Под огромным синим ливнем, где остались мы с тобою.
Как же рано ваши дети улетают за любовью!
Слишком много этой жизни, чтобы знать полётам цену.
Прости, подруга, я — не тот, с кем быть хотела...
Дима зачёркивает в своём блокноте для рисования какие-то пункты с самым страдальческим выражением лица. Он каждый раз горестно вздыхает, когда карандаш снова касается бумаги. Вздыхает так громко, что Антону с Лёшей за задней партой это слышится просто прекрасно. Конечно, можно подумать, что Дима всего лишь не знает, как провести очередную линию на чертеже, да только в черчении Дима слишком хорош, чтобы такая мелочь могла его огорчить. Даже в отношении самого сложного рисунка, где просто не понять, что к чему, спустя несколько минут раздумий Дима всё равно разберётся. Причём, совершенно безошибочно. Тут, определённо, что-то постороннее, а это ещё страннее и непонятнее. Ведь черчение, наверное, единственный предмет школьной программы, который Дима обожает. Он никогда не отвлекается от задания, стараясь выполнить его, как можно лучше. Александр Максимович вряд ли за всю свою многолетнюю преподавательскую карьеру видел такого старательного ученика, тем более, в одиннадцатом классе, где каждый предпочитает не обращать внимание на черчение, ведь почти никому оно для дальнейшей жизни не нужно. Диме, кстати, оно тоже, может быть, совершенно не пригодится, но это не отменяет его старательности и любви к предмету. Лёша пытается выглянуть из-за плеча друга, привстаёт на покачивающемся стуле, чуть ли не вскакивает на ноги, чтобы рассмотреть, почему так грустит Дима. Видимо, повышенное внимание к персоне Баринова не остаётся незамеченным со стороны учителя. Он немедленно приближается к Лёше и заглядывает в его лист. Вообще-то, у каждого ученика должна иметься своя папка с листами, на которых они и чертят, но у Лёши, как и у его брата, что ожидаемо, никогда нет нужных вещей с собой. Каждый урок начинается с того, что близнецы слёзно пытаются выклянчить у Александра Максимовича лист, хотя бы один на двоих, обещая в следующий раз всё же захватить якобы забытую папку из дома. То, что папки не существует в принципе, всегда тактично умалчивается. — Миранчук, скажите, пожалуйста, а вы планируете закончить хотя бы один чертёж в этом году? — интересуется учитель. — Аналогичный вопрос хочется адресовать и вашему брату. — Вы про календарный год или учебный? — уточняет Лёша, садясь обратно, так ничего и не выяснив о Диминой тоске. — Про хоть какой-нибудь, Миранчук. Я уж боюсь вспоминать, что с прошлого года за вами с братом долгов водится на целых несколько лет. Конечно, ваш классный руководитель, уважаемый Денис Дмитриевич, лично за вас поручился, но что-то я не вижу... — Александр Максимович поднимает Лёшин листок с каким-то каракулями, наполовину стёртыми, к глазам, пытаясь проверить на свету. Как будто это добавит чертежу деталей. — Ничего я не вижу в вашей работе, если честно. Как и самой работы, по сути. Скажите мне, Миранчук, вы как собираетесь закрывать полугодие? — С божьей помощью, — фыркает Антон, вызывая у Лёши ненужную сейчас улыбку. — Чувство юмора на моём предмете, однако, не добавляет баллов, — замечает Александр Максимович. Лёшин листок прямо на его глазах комкается и отправляется в мусорное ведро. — Александр Максимович, раз у меня то же самое, я могу и свой выкинуть? — спрашивает Антон, но учитель, устало потерев глаза двумя пальцами, лишь отмахивается. Антон понимает это, как официальное разрешение до конца урока больше ничем не заниматься. Они с Лёшей снова предпринимают попытки узнать, что же там так беспокоит Диму, однако тот, будто чувствуя нежелательное внимание, закрывает блокнот и откладывает его в сторону. На перемене Баринов опять погружается в свои записи, только теперь что-то дописывает. А потом, немного подумав, хмурясь, он яростно вычёркивает только что написанное. — Что это? — хором спрашивают близнецы, материализуясь перед другом, будто из-под земли. — Мои шансы спасти отношения с Машей, — безрадостно сообщает Дима. — Я в отчаянии. — Ну-ка, давай подробнее, — рядом с близнецами так же неожиданно вырастают Саша с Костей. Головин активно жуёт какую-то булку, купленную в столовой перемену назад. — Я же вам уже говорил, что после той ситуации с хулиганами Машка опять от меня отреклась. Ну, то есть сказала, что знать не хочет, потому что вокруг меня слишком много проблем. Ей банально страшно, что из-за меня на неё могут напасть такие отморозки. И я её прекрасно понимаю, но она и слушать не хочет ничего! Я же всегда буду с ней рядом, я же её никуда одну не пущу теперь, а если что, то сразу в разборки влезу. Она сказала, что это, мол, не утешение. В общем, на звонки не отвечает, сообщения игнорирует, в школе демонстративно отворачивается, будто и не знает меня. А это пиздец, как обидно! Мы с ней травлю со стороны подружек Влады прошли, и тут на ровном месте такая херня! Антон заинтересованно читает записи в блокноте, то усмехаясь, то быстро опуская взгляд ниже. Слишком уж романтичны все эти Димины попытки, даже удивительно, что у Баринова есть такие заскоки. — И ничего не сработало? — удивляется Саша с набитым ртом. — Цветы под дверью подъезда спёрли, она из квартиры даже выйти не успела, — принимается загибать пальцы Дима. — Принёс ей другие цветы прямо на парту, а она вчера даже в школу не пришла. Я только потом допёр, почему. Короче, получилось очень тупо, чуть перед всей школой не опозорился. Ещё и деньги на ветер дважды, получается. — А почему она не пришла? — спрашивает Антон. — Потому что восемнадцатое число. — И что? — Предпоследняя неделя месяца, определённый промежуток чисел, всё такое. — Чё? — Тош, давай потом это обсудим? — произносит Лёша. — Ну, хорошо, Дим. А вот надпись на асфальте почему не помогла? — Потому что сегодня пошёл этот блядский снег! Нахуй всё завалило. С самого утра действительно валит снег. Крупные хлопья красиво ложатся на землю, и к четвёртому уроку образовывается довольно внушительный снежный покров. У многих в школе даже настроение поднимается из-за такой замечательной погоды. Кокорин аж изнутри светится, чуть ли не всех с Новым годом поздравляет заранее, хотя... учитывая некоторую придурочность завуча, он мог бы и в любой другой день так же поступить. Младшая школа, у которой уроки заканчиваются куда раньше, уже во всю бегает по школьному двору, пытаясь играть в снежки. Ученики постарше только ждут возможности побыстрее отучиться и тоже побегать, кидая друг в друга снег. И лишь Денис Дмитриевич какой-то подозрительно недовольный сегодня, а ведь на одной из физкультур его классу придётся репетировать вальс. Артём с Игорем любезно согласились выделить ему один из двух уроков для этого, потому что никакого другого времени не нашлось. Денис считает, что репетиция раз в неделю — это более, чем достаточно. Для него так точно. К тому же, физкультурный зал свободен, не придётся позориться посреди какой-нибудь рекреации или двигать парты в собственном кабинете. — Вот и получается, что у меня никаких вариантов уже не осталось, — грустно подытоживает Дима. — Не знаю, может, под окнами ей покричать? Да стрёмно как-то, ещё людей других взбешу. Да и не факт, что она откликнется. — А ты ей песню спой! — предлагает Костя, смотря, как под окнами носятся первоклашки с громкими весёлыми криками. У Кости и самого веселье начинает наружу проситься, хочется туда, к мелким, в снежки играть. — Есть же у неё любимая песня? — Ну, есть. Только как-то это... Стрёмно. — Давай, мы с тобой после уроков сходим? Хочешь, можем хором петь? — включается в идею Лёша, предчувствуя что-то интересное. Даже если на Машу это никак не подействует, им всем хотя бы будет весело. — Петь я только с радостью, — незамедлительно сообщает Саша. Дима неуверенно соглашается с предложением и обещает за алгебру выяснить, какая песня больше всего нравится Маше.***
По итогу, Дима составляет целый список песен, которые, как он уверят, Маша просто обожает. На правах главного креативщика компании Головин забирает список себе, чтобы решить, какую песню они собираются орать. Может быть, придётся выбрать даже несколько, потому что не факт, что Маша с первого же раза простит Диму. Хотя было бы за что прощать, на самом деле. Как будто это Дима на хулиганов первым полез и начал вообще всю эту историю с противостояниями. Подходит время репетиции вальса. Благодаря ей, между прочим, сегодня на физкультуре был чуть ли не весь 11 «В». Игорь с Артёмом думают, что такими темпами Денис неплохо поднимет им посещаемость, ведь ученики не хотят подставлять собственного классного руководителя, который ещё и страдает вместе с ними. Денис с удовольствием уже находился бы дома, делая очередной необыкновенный и неповторимый салат, но вместо этого ему пришлось торчать в школе лишние часы, думая, чем бы себя занять до времени репетиции. Оставшиеся девочки, наконец-то, распределяются по парам, оставляя позади интригу, кто с кем танцует. Даже Чалов находит себе партнёршу для танца в лице Оли Юдиной. Причём, буквально по ходу дела. Изначально Оля хотела предложить танцевать Антону, прекрасно понимая, что сам он к ней не подойдёт. Антону вообще немного пофигу на эти танцульки, но раз Денис Дмитриевич сказал, что надо, значит, надо. И вот не успевает Оля дойти до сидящего на одной из скамеек Миранчука, как перед ней вырастает Чалов. — Слушай, Оль, кажется, только у тебя ещё пары нет? — очень тактично, но по факту спрашивает он. Девушка кивает. — Давай тогда вместе встанем? Просто у меня тоже ещё никого нет, не приглашать же кого-то из парней, в самом деле. — Ну, я просто уже договорилась... — начинает было Оля, как вдруг слышит от той самой скамейки, где сидит Антон, категоричное Лёшино: — А я с Антоном танцую. Ты думала, будет иначе? Кристина, которая, видимо, решила ещё раз попытать счастья, стоит с удивлённым выражением лица. Казалось бы, не так давно она сама обвинила Лёшу в слишком близких отношениях с братом, пусть и выдумала это на эмоциях, за что получила довольно понятный отказ в каком-либо общении в принципе. А теперь Кристина вновь предлагает Лёше свою кандидатуру. Впрочем, удивлена не только Кристина. Например, Антон тоже смотрит на своего брата, как на умалишённого. В его взгляде так и читается вопрос, который он тут же высказывает, но шёпотом, чтобы никто не услышал: — Ты нормальный вообще? — А что не так? — невозмутимо произносит Лёша. — Это всего лишь репетиции, у нас парней в два раза больше девушек. И пока нет никаких других вариантов, можно танцевать хоть с лучшим другом. Лично я хочу танцевать с тобой. Ты против? — Да как бы нет, но... — Только не говори, что уже пообещал Головину. — Я и с Кучаем могу потанцевать так-то, — разводит руками Саша, который действительно рассчитывал на Антона, пусть они толком и не обсуждали этот момент. Никто не думал, что за тот промежуток времени, как начали собираться пары на вальс, между близнецами всё настолько сильно изменится. — Кучай, уж ты-то никем не занят? Костя театрально прикладывает руку к груди, сообщая, что у него столько поклонниц и поклонников, что Саше придётся встать в очередь. Впрочем, исключительно из-за их многолетнего знакомства, Костя готов уступить вальс Саше. Тем временем, Оля так и стоит, молчаливо наблюдая за компанией у скамейки. Чалов продолжает дожидаться её ответа, но, видя, что девушка как-то выпала из мира, щёлкает перед её лицом пальцами несколько раз, привлекая внимание. — Так что, Оль, с кем ты договорилась? — Ни с кем. Это я просто... это я про парное задание по астрономии подумала почему-то. Да, Федь, конечно, давай танцевать вместе, — она выдавливает из себя неловкую улыбку и отводит взгляд в сторону. Федя в этом ничего странного не замечает, потому что всегда считал Олю очень застенчивой и чрезмерно скромной. А если брать глобальнее, то Федя в принципе не силён в угадывании чужих эмоций и желаний. За репетицией чисто из интереса наблюдает Артём. Ему всё равно нет никакого смысла толкаться в тренерской вместе с Игорем, который, как обычно, занимается проставлением пропусков и оценок за урок в электронном журнале. Тут хотя бы есть, на что смотреть, и временами Артёму даже забавно видеть попытки Дениса научить своих детей как-то попадать в музыку. Сам Черышев лишь один раз показывает, что примерно им надо получить, а дальше начинает только исправлять чужие ошибки. Конечно, выглядит всё несколько странно, учитывая приличное количество парней, танцующих друг с другом. Даже Диме приходится временно встать в пару с Андреем Ермаковым, потому что Маша, с которой Дима намерен танцевать на выпускном, по понятным причинам отсутствует. Да и не факт, что сегодня, даже будучи здесь, Маше захотелось бы находиться рядом с Димой. Страннее всех, наверное, Антону. Радует, что они с Лёшей где-то позади всех, поэтому никто особенно не обращает на них внимание, хотя Кристина периодически кидает неодобрительные и обиженные взгляды в сторону одного из близнецов. Тот предпочитает не смотреть никуда, кроме как на брата. И это, пожалуй, Антона напрягает ещё больше. И так неловко от всего происходящего, и Лёша никак не помогает, только усугубляет. — Можешь ладонь держать нормально? Хватит смотреть мне в глаза, сбиваешь. Руку свою убери, пожалуйста, — шипит Антон, недовольно хмурясь. — Не обязательно при этом было футболку задирать! — Может, мне вообще тебя не касаться? — Было бы здорово, знаешь. Лёша только улыбается, но всё равно оставляет руки там, где они были. Ближе к середине репетиции Антона это относительно перестаёт беспокоить. Он понимает, что брат вряд ли изменит своё поведение, а никому постороннему дела до них нет, так что, пусть всё будет, как есть.***
Они выбегают на улицу в распахнутых куртках, с шарфами в руках. Головин засовывает шапку куда-то в рюкзак, чтобы не мешалась под рукой, и его тут же чуть не сбивает Антон с радостным воплем, что они, наконец-то, на свободе, да ещё и снег продолжает идти. — Красота! — восторженно произносит Костя, и в него незамедлительно прилетает чей-то снежок. Кучка младшеклассников разбегается в стороны, думая, что Костя не найдёт виновных. — Ну, сами напросились! — кричит он вдогонку детям, отшвыривая в сторону свою сумку и пакет с формой, и принимается голыми руками сгребать остатки снега под ногами, чтобы запустить снежком в обидчиков. Саша кружится, раскинув руки в стороны, грозясь вот-вот рухнуть на землю с закружившейся головой. Да и в опасной близости Костя носится за детьми, в любой момент может сбить друга с ног. Но Сашу это не волнует. Антон, тоже подобно ребёнку, открывает рот, высовывая язык, чтобы поймать несколько снежинок. Он постоянно делал так в детстве, и что-то сейчас сподвигло его на повторение этой незаслуженно забытой традиции. Лёша смотрит на брата, как на самого большого дурака на свете, едва ли не в голос смеясь над его попытками что-то поймать. Дурак, но милый же. Самый милый на свете. На крыльце школы появляется Денис Дмитриевич, следом за которым выходят Кокорин и Смолов. Денис морщится, с отвращением глядя на разворачивающееся снежное безумие перед ним. — Твою же мать, ну и хуета, — бормочет он, открывая чёрный зонт, чтобы хоть как-то спастись от снега. — Хотите, подвезу вас сегодня? — предлагает Федя. — Что вам на остановке ещё под этим всем стоять, в самом деле. — Ты с хера ли такой добрый? — удивляется Денис, но зонт не закрывает, попутно пытаясь выпихнуть из-под него Кокорина, который занимает слишком много места. — А Федя в последнее время что-то вообще радостный без повода, — замечает Саша, хватаясь за руку Дениса, чтобы втиснуться поближе. Черышев восторга от этой спонтанной близости не разделяет. До машины Феди ещё сто лет идти, ведь Смолов, кажется, начал пользоваться мозгами и перестал парковаться прямо внутри школьного двора. Что-то подсказывает Денису, будто это связано с Кутеповым, который наверняка имел бы кучу претензий. Да и вообще, небезопасно это, когда всякие дети носятся по двору, кидаясь снежками. — Уж никак свадьбу отменил? — думает Денис, возвращаясь к вопросу счастливого выражения лица у друга. — Нет. Наоборот, собираемся сегодня с Сашей поехать смотреть на кольца. А потом ещё с рестораном договариваться. — Хера себе. Целый ресторан! — Сам не в восторге, хотел поскромнее. — Непохоже на нашего Федю, — замечает Кокорин, еле поспевая за Денисом, который решил, что хватит им стоять на месте, загораживая всё крыльцо. — Но потом я решил, что пусть Саша делает так, как хочется ей. В конце концов, у неё была мечта об идеальной свадьбе. — Хм, тогда что же тебя так радует? — продолжает допытываться Денис. — Уж не влюбился ли ты по уши в свою будущую жену, раз, несмотря на её заскоки, всё терпишь, ещё и доволен остаёшься? — Влюбился по уши? — усмехается Федя. Они доходят до железных ворот, как сзади раздаётся громкий выкрик Кости: «Попал-попал!» Правда, спустя мгновение, в затылок Кучаева прилетает новый снежок, и какой-то мальчишка спешно уносится прочь. — Ах, так! Это война! — кричит Костя. Денис с Сашей удивлённо переглядываются, старательно делая вид, будто к ним Кучаев не имеет никакого отношения. Восемнадцатый год, а носится со снежками, объявляя войну младшеклассникам. Федя же совсем случайно замечает другую картину, что разворачивается позади Кости. Замечает и замирает, как вкопанный. Для него то ли неожиданно, то ли даже немного забавно видеть, как Антон наконец-то ловит снежинку на язык и с гордостью заявляет об этом брату. Лёша смеётся во весь голос, голову запрокинув, притягивает близнеца к себе за плечо. Губами чмокает его в скулу, спрашивая: — Тебе сколько лет, Тош? — А ты вообще ничего не поймал! — Антон показывает ему язык, дразнясь. Близнецы начинают толкаться шутливо, чуть не валя друг друга в снег. Смеются громко, звонко, на весь двор, наверное. И так это очаровательно, что оторваться невозможно. Взрослые, вроде бы, но в душе всё ещё дети. Их снег радует, веселит, и ничего, кажется, в данный момент для счастья больше не нужно. — Мы сегодня дома-то окажемся или как? — интересуется ворчливо Денис. — Чё ты там застыл? — Ничего, пойдёмте, — говорит Федя, нехотя отворачиваясь. — Улыбался, как придурок. Видели бы тебя ученики, — продолжает комментировать Денис уже в машине, когда они с Кокориным рассаживаются на заднем сидении. Вообще-то, Саше хотелось сидеть спереди, да только для этого пришлось бы вылезать из-под зонта и обходить машину, а прерогатива собирать снег на голову как-то не прельщала. — Так что там с влюблённостью, ты не ответил. — Ну, может, и влюбился, — пожимает плечами Федя, на мгновение замирая, будто не ожидал, что слова с языка сорвутся. — Было бы странно, если бы я не был влюблён по уши в свою будущую жену, не находишь? — Нашёл, значит, свою ту самую? — Очевидно. По дороге, чтобы заполнить молчание, а ещё переключиться на какую-нибудь другую тему, лишь бы не о Саше этой и свадьбе говорить, Кокорин принимается рассказывать, как утром Денис выпрыгнул из автобуса. Они ехали вместе, и в какой-то момент Черышева что-то торкнуло спешно покинуть салон. Сам Саша за ним не успел и поехал дальше, но вопрос, куда, чёрт возьми, понесло Дениса, волнует до сих пор. — Неважно. Просто показалось, — отмахивается Денис с заметным раздражением. Видимо, теперь ткнули в не самую приятную тему для него. А выпрыгнул из автобуса он по совсем дурацкой причине. Денис и сам поражается своей глупости, не пойми откуда взявшейся. Будь на его месте Кокорин, да даже Федя в его нынешнем настроении, всё было бы очевидно, а тут... Дело в том, что среди толпы пассажиров, на одной из остановок, выходил человек, который очень напомнил Денису Марио. Во всяком случае, так ему показалось издалека. Естественно, Черышев тут же решил воспользоваться знаком свыше, ведь так грезил их случайной встречей. Он растолкал людей на задней площадке, ни слова не сказал задумавшемуся Кокорину, который с перепугу решил даже, что они свою остановку проехали, и буквально выбежал под неприятный, нелюбимый снег. — Марио! — окликнул Денис того человека, на которого рассчитывал. Путаясь в собственных ногах и нескольких прохожих, он всё же догнал человека. Однако, стоило тому обернуться на голос, как Дениса мгновенно огрело реальностью. — Извините... Я ошибся. Простите за беспокойство. — Ничего страшного, бывает, — пожал плечами совершенно незнакомый человек, оставляя Дениса стоять под снегом. Черышев облизывает губы нервно, вспоминая эту свою глупость. Как же ужасно и стыдно получилось! Он же не подросток, чтобы из автобусов выпрыгивать, да и был бы повод. Подумаешь, показалось ему! Он ведь даже не испытывает к Марио никаких высоких любовных чувств, чтобы вот так носиться по улицам, крича его имя. Не испытывает же? Кокорин перегибается через весь салон, чтобы дотянуться до радио и включить музыку. Попадает на прогноз погоды, в ходе которого узнаёт только, что сегодня девятнадцатое ноября. — Уже девятнадцатое! — удивляется Федя. — Надо будет поторопить Сашу с выбором ресторана, а то до свадьбы всего ничего осталось. — Господи, поскорее бы ты женился, — бурчит Кокорин, тыкая пальцем в кнопку. — Тошнит уже от всей этой темы. — Уверен, что хочешь этого? — Ни в коем случае. Просто жду момента, когда смогу сорвать твою распрекрасную свадьбу. Вот и хочу, чтобы побыстрее. — И как же ты её сорвёшь? Выбьешь дверь в зал и закричишь, что протестуешь? — Ага. А потом подбегу к тебе, как Денис сегодня от автобуса нёсся, и при всех поцелую. Схвачу тебя за руку, пока все в шоке стоять будут, уведу из-под венца. — И куда мы с тобой пойдём? — В наше счастливое будущее! — радостно заявляет Кокорин. — Убежим с тобой ото всех, может быть, даже куда-то уедем. Будем самыми счастливыми, забудем всё, что было раньше, начнём заново... Короче, жди, Федечка. Можешь барахло заранее собрать, — наконец, остановившись на какой-то песне, Кокорин спешит вернуться на заднее сиденье, попутно поцеловав Смолова в щёку. «И я едва могу дышать, когда ты показываешь мне свою любовь. Огонь повстречал бензин, так сгори со мной этой ночью», — доносится из радио, а Федя чувствует, как горит поцелуй на его щеке. Странно вспоминается касание совсем других губ к чужой скуле, чужой смех в голове раздаётся звонкой трелью. Федя слышит, как Саша начинает подпевать, совершенно не попадая в слова, а перед глазами у Смолова опять картинка во дворе школы стоит. Улыбка ползёт на лицо непроизвольно, и Саша принимается петь ещё громче, как и певица из радио. — Да заткнись уже, Кокорин! — выпадает из своего вакуума Денис, которому вопли друга мешают думать о личном и запутанном. — Но я хочу получить то, что мне предназначается, и я получу это. Когда огонь погаснет, когда небо станет темнее, — по-английски фальшивит Кокорин, уклоняясь от взмаха руки Дениса.***
— Нет, ну, с Пони не очень получилось, конечно, — говорит Саша, когда они заходят в гараж, чтобы перед походом к Маше обсудить план действий. А ещё немного согреться, потому что у Кости от снега чуть не отмёрзли руки. Кучаев, кстати, уверен, что выиграл войну с младшеклассниками, пусть их и было куда больше. — Да ладно, у него такое лицо смешное было, — весело отмахивается Антон. — Я бы ещё раз на это посмотрел! Они планируют согреваться не только простым сидением в гараже, где, надо сказать, не особенно тепло, хотя Дима в начале года клятвенно заверял, что здесь буквально можно жить. В качестве дополнительного согревательного средства было куплено вино, благо двоим из компании теперь продавали. Баринов, конечно, не понял, почему надо было брать какую-то бурду, если обычно согреваются коньяком или хотя бы водкой. Антон авторитетно заявил, что Головина тогда они потеряют навеки. И Саша, в целом, был полностью согласен, ведь сильно напиваться он сегодня не хотел. Да и потом друзьям был нужен Сашин талант исполнять любые песни. Он же меломан, каких поискать, да и поёт время от времени, потому что душа просит, совсем недурно. Стаканов осталось только три после той вечеринки с хулиганами, поэтому близнецам приходится пить прямо из горла, что, кажется, не смущает вообще никого. Это даже выглядит как-то само собой разумеющимся решением. — Не знаю, как по мне, так смотрел он очень недобро, — тянет Костя, заваливаясь на диван. Дима его тут же двигает ближе к краю, потому что и сам хочет сесть. — В любом случае, что он тебе сделает? Подумаешь, снежком получил! Когда процессия из Смолова, Кокорина и Черышева скрылась из поля зрения, а Костина война с детьми была в самом разгаре, из школы соизволил выйти Чалов. Вышел он в самый, наверное, неподходящий момент. Вокруг творилась настоящая вакханалия, которую ему предстояло героически обойти. Героически не получилось, потому что, спустя несколько шагов, прямо в лицо Феде прилетел объёмный снежок. Этот снежок Костя готовил так долго и тщательно, чтобы ответить одному из мальчишек, дёрнувшему ветку какого-то куста над Кучаевым. Весь снег с ветки полетел ему за шиворот, и оставить такой беспредел без внимания Костя не мог. Так вот, злополучный снежок угодил прямо в Чалова. Тот, наверное, с минуту стоял истуканом, испепеляя Костю взглядом. Костя, однако, тоже с места никуда не двигался, только затылок растерянно чесал. — Очень по-взрослому, — процедил Чалов, отряхиваясь. — Даже не удивлён нисколько. — Да ладно, я ж случайно, — протянул Костя, но Федя, гордо вздёрнув подбородок, уже пошёл мимо него, не оборачиваясь. Тем не менее, Антон находил всё это смешным, да и Костя особой вины за собой не чувствовал, хотя и ощущал первое время какое-то подобие стыда. В конце концов, Антон прав. Это всего лишь снежок. Забава. Кто угодно мог так же дать в лицо Чалову. — Я считаю, что надо петь Меладзе, — говорит Саша. — Вы только послушаете, какой тут текст! Это же идеально описывает Димину ситуацию. Он читает с телефона текст песни, и Баринов одобрительно кивает, соглашаясь с тем, что это очень на него похоже. Надо начать сразу с чего-то разрывного, чтобы было больше шансов мгновенно добиться прощения. А то пока они раскачаются, уже новые сутки наступят, а Маша так и не простит. — В общем, план такой, — продолжает Саша после некоторого молчания, связанного с несколькими глотками вина из стакана. — Чтобы Баре было не стрёмно, куплеты я буду петь с ним вместе, а на припеве вы уже все подключитесь. Идёт? Компания дружно кивает. Решают несколько раз прорепетировать, чтобы не запороть всё на месте. Иначе только на смех себя подымут. Вино допить до выхода не успевают, однако уступают его близнецам, поскольку Дима вообще оказывается не в восторге от этой бурды, а Головину уже хватит. Косте просто всё равно пить или нет. Лёша забирает бутылку с собой, потому что в гараж возвращаться не то чтобы планируют. На улице уже темно, когда они выходят. Идут следом за Бариновым, ведь никто, кроме него, не знает, где живёт Маша. Тут ещё и дворы одинаковые, как две капли. Слава богу, что Маша живёт в этом районе, а не как Лика, ради которой Диме пришлось бы вести всех чуть ли не на другой конец города. Тем не менее, даже сейчас кажется, что добираются больно долго, ещё и фонарей почти нигде нет, и Дима начинает волноваться, что Маша их в темноте банально не увидит. — Вот эти окна, — говорит Дима, указывая пальцем на два светящихся окна. — Она точно дома? — уточняет Саша. — Точно. Я её расписание дня наизусть знаю. — Тогда, пацаны, минуту нам всем на концентрацию, а я начинаю искать музыку, — говорит Саша. Лёша в этот момент делает очередной глоток вина, приобнимая свободной рукой Антона. Тот, ни о чём не задумываясь, наплевав, что, возможно, не все друзья ещё в курсе того, что у них с Лёшей теперь происходит, обнимает его в ответ, прижимаясь щекой к плечу. Саша выкручивает звук с телефона на полную, кладёт его в прихваченный из гаража пустой стакан, потому что это, как ему кажется, усиливает звук. Надо было, конечно, какую-нибудь колонку взять, у Кости, вроде, дома была. Что хорошо в Меладзе — так это долгие вступления, правда, их песня неожиданно становится исключением. Хоть они и репетировали, но всё равно Саша с Димой не успевают начать, поэтому тут же решают употребить вступительный кусок на то, чтобы просто окликнуть Машу. — Маша! — орёт Дима. — Услышь меня, пожалуйста, хочу тебе сказать кое-что важное! В первый день зимы на краешке Земли! — принимается петь хором с Головиным. — Нечаянно расстались мы с тобой! Антон пытается перехватить у брата бутылку, пока Костя щёлкает пальцами, пританцовывая на месте. Где-то открывается окно. — Да сколько можно орать?! Каждый вечер одно и то же! — возмущённо произносит какая-то пожилая женщина с нижнего этажа, но никто не обращает на неё внимание. Вместо этого компания дружным, насколько получается, хором принимается петь: — Краси-и-и-во! Ты вошла в мою грешную жизнь! Краси-и-и-во! Ты ушла из неё! — Но, играя, разбила мне душу! — громче других тянет Костя. — А ведь это совсем не игрушка! — перекрикивает Антон. — Это сердце моё! — Закройте рты, хулиганьё! — гаркает с балкона какой-то мужчина. — Весь район на уши подняли! — поддакивает женщина с нижнего этажа. — Краси-и-и-во! Ты вошла в мою грешную жизнь! Краси-и-и-во! Ты ушла из неё! Кажется, что им уже совсем неважно, отреагирует как-то Маша или нет. Поют, потому что нравится. Особенно нравится Саше, который всё это придумал. И пусть соседи возмущаются дальше. Открывается ещё одно окно, и пронзительный возглас разносится как раз на последних словах песни: — Кучаев, ты совсем обалдел?! Что я тебе сделал сегодня?! — и Костя замирает, вместе с друзьями поднимая глаза вверх. Из окна высовывается недовольный Чалов. Это настолько всех удивляет, что Костя даже спрашивает в ответ, делая рупор из рук, чтобы одноклассник точно услышал: — Ты что тут делаешь, Пони? — Я тут живу, придурок! Совесть у тебя хоть какая-нибудь есть?! Оставь меня в покое до завтра, господи! — окно с грохотом захлопывается, и Чалов, задёрнув штору, скрывается в глубине квартиры. — Бля, пацаны, это не тот дом! — с горечью хлопает себя по лбу Дима. — Мы до Машкиного не дошли... Недоумевающие взгляды упираются в Диму, который машет всем рукой, чтобы быстрее шли дальше. По дороге он материт на все лады отсутствие фонарей, ведь именно из-за темнотищи вокруг они пришли не туда. Потом вдруг обвинения перекидываются на Костю, ведь он к Чалову ходит чуть ли не каждый день, неужели он не заметил, что это не тот дом? — Откуда мне знать, где живёт твоя Маша? — взмахивает руками Костя. — Она вполне могла жить с Пони в одном доме. Там подъездов штук пять! Дима снова возвращается к проклятиям в адрес фонарей. Попутно он упоминает, что надо было смотреть по навигатору, куда идти, чтобы так не позориться. Антон позади недовольно вздыхает, что Дима задолбал уже, подумаешь, чуть-чуть ошиблись, от этого ничего не поменялось. — Вот именно! — восклицает Дима. — А если сейчас ничего не выйдет? Два раза одно и то же почти никогда не прокатывает. Да и вдруг... Машка! Маша! Погоди! — он замечает, очевидно, свою девушку, которая как раз собирается зайти в подъезд. Дима подлетает к ней, упирая ладонь в дверь, не давая пройти. Его друзья спешат подойти поближе, чтобы, если что, начать петь. Саша прямо в процессе быстрой ходьбы начинает снова перематывать музыку к началу. — Что тебе опять от меня надо? — недовольно произносит Маша. — Я, кажется, просила перестать меня беспокоить. У меня из-за тебя, Дима, сплошные проблемы. Подругу потеряла, в классе не любят, слухи распускают, теперь ещё и по улице пройти нормально нельзя. — Маш, да я же всегда тебя защищу, ты чего! Ну, глупость какая-то расставаться из-за такого! Эти мудилы, ну, то есть хулиганы, первые вечно лезут, я их ни разу не трогал. Да и я знаю, где они обычно ошиваются, то есть ходят. Я буду рядом с тобой, из школы провожать буду и в школу водить тоже, чтобы они даже не подумали. А что касается Влады и слухов, так не обращай внимание, какая разница, что думают? Вон, Головина весь район пидором считает, но с ним ничего не случилось же! — Интересно, из-за кого же это, — Саша закатывает глаза. — Маш, я знаю, что далеко не самый лучший парень на свете. Я хотел тебе цветы подарить, но их сначала спёрли, а потом тебя в школе не оказалось. Ещё я на асфальте тут писал, но всё завалило этим грёбаным снегом. А сейчас, представляешь, мы с пацанами такую крутую штуку придумали! Хочешь, исполним? Мы просто песню твою любимую пели из этого... — Меладзе, — подсказывает Антон. — Вот из него. Пели тебе песню, Маш, но потом оказалось, что дом в темноте перепутали! Мы можем повторить. Давай, садись, — Дима берёт девушку за руку, ведя к скамейке. — Головин, заводи! — Нет-нет, не надо мне никаких песен! — резко отказывается Маша, выдёргивая руку. — Дима, я... Это всё неправильно, понимаешь? Мы с тобой начали встречаться, пока ты ещё не расстался с Ликой. Да и теперь всё идёт кое-как. Я не хочу так. Я хочу нормальных отношений, как у всех, без вот этих ошибок с домами, без украденных цветов, без постоянного цирка рядом... — Это мы-то цирк, что ли? — возмущённо спрашивает Антон. — С Димой и без вас цирка хватает, — поясняет Маша. — Я уверена, что кого-то это всё определённо устроит, но не меня, прости. Дим, я, правда, хочу иначе, а с тобой это вряд ли получится. Отойди от двери, пожалуйста, я должна уже быть дома. — Нет, подожди. Я тебя выслушал, понял, принял, осознал. Теперь ты меня послушай. Ты, как хочешь, конечно, Маш, но я никуда не исчезну. Я понятия не имею, что ты подразумеваешь под нормальными отношениями и чего конкретно тебе не хватает, ты уж говори почаще, что ли. Я тебя люблю, Маша. Как только я увидел тебя тогда, на моём дне рождения, я сразу будто выпал вообще. Ни с Ликой, ни с кем до неё, у меня такого чувства не было. Помнишь, мы гуляли когда-то под дождём? А помнишь... Оказывается, у Димы с Машей было столько свиданий, столько совместных моментов, будто они встречались уже несколько лет. Друзья Димы и не предполагали, что Баринов способен ценить подобные вещи, говорить о них с теплотой и переполняющим счастьем. Кажется, что и Маша не думала, насколько всё это было важно для Димы. А тот действительно воспринимал их отношения более, чем серьёзно. И Лёша, как лучший друг Димы, готов поклясться, что ни с кем и никогда Баринов себя так не вёл, а это точно что-то да значит. Антон думает, что даже его убедила бы эта речь, хотя он вообще не слишком склонен верить словам. Впрочем, если слова не от одного конкретного человека, которому Антон верит всегда, несмотря ни на что. Наверное, у Маши тоже так, потому что, когда Дима, кажется, пересказывает уже всю историю их отношений, она улыбается, а потом кидается ему на шею. — Мы, пожалуй, пойдём, — сообщает Головин, но ни Дима, ни Маша на него не обращают внимание. По дороге тактично обсуждается всё, кроме Баринова. Об этом они поговорят с ним сами и куда позднее.***
Осознание того, что сегодня девятнадцатое ноября — день, который Саша пророчил, как какой-то поворотный в жизни Антона, доходит до последнего лишь дома. Да и то случайно. Пользуясь случаем, своим одиночеством, они с Лёшей могут, совершенно не боясь, проводить время друг с другом так, как хотят. Антон ловит себя на мысли, что такого времени у них как-то подозрительно много, будто никто во всём мире и не против совсем их отношений. Проходя мимо календаря на кухне, Антон случайно задерживает на нём своё внимание, хотя следовало бы реагировать на Лёшины поцелуи в области шеи. В порыве эмоций сегодняшнего дня, Димы с его внезапной романтикой, снегом, вальсом, да и вообще любой мелочью, которая успела случиться, Лёше хочется делать что-то безумное, неконтролируемое. Ему вдруг так всё равно, увидит кто-то их связь или нет, как на это отреагируют, что скажут. Ему просто нравится и хочется. — Саша сказал, что я сегодня должен в кого-то влюбиться, — выпаливает Антон совсем, казалось бы, без повода. Лёша упирается ладонями по обе стороны от его бёдер, чуть наклоняясь над столом, где сидит Антон. Мысль загружается в мозг слишком долго. — В кого это ты собрался влюбляться? — удивляется Лёша. — Ну, я-то не собирался особо, это Саша нагадал в прошлом месяце. Он сказал, что я буду любить двоих. И вот я как-то не понял, кого ещё, да и зачем. Такая чушь эти гадания, боже! Лёша смотрит внимательно, проводя языком по нижней губе, разглядывает брата, будто не знает, верить ему или нет. Антон даже начинает чувствовать себя неудобно, уже сомневается, что стоило открывать рот не вовремя. Вот надо было взять и момент запороть, словно ему делать больше нечего, только бы портить самому себе жизнь. — Точно никого не любишь больше? — Ты дурак совсем? Я столько лет рядом с тобой страдал, чтобы сейчас полюбить какого-то хрена с горы? — фыркает Антон, запуская пальцы в волосы. Лёша вздыхает неровно, напряжённо. — Лёш, ну правда. Он берёт его лицо ладонями, кажется, в первый раз сам поцелуй начинает. Лёша разжимает губы, но смотрит пристально, пусть и вроде бы мягче. Руками притягивает Антона ближе, что тот едва ли со стола не сваливается, сидя на самом краю. — Помнишь, я сказал тебе тогда... — у Лёши тоже есть вещи, о которых даже думать, наверное, не положено, но мучают больше месяца, покоя не дают. Говорить Антону об этом не хочется, правда, но выбора, кажется, нет. Они же обещали теперь никаких тайн друг от друга не иметь, обещали доверять, разговаривать сразу обо всём, что волнует. Лёшу волнует так сильно, что иногда даже на Антона смотреть не может, потому что сомневается. — Когда мы с тобой после дня рождения поссорились, я сказал, что умею себя контролировать. Ты очень обиделся на эту фразу, да? Ты ведь её мне ещё несколько раз потом припомнил и, наверное, винил себя в том, что не сдержался, хотя надо было сразу меня оттолкнуть. В тех обстоятельствах. Только, если дословно, я не говорил, что именно ты себя не контролируешь. Я сказал, что некоторые не умеют. И под некоторыми я подразумевал себя, Тош. Лёша действительно сомневается, сомневается в себе, потому что в брате уверен был всегда беспрекословно. Лёша знает, как сильно Антон его любит, знает, что тот будет любить его до самого конца, потому что иначе не сможет. У Лёши язык не поворачивается сказать такое о себе, поклясться. Он боится, что наобещает лишнего, что опять сделает больно, что ничего не сможет дать в ответ на эту любовь. Потому Лёша не хочет спешить называть всё происходящее отношениями или чем-то ещё более громким. Не хочет спешить в действиях, хотя так сильно хочется, что невозможно уже. — Я понимаю, как тебе сложно не понимать, что сейчас между нами, но, прошу, давай немного подождём. Пусть оно сейчас как-нибудь идёт, как получается, а потом уже определимся. Пожалуйста, не думай ни о чём, не беспокойся, не накручивай, не слушай никого, даже своего Сашу... Он прижимает Антона так крепко, что тому немного больно. На душе почему-то очень тоскливо и тоже больно, хотя, кажется, Лёша не говорит ничего плохого, наоборот, пытается внести какую-то ясность, пытается успокоить. Антону тревожно, кажется, будто сейчас всё резко рассыпется, исчезнет, и он снова окажется один, а вокруг будут только пугающие мысли. — Я тебя люблю, — шепчут одновременно.***
Весёлое настроение Феди, преследующее его в последнее время, постепенно рассеивается, чем ближе вечер. Они с Сашей смотрят не один ресторан, а сразу три, девушка высказывает претензии к каждому, даже чуть было не устраивает скандал с директором одного из ресторанов. Кольца ей тоже почему-то не нравятся, она называет их совершенно безвкусными и смотрит на Федю, ожидая, что тот подтвердит. Федя пожимает плечами, потому что не видит ничего ужасного в этих кольцах. Совсем не к месту, когда в машине Саша говорит о том, что будет искать другие и было бы неплохо, если бы Федя принимал побольше участия, тот вспоминает какое-то чужое кольцо, которое видел совсем недавно. Федя помнит, что оно было красивым, с камнем, что заметил он как-то случайно, а потом его огревает осознанием, что это было в понедельник. Когда Антона толкнул какой-то ребёнок, не дав ему вовремя поднять листок с пола. Тогда Федя и заметил. Даже дома Саша меряет шагами кухню, раздражённо сообщая, что всё вообще не складывается. Их свадьба чуть ли не под угрозой срыва такими темпами, ведь ничего не выходит, всё не то, не так, ей не нравится. Ещё и Федя ни черта не делает, только наблюдает со стороны. Саша цокает языком недовольно, говоря, что даже сейчас он не слушает. — Может быть, тебе это всё и не надо, а? — интересуется она. — Я просто устал. Знаешь, помимо свадьбы, у меня много других очень выматывающих дел, — вздыхает Федя, вставая из-за стола. — Давай закончим на сегодня с этой темой, ладно? Правда, очень устал. Хочется просто посидеть в тишине. — Ну, замечательно! Устал он, бедненький! А я, конечно же, ни капельки не устала! Федя морщится неприязненно, уходя на балкон. Дверь за собой закрывает плотно, чтобы не слышать ничего со стороны квартиры. Хочется курить. Он переводит взгляд на заставленную этажерку. В ней полно каких-то Сашиных вещей, которые она перенесла из своей квартиры и сказала, что пока это не особо нужно, но пусть будет. После свадьбы она обязательно это разберёт и заполнит этим Федину квартиру. Впрочем, там и так повсюду её вещи, что у Феди даже иногда появляется ощущение, будто его сознательно выживают с территории. Тем не менее, он тоже может разбросать какие-то нужные себе предметы, которыми хочет пользоваться раз в несколько лет, чаще всего в порыве эмоций. Вот и пачка сигарет, уже вскрытая, лежит, засунутая между цветочным горшком и какой-то коробкой. Пачка эта сейчас видится спасением, Федя возлагает на неё невероятные надежды. Во многом, наверное, потому, что она даже не его. Чем ближе была свадьба и чем чаще разговоры о ней заполняли Федины вечера, а то и ночи, утра и даже дни, тем чаще он находил себя сидящим на школьном стадионе. Какая-то неведомая сила тянула его туда, где нередко можно было найти пинающего мяч Антона. Правда, после их разговора, который закончился на том, что Федя заявил, будто в Антона верит, а тот воспринял это, как проявление жалости к себе, они больше не встречались. Федя не хотел бы акцентировать на этом внимание, но в конце рабочего дня, задержавшись до темноты, он поворачивался к окну за своей спиной. Взгляд натыкался на пустое поле, и Федя, чуть-чуть расстраиваясь, собирался домой. Почему-то Федя уверен, что теперь ещё нескоро увидит Антона на стадионе. Их последний разговор, кажется, ответил на все оставшиеся у парня вопросы, теперь ему больше ничего от директора не нужно. Хотя ему и раньше не было. Расстраивало ли это Федю? Пожалуй, что да. Тут он даже готов ответить честно. Сигареты Федя, конечно, не выпросил, ни в коем случае. Просто Антон курил рядом во время одной из встреч, предложил сигарету и ему, словно это такое обыкновенное действие, когда ученик предлагает сигарету директору школы. Федя отказался, объяснив, что вообще-то бросает. — Как хотите, — пожал Антон плечами. — Только ничего у вас не получится. — Это ещё почему? — Не знаю. Мне так кажется. — Ты бы сам курить заканчивал, а то вроде бы футболист. — Ой, не вам за мной следить, Фёдор Михайлович. И как Антон догадался, как вообще пришёл к этой мысли и оставил пачку на скамейке, словно забыл, Федя не знает. Знает только, что не случайно это всё было. Пачку он забрал, положил сюда, в самое не пользующееся вниманием место, и думал о ней буквально каждый вечер. «Нет, не время, — говорил сам себе. — Пусть пока полежит». И время это наступило именно тогда, когда прекратились их вечерние встречи с Антоном, когда стало понятно, что вряд ли они снова увидятся на стадионе и смогут поговорить. Может быть, этого больше никогда не будет. Вишнёвый вкус Феде особенно не нравился даже в молодости. Однако сейчас Федя рад, что именно вишнёвые сигареты достались ему на память. Потому что именно их курил Антон в первую встречу. Федя не понимает, почему весь сегодняшний день его мысли крутятся вокруг Антона и иногда ещё вокруг его брата. Либо об Антоне, либо о них двоих, никак иначе. Это странно, правда? Страннее всего то, что Феде приходится признавать, что это далеко не в первый раз. Если бы только сегодня, то он придумал бы себе оправдание, но полторы недели! Он кусает губу, думая, что это всё жутко неправильно. Он не имеет никакого права вообще думать об этом. Антон и Лёша — ученики его школы, и он может видеть их только учениками школы, которые приносят слишком много проблем. Федя должен смотреть на них под единственным возможным углом и думать должен лишь о тех счастливых временах, когда близнецы выпустятся из школы, больше никогда в неё не вернувшись. Тогда всё будет иначе, тогда Федя скинет огромную ответственность со своих плеч. Однако это значит так же, что он не увидит их в своём кабинете, не заметит, как Антон закатывает глаза на очередной выговор, как вздыхает нетерпеливо, желая поскорее заняться своими делами, а не слушать чужие нотации. Он никогда не услышит их смех на весь коридор, никогда больше на них не пожалуется Кузяев, урок которого они по традиции прогуляют. Федя больше не будет знать, что с ними происходит, хотя он и так знает совсем немного. Никогда больше он не сможет встретиться с Антоном на стадионе. Если сейчас ещё есть надежда, что им удастся хотя бы раз там столкнуться, может быть, волей какой-нибудь судьбы, то после выпуска близнецов из школы это станет невозможно. Феде кажется, что без этих встреч, без вообще близнецов в своей жизни, он потеряет что-то важное. И это неправильно, так не должно быть. Да, он видит их чаще всех остальных учеников школы, да, он уже привык к их существованию и привычкам. Но неправильно думать о них и тосковать по тому, что однажды их не будет рядом. Его вообще не должно это заботить за пределами школы. Здесь у него другая часть жизни, не менее важная... Или всё-таки чуть меньше? — Саш, давай, я завтра поищу, как время свободное появится, новые кольца? — предлагает Федя, возвращаясь в квартиру. Саша листает какой-то журнал со свадебными платьями. — Огромное спасибо за участие, — отвечает она. Федя будет готовиться к этой свадьбе, надеясь, что перекроет ей другие мысли. Потому что свадьба — это правильно. И Федя будет поступать правильно, внутренне молясь, что Кокорин действительно ворвётся на церемонию и уведет его с собой в счастливое будущее.