат-близнец, с которым день рождения в одну дату. И всё-таки, при чём тут Антон? Он для Марго не имеет совершенно никакого значения, они даже не общаются. В школе их уже поздравляет Чалов. Довольно сухо, наверное, только потому, что считает это своей обязанностью, как старосты класса. Он, кажется, даже Диму поздравлял. Лёша прямо преисполнен радости и счастья, поэтому благодарит Чалова за поздравления так, словно они когда-то дружили. Слава богу, хотя бы в порыве эмоций не обнимает его. — Ну, чё, Тох, с днём старения, — произносит Саша, когда Антон временно присаживается на его парту, поскольку Лёша сейчас в кругу одноклассников, а по большей части одноклассниц, принимает поздравления и даже какие-то символические подарки. — Ещё чуть-чуть, и можно будет подарить тебе лото. Зря я его на антресолях тогда откопал, что ли? — Спасибо. А откуда у тебя термос? — удивляется Антон. — Похолодало, знаешь ли, а отопление ещё не включали. Согреваюсь, как могу. Хочешь? Первый урок четверга — традиционно история, поэтому Саша сидит за своей первой партой у окна. Тут действительно холоднее, чем на среднем ряду или у стены. — Да я утром чай пил, так-то. Ладно, давай, — Саша передаёт Антону крышку термоса с налитым туда чаем. Впрочем, холодным. Впрочем, совсем не чаем. — Епт, твою мать, Головин! Ты чё, мартини туда налил?! — Ага, — довольно кивает Саша. — Отмечать надо с самого утра, Тох. Восемнадцать лет раз в жизни бывает. — Во-первых, я не планировал бухать с девяти. Во-вторых, откуда ты вообще знаешь про мартини? — последний вопрос задаётся уже шёпотом. — Тох, ну, мы же друзья. Ещё бы я не знал, что тебе нравится. Кстати, хочешь подарочный блок своих вишнёвых сигарет? Да, я раскошелился. Но, вообще-то, думаю, это последний раз. Нет, серьёзно, мы же в команде играем, ты там хочешь в футболе многого добиться, так что, пора завязывать. — Тоха, с днюхой! — налетает на Антона Костя, закидывая ему руку на плечи. День понемногу становится лучше. К третьему уроку Антон даже начинает чувствовать нечто, вроде того самого праздничного настроя. Может, дело в том, что содержимое Сашиного термоса почти закончилось, впрочем, не без усилий Димы, которому, конечно, надо было сунуть свой нос и сюда. Разумеется, он тут же стал отплёвываться, ведь как можно пить такую бурду. Ещё и пидорскую, да. Ни один нормальный парень не станет пить мартини. Лёша светится, подобно лампочке, рассматривает подарки из всяких забавных брелоков, блокнота, ручек и даже открыток. Две из них были сделаны Димой, куда он вложил все свои творческие способности. — Это твоя, — Лёша протягивает открытку Антону. — Погоди, дай я сфоткаю. — Зачем? — На страницу потом повешу, — Антон только закатывает глаза. Как же Лёша любит все эти сентиментальности на показ, все вокруг должны узнать, что у него сегодня день рождения, да ещё и с братом, да ещё и подарков им надарили, да ещё и вечеринка после уроков. — Кстати, братик, а что ты мне подаришь? — спрашивает Лёша, разворачиваясь к Антону так резко, что Далер Адьямович, рассказывающий про индукцию, замечает это. Хотя Антон удивился бы, если б физик не заметил что-то, что касается близнецов. В итоге, неудобный вопрос отходит на второй план, потому что Далер Адьямович вызывает Лёшу к доске. В общем-то, в самом вопросе ничего странного, конечно, нет, если не брать в расчёт тот факт, что Антон в этом году совершенно ничего дарить Лёше не собирался. Он просто не придумал, не знал, что нужно брату, и с таким столкнулся, по правде, впервые в жизни. Они даже не обсуждали примерную область подарков. Лёша, кстати, тоже ничего не спрашивал, не факт, что и он что-то подарит. Хотя звучит, как оправдание отсутствию собственного подарка. К этой проблеме, впрочем, они не возвращаются до самой вечеринки. То ли Лёша, получив не кол, а двойку, за своё красивое стояние у доски, да и то лишь в честь дня рождения, забыл, то ли Антону просто банально повезло, что брат не стал допытываться, возможно, решив отложить сюрприз до самого празднования. Стечение обстоятельств, каким бы оно ни оказалось, тоже немного поднимает настроение Антону, успевшему загрузиться. День становится ещё лучше, когда Денис Дмитриевич сообщает, что седьмого урока не будет. Он объясняет это, опять же, днём рождения близнецов, хотя сам больше поступает так из собственных побуждений. Ему ведь ехать на дачу Смолова отмечать их дружбу, а если ехать туда после четырёх, так он к ночи только доберётся. Это не разумно. Но близнецов Денис, конечно, тоже поздравляет. Удивительно и одновременно приятно, что именно классный руководитель помнит о такой дате в их жизни, помнит, что им именно восемнадцать, а не семнадцать, как остальным одноклассникам, и помнит, чем они интересуются, чтобы от этого выстроить своё поздравление. — Денис Дмитриевич, а вы придёте на нашу игру? — спрашивает Лёша. — Приду. Пока не знаю, на какую именно, но я постараюсь выбрать время, — обещает Денис. А после урока он подзывает к своему столу Антона и, сдерживая улыбку, вручает ему коробку конфет с просьбой закусывать. Антон непонимающе моргает глазами. — Пить в школе — затея так себе, хотя лет десять назад я был бы её автором, — поясняет Денис. — Постарайтесь больше такого не придумывать, а сегодня просто никому на глаза не попадайтесь и поменьше говорите с учителями. Несмотря на мягкость интонации Черышева, Антону вполне понятно, что в следующий раз классный руководитель выгораживать и помогать не будет. У Дениса Дмитриевича какая-то удивительная манера доносить свои мысли: при спокойном выражении лица он может одним взглядом заставить ощутить вину за все совершённые тобой грехи, ещё и раскаяться в них. Возможно, именно поэтому никто никогда не допускал даже идеи не послушаться Дениса Дмитриевича. Конфетам больше всех радуется Саша. Антон радуется тому, что вместо физкультуры у них сегодня английский, хотя о заменах в расписании ничего не было. Один Чалов, кажется, недоволен, потому что не взял с собой ничего для урока. — В итоге, будут и Лика, и Маша. Но, вы не поверите, без Влады, — сообщает Дима, отклоняясь на стуле назад, чтобы близнецы его слышали. — Вау, спасибо ей за подарок, — смеётся Лёша. — Саня, дай термос, — шёпотом машет он рукой Головину, привлекая внимание. — Да там почти ничего нет уже. — Не ври, сам пьёшь в одно лицо. — Лёх, ты серьёзно будешь пить эту пидорскую хуету? — удивляется Дима. — У меня так-то выбора нет. Вот принёс бы кто-то что-то другое, я бы выпил другое. — Так всё в гараже. Можно было и потерпеть. — А сам-то чё не потерпел перед второй физикой? — Я думал, там что-то нормальное! — Миранчуки, вы хотите сказать что-то важное? — интересуется Инна Юльевна. — Давайте вы всем это расскажете. — Инна Юльевна, а вы знали, что у нас с Лёшей сегодня день рождения? — сообщает Антон. — Между прочим, это очень важно. Нас уже все учителя поздравили. Учительница задумчиво молчит с минуту, и Антон решает, что она его не услышала совершенно. В самые неподходящие моменты Инна Юльевна умудрялась проявлять феноменальную глухоту, но зато практически всегда слышала, как на последней парте Антон что-то говорил брату, а тот отвечал. Впрочем, на них же распространялось и её зрение, практически отсутствующее во все остальные моменты жизни. — Так это же здорово! — вдруг восклицает Инна Юльевна, и Лёша с довольно громким: «Блядь!», дёргает рукой, в которой держал крышку от термоса. Дима чувствует, как несколько внушительных капель мартини попадает ему на рубашку сзади. — Ребята, давайте споём песню! И пока класс не особенно радостно и дружно заводит «Happy Birthday», Костя просит у сидящих за передней партой Лизы и Нади какую-нибудь салфетку. Громче всех песню орёт Головин, чуть ли не подпрыгивая на стуле при этом, Костя же принимается усиленно тереть спину Димы, а тот проклинает пьющего мартини Лёшу. Лёша, впрочем, не остаётся довольным напитком, только из принципа допивает до дна. — Какая бурда, — морщится он, уже жалея о своём решении. — Почему Головин притащил именно её? Нормального бухла в мире куча! — Да нет, если с соком, то пить можно, — говорит Костя, придирчиво осматривая спину Димы, где до сих пор ещё есть мокрые от капель места. — С чем-чем пить? — Баринов даже немного отодвигается от друга. — Ну, давай, назови меня пидором! — Костя закатывает глаза, откидывая в сторону салфетку. — Между прочим, я сделал всего пару глотков. И, кстати, с каких пор то, что мы пьём, говорит о нашей ориентации? Антон удивлённо смотрит на Костю, потому что подобного вопроса можно было ожидать от Саши, а не от кого-либо другого. Остальные всегда принимали правила, говорящие о том, «правильный» ты парень или нет, как должное, даже не вдумываясь, насколько тупыми были некоторые принципы. Например, про те же напитки. Кто сказал, что если ты не пьёшь исключительно пиво и водку, то ты сразу «неправильный»? А если тебе просто не нравится? — Нет, всё-таки Головин пидор. Ещё и алкаш, — бормочет Дима, не отвечая на поставленный вопрос, ведь ответа на него, предсказуемо, не знает. Да и никто не знает. — Сказал человек, устраивающий тусовки чуть ли не каждые выходные, — хмыкает Лёша. — Тусовка — это культурно-досуговое мероприятие, я попрошу! За рассуждениями о том, является ли тусовка на самом деле таким уж культурным мероприятием или это всё же аморальное бухалово, проходит английский и перемена перед геометрией. Подарком судьбы было бы отсутствие этого урока в сегодняшнем расписании, но, видимо, подарки закончились на этапе английского. Впрочем, Дмитрий Максимович всё-таки одаривает весь 11 «В» самостоятельной работой в конце урока, а лично близнецов решением задач у доски. Заканчивается данный перформанс, разумеется, неудачно. — Головин, ты до гаража доживёшь вообще? — обеспокоенно интересуется Антон, потому что мартини для друга, пусть и с закуской в виде конфет, не прошло даром. Сашу развозило с пива, куда уж там другие напитки. — Тоша, со мной всё прекрасно, — уверенно заявляет Саша. — Домой только забегу вещи кинуть и сразу в гараж. — Дай бог, чтобы он там не отрубился, — произносит Дима. — А то за музло отвечать некому. — Дай бог, чтобы его мать не поняла, что он напился, а то это будет последним нашим разговором, — говорит Антон.***
Утром Артём получает сообщение от Кокорина, в котором тот приглашает посетить некий день дружбы, проходящий где-то за городом. Артём даже удивлён, что Саша не пришёл лично, чтобы пригласить, ведь откуда ему знать, будет Артём читать его сообщения или нет. В целом, идея, наверное, неплохая, хотя Артём понимает, что день дружбы — это точно что-то непростое. Кокорин, конечно, на днях пытался намекнуть, что им неплохо было бы стать друзьями, но вряд ли они настолько стремительно пришли к этому. К тому же, Кокорин пригласил бы его к себе отмечать, а не куда-то за город, явно в чей-то дом. Значит, тут замешан Смолов, кто ж ещё? А с ним Артём точно никогда не подружится, да он и не стремится к этому. И всё же предложение заманчивое. После очередной порции нервотрёпки, которую принесла Артёму команда, пусть и выигравшая, наверное, стоит проветрить голову и посетить какую-нибудь тусовку. Раньше Артём всегда так и поступал. Поражение? Срочно в клуб с друзьями! Выиграли? Тем более, в клуб! Ничья? Ну, пожалуй, в клуб, ведь надо обмозговать произошедшее. Иногда, конечно, клуб срывался и ехали к кому-нибудь домой, на дачу или в гостиницу. Иногда просто катались по городу на запредельных скоростях, отпуская через адреналин все проблемы, если они были, а если не было, то просто наслаждались жизнью и возможностями, которые она даёт некоторым. Избранным, как думал Артём. — Игорёк, не хочешь съездить на дачу? — спрашивает Артём, поднимая взгляд от телефона к сидящему напротив Игорю. Тот сыплет щепотку сахара в свою кашу. — У тебя есть дача? Просто у меня нет. — И у меня нет. А вот у Кокорина есть. Ну, или у его знакомых. Короче, он приглашает меня на какой-то день дружбы. Поедем? — Езжай, если хочешь, я тут при чём? — всё ещё не совсем понимает вопрос Игорь. — Я с Кокориным не дружу, с его знакомыми, думаю, тем более. — Зато ты дружишь со мной. — С чего вдруг такая уверенность? — А как ещё называть человека, который пригласил жить к себе в комнату? Можно любовником. Игорёк, будем любовниками? Женя, заваривающая себе кофе в турке, удивлённо выгибает бровь, разворачиваясь в сторону стола. Кофе незамедлительно вырывается из турки наружу, но девушку это, кажется, сейчас заботит в последнюю очередь. — Что ты несёшь? — шипит Игорь, чётко отделяя каждое слово. — Я просто сделал это из-за желания не подставлять Федю и школу. Ни при каких других обстоятельствах твоей ноги тут не оказалось бы. — Вообще-то, я пошутил, — не перестаёт улыбаться Артём. — Жаль, — сообщает Женя, от чего Игорь аж вздрагивает. Ему почему-то казалось, что на кухне, кроме них с Артёмом, никого нет. Хотя это же коммуналка, тут всегда кто-то есть. — Просто это было бы хоть немного интересно. А то у всех здесь с личной жизнью какой-то застой, даже подумать не о чем. — Особенно у тебя, Жень, — нахмурившись, строго произносит Игорь. — Пётр и Влад уже столько времени не фигурируют в твоих рассказах. О которых, кстати, обычно никто не просит. А уж про Егора я, наверное, и упоминать не буду. Как и про Николая. — Как и я не буду упоминать про... — Вот и не упоминай, — обрывает Игорь, и в этот момент на кухню заходит Валерия. На её голове, как всегда, собран пучок, но некоторые прядки волос спадают на лицо и шею. Артём не может не обратить внимание на эту женщину. Каждый раз, когда она появляется, то привлекает к себе все взгляды. Впрочем, Артём понятия не имеет, кто куда смотрит в тот момент, когда он смотрит на Валерию. Она очень красивая, и ей бы вместе с дочкой не в замшелой коммуналке коротать свои дни, а где-то в уютной квартире с мужем. Кстати, Артём уже задумывался о том, что мужа у Валерии, видимо, нет, потому что никакого мужчины из её комнаты ни разу не выходило за то время, что он провёл в этой квартире. — Доброе утро, Игорь, Артём, Женя, — произносит Валерия, одаривая всех мягкой улыбкой. Удивительно, но, похоже, у неё всегда такое расположение духа, не взирая на время суток, обстоятельства и настроение. Даже когда она прикрикивает на Варвару, то делает это без злобы и раздражения. — Доброе, — Артём отвечает женщине улыбкой, а Игорь, размешавший, наконец, сахар в каше, просто кивает Валерии. — Игорь, если что, я Варю у мамы на неделю оставила, пока она в городе, — сообщает женщина, подходя к кухонным шкафам, где хранится целый ворох чашек, распределённых между всеми жителями коммуналки. — Поэтому тебе не стоит беспокоиться по поводу того, чтобы сидеть с ней. Вчера Игорь спрашивал у Валерии, не нужно ли забирать её дочку из садика и вообще присматривать за ней, пока женщина будет на нескольких дежурствах подряд. В этом году Валерия очень хотела, наконец-то, вывезти Варвару на море, даже пусть только на неделю, и для этого время от времени брала то дополнительные смены, то дежурства. Возвращалась с них ужасно уставшей и, бегло заглянув на кухню, чтобы со всеми поздороваться, сразу же уходила в комнату, потому что буквально валилась с ног. Впрочем, даже в этом случае Валерия старалась сохранять улыбку на лице и невозмутимость. Игорь не раз поражался тому, сколько же воли у этой женщины при том, как сильно ей доставалось от жизни. В коммунальной квартире Валерия жила ещё до того, как сюда переехал Игорь. Варваре тогда было три года. Валерия никак не могла отдать дочку в детский сад, потому что все места были заняты, а их очередь всё не подходила. Вдобавок, Валерии не удавалось найти работу, а её мать, очевидно, не особенно любила ни свою дочь, ни внучку. Только в последний год она наконец-то стала соглашаться забирать Варвару к себе на какое-то время. Позже Игорь узнал, что Валерия рано вышла замуж, буквально, как только закончила школу, но почти сразу развелась. Её муж хотел, чтобы она сидела дома, обещал обеспечивать всем необходимым, ведь деньги имелись, а Валерия намеревалась получить высшее образование. Спустя год непрекращающихся споров, они поняли, что их жизненные представления слишком разнятся. Тогда-то и произошёл конфликт Валерии со своей матерью, которая считала, что за такого человека, как бывший муж женщины, необходимо держаться всеми руками. Валерия рассорилась с матерью, уехала из дома и стала жить у своей подруги. Валерия смогла поступить в университет, закончила его, добилась того, чего хотела. Пусть и не раз за это время ребром вставал жилищный вопрос. Возвращаться домой было нельзя, а подруга, у которой Валерия жила, попросила её съехать через полтора года, так как намеревалась жить со своим парнем. Валерия переехала в общежитие, но там ей сказали через некоторое время освободить комнату, потому что туда собирались заселить иногородних, а Валерия была москвичкой. Так, перебираясь с жилплощади одной своей знакомой к другой, Валерия добралась до этой коммунальной квартиры. По профессии поработать у Валерии особенно не получилось, ведь, спустя несколько месяцев от последнего переезда, она забеременела Варварой. Отцом Варвары стал бывший одноклассник Валерии, с которым она провела весь вечер встречи выпускников, где он признавался ей в далёкой и вечной любви. Как выяснилось, любовь рассыпалась сразу после того вечера, а когда Валерия сказала ему, что ждёт ребёнка, то одноклассник закрыл перед ней дверь квартиры. Через некоторое время, судя по рассказам общих знакомых, он вообще уехал в Омск с другой женщиной. Валерия попыталась поговорить об этом со своей матерью, чтобы излить душу, попросить прощения за старые обиды, но та и слушать не захотела. С тех пор всё в жизни Валерии продолжало складываться неудачно, и только в последнее время хотя бы отношения с матерью, кажется, стали исправляться. Узнав эту историю, Игорь, конечно же, из чувства ответственности и какого-то долга стал помогать соседке. Тем более, что и у самого жизнь выравнивалась еле-еле. Игорь сидел с Варварой, помогал Валерии с домашними делами, слушал и старался всегда быть рядом. Только наедине с Игорем Валерия позволяла себе лишние эмоции, открывала душу и даже нередко плакала. Пожалуй, её поведение на людях отчасти передалось и самому Игорю, который старался глушить в себе переживания, не давая им воли. Что зачастую не удавалось, ведь рядом всегда находились люди, готовые напомнить Игорю о прошлом и указать на ошибки. Валерия никогда так не поступала, она была чуть ли не единственной, кто принял выбор Игоря без лишних вопросов. Что сделано, то сделано, об этом бесполезно сокрушаться. Поэтому с ней Игоря связывало очень многое, помимо трёх лет в одной коммунальной квартире, и к Валерии он старался прислушиваться. — Игорёк, ну, поехали, — продолжает Артём. — Я не хочу там быть один. — Откажись, если не хочешь. Я уже говорил тебе, Артём, что не хожу на вечеринки. Мне это неинтересно. — Ты был на дне учителя. Специально приехал, между прочим. — И я объяснял, для чего это сделал. Потому что подумал, что это обязательное мероприятие, а когда понял, что нет, то было слишком невежливо уезжать. — На какую вечеринку собираешься, Артём? — спрашивает Валерия. — Да меня один бывший... друг пригласил на, что иронично, день дружбы. А я не хочу ехать туда один, хочу взять с собой Игорька, а он упирается. — Игорь, съезди, правда, — предлагает Валерия. — Мне кажется, это очень хорошая идея. К тому же, тебе не нужно сидеть с Варей, она у мамы. Весь вечер свободен. — Вообще-то, у меня работа. — После которой ты сразу мчишься сюда. Это неправильно. Нужно отдыхать, а то недолго и свихнуться. Тем более, Артём приглашает тебя, как своего друга. Отказывать друзьям не очень красиво, когда они знают, что у тебя нет никаких дел. — Вот только не надо говорить со мной, как с пятилетним, — фыркает Игорь. — Я терпеть не могу вечеринки. «Терпеть не могу вечеринки», — повторяет Игорь про себя, стоя перед забором смоловского дачного участка. Под дружные терпеливые уговоры Артёма и Валерии он всё же сдался и решил, что один раз можно съездить на какое-то сомнительное мероприятие. Если ему не понравится, то он, как взрослый человек, просто возьмёт и уедет. Пить он не будет, это тоже принципиально. Знакомиться ни с кем не станет без особого желания. В доме уже полно людей, Игорь с Артёмом чуть ли не последние из всех, кого ждут. Из знакомых сразу определяется сам хозяин дома и Кокорин. Черышева, Ерохина и Наталью Игорь вспоминает не сразу, в отличие от Артёма, который здоровается с каждым так, будто общается уже сто лет. Впрочем, Черышев явно не особенно рад такому расположению к себе. Позже Игорь смутно припоминает ещё одну девушку, которую видел на дне учителя. Катя или как-то так, вроде бы. А ещё учителей физики и химии, вахтёра Романа... Считай, все свои. Хотя и чужих хватает, но их знает, видимо, только Федя. Денис опрокидывает в себя второй стакан виски, потому что, судя по всему, ехал на этот день дружбы с целью напиться побыстрее. Крутящийся рядом Кокорин очень его нервирует своими бесконечными предположениями, когда же Федя представит им очередную девушку. — Боже, блядь, да какая разница? Мир у тебя перевернётся от того, что ты её увидишь? Сам же говорил, что они все на одно лицо, что у него это опять на пару дней в лучшем случае, — ворчит Денис. Рядом с ними ещё и Ерохин, и втроём они выглядят, как та самая компания неудачников. По крайней мере, по мнению Дениса. Куда ни кинь взгляд, все разбились по парам и увлекательно проводят свой вечер. Даже Наталья присела на уши какому-то мужчине, которого знает только Федя, да и то не факт. А они стоят около стены то ли в ожидании, когда к ним кто-то подойдёт, то ли... — Дорогие мои друзья, — и всё-таки к ним подходит Смолов. Вместе с приобнимающей его за талию девушкой. — Познакомьтесь, это Саша. Моя девушка. Саша, познакомься, это Саша, Денис и Александр. Как видишь, я очень оригинален в подборе друзей. Кокорин собирает все свои моральные силы, чтобы не выплюнуть челюсть. Саша... Чёрт возьми, у них одинаковое имя! Да и сама девушка, к ужасу Кокорина, выглядит совсем не так, как прежние. Нет этой шаблонности, модельности, по которой обычно выбирал Смолов, ища исключительно в одном и том же типаже. Он никогда не был разборчив, но тут, видимо, его огрело чем-то тяжёлым в тот момент, когда он встретил эту Сашу. — А вы... похожи... — озвучивает ещё одну страшную мысль Денис, криво усмехаясь. Он тоже не понимает, что это такое, и как оно вообще сложилось. Жизнь Феди всегда, конечно, попадала исключительно в те события, вероятность которых один на миллион, но не настолько же, чтобы познакомиться с девушкой, похожей на своего бывшего парня. — Кстати, действительно, — отмечает с каким-то удивлением Федя. — Вы случайно не родственники? Саша застенчиво опускает взгляд, и в этой её скромности отчётливо прослеживается Кокорин многолетней давности. Кокорин из тех времён, о которых теперь ходят лишь слухи, когда он был полной противоположностью смелому, открытому, безбашенному и обольстительному Смолову, заполучить которого хотела чуть ли не вся школа. Эта Саша словно женская версия того скромного парня, впервые оказавшегося на шумной пьянке своего популярного одноклассника, даже не помнящего о его существовании. — Надеюсь, это не прозвучит бестактно, но как вы познакомились? — интересуется Ерохин, чувствуя, что неловкое молчание, совсем ему не понятное, надо срочно чем-то заполнить. — Мы встречаемся с сентября, а познакомились в тот ужасный день, когда Кутепов заявил, что закроет школу. Столкнулись случайно у подъезда, — тут же принимается рассказывать Федя. — Саша попросила придержать дверь, потому что шла с тяжёлыми сумками из магазина. Я помог. Ну да, типичный Федя со своими благородными жестами любезности. Кокорину он тоже как-то дверь придерживал из каких-то внезапных альтруистических побуждений. — А я потом попросила помочь донести часть до квартиры. У нас лифт был на ремонте, — продолжает девушка. — Федя помог. — На чай его потом пригласила? — спрашивает Денис. — Нет, мы сразу попрощались, — несколько растерянно сообщает Саша. Федя, кажется, предупреждал о том, что его лучший друг Денис любит спрашивать всякое неуместное и даже грубое, тут просто надо не удивляться. — Но через некоторое время я вышла вынести мусор, а на ступеньках сидел Федя. — Я просто так расстроился из-за грёбаного Кутепова, что... — Сначала напился, а потом был готов пиздострадать в любом неподходящем для этого месте, — заканчивает Денис. Саша, кажется, шокирована его словами, ведь Федя говорил, что Денис работает в школе учителем русского и литературы. — Ну-ну, и что дальше? Ужасно интересно. — Я спросила, что случилось. Мы поговорили, — произносит Саша и останавливается. — Федь, я пойду возьму бокал шампанского, ладно? — Конечно, Саш, иди, — Смолов целует девушку в висок и провожает очарованным взглядом. — Ну и мудила ты, Денис. Нашёл, чё говорить. — Извини, но пока всё это выглядит, как странная попытка заменить этой девушкой Кокорина, — не взирая на то, что сам Кокорин стоит рядом, произносит Денис. — И, дай угадаю, после вашей душещипательной беседы, вы поцеловались? — А вот и нихуя. Саша пригласила меня к себе, чтобы не сидеть на лестнице. — М-м, значит, сразу потрахались. Очень оригинально. — Иди на хуй, Денис, ничего не было. У нас с ней настоящая любовь. А ты понятия не имеешь, что это такое. Ерохин громко заявляет, что тоже пойдёт чего-нибудь выпьет. Складывающаяся беседа явно не для его ушей. Конечно, Александр и раньше слышал всякие школьные сплетни о том, что у Смолова и Кокорина что-то было, но старался в них не верить. Слишком уж странно, в его представлениях они не походили на людей, которые когда-то встречались. Хотя... Нет, это совершенно не его дело, у кого и с кем были отношения. Александр мотает головой из стороны в сторону, наливая себе из первой попавшейся бутылки в первый попавшийся бокал. — Ну да, это у тебя тут каждую минуту настоящая любовь, — фыркает Денис, закатывая глаза. — Готов поспорить, что с этой Сашей у тебя всё развалится так же быстро, как с Таней, Натальей, Викой... с кем там ещё у тебя было? — Выйдем поговорить на веранду, — то ли спрашивает, то ли сразу утверждает Федя. Кокорин остаётся в относительном одиночестве около стены. Он ничего не понимает, не верит ни глазам, ни ушам. Разве возможно? Он тут же отыскивает Сашу, чтобы убедиться в том, что ему не показалось. Итак, во-первых, она действительно существует, это не игра больного взволнованного сознания. Во-вторых, внешне действительно похожа. Не как две капли, конечно, и не настолько смутно, как Катя. Скорее, типажом, какими-то отдельными чертами лица. — Давай, удиви меня каким-нибудь признанием, — говорит Денис, как только дверь веранды хлопает за его спиной. Федя, сдерживая злость из последних сил, закуривает, но и другу сигарету в раскрытую ладонь тоже кладёт. — Черышев, блядь, можно было не разыгрывать это всё? Зачем? Я так старался, чтобы у Саши было нормальное впечатление о моих друзьях, а теперь... — Не похуй ли? Так заморачиваться ради очередного пункта в списке. — Пошёл в пизду! Это не очередной пункт! Я люблю её, ясно? Я чувствую, что она — та самая, которую я искал. И теперь всё будет вообще не так, как раньше. Я хочу сделать ей предложение. — Спустя две недели знакомства? — И что теперь? — Это херовы эмоции, Смолов, ты даже понять толком не успел ничего, — Денис выдыхает дым в сторону, где темнеет забор соседского участка. — То, что она оказалась рядом в тот момент, когда тебе было особенно хуёво, вообще не значит, что это какой-то знак свыше и надо немедленно за него уцепиться. То, что она выслушала твои сопли, не значит, что вы созданы друг для друга. По такой логике ты давно мог мутить со мной. — А я тебе повторяю, Денис, что это другое. Я знаю, что она — та, кто мне нужна. — Нет, Смолов. Самовнушение, не больше. Отчаянно не хочешь признавать, что тебе не вот это всё нужно, а... — Да заткнись ты, блядь! — Федя кидает сигарету куда-то в траву. — Вот чего ты добиваешься? Да! Да, чёрт возьми, я всё ещё люблю этого идиота! Ненавижу, не хочу прощать, но люблю. И даже если Саша — просто замена... — А это так и есть. — То мы будем счастливы, понятно? Денис устало вздыхает, проводя ладонью по лбу и щеке. Ему уже порядком надоела эта драма. Да, он сам считает, что сходиться обратно его друзьям не стоит, но, тем не менее, могли бы хоть объясниться. Сказали бы всё, что чувствуют, чтобы не строить догадок, и разошлись бы, обсудив, почему не смогут начать заново. А они не смогут, Денис готов поклясться. Попытаются, наломают дров, испортят нервы и отношения, а потом опять разбегутся, только испоганив всё окончательно. — Крыша у тебя, конечно, знатно поехала, Федь, — произносит Денис. — Ты хоть немного задумывался о том, насколько ублюдским по отношению к этой несчастной девушке выглядит твой план? Ты увидел в ней замену Кокорину, с этими мыслями и дальше жить собираешься. Поскольку ты панически боишься, что может повториться то, что с Сашей, то всеми силами заставишь эту девушку сидеть дома под своим чутким надзором. Мол, такой ты молодец, можешь дать ей всё, что попросит, а ей и делать ничего не надо. Но, разумеется, этот план не выглядит долговечным, поэтому, как только ей захочется делать что-то самой, там, где ты не сможешь её контролировать, то ты сделаешь ей ребёнка. Пусть сидит с ним, занимается. Потом ещё одного. Если понадобится, то и третьего. Федя смотрит в одну точку, кривя губы от слов Дениса. — Омерзительно. Из-за своих личных заёбов заставлять страдать всех вокруг, начиная от друзей и бывшего парня, наивно ждущего объяснений, заканчивая малознакомой девушкой, всего-то немного напомнившей тебе о прошлом. Ты, конечно, постоянно давал всем понять, что тебе похуй на близких, но почему-то я был уверен, что ты хоть немного исправился. — Сам-то, блядь, не лучше. — Я? Да, я тоже вёл себя по-сучьи. Мудаком и остался, не отрицаю. Только я, если ты не заметил, стараюсь своё мудачество при себе и держать, из дома, вон, выхожу только на работу, чтобы никому нервы не мотать. Потому что они все, — Денис обводит рукой некое пространство, — не заслужили терпеть ту хуйню, которая есть во мне. А ты даже с Сашей вёл себя, как урод. Заставил выбирать его между собой и футболом, молодец! Вот и получил. Денис возвращается в зал, где продолжается праздник. Кокорин сидит за столом, сжимая в руке стакан виски и смотря на тарелку сыра, как на что-то инородное. Рядом с ним Ерохин, положивший руку на спинку его стула, обеспокоенно следит за каждым вздохом Кокорина, как будто готов в любой момент что-то предпринять. — Вы поговорили? — спрашивает Саша, стоит Денису оказаться по другую сторону стола. — Да. Знаешь, Сань, забей ты на него хуй. Нашёл, из-за чего переживать, из-за урода какого-то. Есть куча других вещей, которые... Блядь, Александр, сходи эту хуйню переключи, — морщится Денис. На весь зал играет «Дым сигарет с ментолом», кто-то медленно танцует под лиричную, душераздирающую мелодию. Кокорин отчаянно старается не вслушиваться в текст, потому что это точно приведёт его к истерике, как несколько лет назад. — Так ведь, — Ерохин кивает в сторону, — поёт человек. Около столба, проходящего посередине кухонной зоны, стоит Рома. Покачиваясь в такт музыке, зажмурив от наслаждения и накала композиции глаза, он тянет: «А я нашёл другую, хоть не люблю, но целую». — И что, блядь, дальше? Пусть хоть все тут поют. Иди и переключи, — настаивает Денис. Александр поднимается, старается незаметно пробраться к музыкальному центру и нажимает на кнопку. Песня прерывается на полуслове, а через мгновение зал разрывают громкие ноты чего-то энергичного. Рома замирает у столба, даже открывает глаза, но тут же ловит новый ритм и теперь подпевает чему-то другому. — Что-то я Катю давно не видел, — говорит Денис, стараясь перевести тему. На секунду это отвлекает Кокорина, он приподнимается, стараясь отыскать взглядом сестру, но вместо этого упирается в Федю. Тот стоит около лестницы на второй этаж, целуя свою Сашу так самозабвенно, что у Кокорина сердце в очередной раз падает. Он прикусывает нижнюю губу, отворачиваясь. — Зачем он это делает? — тихо спрашивает Саша. — Ну, а где ему ещё это делать? Вы с ним и поговорили-то в первый раз при похожих обстоятельствах. — Спасибо, что напомнил. Надо было мне ещё тогда, в девятом классе, после того, что он сказал, всё понять. Годы идут, Федя нихуя не меняется. Нет, надо было, как идиоту последнему, бегать за ним. И всё ещё бегаю, надеюсь на что-то. А ему же всегда похуй было. Подумаешь, десять лет вместе! — Нет, те десять лет он тебя любил, — уверенно произносит Денис. К столу возвращается Ерохин, предлагает им джин, который смог найти по пути от музыкального центра. — Спасибо, Александр. Ты это... ничего, что мы тут как бы обсуждаем? — Могу уйти. — Сиди, — отговаривает Саша. — Ты ж знал, да? Ну, догадывался точно. Все вокруг знают. Десять лет... Денис, а если бы я тогда ему не изменил, мы могли бы дальше быть вместе? — История не терпит сослагательного наклонения, — произносит вместо него Александр. И все с ним соглашаются. — Денис, пойдём танцевать? — вдруг предлагает Саша, Черышев кивает в ответ, понимая, что другу сейчас это нужно. Кокорин предсказуемо напивается, и весь оставшийся вечер Денис ходит и следит, как бы он чего не натворил. Чуть позже, выйдя на веранду, чтобы проветриться, Саша начинает рыдать, возможно, будя всех соседей и задремавших в зале остальных гостей. Денис гладит друга по руке, наговаривая всякий бред, в который ни один из них не верит. Но, может быть, после этого хоть что-то, наконец, изменится.***
Димин след в организации вечеринки заметен сразу, и то ли из-за этого расстраивающего факта, то ли просто по воле судьбы, Головин напивается ещё до наступления ночи. Он, конечно, после уроков уже был не в самом трезвом состоянии, но непродолжительные прогулки по улице и час, потраченный на сборы, всё-таки выветрили из него большую часть алкоголя. А потом Саша пришёл в гараж и решил, что его как-то уж слишком отпустило, надо срочно догнаться. Перегнался. Двадцать минут он ещё адекватен, а вот после начинается веселье. Впрочем, особенно весело только Диме и его друзьям. Антон же понимает, что это какой-то пиздец. Причём, непонятно, пиздец в самом пьяном Головине или в том, что вместо нормального празднования Антону надо следить, чтобы друга не вырвало на драгоценный диван. Хотя эти факты, определённо, логически связаны между собой. Вот и получается, что пока все танцуют, веселятся, проводят чужой праздник как свой собственный, Антон сидит на одном месте, пытаясь наладить контакт с пьяным человеком. Очень весело. Всем бы таких дней рождения. И ведь обвинять Сашу в испорченном празднике тоже не хочется, друг всё-таки, пусть и напился, как свинья. В конце концов, Антон как-то тоже напился водки на посиделках у Баринова в квартире, и его даже тошнило половину вечера, но ничего, разговаривать с ним после этого не перестали. И Костя тоже однажды напился, только Антон не застал этого события, потому что лежал дома с температурой. Зато Лёша ему всё в подробностях пересказал. А сколько раз напивался сам Баринов! Кажется, из их компании не напивался только Лёша, во всяком случае, никакими удивительными вещами после алкоголя он не запомнился. — Поздравляю с днём рождения, — Оля Юдина протягивает Антону как-то свёрток. — У вас мода какая-то появляться внезапно и пугать? — вспоминая обыкновенные появления Матвея, интересуется Антон, забирая упаковку. — Я могла бы и в классе отдать, но решила, что лучше почти наедине, — не обращая внимание на довольно грубое замечание, продолжает Оля. И стоит, ждёт, когда Антон откроет, неловко одёргивая рукава блузки. — Я не знаю, чего бы ты хотел, поэтому взяла то, что, как мне показалось, могло бы тебе понравиться. Саша, растёкшийся по дивану, с хрипом приподнимается, чтобы тоже заглянуть в подарок друга. — Красиво. Спасибо, — без каких-либо восторженных эмоций произносит Антон, крутя в пальцах кольцо с камнем. — Я просто заметила, что ты... — Оля кивает на руки Антона. Тот смотрит на свои запястья, на каждом из которых по браслету, и на мизинец с простым чёрным кольцом. В школу он редко таскал это всё сразу, но случаи были, обычно зависело от настроения. Каждое из этих украшений для Антона имело особенное значение. А вот с Олей он не то чтобы вообще разговаривал за все одиннадцать лет в одном классе, но она, как выяснилось, об Антоне кое-что знает. — Это лазурит, — говорит Оля. — Когда я его увидела, то о тебе подумала почему-то, — девушка тут же отводит взгляд в сторону и что-то бормочет о том, что пойдёт танцевать, а Антону желает всего самого лучшего. — Лазурит приносит удачу, любовь, искренние чувства, — немного заплетаясь языком, произносит Саша, внимательно изучающий кольцо. — Помогает добиваться целей. Защищает от плохих мыслей, неправильных действий и неприятных воспоминаний. — А ты у нас ещё и по камням специалист? — усмехается Антон, примеряя кольцо на правую руку. — Я думал, только потомственная гадалка. — Что-то я подустал, надо встряхнуться, — еле поднимаясь с дивана, продолжает Саша. — Потанцую и вернусь. — Может, не надо? Но Головин уже уходит в сторону танцующих, а Антон лишь секунду борется с желанием пойти следом, чтобы уговорить Сашу посидеть. Ему только что представилась прекрасная возможность, наконец-то, насладиться праздником, не стоит отказываться от неё так быстро. Прибежать на помощь к Саше он ещё успеет. Очень кстати вырисовывается очередной тост Димы. Потом к Антону подсаживается Матвей, радостно сообщая, что он слышал про матч 623-й школы и школы из Рязанского района. 623-я предсказуемо их обыграла со счётом 3:0. За это решают выпить, ведь благодаря такому событию их гимназия остаётся на второй строчке таблицы группы, а это, как-никак, ещё один шаг в сторону продолжения турнира. Во время душевного, прекрасного, полного чувств тоста от Марго, которая, естественно, поздравляет исключительно Лёшу, кого же ещё, Антон просто пьёт. Ему вообще неинтересно, что там пожелает девушка его брату. Неинтересно до тех пор, пока Марго не называет его имя. Антон всё-таки решительно не понимает, при чём тут он, и почему ему тоже уделяется какое-то внимание. Марго встречается с Лёшей, пусть с ним и взаимодействует. А все эти коллажи, поздравления... Довести свою мысль до логического конца Антон не успевает, право на тост перехватывает Головин. Чтобы его все услышали, он зачем-то забирается на журнальный столик около дивана. Судя по глазам Димы, сделал он это зря, но Баринова сдерживает, наверное, только интерес к дальнейшим действиям пьяного Саши. Саша же путается в словах и три раза повторяет, что он ни на что не намекает, но Антон — это самое лучшее, что случалось с ним в жизни. — Но Лёха тоже классный! — добавляет Саша. А потом он решает спеть. «Вечно молодой» почему-то всех восхищает, поэтому, спустя пару строк, целый гараж вместе с Сашей поёт, и даже Дима напрочь забывает о столе. Впрочем, и песня не особенно сложная, две строчки, которые повторяются, как мантра целого поколения. После песни в гараже на какое-то время воцаряется довольно спокойная атмосфера. Все разбредаются по углам, разговаривают, пьют, кто-то уже собирается домой, потому что родителям не понравится, если они задержатся до ночи в непонятном месте. Дима весь вечер мечется между Ликой и Машей, пользуясь отсутствием вездесущей Влады, которая следила бы за каждым его шагом под микроскопом. Каким-то магическим образом у Баринова получается проводить время с обоими девушками, и, вроде бы, ни одна из них не догадывается о происходящем. Странное зрелище, конечно, Антон совершенно не понимает, в чём его смысл, почему нельзя, наконец, определиться, с кем быть. Ведь ясно, что и Лика, и Маша, находят Диму хорошим парнем и не против отношений с ним, а вот сам Баринов, который якобы больше не чувствует той искры от любви с Ликой, не может просто расстаться с ней, чтобы сосредоточиться на её подруге. Кстати, почему-то Антону кажется, будто Маша в курсе этой ситуации, просто тактично молчит и изображает незаинтересованность, чтобы, в случае чего, её не коснулись последствия. Ведь, объективно, заварил ситуацию Баринов. Хотя и Маша могла бы его не целовать на той вечеринке, она же знает, что он встречается с Ликой. — Я домой уже пойду, наверное, — как обычно, очень внезапно, появляется Матвей. — Крутой праздник, Тох. Тебя и брата ещё раз с днюхой. — Спасибо. — Только я сказать кое-что хотел... — Матвей наклоняется ближе к Антону и чуть ли не шепчет ему в ухо. — Вы сразу фотки и всё остальное не выкладывайте, ладно? Помните ту ситуацию с Костей и Исаковым? Короче, это Лёня тогда вас подставил. Он ещё светился, как ёбаная лампочка, весь день, когда понял, что у него получилось убрать Костю из состава. Ну, в общем, он даже проговорился, видимо, в порыве радости. А у вас с ним отношения — то ещё говно, поэтому не советую давать повод. — А Костя на Пони думает, — произносит Антон. — Надо бы его как-то убедить в том, что мудила всё же Исаков. Просто Костя уже столько времени ненавидит Пони, зациклился прямо на этой мысли. — Ну, это уж вы сами там разбирайтесь. Я тебе сказал, что слышал от первоисточника. Матвей машет на прощание рукой и исчезает за железной дверью гаража. Антон думает сразу же рассказать Косте, что они все сильно заблуждались, когда катили бочку на Чалова, что он, в общем-то, совершенно ни при чём в данной ситуации. Но эту мысль Антон отбрасывает спустя секунду раздумий по двум причинам. Первая заключается в том, что сейчас втолковывать что-то подвыпившему Косте, наверное, просто бесполезно, лучше на трезвую голову всё осознавать. А то ещё подумает, что Антон тоже пьяный и бредит, как Головин. Вторая причина как раз в Головине. Похоже, что его в очередной раз накрывает. Саше опять хочется танцевать, и в процессе своего танца в его мозгу рождается гениальная идея — начать раздеваться. К счастью, перформанс до конца доведён не был. Сашу начало тошнить. Но, кажется, зрелище понравилось большей части гостей, а оставшиеся нашли это забавным и смешным. На улицу с Сашей выходит Костя. Антон видит перед собой начатую кем-то бутылку водки. Сознание спрашивает: «Зачем?» — почему-то голосом Лёши, с которым Антон за весь вечер и словом не перекинулся, будто и не праздновали вместе. Своему сознанию, как и Лёше, Антон отвечает: «Иди ты к чёрту, у меня праздник». Стаканов рядом с бутылкой нет, поэтому Антон прислоняет горлышко к губам и делает несколько глотков. Какой отвратительный напиток. Прокашлявшись, наверное, на весь гараж, Антон думает, как бы его сейчас тоже не вывернуло, поэтому выходит на улицу. Заодно покурит. Несмотря на середину октября, в целом, не слишком холодно даже поздним вечером. Но Антону в одной футболе, конечно, всё же зябко. Воздух холодит кожу, и выпитый алкоголь не создаёт той доли необходимого тепла. Во всяком случае, пока что. Головина, кстати, нигде не видно, как и Кости. Не могли же они уйти блевать к чужим гаражам. Хотя, может быть, Костя повёл Сашу домой. Хоть бы так, тому давно пора лечь и поспать. — Тебе не холодно? — Антон оборачивается, встречаясь взглядом с Лёшей. — Нормально. Лёша качает головой и снимает свою джинсовую куртку, накидывая её на плечи брату. Сам остаётся в рубашке и футболке, и ведь Антон знает, что Лёша по жизни постоянно мёрзнет, в отличие от него. Так зачем он это сделал, если Антону, в принципе, не то чтобы прямо холодно стоять на улице? Спросить Антон не решается, просто принимает этот дар, как нечто неожиданное, но привычное. — Забавно так вышло, что мы и не поговорили ни разу, — усмехается Лёша. — Думаешь, было о чём? — А разве не о чем? — Антон пожимает плечами, а Лёша снова усмехается, вытягивая у него из пальцев сигарету. Это уже когда-то было, кажется, в этом году в школьном туалете, но тогда у них вообще была лишь одна сигарета, поэтому выбора не оставалось. Сейчас же Лёша будто намеренно делает всё это. Антон останавливает свои мысли, понимая, что сейчас опять навыдумывает всякого несуществующего бреда, лишь бы подарить себе бесполезную надежду. — Покажи, что это, — Лёша свободной рукой перехватывает правую Антона, рассматривая кольцо. Проводит пальцем по камню, выдыхая дым в сторону. — Красивое. — Оля подарила. — Тебе идёт. — Оля тоже так сказала, типа, когда выбирала, сразу обо мне подумала. — Я бы тоже о тебе подумал, — в ту же сторону, что и дым, летят Лёшины слова. — А я тебе вообще ничего не подарил, кстати. — Я тебе тоже, если ты не заметил, — хмыкает Антон. — И, честно признаться, я не знаю, как лучше сказать, чтобы не обидно. В общем, я даже не знал, что тебе дарить. Даже в теории. Вообще никаких идей. И это так убого. Мы ведь братья, а такое чувство, будто ничего друг о друге не знаем, кроме имён. — Дурак. — В смысле? Чего обзываться-то сразу? — Да и пофиг, что без подарка. Я так подумал сейчас, что и не нужно этого. Знаешь, у нас уже всё есть. — Серьёзно? Чёрт возьми, где же мой миллион?! Кажется, потерял с прошлого дня рождения. Лёша докуривает молча. Антон тоже не продолжает, потому что говорить нечего. Только смотрит на своё кольцо и думает, чем именно оно напоминает его самого. Лазурит... Саша что-то там говорил про его как бы магические свойства, но в этот бред Антон не собирается верить так же, как в гадания, гороскопы и Вселенную, которая вообще ни черта не работает. Из мыслей Антона снова вырывает брат, обнимающий со спины. Упирается лбом ему в затылок, руками через грудную клетку прижимает к себе, заставляя сердце Антона ускориться. Нет ничего удивительного в действиях Лёши, он и более двусмысленные вещи делал, но чем дальше, чем больше, и Антон никак не может перестать зацикливаться. Не думать слишком сложно. Два года терпел, два года молчал, но всему есть предел. И ещё чуть-чуть, и Антону кажется, что он не выдержит, его разорвёт в клочья от этих прикосновений, взглядов, слов, в которых вообще нет скрытого смысла. Он хочет додумывать, он делает это уже рефлекторно, потому что сопротивляться бессмысленно. Иногда лучше немного обмануть себя, подарив секунду мысленного счастья, чем постоянно биться головой о правду, причиняя себе ещё больше боли, хотя куда уж больше. Сейчас бы ещё Марго появилась, увидела бы их, Лёша бы отпустил и с совершенно невозмутимым видом обнял бы её точно так же, поцеловал бы или ещё что. Потому что Лёше плевать, он со всеми одинаков, просто некоторые друзья, вроде Димы, никогда не допустят этих тесных контактов. А Лёше просто удобно так со всеми, чтобы не утруждать себя разграничениями, с кем можно, а с кем нет. Марго не идёт, её как будто вообще не существует в этом мире, никогда не существовало даже, словно она такая же выдуманная, как надежды Антона на что-то большее. Ему бы вывернуться из затянувшихся объятий, поискать бы Головина, наконец, а лучше домой. Да, домой, чтобы запереться в комнате и просто уснуть. А утром это покажется каким-то пьяным бредом и сном. — Мне тебя не хватает. Он не выдержит, он не сможет. Больше нельзя, дальше ничего нет. Антон резко разворачивается, смотря на Лёшу с отчаянием, с обидой, потому что... зачем? Чёрт возьми, зачем так делать? Не трогай, отпусти, отстань, исчезни. Остаётся, притягивает обратно, только губами в губы. Так неожиданно и странно, но вдруг отпускает. Отпускает сердце, нервы, и мысли снова разлетаются в разные стороны, растворяясь в темноте вечера. Антона же накрывает ещё больше. Прижимается сильнее, руками цепляется сильно и больно, как хватался на кухне, сдерживая слёзы, как пытался оторвать его ладони от своего лица в комнате. И как хотел всё это время с того самого дня. Пусть это и был бы единственный шанс на всю жизнь, но чтобы запомнить, чтобы оставить на подушечках пальцев, на губах и перед глазами.