Там, сверху, знают, что правда за нами.
Сила и честь нас объединяют.
Встать в ряд рядом с братом — и ни шагу назад!
«Победа или смерть», — эти слова на века.
Что ты скажешь им, и что ты скажешь нам?
Антон чувствует холодный снег под щекой. Чувствует — это хорошо, правда, сил встать всё равно нет. Надо быть полным идиотом, чтобы стоять одному против семерых и даже не попытаться сбежать. Когда-то Антон поклялся, что не будет бегать, даже если всех его друзей запугают, изобьют до смерти, и останется только он. Он всё равно будет бороться. До тех пор, пока его не постигнет участь пацана с Никитинской. Что ж, наверное, Вселенная засчитала его попытку. Он действительно не сбежал, он даже попытался отбиться. Болит всё. Болит смертельно, и Антону хочется кричать, лежа на снегу. Он не может. Кричать будет ещё больнее, чем просто замерзать тут, посреди чьего-то двора. Вот удивятся ни в чём неповинные жители домов, когда увидят его труп перед собственным подъездом. А может и не заметят сначала. Будут торопиться на работу, пройдут мимо, приняв за местного алкаша. Наверное, с пацаном на Никитинской было так же. Кровь из разбитого носа стекает по горлу. Захлебнуться своей кровью лучше, чем просто замёрзнуть? Для человека с гарантированным сотрясением, если не черепно-мозговой какой-нибудь, у Антона слишком много философских вопросов. Он пытается встать. Ноги не слушаются, кровь капает не пойми откуда на снег, оставаясь на нём тёмными пятнами. Надо дойти до дома, только дойти до дома и там уже плевать, что будет. Дышать больно. Моргать больно. Жить больно. Ещё и кольцо просрал где-то в этом проклятом дворе. Кое-как у Антона получается добраться до своего подъезда. Он упирается лбом в дверь, пока тянет руку с ключом к домофону. Рука трясётся, будто он пил беспробудно несколько недель. Антон, конечно, никогда не пробовал, но думает, что эффект будет именно таким. Дверь поддаётся, и дальше путь по ступенькам. На одной из них Антон спотыкается, хватается изо всех сил за перила и упрашивает самого себя не падать на пол. Если упадёт, то уже не встанет. Лучше сделать это дома. Там Лёша, там родители, там он кому-то нужен. Перед глазами мутнеет то ли от боли, то ли это слёзы, потому что рыдать хочется невероятно. Антону давно так сильно не хотелось рыдать во весь голос. Сил открыть дверь квартиры ключом нет никаких. Он прислоняет ладонь к звонку и не отпускает, слыша, как с другой стороны разносится противная трель. — Ты с ума сошёл? Всех разбудишь, — недовольным шёпотом произносит Лёша, открывая дверь. — Отойди... пожалуйста, — тихо сипит Антон, покачиваясь. Слава богу, во имя спящих родителей Лёша не включает свет в коридоре. — Тош, ты чего? — удивлённо смотрит брат, пытаясь всё-таки дотянуться до выключателя. — Не надо, — мотает головой Антон. — Я просто посижу... и всё... Он буквально падает на обувницу, вытягивая перед собой ноги. В голове пустота, перед глазами темень, и сознание медленно уплывает. Антон чувствует, как его ведёт в сторону, и потом не чувствует уже ничего, только вдалеке слышит щелчок выключателя. — Тоша! — выкрикивает Лёша, когда перед ним открывается полная картина. Он подхватывает брата за плечи, усаживая обратно, и пытается отогнать собственный ступор. Лёше страшно. Он не знает, что делать, кого звать... Наверное, родителей... Да, родителей! Они точно разберутся. Почему они не проснулись от его крика? Почему он должен идти и будить их, оставляя Антона в коридоре? Почему вообще это случилось? И что случилось-то? Лёше кажется, будто он тоже потерял сознание. Он сидит на неудобной кушетке посреди пустого коридора больницы, запустив пальцы в волосы. С того момента, как Антон упал в обморок в коридоре, и до настоящей секунды прошло неизвестное количество времени. Лёша ничего не помнит. Он не помнит, что делал, как родители вызывали врачей, как потом все оказались тут. Единственное, что Лёша помнит и чувствует до сих пор, — страх. Тупой, бездушный, накрывающий до самой макушки, как одеялом, страх. Мама разговаривает с врачом. Отец обещает взять несколько выходных на работе. Всё это так далеко, что кажется сном. — Лёша, пойдём, — он снова выпал из реальности, а теперь его осторожно трогает за плечо мама. — Тебе завтра ещё в школу. — В какую школу? — хочет возмутиться Лёша, но получается только тихий, непонятливый вопрос. Как можно идти в школу, когда брат в больнице, когда с ним неизвестно, что случилось?! — Я хочу быть здесь. — Мы не можем быть здесь, — терпеливо объясняет мама, понимая, наверное, что сейчас чувствует сын. — С Антошей всё в порядке. Папа завтра заберёт его домой. — Я тоже хочу. — Ты будешь в это время на уроках, — замечает отец. — Не буду. Я никуда завтра не пойду. От одного дня ничего не случится, а я нужен брату. — Хорошо, мы обсудим это дома, договорились? — мама улыбается мягко, подталкивая к выходу. Они говорят о чём-то с отцом на кухне, наверное, пытаются понять, кто и почему мог сделать это с их ребёнком. Лёша уходит в комнату Антона, которую зовёт исключительно их комнатой. Ему следовало бы послушать родителей, тем более, они хотели обсудить с ним завтрашний день. Вот только Лёша уверен, что его снова начнут уговаривать пойти в школу. Это будет бессмысленной тратой времени, так что, он лучше полежит в темноте на диване. Ему тоже есть, о чём подумать. Лёше всё ещё невероятно страшно. Только он не знает, от чего именно. Страшно лежать рядом с пустым местом, где всегда засыпал Антон. Ужасные мысли о том, что они могли бы никогда больше не оказаться рядом, лезут в голову. Лёше страшно. Страшно быть без Антона рядом. Он пишет Диме, Саше и Косте. Пусть знают, что случилось. Им нужно встретиться завтра утром. Где угодно, но друзья нужны Лёше. Они же гаражное братство, они обязательно придумают что-нибудь. Лёша засыпает, твёрдо решая, что готов даже поджечь гараж хулиганов вместе с ними. Он хочет, чтобы они ответили за Антона.***
В гараже тихо и холодно. Саша дышит на свои руки, потому что так торопился на встречу, что забыл про перчатки. Помимо друзей, пришла Маша. А ещё Лёша зачем-то написал утром Марго, когда совсем перестал осознавать происходящее. Она готова была сорваться на помощь, вот только помочь ей, по сути, нечем. Как Лёша и предполагал, отец уехал в больницу к Антону чуть ли не в шесть утра, чтобы не брать второго близнеца с собой. Ведь Лёше надо в школу, естественно. — А ты что тут делаешь? — спрашивает несколько удивлённо Дима, смотря на Чалова, заходящего в гараж через минут пять от того, как они все собрались. — Я ему написал, — отвечает Костя. — В душе не ебу, зачем, просто подумал, что он тоже должен знать. — Как староста, разумеется, я должен знать, — серьёзно говорит Федя. — Но ещё я помню, как Антон за меня дрался с хулиганами. И это, пожалуй, причина более весомая. У Лёши лицо серое и безжизненное. Он не знает, почему его ни разу не успокоили новости о том, что с Антоном не случилось ничего страшного. Он жив, пусть и должен какое-то время соблюдать постельный режим. Ничего, всё пройдёт. Только Лёше неспокойно. — Почему ты разрешил ему уйти одному в ночи? — спрашивает Дима у Саши. — Он сам так решил. А у меня дома мать, она была бы не рада. Я не знал, что так получится. Саша чувствует себя ужасно. Он готов волосы на голове рвать, потому что вся вина на нём. Уговори он Антона переночевать, и сейчас всё было бы в порядке. А ещё Саша корит себя за то, что так прекрасно спал этой ночью, пока его друг едва ли не умер. — Они нас предупреждали, — хмуро произносит Костя. — Они говорили, что ещё встретятся с ним. Они хотели разобраться с Антоном, а мы просто пропустили это мимо ушей. — Что он им такого сделал? — с нескрываемой боязнью в голосе интересуется Маша. — Ничего, — качает головой Костя. — Он ничего им не сделал. Только говорил много. Антон не умеет вовремя останавливаться, не чувствует, когда перегибает. Ему важно всегда высказаться до конца. Он слишком смелый, где не нужно. — Надо сообщить в полицию, — произносит Федя. — Ещё чего! — возмущённо фыркает Дима. — Настоящие пацаны никогда не сдадут других ментам. — Какое идиотское мышление. Антон мог умереть, а вы упираетесь в какие-то тупые правила района, которых не существует! И если ты их, этих подонков, считаешь настоящими пацанами, Дима, значит, настоящие пацаны всегда нападают всемером на одного? — Послушай, Пони, тебя здесь вообще быть не должно. Всё равно на «стрелу» не пойдёшь, зассышь. Так проваливай сейчас, пока я тебя не вышвырнул. — Тупой ты идиот, — гневно произносит Федя, и все впервые видят его таким злым. Федя подходит к Диме и толкает того в грудь. — Да чтоб ты понимал, я готов пойти на эту вашу «стрелу». Потому что я обязан Антону, потому что я благодарен ему за то, что когда-то он пошёл на разборки из-за меня. Но это не значит, что надо терять здравый смысл и всем вместе идти на смерть. Разве не пора положить конец этим разборкам с хулиганами? Они перешли черту. Дима смотрит на Чалова высокомерно, дёргает брезгливо верхней губой. Он не верит, что этот отличник-медалист действительно пойдёт, как пацан с района, бить кому-то морду. Сбежит, разревётся и потащится к ментам. А это уже низость. На районе так не принято. — Я согласен с Федей, — вдруг произносит Костя, и Чалов вздрагивает, слыша своё имя. — Мы должны заявить на них. Это уже не первый случай, только теперь это коснулось всех нас. Это не значит, Дим, что мы не пойдём бить им морду, это дело чести, всё понятно. Только мордобой всё равно, по сути, ничего не решит. Мы восстановим справедливость, но я уже говорил, что хулиганы продолжат давить на нас. Они не остановятся. У них жизнь на этом построена. — А мы живём совсем иначе. Для нас это всё имеет другое значение, — кивает согласно Саша. — Я бы и никаких «стрел» не проводила. Это слишком опасно, — говорит Маша, но Дима только отмахивается. Он смотрит на Лёшу, который будто бы вообще не здесь. Именно Лёшино мнение будет самым важным, решающим, потому что дело касается его брата. Если Антон не в состоянии решить за себя, то это должен сделать Лёша. — Тоша не пойдёт в полицию, — бледно и глухо произносит Лёша. — Для него это будет унижением и слабостью. — Он провалялся целую ночь в больнице, и, кто знает, сможет ли он, например, теперь играть в футбол, — твёрдо и холодно отрезает Федя. — Даже если у него ничего не сломано, и он отделался лишь сотрясением и какой-нибудь незначительной трещиной, это всё равно опасно. Так, о какой, к чёрту, слабости можно говорить? Надо быть идиотом, чтобы упираться. — Значит, мой брат — идиот, — только сейчас Лёша поднимает взгляд на друзей. — Но он мой родной идиот, и я не буду делать то, на что он не давал согласия. — Но ты поговоришь с ним, правда? Ты передашь ему всё то, о чём мы говорили? — с надеждой спрашивает Саша. — Он должен понять, я уверен. Лёша не отвечает. Он хочет домой, к Антону, и никогда больше от него не отходить ни на шаг. — Я пойду к ним, — произносит Дима. Он никогда прежде не ходил к хулиганам, назначая «стрелу». Дима всегда пихал вперёд друзей. Либо Антон лез сам, показывая свою смелость, либо Костя, чтобы не порождать споров, выдвигал свою кандидатуру. Дима молчал и только предлагал всех остальных. — Это ужасно, — шепчет Маша, но не останавливает. Она не понимает смысла всех этих разборок, не знает, почему они вообще начались, но она не станет останавливать Диму. Тот всё равно не послушает. И вместе с Чаловым, который заменяет в общем количестве как раз Антона, они выходят против хулиганов. Каждый чувствует, что Антон с ними. Каждый знает, что Антон поступил бы так же, что Антон гордился бы своими друзьями.***
— Не пойду, — решительно заявляет Антон, когда Лёша в сотый раз предлагает подать заявление. Это действительно разумно, но ответ брата слишком очевиден. — Я хочу ещё раз с ними... побеседовать. Теперь за вас. — Нет. Вот этого я тебе точно не позволю. Не будь дураком, Тоша, тебе лежать надо, а ты собрался драться! — А как мне не быть, если передо мной твоя прекрасная разбитая рожа? — У самого не лучше. Вообще-то, Антон считает ужасно несправедливым, что врачи сказали ему соблюдать постельный режим. Да, у него гудит в голове, иногда как будто подташнивает, и перед глазами плывёт, но, между прочим, в среду игра с 623-й школой. Антон не имеет никакого права валяться в кровати. Он два месяца не для того тренировался и выслушивал вечные придирки Артёма Сергеевича. — Даже не думай, — хмурится Лёша. — Я и не думаю. Мне же нечем думать, правда? — цокает языком Антон. — Ведёшь себя, как пятилетний. Ничего не случится, если тебя на этой игре не будет. Мы всё равно уже в одной шестнадцатой. А если с тобой что-то произойдёт на поле? А если ты потом никогда уже в футбол играть не сможешь? — Как будто я стану тебя слушать. Лёша хватает Антона за подбородок. Смотрит ему в глаза, наклоняясь близко-близко. — Единственное, что я могу тебе пообещать, что ты поедешь смотреть на игру, посидишь на трибуне с Сашей и Димой. А я поговорю с Артёмом Сергеевичем завтра. — В смысле завтра? Разве тренировка не сегодня была? — Артём Сергеевич сказал, что по личным обстоятельствам не может сегодня, поэтому завтра после физ-ры. Это даже лучше. Представляю, сколько у него было бы вопросов, если бы он увидел меня, Сашу, Кучая и Пони. — А Пони-то чего? — Он тоже дрался. Он, в общем-то, и про заявление сказал. Это была не наша идея, — Лёша закусывает губу. Он не хотел говорить про Чалова, поскольку был уверен, что для Антона это будет ещё большим унижением. Он ведь не просил от Феди этих геройств. — Передай ему спасибо тогда, — вдруг говорит Антон. — Всё-таки не такой уж он припизднутый, да? Даже драться пошёл. Лёша смотрит на брата, и на душе снова становится тяжело. Хотя всё уже кончилось, Лёше до сих пор страшно. Воображение продолжает подкидывать картинки того, как Антона могло бы не быть рядом. — Если я обниму тебя, будет больно? — спрашивает Лёша. — Не знаю. Попробуй. Лёша осторожно обхватывает Антона за плечи, кладёт одну ладонь ему на затылок. — Охренеть, как громко ты дышишь, — произносит Антон. «Как и ты», — с облегчением отмечает Лёша.***
Вторник начинается плохо. Лёша почти не спит целую ночь, лёжа рядом с братом и мучаясь плохими мыслями. Под утро он уходит к себе, как и всегда, но забывает поставить будильник, и уставший организм вполне логично даёт ему проспать первый урок. Лёша подскакивает с дивана, матерясь сквозь зубы. Он мог бы остаться дома, но надо идти в школу хотя бы из-за тренировки. Артём ведь ещё не знает, что Антон не сможет помочь им на игре. Немного везения всё же падает Лёше на голову, потому что вахтёр Рома отсутствует на своём рабочем месте, и Лёша может проскользнуть без замечания в дневнике. Правда, везение испаряется почти мгновенно, когда в коридоре второго этажа Лёша сбивает с ног Марину Яковлевну. Она всплёскивает руками, чуть не проливает на пол воду из своей лейки для цветов. — Миранчук! — её голос не заглушается даже прозвеневшим звонком. — Вас не учили смотреть по сторонам? И почему вы позволяете себе шататься по коридорам, пока все учатся? И что это с вами? Что за вид! Лёша цокает языком, отводя взгляд в сторону. До кабинета обществознания оставалось два шага, а он вынужден стоять тут и выслушивать Марину Яковлевну. Она рассматривает его синяки, ссадины, обращает внимание на перемотанную наскоро кисть руки. — Вы немедленно пойдёте к директору, — Лёша облегчённо выдыхает. По крайней мере, не к Кутепову, хотя и его Марина Яковлевна вполне могла заставить поучаствовать в ситуации. Боже, как она любит высасывать из пальца проблемы! Марина Яковлевна хочет пойти вместе с Лёшей, но вспоминает про лейку в своих руках. Поэтому она машет рукой Миранчуку, чтобы тот шёл самостоятельно, а сама спешит к себе в кабинет. Коридор заполняется детьми из начальной школы, вокруг становится слишком много суеты. И Лёша имеет полное право никуда не идти, потому что никто не проконтролирует, но он всё равно, как-то на автомате, спускается к кабинету директора. Надо было оставаться дома. Антону он нужнее, чем тут, на этих бесполезных уроках. — Да? — спрашивает Федя, не отрывая взгляда от экрана компьютера. Он не обращает внимание на то, что дверь открыли без стука. — Так. Что опять? Лёша замечает отсутствие в кабинете Кокорина. Это хорошо, только его общества не хватало для полного счастья. Смолов смотрит удивлённо, проводя глазами вверх-вниз. — Скажите мне, что вы обычно говорите, и я пойду, — вздыхает Лёша, обхватывая себя руками за локти. — Просто Марина Яковлевна снова со своим маразмом... — А где Антон? — спрашивает Федя, и вот тут происходит нечто странное. Лёша переводит взгляд на директора, замечает, что тот явно обеспокоен чем-то. Вдруг становится так тяжело-тяжело, словно на плечи свалился какой-то непомерный груз, собранный со всего мира. Страх снова накрывает, придавливает к полу чувством одиночества. Лёше до конца недели придётся быть без Антона. Сидеть рядом с пустым местом, молчать на уроках, ходить к директору без поддержки. Обычно Антон всегда говорит за них двоих, а Лёша просто ждёт. Но как можно ждать, если ответа требуют именно от тебя? Раньше несколько часов, а то и целый день без брата, не представляли проблемы для Лёши, однако теперь всё это кажется невозможным и ужасным. — Лёш? Что с Антоном? — Он дома, — тихо говорит Лёша, и из его глаз вдруг начинают литься слёзы. — Он дома... Страх отступает, когда Смолов обнимает его, позволяя уткнуться себе в плечо. Лёше становится спокойно, и он наконец-то понимает, что всё самое плохое действительно позади. Ему больше нечего бояться и опасаться. Такое больше не повторится, просто не сможет. Антон дома. Живой, почти здоровый. Лёша будет с ним рядом каждый вечер, а потом Антон вернётся в школу, они снова начнут играть в одной команде. Всё будет хорошо. Лёша рассказывает директору, что случилось. Быстро, немного запинаясь, потому что не хочет снова об этом думать. Надо забыть, будто и не было ничего. — Но с ним всё хорошо, правда, — говорит Лёша. Он до сих пор стоит в объятиях Смолова, смотрит прямо на него и видит каждую эмоцию директора. Тот страшно волнуется, переживает, беспокоится, будто Антон — это самое дорогое, что у него есть, будто он ему родной. — Это же Тоша, Фёдор Михайлович, — добавляет Лёша с улыбкой. — А Тоша и не через такое проходил. Он даже вчера мне сказал, что собирается завтра играть с 623-й школой. Дурак. — Дурак, — соглашается Федя. Он забыл обо всём, что обещал себе после Нового года. Когда Федя слышит от Лёши, что Антон попал в больницу из-за драки с хулиганами, то внутри что-то обрывается, сердце замирает, а потом бьётся быстро и громко, отчаянно. Федя знает эти законы района, где или победа, или смерть. Он сам участвовал в этом, он в этом жил и рос, он состоял в банде и бил людей, которые лично ему ничего плохого не сделали. И внутри у Феди снова что-то больно колет странной виной. Феде стыдно за своё прошлое, хотя он никогда не думал, что будет о нём жалеть. Федя ведь никогда ни о чём не жалеет. Вселенная, наверное, зло смеётся над ним, в очередной раз заставляя получить по заслугам. Сколько ещё она будет требовать от Феди расплаты? Он ведь не так-то много плохого делал, а если и много, так половину даже не понимал. Однако Антон... Почему именно он? Неужели это не могло случиться с кем угодно другим? Вселенная выбрала именно Антона, чтобы Федя теперь не мог успокоиться до тех пор, пока не увидит его живым и здоровым своими глазами. Дома Саша замечает, что Федя не может усидеть на месте и всё порывается что-то сделать, а что именно, не знает и сам. Он должен был поехать на матч завтра, но среди дня объявился Кутепов. Завтра у Феди какое-то внеплановое собрание с представителями РОНО. Он должен отчитаться о том, какие изменения произошли в школе с ноября. Федя не поедет на игру, он не увидит Антона даже среди болельщиков. — Ты выглядишь так, будто случилось что-то ужасное, — спокойно говорит Саша, выключая телевизор в гостиной. — У меня ученика избили. — И что? — Федя вздрагивает. Хочется выкрикнуть: «Что значит, и что?! Избили Антона!» Но Саша не поймёт, она никогда не поймёт, да и не должна понимать. Ей вообще не нужно знать об этом, ведь Федя пообещал забыть обо всём, что его волновало в прошлом году. Как всегда, обещание сдержать не получилось. Даже самого себя Федя подвёл. Не человек, а сплошное разочарование. — Просто раньше я с таким не сталкивался, — он старается придать своему голосу безразличие. Да, просто рабочая ситуация. — У тебя больше тысячи этих учеников. Наверняка, кого-то бьют каждый день. Разве стоит из-за этого убиваться? — Не стоит, ты права. Но этот ученик выступает за сборную по футболу от моей школы. Теперь он не поможет команде в завтрашней игре. — А тебе какое дело до этой команды? Пускай проблему с отсутствием игрока решает их тренер. Или ты их тренируешь? — Нет, не я. Просто я, как директор, переживаю за всё, что происходит в моей школе. Конечно, я хочу, чтобы команда выиграла турнир. — Понятно. И, конечно, тренер в лице Артёма тоже хочет выиграть турнир с этой командой, конечно, он хочет выигрывать даже каждый матч. Но когда Лёша заявляется на тренировку один, без брата, и тот всё не появляется, Артём начинает переживать. Возможно, чуть резче, чем нужно, Артём спрашивает: — Где твой брат? В последнее время у Артёма тоже в жизни всё идёт не так гладко. Если ещё и Антон будет позволять себе пропускать тренировки, то Артём выгонит его к чёрту, пусть это и будет неправильно и поспешно. У Артёма завтра важная игра, а Игорь игнорирует его существование, они вообще никак не контактируют ни на уроках, ни на тренировках, занимаясь исключительно своей областью. У Артёма завтра важная игра, а он вчера переезжал от Игоря к Валерии, которая согласилась приютить его. Игорь ведь не требовал, чтобы Артём уезжал из коммуналки совсем, он только требовал, чтобы Артём оставил в покое конкретно его. Разумеется, узнав, что никуда Артём не исчез и будет жить в комнате напротив, Игорь разозлился. Внезапная ссора на кухне, и теперь они делают вид, будто вообще друг друга впервые видят. Всё это Артёма бесит, и он хочет, чтобы хотя бы команда не подводила. — Дома. И его не будет завтра на игре. Он приедет посмотреть на неё с болельщиками только, — спокойно отвечает Лёша, хотя чувствует настрой тренера. И это вызывает злость. Антон играет лучше всех, он тянет их команду на себе, а Артём постоянно на него наезжает. — Какого чёрта он забыл дома? Он вообще в курсе, что его тут все ждут? — чуть ли не сразу с крика начинает Артём, но Лёша перебивает. — А такого чёрта, что его избили в воскресенье вечером. Он пролежал ночь в больнице с сотрясением, и ему нельзя играть в футбол на этой неделе! Но вам же плевать, Антон вам обязан делать всю игру, а потом получать такое замечательное отношение и вечные упрёки! Здорово, наверное, постоянно тыкать лучшего игрока команды? Если Антон вам не нравится по каким-то причинам, давно сказали бы ему уйти. Это было бы лучше, чем поступать так мерзко, как вы делаете. Вся команда и Игорь смотрят на эту сцену. В своей злости Лёша становится слишком похожим на брата. — Он мог предупредить заранее. Ты мог сказать об этом ещё вчера, — говорит Артём. Он понимает собственную неправоту, но признавать её не станет. Не хватало только перед мальчишками какими-то в извинениях рассыпаться. — Но это именно вы отменили вчера тренировку. Почему-то ваши личные обстоятельства важнее, чем такие же обстоятельства Антона, хотя вас никто всемером не бил, Артём Сергеевич! — Прийти на перемене труда не составляет. А если тебе сложно пройти несколько метров, то как же ты бегаешь по полю? — Прекрасно бегаю! Считаете иначе, можете выгнать меня из команды. — С удовольствием. От вас с братом слишком много проблем было с самого начала, — фыркает Артём. — Только у меня тогда в команде вообще играть некому. Поэтому, будь любезен, поменяй тон, когда говоришь с тренером, и иди ко всем остальным. А брату передай, что его счастье, что мы уже в одной шестнадцатой. — Да из меня тренер и то получше будет, — вполголоса произносит Лёша, отворачиваясь. Антон удивлённо качает головой, когда брат рассказывает об этом. Уж что-что, а вот ругаться с кем-то выше себя по положению Лёша никогда не стал бы. Он даже в те моменты, когда на него несправедливо злится какой-нибудь учитель, предпочитает молчать и просто ждать окончания тирады. Лёша спокойный, уравновешенный, когда это нужно, и умеет молчать, с кем надо. Про сцену в кабинете директора Лёша предпочитает не говорить. Как минимум, она ничего не значит. К директору они с Антоном едва ли не каждый день попадают. А вот то, что Лёша внезапно разревелся, что Смолову пришлось его успокаивать не столько словами, сколько действиями... Это, в общем-то, просто случайность. Бывает. Так получилось. Ни Лёша, ни тем более Фёдор Михайлович об этом не вспомнят уже завтра. Особенно Фёдор Михайлович. Ну, какое ему дело до всего этого? Однако Лёша помнит, какое беспокойство его новость вызвала на лице директора. Лёша не уверен, что посторонние люди способны так переживать за таких же посторонних. Даже Денис Дмитриевич, когда услышал в понедельник о случившемся, так не отреагировал. Всего лишь поджал губы и попросил сообщить, если произойдёт что-то ещё, или если Антон соберётся выйти на учёбу раньше. А ведь Денис Дмитриевич — их классный руководитель, который всегда был готов вступиться за свой 11 «В». Фёдор Михайлович же всего лишь директор, у которого тысячи таких учеников, как Лёша с Антоном. Если он будет переживать за каждого, то просто сойдёт с ума. И всё-таки... И всё-таки.***
Несмотря на то, что игру перенесли на март, погодные условия стали не сильно лучше, чем в декабре. На улице по-прежнему всё в снегу, довольно холодно, хоть в воздухе уже и пахнет весной, а солнце с неба светит ярче. Тем не менее, проводить матч ещё позже у организаторов турнира нет возможности, ведь чемпионат обязан кончиться к середине мая. Стадион у 623-й школы чуть ли не профессиональный. Тут целых три трибуны в два ряда, поэтому и запасные команд, и болельщики могут разместиться с комфортом, не сидя друг у друга на головах и не стоя под каким-нибудь навесом полтора часа. Впрочем, болельщиков 623-й школы слишком много, так что, только какими-то усилиями организаторов матча удаётся выделить один ряд самой крайней трибуны для Димы и тех, кто пришёл вместе с ним. Разумеется, все удивляются, почему Антон не на поле, и тому приходится объяснять даже людям из параллели, что он как бы получил травму, вот и не может помочь. Хотя он, безусловно, пытался попасть в состав. Не разрешили. То, что не разрешил конкретно Лёша, Антон не упоминает. — Такими темпами, вся ваша команда тут осядет, — хмыкает Егор Сущёв. — Сначала Головин, теперь ты. — Не каркай! — обрывает его Саша. Денис, повинуясь, как ему кажется, здравому смыслу, садится на другую трибуну. Он не хочет напрягать своим присутствием болельщиков гимназии, да и участвовать в их деятельности не собирается. Денис — спокойный болельщик. Во всяком случае, в отношении команд из одиннадцатиклассников. Поэтому Денис садится на центральную трибуну, забирается на самый верх и двигается к проходу. Он уверен, что никому больше сюда залезть не понадобится, ведь все, кто хочет поддержать хозяев поля, уже собрались. У Дениса есть два задания, а если быть точнее, то две сердечные просьбы от друзей. Кокорину важно узнать, как себя будет вести Артём, потому что Саше кажется, будто тогда, пятого января, он случайно поссорил Артёма с Игорем, и с тех пор у них не ладится ничего и нигде. А это обязательно скажется на команде. Если Денис увидит, что Артём слишком нервный, срывается на игроках почём зря, то обязательно должен написать об этом Кокорину, чтобы тот потом поговорил с Артёмом и исправил свою ошибку. А ещё Федя, уезжая на совещание, забежал к Денису в кабинет и попросил узнать, хорошо ли себя чувствует Антон. Денис удивлённо поднял брови, не понимая, почему Смолова вообще беспокоит состояние Антона. — Он лучший бомбардир команды, естественно, я хочу, чтобы он продолжал приносить ей результат, — быстро ответил Федя. — Не хватало только его потерять, а ведь, как я помню, у нас твоего Головина уже отстранили. Храни господи Кокорина, который узнал об этом от первоисточника в лице Артёма и уже растрепал Смолову, потому что Саша действительно переживал именно за команду и всё, что в ней происходило. Федя тогда, правда, слушал вполуха, потому не сразу осознал, что Головин — это ученик Дениса. В конце концов, у Феди тысячи таких учеников, которые что-то где-то делают, он просто физически не может помнить всех. Денис поворачивает голову, смотрит на Антона и решает, что тому вполне хорошо. Быстро отписавшись об этом Смолову, Денис считает, что первое задание он выполнил. Осталось понять, всё ли хорошо с Артёмом. Денис не понимает, почему именно ему выпало такое счастье следить за чужим эмоциональным и физическим состоянием, печатая потом отчёты для всех, кому не безразлично. Не хватало только какого-нибудь Ерохина с вопросами про самочувствие Головина. Игра начинается, а Денис вместо того, чтобы смотреть на поле, упирается взглядом в Артёма. Чем быстрее он заметит странности в поведении Дзюбы, тем быстрее сможет насладиться футболом. Кажется, всё нормально. Так Денис и пишет Кокорину, когда рядом раздаётся: — Простите, пожалуйста, тут не занято? Я присяду? Просто опоздал к началу, надо было закончить с кое-чем по работе. — Без проблем, садитесь, — кивает Денис и двигается вбок, продолжая печатать сообщение. Голос, обратившийся к нему, кажется довольно приятным, а построение предложений смутно знакомым. Будто Денис уже слышал это всё где-то. И тут 623-я школа забивает гол. Денис чуть не выпускает телефон из рук, когда видит, как Матвей со злостью выкидывает мяч из сетки ворот. — Твою же мать! — ругается Денис, а сидящий рядом человек, напротив, радостно сжимает кулаки. Ну, просто прекрасно, Дениса угораздило сидеть рядом с болельщиком чужой команды. Впрочем, с кем ещё он бы мог сидеть на хозяйской трибуне? — Поздравляю... — мрачно бубнит Денис, поворачивая голову к соседу. Телефон чуть не падает второй раз. — Марио?! — Денис? — так же удивлённо спрашивает сосед. Они смотрят друг на друга с минуту, не шевелясь и не моргая. Денис не верит своим глазам. Нет, правда, серьёзно? То есть он представлял себе какие угодно варианты встречи с Марио, он мог увидеть его ещё в Новый год, но вместо этого столкнулся тут, на чужом стадионе, на матче школьного чемпионата, просто сев не на ту трибуну. — Что ты тут делаешь? — неверяще произносит Денис. — Я тут работаю, — и Денис вспоминает, что 623-я школа находится в его районе. И Марио, как Денис давно догадался, живёт здесь же. — Я завуч старшей школы. — Завуч... — А ты, получается, приехал поболеть за своих? — Что-то вроде того... — Ну да, ты говорил, что в этой команде играет много твоих учеников. Марио работает в 623-й школе. В школе, с которой у Дениса по жизни связаны не самые приятные воспоминания. В школе, которая является прямым конкурентом их гимназии при любом раскладе. Денису кажется, что он сошёл с ума, ведь этого всего просто не может быть. Не существует таких совпадений и переплетений. Повисает странное неловкое молчание, и Денис решает погрузиться в игру. До перерыва у него довольно успешно получается следить за действиями своей команды. Марио, очевидно, делает то же самое, потому что увлечённо смотрит на своих. В перерыве изображать деятельность становится странно. Как быть в ближайшие пятнадцать минут, Денис понятия не имеет. С Марио они всегда легко находили темы для разговора, но, видимо, это касалось лишь общения в сети. В жизни говорить не так-то легко, особенно когда понятия не имеешь, что лучше сказать. Денис уверен, что любой предложенный предмет для обсуждения сейчас будет выглядеть идиотским и неуместным. Марио своим молчанием и попытками убедить Дениса, что ему безумно интересен окружающий пейзаж, никак не помогает. — А... — тем не менее, Денис решает взять инициативу в свои руки. Кто, если не он? — Да? — Марио разворачивается резко и ломает вообще всё. — Ничего. Денису хочется себя ударить. Лучшего выхода из разговора и не придумаешь! Молодец, Черышев, получи медаль за самое тупое построение диалога в этом году! Когда там уже кончится этот чёртов перерыв? Был бы тут Кокорин, обязательно трындел бы без умолку, не давая никому вставить и слова. Денис никогда не подумал бы, что ему резко понадобится болтливость друга под боком. Можно, конечно, написать ему прямо сейчас, попросить совета, да только утыкаться в телефон, наверное, невежливо. К тому же, Кокорин начнёт сыпать междометиями и восклицаниями и только после получаса радостных возгласов, наконец, скажет что-то путное. Так что, писать Саше — не вариант. — А ваши неплохо смотрятся, хотя и пропустили в самом начале, — говорит Марио. Футбол! Денис, ты кретин, можно же было поговорить об этом чёртовом матче, на котором вы вдвоём сидите. — Наши вообще молодцы. За целый тур до конца группового этапа уже обеспечили себе выход в одну шестнадцатую, а когда такое было в последний раз? Кто его знает, может быть, мы ещё с первого места уйдём. — Не думаю, — пожимает плечами Марио. — У нас очень сильная команда. — Ну, не мировые звёзды. Иногда полезно и проигрывать. Это было грубо. Не стоило так говорить, хотя они и болеют за конкурирующие команды. Прямолинейность Дениса в очередной раз оказалась не к месту. — Ты очень переживаешь за своих, — вдруг начинает улыбаться Марио. Такой реакции на свои слова Денис совершенно точно не ждал. — Здорово, когда у команды есть такая поддержка. Я заметил, что у вас немного болельщиков, но вы болеете очень... преданно, что ли. Будто вы с этой командой уже многие годы. И в жизни Марио тоже во всём видит исключительно хорошее. Он может вывернуть любую ситуацию так, чтобы она стала прекрасной. Денису до сих пор это кажется странным и немного ненормальным. Невозможно жить в розовом свете, ведь вокруг слишком много плохого, которое всегда заметно. Второй тайм начинается с очередного пропущенного мяча. Денис ругается, злится, хотя не планировал реагировать на этот любительский футбол настолько бурно. Марио смотрит на него, а не на поле, и только улыбается каким-то своим мыслям. Неужели он считает разочарование Дениса забавным? — Ясно. Вы выиграли, — констатирует Денис, скрещивая руки на груди. — Ну, до конца ещё много времени. Вдруг вы отыграетесь? — Издеваешься? — Вовсе нет. Я, правда, верю, что у вас всё может получится. Вот увидишь. Когда Лёша забивает первый мяч гимназии, трибуна гостей взрывается радостным гомоном. Команда спешит поздравить Лёшу, а тот бросает взгляд на трибуну и показывает брату, что у него всего лишь на один гол больше. Ещё немного, и лучшим бомбардиром команды может стать Лёша. Антон хмыкает, потому что не собирается отдавать своё первое место. Вскоре счёт сравнивает Исаков. Удачная подача Кости, за которую он получает одобрение от Саши. — Моя гордость! — кричит Головин, утирая мнимые слёзы. Кучаев складывается пополам от смеха. Стадион наполняется шумом. Болельщики гонят вперёд своих. Ничья не поменяет ровным счётом ничего в расстановке мест группы. Гимназия упирается, 623-я школа пытается забить ещё. На последних минутах в штрафной Матвея сбивают чужого нападающего. Естественно, пенальти. Более того, нападающий уходит с поля, прихрамывая. Возможно, у него травма. Взять пенальти в этот раз у Матвея не получается. 623-я школа выигрывает со счётом 3:2 и выходит из группы с первого места. — У вас действительно хорошая команда, — говорит Марио. — Не хотелось бы встретиться с вами в финале. — И не встретимся, — пожимает плечами Денис. — Вряд ли ваши дойдут до туда, — он отзеркаливает улыбку Марио, но того, кажется, ничего не смущает. — Раз уж мы про встречи... Марио, как ты смотришь на то, чтобы на этих выходных сходить куда-нибудь? Денис сам от себя не ожидал такой смелости. Столько времени не мог даже попросить номер телефона, чтобы иногда общаться не только через текст, а тут внезапно позвал чуть ли не на свидание. Нет, разумеется, это никакое не свидание. Денис никогда в жизни не пригласит Марио на свидание, они же не пара и никаких отношений между ними, кроме приятельских, быть не может. — Если ты занят... — начинает Денис, понимая, что Марио слишком долго думает, будто не знает, как лучше отказать. — Нет, я не занят. Я с удовольствием с тобой встречусь, просто... — Что? — Ничего. Вот и поговорили. Марио обещает написать Денису в субботу, чтобы тот точно не забыл, что они договаривались куда-нибудь сходить. С чего это Марио думает, будто Денис забудет? Денис, кажется, никогда не забывал ни про какие встречи. Хотя он не то чтобы часто куда-то выбирался, за исключением спонтанных поездок с Кокориным. А нападающий 623-й школы подходит к близнецам, около которых крутятся Головин с Костей. Чуть поодаль Чалов пьёт воду, не боясь застудить горло. — Привет, — нападающий машет рукой. — А кто из вас всех Антон? — Ну... я, — неуверенно отвечает Антон, косясь на Лёшу. Он понятия не имеет, откуда игроку чужой команды может быть известно его имя, да и что ему вообще надо, тоже понять сложно. — Паша Шандыбин, — протягивает ладонь для рукопожатия нападающий. Антон отвечает. — Хочу сказать, что у вас классная команда. Нам тренер рассказывал, что вы, вообще-то, не очень по уровню, да и мы когда-то давно вас уже обыгрывали. Мне кажется, сейчас всё изменилось. Вы круто играете, и нам сегодня было очень сложно, — он кивает на свою ногу. — Ты же не собираешься жаловаться на травму? Это был игровой эпизод, ничего страшного, — говорит Саша, у которого на такие моменты теперь чуйка. — Ой, да пофиг на этот ушиб. Не развалюсь, — отмахивается Шандыбин. — Я просто хотел сказать, что у меня семь голов в чемпионате, иду на первом месте в списке лучших бомбардиров. — Важная информация, — хмыкает Костя. — А на втором месте идёшь ты, — не обращая внимание на посторонние комментарии, продолжает Шандыбин, смотря на Антона. — У нас с тобой разница в три мяча. Судя по всему, я на какое-то время из строя выбыл. В общем, надеюсь, что ты ещё назабиваешь и сравняешься со мной. — Э-э-э, ладно, — Антон всё ещё не понимает, что от него хотят. — Ты тогда сиди на скамейке побольше, что ли... Шандыбин смеётся. Его окликает команда. — Хочу в финале с тобой встретится, Антон. Постарайся вывести туда свою команду. Он уходит, окинув всех коротким взглядом, как бы требуя и с них тоже выхода в финал. Антон удивлённо смотрит на Лёшу, надеясь, что тот ему что-то объяснит, поскольку остальные друзья явно тоже ничего не поняли. — Кажется, у тебя появился личный соперник, братик. — Здорово... А то мне без него слишком скучно было, — фыркает Антон, но на всякий случай запоминает этого лучшего бомбардира чемпионата, Пашу Шандыбина.***
До конца недели в комнату Антона совершается настоящее паломничество. Через день забегает Саша, который и так пишет Антону каждый вечер сотни сообщений, пересказывая все события школьных будней. Вроде бы в школе не происходит ничего нового, но Антону настолько скучно просто сидеть дома, что он готов уже и пару уроков физики посетить. Заходят Дима с Машей. Маша приносит Антону печенье по типу того, которое пекла на Новый год. Баринов приносит по традиции пиво. И хотя Антону, вроде бы, нельзя, один раз Лёша решает закрыть на это глаза, но всё равно потом ворчит целый вечер, что поступил неправильно и в следующий раз выставит Диму за дверь сразу же. Костя появляется в пятницу. Вместе с Чаловым, разумеется. Впрочем, никто не может сказать, когда присутствие Феди стало считаться само собой разумеющимся. Тот на самом деле не очень хотел идти, ведь они с Антоном разве что одноклассники, да и никогда особо не ладили. Костя настоял, и вот, вместо занятий после уроков, они идут в гости к близнецам. К полному удивлению Феди, Антон благодарно пожимает ему руку, за которую потом резко тянет на себя и хлопает Чалова по спине, смеясь с его шокированного лица. — Отныне, Пони, я буду считать тебя своим братаном, — заявляет Антон. — Никто ещё за меня так самоотверженно не дрался. — Кхм-кхм, — напоминает о своём присутствии Лёша. — И вообще-то, нас там было четверо, — добавляет Костя. Приходит даже Марго. Она засыпает Антона вопросами, постоянно пытается ему с чем-то помочь, будто он действительно при смерти. Девушка, в самом деле, волновалась за него и не находила себе места, но побольше свободного времени появилось только сейчас. И сразу же Марго помчалась к близнецам. А ещё Антону пишут Матвей, Ваня Обляков и Ильзат. Они рассказывают про тренировки, ждут его, как можно скорее, в команде, ведь в субботу будет жеребьёвка. Они узнают, с кем столкнутся в одной шестнадцатой. Матвей говорит, что игра будет в районе двадцать первого числа. Времени не так-то много. Антону кажется, что он никогда ещё не получал столько внимания к себе, как в эту неделю. Все о нём беспокоятся, все хотят его видеть, все скучают. Друзей оказывается внезапно больше, чем тех, кто в гаражном братстве, и это... приятно? Пожалуй. Антону, правда, немного странно чувствовать себя кому-то настолько нужным. Но ведь он хотел этого, верно? Только не понимает, чем заслужил. Всё будет иначе. Вокруг Антона много людей, готовых встать рядом в случае чего, помочь, поддержать. А лозунг района: «Победа или смерть», — теперь переносится на футбольное поле, где либо победа, либо проигрыш, за которым неумолимо последует гибель их команды. Ведь они существуют в первый и последний раз. Из этого нужно взять максимум. Надо зайти дальше, чем когда-то десять лет назад заходила другая сборная. Людей и событий вокруг становится больше. И только Лёши внезапно становится меньше...