У меня было предчувствие теста,
Ты подошёл, и всё мирозданье погасло.
Ведь я не знал, что найду тебя наконец-то.
Я в этой бездне тону...
Квартира тихая с утра, все спят. После праздника принято не вставать до двух дня, потому что никто просто не в силах разлепить глаза. Вернувшись с прогулки к дому Чалова, Костя и Саша ещё какое-то время посидели с близнецами. Почти шёпотом, ведь на громкие разговоры настроения не было, они обсуждали планы на будущее. А потом Саша уснул, склонив голову на плечо Кости. Было решено оставить их спать на Лёшином диване. Комнату Антона до сих пор занимали Дима с Машей, впрочем, Антон не собирался отказываться от своих слов, что в эту комнату он больше ни ногой. В итоге, близнецам пришлось разместиться в родительской. Лёша смотрит, как Антон пытается избавиться от одеяла, под которым ему слишком жарко. Не разлепляя глаз, забавно морщась, Антон переворачивается со спины набок, пиная ногой одеяло, чтобы отстало, наконец. Лёша улыбается, проводя пальцами по волосам брата. Антон терпеть не может свои кудри, завидует близнецу, у которого волосы не вьются, когда им только вздумается. Лёша обожает кудри Антона, Лёша обожает Антона целиком. Он целует его в кончик носа, вынуждая всё же проснуться, недовольно надув губы. Антон ненавидит просыпаться, сколько бы ни спал до этого. Для него любое пробуждение означает, что скоро придётся вылезти из постели и начать что-то делать, а делать зачастую ничего не хочется. — Нормальные люди спят, — бурчит Антон. — Тебе что от меня нужно? — Ничего, — с улыбкой сообщает Лёша. — Офигительно. И ради этого надо было будить? Кстати, тебе не кажется странным, что Баринов ушёл вместе с Машкой вчера около двух часов ночи и до сих пор не объявлялся? Может, он там помер? — Какой ты дружелюбный. — А нехер меня будить, когда не прошу, — Антон обиженно тыкает Лёшу в плечо. Тот перехватывает его руку, тянет на себя. Проходит какое-то неисчислимое временем мгновение до того, как Антон обнаруживает себя сидящим на бёдрах брата. Целуются медленно, неспешно, будто времени на целую вечность. Лёша проводит ладонями под лопатками брата, чуть укусив того за подбородок. Антон фыркает, отводя взгляд в сторону. Он очаровательно смущается, очаровательно пытается увернуться от очередного поцелуя в нос. Лёше приходится обхватить его за поясницу, чтобы не ёрзал. Где-то на периферии слышится звук падения. Где-то так далеко, что близнецы думают, что это вполне могут быть соседи. Неважно, слишком неважно для них. Кажется, что кто-то шлёпает босыми ногами по полу и хлопает дверью, но это заглушается, словно они сейчас под водой. Антон заинтересованно жуёт нижнюю губу, когда Лёша проводит указательным пальцем от выпирающей ключицы до пупка, вызывая таким нехитрым движением мурашки. Антон вздрагивает, стоит Лёше зацепить тем же пальцем резинку трусов. Дверь стремительно и бесцеремонно распахивается, и в считанные секунды Антон с каким-то то ли писком, то ли ругательством, отскакивает почти на другой край кровати. В дверях, широко зевая, стоит Дима. — Лёх, а каким полотенцем вытереть руки можно? У вас там чё-то дохера их понавешано. — Любым, — спокойно отвечает Лёша, проводя ладонью по щеке. — Все для рук висят на уровне шкафчика над раковиной. Остальные — не для рук. — Окей, понял, — зевнув в кулак ещё раз, говорит Дима и с таким же грохотом закрывает дверь. Лёша поворачивает голову к Антону, вцепившемуся в край одеяла, чуть ли не натягивая его на себя. — Тош, ты чего? Всё хорошо? — Антон молча мотает головой, и Лёша двигается ближе, чтобы обнять его за плечи. — Да ладно тебе, они же все давно догадались. — Всё равно. Тем более, Дима... — Дима вчера полночи трахался на твоём диване и вообще не считает это проблемой, а мы всего лишь обнимались. Тош, ну, кто мог подумать, что он проснётся в такую рань? — Лёша целует брата в щёку. — В любом случае, они все скоро уйдут, а у нас до восьмого числа полно времени друг для друга, правда? Тош, ну, ты чего? — Не знаю. Не знаю! Лёша улыбается мягко. Он успокаивающе гладит брата по плечу, тычется носом в висок, добиваясь, наконец, желанной улыбки в ответ. Антон разворачивается резко, обхватывая ладонями Лёшино лицо, целует в губы влажно, утягивая за собой. Лёше приходится его подвинуть к себе ближе, чтобы голова с края кровати не свисала. Антон коленями сжимает бёдра брата. — Лёш. — Да, родной? Антон замирает, распахнутыми глазами уставляется на брата. Тот приподнимается чуть-чуть, пытаясь понять, что не так. — Повтори, пожалуйста, — шепчет Антон. — Что именно? — Как ты меня только что назвал. — Родной. У Антона румянец появляется на скулах, совершенно ему несвойственный. Родной. Звучит голосом Лёши. Родной. Тепло так и просто, стуком сердца отдаваясь. Дверь снова распахивается, руша целый мир, только-только построенный. Дима стоит на пороге с двумя полотенцами в руках. Антон спешно придумывает план побега, но куда тут денешься? — Лёх, я не понял, какое, блядь, для чего? Чё они все такие одинаковые, и зачем вам вообще столько полотенец в доме? — Господи, Бара, да хоть ковриком вытрись, вообще насрать, — раздражённо сквозь зубы выдыхает Лёша, на грани с шипением. — Стой! — заметив, что друг собирается в очередной раз оставить их с Антоном наедине. — Задай прямо сейчас все чёртовы вопросы, которые тебя беспокоят, чтобы не вламываться каждые три минуты. Дима задумывается, приваливаясь к дверному косяку и устремляя взгляд в потолок. Антону кажется, что он сейчас умрёт от стыда, всё ещё находясь под братом, и когда Лёша опустит глаза вниз, то увидит лишь его жалкий труп. — В чём смысл жизни? — выдаёт Дима с самым рассеянным видом. — Блядь, — цокает языком Лёша. — Пошёл на хуй отсюда. И только попробуй ещё раз прийти, не постучав! Дима спешно скрывается за дверью. Лёша облизывает губы. — А можно я... — начинает осторожно Антон. — Прости, — Лёша садится на колени, расстроенно смотря на закрытую дверь. — Я тебе вчера говорил, что если однажды не помешать людям, то они потом сделают так же. В общем, Баринов — не человек, готов признать. Антон смеётся. Принимает тоже сидячее положение и снова поворачивает к себе Лёшу, удерживая ладонями его лицо. — Какие мы, такие и друзья у нас, — наклоняет голову набок. — Я никогда не вламывался в чужие комнаты, — вскидывая руки, сообщает Лёша. — Да? А как насчёт моей-нашей? — Ой, ну на то она и наша, что я могу туда ходить без приглашения. Это другое! — В последние несколько лет, это была только моя комната. Мало ли чем я там занимался, а ты без стука. — А чем ты там занимался? — лукаво интересуется Лёша. — Так ведь из-за твоего «Я не вламываюсь в чужие комнаты» я ничем и не занимался! В гостиной около несобранного стола уже сидят все остальные. Маша пытается сделать из своих вьющихся, постоянно путающихся волос приличный пучок, чтобы в лицо не лезли. Саша хмуро зевает, трёт глаза, недовольно косится на Диму. Тот, как проснулся и разобрался с полотенцами, сразу пошёл поднимать оставшееся население квартиры. Саша тихо-мирно спал себе, закинув на Костю все конечности, а тут Дима со своими расталкиваниями. Ещё и начал требовать с Саши чай. — Я тебе прислуга, что ли? — спрашивает Саша, который, предсказуемо, не нашёл никакого чая на чужой кухне. Костя тоже не особо доволен ранним подъёмом. Он не любит находиться в толпе спросонья, не любит и все эти утренние разговоры, которые немного раздражают. Косте по утрам хочется собрать мысли в кучу, а после праздника и всяких прогулок до Чалова, тем более. Открыв сообщения на телефоне, Костя видит перед собой непрочитанное от Феди, который сообщает, что ананас довольно неплох, они его всей семьёй сегодня подали на завтрак. «Больные люди», — думает Костя, удивляясь, как можно не спать в такую рань, зачем вообще вставать утром на каникулах, если можно спокойно валяться в кровати до обеда. В этом же смысл отдыха. Впрочем, Костя не уверен, что Чалов способен хоть когда-нибудь отдыхать. — Слушайте, а кто у нас зимним чемпионом ушёл? — спрашивает вдруг Антон, ковыряясь вилкой в холодной картошке. Нести её к микроволновке ни у кого не было ни сил, ни желания. — Московский кто-то, кажется, — пожимает плечами Костя. — Не ЦСКА точно, я бы тогда радовался. — Не, «Зенит» на первом месте, — крутит указательным пальцем Саша. — Но у «Локомотива» столько же очков, поэтому, в целом, они оба зимние чемпионы. Кстати говоря, а ведь есть какая-то примета, типа если клуб зимний чемпион, то он в итоге и выигрывает. — Ну и, получается, «Зенит» выиграет? — уточняет Дима. — Похоже на то, — вздыхает Костя. — Вот если бы в ЦСКА вратарь нормальный был... А то «Спартаку» 3:0 влетели, «Днищу» 2:0, грёбаному «Зениту» столько же, «Тереку»! Ёпт, твою мать, «Тереку» проебать! — О, всё, это надолго, — шёпотом произносит Саша, зная, что сейчас Костя начнёт вспоминать каждый матч, где его любимый клуб проиграл. Ну, зато хоть ему тема для разговора с утра нашлась, не будет сидеть с постным лицом. Маша только хмыкает, ничего толком не понимая. Дима ни за какую команду не болеет, кроме школьной, поэтому и она ни о чём не в курсе. Дима же утверждает, что он принципиально никакой клуб не поддерживает, пока Лёша играть не начнёт. А вот за что Лёша играть будет, за то он болеть и станет.***
На кухне сонно копается Александр, отыскивая сахарницу. Он всегда пьёт чай с сахаром. Вчера со стола лишь благодаря стараниям и увещеваниям Натальи убрали остатки еды и алкоголя. Последнее уже вернули обратно. Денис решает начать день не с чая или кофе, а сразу с виски. В целом, оно даже напоминает чай, если не пробовать и не задумываться, что в стаканах чай никто не пьёт. Рядом с Денисом сидит Саша. Забравшись с ногами на стул, он смотрит через приоткрытую занавеску на двор перед домом. Его всегда удивляло, почему в доме каждая деталь была сделана как по заказу, с особой тщательностью и за кучу денег, а двор — это всего лишь коротко подстриженная трава между забором и домом. За ней даже никто особо не ухаживал, из-за чего создавалось какое-то ощущение недоделанности. Саша был уверен, что планы на двор, определённо, когда-то у Фединой семьи были, наверняка они собирались тут что-нибудь построить, какую-нибудь беседку. Саша построил бы именно её. Только теперь это всё уже неважно, дачу Федя продаст, как и последнее, что его связывает с Сашей. — Я посмотрел расписание электричек, — говорит Александр, садясь по другую сторону от Дениса и двигая телефон к нему поближе. — Можно успеть на четырёхчасовую спокойно. У нас два часа спокойного времени. До станции идти минут двадцать. — Мы не поедем в город на машине? — вдруг спрашивает Саша, отрываясь от созерцания двора. Денис с Александром удивлённо смотрят на Кокорина, вопрос которого кажется просто верхом глупости. Сюда они добирались на машине Феди, но ведь для каждого очевидно, что обратно Федя никого не повезёт. Он останется тут со своей невестой, скорее всего, или поедет только с ней, потому что вряд ли Саша обрадуется компании из друзей Смолова, которых она считает полными придурками. — Ну да... да, — медленно, но всё же доходит до Кокорина. — В принципе, можно и пораньше уехать. Я свои вещи всё равно уже собрал. — Ты, конечно, молодец, но я морально не готов влить в себя эту чашку чая и подорваться к станции, — говорит Александр. — До четырёхчасовой электрички есть только на час тридцать. А это, хм, через сорок минут. Со второго этажа спускается Наталья. На ней красивый шёлковый халат красного цвета с кружевом на подоле, а в комплект к халату идут такие же красные тапочки с какими-то помпонами из перьев. Даже спросонья Наталья выглядит так, словно час провела перед зеркалом. Возможно, это правда, но никто почему-то не сомневается, что женщина могла встать минут десять назад. — Доброе утро, мальчики, — произносит она, сжимая пальцами спинку стула Александра и заглядывая в его телефон. — Слышала, вы тут обсуждаете, как нам до города добраться. Почему бы не поехать на такси? — Дорого, нет? — спрашивает Александр. — Я, конечно, посмотрю, но не уверен, что цена приемлемая. Денис кидает короткие взгляды на свой телефон, мучаясь желанием написать Марио. Быть может, он со своими соседями всё ещё в том доме через дорогу, быть может, Денису сейчас удастся встретиться с ним. Он не знает, как объяснит остальным своё внезапное желание пойти прогуляться, но, в целом, он и не обязан тратиться на объяснения. Денис решительно берётся за телефон. На всякий случай, он проверяет, не показалось ли ему, что это тот самый дом, а то мало ли. Нет, это точно дом через дорогу, по всем признакам совпадает. Саша косится на быстро печатающиеся слова под пальцами Дениса. Он в курсе, что вчера Черышев пожертвовал, возможно, судьбоносной встречей. Из-за Сашиной тупой, бессмысленной истерики у друга могла сломаться вся жизнь. Саша чувствует себя жалким и абсолютно бесполезным. Всё, что он делает, приводит к какой-то хуйне. Он просто идиот. Сначала целый год, ещё в школе, пробегал за Смоловым, потом сам ему изменил, затем попытался вернуться, а дальше снова стал ждать, надеяться, словно собачонка, которая полностью зависит от своего хозяина. Саша и сейчас, в эти последние дни перед Новым годом, надеялся на что-то. На что? Идиот. Глупый, ненужный идиот. Марио начинает отвечать Денису практически сразу, и тот с замиранием сердца смотрит на три точки, думая, как бы не умереть в эту секунду. — Нет, мы уехали в двенадцать. У Дианы поезд в четыре. А ты зачем спрашиваешь? «Уже ни за чем», — горько усмехается Денис, блокируя экран. Отвечать он не будет. Не сейчас, чуть позже, когда поймёт, что сам себя лишил встречи, о которой мечтал несколько месяцев, как никогда ни о чём не мечтал. Когда Денис это поймет, он обязательно придумает нормальную, какую-нибудь очень скучную, типичную версию, почему ему вдруг стало интересно, не уехал ли Марио из дома, где встречал Новый год. В голове мелькает абсолютно безумная идея примчаться на вокзал, чтобы встретить там на одной из платформ Марио... Но в Москве несколько вокзалов, а у соседки Марио поезд отходит уже в четыре часа. — Почему ты просто не можешь написать ему и предложить где-нибудь встретиться? — спрашивает Саша. — Это же очевидно. Просто написать и всё. Я бы именно так сделал. — Я не хочу быть навязчивым. С какой бы стати ему тратить на встречи со мной время? Специально выделять его, откладывать в сторону все свои дела... — Ты ведь даже не попытался. Если он тебе откажет, значит, откажет. Тогда ты сможешь делать какие-то выводы. Ты дурак, Денис. — А ты больно умный, — неожиданно бросает Денис, поднимаясь из-за стола с намерением налить себе ещё виски. Рассуждающие об электричках и такси Наталья с Александром удивлённо на него смотрят, но тут же возвращаются к своей беседе. Пятого января Денис должен быть на свадьбе у Феди в качестве свидетеля. Не то чтобы ему хотелось туда ехать, но выбора нет, ведь Смолов по-прежнему лучший друг, с которым надо быть рядом в любой важный момент его жизни. Денис собирается неспешно, раздумывая над тем, чтобы взять и не поехать. Ну, а что? Почему нет? Федя ведь знает, какое мнение у Дениса об этой свадьбе и даже о самой идее связать свою жизнь именно с Сашей. Кокорин сидит на диване, молча наблюдая за перемещениями друга. Он снова вяжет свой шарф-не шарф. Катя гладит пиджак Дениса, чтобы он не тратил время ещё и на это, ведь тогда точно никуда не успеет. В квартире стоит суетливое молчание, и никто не собирается его прерывать, будучи погружённым в своё дело. — Ты в курсе, что мы опоздаем, если сейчас не поднимешь тело? — спрашивает Денис у Саши. Это первое, что он говорит ему после той брошенной фразы первого числа. Они промолчали весь путь, который пришлось совершать всё-таки в электричке, промолчали в автобусе до дома, промолчали ещё несколько дней. Они продолжали спать на одном диване и вставать по общему будильнику, ели вместе на кухне, Денис даже ставил перед Сашей тарелку с тем же, что и у себя. Саша молча кивал, как бы благодаря. Они сидели перед телевизором, переключая с английского футбола, прекрасно играемого в праздники, на какие-нибудь фильмы. Вот только они совершенно не разговаривали, просто жили бок о бок. Катя чувствовала себя до ужаса неловко в такой атмосфере, но не спрашивала, в чём причина разлада между друзьями. Временами девушка задумывалась над тем, чтобы снова уехать в гости к какой-нибудь родственнице, пока брат с Денисом не разберутся в своих отношениях. Саша обижался, правда. До конца того дня он был обижен на Дениса, ведь знал, что говорит вполне себе логичные и очевидные вещи, а в ответ получает удар по больной мозоли. Денис прекрасно осведомлён, что сейчас Саша не хочет и намёка на что-то связанное с Федей получать, но буквально в тот же день говорит, что Саша идиот. Саша и так знает, спасибо. Не обязательно об этом твердить каждый час. Денис понятия не имел, почему вдруг сказал это. Он чувствовал вину, но просто, видимо, его так расстроила невозможность встречи с Марио, что ни о чём другом он уже не думал. Денис идиот. И он никогда этого не отрицал. — Я не поеду на свадьбу, — спокойно произносит Саша, хотя ещё вчера такая мысль казалась ему невероятной. Ну, как же, он просто обязан увидеть в последний раз Федю свободным человеком, обязан в последний раз понадеяться, что всё ещё возможно вернуть. Саша ведь не только идиот, но и, похоже, мазохист. Во всяком случае, был таким до сегодняшнего дня. — Почему? — не менее спокойно интересуется Денис. Он предполагал такой исход, и он думает, что это правильно. Саше не нужно присутствовать на свадьбе. — Я не свидетель, чтобы это имело смысл... А вообще я просто не хочу. Мне так наплевать на эту церемонию, я даже тост не придумал. Испорчу им все фотографии своей рожей, потом будут до конца жизни ненавидеть. Ну и да, подарок я тоже не связал, — Саша поднимает повыше шарф, криво улыбаясь. — Удачи тебе вынести это торжество. — Да уж, без удачи точно никуда. Денис терпеть не может свадьбы, хотя не был ни на одной. У него нет друзей, которые думали жениться. Разве что Катя, грезящая мечтами о замужестве. Вот на её свадьбу Денис, пожалуй, пришёл бы. Во всяком случае, если жениха Катя найдёт нормального и вокруг всего этого замечательного события не будет миллиона сопливых драм. Денис даже не знает, что его больше раздражает: сам факт женитьбы лучшего друга или всё, что сопутствовало ей. Денис не уверен, что семья у Феди получится счастливой, хотя он рад будет ошибиться, ведь речь, как ни крути, но о Феде, которому Денис никогда не желал зла. В душном помещении много других пар, и Денис чувствует, что его начинает подташнивать от обилия белых пышных платьев вокруг, всех этих весёлых возгласов и поспешных поздравлений. Цирк какой-то, не иначе. Он вдруг замечает Наталью. Та стоит около окна, изредка поправляя причёску. Что удивительно для Дениса, но Наталья не выглядит, как украшение всего этого здания, хотя он рассчитывал, что женщина захочет выделиться на фоне толпы остальных гостей. — А у меня траур, — со смешком отвечает Наталья. — Как-никак, на месте этой непонятной Саши могла быть я. — Откровенно, — хмыкает Денис, не ожидавший такой прямоты. Зато не он один не восторге от мероприятия. — Ты не знаешь, Александр планирует сегодня быть, или его даже не приглашали? — Приглашали, конечно. Не удивлюсь, если он решил просто не приходить. Я тоже об этом думала. — А вот Кокорин это сделал. — Печально. — Думаешь? — Я была уверена, что он обязательно как-нибудь испортит эту идеальную свадьбу. Это было бы даже весело, как мне кажется. Но что ж, раз его не будет, придётся брать всё в свои руки, — Денис улыбается в ответ на шутку. — Денис? — раздаётся удивлённое за его спиной. Денис поворачивается на голос и теряет дар речи. Перед ним стоит девушка, которую он никак не ожидал тут увидеть. — Крис? А ты... У тебя тоже свадьба, что ли? — не сразу замечая ленту свидетельницы, спрашивает Денис. — Нет. У меня лучшая подруга замуж выходит. Вот, кстати, и она. Кристина машет кому-то, а Денис чувствует, что попал в театр абсурда. Его бывшая, оказывается, лучшая подруга Саши, будущей Фединой жены. Кажется, Смолов утверждал, будто у Саши нет подруг, только какие-то коллеги по работе. Наталья спрашивает, откуда Денис знает подругу невесты, но тот только и может, что невнятно ответить: «Когда-то общались». Ещё как общались. Кристина была несколько лет его прикрытием в вопросе ориентации. Девушка готова была душу, наверное, продать за то, чтобы стать спутницей такого молодого и перспективного футболиста, которого скоро будут знать все, а Денис этим решил воспользоваться, как самый настоящий мудак. Видимо, у них с Федей это общее. Если честно, Денису до сих пор стыдно за то, что так относился к Кристине, которую не любил никогда, ни секунды. Впрочем, надо отдать должное, когда Кристина узнала правду, то не побежала рассказывать об этом на каждом углу. Может быть, не нашла в этом для себя никакой выгоды, а может быть, ей просто стало жаль Дениса. Федя, кажется, тоже немного удивлён такой встречей. А ведь когда-то он, как и все вокруг, верил в отношения Дениса с Кристиной. Два с половиной года верил, пока Денис не раскрыл ему глаза. Боже, с того времени прошло целых восемь лет, и теперь они снова встретились почти все вместе, ибо Саша всё-таки отсутствует. Многое же изменилось за эти восемь лет. Денис больше не играет в футбол, а Федя вообще женится. И что-то он не выглядит переполненным счастьем, когда у него спрашивают, согласен ли он взять в жёны Сашу. Федя будто задумывается на мгновение, ждёт, что сейчас в зал всё-таки ворвётся Кокорин, как тот и обещал. Он заберёт его отсюда, и они начнут новую, совсем другую жизнь, перечеркнув всё, что было до этого. Но Кокорин не появляется, постепенно стирается из памяти, уносясь в прошлое. А Федя произносит твёрдое: — Да. В это время Кокорин откидывает от себя подальше шарф и нервно звонит кому-то по телефону. Катя выходит из спальни, озадаченно смотря на брата. — Артём, привет, — говорит Саша. — Я могу к тебе приехать? Очень надо.***
С тех пор, как Игорь узнал о том, что было между Артёмом и Кокориным, он старался не думать об этом. Даже не касаться тем, близких к этой. Но разве мог Игорь представить, что сделать это не так просто? Как минимум, будучи на работе, где и Артём, и Кокорин довольно-таки пересекаются. Последний вообще ходил перед Новым годом в максимально приподнятом настроении, несмотря ни на что, и Игорь, сталкиваясь с Сашей, улыбающимся от уха до уха, допускал мысль, улыбался ли тот когда-то так же Артёму. Был ли он рядом с ним так же счастлив. После подобных размышлений Игорь хотел со всей дури приложить себя обо что-нибудь, ведь какое ему, чёрт возьми, дело до старой личной жизни Артёма? И уж тем более, какая разница, кому там улыбался Кокорин? Незадолго до Нового года единственный сосед Игоря по коммунальной квартире, с которым он держался отстранённо и холодно, почти в отношениях неприязни, обсуждает с Артёмом итоги первой половины сезона в футбольном чемпионате страны. Надо сказать, что Геннадий Петрович очень даже спелся с Артёмом. Из-за этого спонтанно родившегося общения Геннадий Петрович стал чаще появляться по вечерам на кухне. За ужином они с Артёмом говорили в основном о футболе, и Артём замечал, как неуютно при этом чувствовал себя Игорь. Тот всегда стремился побыстрее закончить с едой и уйти к себе, даже не помыв посуду. И это, наверняка, заставило бы Артёма загореться любопытством, если бы Геннадий Петрович не утягивал его в очередной разговор, плавно сводя тему к школьной команде. Между прочим, именно Геннадий Петрович помогал Артёму составлять схемы и расстановки игроков на поле. А Артём лишь удивлялся, откуда у мужчины такое чутьё. — Ну, я когда-то тоже имел отношение к футболу, — хмыкнув, сообщил Геннадий Петрович. — Сейчас, конечно, всё в прошлом. Сам понимаешь, возраст. И теперь они снова обсуждают футбол, пока Игорь чистит над раковиной картошку. Чистит резко и немного нервно, грозясь порезаться. Рядом с ним, у плиты, стоит Женя в неизменном халате. Она прислушивается к футбольным разговорам, хотя ничего в них не понимает совершенно. Просто по натуре Женя обожает собирать всякие слухи и сплетни, а ещё она до сих пор расстроена, что не смогла узнать тогда тайну какого-то Саши, какого-то Феди и Артёма. — Я думаю, ЦСКА легко мог бы быть на первом месте уже сейчас, — говорит Геннадий Петрович. — Хорошего вратаря им не хватает явно. Правда, Игорёк? Игорь едва не дёргается, видимо, всё-таки будучи привычным к таким вопросам. Он только хмурится. — У них полно прекраснейших вратарей, — отвечает Игорь, с нажимом отдирая ещё немного кожуры от картошки. — В ЦСКА кого попало, к счастью, больше не держат. Как и во всех остальных командах. При словах обо всех остальных командах напрягается уже Артём. Он чуть приподнимает бровь, смерив внимательным взглядом Игоря, а потом уточняет: — В каких это командах, по-твоему, когда-то держали не пойми кого? Вряд ли там сидят идиоты, которые берут игроков, лишь бы брать. — Ну, иногда же случаются ошибки. Берут, вроде бы, молодого, подающего большие надежды, — Игорь только что картошку в руке не раздавливает. Женя вопросительно переводит взгляд с него на Артёма. — Может быть, даже воспитанника клуба. А потом выясняется, что он вообще ни о чём. Бесполезный. Не оправдавший ожиданий. Полный провал. И самое обидное, что на него кто-то потратил свои силы и время, хотя стоило бы выгнать ещё из академии, чтобы потом не посыпать голову пеплом. — Вряд ли бесполезных игроков ставят играть за сборную страны, — говорит Геннадий Петрович с лёгкой полуулыбкой. — Там тоже могут ошибаться. Надежды, они, знаете, ослепляют. А ожидания иногда завышаются с космической скоростью. — Как сказал Аршавин в прошлом году, — вклинивается Артём. — Ваши ожидания — это ваши проблемы. Я считаю, что Андрюха был абсолютно прав. Нечего заранее радоваться, когда ещё ничего не сделано. — Вот это точно, — подхватывает Женя. — Эх, сказал бы мне кто-то эти слова года четыре назад, я бы, может, сейчас в Англии жила. Конечно же, внимание на себя девушка отвлекла мастерски. Артём немедленно заинтересовывается этой историей про возможную Англию, футбол отодвигается до лучших времён, и Геннадий Петрович теперь тоже слушает Женю, пока Игорь может спокойно дочистить свою несчастную картошку. Уже вечером, когда Артём расстилает бельё на раскладушке, Игорь вдруг спрашивает: — Кстати, Артём, а когда ты съедешь? — Что? — Дзюба даже удивляется. — Когда ты съедешь? Насколько я помню, мы договаривались, что ты поживёшь тут до ближайшей зарплаты, а потом снимешь себе квартиру, комнату или ещё что-то. Это было в октябре. С тех пор прошло ещё три заплаты, Артём. Меньше, чем через неделю будет 2014-й. — Ну ты, конечно, нашёл время, чтобы на улицу выгонять, Игорёк. Между прочим, перед Новым годом нельзя делать плохих вещей, а то, как встретишь, так и проведёшь. Мне кажется, изгнание людей из комфортных условий — это плохое дело. — А если эти люди своим присутствием создают некомфортные условия для других? — Для кого же? Я думал, мне тут все рады. Вон, Геннадий Петрович хоть чаще в обществе появляться стал, да и есть кому поделиться футбольными соображениями, а то, я так понял, что никто тут больше с ним обсуждать это не хочет. С Женей, кстати, я тоже общий язык нашёл прекрасно. Она обожает мои истории, благо их у меня с вагон. Валерии я помогаю с дочкой сидеть иногда. Мне кажется, что я ей нравлюсь. Да, Владимир Иванович ворчит частенько, но он тут почти ко всем так относится, а я всё это в шутку скорее воспринимаю и не обижаюсь. Уверен, он тоже не против моего присутствия. Ну и вот. Не вижу, кому я мог бы доставить проблем. — Серьёзно? — шокировано спрашивает Игорь. — Артём, а как насчёт меня? Ничего, что я тут тоже существую? И мне ты очень даже мешаешь. — Правда? А почему ты раньше не говорил? — Потому что я был уверен, что ты съедешь, наконец. Мне неудобно с тобой жить, здесь и так не развернуться, а ты один занимаешь собой почти всё пространство. И если ты не заметил, то мне не очень нравится, что вы с Женей перебираете чужое грязное бельё, как бабки у подъезда, и мне так же не нравятся ваши с Геннадием Петровичем футбольные обозрения каждый вечер. И с Варварой я сам прекрасно мог посидеть, без посторонней помощи. — Звучит так, будто ты ревнуешь. Поверь, я не собираюсь отбивать у тебя твоих соседей по коммуналке, — Артём прикладывает руку к сердцу, улыбаясь. — Я просто хочу жить, как раньше. Когда мне было удобно, и я не засыпал под твой храп, а утром не топтался буквально по твоей голове. В общем, Артём, давай съезжай. Всё. Пожил и хватит. — Здорово, блин, — улыбка постепенно сползает с лица Артёма. — Дай хоть после Нового года это сделать. Сейчас вообще не в тему эти поиски жилья. — То есть ты даже не пытался?! — Ну, я просто подумал, что тут неплохо... — Чтоб после Нового года съехал. Иначе я вышвырну твои вещи в подъезд и никогда не открою дверь. Игорь резким движением выключает лампу на тумбочке, натягивает одеяло до плеч и отворачивается к стене. Артём продолжает сидеть растерянно в темноте, держа в руках подушку. Но проходит время, и Игорь будто бы забывает напрочь о том, как грубо посоветовал Артёму убираться поскорее. Артём, естественно, и не думает напоминать. Более того, он ждёт, что Игорь действительно забудет, и ему удастся остаться в этой коммуналке, если не навсегда, то хотя бы до конца учебного года. Артёму тут нравится, он не видит никаких проблем в том, чтобы жить бок о бок с Игорем, тем более, что тот, надо признать, наверное, лучший сосед по комнате, который когда-либо был у Артёма. А в свою бытность футболистом он не раз делил комнату на базе с товарищами по командам. Чтобы дополнительно обезопасить себя от скорого выселения, Артём решает, наконец, прислушаться к тому, что ему говорят. Он чётко запоминает, что именно не нравится Игорю. И Артём на полном серьёзе читает статьи про избавление от храпа, а ещё старается просыпаться одновременно с Игорем или чуть раньше него, чтобы убрать свою раскладушку из-под его ног. Кроме того, Артём пресекает на корню желание Жени поделиться с ним парой новых сплетен, во всяком случае, когда Игорь рядом или может в любой момент появиться на кухне. К счастью, проблема с Варварой решается сама собой, ибо у Валерии отпуск, и она вполне может проводить время с собственной дочерью. Таким же удачным образом завершаются и футбольные разговоры с Геннадием Петровичем, поскольку чемпионат России попросту уходит на перерыв, поэтому и обсуждать пока нечего. Конечно, Артём не знает, что будет делать, когда чемпионат возобновится, но, возможно, к тому времени Игорь уже перестанет так остро реагировать. Ничто не мешает Артёму надеяться. В общем, он учитывает, кажется, абсолютно все пункты и теперь наблюдает довольно спокойного, почти счастливого Игоря, который вместе с остальными жителями квартиры готовится к Новому году. Они коллективно обсуждают праздничный стол, украшения и то, какую программу включат по телевизору, ведь интересы у всех разные, как и возраст. Потом принимаются непосредственно исполнять всё задуманное. На кухне ставят ёлку, шарики на которую торжественно разрешают повесить Варваре, ибо она уже взрослая, как с улыбкой сообщает Игорь, передавая ей украшение. Артём тоже помогает. Как самому высокому человеку в помещении, ему достаётся задание вытирать пыль с верхних полок и шкафов, а ещё обматывать мишурой всякие люстры. Женя даже зовёт Артёма в комнату, чтобы он помог ей там с уборкой. И когда Артём достаёт со шкафа какой-то пакет для девушки, то вдруг задумывается, а почему бы им с Игорем не украсить ещё и свою комнату. Зачем ограничиваться только общей кухней и таким же общим коридором? — Но у меня нет никаких украшений, — разводит руками Игорь. — Не проблема. Сейчас в магазин сгоняю, всё куплю, — бодро говорит Артём и, не дожидаясь ответа, вылетает из комнаты. Он возвращается с полными руками всяких ярких безделушек. На взгляд Игоря, слишком ярких, что почти уже безвкусных. Однако ему не хочется говорить Артёму, что он не любит такое. В конце концов, ради праздника можно повесить всю эту дешёвую, пластмассовую лабуду. Пока они занимаются украшением, Артём рассказывает всякие истории о том, как проводил Новый год в детстве. У него получается добиться улыбки и смеха Игоря, а это, пожалуй, говорит о многом. Артём уверен, что всё дальше и дальше уводит Игоря от мыслей об изгнании надоевшего соседа по комнате. — А где живут твои родные? — спрашивает Игорь. — Ты мог бы... Артём нервно сглатывает, чувствуя на языке слова Акинфеева: «Ты мог бы жить с ними». — Они не в Москве. И вообще, не все из них хотят меня видеть и знать, — добавляет Артём, немного подумав. — Почему? — Ну, скажем, моя футбольная молодость пришлась им не по вкусу. Я понимаю, что сам виноват, но, боюсь, извиняться слишком поздно. Даже глупо. — А, по-моему, никогда не поздно вернуться в семью. — Кстати, а как насчёт твоих? Игорь молчит, продолжая методично разматывать гирлянду. И где только Артём достал этот моток, которым как будто попользовалось уже несколько поколений? — Игорёк, я жду. Давай, у нас вечер откровений. Я тебе про своих рассказал, теперь твоя очередь. — Я с ними не общаюсь, — пожимает плечами Игорь. — Больше сказать нечего. — И почему ты с ними не общаешься? Сам же говоришь, что никогда не поздно всё исправить и вернуться. — Потому что мой отец умер, Артём, а мать обязательно начнёт причитать, почему я... В общем, почему я сделал кое-что и ещё кое-что, а я не смогу этого вынести снова. Нам обоим лучше от того, что общаемся лишь смсками по праздникам. И не смей читать мне нотации, я сам решу, как мне себя следует вести. Артём замолкает, вытягивая губы трубочкой, быстро соображая, на что перевести тему. В любое другое время он всё же постарался бы расспросить Игоря, но сейчас тот может снова завестись и вспомнить, что надо выгнать Артёма на улицу. Взгляд Артёма падает на небольшую стопку кассет для магнитофона, лежащих на столе. — Что за древность? — интересуется Артём, беря в руки одну из кассет. — Ого, «Руки Вверх». У тебя тут все их альбомы и лучшие сборники песен? — Ну да. Мне нравится эта группа, — отвечает Игорь, разматывая последний спутавшийся узел гирлянды. — Может, послушаем? Под музыку любое дело быстрее идёт. — Не уверен, что у меня есть настроение слушать музыку, Артём. — Тогда я могу и сам спеть. Я, между прочим, знаю много всего наизусть. Кхм-кхм... — Боже, ладно, сейчас достану магнитофон. Игорь сдувает с него пыль, вставляя кассету, которую держал в руках Артём. Звук кассетного магнитофона вызывает у Артема какое-то ностальгическое выражение на лице. Они продолжают украшать комнату. — Забирай меня скорей, увози за сто морей, — бубнит Артём, зачем-то обматывая тёмно-синюю мишуру вокруг шеи. — Артём, куда деть этот конец? — спрашивает Игорь, держа в руке часть гирлянды. Он стоит на коленях на подоконнике, потому что, разумеется, никогда в жизни не попросит Дзюбу повесить что-то за себя. Уж с гирляндой он вполне в состоянии разобраться. — Артём, можно побыстрее мнение выражать? — Э-э-э, ну, давай вверх, что ли. Получится типа волна, — говорит Артём, подходя ближе, хотя и так стоял не особо далеко. Игорь скотчем закрепляет последний конец гирлянды. Он садится на подоконник, опуская ноги, но перед тем, как встать на пол, бросает короткий взгляд на гирлянду. Тянется к кнопке, чтобы включить её, а то, может, она вообще не работает. Артём легко мог притащить какой-то хлам. На окне зажигаются красные, жёлтые, зелёные и бледно-синие огни, мерцающие по очереди. Игорь чуть не охает, когда сталкивается с Артёмом, подошедшим настолько близко, что упирается в его колени. Артём смотрит на огни, на Игоря, опять на огни, а потом всё же застревает в глазах Акинфеева, молчащего и моргающего будто с таким же промежутком, как меняется цвет на гирлянде. Ситуация, поза, ещё и музыка на фоне до банальности и нелепости двусмысленные. Артём прикусывает губу, не отодвигаясь. — Можно глупый вопрос? — тихо и немного хрипло произносит Артём, будто не говорил долгое время. — Как и всегда, — хмыкает Игорь. — Игорь, а когда ты в последний раз целовался? Игорь распахивает глаза, анализируя вопрос. И почему-то он на полном серьёзе начинает вспоминать, когда это было. Целую вечность назад, потому что в воспоминаниях Игорь уходит аж в свои футбольные годы. Когда он был молодым, перспективным вратарём, которого впервые пригласили в сборную, и он, переполненный чувств, мчался со всех ног к своей девушке, чтобы сообщить ей. Они тогда много целовались, и Игорь даже вдруг спросил у неё, хочет ли она стать его женой. Это было, наверное, очень поспешно и глупо, ведь они встречались всего лишь три месяца. Но она согласилась. — На свадьбе, — говорит Игорь. — Что? — удивляется Артём. — Ты женат? — Был. Развёлся через месяц, как карьеру завершил. Так что, всё это было давно и неправда. — А чего развёлся? Дай угадаю, она, наверное, хотела быть женой футболиста и ушла от тебя, кода ты им быть перестал. Ну, они часто так делают. — Нет. Это я ушёл. Вернее, предложил развод. Она не хотела, но не стала удерживать. Просто подумал, что ей не нужен такой неудачник, как я, и лучше бы нам расстаться. — Неудачник, как ты? С чего ты это взял, Игорёк? — А об этом я не обязан тебе отчитываться. Дай слезть, — Артём отходит в сторону. — У вас были дети? — Нет. Надеюсь, что нет, иначе я бы никогда себя не простил. Игорь замолкает до конца дня, и Артём кидает на него виноватые взгляды. Он и не думал, что у Игоря есть какие-то старые душевные раны, которые вполне возможно вот так задеть.***
Однако Новый год и несколько дней после проходят вполне спокойно. Игорь будто бы забывает о том, какие вопросы задавал ему Артём, снова радуясь чему-то своему и живя в удовольствие. Это успокаивает, это даёт Артёму надежду, что он не сделал ничего предосудительного. А потом пятого января ни с того, ни с сего телефон Артёма начинает разрываться от звонков. Имя звонящего удивляет. Уж о чём, о чём, а вот о Кокорине, который захочет приехать в гости, Артём никогда не думал. — Игорёк, слушай, тут такое дело. Сейчас Саня заедет, — сообщает Артём. — Какой Саня? — Кокорин. У него там что-то случилось, говорит, надо срочно увидеться. Мы можем тут посидеть? Под «тут» Артём понимает конкретно комнату Игоря, и тому приходится захлопнуть книгу, резким движением натянуть тапки на ноги, чтобы уйти на кухню. Ведь Артёму с Кокориным нужно, видите ли, пространство для того, чтобы излить душу. Игорь — человек посторонний, ему, конечно же, нельзя присутствовать при их разговорах, которые не пойми к чему могут привести. Артём видит, как меняется настроение Игоря, про себя удивляется, не понимая причины, но не спрашивает, потому что чувствует, как в воздухе витает возможная ссора. Он ждёт Кокорина, который приезжает с початой бутылкой вина. Её он распил, видимо, уже в пути. Ввалившись в двери комнаты, не снимая уличной куртки, но хотя бы сбросив обувь в коридоре, Кокорин выкрикивает: — Смолов женился! — Ты поэтому такой радостный? — хмыкает Артём. — Да, праздную, как видишь, — Кокорин трясёт бутылкой и плюхается на тахту Игоря. — Это, вообще-то... Но Кокорин не слушает. Он отпивает из горла и тут же принимается тарахтеть о том, какая сволочь этот Федя, как отвратительно он с ним обошёлся, а разве Саша вообще заслуживал такого обращения? Да, Саша тоже совершал ошибки в прошлом, но разве можно поступать настолько низко? Зачем давать ложные надежды, зачем опять докапываться к человеку, спать с ним, говорить, будто любил и всегда будешь любить, а потом бросать в новогоднюю ночь? Причём, судя по всему, Сашу расстраивает именно сама дата. Если бы Федя бросил его в любой другой день, то не получил бы в свой адрес столько негативных характеристик. Но бросать в праздник — это самое ужасное, что можно сделать. Немного помолчав, переведя дыхание и дождавшись, когда Артём присядет рядом, Саша вдруг переключается на воспоминания. Причём воспоминания о том, как он познакомился с Артёмом, и как всё внезапно дошло до того, что они чуть не начали встречаться. Конечно, можно притянуть за уши те периоды, которые они проводили вместе, и назвать это отношениями, однако Саша привык всё мерить тем, что у него было с Федей. И с такой позиции, конечно, Артём и рядом не стоял со своими попытками. Впрочем, попытки там были лишь со стороны самого Саши, ведь Артёму это никогда не было нужно. Он и Сашу планировал в своей жизни никогда больше не встречать. Но судьба, ехидно усмехнувшись, опять решила всё по-своему.***
2008 год
У всей страны не год, а сплошной праздник. Сначала «Зенит» берёт Кубок УЕФА, потом сборная получает бронзу на Евро, народ гуляет и веселится во всю. В июле, жарком июле, когда эйфория ещё витает по всюду, Федя понимает, что надо срочно что-то делать. Хотя у всех вокруг всё замечательно, у самого Смолова в жизни начинается, определённо, если не чёрная, то серая полоса. Он не знает, в чём причина такой неудачи, но этот сезон в «Динамо», пожалуй, самый провальный, какой только мог быть. Почти шесть лет назад Федю забрали из академии сразу в основную команду. Его разрекламировали чуть ли не на всю страну, говоря, что это будущее нашего футбола, и настолько талантливого нападающего у нас ещё не было. Аршавин, Кержаков — это всё, конечно, прекрасно, но Смолов! Вы просто ещё не видели Смолова! Вот человек, который перевернёт весь российский футбол, одним своим именем поднимет его на кардинально иной уровень. Короче говоря, Федю сделали звездой куда раньше, чем он сделал что-то полезное на поле. И надо сказать, что у него всё получалось. Его рискнули выпустить в ближайшем матче за основную команду, хоть и на замену. И Федя сразу забил гол. Тренер в него поверил, болельщики лишний раз убедились, что не зря они слушали больше месяца про этого невероятного Смолова, воспитанника академии. А дальше всё было ещё лучше. Кроме Феди на поле стали появляться Денис с Сашей, и втроём они выглядели очень неплохо. Федя, конечно, выделялся, на него возлагались такие надежды, о которых он и думать не мог. Год за годом эти надежды росли, приумножались, все с нетерпением ждали, когда Федю позовут в сборную, хотя бы просто набраться опыта. Позвали. В 2006-м году Федя уже сидел на скамейке национальной команды, следя за тем, как она квалифицируется на Евро-2008. Потому что на чемпионат мира сборная не поехала. И многие болельщики на полном серьёзе утверждали, что надо было звать Федю раньше, может быть, сборная и отобралась бы на турнир. Всю квалификацию Федя отбыл на скамейке, чувствуя, что его, определённо, не берут в расчёт. Уж на игру с эстонцами или македонцами могли бы и выпустить. И чёрт дёрнул Федю не вовремя открыть рот. Он высказал своё недовольство, за что получил довольно красноречивый взгляд тренера, который вполне предсказуемо на сам Евро Федю уже не вызвал. Кроме того, начались проблемы в клубе. Возможно, на фоне бесполезно проведённого времени в сборной Федя перестал расти как футболист, хотя все ждали, что он наколотит едва ли не под сотню голов. Феде перестало везти, он умудрялся промахиваться из убойных позиций, терял мяч, не понимал, чего от него хочет команда. Постепенно любовь болельщиков начала затухать, кто-то даже переметнулся на сторону иного мнения, говоря, будто надо было верить не в Федю, а в его бывшего сокомандника Сашу Кокорина. Мол, тот был куда талантливее, да только никто не разглядел, а он взял, дурак, и два года назад завершил карьеру без особого повода. Итак, Феде двадцать три. Он пропустил Евро, хотя вполне мог бы принести там пользу. Он играет за «Динамо», где ничего не получается, и его всё чаще выпускают лишь на замену или дают сыграть только один тайм. Федя понимает, что здесь он уже ничего не добьётся, к тому же контракт заканчивается, и продлевать его вряд ли будут. И вдруг звонок, Федю зовут в какой-то «Краснодар». Клуб новый, буквально только основался, получил все необходимые лицензии и теперь нуждается в качественных футболистах. Конечно, Федя тут же упирается в этот вариант, ведь ему позвонили и предложили, а не он сам бегал по клубам, предлагая кому-нибудь себя подобрать. Федин агент несколько скептически относится к желанию Феди поехать непонятно куда, непонятно зачем, чтобы в перспективе играть даже не в высшей лиге. — Федя, ты понимаешь, что этот клуб вообще из второго дивизиона? — спрашивает агент. — Он, может быть, никогда в жизни не поднимется в вышку. Может быть, вообще обанкротится через год. Этот клуб организован на частные средства, ты в курсе? — Да, наплевать, — цокает языком Федя. — Они мне сами предложили. Я им нужен, вот, что важно! Здесь, в «Динамо», я или уйду в глухой запас, или поеду в какую-нибудь сраную аренду в такой же никчёмный клуб из не пойми какой лиги. А в декабре у меня кончается контракт, его просто не продлят, и я пойду на хуй. — Тебя не вызовут в сборную, — предпринимает последнюю попытку агент. — Никто знать не знает про этот «Краснодар», про игроков в нём и подавно. — Чихать я хотел на эту сборную, — нетерпеливо отмахивается Федя. — Пока в ней Хиддинк, мне всё равно ничего не светит. Он меня терпеть не может. — Потому что вовремя молчать надо. Но нет, Федя у нас звезда, Федя молчать не будет... — Слушай, я за что тебе вообще плачу? Хорошо, давай так, я еду в Краснодар на просмотр, а ты ищешь мне другие варианты. Если вдруг, каким-то невероятным образом, во мне заинтересован, например, «Спартак» или «Зенит», то я плюю на этот «Краснодар» и сразу еду подписывать контракт. Идёт? Всё, работай. Конечно, Федя советуется с самыми близкими для себя людьми. И если Денис склоняется к мнению агента, потому что про «Краснодар» слышит впервые в жизни, да и не думает, что «Динамо» выгонит Федю на улицу, когда он столько для них сделал в предыдущие сезоны, то Саша, напротив, активно поддерживает Федино решение. Впрочем, Саша поддержал бы любое его решение, каким бы глупым и поспешным оно ни было. Саша уже два года сидит на ровном месте, ничего не делая, скучая без футбола и от частого отсутствия Феди, который постоянно на каких-то сборах. А так, хоть смена обстановки, другой город, другой климат. Юг — это вообще прекрасно. Итак, Федя собирает чемодан и едет на просмотр. Он ждёт, что Саша поедет с ним, чтобы поддержать, ведь его присутствие рядом очень сильно поднимает Федин настрой на лучшее. Однако Саша, виновато опуская глаза в пол, говорит: — Тут такое дело, Федь. Я просто в Питер собирался. Там «Зенит» с «Локомотивом» играет. Я ведь не знал, что ты именно в эти числа вдруг куда-то соберёшься, купил билет заранее. — Ну, хорошо, — печально вздохнув, произносит Федя. — Я помню, что тебе нравится «Зенит», и я даже когда-то обещал тебе съездить в Питер, но как-то не получалось всё. Езжай, Саша, всё в порядке, — он целует Кокорина в дверях комнаты, видя, как загораются у того глаза. Матч заканчивается со счётом 1:1, но Саша ехал в первую очередь ради атмосферы, стадиона и только потом уже результата игры. Конечно, в голову закрадывается мысль, что, будь он сейчас с Федей в Краснодаре, возможно, получил бы больше, чем от этого матча. С другой стороны, Саша устал просто быть рядом с Федей, наслаждаясь тем, что тот существует в его жизни. Сашина мать постоянно говорит, что за Федю надо держаться, как за последнюю надежду, потому что никому другому Саша не будет так нужен. А Саша совсем не уверен, что так уж нужен Феде. Тот спит и видит себя в футболе, постоянно рассказывает, что было на тренировке или на игре, не задумываясь, что Саше тоже хочется играть, но ради Феди он свою карьеру и завершил. Саше больно слышать об его успехах, когда своих нет от слова совсем. Но Саша тут же приободряет себя мыслью, что его главный успех — это Федя. Исполненная живая мечта, предел Сашиных фантазий. После матча Саша отправляется в клуб. Поезд в Москву только в пять утра, времени вагон, а идти куда-то спать бессмысленно. Саша часто посещает клубы. Обычно вместе с Федей, иногда с Денисом, которого не так-то легко вытащить в настолько шумное место. Денису больше нравятся караоке-бары, где можно не только тупо бухать. А Саше всё равно, он обеими руками за любой кипиш. Саша напивается. Незаметно как-то для самого себя, ведь вроде не планировал. Но зато в голове ни одной совестливой мысли, скребущей по черепной коробке одной и той же фразой: «Ты должен был быть с Федей, а не тут». Неправда! Тут Саше самое место сейчас, а Федя прекрасно справится со своим просмотром, он же талант великий! И Саша вливает в себя очередной шот. А потом Саша поворачивает голову и видит его. Саша медленно открывает рот, не веря своим глазам, и человек, который произвёл такое ошеломляющее впечатление, поворачивается тоже. — Какие-то вопросы? — спрашивает человек. — Вы же... Вы... — не может подобрать слов Саша. Он его знает. Артём Дзюба, двадцать пять лет, нападающий «Зенита», перешедший из московского «Спартака». Саша знает, что Артём довольно скандальная личность, вытворявшая всякое в «Спартаке», за что его дважды отправляли по арендам, думая, будто он исправится. Артём не исправился, и его почему-то забрал к себе «Зенит», хотя это должно было быть невозможным по определению. В «Зените», как ходят слухи, Артём творит то же самое, что и прежде. Его не любят болельщики, освистывают каждый матч за одно только, что пришёл из вражеской команды. Другие «заслуги» Артёма лишь добавляют нелюбви. Но, насколько Саше известно, Артём забивает и приносит результат, поэтому, как бывший футболист, Саша, конечно, Артёма простил бы, а вот как человек... А ему, если честно, немного наплевать, какой Артём человек. Саше вообще сейчас наплевать на многое. Глаза у Артёма невероятно чистые, открытые, добрые, что не вяжется с тем образом, который ему приписывают. Саше кажется, будто он сам куда хуже Артёма на самом деле. А тот усмехается, двигая стул ближе, предлагает пойти на танцпол, и Саша соглашается на автомате, всё ещё не понимая, как мог повстречать этого человека тут, в каком-то непонятном клубе. Они танцуют, становятся всё ближе и ближе друг к другу, Саша чувствует дыхание Артёма на своей шее. Саша приоткрывает губы, когда пальцы Артёма касаются затылка, когда большой чуть надавливает на кадык. Вокруг темнота какой-то комнаты. Саша не помнит, был ли это номер в гостинице или квартира. Сашу это не интересует. Саше важно только, что делает с ним Артём, как тот ведёт языком от пупка и ниже. Совесть окончательно уходит, круто развернувшись и даже не попрощавшись. Саша понимает, что должен быть сейчас именно здесь и именно с этим человеком, а не с Федей в Краснодаре. Чем вообще Федя заслужил, чтобы Саша постоянно таскался за ним, как верный пёс? Чем вообще Федя заслужил Сашу? О нет, это не Федя — мечта, а Саша. Это Саша достаётся только тем, кто по-настоящему хочет, мечтает, заслуживает. И пока заслуживает Артём. Чем именно? Хотя бы своими глазами, которые отражают такие же Сашины. Да, Федя не похож на своих родителей, которые думают только о том, как заработать деньги и обеспечить семью. Феде плевать на семью и на деньги, ему важно только собственное благо, только собственная жизнь. Она должна быть счастливой, вне зависимости от финансовой составляющей. Феде наплевать и на Сашу. Он, хотя и без давления, грубых слов и внушений, заставил того бесславно завершить карьеру в двадцать лет. Потому что добиваться чего-то может лишь Федя. Это он должен быть самым-самым, только им могут восхищаться. Но единственное, чего Федя действительно добился, — это вот такой жестокой судьбы. А потому Саша улыбается Артёму расслабленно и смотрит на него нагло, подталкивая к дальнейшим действиям. Артёма дважды просить не надо. Ему ещё больше Саши плевать на какого-то Федю, о котором он даже не знает. Узнает утром, когда будет выпихивать Кокорина из кровати, ибо тому пора возвращаться в Москву. Саша будет осознавать произошедшее, корить себя за то, что совершил, и даже крикнет Артёму, мол, как тот посмел его не остановить. — Не мои проблемы, — скажет Артём, оставляя Сашу одного посреди улицы.***
— Каким же я был идиотом, — шёпотом произносит Кокорин, кладя голову на плечо Артёма. — Я всё испортил. Сейчас всё было бы иначе. Федя узнал не сразу. Прошло два или больше месяцев, прежде чем ему обо всём рассказал Денис. Саша никому не признавался, но Вселенная решила, что Кокорин должен ответить за свой поступок. Она подстроила всё так, чтобы именно Денис случайно увидел какой-то новостной отрезок по телевизору, где непонятно зачем освещали скандал, в центре которого вновь оказался Артём Дзюба, нападающий петербургского «Зенита». Денис смотрел новость без особого интереса, просто разглядывая фотографии, которые сделал неизвестный очевидец. На фотографиях Дзюба в клубе целовался с каким-то посторонним мужчиной. «То же мне событие», — подумал тогда Денис. Вот только новость приобрела такой размах, что о ней стали говорить даже по федеральным каналам, а весь интернет пестрил фотографиями. И Денис, пролистывая эти новости, вдруг поймал себя на мысли, что целующийся с Дзюбой мужчина подозрительно знаком. Приглядевшись, Денис чуть не поседел. Они с Федей вместе крутили фотографии так и этак, пока оба не признали, что на них именно Саша. Говорить об этом с Кокориным Федя решился не сразу. Он всё надеялся, что это какая-то ошибка. Но Саша тоже не был слепым и видел эти фотографии, он понимал, что их мог видеть кто угодно другой, в том числе Федя. Саша каждый день сидел рядом со Смоловым, как на иголках, ожидая, когда тот поднимет тему. Дни складывались в вечность для Саши. Он мучился, просыпался среди ночи, вскрикивая, ходил бледный и осунувшийся. В итоге, именно он и не выдержал, самостоятельно во всём признался. — Я знаю, — сказал Федя. Лучше бы он начал сразу орать, швырять вещи и попытался бы избить Кокорина. — Получается, что... — Уходи. И больше ничего Саша не услышал за целый год — ещё одну маленькую вечность. Саша хотел цепляться до последнего, хотел вымаливать прощение, хотел потом попытаться всё вернуть, но не смог. Федина просьба разрубила на части, разрушив все желания и надежды. Саша думал забыть о Феде, перебивал его Артёмом, который никогда не испытывал к Кокорину ничего, кроме интереса и влечения, а потому был не против участвовать в этой акции забвения Смолова. Вот только Сашу это всё не спасало. Спас, на удивление, Денис, хотя Саша ждал, что тот отвернется вслед за своим лучшим другом. Денис никогда особо не жаловал Сашу, но тут вдруг появился, влетел буквально, вернув в нормальную жизнь, убедив, что на Феде свет клином не сошёлся. Денис же рассказал о том, как Федя отказал «Краснодару», остался в «Динамо», по совету агента надеясь на новый контракт, да только дела пошли ещё хуже, а Федя перестал любить футбол. То единственное, что он вообще по-настоящему и всем сердцем любил. Футбол напоминал о Саше, и Федя бросил его так же, как Кокорина. Резко, тихо, но твёрдо. — Но он всё равно возвращался к тебе, — говорит Артём, приобнимая Кокорина за плечи. — А в последние месяцы ещё и футболом будто бы снова заинтересовался, — добавляет Саша. — Не знаю, что это значит, — честно признаётся Артём. — Только не думаю, что теперь он опять вернётся. После свадьбы-то. — И я не думаю. Мне кажется, что это всё. Конец нашей с ним вечной истории. Он ведь ещё и влюбился в кого-то там снова. — В свою жену? — Нет. Её он вообще не любит. Дверь комнаты открывается, и в неё входит Игорь с книгой в руках. Судя по закладке, которую он держит отдельно, пока Саша с Артёмом разговаривали, Игорь успел дочитать целиком. Он хмуро смотрит на двух мужчин на своей тахте. Артём поспешно убирает руку с Сашиных плеч, встаёт и кивает Кокорину, что у того кончилась бутылка вина. — Да, видимо, пора домой, — задумчиво произносит Саша. Артём провожает его до двери, заботливо убеждается, что Кокорин в состоянии доехать самостоятельно на метро. Это удивляет, ведь Артёму всегда было плевать на Сашу и его состояние, физическое или душевное. Он всегда просто выпихивал его за дверь с утра пораньше, не растрачиваясь на лишние разговоры. — Ну, Саня, конечно, дал, — говорит Артём, почёсывая затылок, когда возвращается в комнату. — И чего он именно ко мне приехать решил? Вроде никогда особо близки не были. — Но вам есть, что вспомнить, — неожиданно холодно отвечает Игорь. — Артём, ты, кажется, обещал съехать отсюда после Нового года. Надеюсь, в течение недели сделаешь это. Внутри у Артёма что-то рвётся.