Друг дорогой, что ты сделал с собой?
Был худой, молодой, ел сердца.
Пил и курил, зажигал и гасил.
Думал, будешь таким до конца...
— Я развёлся! Громкое сообщение отскакивает от стен внезапно замолчавшей кухни. Федя отодвигает ближайший стул, забирает открытую бутылку из руки Кати и отпивает прямо из горла. Он обводит взглядом своих друзей, не понимая, почему для всех новость о разводе стала такой неожиданностью. Ведь к этому всё шло с самого начала, ведь они сами хотели, чтобы у Феди ничего не получилось, так почему сейчас не рады? — Ты сегодня это сделал? — спрашивает зачем-то Денис. — Ну да. Несколько часов назад. — Заявление на развод рассматривается около месяца, если я не ошибаюсь, — Денис смотрит на Александра, который утвердительно кивает головой. — Значит, вы с ней ещё в марте это всё решили? Почему ты не рассказал? — Не знаю, не захотелось. Я просто ждал, когда это кончится. Саша сказала, что у неё есть любовник, да и я ей особо не нужен. Решили, что пора разводиться. Она сразу же к себе обратно переехала. — И как ты? — интересуется Кокорин, заглядывая в лицо друга. — Очень хорошо. Я рад. Правда, это было лучшее моё решение за последнее время. — Тогда, выходит, поздравляем? — разводит руками Александр. За это решают поднять тост. Несмотря на ситуацию, Федя действительно выглядит, если уж не счастливым, то довольным. Это радует друзей, которые думают, что теперь-то всё вернётся на круги своя. Как было до свадьбы и до Саши, в принципе. Кокорин с удивлением отмечает про себя, что сейчас он ничего не чувствует. Он видит свободного Федю, который теперь может быть с кем угодно, но Саше впервые не хочется, чтобы этим кем-то снова стал он. Будто после Нового года прошла вся эта долгая и убийственная любовь, длившаяся больше десяти лет. В Феде теперь видится лишь друг. Очень хороший, старый друг, с которым было пройдено так много, что ближе быть не получится. Ближе просто нельзя, вы и так почти родственники, братья. Саша улыбается, смотря через весь стол на Федю, и тот улыбается в ответ, будто бы всё понимая, читая чужие мысли. На душе у обоих сразу легко-легко. — Катя, ты говорила, что у тебя тоже есть какая-то новость? — вспоминает вдруг Денис. — Да... — девушка вздыхает. — Но я не уверена, что моя новость сейчас будет к месту. Вроде как, тут у Феди развод. — А у тебя что, свадьба? — с усмешкой спрашивает Саша. Катя отводит взгляд в сторону, ещё раз вздыхая. Кокорин нервно сглатывает и даже убирает вилку из руки. — Да ладно... — не может поверить Денис. — Мне Рома предложение сделал, — пряча улыбку, произносит Катя, которой всё ещё кажется, что не стоит смешивать в одну кучу свадьбу с разводом. — Это было так неожиданно, что я даже не поверила. Но всем интересно, как же Рома наконец-то сподобился на большие и важные шаги, если так долго общался с Катей не ближе, чем с хорошей подругой. Он водил её по всяким странным, в понимании Кокориных, местам, не производил совершенно никакого впечатления заинтересованности в Кате, как в девушке. Казалось, Роме просто нравится её компания, потому что больше у него, видимо, никого нет. Только работа вахтёром и эти прогулки с Катей. Однако Рома, оказывается, просто готовился. Он хотел, чтобы было, как в книгах. Долгие, романтичные и милые ухаживания, когда объект внимания не может понять, приведёт ли это к чему-то большему. А потом серьёзное, взвешенное решение с надеждой на положительный ответ. Рома не знал Катиной грусти по поводу одиночества; она никогда не говорила с ним на эту тему, потому что не думала, что они на том уровне отношений, когда уже можно откровенничать. Да и Рома про себя особо не распространялся, из-за чего Катя считала, будто ему нечего сказать. И вот, на той неделе, Рома в очередной раз позвал Катю на встречу. В этот раз, удивительно, не в какой-то музей или библиотеку. Он позвал её на ВДНХ. Туда, где много фонтанов, дорожек и зелени, а ещё, разумеется, куча выставочных комплексов на огромной территории, которую можно с трудом обойти за несколько часов. Рома только просчитался со временем. Начало апреля не предвещало ни открытия фонтанов, ни цветущих кустов. ВДНХ выглядело серым и унылым, разве что, снега не было, хотя, возможно, он немного скрасил бы это место. Рома чувствовал себя неловко, ведь в его представлении всё было совсем иначе. Когда на душе весна, то кажется, будто и вокруг должно быть так же. Катю, однако, серость окружающих построек ничуть не расстроила. Когда она услышала от Ромы те самые слова, которые ждала от совсем другого человека ещё в Рязани, — Казани, Денис, запомни уже! — в Казани, то сначала не поверила. Стояла, молча уставившись на Рому, с замиранием сердца ждущего ответа. А потом едва заметно кивнула и тихо прошептала: «Я согласна». — За это надо выпить! — кричит Саша, резко поднимаясь из-за стола. — Катька, ну, ты чего? — Ничего... Просто я до сих пор не могу поверить, что это всё со мной, — у девушки глаза на мокром месте от переполняющих чувств. Денис обнимает её за плечи и говорит, что надо было просто верить. Он ведь знал, что Катя ещё обязательно исполнит свою мечту и выйдет замуж. Всё у них с Ромой будет здорово. — И когда свадьба? — спрашивает Александр. — Мы думаем, что летом. Лучше всего где-нибудь в июле, наверное. Но и в августе тоже хорошо. Саша обещает связать свой бесконечный шарф и подарить сестре. Спустя короткое молчание, Кокорин тут же принимается фантазировать, как лучше организовать событие, кого позвать, и заявляет, что тут-то Денис просто обязан привести Марио. У Кокорина в последнее время какая-то странная, навязчивая идея втащить Марио в их круг. — Кстати, что у вас с ним? Я всё пропустил! — разочарованно произносит Федя. — А надо было с друзьями встречаться, а не домой ломиться сразу после уроков, — замечает Саша с упрёком. — И не говори, что ты потом до ночи стал на работе сидеть. От этого тоже можно спокойно отказаться. Вот, посмотри на меня! Я ничем не жертвую и прекрасно живу. — Да-да, Саш. Про твою жизнь фильмы снимать надо, — перебивает Катя. — Денис, так что там с Марио? Черышев закатывает глаза. «Что там с Марио?» — один из самых раздражающих вопросов, потому что его задают Денису чуть ли не каждый вечер. Саша и Катя постоянно интересуются, когда Денис снова пойдёт со своим парнем на свидание, когда у них будет что-то большее, чем просто поцелуи на прощание, когда Денис пригласит Марио к себе и всех их перезнакомит. А Денис не хочет никуда торопиться. Он, как и Катя в случае со свадьбой, всё ещё не до конца верит в происходящее. Ну, как же, двадцать восемь лет он был совершенно никому не интересен и не нужен, медленно разлагался в своём одиночестве, а тут вдруг свалился с неба вечно жизнерадостный Марио, стремительно перевернувший с ног на голову все представления Дениса об отношениях. Ведь это Марио первым назвал их прогулку свиданием, это Марио проявил инициативу и поцеловал Дениса. И всё это обескураживает; Денис не в состоянии понять, что это происходит именно с ним, да ещё и так быстро, будто в компенсацию за столько лет ненужности. Они почти регулярно ходят на свидания. Буквально каждые выходные. В остальное время переписываются, как и раньше, и Марио постоянно присылает Денису какие-нибудь фотографии, теперь ещё добавляя ко всем своим сообщениям сердечки. Иногда они даже говорят по телефону. Да, это случилось, они обменялись номерами как раз на те случаи, когда встретиться не выходит, но очень хочется ощутить присутствие друг друга. — А потом Денис написал стих! — влезает в рассказ Кокорин, и в него тут же летит скомканная салфетка от друга. — Я же просил тебя забыть! — возмущённо произносит Денис. — Да, написал. И что теперь? — Ты обязан показать его Марио, вот что! — Ещё чего не хватало! Это просто полёт мысли. Я тогда целую ночь уснуть не мог, вот и нашёл, чем заняться. — А я всё равно сделаю так, чтобы Марио прочёл его. Выкраду твой телефон и напишу ему в сообщения. — Сделаешь так и поедешь жить на вокзал, — предупреждает Денис. — Ну, то есть всё у вас с Марио замечательно, — подытоживает Федя. — Не совсем, — Денис хмурится, скрещивая руки на груди. — Недавно всплыла одна проблемка. Марио хочет, чтобы я в это воскресенье сходил с ним в церковь. Кокорину алкоголь попадает не в то горло. Про такое желание Марио он ещё не знал. Зато Саша прекрасно знает, как Денис относится к подобным инициативам. Родители Дениса были очень верующими людьми. Они воспитывали Дениса согласно Библии, не отступая от её заповедей ни на шаг. Им не было интересно, что думает Денис, нравится ли ему и верит ли он вообще в Бога. А Денис не верил. Он перестал верить после того, как постоянно слышал фразу о том, что Бог посылает испытания. Денис считал, что Бог посылает разве что страдания, которые неизвестно, как вынести. И этого настолько много, что невольно задумываешься, а зачем Богу это нужно? Разве он не должен любить свои создания? Зачем он издевается над ними? И почему он ничего не делает, когда в мире случается нечто ужасное? Почему он закрывает глаза на все войны и убийства? Выходит, что ему или плевать, или никакого Бога и не было никогда. Если ему плевать, то зачем тогда в него верить? А если его никогда не существовало, то тем более. Денис много и долго спорил с родителями, не трудясь оставлять своё мнение при себе. Денис вступил в банду Тарасова вместе со своим другом Федей, чтобы доказать то ли себе, то ли всё-таки родителям, что Бог давно от них всех отвернулся. Денис делал ужасные вещи и не получал за это никакого наказания свыше. Всё, что с ним происходило в результате бесконечных драк, скандалов и вредных привычек, было предсказуемо и объяснимо с совсем небожественной точки зрения. А потом Денис влюбился в парня. Он никогда не влюблялся в девушек, хотя мог проводить с ними время и даже целоваться, но всегда отдавал себе отчёт в том, что это лишь какое-то желание скрыть свою тайну. Удовольствия это не приносило. Наоборот, скорее, отталкивало от мыслей действительно попробовать нормальные отношения. Когда Денису исполнилось семнадцать, он решил впервые поговорить об этом с Федей, как со своим лучшим другом. Только ему Денис мог довериться. Федя отреагировал сначала удивлением, а потом пониманием. Пожал плечами и сказал, что это ничего не меняет между ними. Глупо лишаться единственного близкого человека из-за того, что ему нравятся парни, а не девушки. Однако Федю поразило, что Денис уже несколько лет живёт с полным принятием своих предпочтений и твёрдо уверен, что ничего не изменится. И ведь действительно не изменилось. Денис всегда был человеком, который умел не отступать от того, что делал или чувствовал. Он стоял на своём до конца, отчаянно защищая свои слова и интересы. А потом Денис, в порыве очередной ссоры с родителями, выпалил то, что лежало тяжёлым бременем на его душе. Конечно, никто его не принял с такими заявлениями. Отец попытался достучаться до сына при помощи каких-то цитат из священной книги, в которых осуждались чувства к своему полу. Мать была куда решительнее и сразу потащила Дениса в церковь, чтобы тот покаялся. Вот только вечером накануне этого похода за прощением тяжкого греха Денис собрал свои вещи и ушёл из дома. С тех пор он с родителями больше не виделся и не разговаривал. Конечно, первое время приходилось встречаться с отцом на тренировках в академии «Динамо», но вскоре Дениса перевели в основную команду. Семья окончательно стёрлась из памяти. Вера в Бога всегда тесно переплеталась с непростыми отношениями в семье, с непринятием чувств, скандалами и несправедливостью. Для Дениса Бога не существовало. Он не хотел верить в то, что всю жизнь приносило ему лишь страдания. В конце концов, как показывает практика, страдать можно и будучи атеистом. — И что ты будешь делать? — спрашивает Саша. — Придумаешь какую-нибудь отговорку, чтобы не идти с ним? — Я скажу ему, как есть. Надо быть честным с теми, кого ты любишь, — отвечает Денис. — Напишу ему завтра, что в Бога не верю и церкви обхожу за три улицы. — А почему он вообще тебя позвал именно в церковь? Нормальные места для свиданий кончились, что ли? — удивляется Александр. Денис только пожимает плечами. До этого предложения он даже не думал, что Марио верит в Бога. Да, тот когда-то писал про католическое рождество, которое он справлял вместе со своими соседями, однако многие люди празднуют всё подряд, лишь бы праздновать. И, казалось бы, уже обсудили всё про всех, но тут Саша вспоминает ещё кое-что. Этот вопрос волнует его с Нового года, и когда, если не сейчас, наконец-то получить на него ответ. Саша вполне удовлетворил своё любопытство, касаемо взаимоотношений Артёма с Игорем, и вот теперь снова пришёл черёд Феди. — Может быть, хоть сейчас скажешь, в кого ты там влюбился-то? Денис знал, что Федя снова кого-то любит, потому что сам Кокорин и разболтал об этом. Катя, разумеется, как живущая в этой же квартире, тоже знала, слышала, но не особенно углублялась в вопрос. И только Александр, как всегда, узнавал обо всём самым последним. В любой момент времени, какую бы историю ни обсуждали за столом, он почти никогда не мог поддержать разговор, потому что никогда не понимал, о чём вообще идёт речь. Александру приходилось принимать всё, как окончательный факт. — А есть разница? — спрашивает Федя. — Естественно! Я голову ломаю уже несколько месяцев! Хочу знать правду. И все хотят, — Саша обводит взглядом сидящих рядом, ожидая хотя бы утвердительных кивков головой. Кивает только Катя, но Кокорину даже этого хватает. Федя взвешивает все «за» и «против». Он не считает очень разумным заявлять о своих внезапных чувствах во всеуслышание. С другой стороны, за столом сидят только самые близкие люди. Даже Александру Федя вполне доверяет, ведь тот уже два года постоянно с ними и в курсе таких поворотов судьбы, какие многие и представить не могут. Однако самые близкие люди не обязаны соглашаться со всем. Они могут осудить, причём, вполне заслуженно, учитывая все вводные, а Феде осуждение сейчас хочется услышать меньше всего. Так хорошо сидели, что грех портить атмосферу. — Нет, я не скажу, — отрицательно мотает головой Федя с улыбкой, призванной немного смягчить отказ. Вот только это не остановит Кокорина. Кокорина вообще мало что останавливает, если ему очень нужно что-то получить. — Да что в этом такого? Подумаешь, влюбился! Я же, вот, открыто говорил о том, что люблю тебя. Денис прямо сказал тебе, что ему нравятся парни... — Это всё немного другое, Саш. Я не думаю, что вы спокойно примете то, что я скажу. Правда, давайте не будем убивать вечер. — Что ж это за человек такой, если упоминание о нём может вечер испортить? — неожиданно подаёт голос Александр, хмыкая. — Единственный человек, который всегда может испортить не только вечер, но и всё остальное, — это Кутепов, — говорит Денис. — Смолов, ты чё, влюбился в Кутепова? — Не дай бог! — Тогда всё остальное нас вполне устроит. — Очень вряд ли. Особенно тебя, Денис. — Да скажи уже, ёпта! — выкрикивает Саша. — Я ж, блядь, всё равно найду этого чувака. И за тобой, Смолов, буду следить, пока не узнаю. — Ну, для начала это не один человек. Так что, Саш, тебе придётся разорваться. — В смысле не один? — Их двое. За столом повисает задумчивое молчание. Движение шестерёнок в чужих мозгах можно услышать, и только Федя, откинувшись на спинку стула, ждёт, когда ему вынесут логичный приговор. Никто не оценит его выбор, когда догадаются, а они должны догадаться. Уж Саша точно. Тот пытается одновременно понять, как можно любить двоих, и кто это вообще. Саша не знает всех Фединых приятелей, среди которых вполне могли затесаться две какие-то личности. Это осложняет зону поиска. Стоп. Вряд ли можно влюбиться в кого-то, когда видишь его раз в несколько месяцев. За последнее время Федя постоянно был в школе или со своей бывшей женой. Следовательно, это кто-то из школы. И это почему-то должно не понравиться Денису. Двое... Двое из школы... — С-серьёзно? — на лице Кокорина такое изумление, словно ему сейчас доказали, что Земля на самом деле плоская. И держится даже не на слонах, а на, скажем, плечах Дзюбы. — Подожди, Федь. То есть ты реально влюбился в... в... В мать их, Миранчуков?! — Да сколько можно доёбываться до моего класса! — возмущённо выкрикивает Денис, хлопая ладонями по столу. — Сначала этот, — он машет рукой в сторону Александра, — теперь ты ещё. — А с ним-то что? — Кокорин быстро переключается на Ерохина. Тот обречённо вздыхает. — Что ж, день откровений, значит, день откровений. И Александр рассказывает, что ещё с 2011-го влюблён в Головина. — Приплыли, ёпт, — тянет Кокорин. — И как я умудрился ничего не заметить даже? — А они очень талантливо любят на расстоянии, — хмыкает недовольно Денис, для которого неприкосновенность собственных учеников на первом месте. — Ладно, с Александром всё ясно. А ты-то, Федя, как вообще к этому пришёл? Почему Миранчуки? Почему сразу вдвоём? — Ну, не сразу... — теперь уже Федя начинает свою долгую историю, в которой постоянно фигурируют беседы на школьном стадионе.***
Головин загадочно улыбается целый вечер, постоянно прерываясь в написании сочинения для очередного пробника по литературе. У него мысли скачут, как кони, разлетаются птицами в разные стороны и вообще никак не связаны с темой сочинения. Саше кажется, что он сейчас просто лопнет от переизбытка эмоций и чувств, а ведь их надо вложить с лист бумаги, но сосредоточиться не выходит. В конце концов, Саша решает всё-таки предаться своим хорошим предчувствиям и предвкушению, откинувшись на спинку стула. Он счастливо вздыхает, прикрывает глаза, а потом поворачивает голову в сторону кровати. — Чё делаешь, Тох? — Антон, по идее, должен заниматься чтением параграфа по обществознанию, ведь завтра очередное тестирование по пройденному разделу. Учебник валяется где-то в ногах, а сам Антон, не ожидавший внезапного вопроса, да и вообще внимания от друга, чуть не роняет телефон из рук. — Саша, блин, — экран спешно блокируется, и вот Антон снова готов изображать учебную деятельность. — Хоть не так резко издавай звуки. — Ой, ну, извините. А чего это ты такой нервный? — Ничего. Сложно составленные предложения параграфа, написанные сплошным полотном из букв, без какого-либо банального деления на абзацы, расплываются перед глазами. Антон терпеть не может подобные учебники, а таких в их программе большинство. Наверное, именно поэтому Антон предпочитает их даже не открывать. Во всяком случае, отговорка вполне удачная. Учебник раздражённо откидывается снова в сторону, и Антон встаёт с кровати Саши, чтобы взять пепельницу. — Лёша разрешил тебе курить? — удивляется Саша. — Я сам себе курить разрешаю. — А если Лёша узнает? — Пусть узнаёт. Мне-то что? — Вы поссорились? — Пока нет. — Но планируете, что ли? — Антон отмахивается, поворачиваясь к окну. За стеклом виден соседний двор и кусок розовеющего неба. Антон вспоминает вечер с застольем и тётей, когда небо тоже было такого оттенка. Вместе с воспоминанием неба приходят и другие детали. — Это ёбаный пиздец, Саша, — говорит Антон. — Я не знаю, что делать. — А поконкретнее? В чём проблема хоть? — У меня сейчас только одна проблема. Проблема, решившая какого-то хера постоянно теперь всплывать перед носом. Вот скажи мне, Саш, на кой чёрт он притаскивается на наши тренировки? Зачем он припёрся в нашу раздевалку после последнего матча? Ты знаешь, он ведь потом меня ещё ждал. Видите ли, беспокоился о моём самочувствии! Какое, блядь, ему дело до этого?! Теперь ещё и развёлся. Из-за меня, блядь, развёлся. — Ну, не факт. Возможно, так просто совпало. А то, что он на матчи ходит и тренировки... Может, ему просто интересно? Ну, мало ли, он ведь когда-то сам футболистом был. Да и он знает, что ты у нас в команде очень важное место занимаешь, вот и переживает, чтобы с тобой ничего не случилось. Просто он из тех людей, которые своё беспокойство открыто показывают. Артём Сергеевич, например, не такой. Он наорёт лучше, но именно в его оре и будет скрыто беспокойство. А Фёдор Михайлович другой. Заботливый, внимательный... — Пускай вместе с этим всем идёт куда подальше! У меня Лёша есть. Тоже заботливый и внимательный, знаешь ли! — Антон тушит недокуренную сигарету о дно пепельницы. — Скажи об этом Смолову, — предлагает Саша. — Нет, а что? Ты же не хочешь, чтобы он таскался рядом. Вот и расскажи, что уже занят. Или тебе всё-таки хочется? — Заткнись, Головин. Саша усмехается и разворачивается лицом к Антону, подпирающему подоконник. — Прикольно, Тох. — Ага, охуеть просто. — Да нет, ну, типа, прикинь, тебя Смолов любит. И Лёша. И они оба тебе нравятся. Это ж такое везение. — Какое, нахуй, везение? Ты в курсе, что Смолов и Лёша вообще никак не пересекаются? Это, как если бы ты встречался со мной, а потом к тебе начал бы подкатывать Ерохин. И ты любил бы нас обоих. — Ну и здорово. — Чё здорово? Ты себе это как представляешь? — Саша пожимает плечами, а до Антона вдруг доходит. — Головин, блядь, ты чё вообще?! — Но почему нет? — Действительно, ёпт, почему? Может быть, потому что Лёша даже не в курсе, что происходит? — Так поговори с ним. Обсуди. — Головин, ты себе это как представляешь? Прихожу я такой к Лёше и говорю: хм, слушай, а как насчёт того, чтобы замутить со Смоловым? Давай жить втроём? — Чем дольше ты молчишь, тем запущеннее становится ситуация. Я так считаю. Для Антона всё это звучит, как полный бред. Единственное, в чём Саша точно прав, так это в том, что ситуация действительно становится всё более неоднозначной, и плохо от этого всё равно Антону. Потому что он действительно что-то чувствует к Смолову, и он уже прекрасно понимает, что именно. Зная себя, Антон уверенно готов заявить, что просто так это не пройдёт. В лучшем случае, его отпустит после выпуска из школы, потому что он больше никогда не увидит директора, ну, а пока придётся мучиться и не знать, как смотреть в глаза Лёше. А он уже начал о чём-то догадываться. И если уж Лёша действительно что-то заметил, то для других, наверное, всё куда очевиднее. С другой стороны, признаться не мешало бы. Хотя бы для собственного успокоения. Только Антон боится реакции брата. Лёша вполне обоснованно и закономерно должен его послать подальше и бросить. Если бы Антон вдруг услышал, что Лёша любит кого-то ещё, то сделал бы именно так. Да все нормальные люди так сделали бы! А Лёша... Лёша очень даже нормальный. — Я не знаю, как можно любить взрослого мужика, — язвительно повторяет Саша фразу, когда-то сказанную самим Антоном. — Заткнись, — бурчит тот, возвращаясь на кровать и обнимая подушку. — Я к тебе пришёл, чтобы ты меня поддержал, как друг, а ты только издеваешься. — Вообще-то, я тебя поддерживаю, как могу. Я ни разу не осуждаю, что ты любишь и Лёшу, и Смолова, например. Не читаю дурацких нотаций. Между прочим, карты давно сказали, что так получится. Кстати, хочешь, могу погадать, что тебе делать? — Спасибо, ты мне уже тут нагадал. — От судьбы всё равно не уйти. «Может, и забить тогда? К чему-то это всё равно придёт», — думает Антон. Только сколько бы раз он ни уговаривал себя забить и не думать, жить настоящим, но постоянно возвращался к своим нерадостным мыслям. Антон смотрел на Лёшу и думал о Смолове. Антон сидел в столовой с друзьями и думал о Смолове. Антон ложился спать, чёрт возьми, снова думая о Смолове. И ничего сделать с этим не получалось. — А я с Александром Юрьевичем в четверг в кино иду, — вдруг говорит Саша. — Чего?! — Там какой-то исторический фильм. Он предложил посмотреть, заодно в очередной раз освежить в памяти тот период. Это для экзамена полезно и всё такое. — Ты поэтому такой жизнерадостный и несёшь всякую чушь? — Ага. Вообще, Александр Юрьевич мне ещё ту в пятницу предложил. После литературы. В прошлую пятницу был первый день сдачи зачёта по литературе. Творчество Есенина они должны были проходить ещё в ноябре, но по каким-то причинам Денис Дмитриевич решил сначала разобрать всё прозаическое, а потом уже переходить к поэзии. В итоге, лишь в апреле дошли до Есенина, хотя Саша давно выучил своё стихотворение, которое ему нравилось задолго до того, как появилась возможность продекламировать его перед учителем. Саша вообще любил стихи, понимал их и разделял чувства лирических героев, что было странно и непостижимо для его друзей, кое-как запоминавших необходимые строчки или вовсе не трудящихся над сдачей зачётов. Проще получить единицу и потом её как-нибудь прикрыть другими работами, написанными с тем же усердием. По пятницам литература была сдвоенной, шла на втором и третьем уроках. После третьего Саша дождался, пока большая часть одноклассников выйдет из кабинета, а Чалов перечислит Денису Дмитриевичу отсутствовавших. И только Саша подошёл к столу учителя, положив свой дневник перед ним, как на пороге класса появился Александр. — Денис, ты в столовую идёшь? — спросил он. — Да, сейчас, зачёт приму. Слушай, можешь эти дурацкие цветы полить пока? А то у меня дежурных сегодня нет, — Денис повернулся к Саше и кивнул, чтобы тот начинал. Саша немного растерялся. Так вышло, что Ерохин начал поливать цветы с подоконника, около которого был стол Черышева. Александр явно не спешил, пока искал небольшую лейку, а потом осторожно наклонял её над горшком, следя, чтобы ничего не пролилось на сам подоконник. Он стоял так близко к Саше, что тот мог бы коснуться плечом его спины, если бы сдвинулся на пару шагов левее. — Ну, целуй меня, целуй. Хоть до крови, хоть до боли, — произнёс первые строчки стихотворения Саша, и именно в этот момент Александр по какой-то причине развернулся. Саша поднял на него взгляд, продолжая. Если бы кто-то посмотрел на них сейчас, то точно решил бы, будто Саша читает стихотворение специально для Александра. И единственным, кто мог посмотреть и сразу всё понять, был Денис. Однако Денис в этот момент нечитаемым взглядом уставился куда-то в дальнюю стену класса, явно предаваясь собственным мыслям. — Пой и пей, моя подружка. На земле живут лишь раз, — закончил Саша и стремительно разорвал зрительный контакт. — Денис Дмитриевич? — Черышев вздрогнул. — Я всё. — Да-да, хорошо. Пятёрка, конечно... Саш, напомни, какое стихотворение было? Таким невнимательным Саша видел Дениса впервые. Он немного удивлённо повторил название, после чего поспешил уйти. Было ужасно неловко, что аж щёки горели. Александр догнал Сашу, не успел тот дойти до лестницы. Осторожно придержав ученика за плечо, Александр сказал: — Ой, Саш, пока не забыл. Тут в кино фильм показывают исторический, — Саша машинально кивнул. — Думаю, тебе было бы полезно сходить. — А вы?.. — Я ещё не видел. Можем сходить вместе, заодно потом обсудим. С точки зрения исторической достоверности, да и вообще. Говорят, что фильм очень хороший. Скажи только, в какой день тебе удобнее было бы. Можно вместо одного из наших занятий. Например, в четверг следующий. Раньше я просто не смогу, надо кое-что разгрести по отчётности. Илья Олегович, сам понимаешь... — Да, понимаю. Давайте в четверг. И до самого четверга Саша живёт лишь мыслями об этом свидании. Да-да, именно свидании и никак иначе. Сначала Саша старательно скрывает свою непомерную радость и переполняющее ощущение наконец-то сбывшейся мечты, но потом всё-таки не удерживается. Делится с Антоном, потому что не с кем больше. И Антон, конечно же, реагирует с предельной подозрительностью к действиям Ерохина. В четверг Антон не упускает ни мгновения, чтобы не предупредить Сашу о чём-нибудь. Антон вполне серьёзно обещает прибить Ерохина, если тот посмеет сделать что-нибудь недозволительное. Накануне четверга Саша поздно приходит с тренировки команды, садится за уроки и с ужасом обнаруживает, что завтра у них контрольные по физике и геометрии. В обоих предметах Саша не силён, поэтому готовиться надо серьёзнее, чем обычно. Особенно к геометрии. Чёртов Вагнер обязательно даст задания повышенной сложности, с которыми и Чалов справится еле-еле. У Саши всё печально с успеваемостью по этому предмету, и единственное, что немного успокаивает, так то, что проблема у всего класса. Все Сашины друзья даже на тройку в четверти пока не научились, а он хотя бы болтается где-то между двойкой и тройкой. Четверг вообще день тяжёлый. Последним уроком русский, на котором они постоянно занимаются разбором заданий из ЕГЭ. И после двух контрольных, а также невероятно убийственного урока физкультуры, потому что у Игоря Владимировича настроение сегодня ни к чёрту, Саша еле соображает, что вообще происходит. Всё, чего он хочет, это прийти домой и сразу лечь спать. Желательно на пару суток. Но Саша помнит про фильм и Александра, и он не намерен упускать своё счастье просто так. Александр ждёт его на школьном дворе лишний час, уже не надеясь, что Саша вообще придёт и не забыл. Потому что сам Александр забывает про седьмой урок и чувствует себя самым большим дураком на свете, когда Саша с удивлением напоминает ему об этом. — Хорошо ещё, что сейчас апрель, а то вы бы опять заболели, — говорит Саша, смотря на довольно лёгкое пальто учителя. Фильм оказывается каким-то жутко популярным, потому что билетов на ближайший сеанс практически нет. Александр смотрит в экран, выбирая два свободных места хоть где-нибудь. — Мужчина, очередь не задерживайте. Не только для вас тут фильмы показывают, — ворчливо произносит какая-то женщина с ребёнком позади Александра. — Ладно, давайте последний ряд, — вздыхает Александр и быстро забирает два билета. Саша задумчиво смотрит на цифры в билете. Он, конечно, не хочет притягивать ситуацию за уши, но... Александр торопливо объясняет, что больше мест рядом не было. Он мог бы взять места и по отдельности, однако почему-то даже не рассмотрел этот вариант. Хотя очень даже понятно, почему. Когда в зале гаснет свет и громкий звук рекламы ударяет по барабанным перепонкам, Александр замечает, что ни со стороны Саши, ни с его, никто так и не пришёл. На своём ряду они чуть ли не единственные, если не брать в расчёт троих человек с самого края. Удивительно. Неспешное течение диалогов и не особенно заметная динамичность сюжета, добавившиеся к полутёмному помещению и очень удобному креслу, заставляют Сашу вспомнить о своей страшной усталости за последние полтора дня. Он пытается как-то взбодриться, но глаза предательски слипаются, а происходящее на экране постоянно ускользает от внимания. Саша не выдерживает и сдаётся. Широко зевнув, он потягивается и склоняет голову на плечо Ерохина. Тот хмыкает и возвращается к просмотру, решив, что, если Саша заснул, значит, ему так нужно. Фильм никуда не денется, тем более, он оказался не настолько впечатляющим, как писали в отзывах. Александру и самому чуть-чуть скучно. Нескучно становится в тот момент, когда шумно сопящий Саша протягивает руку через всё кресло Ерохина, двигаясь к нему ближе и, по сути, обнимая. Александр вытаскивает свою левую руку из-под Саши, чтобы тому было удобнее, но куда её деть теперь не знает. Ничего не остаётся, кроме как приобнять Сашу в ответ. Фильм двигается к своему завершению, оставляя финал открытым. Свет в зале понемногу загорается, когда на экране появляются строчки титров, а люди поднимаются со своих мест, собирая куртки и двигаясь к выходу. Александр проводит пальцами по Сашиным волосам, наклоняясь к нему, чтобы сообщить, что им уже пора. Саша зевает, не до конца понимая своё положение. Оно и к лучшему, как кажется Александру. — Я всё проспал? — разочарованно спрашивает Саша. — Блин, простите, Александр Юрьевич. Просто последние два дня были такими... — Ничего страшного, фильм не настолько хорош, как говорили. — Расскажете по дороге, что было-то? На улице Саша сообщает вдруг, что ему ужасно хочется есть. Немедленно добавляет, что так у него всегда спросонья, и зачем этот факт Александру, непонятно, но он его мгновенно откладывает в памяти. Он же предлагает зайти куда-нибудь поесть, но на пути вдруг возникает ларёк с шаурмой. — Сто лет не ел шаурмы! — восторженно произносит Саша. Для Александра это выглядит сомнительным решением. — Александр Юрьевич, вам взять? — Нет, спасибо. Я не большой ценитель восточной кухни. Купив себе шаурму, Саша тут же принимается рассказывать, как впервые ел её с Антоном. До этого момента Саша тоже скептически относился к таким ларькам и старался придерживаться общего утверждения, что там продают плохую еду, которой ты обязательно отравишься. Всё оказалось куда лучше, во всяком случае, у Антона получилось убедить Сашу относиться к шаурме снисходительнее. А потом Саша вообще полюбил её, но никаких ларьков рядом с домом у него нет, поэтому покупка шаурмы — это теперь практически особенное событие. Александр замечает каплю соуса, которая вот-вот стечёт с нижней губы Саши ему же на подбородок. Цокнув языком, Ерохин вытаскивает из кармана пальто носовой платок, чтобы вытереть Сашины губы. — Я так-то и сам мог бы... — потупив взгляд в землю, сообщает Саша. Но не может не признать, что ему было ужасно приятно такое внимание. Вместе приходят к Сашиному подъезду, потому что Александр не мог упустить возможности проводить ученика до дома. Поскольку нужно сказать что-то перед прощанием, Саша не придумывает ничего лучше, как попросить Александра позвать его на какой-нибудь следующий исторический фильм. — Ты только сообщи, когда тебе в следующий раз нужно будет срочно выспаться, — с улыбкой произносит Александр. — Да классно же сходили всё равно! Спасибо, Александр Юрьевич, — и что-то в этот момент толкает Сашу неожиданно заключить учителя в объятия. Лишь на миг, но всё-таки слишком внезапно, заставив дыхание Ерохина предательски сбиться, а биение сердца ускориться. Перепрыгивая через ступеньку, Саша врывается в свою квартиру. Он скидывает обувь в коридоре, промахивается курткой мимо крючка и радостно, вприпрыжку двигается к комнате, где со счастливым вздохом падает на кровать, раскинув руки в стороны. Саша глупо и беззаботно улыбается, смотря в потолок. Ему хочется визжать и любить весь мир. Вместо этого он хватается за телефон и тут же звонит Антону. — Серьёзно?! Да ладно! И что потом? Охренеть! — только и говорит Антон следующие полчаса. Он ходит туда-сюда по гостиной, иногда удивлённо взмахивая свободной рукой. Лёша сидит на диване, недовольно прожигая брата взглядом и искренне ненавидя сейчас Головина. Как будто нельзя было подождать со своими новостями, как будто нельзя было свою радость приберечь на какой-нибудь другой момент, а лучше перенести на следующий день. Нет, ни раньше, ни позже. Ещё мгновение назад Антон сидел на Лёшиных коленях, позволяя гладить себя ладонями под футболкой и целовать в шею. Но тут врывается грёбаный Саша, ради которого Антон готов остановить всё, что угодно, лишь бы ответить на его звонок и послушать какую-нибудь чушь. Лёша не ревнивый, но дружба Антона и Саши постоянно вмешивается в его планы и жизнь. Саша всегда возникает как-то не вовремя, Саша постоянно забирает Антона, и тот никогда не выбирает между братом и другом, хотя мог бы. Единственный раз, кажется, когда Антон отдал предпочтение Лёше, случился перед Новым годом. Только тогда Антон выпихнул Сашу из комнаты, попросив побеспокоить попозже. Но никогда больше. В любой другой раз Антон всегда выбирал Сашу. И это ужасно раздражает.***
Вплоть до субботы Денис не решается ответить Марио отказом на предложение сходить в церковь. Всё это время Денис думает, как бы получше сформулировать своё мнение на этот счёт. Конечно, Марио отличается феноменальным умением не замечать ничего, что могло бы его расстроить, и во всём Марио ищет лишь плюсы, стараясь акцентировать внимание на них. Только Денис не уверен, что в душе при этом Марио не переживает и не испытывает той самой грусти, когда происходит что-нибудь неприятное. Говорят, будто у людей с самыми светлыми улыбками, на самом деле, самая больная душа. В субботу Денис разбирает комод в спальне. Из четырёх ящиков два заняты вещами Кати, а оставшиеся до сих пор хранят в себе старую одежду Дениса, которую он не трогал, наверное, с момента своего переезда в эту квартиру. Откидывая в сторону всякие старые футболки, которыми только что полы мыть, Денис замечает на дне ящика что-то поблёскивающее. Это оказывается его позолоченный крестик. Денис думал, будто оставил его дома в тот день, когда навсегда ушёл, даже не хлопнув дверью. Это произошло ещё в середине одиннадцатого класса. Денис о крестике потом вспомнил лишь однажды, когда они матч в четвертьфинале проиграли. А сейчас он снова появился не только в памяти, но и в действительности. Денис проводит по нему большим пальцем, и, словно фильм, перед глазами мелькают картинки с воспоминаниями. Сколько лет он носил крестик на шее, крутя его между пальцами на самых скучных уроках, не придавая ему никакого значения. Подумаешь, украшение обязательное. В академии перед тренировками и играми всегда заставляли снимать, и Денис нехотя это делал. Нехотя, потому что потом обратно надевать надо, с застёжкой возиться, чего он совсем не любил. Когда он ходил с родителями в церковь, то часто опускал взгляд на крестик, а мама в такие моменты всегда говорила, что это его защита. Пока крестик на нём, Бог всегда будет на его стороне. Денис хмурился, утверждая, что Бог никогда не встанет на его сторону. Был бы на его, то не давал бы учителям постоянно Дениса в чём-нибудь обвинять. И ведь обвиняли сначала справедливо, а потом просто по привычке. Даже если Денис ничего не сделал, его вместе с Федей и Сашей обязательно выставляли крайними. Ну и где в эти моменты был Бог с его защитой и справедливостью? Денис помнит, как смотрел на Федю, бьющего пенальти в четвертьфинале, и рефлекторно поднёс руку к груди, но крестика там не нашёл. Тогда Денис был готов поверить во что угодно, готов был сделать всё, лишь бы они прошли дальше. Крестик он тогда уже не носил, бросил куда-то в квартире и забыл о нём ровно до того момента, пока судьба не вынудила задуматься. Крестика на шее не оказалось, Федя пенальти не забил, и команда вылетела с чемпионата. Не то чтобы Денис решил, что виноват в этом своим неверием в Бога, но поначалу расстроенное подсознание подбрасывало подобные мысли. Ведь всегда думаешь при неудачах: а что было бы, если бы я сделал кое-что иначе? И Денис надолго забыл о крестике, о вере, хотя он вообще никогда о них не помнил. Денис забыл обо всём, что было связано с ними, а соответственно и с семьёй. У него была другая семья, состоящая из Кокорина и Феди. Их Денису было достаточно. Теперь в его жизни появился Марио. Надолго или нет, наверное, зависит от самого Дениса, от того, что он будет думать и делать. — Марио, я пойду с тобой завтра, — пишет он быстро, пока не передумал. Фернандес мгновенно отвечает, не оставляя возможности отказаться и исправить сообщение. У Марио другая вера, он ходит в евангельскую церковь, внимательно слушает богослужения, и Денис по всем параметрам выглядит и чувствует себя рядом лишним. Он смотрит на увлечённое лицо Марио, думая, что тот идеально сочетается с окружающей обстановкой. Денис же, как бельмо на глазу. Ничего практически не понимает, выдерживает происходящее только ради Марио, который, наверняка, ужасно расстроится, если Денис вдруг решит высказать своё отношение к происходящему. Денису неуютно и сложно. Ему кажется, что все вокруг понимают, насколько он далёк от веры как таковой, не говоря уже об евангельской конкретно. — Почему ты позвал меня? — спрашивает Денис после того, как они покидают церковь. — Я всегда мечтал о том, чтобы однажды пойти в церковь с самым близким для меня человеком. Это очень важно для меня, понимаешь? И я рад, что ты был рядом со мной сегодня. Я заметил, что ты даже надел крестик. Почему ты не носишь его всегда? — Не вижу смысла. — Почему? — Я вырос в очень верующей семье, Марио, — мрачно сообщает Денис. — Мне каждый день вдалбливали в голову одно и то же. Одно и то же священное писание, все эти заповеди, и учили молиться утром и вечером. Я терпеть не мог, когда меня заставляли делать всё это, потому что не понимал, в чём такая необходимость. Мне говорили, что Бог заботится о нас, переживает, защищает, но я никогда не чувствовал его защиты и внимания. Видимо, на меня ему не хватало сил и времени, он же такой занятой, — Денис хмыкает, не смотря на Марио. Он представляет, как тому, должно быть, неприятно и больно слышать это. Но если он сам спросил, и если они хотят доверительных отношений, то пусть знает. — С какой стати мне верить в Бога и любить его, если именно из-за него я много лет назад вынужден был расстаться со своей семьёй? — А почему ты расстался со своей семьёй? — Потому что я полюбил одного парня. Но Бог ненавидит таких, как мы, Марио. Тебя, меня и нашу с тобой любовь. Мы не просто грешны, нас было бы неплохо сжечь на костре, чтобы очистить землю от нашего присутствия. Моя семья, наверное, до сих пор верит, что возможно излечить кого-то от этих неправильных чувств при помощи молитвы и покаяния. А на меня, думаю, после того, как я не пошёл искупать вину, стоя на коленях перед иконами, вообще в семье наложили какое-нибудь проклятие, анафему там или что. — Ты не прав, — спокойно произносит Марио. — Бог не может осуждать любовь. Осуждать любовь могут только глупые, потерянные люди. Но Бог всех прощает, он никогда не гневается за светлые чувства. Любая любовь — это светлое чувство, на котором и держится вера, мир. — Кто тебе рассказал это? — скептически приподняв бровь, спрашивает Денис. — Мне рассказали это в церкви, когда я пришёл туда после... одной ситуации. Она чем-то похожа на твою. Впервые влюбился Марио ещё в школе. Марио всегда был тихим парнем, неконфликтным, молчаливым. Он сидел на ряду у стены, где-то посередине, и никто особенно его не замечал. Все одноклассники знали, что существует у них такой Марио Фернандес, необычный своим именем и происхождением, но, по сути, такой же обыкновенный, ничем не выделяющийся. Марио что-то рисовал на полях своих тетрадок, писал что-то в блокноте, всегда смотря вдохновлённым взглядом перед собой. Учителя часто замечали его привычку летать в облаках, задумчивость и плохую концентрацию на уроках. Марио им скромно улыбался, обещая быть прилежнее. В любом классе есть хулиганы. В их классе была группа из двух человек, сидевших на последней парте у окна. Они срывали уроки, на переменах бегали курить за школу, постоянно кого-то задирали из параллельных классов. Особенно доставалось одному парню в очках, который вечно не вовремя попадался им на пути. Марио хорошо знал этого парня, потому что именно Марио всегда помогал ему подняться на ноги после очередных побоев в туалете, собирал его вываленные на пол учебники и тетради, отводил в медпункт. Марио, сколько себя помнил, вплоть до выпускного класса, не любил этих хулиганов, но не осуждал их, не противостоял и не жаловался. Марио был тихим и неконфликтным, он знал, что хулиганы могут сделать с ним, если он перестанет молчать. Тот парень в очках ушёл перед одиннадцатым классом. Он больше не мог терпеть этих издевательств, и хулиганам стало нечего делать. Тогда-то они вдруг и заметили Марио, правда, не зная, что Марио заметил их куда раньше. Среди хулиганов особенно выделялся один, высокий, со светлыми, вьющимися волосами и колким взглядом таких же светлых глаз, полных недружелюбия. Марио не знал, как и почему, но он вдруг почувствовал, что не может оторваться от этого взгляда, пронизывающего до самой души. Он снился ему по ночам, его имя случайно выводилось на полях тетради, его образ вставал перед глазами, когда Марио задумчиво смотрел в пустоту перед собой вместо того, чтобы слушать объяснения учительницы. Марио находил его повсюду — он видел его в проходящих мимо людях, и, слушая музыку, лёжа вечером на кровати, Марио чувствовал, как по груди разливается тепло, как трепещет душа и странное ощущение рождается где-то внизу живота. Марио влюбился. Влюбился так сильно и слепо, что плакал по ночам, не понимая, почему именно этот человек, который, кажется, совершенно не умеет любить. Тогда Марио уже попался хулиганам на глаза и стал постоянным объектом насмешек и издевательств. Марио терпел, Марио верил, что это Бог посылает ему испытание, что если он достойно его пройдёт, то в конце его обязательно ждёт счастье. А счастье для Марио тогда равнялось исключительно взаимной любви с тем парнем. С каждым днём издевательства становились всё изощрённее, а насмешки злее и обиднее. Хулиганы били Марио около школы, били больно и с каким-то странным удовольствием. Когда они видели слёзы в его глазах и слышали просьбы прекратить, то лишь радовались этому. Тот парень усмехался, сверкая своим холодным взглядом, и наносил очередной удар, успокаиваясь лишь тогда, когда Марио уже не находил в себе сил ни плакать, ни просить, ни пытаться подняться. Однажды они избили его едва ли не до полусмерти. Марио еле дошёл до дома, закрылся в своей комнате, повалился на пол и громко крикнул куда-то в пространство, за что Бог так с ним поступает. Разве он не должен его защищать? Почему он ненавидит Марио за его любовь и заставляет страдать? Через какое-то время Марио нашёл в себе силы подняться и дойти до ближайшей церкви, чтобы напрямую спросить у людей сведущих. И там ему объяснили, что Бог никогда не осуждает любовь... Взгляд Дениса становится стеклянным и пустым, когда он слышит эту историю от Марио. Тот замолкает, тяжело переживая вновь воскрешённые воспоминания. Внутри колет глухая боль, приглушённая и прошедшая со временем. Долгим временем, в которое Марио спасался лишь посещениями церкви и молитвами. Марио верил, чисто и преданно. И теперь он, наконец-то, получил своё счастье. Денис — его счастье. Марио верит, что Дениса ему подарил Бог. — Прости, Марио, — тихо произносит Денис. — За что? «За то, что я существую», — думает Денис. Он был таким же, как тот хулиган. Он тоже издевался над людьми, бил их по указке Тарасова и никогда не пытался противостоять этому. А теперь Денис понимает, что в любой момент мог избить до полусмерти кого-то, вроде Марио, а при самом неудачном стечении обстоятельств даже самого Марио. Никогда Денис так сильно не жалел о своём прошлом. Он просто не имеет права стоять сейчас рядом с Фернандесом, так светло и чисто любящим его, не замечая плохого. Денис не заслужил Марио. — Сто миллионов лет прошло с тех пор, как вы с Федей были в этой грёбаной банде, — терпеливо повторяет Саша дома, стоя перед лежащим на диване Денисом. — И что с того? Будто это меня оправдывает. Марио заслуживает куда лучшей любви с каким-нибудь безгрешным человеком, а не с таким, как я. Марио всегда мечтал о хорошем окружении, а получил меня. За что ему это? — Послушай, Денис. Сейчас бы ещё загоняться из-за того, о чём Марио даже не в курсе. Ты же не рассказал ему, надеюсь? — Денис отрицательно мотает головой. — Ну и какая разница тогда вообще? Ты же больше не в банде и людей просто так не бьёшь. В конце концов, знаешь ли, я прекрасно видел, как вы бьёте людей за гаражами, может быть, даже случайно убивая их, я понятия не имею, к чему это всё приводило. Однако мне это никак не помешало встречаться потом с Федей. Хотя мне было пиздец, как страшно, когда я вас двоих видел в классе. Денис принимает сидячее положение. Саша рассказывал, что знает про банду, только Феде, с Денисом не обсуждал это никогда. И это очередной повод задуматься. Теперь Денису кажется, что он смертельно виноват ещё и перед Кокориным, который видел всё своими глазами и при неудачном раскладе мог пострадать сам. В добавление ко всем своим мыслям, Денис получает ещё и осуждающий взгляд Кати. Она говорит, что Денис действительно не заслужил ни быть другом Саши, ни встречаться с Марио, ни вообще чего-либо хорошего в этой жизни.***
В понедельник на дежурстве Денис выглядит морально убитым и даже не реагирует на привычные возмущения близнецов. Он отмахивается от них, говоря, что то, как их распределили по дежурным постам, — это инициатива Ильи Олеговича. Пусть смирятся и успокоятся. Только Антон успокаиваться не намерен. Его уже в край достало, что он должен стоять около главного входа, следя за тем, чтобы у людей была сменка и карточки. У него самого этой карточки нет, с какой стати он будет её тогда у других требовать? Антон настолько упорен в своём недовольстве, что действительно готов пойти лично к Кутепову и спросить, по какой вообще причине распределение именно такое, и что конкретно Антон сделал не так, почему его теперь постоянно разделяют с братом. Да чтобы этот Илья Олегович понимал, близнецов делить категорически нельзя! Но Саша просит Антона не заниматься ерундой. Их с Лёшей не навсегда разделили, в конце-то концов. Всего лишь по пятнадцать минут после каждого урока постоят в разных рекреациях, а то и так целыми сутками рядом друг с другом находятся. Антон скрещивает руки на груди и отказывается помогать Головину записывать опоздавших в тетрадь. Тем не менее, в районе третьей перемены к Антону подходит Кокорин. Это, конечно, ни разу не радует. Дело в том, что опять нужна помощь в библиотеке, и Кокорин мог бы попросить о ней тех, кто дежурит на втором этаже, но там какие-то непонятные люди, в которых он не уверен. А вот в близнецах он ещё как уверен, знает, что они точно помогут и помогут хорошо, не придётся после них потом всё исправлять. Однако Кокорин очень спешит на обед, поэтому своего брата Антон должен притащить в библиотеку сам. — Ты бросаешь меня? — расстроенно спрашивает Саша, когда Антон стремительно поднимается на ноги. — Предатель! Антон преодолевает расстояние между двумя рекреациями меньше, чем за минуту, но застывает, почти достигнув своей цели. Именно сегодня во второй рекреации, что около спортзала, для Лёши с Димой наконец-то нашлось какое-то занятие, кроме просто сидения на скамейке. Та самая угрюмая уборщица попросила их протереть стеллаж с наградами. Конечно, парни спросили, почему именно они, на что уборщица только отмахнулась и попросила поменьше болтать. Однако долго работать не пришлось. Во всяком случае, Лёше. Из ниоткуда появился директор. Поинтересовавшись, чем занимаются парни, и получив ответ, он, однако, не решил идти дальше по своим делам. Так вышло, что спонтанный диалог ни о чём со Смоловым поддержал только Лёша. Это автоматически освободило его от работы со стеллажом. И вот, Антон видит, как брат мило беседует с директором, смеясь и улыбаясь. Антон так и застывает на месте, глядя на эту картину, пока сам Лёша не замечает его и не спрашивает: — Тош, случилось чего? — Здравствуй, Антон, — тут же произносит Смолов. — До свидания, — бросает Антон, хватая брата за руку и уже по пути объясняя ему, что они очень сильно торопятся в библиотеку. Перед сном Антон долго думает, рассматривая очертания ночного неба через раздвинутые шторы на окне. Лёша уже почти спит, близко и жарко прижавшись к брату со спины. — Лёша. — М-м-м? — Как ты относишься к Фёдору Михайловичу? Лёша, кажется, даже глаза открывает. Он молчит несколько секунд, обдумывая вопрос. — Ну как... Нормально. Он же нормальный мужик, не бесит, не доёбывается без причины. А ты зачем спрашиваешь? Влюбился, что ли? — Я? Ага, пусть не мечтает. Просто увидел сегодня, как вы там болтали на перемене. Раньше такого не было. Вот и подумал, что какой-то странный этот Фёдор Михайлович в последнее время. — Да, вроде, ничего необычного. Не ревнуй. Ты со своим Головиным вообще постоянно, и я не возмущаюсь. — Ты просто называешь его козлом и смотришь на меня так, будто хочешь убить. Да, всего лишь, — Антон поворачивается к Лёше лицом, практически касаясь его носа своим. Глаза у Лёши открыты. — По поводу Смолова. Знаешь, даже если на секунду представить, что он мне вдруг нравится, то шансов у меня примерно никаких. Там такая толпа поклонниц, что я банально и на километр подойти не смогу. — Ну, вокруг меня тоже много, кто был, — задумчиво отвечает Лёша. — Только я всё равно тебя выбрал. — И? — Значит, и Фёдор Михайлович тебя выберет, — усмехается Лёша и чмокает брата в нос.