Не разлучат нас, мы крепко пришитые
Пульсом неровным друг у друга в крови.
Мы не сойдём с этой новой орбиты
Нашей любви.
Поскольку в воскресенье заканчиваются майские праздники, и Головину пора возвращаться к себе домой, а всем вспомнить, что такое учёба, то Дима всё-таки настаивает на тусовке в гараже. Во-первых, мечта о шашлыках до сих пор на уровне мечты, которую необходимо исполнить. Во-вторых, они так и не отметили полуфинал, что очень важно. Потом они обязательно отметят и финал, но надо действовать поступательно. Друзья подозревают, что за Диминым энтузиазмом скрывается ещё что-то. Во всяком случае, не так давно Лёша почти уговорил его повременить с шашлыками, а вчера Костя окончательно убедил в том, что сейчас ему будет не очень-то радостно просто сидеть в гараже на диване со своей ногой. Однако, спустя сутки, Дима кардинально меняет своё мнение и с самого утра обрывает телефон. — У меня даже мясо есть! Да и вообще всё есть! — кричит Дима в трубку, и друзья, слушающие его по громкой связи, синхронно закатывают глаза. Но раз мясо уже готово, если есть вероятность, что оно просто пропадёт, то тогда, конечно, лучше прийти. — А Маша что-нибудь испечёт, как обычно? — с надеждой интересуется Саша. Дима странно вздыхает и сообщает, что Маши вообще не будет. Она как-то не очень хорошо себя чувствует, да и вчера, когда Дима писал ей вечером, она не изъявила особого желания с кем-либо общаться в ближайшее время. Разумеется, Дима насторожен, но лезть не хочет. Он почти на девяносто процентов уверен, что это опять какие-то Машины дурацкие загоны, которые они сто раз проходили. Главное, чтобы она снова не решила его внезапно бросить. Дима в третий или в какой там раз просто не перенесёт. Вечер обещает быть долгим, и закончиться он может непонятно чем. — Я, наверное, не пойду, — говорит Федя. — Завтра в школу всё-таки. — Не будь занудой, Пони, бесишь, — фыркает Антон. — Что такого в том, чтобы вместе с друзьями пожрать шашлыка в честь конца майских? — Я не думаю, что мои родители будут счастливы услышать, что сегодня я вернусь домой поздно ночью. Они не слишком хорошо отреагировали, когда я сказал, что иду сюда с ночёвкой. Как минимум, потому, что они понятия не имеют, какая вы компания. А я не стал подробно расписывать, как вы предпочитаете проводить свои будни. Боюсь, тогда мои родители посадили бы меня под замок, чтобы я точно с вами не контактировал. Антон брезгливо морщится. Не то чтобы он отвык от такого мнения по поводу своей персоны и своих друзей, но приятным это всё ещё не назовёшь. Чалов достаточно взрослый, чтобы иметь собственную голову на плечах и самостоятельно решать, как ему поступать, с кем общаться, перенимать ли плохие привычки новой компании или не стоит делать ничего из ранее перечисленного. Однако его родители, видимо, привыкли контролировать каждый шаг своего драгоценного сыночка, который обязан им ещё в конце года принести золотую медальку с красным аттестатом. На самом деле, идти на шашлыки в гараж Федя не хочет не только из-за мнения родителей. После вчерашних поцелуев с Костей в ванной и окончательного понимания, что ничего у них не выйдет, Федя боится давать ложные надежды Кучаеву. Тот, наверняка, рассчитывает на продолжение и развитие их отношений, куда более близких, чем задумывалось в проекте. И Федя не представляет, как должен смотреть на осчастливленного влюблённостью Костю, когда сам прекрасно знает, почему они не смогут быть вместе дольше, чем учатся в школе. Им придётся всё прекратить, как только пройдёт выпускной. Вряд ли это именно то, чего так хочет Костя. Печальные предчувствия и мысли прерываются внезапной Лёшиной просьбой о помощи в выборе кухонного гарнитура. Из-за того, что меньше, чем через месяц близнецам придётся съехать из квартиры родителей, необходимо сейчас, как можно скорее, разобраться с ремонтом. К счастью, благодаря Лёше удалось спокойно поговорить с отцом на тему сроков и оплаты. Отец был на грани того, чтобы скинуть это всё на самих сыновей. Раз они считают себя взрослыми, то пусть и ремонт делают за свои деньги, тем более, они там в футбол собирались. Говорят, футболисты много зарабатывают. — Хера он у вас категоричный, — присвистывает Саша. — Я бы охуел, если бы меня мать из дома выставила, да ещё и без копейки в кармане. — Ну, слава богу, на ремонт он деньги даст. И это будет последнее, что мы от него получим, — добавляет Лёша, бросая хмурый взгляд на Антона. — Давай, осуди меня снова! Если бы не наше критическое положение, я бы от него и этих денег за ремонт не взял. Пусть катится с таким отношением к единственным детям. Вкусы у друзей сильно разнятся. То, что нравится Косте, кажется слишком старомодным для Саши. Саша выбирает уютные и светлые вещи, и Лёша сразу начинает возмущаться, что у них квартира будет похожа на больничную палату. Антон тоже не любит белую мебель, но его больше интересует вопрос с кроватью в спальню. Федя изредка даёт свои комментарии, однако мало кто из друзей его слушает, поскольку все так поглощены спорами о том, какой нужен стиль в квартире. Тут Лёша вспоминает, что они так и не решили, что будут делать с общей стеной, ведь у Антона мечта её снести к чёрту, но об этом надо отдельно говорить с отцом. Только Лёша сможет подобрать подходящие слова, чтобы отец сразу не послал с подобными предложениями.***
Столько народа в гараже не было, наверное, с начала учебного года. Тогда Дима, чтобы раскрутить свою идею с тусовками, созвал большую часть класса, пригласил кого-то из параллели и попросил всех, по возможности, взять ещё каких-нибудь знакомых, желательно, из других школ. Сейчас же тут снова много одноклассников, люди из фанатского движения, члены команды и даже довольно посторонние люди, вроде девушки Миши Расторгуева. Непонятно, каким образом, но у Кости получается уговорить Федю прийти хотя бы на пару часов. Чалов мнётся, пытается выдумать причины, которые существенно мешают ему застать самое начало тусовки, но Федя совершенно не умеет врать. Его этому никто не учил, поскольку с самого детства вдалбливали, что нужно говорить лишь правду. В итоге, он обещает попытаться отпроситься у родителей. Как же сильно Федя хочет, чтобы его не пустили, чтобы стали задавать кучу неудобных вопросов, чтобы усомнились в приличности компании, с которой он проводит уже второй день подряд. Однако стоит сказать семье, что там будет Костя, и все надежды на отказ рушатся. Родители знают Костю, сталкивались несколько раз, когда тот вместе с Федей занимался уроками. Старший брат Чалова тоже пересекался с Костей и до сих пор с улыбкой припоминает, как этот парень орал под окнами песню Меладзе. Федин отец тоже помнит и тоже лишь улыбается, находя Костю парнем весёлым, с чувством юмора. И, по мнению Фединого отца, лучше хоть такая компания, а то за восемнадцать лет жизни у Феди ни одного друга не появилось. Костя, как ни парадоксально, похоже, очень нравится родителям. Он не вызывает у них совершенно никаких подозрений, они иногда даже интересуются его самочувствием, а после травмы совсем зачастили со своим беспокойством: «Может, ему что-то нужно? Ты же ему помогаешь в школе, Федя? Нам кажется, что лучше тебе к нему ходить, чтобы он ногу не напрягал». И вот он в переполненном людьми гараже. Тут столько людей, что они не влезают в помещение. Дверь открыта нараспашку, около неё стоит мангал, вокруг которого попеременно крутятся Дима с Ваней. Обляков пытается давать советы, немного раздражающие Диму. Тот и сам знает, как надо готовить шашлык. — Смотрите, кто явился! — громко сообщает Антон, указывая на Федю. — Прошло не больше часа, а ты уже пьяный, — вздыхает Чалов, что вызывает у Антона настоящую обиду. — Я? Ты думай, что говоришь, Пони! Он толкает его в бок и отворачивается, не желая больше разговаривать до конца дня, как минимум. Завидев Федю, Костя бросает разговор с Сашей и уже стремится к Чалову. Но тот неожиданно паникует, находит стоящую около стены Олю Юдину и завязывает бессмысленную беседу, которая даже саму девушку удивляет. Федя всеми силами делает вид, что ужасно занят. Он не хочет смотреть в сторону Кости, не хочет с ним здороваться, хотя и прощались пару часов назад, не хочет к нему приближаться. Федя не знает, почему вдруг. Вроде бы, никто тут не знает, что между ним с Костей происходит, да и Костя явно не из тех людей, кто будет тут же орать об этом на каждом углу. — А поехали на озёра? — вдруг предлагает Матвей, когда шашлык доеден, почти всё выпито, и публика, расслабленно-сонная, наслаждается свежим воздухом, идущим через открытую дверь гаража. «Озёрами» называли Черкизовский пруд, находящийся около Черкизовского детского парка. Идти до туда от гаражей минут сорок. Учитывая их выпившую компанию, которая явно не способна на быструю ходьбу, то можно добираться и час. — Далеко, — тянет Ильзат. — А автобус не дождёшься. — Да ладно тебе, ты ж футболист, — говорит Игорь. — Пройдёшься, протрезвеешь. — Чё там делать на этих ваших озёрах? — ворчливо интересуется Исаков. — Там нихрена нет. Вода и кусты. — Говорят, там причал построили и фонтаны, — отвечает Саша. — Я, конечно, не был, но посмотреть не против. — Не забывайте, что у меня нога, — кивая на костыли, произносит Костя. — Так что, видимо, озёра без меня. — И без меня, мне вообще давно пора домой, — резко поднимается на ноги Федя. Ещё несколько человек решают остаться в гараже, и Дима принимает довольно непредсказуемое для себя решение. Он всегда боялся за свой гараж, особенно в те времена, когда до их компании постоянно докапывались хулиганы, что даже близнецам гараж не поручил бы. А сейчас, по сути, человек шесть совершенно посторонних людей, но Дима согласен оставить их тут. Правда, Баринов всё-таки перестраховывается. Самым ответственным из оставшихся он видит Чалова, поэтому просит его приглядеть за компанией. Федя хочет в очередной раз сказать, что ему пора домой, но в этот момент на его плечо ложится Костина рука. — Нормально всё будет, Бара, — подмигивает Кучаев, и Диму это, на удивление, окончательно успокаивает. На озёрах они почти бесцельно шатаются вдоль берега. Кто-то садится на траву прямо у самой воды, кто-то ходит по верху склона, Саша активно ищет фонтаны, которые ему были обещаны. Антон лежит вместе с Лёшей на расстеленной куртке, смотря на тёмное небо, по которому изредка проплывают мрачные, дымные облака. — Где звёзды, а? — спрашивает Антон. — Я хочу звёзды, Лёш. — Ну да, я же за них отвечаю, — произносит брат, всматриваясь в иссиня-чёрный небосвод. — Скоро жить тут будем, представляешь? — На улице? — В этом районе, Тош. У нас же квартиры с другой стороны от парка. — Жаль, стадион из окна не видно, — с грустью произносит Антон. — Мне кажется, с крыши может быть видно. У нас просто окна слишком низко... А представляешь, Тош, если мы на «Локомотиве» играть будем? Было бы удобно, правда? — Ага. Пешком ходить от него до дома круто, думаю. Только не знаю... Возьмут нас в «Локо»? — Почему нет? Мне кажется, к ним попасть куда проще, чем в ЦСКА или «Динамо». «Спартак» ты вообще категорически отказываешься рассматривать. — В «Днище» тоже не хочу. Хотя там, вроде как, Фёдор Михайлович когда-то играл. Вместе с Денисом Дмитриевичем и Кокориным, прикинь! — Откуда ты знаешь? — Мне Фёдор Михайлович рассказывал. — Когда? — Ой, давно. Осенью, наверное. Да и потом часто вспоминали... — Антон поворачивает голову к Лёше, тот вопросительно смотрит в ответ. — Ну да... Мы с Фёдором Михайловичем несколько раз вне школы пересекались. На стадионе. Я там тренировался периодически, потому что на коробке вечно хулиганы сидели. А Фёдор Михайлович работал допоздна, потом на стадион заходил. Он думал, что кто-то посторонний на территории школы, вот и проверял. — И вы с ним разговаривали? — Да. Довольно много, наверное. Знаешь, а Фёдор Михайлович классный. Лёша кивает, поворачивая голову обратно к небу. — Он тебе нравится? — Кто? — Антон даже садится. — Смолов. — Смотря, с чем сравнивать. Понятное дело, что на фоне Вагнера или даже Кокорина Фёдор Михайлович мне нравится... — Тош, я не про это спрашиваю. Он тебе нравится, как человек? Как я, например? — С чего ты вдруг вообще подумал об этом? Где ты, а где он! Тебя-то я люблю. — А Смолова? — Нет, конечно! Делать мне нечего, что ли?.. — Ну, значит, нечего, — усмехается на одну сторону Лёша. — Тош, я вижу. Антон возмущённо смотрит на брата, скрестив руки на груди. Видит он, ага! Отличный аргумент, просто железный. Лёша уже хочет начать объяснять, почему для него вдруг стала очевидна эта взаимная заинтересованность между Антоном и директором, но тут рядом с ними на траву садится Дима. Тяжело садится, почти падает, прошивая стеклянным взглядом тёмную воду впереди себя. Спустя мгновение, подбегает Головин, тоже чем-то обеспокоенный. — Машка звонила... — медленно произносит Дима, нервно дёргая рукава ветровки. — Она это... беременная, короче.***
На дежурство Дима не приходит, и это, в целом, не вызывает никаких подозрений, потому что Баринов и так не состоял в клубе любителей дежурств по понедельникам. И, наверное, только поэтому близнецов не разделяют по двум постам. Головину в помощь дают Кристину, что автоматически делает дежурство для него неприятным. Лично к Кристине Саша никогда не испытывал ненависти, но после того, что случилось между ней и Антоном, после нескольких попыток девушки добиться внимания Лёши, используя для этого всё, Саша уже не может относиться к Кристине нейтрально. Он с ней ни словом не перебрасывается и ждёт только, когда уже прозвенит звонок. А близнецы бесполезно сидят в соседней рекреации, около спортивного зала, иногда замечая на себе неодобрительные взгляды уборщицы. Из-за неё даже поговорить толком не выходит, потому что постоянно ловишь себя на мысли, вдруг она всё слышит. — Миранчучьё, а я думаю, где вы, — стоит только подумать о том, как же скучно просто сидеть, и на горизонте появится Кокорин со своей идиотской улыбочкой и распростёртыми руками. Будто он чувствует, что кому-то надо срочно найти работу. — Вы же были на линейке, там говорили, куда нас поставят, — отвечает Антон. — Ну да, если бы я только слушал эту вашу линейку. Отвратительное мероприятие, а занимает столько времени. Кстати говоря, на выходных смотрел финал Евровидения, сразу вас вспомнил. — Надеюсь, в хорошем ключе, — бормочет Лёша. — Конечно. Я чуть не прослезился, когда вспомнил ваше выступление на конкурсе английской песни. Вот, думаю, выпуститесь вы, и кто будет меня развлекать? Что я вообще буду без вас делать? — Предлагаете остаться? — хмыкает Антон. — Звучит, как план, — Кокорин подмигивает. — Собственно, дорогие мои, есть к вам дело. Надо донести книги в библиотеку. — Эта библиотека переедет когда-нибудь или нет? — Задаюсь этим вопросом каждый день, но ничего не могу поделать. Помощников у библиотекарши нет, а сама она, как видите, работает очень медленно. Поэтому, Миранчучьё, на вас вся надежда. Давайте, вперёд и с песней. — А дежурить кто будет? — Уж поверьте, ради такого дела, найду кого-нибудь вам на смену, — убедительно кивает Кокорин. На одном перетаскивании книг всё не заканчивается. Часть из них до сих пор в шкафах на третьем этаже, их надо вытащить, составить в стопки и перевязать верёвками, после чего отнести на второй этаж, где библиотекарша уже сама всё расставит, как надо. Непонятно, почему, но она решает доверить близнецам самостоятельно выполнять поручение и уходит, оставляя их одних. Лёше кажется, что нет обстоятельств лучше, чем сейчас, чтобы продолжить незаконченный вчера разговор. — Так что там со Смоловым? — Пойди и поинтересуйся, что с ним. Я его сегодня ещё не видел, — пожимает плечами Антон, залезая на стул, чтобы достать книги с верхних полок. — Как давно он тебе нравится? — Да с чего ты решил, что он мне нравится?! И не надо опять про своё: «Я всё вижу». Неправильно ты видишь. — Сильно сомневаюсь. Ты ему тоже нравишься, кстати. — Класс. Пойду поздравлю его с этим. — Я не против. У Антона несколько книг с грохотом падают на полку. Он ругается сквозь зубы, ворча о том, что книги могли бы как-то и постоять пару секунд. Из-за полупустого помещения библиотеки любой резкий звук сразу отдаётся в несколько раз громче обычного. Слова Лёши хочется проигнорировать, но Антону почему-то кажется, что он уже проиграл. Сколько бы раз он ни сказал, что Лёша всё неправильно понимает, всем будет ясно, что это враньё. — Смолов действительно ничего, пожалуй, — продолжает Лёша, кладя книги друг на друга. Антон оборачивается через плечо. — Чего-чего? — Если отбросить в сторону, что это всё звучит, как бред, то, думаю, мне он тоже нравится. И если бы была какая-то возможность из разряда один на миллион, что ему нравимся мы вдвоём, а не только ты, то я, наверное, хотел бы с ним встречаться. — Втроём? — неуверенно спрашивает Антон. — Втроём. — И тебе не кажется это полной хуйнёй? Это же, ну, странно. — А мы с тобой не странные? — Нас хотя бы двое. А тут Смолов ещё. — И что? Какая разница? У Антона в голове не укладывается всё сказанное. Не может быть, чтобы всё действительно сложилось. Всё, как когда-то предсказывал Головин. И даже Лёша не против, он очень за, и, получается, что весь процесс сейчас тормозит Антон, из-за которого всё и закрутилось. Но звучит действительно странно и невозможно. Разве что, в каком-нибудь бредовом сне. — Но я же говорю, вероятность того, что мы нравимся ему вдвоём, равна нулю, — говорит Лёша. — А одного я тебя не отпущу, даже не надейся, — он усмехается. — Как будто я собирался. — Слезай давай, а то грохнешься, — Лёша кивает на стул, опасно шатающийся при каждом повороте Антона в сторону стола. Лёша подаёт Антону руку, чтобы тот не спрыгивал, а то, зная Антона, он вполне может подвернуть ногу. У них финал уже в этот четверг. Когда Антон спускается, Лёша не отпускает его руку и целует брата в самый уголок губ. Он всегда так делает после не самых приятных разговоров, которые время от времени у них случаются. Неприятными можно назвать все разговоры, заставляющие Антона задумываться. Лёша справедливо полагает, что иногда брату лучше поменьше думать. За три следующих урока Дима так и не появляется в школе. Лёша звонит ему, но Баринов телефон отключил, и вот это уже действительно странно. Костя с Чаловым узнают от Саши, что вчера Маша, вроде как, сообщила Диме о своей беременности. Может быть, Дима сейчас с ней, поскольку Маши в школе они тоже не нашли, а может быть, всё куда хуже. Дима явно не был счастлив, когда узнал, что есть вероятность стать отцом в восемнадцать. — Маша ведь могла ошибиться, — рассуждает Костя. — Баре стоило бы с ней поговорить. — Зная Бару, он её уже вычеркнул из своей жизни, — произносит Лёша. — Тош, пойдём. — Куда? — Искать Диму. А что ещё нам делать? Пока мы тут сидим, он там, хрен знает, чем занимается. — Я скажу учителям, что вы по уважительной ушли, если спрашивать будут, — обещает Федя. Дома Димы не оказывается. Это было предсказуемо, поэтому близнецы отправляются в гараж, надеясь найти Диму там. Приоткрытую дверь они замечают сразу. Дима лежит на диване. Бутылка водки стоит на столике около него. — Действительно, чем бы он ещё мог заниматься. Только бухать, — говорит Антон, пока Лёша расталкивает Диму, чтобы дал им сесть рядом. Дима мычит что-то нечленораздельное, ясно давая понять, что пьёт он уже долго, наверное, с самого утра, если не со вчерашнего вечера. В жизни Диму всегда интересовали только две вещи: тусовки и девушки. Одно прямо предполагало второе в его системе ценностей, и единственное, ради чего Дима жил, как раз ради тусовок и девушек. Дима любил свободу, поэтому не обременял себя какими-то продолжительными отношениями, расставаясь сразу, как только чувствовал, что это может затянуться. Дима хотел пожить для себя, хотел максимально успеть насладиться молодостью, пока не придёт время взрослеть. Ещё бы лет пять не взрослеть, не решать какие-то сложные проблемы, не думать о будущем, а просто находиться в моменте. У Димы нет идей, куда податься после школы, да и никуда он особо не хочет. Дима на Новый год загадывал «погулять и не париться». А тут Маша... Она уже не вписалась в его систему ценностей, когда вдруг заслонила собой временную Лику, заставив защищать перед подругами, тайно бегать к себе на свидания, долгое время просто ухаживать на расстоянии вытянутой руки и бесконечно много раз восстанавливать отношения. Маша толкнула Диму совершать странные, нетипичные для него, романтичные поступки. Она иногда даже отменяла Димино желание провести выходные в гараже с друзьями и пивом. Дима звал Машу на все праздники, хотя когда-то осуждал за это Лёшу, таскавшего некоторых своих девушек с собой по любому поводу в их чисто пацанскую компанию. Дима действительно полюбил Машу, но теперь, когда она сказала, что беременна, вдруг всплыли опять откуда-то эти жизненные принципы. Они кричат, что надо закончить, оборвать, бросить. Какие, к чёрту, дети, если у Димы ничего нет? Если Дима вообще никогда об этом не думал. Слишком сложно для человека, который всегда жил единственным днём. Жизнь — это развлечение, набор нелепых ситуаций, посланных Вселенной ради интереса, так зачем же придавать этому столько серьёзности? Так можно и в Чалова превратиться, а он ужасно скучный человек. Дима не скучный. Дима впервые задумывается о том, что будет правильным в его «нелепой ситуации». — Что она сказала конкретно? — спрашивает Лёша. — Что беременна. — И всё? — А что она ещё могла мне сказать?! Можно подумать, будто её это не пугает! — Тогда почему ты сейчас не с ней? — интересуется Антон. — Раз уж ты понимаешь, что ей тоже нужна поддержка... — Я понятия не имею, где она. И я просто не знаю, что делать и говорить, — Дима взмахивает руками. — Её родители не в курсе, что мы встречались. А тут такое... Я не знаю. — Она же не собирается рожать? — уточняет Антон. — Я не знаю. Машка может упереться... И потом, я слышал, что иногда нельзя... ну, от ребёнка избавляться. Вдруг у неё больше детей тогда не будет? А я как бы планирую. Лет там через пять-шесть, например. — Ты детей с Машей планируешь? — В теории. Я же не знаю, как там дальше будет. Я просто подумал, что, в целом, если вдруг такая ситуация, что ей нужно рожать, то я... Женюсь на ней, наверное. Честно, я сейчас уже на любую хрень готов, лишь бы это как-то решилось, наконец. Близнецы переглядываются удивлённо. Дима, решивший жениться. Это что-то невозможное, что-то из другой реальности. Дима, которого они знают с шестого класса, никогда не заявил бы, что готов жениться едва ли не после выпускного, да ещё и воспитывать каких-то детей. Даже теоретических. — Вау, — медленно произносит Антон. — И как ты к этому пришёл? — Очень надеюсь, что это не последствия водки, — хмурится Лёша. — Я вчера ещё подумал об этом. А вчера я так много не пил. Это сегодня меня что-то размазало, ещё и Машка ни на звонки, ни на сообщения не отвечает. Я её понимаю, конечно. Сам так же поступил... — И всё-таки, Дим. Ты уверен, что свадьба и дети в восемнадцать — это подходящее решение для тебя? — перебивает Антон поток мыслей, уводящий от темы. Дима запрокидывает голову, молча. Он думает, принимает окончательное решение буквально сейчас. Конечно, просто подумать и представить, как это могло бы быть, даже рядом не стоит с тем, чтобы действительно пойти к Маше, взять её за руку, сесть перед её родителями и всё рассказать. Дима уверен, что рассказывать должен он. Если что-то пойдёт не так, то только по его вине. — Понимаешь, Тох, есть кое-что важнее, — произносит Дима. — Что-то на порядок выше. Всегда есть. — Важнее чего? — Всего. Меня, моих представлений о жизни, моего желания гулять и веселиться, этого гаража и даже нашего братства. — Что может быть таким важным, чтобы ты был готов отказаться даже от нас? — Не отказаться. Просто поставить на второе место. Это что-то, оно самое дорогое для меня, оно меня жить заставляет куда больше, чем тусовки и праздники. Ради этого я готов на всё. Пожертвовать, чем угодно, лишь бы это было. — Что это? — не понимает Антон, и Дима смотрит на него как-то снисходительно, как никогда в жизни не смотрел. Словно Антон глупый какой-то, словно ему пять лет и надо сначала повзрослеть, а потом до него обязательно дойдёт. Так обычно говорят родители, а ты сидишь и ждёшь, когда, наконец, поймёшь всё-всё. Правда, понимание обычно находит нас слишком поздно. — Потом поймёшь, Тох, — улыбается мягко Дима. — Я уверен, у тебя оно тоже будет. Может быть, уже есть, а ты не замечаешь. Антон переводит вопросительный взгляд на Лёшу, надеясь, что хотя бы тот объяснит, о чём речь. Но у Лёши такое сложное выражение лица, что понятного становится ещё меньше.***
Тем же понедельником Дима заявляется на порог Машиной квартиры. Открывает её отец, и Дима жмёт ему руку, уверенно сообщая, что он Машин парень, который пришёл серьёзно поговорить. Напряжённая атмосфера в гостиной, нагнетаемая не самым приятным разговором, и Машин страх за будущее ничуть на Диму не влияют. Он смотрит на родителей девушки и говорит, что готов жениться на ней, если уж всё зашло настолько далеко. Может, Дима и не производит впечатления благонадёжного человека, но он вполне готов нести ответственность за совершённые действия. Во вторник Дима появляется в классе с новостью о том, что летом у него свадьба. Головин от неожиданности сообщения давится водой, пока Костя пытается подобрать какие-то слова, выбирая между «охуеть» и «нихуя себе». — То есть мы можем рассчитывать на мальчишник? — улыбаясь, спрашивает вдруг Лёша. — Да, действительно, Бара! Нельзя оставить без внимания такое событие! — тут же подхватывает Костя. — А Маша вообще согласна или нет? — перебивает всех Федя, и только сейчас на него обращают внимание. Чалов всё ещё выглядит инородным телом в их компании. Странно иногда осознавать, что он тоже в курсе их дел, планов и вообще всего, что только в жизни происходит. Ещё страннее, когда понимаешь, что Чалова нельзя игнорировать, и он тоже должен участвовать в грядущей свадьбе. Если бы в начале этого учебного года кто-то сказал, что Дима решит жениться и позовёт на мальчишник ненавистного Пони, то всё гаражное братство дружно покрутило бы у виска. Весь вторник обсуждается только Дима.***
После седьмого урока Федя с Костей идут в сторону своих домов. Несмотря на то, что травма вполне освобождает Костю от занятий физкультурой, последние два урока он всё равно отсидел на скамейке. Ещё несколько месяцев назад, будучи здоровым и без костылей, он бы только и искал повод, как свалить с физ-ры, но теперь он ждал Федю. Ждал, чтобы провести вместе чуть больше времени. Помимо Димы и его свадьбы, сегодня свершилось ещё кое-что невероятное. На геометрии Костю вызвали к доске решать одну из задач. Вагнер ни разу не обратил внимание на то, что Кучаеву не слишком удобно добираться до доски на костылях, а потом стоять около неё, скрипя мелом. Вагнер даже редкие Костины опоздания на три-четыре минуты скрупулёзно отмечал в журнале, ставя жирные карандашные точки, которые в сумме могли дать несколько прогулов. — Но у него нога, Дмитрий Максимович! — каждый раз возмущался с последней парты Антон. — Выходить надо раньше, — безразлично отвечал Вагнер. — А вам, Миранчук, за нарушение дисциплины я ставлю кол. Вот и сегодня Костя, кое-как протискиваясь по узкому проходу между партами, добирается до доски на костылях. Вагнер громко и тяжело дышит, будто его бесит, что Костя такой неповоротливый. Удерживая в одной руке костыль и учебник, Костя чертит мелом куб. За всё то время, как Федя возится с Костиной учёбой, только геометрия продолжала оставаться его больным местом. Во многом из-за того, что Вагнер не ценил совершенно никаких стараний и всё, что, на его взгляд, было средним успехом, приравнивалось к двойке. Максимум тройке с минусом. Костя геометрию не понимал и понимать особо не хотел, зная, что на четвёрки он учиться не станет. Закрыть бы как-нибудь в году этот несчастный предмет, написать экзамен и забыть обо всех этих кубах с параллелепипедами навсегда. Кому нужны в жизни дурацкие хорды и плоскости? Уж точно не Косте. До этого дня каждый Костин выход к доске сопровождался долгим и тяжёлым мыслительным процессом, бесконечными язвительными комментариями Вагнера, будто упивающегося чужим незнанием, и напряжённой атмосферой в классе. И сейчас никто не ждёт ничего нового. Однако Костя вдруг бойко начинает рассказывать, что именно стоит сделать, где прочертить ещё одну параллель, чтобы найти угол. Костя говорит и говорит, опережая даже высказывания Вагнера. На лице учителя тут же отображается всё его отношение к данной ситуации. Потому последний вопрос вообще не по теме, да ещё и какой-то кривой по формулировке. Никто в классе не знает ответа, все переглядываются в страхе, потому что, даже если Костя не ответит, Вагнер всё равно пристанет с этим вопросом к кому-то другому, пока весь класс не опросит. Федя судорожно листает учебник, пока Костя отчаянно жуёт губу, перерывая в памяти все их занятия геометрией, начиная от сентября. Вагнер выжидает, постукивая пальцем по поверхности своего стола. Изредка он бросает обводящий взгляд на класс, тут же замечая, кто пытается шёпотом подсказать Косте. — Копылов, кол, — ровно произносит Вагнер. — Своими подсказками вы только топите одноклассника. Багрова, ваши предположения в коре неверны, подумайте прежде, чем открывать рот. Кол. А Федя вдруг находит нужное определение. Оказывается, всё проще некуда, но Вагнер специально хочет Костю завалить. Не шевеля ни пальцем, не издавая ни звука, Федя одними губами несколько раз проговаривает слово, смотря прямо на Костю. Тот хмурится и как только замечает, что Вагнер вновь поворачивается к классу, начинает говорить: — Э-э-э... — Да-да? — тут же переключает внимание Вагнер, что даёт Феде ещё несколько секунд, чтобы снова и снова повторить слово. — Ну... — Кучаев, я не буду ждать вашего ответа до второго пришествия. Если не знаете, то скажите прямо. — Знаю, — неожиданно спокойно говорит Костя, расцветая. — Полупериметр треугольника. В классе повисает гробовое молчание. Половина учеников понятия не имеет, что за полупериметр, если речь была о какой-то формуле. Другая половина отчаянно надеется, что Костя действительно прав. — Полупериметр треугольника, — повторяет Вагнер. — Удивительно. Это, получается, вы, Кучаев, впервые подготовились к моему уроку? — Я всегда к ним готовился, если вы не замечали. — Минус балл за ехидство, — не без удовольствия произносит Вагнер. — Садитесь. Четыре. Четыре. Четыре! Костя не слышал такой оценки примерно никогда на уроках геометрии, не говоря уже об уроках с Вагнером в этом году. И, разумеется, он счастлив. Счастлив и Федя, и всё гаражное братство. Головин даже через ряд пытается шёпотом докричаться до Кости, чтобы тот знал, что он молодец. И пусть без Фединой подсказки Костя вряд ли сказал бы что-то дельное, всё равно Костя — герой. Ведь это именно он прочёл по губам Чалова нужный ответ. — Федь, давай на улице посидим? Погода суперская, не хочу в душной квартире торчать, — предлагает Костя. — У тебя скамеек никаких нет, — говорит Федя. — Только у моего подъезда, если. А тебе это лишние несколько шагов... — Ничего страшного. Я на этих костылях, как на родных, бегаю. Погода действительно замечательная. Тепло и солнечно, очень кстати иногда дует прохладный ветер, приятно пробегающий по коже. Все стараются либо сидеть у открытых окон, либо гулять на улице. Вполне понятно, что Косте хочется в такой день находиться не просто на свежем воздухе, но ещё и с Чаловым рядом. Тот к Косте домой не пошёл бы, а вот у подъезда вполне согласился бы посидеть. Федины соседи сверху, те самые любители «Касты», тоже распахнули свои окна. Мужчина лет тридцати ставит на подоконник небольшой магнитофон, включая диск с песнями своей любимой группы, чтобы было не так скучно мыть стекло. Федя вздыхает, гадая, когда же соседу надоест слушать изо дня в день одно и то же. — «На порядок выше», — комментирует Костя, когда Федя без слов переводит на него взгляд. Он только собирался спросить, что за песня, но Костя опередил мысли. Федя садится рядом на скамейку. Во дворе никого нет, и всё ощущение жизни сводится лишь к моющему окна мужчине. Наверное, именно поэтому Костя смело двигается ближе, закидывая одну руку на плечо Феди, приобнимая. — Костя, — предупреждает Чалов, пытаясь скинуть руку. — Совсем страх потерял? — Да нет никого. — Это пока. Тут в любой момент может какая-нибудь бабка с первого этажа в окно выглянуть. Или этот глаза опустить, — Федя мотает головой в сторону соседской квартиры. — Весь подъезд тебя и так знает. Я не хочу, чтобы в меня потом пальцами тыкали. — Брось. Какая тебе разница? — Я, вообще-то, с родителями живу. С братом, с сестрой. Как будто им не станет известно тогда. И что я буду им говорить? — Я им что-нибудь скажу, — просто пожимает плечами Костя, руку оставляя на прежнем месте. Он улыбается, смотря на недовольное выражение лица Феди, и быстро целует его в щёку. «На порядок выше» — странная песня, больше похожая на какой-то рассказ. Впрочем, как и все песни «Касты». Смысл этой песни в том, что встречаются два друга, делятся последними событиями своей жизни. Один собирается уехать за границу, а другой сначала соглашается, что это выход, но потом принимается убеждать товарища в обратном. Мол, тут у людей зато есть душа, они искренние, да и вообще, где родился, там и пригодился. Друзья не прощаются, хотя вполне понятно, что они больше никогда не виделись. Федя думает, что это какое-то нелепое совпадение. Настолько странное, что даже не знаешь, смеяться или плакать. На душе у Феди продолжает лежать тяжёлый камень сомнения, камень разочарования, и сдвинуть его может, разве что, правда. Только Федя не знает, как к ней подступиться, как посмотреть в глаза Косте и поговорить обо всём спокойно... А потом разойтись и никогда больше не встретиться. — Что случилось? — спрашивает Костя, и Федя почему-то не удивляется. — Поговорить надо, Кость. Послушаешь меня? — Конечно! — Только не перебивай, хорошо? — Костя уверенно кивает. Такой хороший день, такое прекрасное настроение, а Феде сейчас придётся всё испортить. — Нам расстаться надо. Не то что бы мы встречались, но и начинать не стоит. Понимаешь, это просто невозможно, не получится. Максимум до выпускного, а потом... Кость, я в Германию уезжаю. У Кости лицо серьёзнеет в момент. Он убирает руку и даже немного отодвигается, ещё немного, и подхватит свои костыли, уйдёт насовсем. — Родители в пятом классе решили, что университет надо за границей заканчивать. Узнали, в какой лучше поступать, а у нас в школе как раз немецкий начался. Ну, помнишь, года два-три всего шёл? Я дальше сам заниматься стал, к их экзаменам готовился. Учиться там столько же, сколько здесь, но, скорее всего, работать я тоже там буду. Во всяком случае, родители хотели бы, чтобы я там жил как можно дольше. Они уверены, что по моей будущей специальности тут ничего не выйдет, тут это неразвито, не требуется... Я не знаю, насколько еду и когда вернусь, вернусь ли вообще. Поэтому, Кость, нам бессмысленно начинать что-то. Я понимаю, как тебе больно, но я думаю, что лучше заранее сказать. Было бы подло и несправедливо просто уехать, ничего не сказав и оставив тебя тут одного с кучей вопросов. — В Германию, значит? — повторяет Костя. — Надо было догадаться. У тебя же в расписании репетиторы по немецкому. Я столько раз видел и никогда не задумывался. Зачем тогда ты ЕГЭ сдавать будешь? — Может быть, я ещё не поступлю. Там конкурс серьёзный, да и весь этот год у меня такой сумбурный, что, кажется, я явно не напишу хорошо экзамены. Надо подстраховаться на тот случай, если я здесь останусь. — Не поступишь? Я тебя умоляю. Чтобы Федя Чалов не поступил в лучший вуз Германии? — Ну, не лучший... — Без разницы, это ведь не какая-то наша шарага, — Костя проводит рукой по волосам, зачёсывая их назад. — С пятого класса. Родители решили. Боже, это всё так очевидно, какой же я тупой! — Кость, прости... — Вот только без этого! Ты нормальный вообще за своё будущее извиняться? Ясное дело, что оно у нас не может быть одинаковым. Тебе надо быть лучшим, ты это заслужил, ты к этому шёл. Поэтому если я ещё хоть раз от тебя услышу какие-то извинения за то, что ты, видите ли, хочешь получить хорошее образование, я, клянусь, никогда больше с тобой общаться не буду. Блин, ты ведь даже на дебатах тех тупых про университеты за границей рассказывал! Федя не знает, как реагировать. Он не понимает, что Костя думает по поводу сказанного. — А с чего ты, Федь, решил, что после выпускного у нас всё кончится? — спрашивает Костя. — Я же уеду... Нет, мы можем говорить по телефону, по скайпу, я буду приезжать на каникулы, да. Только это ведь очень тяжело, я слышал, что отношения редко выдерживают расстояния. А если это на всю жизнь так? — А почему ты не рассматриваешь тот вариант, что... Ну, допустим, я вместе с тобой поеду? — Как? — удивляется Федя, широко распахивая глаза. — Кость, ты же... У тебя же... Ты ведь мечтаешь в футбол играть, на просмотр собирался столько лет! — Во-первых, у меня травма. Я не уверен, что это решится так уж быстро. Во-вторых, знаешь, я столько раз пытался хотя бы доехать до этого просмотра, и каждый раз что-то случалось. Может быть, просто не судьба? Может, не в этом моя мечта, на самом деле? — А в чём тогда? — В тебе. В том, чтобы поехать с тобой в эту Германию. В том, чтобы просто быть с тобой. — Ты сейчас серьёзно, Кость? — Более чем. Правда, Федь, поедем вместе в Германию. Ты будешь учиться, а я... Ну, на работу какую-нибудь там устроюсь. Там же наверняка есть какие-нибудь забегаловки или магазины, где нужны кассиры. Только я языка не знаю. Но ты ведь меня научишь? У тебя классно получается. Я, вон, за год с тобой все предметы подтянул, даже геометрию. Так что, немецкий этот за полгода пойму. Федя не верит своим ушам. Ради него Костя готов отказаться от того, к чему шёл большую часть своей жизни. Костя согласен работать непонятно кем, каким-нибудь кассиром или уборщиком, лишь бы быть вместе с Федей. И если тому надо учиться в Германии, то Костя сделает всё, чтобы Федя учился в этой Германии и не страдал всю жизнь по их несостоявшимся отношениям. Костя друзей всегда ставил выше учёбы, выше своих интересов. А любовь Костя ставит ещё выше.