Расти, процветай. Будет нелегко местами.
Воля — стержень, он из стали. Разлетайся лепестками.
Стань моими глазами, дай надежду, подай знак.
Собрав все силы в кулак, я поборю свой страх.
Саша удивлённо смотрит на Антона, когда тот на перемене хватает его за руку и тащит в туалет на третьем этаже. Прислонив Головина к стене, Антон громко заявляет: — Отмени своё чёртово гадание! — Чё? — не понимает Саша. — Как я тебе его отменю? Это ж гадание. Что показало, с тем и живи. — А если я не хочу с этим жить? — Ну, ты можешь повлиять на это. Любое твоё действие изменит результат, я же тебе сто раз говорил. И о чём ты вообще? Антон вздыхает. Его не устраивает такой расклад, ему не хочется предпринимать никаких действий, потому что нет гарантии, что они приведут именно к откату гадания. Да и вообще, сколько можно действовать? Почему хотя бы раз всё не может разрешиться само собой, без ощутимых последствий? — Я его нашёл, блядь. — Кого ты нашёл? — Человека, который, по твоему идиотскому гаданию, Головин, должен в меня влюбиться, — Антон взмахивает руками и прислоняется к стене рядом с другом. — И я не хочу, чтобы так было. Я не хочу знать это всё, я не хочу в этом участвовать. — Подожди. В смысле нашёл? Как? Где? Почему ты решил, что это именно он? И кто это, собственно, вообще? — Это, блядь, Фёдор Михайлович! Казалось бы, сильнее удивляться уже некуда, но у Саши получается. Он медленно обрабатывает полученную информацию и ещё раз уточняет, с чего Антон вдруг взял, что тот самый человек из гадания — это именно Смолов. Но всё слишком подозрительно сходится. Даже то, что он родился в феврале. — Ну, не все, кто родился в феврале, водолеи. Если он родился после восемнадцатого, кажется, числа, то он уже рыбы. Ты знаешь, какого числа он родился? — В душе не ебу. — Ладно, сейчас узнаем, — успокаивающе произносит Саша и достаёт телефон. — Я на него в инсте подписан, он на каждый праздник фотки выкладывает. На днюху тоже, я уверен. — Я даже спрашивать не буду, на хера тебе инста Смолова. Саша неспешно пролистывает одну запись за другой, рассматривает даты. Антон изредка косится в экран и чувствует, что Саша просто оттягивает момент истины. Если Саша в курсе, что на каждый праздник директор выкладывает какую-то фотку, то он точно видел и фотки на день рождения. Значит, Саша в курсе, когда у Фёдора Михайловича день рождения. И если Саша до сих пор не сказал Антону, что после восемнадцатого или какого-то там другого числа, значит, Фёдор Михайлович действительно водолей. — Девятого февраля, очевидно, — кусает губу Саша. — Ну да, водолей. Тут прям без шансов. Но, Тох, он же не единственный водолей в мире, так? Совсем необязательно, что именно про Смолова было моё гадание. К тому же, там ещё важное условие, что ты должен быть его второй влюблённостью. А мы же не знаем, кого и когда Смолов любил. И я где-то читал, что водолеи вообще непостоянные и ветреные, ну, а Смолов всегда только такое впечатление и производил, так что... — Ещё лучше, — фыркает Антон. — Даже если он вдруг влюбился, то ему это могло и показаться. — О, интересный факт! — вдруг произносит Саша, и Антон смотрит на него с мучением, поскольку уверен, что ничего хорошего Головин не поведает. — Говорят, что у водолеев самые лучшие союзы складываются с весами. Кстати, Тох, ты в курсе, что ты по гороскопу весы? — Ебать, какая важная информация, Головин! Пойду предложу Смолову развестись с женой и забрать меня! — А Лёху? Он так-то тоже весы. Антон со стоном запрокидывает голову. Ну, вот за что ему это всё? И почему вообще сейчас? Почему не раньше? Почему не позже, когда он уже выпустится из школы, и ему будет всё равно, кто и в кого там влюбился? Сейчас же у Антона всё в жизни замечательно. У него наконец-то есть Лёша, у него куча друзей и новых знакомых, команда, они в одной шестнадцатой, а ещё проблема с хулиганами почти решена. Ну да, слишком уж всё хорошо, нельзя так. — Да ладно, — пожимает плечами Саша. — Ну, любит и любит, если это правда. Тебя-то никто не заставляет отвечать ему чем-то. И, кстати, а в какой момент ты вообще понял, что он на тебя смотрит как-то по-особенному? — Мы на стадионе вчера сидели. — Что вы оба забыли на стадионе? Антон цокает языком и рассказывает всё с самого начала. Про обед с тётей, её дурацкие вопросы и Лёшино враньё, про то, как пошёл на школьный стадион, потому что всегда туда идёт, когда всё плохо. Антон не знает, почему именно стадион. Раньше это имело смысл, когда коробка была занята хулиганами, а потом просто превратилось в привычку, и стадион стал каким-то особенным местом. Опять же, Фёдор Михайлович, который всегда оказывался там же, который тоже шёл туда, наверное, в не самые удачные дни своей жизни. — А вот об этом можно было мне и пораньше рассказать, — говорит Саша. — Вы, получается, с октября так встречаетесь? Удивительно. И всё равно, Тох, предлагаю просто забить. Ну, что ты сделаешь? Тем более, что Смолов женат, а у тебя Лёха. — И как мне с ним разговаривать теперь, как вообще рядом стоять? — А ты не стой и не разговаривай. Вы не так-то часто в последнее время пересекаетесь, если не считать эти ваши стадионные беседы. А от них можно просто отказаться и всё. Не ходишь — не искушаешь судьбу. — Это сложно. — Почему? — Ну, потому что... потому что мне, может быть, нравится. С Фёдором Михайловичем классно разговаривать и просто рядом находиться. — Может быть, тебе и он сам до кучи ещё нравится? — Может. Саша хмурится. Не то чтобы он против, но и не думал, что Антон так легко сообщит, что, помимо Лёши, возможно, совсем чуть-чуть или даже довольно сильно, ему нравится Фёдор Михайлович. Это так странно, что не укладывается в голове. Саша даже не может понять, что удивляет его больше, и есть ли вообще что-то удивительное в этом всём. Уж кому бы удивляться, конечно, да, Саш? Не тебя ли это угораздило влюбиться в учителя истории? — Но ты же не собираешься расставаться с Лёхой? — осторожно спрашивает Саша. — Нет, конечно! Я его люблю. И в чём смысл вчера перед всей семьёй орать об этом, а сегодня с ним расставаться, потому что Смолов внезапно довольно неплохой человек? Но ты Лёше ничего не говори об этом только, ладно? Оно ведь пройдёт как-нибудь, я думаю. Надо просто подождать. Со временем многое проходит окончательно или просто перестаёт иметь то же значение, что раньше. Правда, не всегда удаётся забыть что-то, что произвело сильное впечатление когда-то в прошлом. И даже если кажется, что ты уже забыл об этом, то совершенно непонятная ситуация спустя много лет может вдруг неожиданно напомнить. Так и Федя, постукивая ручкой по поверхности стола, слушает рассказы Кокорина о том, что у них в этом году, между прочим, десять лет выпуска. Для Феди это мало что значит, он не особо горит желанием собираться со своими бывшими одноклассниками, тем более, что делать это нужно в школе. В школе, откуда Федя буквально выгнал почти всех их старых учителей, пусть те и были так себе. За эти десять лет Федя из всех одноклассников, на удивление, общался только с Денисом и Сашей по понятным причинам. Остальные разъехались, разбежались, а Федя тогда ещё не слишком горел желанием дружить до конца жизни со всеми подряд. Ему больше нравилось заводить новые знакомства, чем поддерживать старые. — А Денис вчера заставил генеральную уборку проводить, прикинь. Март месяц, ну, какие уборки? Я понимаю ещё, на первое мая есть традиция, — продолжает Кокорин. — Ну и, короче, мы ковырялись в моём барахле тоже. Оказывается, я при переезде какой-то древний фотоальбом захватил. Там, конечно, раритетные фотки. Бабка моя, мать с тёткой Светой. Катя мелкая ещё с отцом родным. И вот, — Кокорин вытаскивает из стола непосредственно упоминаемый альбом, пролистывает половину и двигает к Феде. — Смотри. Это наше последнее первое сентября. Не помню уже, кто фоткал, но потом это для выпускных альбомов использовать хотели. Выпускной, кстати, я где-то просрал, но фотки, видимо, решил вытащить, не знаю. Федя рассматривает фотографию десятилетней давности, где они идут по традиции вокруг клумбы перед школой. Тогда она была ещё цветущей и пышной, не то что сейчас. Впереди всех — классная руководительница, Анна Ивановна. Потом, как староста, идёт Марина, кажется. Ближе к середине Федя уже находит себя по кожаной куртке, Дениса и Кокорина. Они ведут за руку первоклассников, потому что тоже традиция, которая соблюдается и сейчас. Федя рассматривает первоклассников, замечая в них что-то знакомое. — Слушай, Саш, а какой класс мы тогда выводили? — Понятия не имею. «В», наверное. Мы же тоже «В» были. Федя вдруг издаёт нервный смешок, откладывая альбом на край стола. Это уже просто какое-то издевательство, на самом деле. Но Федя ни разу не удивлён, что это произошло именно с ним. Саша непонимающе уставляется в фотографию, пытаясь понять, что же так рассмешило Смолова. — Ты посмотри, с кем мы за руку идём, — советует Федя. — Э-э, да чёрт его знает, — Саша крутит альбом под разными углами. — Вообще, знаешь, странная мысль, но на Миранчучьё немного похожи. — Потому что это они и есть.***
Сентябрь 2003-го.
День ясный, погожий, солнечный. Лучшей погоды для первой школьной линейки и пожелать сложно. Двор полон учеников, их родителей и учителей, сопровождающих свои классы. Перед зданием школы двое старшеклассников устанавливают кафедру, на которую под торжественную музыку обязательно поднимется Ида Геннадиевна и начнёт оттуда свою первую речь в этом учебном году. Традиционно Ида Геннадиевна же и открывает всю церемонию праздника, однако с этого года в школе появился специальный человек. Марина Яковлевна, молодая, лет двадцать пять, энергичная девушка, которой по должности положено теперь заниматься всеми творческими и не только мероприятиями. По совместительству её ещё назначили учительницей музыки. Тем не менее, полагается считать, что церемония начнётся только с восхождением Иды Геннадиевны на кафедру, и неважно, что там до этого момента уже успело произойти во время праздника. Ида Геннадиевна и никто иной может давать старт новому учебному году. Федя, Саша и Денис стоят чуть поодаль от всеобщего действа. Они скрыты в тени лестницы, ведущей от запасного входа в спортзал, и курят. Начать год с сигареты — тоже своеобразная традиция, подразумевающая, что тогда год пройдёт, если не слишком гладко, то просто как всегда. У них последний год. Одиннадцатый класс. Впереди пугающая неизвестность, которую парни пока ещё не ощущают, но вокруг так много разговоров о ней, что аж подташнивает. Особенно Сашу. Его многочисленные родственники на последнем из своих сборищ задолбали вопросами об экзаменах, о планах, о будущем. У Саши будущее стоит сейчас перед глазами и сжимает губами тонкую никотиновую палочку. Федя — его единственный возможный вариант будущего, а всё остальное так, сопутствующие товары. Конечно, есть опасения, что закончится школа и закончится их маленькая жизнь. Закроется эта дверь одного важного этапа, отчеркнув, оставив за собой всех знакомых, все воспоминания и даже, как в случае с Сашей, любовь всей его, пока небольшой, жизни. Но Саша старается об этом не думать. Чем меньше думаешь о плохом, тем меньше оно к тебе тянется. — Слушайте, а чё мы на линейке вместе с мелкими стоять будем? — интересуется Денис. — Мы ж старшие, у нас на час позже всё должно быть. — Да не, мы ж одиннадцатиклассники, а там эта тупая традиция, что перваков надо за ручку к их месту подвести, — поясняет Федя. — Я кому вчера полвечера об этом говорил, чтоб никто не забыл, а? — Детей?! С детьми надо будет контактировать? — самый ужасный кошмар Дениса наяву сбывается. — Начался год, блядь. — Да ладно дети, — отмахивается Саша. — Там же целый коридор родаков. А они же ёбнутые, будут ходить, причитать, что мы у их Сашечек и Машечек ручку слишком крепко сжали. Денис готов взвыть. Он поднимает возмущённый взгляд на небо и спрашивает: — Господи, я знаю все свои грехи, но за что ты меня так? Я же молод, мне ещё жить и жить, расти, развиваться, умнеть! Федя с Сашей смеются тихо в сторону, потому что, во-первых, не факт, что Денис ещё вырастет, во-вторых, умнеть-то ему уже поздно. Коридор действительно полон родителей с детьми. Некоторые, правда, уже вышли во двор, оставив своих чад на попечение учительниц. Девочки, едва достающие Феде до пояса, с огромными бантами в волосах, удивлённо смотрят на такого высокого и невероятно взрослого для них старшеклассника. Федя подмигивает им и ищет свою классную руководительницу, которая должна сказать, кого именно из всей этой массы детей ему надо будет вывести. Наконец, Анна Ивановна, в своём любимом коралловом платье, подбегает к Феде сама и заводит излюбленную шарманку. Мол, Смолов, Кокорин и Черышев, только вас и ждём, а вы как всегда, здоровые лбы, хоть немного ответственности включили бы. Затем Анна Ивановна хватает Федю за руку и тащит сквозь самую гущу детей. Саша и Денис еле поспевают за другом, при этом Денис ещё старательно пытается не словить приступ паники. Вокруг слишком много детей, и все они будто бы чего-то от него хотят и ждут. — Так, вот. Это наши, первый «В». Новое поколение, — с улыбкой объясняет Анна Ивановна, указывая на кучку детей около колонны, а сама принимается искать заветную бумажку, где всё написано. — Анна Ивановна, у нас заминка, церемония должна была начаться ещё семь минут и двадцать три секунды назад! — властный, командный голос Иды Геннадиевны разрезает душный воздух коридора. Цокот её туфель, словно вбивающиеся железные сваи на стройке, сотрясает стены здания и наводит ужас даже на первоклашек. Позади директрисы семенит Марина Яковлевна, поддерживая в руках кучу бумаг, где расписана каждая секунда праздника. — Сейчас-сейчас, — торопливо говорит Анна Ивановна. — У нас тут просто опоздали. — А, наша легендарная троица, — тянет Ида Геннадиевна, кивая в сторону парней. Она презрительно поджимает губы, смотря на Федину распахнутую кожаную куртку. — Слава богу, последний год с вами отмучиться осталось. — Так, Денис, на тебе Костя Кучаев. Маленький такой, кажется, светленький мальчик. Ну, у них там у всех бумажки булавками приколоты к форме, — не особо думая, усваивает ли Денис, произносит Анна Ивановна. Черышев же со страдальческим выражением лица идёт искать своего тирана на ближайшие десять минут. — Федя и Саша, вам достались Миранчуки. Всё, быстро, быстро! Костя Кучаев, на счастье Дениса, оказывается довольно тихим мальчиком, боязливо стоящим в углу. Его родители не успели вернуться из отпуска, поэтому в сопровождении лишь бабушка, но и она уже вышла из школы, пообещав, что будет ждать на улице. Оставшись один, Костя почувствовал себя брошенным и чуть не расплакался от количества незнакомых людей вокруг. Денис молча подаёт ему руку и сухо представляется. Костя в ответ молчит. — Мне тебя надо вывести будет, — поясняет Денис. — А ты старшеклассник? — тихо спрашивает Костя, всё-таки кладя свою маленькую ладошку в ладонь Дениса. — А тебе сколько лет? — Почти восемнадцать. — А мне семь! — Рад за тебя. Тем временем, Федя и Саша пытаются добиться от классной руководительницы первого «В», где какие-то Миранчуки. Очевидно, брат и сестра, ведь с чего бы им ещё носить одинаковую фамилию. Но молодая учительница, год назад пришедшая в школу и уже получившая целый класс на попечение, волнуется не меньше своих подопечных, суетится и не может дать внятного ответа, говоря только, что, вот, мол, Миранчуки были тут, а куда подевались — никто не знает. Учительница даже не успела их толком внешне запомнить. — А это что такое? — с интересом спрашивает Кокорин, кивая в сторону двух пацанов, отковыривающих штукатурку от стены. — Эй, маленькие вандалы, вы кто? — обращается к ним Федя. Пацаны синхронно втягивают головы в плечи, медленно разворачиваясь. — Смотри, Миранчуки, — указывая на приколотые бумажки, продолжает Федя. — Брат и сестра, брат и сестра. Близнецы! — хмыкает Саша. — Ну, и кто из вас кто? — но на бумажках лишь две красноречивые буквы «А.» рядом с фамилиями. — М-да, отличное начало. — Меня Лёшей зовут, — говорит один из близнецов, протягивая Кокорину руку. — А... Алексей, очень приятно. Александр Александрович Кокорин, — Лёша в ответ неловко улыбается. — Так, ну, а ты? — обращается Федя, очевидно, к своей паре. — Андрей? Александр? Аркадий? — Вообще-то, я Антон! — зло и обиженно говорит второй мальчик. — Ладно, пойдёмте, там вас уже все ждут. Антон нехотя даёт свою руку Феде, смотря чуть ли не с отвращением. Они становятся перед Сашей, который ведёт второго Миранчука, оказываясь в конце общего строя. Однако тут же прибегает Марина Яковлевна, начинающая доказывать Феде, Саше и Денису, неожиданно появившемуся рядом, что им надо встать в середине, иначе они сломают всю композицию. Под какую-то банальную школьную мелодию старшеклассники не спеша выводят первоклашек, вместе с ними обходят два раза пышную, цветущую клумбу во дворе и доводят их до расчерченных мелом прямоугольников с пометкой в углу «1-В». Знал бы тогда Федя, что через десять лет этот Антон со своим братом, случайно попавшиеся им при распределении, станет его личной головной болью и причиной ночного недосыпа. Знал бы Федя, что ему придётся не только терпеть их вечные выходки, но и осознать, что влюбился в них. В мальчишек, которых когда-то вёл за руку первого сентября.***
Внутри коммунальной квартиры ещё никогда прежде не было так неспокойно. С тех пор, как Артём переехал в комнату к Валерии, он стал таким же нелюбимым соседом Игоря, как и Геннадий Петрович. И кто бы знал, что быть нелюбимым соседом Игоря, это то ещё развлечение. Отношение к Артёму, разумеется, и рядом не стоит с отношением к Геннадию Петровичу. Возможно, того Игорь всё-таки уважает, хотя бы из-за возраста, а вот Артёма буквально ненавидит. Он с ним не разговаривает. Демонстративно игнорирует, пытается сделать вид, что никакого Артёма никогда не существовало. Даже на работе молчит, отсаживается подальше во время обеда и утыкается в телефон. А иногда Игорь даже ест в тренерской, чего раньше себе никогда не позволял, считая грубым нарушением внутреннего распорядка. Во время уроков он никак с Артёмом не контактирует, ведёт занятия буквально единолично, не давая Артёму и слова вставить или уточнить, какие нормативы у них по прыжкам в высоту для восьмиклассников. Игорь только кидает ему планшет с таблицами по нормативам. Спасибо, что не в лицо. На тренировках команды Игорь занимается со своими вратарями и никоим образом не вмешивается в то, что делает Артём. Он даже не смотрит в ту сторону. Как они будут общаться во время ближайшего матча, никто не задумывается, потому что ответа всё равно не найти. Однако команда понимает, что между тренерами что-то произошло. — Хуйня какая-то, — ворчит Матвей, снимая перчатки. — Если так и дальше пойдёт, то мы вообще перестанем понимать, чего они от нас хотят. — Рыба гниёт с головы? — уточняет Игорь Дивеев. — Что-то вроде того. Надеюсь, к игре они разберутся. Но разобраться решает Валерия. Она уже спрашивала у Артёма, что случилось, и тот, разумеется, ничего дельного не сказал. Артём ведь и сам понять не может, что так не понравилось Игорю. Ну, да, возможно, целовать его было слишком неожиданным решением, но Артёма захлестнули эмоции, да и Игорь... Объективно, Игорь очень даже привлекательный, и Артём с первой их встречи в августе это для себя отметил. Другое дело, что подступиться к нему не так-то просто, кажется, что вообще невозможно. Но Артём почти всегда идёт напролом, если не может придумать ничего больше. — Ты его поцеловал? — удивляется Валерия. — Ты бы ещё позже мне рассказал, Тём. — А что, думаешь, в этом всё дело? — Артём почёсывает затылок, хмурясь. — Не только. Помнишь, я недавно уже разговаривала с Игорем, когда между вами только начались какие-то недосказанности? — Ну да, было такое. Кстати, спасибо. Он тогда перестал меня каждый день заёбывать вопросом, когда я свалю. — Так вот. Мы с Игорем очень близки, и он рассказывает мне иногда то, что никогда не расскажет кому бы то ни было ещё. И Игорь кое-что, скажем так, вспомнил, — Валерия явно не хочет говорить напрямую. Она ведь всегда хранила секреты Игоря, не осуждала его ни за один поступок, считая, что всё к лучшему. — Артём, ты помнишь Игоря? — В смысле? — Ну, ты помнишь его до того момента, как вы стали вместе работать в школе? Может быть, ты помнишь его ещё игроком. Или просто ты его знал до вашей встречи в августе. — Не-а. Ну, то есть я, конечно, иногда смотрел на него и думал, что есть что-то смутно знакомое. Наверняка, мы на поле пересекались, если он в вышке играл, как и я. Просто это бывало максимум пару раз за год, естественно, я даже не предполагал, что когда-то окажусь с ним в одной школе в качестве физрука. — Понятно. А вот Игорь тебя вспомнил. И он очень жалеет об этом, как и о вашем знакомстве, в принципе. А твои последние действия, в том числе поцелуй, только больше его в этом убедили. — Блядь, серьёзно? — со стоном произносит Артём. Он знает, что его прошлое не отличается хорошими поступками, но, чтобы Игорь за это ещё презирал теперь, — это уже слишком. Какое ему дело, как себя вёл Артём в «Спартаке» или «Зените»? — В общем, Артём, если сможешь, то вспомни, пожалуйста, про своё время в сборной. Больше Валерия не говорит ему ничего, а Артём удивляется, откуда женщина вообще знает, что он когда-то вызывался в сборную. Хотя очевидно, что ей рассказал Игорь, когда изливал душу, но Игорю-то откуда об этом известно? Игорь, кажется, ни в какой сборной не был, потому что иначе Артём его запомнил бы. Пришло время серьёзно подумать и покопаться в памяти. А ещё, видимо, стоит попытаться найти какую-нибудь информацию про Игоря в интернете. Именно так сделал сам Игорь в отношении Артёма ещё до Нового года. Планировал, конечно, раньше, но сначала новая работа в школе, к которой пришлось быстро привыкать, потом эта команда по футболу, затем внезапный переезд Артёма. Короче говоря, Игорь и забыл, и не находил времени на то, чтобы поинтересоваться, кто такой Артём, да и в общих чертах Артём себя уже описал на дне учителя, чего Игорю вполне хватало. Вот только Дзюба казался смутно знакомым, он вызывал какие-то противоречивые чувства у Игоря с самого начала, будто они не поладили ещё очень давно. Почему? Игорь печатает в поисковике запрос, не надеясь ни на что. Если бы Артём был известной личностью, то Игорь знал бы его и так. Однако интернет выдаёт очень много различных статей, где освещаются проступки Артёма. Игорь чуть не тонет в заголовках: «Новый скандал с участием футболиста Артёма Дзюбы», «Артём Дзюба снова опоздал на тренировку. Четвёртый случай за неделю», «Почему Артёма Дзюбу не любят болельщики?», «Завершивший карьеру футболист «Зенита» в центре очередного скандала», «Дзюба — проклятие российского футбола». Игорь выдыхает и начинает по очереди открывать каждую статью, где так или иначе упоминается Артём, постепенно собирая для себя картину его жизни. В 2001-м году восемнадцатилетний Артём выпускается из академии московского «Спартака» и сразу включается в состав основной команды. Довольно необычные физические данные для нападающего, вроде как, непомерный талант, в целом, на него возлагаются большие надежды. Судя по всему, солидный контракт мешает Артёму уделять большую часть времени футболу. Всё чаще Артёма видят в клубах, на вечеринках, с девушками и парнями, веселящимися за его счёт. А потом кто-то из одноклубников заявляет, что Артём украл у него деньги. В 2003-м Артёма на фоне всех этих скандалов и особенно слуха про украденный кошелёк отправляют в аренду. Артём уезжает в Томск играть за местный клуб в первой лиге. Кажется, что такая дальняя поездка в не самые лучшие условия после столичного клуба должна повлиять на Артёма и дать тому понять, что не стоит пренебрегать хорошим отношением к себе. Каким бы талантливым ты ни был, какую бы академию ни закончил, это ещё не гарантирует, что твои выходки будут терпеть все, кому не лень. В 2004-м Артём возвращается из аренды, время в которой провёл довольно продуктивно. Ни в одну сомнительную ситуацию не вляпался даже. В «Спартаке» его принимают довольно спокойно, правда, это не касается болельщиков, посвящающих ему плакаты и речёвки на тему воровства. Артёма долго упрашивать не надо. Пара громких заявлений, и он открыто признаёт, что ненавидит болельщиков родной команды, да и не считает, что должен биться ради таких, как они. Постепенно начинают высказываться об Артёме и его товарищи по команде. Они помнят ситуацию с деньгами и прямо обвиняют его во всех смертных грехах, основываясь лишь на своём отношении, а не каких-либо доказательствах. Тем не менее, это не мешает Артёму играть и забивать, бить рекорды, становиться лучшим, вопреки всем остальным. Наверняка, это должно было злить окружающих ещё больше. Артём бьётся не за команду, не за болельщиков, а только за себя. В 2005-м Артёма на фоне очередного скандала с тем, будто он увёл жену у какого-то сокомандника, опять отправляют в аренду. Он едет в Ростов, где играет ещё лучше прежнего и добивается первого в своей жизни вызова в сборную. Правда, до неё он так и не доезжает, потому что вляпывается в очередную историю с каким-то казино и разбитой машиной. Более того, Артём возвращается обратно в «Спартак», где ему говорят, чтобы он искал себе другой клуб. В летнее трансферное окно Артёма неожиданно подбирает «Зенит». Такого не могло быть по определению, поскольку петербургский клуб — исторически враг московского «Спартака». Но именно Артёму повезло перейти в стан врага, что только больше породило болельщицкую ненависть к нему. Москвичи ненавидели Артёма за старое и за сам факт перехода, питерцы не приняли по умолчанию, потому что воспитанник «Спартака» никогда не станет своим в Петербурге. С «Зенитом» Артём добивается больших успехов. Он снова получает приглашение в сборную и теперь уже действительно едет в неё. На дворе 2006-й год. Игорь вспоминает, что его начали вызывать в сборную с 2003-го. С тех пор он был там постоянно, следовательно, именно в сборной точно должен был встречаться с Артёмом. Да и в чемпионате страны, пожалуй, что тоже. Ведь команды Артёма регулярно играли с ЦСКА, за который Игорь выступал всю свою игровую карьеру. И тут Игоря простреливает воспоминанием. Тем самым, которое он так старательно пытался выкинуть из памяти. Это случилось в 2008-м году, когда они поехали на Евро.***
2008 год
Игорь из тех футболистов, которые не интересуются ничем, кроме дел своего клуба и иногда сборной, если имеют к ней какое-то отношение. Всё, что находится за пределами этих двух понятий, для них — полная неизвестность. Игорь ничего не слышал о том, что некое молодое, талантливое дарование в лице какого-то Смолова психануло после отбора к Евро и не было приглашено на сам чемпионат. Игорь ничего не слышал про дела игроков в других клубах, Игорь никогда не интересовался раскладами в турнирной таблице и тем, кто сколько очков набрал в своих матчах. Игорь знал, что его клуб не на первом месте, а ближайший матч у них на выезде с «Рубином». Этого ему вполне хватало для того, чтобы играть и считаться лучшим вратарём несколько лет подряд. Ни про какого Артёма Дзюбу и его скандалы Игорь, разумеется, тоже не знал. Ему было всё равно. Игоря беспокоил будущий Евро и результаты команды. Игоря беспокоила собственная готовность, потому что в себе Игорь почти никогда не был уверен на сто процентов. Он из тех людей, кто всегда сомневается и пытается добиться наиболее высоких показателей, вопреки всему, даже здоровью. Игорь хотел быть лучшим не для рекордов и общественного мнения, Игорь всегда хотел быть лучшим для себя, ему необходимо было понимать, что сейчас он достиг максимума и он идеален настолько, насколько возможно. В сборной очень много информационного шума. Футболисты, взрослые мужики, как сплетницы, постоянно что-то обсуждают, перешёптываются, и это так неимоверно бесит Игоря, которому нужно сосредоточиться. Именно поэтому он старается ни с кем близко не общаться, кроме знакомых по ЦСКА. Им он вполне спокойно может сказать, что его не интересуют слухи про переход кого-то куда-то, если это не имеет отношения к их команде. Другим Игорь сказать такое тоже может, но не станет, потому что в сборной есть люди взрослее, опытнее, из других клубов, и отношение к Игорю у них какое-то непонятное, неустоявшееся. А потом на горизонте появляется это... Это нечто, два года доказывающее, что можно перейти из «Спартака» в «Зенит» и прекрасно играть за последних, отбросив все клубные прописки куда подальше. Игорь ничего об этом не слышал, ему наплевать на Артёма Дзюбу и его приключения. Вот только сам Артём, несмотря на свои двадцать три года, хочет стать душой всей сборной, быть её центром и лидером. По крайней мере, за пределами поля уж точно. Он постоянно шутит, болтает, занимается, чем угодно, лишь бы не делом. И он, что удивительно, действительно нравится команде. Хотя находятся несколько человек, прекрасно помнящих его проступки. Но к ним, похоже, Артём в друзья набиваться и не планирует. В целом, Игоря это не волновало бы ни разу, если бы однажды энтузиазм Артёма не коснулся его самого. В 2006-м году они ходят по разным сторонам поля, и Игорю прекрасно удаётся сохранять нейтралитет в отношении Артёма. Тот не лезет, хотя и поглядывает в сторону Акинфеева, не мешает, не пытается зазвать куда-то, как остальных. Игорь занимается своим самосовершенствованием, а Артём ищет себе поддержку в сборной и друзей-приятелей, с которыми можно потом потусить за пределами базы. В 2007-м Артём неожиданно начинает появляться рядом чаще и ближе. Он, видимо, замечает, что состав сборной периодически кардинально меняется, зато Игорь присутствует неизменно, будто навечно, и с ним точно нужно познакомиться. Теперь шутки и розыгрыши касаются непосредственно Акинфеева, но он и бровью не ведёт, считая, что если игнорировать Артёма, то он сам исчезнет. Упорства в Артёме вполне хватает на то, чтобы не исчезать целый год. Даже потом, за пределами сборной, когда они встречаются на матчах «Зенита» и ЦСКА, Артём нет-нет, да и подмигнёт Игорю, похлопает его по спине после игры, попытается выклянчить футболку или что-нибудь ещё. Это, наверное, забавно со стороны, но Игорь не отвечает даже скупой улыбкой из вежливости. В 2008-м Игорь становится основным вратарём сборной, а Артём, похоже, так и планирует оставаться вечным завсегдатаем сборов. Его почти не выпускают на поле, и ему приходится разве что поддерживать настрой команды со скамейки. Вот только в этом году что-то идёт не по привычному сценарию, и Артём решает постоянно таскаться за Игорем, надоедая тому больше прежнего. Тут на пути Артёма вырастают Березуцкие, советующие особо не докапываться до Акинфеева, хотя они всегда, в числе первых, поддерживали инициативы Артёма. — А что с ним не так? — удивляется Дзюба. — Птица не твоего полёта, — отвечает один из братьев. И это звучит для Артёма, как самый настоящий вызов, который он не может проигнорировать. Артём врывается в жизнь Игоря ураганом, снося все рамки приличия и раздражая своей неуёмной навязчивостью. Он придумывает дурацкие прозвища, которые искренне считает забавными, он пытается научить Игоря отбивать мячи, что является самым плохим предложением на свете, потому что Игорь начинает думать, будто он херовый вратарь, если какой-то Дзюба вознамерился учить его. А для Артёма это просто попытка завести дружбу, просто веселье и шутки, не претендующие ни на что серьёзное. Евро складывается довольно удачно для сборной, и даже у Игоря настроение приподнятое. Возможно, именно поэтому он упускает какой-то важный момент и слишком неожиданно сближается с Артёмом. Всё начинается с завтраков за одним столом, несдержанной усмешки после очередной шутки, а заканчивается быстрыми поцелуями за корпусом базы, где темно и никто не ходит. Игорю двадцать семь, он женат, он лучший вратарь России, и он целуется в темноте с каким-то Артёмом, которого знает, по сути, пару недель. Почему? Но странно отрицать, что Игорь ничего к Артёму не чувствует. Если бы ему было наплевать на Дзюбу, он никогда не оказался бы в такой ситуации. А так, Игорь даже вполне доволен и счастлив. Он, правда, не знает, что будет делать, когда кончится Евро и они разъедутся по своим городам, но об этом Игорь решает подумать чуть позже. Желательно, никогда. Потому что Игорь вдруг понимает, что, кажется, влюбился. Неожиданно сильно, будто подросток, и ему совсем не хочется это прекращать. А потом сборная Испании забивает четыре мяча в полуфинале, и на этом сказка Игоря резко заканчивается. Команда возвращается домой, где вся страна ликует, едва ли не нося их на руках, а Игорь только и может, что натянуто улыбаться, принимая поздравления. Артём, который вышел на поле раза два с замены и ничего толком не сделал, и то везде в первых рядах, словно успех сборной лежит на нём одном. И тогда Игорь решает поговорить. Ему необходимо понять, что делать дальше. По мнению Игоря, в таких ситуациях люди должны разговаривать, обсуждать и принимать какое-то совместное решение. — Игорёк, ты чего так грузишься этим? Ну, было и было, — разводит руками Артём. — С кем не бывает? Мы ж за разные клубы играем, в разных городах живём, у тебя вообще жена... О жене Игорь тогда думает в самую последнюю очередь. Он не может поверить, что его любовь, такая сильная и безграничная, оказалась, по сути, каким-то дурацким курортным романом для Артёма. Было и было... С кем не бывает... С Игорем. С Игорем никогда такого не было и не должно было быть. И всё-таки ещё раз они встречаются. Игорь соврёт, если скажет, что ему это было ненужно, и он не хотел. Он хотел, чтобы остановилось время, мгновение и его жизнь, лишь бы остаться рядом с Артёмом навсегда. Он любит Артёма, и он ничего не может сделать с этим чувством, ради него он согласен уничтожить всё, что только имеет. — Какая любовь, Игорёк? — усмехается Артём в ответ на признание. — Ты думай, что говоришь-то. Куда нам с тобой отношения строить? Зачем? Это ж глупо. Брось ты всю эту чушь. Живи спокойно, как раньше жил. Только Игорь свои чувства глупыми не считает. Ему обидно и хочется задушить Артёма, но он всё ещё во что-то верит, на что-то надеется, ждёт. А потом Игорь узнаёт про очередной скандал с участием Артёма. Вся страна гудит о том, как Дзюба целовался с каким-то мужиком в каком-то клубе. И тогда Игорь понимает, как сильно ошибся. Ошибся, когда закрыл глаза на присутствие Артёма рядом, а не послал его сразу куда подальше. Игорь себя ненавидит. Он изменил своей жене, он связался с этим идиотским Дзюбой, он влюбился в него, хотя Артём вообще никаких чувств, кроме ненависти, не заслуживает. Всё это необъяснимо давит на всегда собранного Игоря, он запутывается в своих поступках и не может понять, как теперь ему быть дальше. Игорь начинает хуже играть, на него сыпется критика от болельщиков и тренеров, и впервые Игорь задумывается о том, чтобы закончить. Он не уверен, что способен собрать себя заново. А потом Игорь рвёт «кресты» и надолго выбывает из футбола в принципе. За это время он многое передумывает, переосознаёт и снова придерживается своего правила не узнавать ни о чём, что происходит в футболе, кроме дел собственного клуба. Получается с переменным успехом. Игорь постепенно забывает об Артёме и том, что случилось на Евро. Он лечится, восстанавливается и пытается выйти на свой прежний уровень, хотя организм яростно сопротивляется. Достичь прежних показателей так и не выходит. Игорь старается, сокомандники и тренеры обеспокоены его состоянием, просят быть осторожнее и не торопиться, однако Игорь плевать хотел на чужие советы. Он должен быть лучшим, он не имеет права выглядеть ничтожеством в собственных глазах. Вся его жизнь теперь крутится лишь вокруг этого. Но страна почему-то снова верит в него, надеется, что Игорь обязательно встанет в ворота сборной ещё раз, и они вновь заберутся на высокое место. Для Игоря эти разговоры сродни пытки, ведь он знает, что не достоин. Не достоин быть первым и лучшим, потому что нихрена это не так, ему просто дают какие-то авансы, наверное, предполагая, что тогда он точно будет держать уровень. А Игорь не может. Он больше не первый и не единственный. Он — сплошное разочарование, зря потраченное время других людей и совершенно не заслуживающий признания человек. Он даже не вратарь, а просто человек, который не оправдал ожиданий. В 2010-м Игорь неожиданно объявляет о завершении спортивной карьеры. Через пару месяцев он разводится с женой и не отвечает ни на один звонок от друзей и родственников, которые хотят чуть больше объяснений, чем могут им дать вездесущие СМИ. Игорь, разбитый и совершенно потерявшийся в этой жизни, возвращается туда, где когда-то начался его путь. Коммунальная квартира в Текстильщиках, с единственной свободной комнатой, в которой Игорь жил будто в какой-то другой Вселенной. Здесь он встречает Геннадия Петровича — своего первого тренера и человека, поверившего в Игоря сильнее всех. Это он виноват во всём случившемся. Если бы не Геннадий Петрович и его уверения, что у Игоря есть талант, то сейчас Игорь занимался бы чем-то стоящим, а не тратил силы и время на самокопание. — Дурак ты, Игорёк, — говорит Геннадий Петрович и с тех пор каждый раз пытается доказать Акинфееву, что от его решения никому лучше не стало. Даже ЦСКА теперь пропускает слишком много мячей. Игорь собирает себя заново, ищет какие-то варианты, выбрасывает футбол из своей жизни, оставляя только самые ценные воспоминания. И в этих воспоминаниях нет никакого Артёма Дзюбы. Артёма Дзюбы вообще никогда не существовало. Через три года они встретятся в холле какой-то гимназии и станут коллегами. Оба не узнают друг друга и даже не подумают, что когда-то были теми самыми вратарём и нападающим, которые целовались украдкой в ночи.***
Артём тоже не помнит. Он читает статьи, смотрит фотографии, но мозг отказывается идентифицировать Игоря, как кого-то, с кем Артём уже сталкивался. Чем дольше Артём гипнотизирует экран телефона, тем всё больше ему кажется, что этого просто не может быть. Он точно знает Игоря с каких-то незапамятных времён, и он просто обязан его вспомнить. Валерия советовала подумать о сборной. Артём думает и ничего не может понять. Он даже вспоминает свой единственный гол в отборе к Евро-2008, хотя он ничем непримечателен — у Артёма таких голов были кучи. — Геннадий Петрович, Игорь правда играл за ЦСКА? — спрашивает Артём, отчаявшись и разочаровавшись вконец. — О, а ты, я смотрю, решил поинтересоваться, с кем вообще имеешь дело, — с нескрываемой иронией в голосе произносит Геннадий Петрович. — Лучше поздно, чем никогда, Артём. Да, Игорёк был вратарём в ЦСКА. Лучшим, как я до сих пор считаю. Без него это уже не та команда. — И в сборной на Евро тоже он был, — говорит Артём. — Восьмого года? Ну да. Бронзу тогда взяли. Правда, с того времени с Игорьком что-то и случилось. Я ведь все его матчи смотрел. Вот с тех пор, как ему шесть исполнилось, я ни одной игры не пропускал. Постоянно ездил с ним поначалу, потом по телевизору стал смотреть. — Вы знали Игоря с шести лет? — Конечно. Я в нём талант-то и разглядел. Игорёк — вратарь от Бога, только сам он в это никогда не верил. Он всегда считал себя недостаточно хорошим, недостаточно надёжным в игре, недостаточно сильным. Он постоянно стремился к идеалу, и это, конечно, хорошо, только его это лишь морально убивало. Для него любой маломальский провал смерти подобен. Он и карьеру завершил по глупости. В очередной раз посчитал себя плохим вратарём, хотя после такой травмы никто не играл так хорошо, как он. Да, не тот уровень, что до неё, но он бы обязательно его достиг, если бы не опустил руки заранее. До сих пор не понимаю, что у его в голове творилось. — Вы сказали, что после Евро он стал сдавать. — А, ну да. После Евро Игорёк был сам не свой. Я смотрел на него во время игр и видел, что у него на душе явно что-то не то. Может, в семье какие проблемы были, с женой там. Игорь же никогда не признается. Артём кивает понимающе. Сам в курсе, как Игорь отлично скрывает всё, что касается своей жизни. Особенно то, что было сравнительно давно. — Может, она ему изменила? — предполагает Артём. — Кто? Жена-то? Нет. Этого точно быть не могло. Они с Игорем друг друга любили, как редко бывает с кем-то. Единственное, что мне всегда странным казалось, так то, что детей у них не было. Может, в этом вся проблема. — А Игорь сказал мне, что слава богу, что их не было. Потому что иначе он бы себя почему-то не простил. Геннадий Петрович только хмыкает, не понимая. А Артём никак не может связать всё воедино. Евро, сборную, Игоря с его какими-то необъяснимыми внутренними проблемами и бесконечным желанием быть лучшим в собственных глазах, жену Игоря и всё остальное. Единственное, за что цепляется Артём, — год окончания карьеры Игоря. Он объявил об этом в 2010-м. Артём завершил свою карьеру лишь на пару месяцев позже в том же году. Правда, Артём был вынужден это сделать, его буквально заставили. Сказали, что с такими выходками и такой репутацией ему в «Зените» делать нечего, да и никакой другой клуб не возьмёт. Артём посмеялся, но его действительно не взяли. Делать было нечего, и Артём решил, что с него хватит футбола. Денег заработал достаточно, чтобы ни о чём не беспокоиться. Можно жить теперь просто в своё удовольствие, не переживая о мнении окружающих. Артём и жил. Громко и весело, чтобы вся страна слышала и содрогалась. Дзюба — это ведь проклятие, помните? Ну, так вы сами определили ему дорогу. Вот Артём и не хотел расстраивать людей, любящих вешать ярлыки. Конечно, в то время Артём не думал ни про какого Игоря. Артём ни одного своего друга тогда не сохранил, оттолкнув от себя всех до единого. Куда уж тут вспоминать Акинфеева! Вот и сейчас Артём вспомнить не может. Когда нужно, мысли будто специально разбегаются, разносятся ворохом и ускользают.***
Завтра им играть в одной шестнадцатой финала. Накануне матча тренировка получается на редкость удачной, да и нет ничего, что могло бы настораживать. Даже Антон, и тот, вернувшись ко всем, удивительно спокоен, держит язык за зубами и не выводит Артёма. Вообще-то, у Артёма не просто так претензии к одному из Миранчуков. Несмотря на фамилию, парень отнюдь не мирный, а своими высказываниями, любовью к собственному мнению и поведением за пределами поля, он очень напоминает Артёму его самого. Чем заканчивается жизнь таких людей, Артём на личном примере знает. И он, видя, что у Антона действительно есть талант, совсем не хочет, чтобы парень всё потерял по глупости. Его уже один раз выгнали из академии, стоит ли наступать на грабли повторно, если можно их обойти? Однако не так легко заставить Антона жить иначе, но Артём старается, как может, как чувствует, пусть и совершает ошибки. Так вот, тренировка получается удачной и внушает надежды на завтрашний матч. Даже между тренерами в лице Игоря и Артёма спадает напряжение последнего времени. На таких приподнятых чувствах Артём и решает поговорить с Игорем. Начинает с безобидных шуток, а потом вдруг бросает: — Слушай, Игорёк, ты чего на меня обижаешься? И это самое худшее, что Артём вообще мог бы у него спросить. Потому что Игорь вмиг мрачнеет, от былого воодушевления и следа не остаётся, зато на лице вновь появляется то самое выражение, что в день прихода Кокорина в коммуналку. — Действительно, с чего бы, — зло фыркает Игорь, закрывая дверь тренерской на ключ. — Я понимаю, что это как-то связано с моим прошлым, ещё футбольным, видимо. Только я никак не могу вспомнить, что у нас с тобой произошло там. — Не удивлён. Ещё бы ты помнил о такой ерунде и глупостях. — Но я сломал голову, пока пытался вспомнить, честно. Могу поклясться. Валерия посоветовала... — Валерия?! — Игорь рвано выдыхает. Для него это настоящее предательство и удар под дых. Он доверил Валерии свой, возможно, самый сокровенный секрет, а она тут же разболтала его Артёму. — Она ничего мне не сказала, просто посоветовала вспомнить сборную. Только мне это не помогло. Хоть убей, Игорёк, но я только и помню, что в шестом, седьмом и восьмом году мы там вместе тусовались. Ты на Евро в воротах стоял... — Стоял? — возмущённо цокает языком Игорь. — Стоял только ты в районе скамейки запасных, потому что никому нахрен был не нужен! Артём удивлённо поднимает брови. Игорь же стремительно выходит из зала, напоследок кидая Артёму под ноги ключи, чтобы закрыл помещение, когда перестанет стоять столбом и недоумевать. Он догоняет Акинфеева уже на школьном дворе. Разворачивает его за руку и просит, наконец, сказать по сути, что не так. Артём никогда не вспомнит, это бесполезная трата времени и сил, но он не намерен просто терпеть ненависть Игоря. — Поговори лучше с Кокориным, а меня не трогай, — Игорь выдёргивает руку. — У вас же, несмотря ни на что, отношения вполне дружеские. Это же не я, которого можно просто послать подальше, дав вдогонку пару мотивационных речей. И только когда спина Игоря скрывается за поворотом, Артём вдруг понимает. Он понимает, причём тут сборная, Кокорин, и о каких мотивационных речах Игорь говорил. Артёма словно окатывает холодной водой. Он и не думал, что судьба может быть такой сукой, способной столкнуть людей, давно друг с другом попрощавшихся. Артём действительно звонит Кокорину, потому что не знает, с кем ещё это можно обсудить, а держать в себе он всё равно не сможет. Саша долго и громко смеётся прямо в динамик, отчего Артёму становится не по себе. Игорь собрал себя заново, постарался вернуться в футбол, но и потом, когда не вышло так, как он себе представлял, он не опустил рук, а пришёл сюда, в эту гимназию. Артём сказал ему выкинуть из головы всякие глупости и просто жить дальше, что Игорь и сделал. Он выкинул самую большую глупость в лице Артёма. Ничего уже не исправить. Сколько бы Артём ни просил прощения, Игорь никогда не захочет с ним говорить, никогда не станет его прощать и давать десятые шансы. Жизнь заставила Артёма заплатить за все проступки, которые были и которых не было, но этого оказалось мало, поэтому она подкинула ему ещё и Игоря, чтобы в очередной раз напомнить, каким Артём был. Ничего уже не исправить, и от этого в тысячу раз больнее. Артём сжимает руки в кулаки до побелевших костяшек. Говорят, что любая боль делает нас сильнее. «Ничего не исправить? Звучит, как вызов».