Знаешь, думать и париться — бесполезная тема,
Мы с тобой поднимаемся по лезвию в небо.
И не хочется быть сдержанным и обыкновенным,
Когда ты это бешенство запускаешь по венам.
— Головин, ты чё, бессмертный? — угрожающе спрашивает Антон, когда слышит этот грёбаный вопрос от Саши уже в тысячный раз подряд. Вот какая ему, к чёрту, разница? Зачем ему это знать? Весь декабрь Антон проводит под знаменем одной величайшей тайны, покрытой мраком. Впрочем, Саша очень хочет этот мрак развеять и всё выяснить. Природное головинское любопытство не даёт покоя, заставляет всматриваться в каждую мелочь, чуть ли не фиксируя их в какой-нибудь блокнот. Саше интересно, Саше необходимо получить простой ответ, можно даже односложный, и он отстанет, успокоится. Ненадолго, скорее всего, но не суть. — На кой хер тебе это понадобилось? — раздражённо выдыхает Антон, скрещивая руки на груди. — Ну, на будущее. — На какое, блядь, будущее? — Я вообще-то надеюсь, что у меня когда-то будет... Ну, ты понимаешь. Вот я и хочу узнать, как это. — В интернете почитай. Фильмы посмотри. Соответствующие. — Я читал и смотрел. Там всё неправда. То есть почти неправда, но в жизни точно по-другому. Просто я не хочу, чтобы потом, когда у меня это случится, я как-нибудь проебался. Вот мне и нужен твой опыт, — Саша с надеждой смотрит на друга, а тот может разве что недовольно цокнуть языком. — Да нет у меня никакого опыта, господи! Я в душе не ебу, что и как. — В смысле? Серьёзно?! — Головин едва не подпрыгивает на месте. — Подожди-подожди, а как же... Я же видел, ты на прошлой неделе пришёл с засосами. — И что? Засосы и секс, если что, могут быть вообще не взаимосвязаны, чтоб ты понимал. Саша, похоже, не понимает. А Антон больше не хочет трогать эту тему, она ему поперёк горла уже. Почему всем так важно, чтобы у него случился секс? Если бы этот вопрос волновал только Сашу, то ещё можно было бы относиться ко всему спокойнее, но нет. Спустя несколько недель подключился Дима, который, пусть и борясь с внутренними убеждениями, поинтересовался, как вообще у друзей в отношениях, всё ли хорошо. Лёша аж засветился, как лампочка, будто только и ждал, когда же кому-то можно будет выговориться. Они часа три обсуждали всё это. Единственный человек, который никак не проявлял интереса и относился к случившемуся, как к чему-то естественному, — это Костя. Косте абсолютно пофиг, встречаются Лёша с Антоном или нет, был у них секс или нет, а слушать все подробности он считает излишним. Понятное дело, когда Дима начинает свои расспросы посреди гаража, то никуда не денешься, но слушает Костя спокойно, без энтузиазма. Есть и есть, пускай. Костя вообще в какой-то момент ловит себя на мысли, что его совершенно не волнует, кто с кем из друзей решил встречаться, лишь бы только без страданий и всем было хорошо. Косте, например, хорошо, когда его друзья счастливы. Но если честно, то Антон немного в ступоре. Он не понимает ни себя, ни Лёшу, потому что, кажется, они договаривались никуда не торопиться, а по итогу не торопится только Антон. Это заставляет его задумываться, всё ли он делает правильно или, может, слишком странно быть таким нерешительным. Хотя почему сразу нерешительным? В целом, Антону не нужно собираться с мыслями и привыкать к факту, что рано или поздно, но они с Лёшей точно выйдут за пока ещё оговоренные рамки. Это нормально, это у всех бывает. И Антон понимает, что когда-то с ним это тоже будет. Тем не менее, всякий раз, когда действия доходят до грани, у Антона что-то щёлкает в голове, и он понимает, что сейчас или не время, или не место, или не так-то хочется, или просто что-то не то. Допустим, в школе контролировать ещё легко. Место явно неподобающее, особенно для первого раза. Антон, конечно, не то чтобы много успел себе напредставлять за период одиноких страданий, но школьный туалет на третьем этаже — в любом случае самый последний вариант из возможных. Хотя было очень тяжело постараться отпихнуть от себя Лёшу, потому что банально не хотелось. К счастью, мозг вовремя подал признаки жизни. И, конечно, потом было очень неловко стоять друг против друга, стараясь не пересекаться взглядами. Дома куда сложнее, особенно если никого больше нет в квартире. К тому же, дом вполне адекватное место, да и время вроде бы позволяет. Снова что-то мешает, заставляет останавливаться в полушаге, за мгновение до, как кажется Антону, непоправимого. Он не знает, что с ним не так, но благодарен Лёше, который ничего не спрашивает и вообще, в целом, предпочитает просто промолчать. Хотя молчание Антона тоже напрягает, потому что мало ли, какие мысли в этот момент крутятся в голове брата. В очередной из поздних вечеров, когда Лёша по привычке остаётся засыпать рядом с Антоном, тот переписывается с Головиным. У Саши миллион новостей, касающихся Ерохина, потому что поход к нему в гости в воскресенье довольно предсказуемо не оказался последним. Теперь чуть ли не каждое воскресенье Саша шляется к учителю на дополнительные занятия, ведь дома скучно, а футбол кончился. Причём, как в целом чемпионат России, так и с командой. Последний матч, который им надо было играть против 623-й школы, всё же отменили и перенесли на март в надежде на улучшение погодных условий. Тренировки Артём с Игорем провели ещё несколько раз, а потом прикрыли, поскольку у учеников начался период контрольных и пробников. У самих физруков к концу полугодия накопилось много бумажной работы, которой нужно было подвести какой-то итог. Ещё и Кутепов со своими требованиями и сроками, совершенно безумными. И вот единственным Сашиным развлечением остаются эти походы в гости, о которых он потом подробно докладывает лучшему другу. Антон ведь волнуется, да и вообще Саше надо куда-то выплёскивать накопившиеся эмоции, иначе его разорвёт. — Тош, мне мешает твой экран, — бурчит Лёша и тянет руку, чтобы выхватить телефон. Антон переворачивается на спину, поднимая телефон повыше, обещает сейчас закончить, просто сегодня у Саши обострение. — Пожелай ему спокойной ночи и всё. Достал меня твой Головин, если честно. — Не ревнуй. Саше просто надо выговориться. Но Лёша не оставляет своих попыток и, конечно, спустя пару минут, телефон всё-таки удаётся заполучить. Правда, для этого Лёше приходится кардинально изменить своё положение тела и перехватить запястья Антона. Телефон откладывается на подоконник, как можно дальше, но ни рук, ни самого себя Лёша не убирает. Так они и замирают, глядя друг на друга в полумраке. Антон за поцелуем тянется первым, чуть приподнимаясь. Запястья освобождаются, он устраивает руки на Лёшиных плечах, потому что удобнее, сцепляя пальцы за его шеей. Дышать становится тяжелее, будто на грудь что-то давит. Лёша целует его несколько раз рядом с кадыком, доводит ладонью до солнечного сплетения и останавливается. Смотрит так странно, по-особенному, как никогда ещё не смотрел. У Антона глаза сейчас невероятные, тёмные, глубокие. Губы, приоткрытые чуть-чуть, словно в удивлении или нерешительности. Лёша каждую деталь изучает, запоминает, не двигаясь. — Ты очень красивый, — произносит шёпотом и просто ложится рядом, улыбаясь одними уголками. Антон прижимается к брату, обнимает руками, ногами, макушкой в щёку упирается. Что сейчас происходит, почему-то невероятно трудно понять. Думать ни о чём вообще не хочется. Хочется просто лежать рядом и молчать. Вечно мёрзнущему Лёше вдруг почти жарко, а Антона непривычно холодом по телу до мурашек пробирает. Он даже вздрагивает, прижимаясь ещё ближе. Лёша касается пальцами его щеки, чувствуя обжигающий жар. Пальцы, вроде бы, не холодные, как обычно, а обыкновенной, такой редкой для Лёши, температуры. Но касаться Антона всё равно горячо, покалывает даже фантомно. Кончиками самыми осторожно ведёт дальше, нигде не задерживаясь. По плечу, по руке, запястье, лежащее на собственной талии, невесомо трогает, но не сжимает уже, не двигает, просто чувствует. Каждый миллиметр кожи проходит, почти неощутимо. И вроде бы миллиметры у них общие должны быть, хотя бы внешне, но у Антона они какие-то особенные, неповторимые. Молчание долгое. Наверное, ни с кем и никогда Лёша не молчал так долго, всё равно разрывал тишину какой-нибудь фразой. С Антоном не нужно. Они и без слов всё понимают. Понимают, что оба боятся. Обоим страшно. Страшно идти дальше, страшно думать, что потом, страшно загадывать. Антон только сейчас осознаёт, насколько сильно боится будущего Лёша, как его буквально ломает от одних представлений о том, что может случиться. «Я так люблю тебя, Тоша, и так боюсь... За тебя, за нас, за то, что совсем не знаю, как правильно поступать», — кончиками пальцев сильнее к запястью. «Не бойся, пока я рядом. Я всё понимаю. Ты же помнишь?» — карим глаза в глаза, не отрываясь. «Вместе и до конца...» «... что бы ни случилось, и где бы ни оказались», — мизинцами соединяя навечную клятву.***
Отец обещает приехать из командировки ближе к Новому году, но потом становится известно, что двадцать девятого числа он уже будет, а значит будет и семейный ужин. Последние семейные сборища ничем хорошим не заканчивались: то Лёша притащит Элечку, то он же в расстройстве даже не выходит из комнаты, страдая из-за очередного расставания. В этот раз Антон тоже не предчувствует ничего хорошего в преддверии возвращения родителя. Однако за неделю мама вдруг сообщает: — Мы с папой до Рождества к тёте вашей поедем. — А почему без нас?! — тут же спрашивают близнецы хором, потому что тётя у них, хоть и странная немного, но всё-таки за границей живёт. А они никогда у неё в гостях не были. — А вы хотите к троюродной тёте в Славянск? — удивляется мама. — В Славянск... троюродная тётя... — тянут близнецы. — Тогда да, давайте без нас. В общем, отец появляется на пороге дома двадцать девятого числа только за тем, чтобы поздороваться с сыновьями и забрать жену на вокзал. Им ещё двое суток ехать на поезде в эту дыру к тётке, а вернутся оттуда только восьмого января. Лёша и Антон не верят своему счастью. Это ведь почти две недели совершенно самостоятельной жизни! Радостный визг разносится по квартире, стоит двери за родителями закрыться. — Тогда, получается, можно парней на Новый год сюда позвать! — доходит ещё более гениальная мысль до Антона, спустя час. Дело в том, что Новый год они отмечали своим гаражным братством уже три года как. Обычно собирались у кого-то в квартире, чаще всего у Баринова. Лёша, его девушка, девушка Димы и Антон всегда приходили к началу, ещё до Президента и Курантов. Костя подтягивался после полуночи, потому что обязан был отметить с кучей своих родственников за семейным столом, Головина же просто не пускали за порог, и он каждый раз долго, упорно уговаривал мать. Приходил, по итогу, самым последним, когда уже всё было съедено и выпито, когда Баринов со своей девушкой давно уединились в какой-нибудь комнате, а Антон с Костей включали магнитофон погромче, чтобы не слышать ничего ненужного. Лёша к тому времени либо провожал свою спутницу до дома, либо практически спал, подперев щёку кулаком. И Саша, врывающийся в это безудержное веселье, был не то чтобы к месту. Радовался ему всегда только Антон, которому, наконец-то, можно не смотреть, как со всех сторон кто-нибудь с кем-нибудь лижется или обжимается. В этом году хотели праздновать в гараже. Дима полторы недели продумывал вечеринку столетия, но потом внезапно выяснил, что в гараже особо не посидишь — холодно. А ведь сам же утверждал летом, что можно хоть жить здесь, ибо утеплители всякие для того и покупались. Чуть-чуть ошибся, пришлось отказаться от идеи вечеринки, потому что даже к себе домой не позовёшь толпу. Впрочем, вскоре стало известно, что и дома встречать Новый год не выйдет, потому что у родителей другие планы. Они впервые не пойдут к своим друзьям, а пригласят их к себе. И вот единственным вариантом для гаражного братства оставались только пустые квартиры близнецов, которые им купил отец ещё летом. Только в этих квартирах не было ничего, кроме бетона. Не очень-то праздничная атмосфера, однако. — Серьёзно? Круто! — говорит Саша, когда слышит, что у Антона с Лёшей внезапно появились нормальные условия для праздника. — Я, кстати, планирую прийти к началу. Заебался всё пропускать. Мать? А что, мать? Я просто уйду и всё. Пофигу. — Я тоже к началу буду. Меня наконец-то признали достаточно взрослым для отсутствия на семейном застолье, — произносит радостно Костя. — Мы с Машей тоже к началу, — кратко сообщает Дима. О том, что друзья придут отмечать в их квартиру, близнецы благополучно забывают до вечера тридцатого числа. В десять часов Лёша резко поднимается с дивана, спихнув с себя задремавшего Антона, и громко сообщает: — Блядь, Тоша, Новый год! — Чё? Завтра же. — Мы ничего не украсили даже! Вставай. Надо готовиться к празднику. — Ты время видел? Давай завтра. — Нет, сегодня! Они не знают, где лежат новогодние украшения. Те всегда появлялись как-то сами собой в Лёшиной комнате-гостиной, раскладывались по полу в коробках и пакетах, в отдельном углу ставили собранную искусственную ёлку, потому что с живой никто никогда не хотел возиться. Постепенно украшения растаскивались по всей квартире, развешиваясь игрушками, мишурой и гирляндами. — Наверное, на антресолях. Испокон веков люди складывают хлам туда, — думает Антон. — А у нас есть антресоли? — удивляется Лёша. — Ну, смотри. Если не антресоли, то балкон. Балкона у нас точно нет. Если не балкон, то кладовка. Кладовки тоже точно нет. Значит, остаются только антресоли. Антресоли обычно наверху, — близнецы поднимают головы к потолку. — У Саши так, во всяком случае. — Что-то я, кроме потолка, ничего не вижу. — О, шкафы! В комнате родителей шкафы, как гробы, туда точно влезло бы всё. Искомые коробки действительно находятся на верхних полках шкафа в родительской комнате. Лёша говорит, чтобы Антон лез на какой-нибудь стул, ведь Антон на целый сантиметр выше, он точно дотянется до украшений. Вместе с украшениями случайно вытаскиваются посторонние предметы, вроде каких-то тряпок, в которых близнецы узнают собственную детскую одежду. — Нахер они до сих пор это хранят? — удивляется Антон. — Надеются, что мы уменьшимся в размерах? — Может, они думали, что у них будут ещё дети? — Нас и так в этом доме слишком много, — Антон фыркает и снова забирается на стул, чтобы вытащить сложенную ёлку, перемотанную пакетом. По традиции всё найденное относится в Лёшину комнату. Близнецы расставляют коробки, открывая их по очереди, чтобы выяснить, точно ли всё нужно. На самом деле, они понятия не имеют, что пригодится, а что нет. Антон падает на диван, сообщая, что можно продолжить украшать квартиру завтра. На сегодня они сделали достаточно. — Нет, Тоша, мы украсим квартиру сегодня. — Слушай, зачем парням вообще эта блестящая хрень? Как будто без неё они не смогут пожрать и выпить. — Потому что праздник! Новогоднее настроение. Поднимай задницу и иди разбирайся с ёлкой, я в душе не ебу, как она собирается. — А я ебу, конечно же. Её отец всегда собирал, до тринадцати лет он ещё орал на нас, что мы мешаем. Пока Антон пытается освободить ёлку из плена мешка, зачем-то дополнительно перемотанного толстым слоем скотча, Лёша начинает поиски каких-нибудь ёлочных игрушек. Вместо этого он находит огромную фигурку снеговика, которая будет светиться, если подключить к розетке. — О, это ж Саша дарил в том году, — вспоминает Антон. — Помню, как он ввалился в квартиру с этой штукой подмышкой. Правда, не факт, что он дарил её конкретно мне или нам, по-моему, он просто так принёс. — И ты просто забрал? — Никто не претендовал, я и подумал, что нечего ему стоять без дела. Бара выкинул бы ещё. — То есть ты спёр снеговика? — Ой, всё, Лёша, — отмахивается Антон. — Блядь, да она размотается или нет? Там точно есть ёлка? Наконец, тёмно-зелёное нечто вываливается из пакета на пол. Антон с отвращением и полным непониманием рассматривает прижатые ветки и отдельно выпавшие пластиковые ножки, которые каким-то образом должны крепиться к ёлке. К несчастью, инструкция по сборке отсутствует. Хотя, возможно, её и не предполагалось. Лёша носится по квартире, расставляя все новогодние атрибуты, которые только попадаются ему под руку. Снеговик отправляется на подоконник, потому что недалеко розетка, фарфоровая Снегурочка ставится в угол, где потом, по Лёшиной задумке, окажется ёлка. Туда же через небольшой промежуток времени приносится фарфоровый Дед Мороз. Кажется, эти статуэтки дарила та самая троюродная тётя из Славянска. Выуживается из пакета блестящая надпись «С Новым годом!». Её Лёша канцелярскими кнопками прикрепляет над своим диваном, потому что завтра они придвинут сюда стол из кухни. Мишура раскладывается на подоконниках, обматывается вокруг часов в кухне, бросается рядом с телевизором, который надо бы отодвинуть чуть дальше, иначе не будет места столу. — Тош, куда лучше вешать гирлянду: на окно или над диваном в нашей комнате? — Какой нашей комнате? — спрашивает Антон, всё ещё не разобравшийся, как собирать подставку для ёлки. — Ну, та, где... Которая твоя, короче, — заметно грустнея, уточняет Лёша. — Просто я подумал, что её можно назвать... — А, наша! Да, наша комната. Не знаю, куда вешать. Лучше на окно, наверное. Все на окна вешают. Десять минут Антон в одиночестве ковыряется с подставкой, матеря её на все лады. Теперь понятно, почему отец всегда был таким раздражённым, когда все украшали квартиру, бегали туда-сюда, а близнецы ещё и кидались друг в друга мишурой. — Тош, приди посмотри! Красиво, да? Он всё бросает, чтобы увидеть, как Лёша повесил гирлянду в их комнате. — Очень красиво, — говорит Антон, и надо видеть, сколько радости на Лёшином лице вызывает это признание. — А ты ёлку собрал? Просто я как раз докопался до игрушек на неё. — Эта блядская ёлка... — не успевает Антон договорить, как его прерывают внезапным поцелуем. — Что? — Захотелось вдруг тебя поцеловать. Ладно, пойдём разбираться с ёлкой. Они всё-таки случайно ломают одну из ножек, и приходится её склеивать. Потом Лёше не нравится, как расправлены ветки у ёлки, потому что она выглядит какой-то жалкой, а должна быть пышной. Пышнее получается сделать с трудом, решают завесить всю эту убогость украшениями, замотать мишурой, закидать дождиками, которые Лёша находит совершенно случайно на дне коробки. К двум часам ночи они заканчивают. Лёша с восторгом оглядывает каждую комнату, уже строя планы дальше. Им нужна праздничная скатерть на стол, посуда, которую всегда достают только по особым случаям, а ещё... — А что мы будем есть? — вдруг доходит до Лёши. — У нас же вообще ничего нет. — Блядь, — тянет Антон. — Только не сейчас. Пусть сами всё приносят. Вон, у Бары Машка есть, она точно умеет готовить. — Тош, как мы будем жить? — неожиданно спрашивает Лёша слишком серьёзно, садясь рядом на диване. — В смысле? — Когда мы уедем отсюда летом и начнём жить вдвоём. Ну, я надеюсь, что мы будем всё-таки вместе. Мы же вообще ничего не умеем. Ни готовить, ни убираться, ни... Вот ты можешь гвоздь в стену вбить, если что? Я, например, нет. Я даже не знаю, где папа инструменты хранит. — Скажешь тоже. Гвоздь в стену! Для чего нам гвозди в стене? — Ну, мало ли. А есть мы что будем? — Можно заказывать еду. — Это дорого. — Если мы станем футболистами, то будем зарабатывать дохера, значит, сможем позволить себе готовую еду. Короче, надо стать футболистами, и всё будет прекрасно, — делает логичный вывод Антон. — В целом, да. Да, надо стать футболистами. — Или есть ещё один вариант, но он тебе не понравится. — Какой? — Найти кого-нибудь, кто умеет готовить и вбивать гвозди. Готовить Саша умеет. Ну, не ресторанные шедевры, конечно, но там макароны, гречу, кукурузу сварить может. — Ты предлагаешь нам жить с Головиным? — Я не думаю, что ему очень хочется после школы оставаться с матерью. А у нас две квартиры. Если мы хотим жить вдвоём, то почему бы во вторую не поселить Сашу? А он будет приходить к нам готовить и помогать. Да и вообще, разве не круто жить рядом с другом? Правда, как решить проблему с гвоздями, я ещё не придумал. Но, может быть, Саша тоже умеет. А там уже и мы чему-нибудь научимся... Тебе не нравится, — констатирует Антон, видя задумчивое выражение лица у Лёши. — Нет, я просто вспомнил, что моя двушка всё ещё обещана Диме. Вряд ли он забыл о вашем споре. — Блядь. Кстати говоря, я теперь этот спор даже в теории выиграть не смогу. — Почему? — Ну, мне же надо поцеловать Фёдора Михайловича. Как я это сделаю, если я с тобой встречаюсь? Ты же против. — Да нет. — В смысле? — Просто если бы речь шла о ком-то, кроме Фёдора Михайловича, то я был бы против. Например, я не хочу, чтобы ты целовался с Сашей своим. Даже если ради спора. А тут, во-первых, да, спор. Во-вторых, ну, объективно, Тош, где ты, а где Фёдор Михайлович? — Не понял сейчас. — Вот делать мне нечего, только бы ревновать тебя к директору. Понятное дело, что вы никогда с ним не будете встречаться. А вот Саша — это другое. Вы хорошо друг друга знаете, вы очень много времени проводите вместе, вы одного возраста, ты даже ночевал у него много раз. Слишком большая вероятность, что у вас может что-то получиться. А с Фёдором Михайловичем, пф, только если в другой Вселенной. И это заставляет Антона серьёзно задуматься на всю ночь.***
До прихода друзей близнецы успевают сходить в магазин, чтобы всё-таки купить что-то к столу. Лёша решает сделать хотя бы салат, пусть и один. Более того, он спросил у остальных, планируют ли они что-то приносить, и да, парни действительно не думали приходить с пустыми руками. Например, Саша, как и предполагал Антон, захотел продемонстрировать всем своё умение готовить, а следовательно и выживать в одиночестве и полной самостоятельности. Головин собирается превзойти самого себя и приготовить курицу в каком-то соусе, а ещё оливье. Костя тоже обещает принести какую-нибудь еду. Вроде как, ему мама отложит в контейнер картошку по фирменному кучаевскому рецепту, поэтому им даже будет с чем есть курицу. Дима говорит, что Маша вчера пекла печенье к празднику. Сам Баринов может скинуться на алкоголь. Впрочем, скинуться он готов только непосредственно на месте, а пока что близнецам приходится покупать всё на свои кровные. И хорошо, что им продают, не надо тащиться к тому знаменитому ларьку на Тагильской улице, где работает Димин знакомый Серёга. Берут две бутылки шампанского, и на этом хотят остановиться, но Лёша замечает, как Антон недвусмысленно косится на мартини. — Я просто подумал, что Маша... — Да-да, конечно, — с улыбкой кивает Лёша. — Тош, я всё знаю. И про то, что тебе мартини нравится, и про вишнёвые сигареты тоже в курсе. И, поверь, я не вижу никаких причин об этом молчать. По крайней мере, со мной. А вот с салатом они всё-таки не успевают закончить до прихода друзей. Сначала долго разбираются в рецепте, потом слишком осторожно и аккуратно всё нарезают, чтобы друзья не подумали, будто у них руки не из того места. Хотя Антон предлагает не париться, ведь никто всё равно не обратит внимание, как порезан огурец, всем будет интересно, вкусный салат или нет. Лёша утверждает, что не намерен падать в грязь лицом перед кулинаром Сашей. Тем не менее, звонок в дверь раздаётся раньше, чем Лёша успевает договорить эту фразу. На пороге стоят радостные Саша и Костя. Кучаев обнимает ананас. — Конфетки, — пройдя в квартиру, кидает пакет Антону в руки. — Картоха у Сани, если что. — Банан в глазури, «Раковые шейки», лимонные, «Москвичка», — рассматривает содержимое пакета Антон, крутя его в разные стороны. — А ещё более похоронных не было? — Почему похоронные? — удивляется Костя. — Потому что я такие только на поминках видел. Ну, и на могилах. Ладно, забей. Ананас ты на кой чёрт притащил? — Я же сказал, что куплю что-то к столу. Конфетки и ананас, — разводит руками Костя. — Так, где у вас тут можно помыть руки? — А я Новый год встречать в дверях буду или как? — возмущённо произносит Саша, у которого руки заняты большими пакетами, в которых обнаруживается много еды. Лёша расставляет контейнеры, со вздохом кидая взгляды на свой недоделанный салат. То, что Головин всё равно всех превзошёл, конечно, немного расстраивает. Казалось бы, уж не парням в их возрасте мериться кулинарными способностями и другими бытовыми навыками, но нет. — Тош, подвинь с Костей стол к дивану, — просит Лёша, вновь становясь около кухонной тумбы и начиная нарезать составляющие салата. — Тебе помочь? — учтиво предлагает Саша, с улыбкой рассматривая украшенную кухню. — Я сам в состоянии сделать салат, — сквозь зубы отвечает Лёша. — Лучше положи Костин ананас в холодильник и начни раскладывать еду по тарелкам. Антон и Костя двигают стол, галдя на всю квартиру о том, что сейчас его уронят, если Кучаев продолжит ржать, как не в себя. Саша спрашивает, почему до сих пор нет музыки, и тут же принимается решать этот вопрос. Всё же место диджея на любой вечеринке железно за ним. — Лёх, а ты Новый год так и будешь встречать? — кивая на слишком домашнюю и повседневную одежду, интересуется Костя, подошедший забрать бокалы. — Даже я красивый, смотри. — Твою мать, — Лёша бросает нож. — Костя, дорежь салат, пожалуйста. — А как? — Как-нибудь и просто положи это всё в тарелку, потом залей маслом. Ну, разберёшься. Тоша, что ты сидишь, как на именинах? Ты Новый год вот в этом встречать будешь? Антон закатывает глаза, переводя красноречивый взгляд на Сашу. Тот пожимает плечами, мол, ты знал, на что подписывался. Антон, впрочем, не то чтобы знал. Он и не думал предполагать, что Лёше настолько важно учесть все мелочи при подготовке какого-то праздника. Да, Новый год, да, друзья впервые к ним пришли, но обычно все эти заморочки у них в семье устраивала мама, когда приезжали какие-нибудь дальние родственники. — Хорош устраивать суету и нервничать, — говорит Антон, ловя летящую к нему рубашку. — Отстань, ты не понимаешь. — Ага, в том и дело. Я бы, может, помог, если бы ты объяснил, почему вдруг нам так важно сделать всё идеально. Это же всего лишь парни, мы с ними сто лет друг друга знаем, всё впечатление, которое мы могли на них произвести, мы уже произвели. Как говорила Инна Юльевна, и это был единственный раз, когда я её услышал: «Поздно пить Боржоми, когда почки отказали». — А ты считаешь, что почки уже отказали? — Бля, да я не в том смысле. Лёш, ну, Лёш, — Антон обнимает его, устраивая подбородок на плече. — Кучай припёрся к нам с ебучим ананасом и дешёвыми конфетами, а ты переживаешь, что салат не приготовил. Бара, вот готов поставить сотку, ещё двести лет будет нам долг за алкаху платить, а ты волнуешься, что в старой футболке за стол сядешь. — А Саша? — Ну, к Саше не подкопаешься, конечно. Лёш, прекрати. Ты же раньше не парился по поводу того, что Головин в чём-то лучше. — Раньше это было неважно. — Почему? — Потому что... раньше мы с тобой были только братьями и всё. А сейчас я начинаю замечать, что ваша с Сашей дружба очень на грани того, что происходит у нас. И мне кажется, что если выбирать между мной и Сашей, то выбор очевиден и не в мою пользу. — О, боже. А ещё говорят, что я слишком много думаю. Лёш, если бы мне нравился Саша так, как нравишься ты, то, наверное, я сейчас был бы с ним на кухне, а не с тобой тут. И вообще нас бы не было. Думаешь, я для того страдал два года, чтобы сейчас взять и уйти к Головину, потому что он готовить умеет? Нет, я лучше с тобой от голода помру, — Антон едва прикасается губами к щеке Лёши, как дверь в комнату распахивается. — А чё снеговик всё это время у вас был?! — держа в руках игрушку, спрашивает Саша. — Ебать, а я его искал целые каникулы в том году! — Сань, не вовремя. Уйди, по-братски, — Антон резко захлопывает дверь перед носом друга. За пятнадцать минут до обращения Президента приходят Дима с Машей. На край стола добавляется противень с печеньем под фольгой. Костя, как сидящий с краю, хочет заглянуть туда, но Маша решительно и строго заявляет, что это к чаю и до тех пор не должно быть тронуто. — Если мы доберёмся до чая, конечно, — фыркает Антон, в котором уже два бокала мартини, потому что смысла просто сидеть он не видит. — А кто будет открывать шампанское? — вдруг спрашивает Саша. При помощи голосования, в котором не участвуют Лёша с Антоном, выбираются Дима с Костей. Выбираются, собственно, по той логике, что Головин и так слишком деятельный на этом празднике жизни, а Маша — девушка. Она возмущена, ведь не считает данный аргумент весомым. Президента слушают вполуха, ибо всех больше занимает процесс откупоривания бутылок. Головин заявляет, что необходимо делать это в темноте, поэтому выключает свет, не сразу додумываясь до того, что ему ещё писать желание на листке. В общем-то, Саша — единственный, кто загадывает желание при помощи поджигания бумаги. Куранты начинают отсчёт слишком внезапно, Антон щёлкает зажигалкой над Сашиным листком, но тот не хочет загораться. Костя случайно отпускает руку с шампанского раньше времени, поэтому оно проливается на скатерть. Дима ворчит, что всё это сбивает его настрой на формулировку желания. Сашин листок не успевает догореть целиком, поэтому Головин выпивает бумагу с шампанским, отмахиваясь от Антона, что он не ебанутый, а просто хочет, чтобы желание сбылось. Как-никак, там про любовь, а Саше это очень важно. Он давится бумагой, и вместо своего желания Костя со всей дури бьёт непутёвого друга по спине. Впрочем, не то чтобы у Кости были какие-то желания. Он каждый год загадывает дважды — на Новый год и день рождения — пройти просмотр в ЦСКА и попасть в основную команду, да только пока никак не исполняется. Костя уверен, что если сейчас не успеет сказать, то это вряд ли сыграет большую роль. В конце концов, день рождения у него довольно скоро. Антон загадывает самое заветное: исполнить свою мечту. Он уверен, что Вселенная и так в курсе, какая у него мечта и как ему необходимо её достичь. Мечта Антона — заставить отца признать его, как хорошего футболиста. Нет ничего важнее в данный момент. Конечно, Антон мог бы загадать что-нибудь, связанное с Лёшей, но Лёша у него уже есть. А Лёша успевает загадать два желания. Одно хорошо известно Антону, потому что сам Антон и является этим желанием, заветной мечтой. Лёше хочется, чтобы в Новом году их отношения всё-таки смогли прийти к чему-то конкретному, и хочется, чтобы они прожили этот год без проблем. Тем не менее, у Лёши есть ещё одна мечта, о которой он никому пока не сообщал. Он хочет играть в европейском клубе. Но, пока он не играет даже в России, желание остаётся лишь на уровне идеальной мечты, которая может стать целью, когда пройдёт время. При этом, Лёша понимает, что следовало бы сообщить о своей мечте Антону, но он вряд ли готов её услышать сейчас. В голове слишком ярко отпечатана их клятва: быть вместе при любых обстоятельствах. Если Лёша уедет, то нарушит клятву, а она для Антона священна. Дима загадывает себе провести грядущий год с Машей, а Маша загадывает провести год с Димой. Только Баринов ещё добавляет, что хочет погулять, потусоваться и не париться, как можно дольше. Он понимает, что жизнь идёт своим чередом, и вот ему уже скоро заканчивать школу, а идей, куда податься, пока нет. Взрослеть Дима не планирует. Ему надо задержаться в этом моменте, в этом состоянии души и сознания, а вот через лет пять можно взрослеть. Никто не успевает отследить, когда Головин выпивает слишком много шампанского, отчего его тянет танцевать со всеми подряд и что ни попадя. Танцует, в основном, с Костей, которому шампанское неожиданно даёт в голову сильнее, чем думалось. Антону тоже весело и хочется что-то делать. Лёша смотрит на него с дивана, не помня, когда в последний раз брат настолько радовался жизни и тому, что с ним происходит. Вместе с Сашей они кричат на весь дом какую-то песню, держась за плечи. Костя только и может, что хлопать им в ритм, потому что в слова всё равно не попадает. Антон, оказывается, умеет танцевать. Во всяком случае, когда выпьет и перестанет задумываться о том, как он выглядит со стороны. Антон, оказывается, может быть невероятно привлекательным, что глаз не оторвать. В него можно влюбиться с одного щелчка пальцами, навсегда увязнув в этом взгляде, смехе и жестах. Антон закусывает губу, щурясь, когда поворачивается к Лёше, и у того мысли вышибает напрочь. Если бы его сейчас спросили о чём-то, то не ответил бы и на самый банальный вопрос. Он имя своё забывает, когда сморит в эти тёмные глаза. Дима с Машей исчезают незаметно, но никто не спохватывается по этому поводу, потому что слишком заняты либо весельем, либо алкоголем, либо друг другом. Костя пытается что-то философски сформулировать для Саши, сидя с набитым ртом. Где-то между умственными потугами он нахваливает картошку своей матери. — Я считаю, что «Бедная Лиза» Карамзина — это сопли ради соплей, — вдруг выдаёт Костя, и Саша даже давится шампанским. Оно ударяет ему в нос, заставляя громко и смешно для Кости чихнуть. — Ты читал? — удивляется Саша. — Я не настолько тупой, чтобы прочесть один букварь, ёпта, — немного обиженно произносит Костя. — А вообще, мы с Пони недавно о литературе говорили. Он, конечно, пиздец книжный червь. Я не понимаю, как в него столько информации влезает. — И что же Пони любит? — Ну, если честно, всякую хуйню. Бунина, например. А я в рот ебал эти описания на тридцать страниц. А он говорит, что я слишком недалёкий и не понимаю ничего. Ещё ему стишки всякие нравятся. Есенин там, Ахматова, Лермонтов. Ну, и всякое такое. Вообще, я заметил, что у Пони почти все любимые книги, где кто-то страдает. — Интересно, почему. — Ну, вряд ли он сам страдает, поэтому и читает такое же. Ему страдать не от чего. У него всё идеально, аж бесит. Вот ты знаешь, как у него в комнате всё устроено? Костя принимается расписывать квартиру Чалова, размахивая руками и иногда отвлекаясь на еду. Саша только качает головой, цокает языком и пьёт шампанское. В таком состоянии их оставляют близнецы. Лёша просто тянет Антона в коридор, не успевает тот залезть обратно на диван. Он прислоняет его к стене около двери в комнату, целуя и ведя ладонями от талии к бёдрам. Антон улыбается сквозь поцелуй, прикрывая глаза. Пальцами комкает рубашку на Лёшиных плечах, стараясь вжаться в него сильнее. Опять то самое чувство, как уже не раз было с ним, когда они балансировали около самого края. Сейчас Антону кажется, что можно шагнуть вперёд. Вроде бы не самая подходящая обстановка, но именно сейчас его не волнует ни одна мысль и ничего не останавливает. Может быть, это вина алкоголя, но так наплевать, когда хочется. Ужасно хочется. Не отрываясь от шеи брата, Лёша открывает дверь в комнату. Краем глаза он ловит силуэты в полумраке и резко захлопывает дверь обратно. — Что? — не понимает Антон, которого громкий звук внезапно возвращает в реальность. — Не мешай людям сейчас, и они не помешают тебе потом, — расплывчато поясняет Лёша, стараясь сейчас не думать о том, что увидел. Антон всё равно догадывается, что речь о Диме и Маше, ведь остальные за столом в гостиной. — Они там, блядь, что?! Лёша накрывает ладонью рот Антона, шепча: — Неважно, пусть. — Я никогда в жизни туда больше не лягу, — бубнит Антон, откидывая Лёшину ладонь. — На моём диване! Совсем охуели! Фу, блядь! — Не кричи, а то сейчас все понабегут. — Тебе весело? — цокает языком Антон. — Пиздец, отличные у тебя друзья. — Пойдём обратно? А то там твой Головин сейчас накидается и снова начнёт раздеваться, стоя на столе. Но не успевают близнецы вернуться в гостиную, как Саша и Костя сами вылетают на них с предложением пойти на улицу запускать фейерверки. Оказывается, их купил Костя, поэтому на стол денег уже особо не осталось. Только в самых дверях Саша вспоминает, что Дима с Машей куда-то подевались, надо их позвать на улицу. Лёша говорит, что Баринову сейчас явно не до фейерверков, и Антон слишком красноречиво кривится. Вся улица взрывается сотней огней, расцвечивающих тёмное небо самыми невообразимыми узорами. Костя подвисает, смотря на свои и чужие фейерверки, пока Головин бегает и орёт что-то непонятное при каждой новой вспышке света. Косте почему-то невероятно сильно хочется загадать сейчас какое-нибудь желание, пусть и нет такой традиции, которая обещает, что оно сбудется. Но Костя не может собрать мысли в кучу, не может понять, что ему нужно от жизни. Никаких идей, никаких стопроцентно осуществимых мечтаний, которые могли бы заставлять не спать по полночи в радостном предвкушении тех времён, когда они исполнятся. — Надо поздравить Марго, — говорит Антон, прислонясь к плечу Лёши. — Думаешь? — Уверен. Я уже давно хотел сходить к ней и просто, ну, спасибо сказать. Всё-таки, если бы не она, может быть, мы никогда не поговорили бы друг с другом. С этим трудно спорить, поэтому, когда свои фейерверки заканчиваются, а чужие громыхают где-то далеко, что и не видно, компания возвращается в квартиру. Антон говорит, что они с Лёшей сейчас отойдут ненадолго, и он очень надеется, что Костя с Сашей, если тоже вдруг задумают куда-то уйти, то закроют дверь, потому что запасные ключи им оставлены. Саша просит, чтобы близнецы передали от него привет и поздравление для Марго, Костя удивляется, почему Лёша до сих пор общается со своей бывшей. — Я тебе сейчас всё расскажу, — обещает Саша, и Лёше остаётся только вздохнуть, потому что ничего ни от кого утаить уже нельзя. Возможно, его даже немного напрягает, что именно Саша настолько сильно в курсе всего происходящего, хотя и неудивительно, он ведь лучший друг Антона. Марго рада их видеть. Она обнимает каждого из близнецов, будто родных, смеётся весело и улыбается, улыбается, улыбается, глядя на них, таких счастливых теперь. У Марго в гостях несколько подружек, сестра и какие-то ещё друзья. Она хочет, чтобы Лёша с Антоном задержались подольше. — У нас там тоже друзья просто, поэтому мы чисто поблагодарить, — говорит Антон. — За что? — За то, что из-за тебя мы перестали творить хрень. Ну, во всяком случае, пока что. Серьёзно, Марго, если бы не ты, то мы, наверное, до сих пор страдали бы по одиночке. — А сейчас будем страдать совместно, — хмыкает Лёша. — Я всегда готова вас услышать и помочь, — произносит Марго чуть тише, быстро моргая. — Надеюсь, что у вас всё будет хорошо и всё получится. — Ну, здрасте приехали, — Лёша вздыхает, запрокидывая голову. — Что началось-то, как будто в последний раз нас видишь? — Мы же не то чтобы друзья, да и у вас своя компания. К тому же, наверное, это странно тесно общаться с бывшими, да, Лёш? — В отношении вас мне вообще пофиг, — отвечает вместо него Антон, понимая, что сейчас, возможно, всё зависит именно от него. — Общайтесь, сколько хотите. И, кстати, говоришь, можно остаться? Отлично. Лёша, мы остаёмся. Там и без нас вполне весело.***
Когда близнецы возвращаются обратно домой, Костя с Сашей допивают вторую бутылку шампанского. Сидя на диване в обнимку, они обсуждают Чалова, что уж вообще странно. Не к ночи бы поминать таких персонажей, думает Антон. — А давай ему позвоним? — предлагает вдруг Саша. — У меня даже номер его есть. — Сань, мы чего-то о тебе не знаем? То телефон Ерохина, теперь Пони, — разводит руками Антон. — Может, ты там ещё с Президентом иногда переписываешься? Ну так, чисто узнать, как у него дела. Не берёт трубку Чалов неприлично долгое время, но у Кости какой-то принцип дождаться. Когда Чалов недовольно здоровается, спрашивая, что Саше от него нужно, отвечает ему совсем не тот человек, которого, наверное, в принципе, не хотелось бы слышать в ближайшее время. Федя совершенно точно ждал этих каникул, чтобы, как минимум, отдохнуть от общества Кости, устроившего не так давно концерт под окнами, до сих пор иногда припоминаемый соседями с самыми разными подтекстами. Чалову, если честно, даже немного неловко показываться на глаза другим людям и даже собственной семье, ведь в тот вечер они все вместе сидели на кухне. Так, папа Феди узнал, что сына в классе называют Пони, а брат ещё долго дразнил той песней Меладзе, напевая её по поводу и без. — Ну чё, Пони, с Новым годом! — громко орёт Костя в телефон. — Ты пока отвечал, уже год прошёл. Короче, желаю тебе... Хотя погоди. Нет, не желаю. — Круто, спасибо, — Федя уже собирается сбросить вызов, потому что он и не ожидал ничего конструктивного. — А я сейчас к тебе приду и лично скажу всё. Жди. Это удивляет не только Чалова, но и Костиных друзей. А тот уже показывает Саше подниматься, достаёт ананас из холодильника, хватает пакет с конфетами и не забывает до сих пор неоконченную бутылку шампанского, которая суётся в руки Головину. Они быстро одеваются и не знают, когда вернутся, ведь всегда могут вновь перепутать дома. Что Костя задумал, сказать трудно, даже немного страшно, потому что столько энтузиазма, направленного не на кого-нибудь, а на Чалова, действительно пугает. По дороге до дома Феди Костя несколько раз поскальзывается, едва не выпуская из рук ананас. Саша смеётся над ним, таким нелепым, рискуя получить подзатыльник. — О, дома, — уверенно заявляет Костя, показывая пальцем на горящие окна, как ему кажется, необходимой квартиры. — Пони! Эй, Пони! — для большей убедительности Костя несколько раз свистит. — Выходи давай! — Кучаев, ты обалдел? Ты зачем припёрся опять? — раздаётся сбоку. Костя с Сашей оборачиваются. — Поздравлять, конечно же. А ты чего не дома? — Подумал, что ты опять устроишь балаган из своего появления и заранее вышел. Вы, я смотрю, не торопились, — Федя скрещивает руки на груди. — Ну, и что ты хотел мне сказать? Давай побыстрее, я замёрз и меня дома ждут. Вообще, знаешь, Кучаев, тебя в последнее время слишком много. Я откровенно не понимаю, за что мне это наказание, что я тебе сделал такого, что ты теперь считаешь недостаточным тех встреч, которые у нас по расписанию. Самое ужасное, что ты даже не думаешь, что творишь. Тебя нисколько не парит, как ко мне будут относиться другие люди, которые видят все эти твои перформансы рядом со мной. И я бы с удовольствием, даже не представляешь, насколько большим, ушёл бы подальше, чтобы меня это не касалось, но ведь ты, с какой-то радости, идёшь следом. — Ага, окей, — перебивает монолог Костя. — В общем, я хочу пожелать тебе здоровья. Потому что если ты заболеешь, то у меня учёба сразу поедет, я ж без тебя, как без рук. Потом хочу ещё, чтобы ты перестал ебать мозг себе всякой хуйнёй, — Саша сзади громко икает. — Головин! Не порть момент, уйди. — Уйди-уйди, вот я уйду и посмотрим, что вы все без меня делать будете, — обиженно бубнит Саша. — Так вот, Пони, и последнее. Дай бог, что в этом году ЦСКА снова станет чемпионом. Ах, да, чуть не забыл! — Костя вспоминает про пакет с конфетами и ананас, который всё ещё обнимает одной рукой. — Это тебе. С Новым годом! Теперь Чалов стоит с ананасом и конфетами, чувствуя себя невероятным дураком. Какое счастье, что никто не видит его в настолько глупом положении. Но Косте внезапно оказывается мало слов и подарков, поэтому он от всей души обнимает Федю, крепко-крепко, что тому кажется, будто они сейчас раздавят несчастный ананас.