This is our time. No turning back. We could live... We could live like legends.
Это наше время.
Нет пути назад.
Мы могли бы жить...
Мы могли бы жить, как легенды.
— А по какому поводу собрание? — спрашивает Лунёв, крутя головой в разные стороны и отмечая, что сегодня у них слишком уж странный состав. Обычно планёрки проводятся по понедельникам, но тут Федя собирает их во вторник, да ещё и только мужчин. Приглашён даже Рома, который не то чтобы учитель. Нет Вагнера, хотя он учитель и мужчина, пусть далеко не все в коллективе его любят. Нет информатика Лушина и учителя черчения Бавина. — Вы все знаете, что в четверг наша команда по футболу играет в финале городского школьного чемпионата, — начинает Федя, уперев руки в поверхность стола. — Мероприятие важнейшее, можно сказать, ключевое в году. — Кстати говоря, все должны присутствовать на стадионе и оказывать поддержку нашим игрокам, — влезает со своим комментарием Кокорин, который уже задолбал напоминать всем и каждому, что у них скоро финал. Многие учителя не хотят идти только потому, что устали слушать завуча. — Да-да, но сейчас не об этом. Дело в том, что у них есть традиция. Перед матчем школьных сборных проводится так называемая товарищеская встреча среди команд представителей школы. Представители — это учителя, директор, завучи, вахтёры, в общем, кто угодно, кто работает в школе и умеет хотя бы иногда попадать ногой по мячу. Поскольку это наш первый в истории финал, то раньше мы ни в чём подобном не участвовали. А теперь нужно. — Что значит, нужно? — хмурится информатик Прокофьев. — Если набирается команда из одиннадцати человек, — уточняет Федя. — Понятно, что если у вас в школе нет столько мужчин непреклонного возраста, то никто не заставит вас играть. И, разумеется, школа может отказаться от участия. Не объясняя причины. Однако я считаю, что мы могли бы поучаствовать. В конце концов, возможно, это единственный раз, когда нам представится такой шанс... — Раскатать 623-ю школу! — добавляет Кокорин. — В том числе. Тем более, игра чисто товарищеская, только ради удовольствия. Ну, разумеется, это также повышает рейтинг школы. Думаю, нам было бы полезно показать свою деятельность ещё и в таких мероприятиях, чтобы в следующем году, например, не встречаться с Ильёй Олеговичем, — последние слова Федя произносит чуть тише, но вполне доходчиво, чтобы даже сомневающийся в пользе надвигающегося события Прокофьев задумался. — Условия там тоже приемлемые. Два тайма по полчаса. — И когда это будет? — спрашивает Кузяев. — В четверг. За два с половиной часа до начала основной игры нашей команды. Так что, Игорь с Артёмом вполне успеют её подготовить и провести тренировку перед матчем. Заодно узнаете преимущества и недостатки поля. Так, все согласны поучаствовать в этой товарищеской встрече? Первым подаёт голос, разумеется, Кокорин. Он, как только узнал, что можно поиграть в футбол и за что-то побороться при этом, сразу загорелся, вынес Феде мозг, чтобы он побыстрее собрал всех и они организовали команду. Дальше соглашаются Денис и Александр. Если Черышев не до конца уверен, что он ещё в состоянии что-то показать на поле, то Александр действительно относится к игре, как к чему-то развлекательному. ОБЖшник Михаил Павлович недолго сомневается, но всё-таки тоже соглашается, предупреждая, однако, что к футболу он относится скептически. Он не понимает, как кому-то может нравиться смотреть на это. Бегающие по полю люди добровольно себя калечат, а по другую сторону экрана совершенно невменяемые личности орут на них, срывая голоса, не отдавая себе отчёта, что никогда не будут услышаны. Безумие, а не проведение досуга, считает Михаил Павлович. — А Артём с Игорем ведь тоже участвуют? — спрашивает Лунёв. — Естественно, — кивает Артём. — Будто у нас есть выбор. Среди всех вас, только мы с Игорьком действительно понимаем, что такое футбол, — после такого заявления Федя, Саша и Денис удивлённо уставляются на Артёма, без слов спрашивая, уж не пошутил ли он. — Ну, мы явно побольше вашего в нём были. Да и мы тренеры, а вы сейчас... — Когда не знаешь, как исправить ситуацию, лучше помолчать, — прерывает Денис. — Но учти, я твои слова запомнил. Кузяев соглашается только после того, как соглашается Лунёв. Тот вообще за любой движ, и ему совершенно всё равно, что именно он потом будет делать. Кузяев думает о том, чтобы не стать посмешищем на глазах кучи людей. Ведь зрители, наверняка, будут. — Отлично, раз все согласны, — продолжает Федя сразу после ответа Ромы, — тогда давайте распределим роли. Вратарём, думаю, будет Игорь... — Нет-нет-нет, — немедленно открещивается Акинфеев. — Я согласен помочь вам в этом товарищеском матче, хотя не особенно рад, но вратарём я не буду. Ни в коем случае. Я уже давно со всем этим закончил, начинать заново, пусть и временно, не собираюсь. Вон, возьмите Андрея, раз ему всё равно, кем быть. — Я готов, — уверенно сообщает Лунёв. — Но, Игорь, ты же понимаешь, что лучше тебя вратаря мы не найдём? — спрашивает осторожно Федя. — Ты столько лет играл на профессиональном уровне, ты призывался в сборную... — Это было сто лет назад. С тех пор я никогда больше не играл в футбол. — Ты же как-то тренируешь команду, — поворачивается к Игорю Саша. — Тренируешь же? Ну, вот. Тем более, всего лишь два тайма по полчаса. Это ж вообще ни о чём! — Нет. Я согласен поиграть в защите, но не на воротах. Судя по интонации Акинфеева, разговор на этом окончен. Только Кокорин отступать не собирается, у него есть много доводов, чтобы доказать, почему именно Игорь, а не кто-то другой, должен быть их вратарём. Федя не даёт Кокорину рта раскрыть, понимая, что сейчас, наверное, действительно не стоит давить на Игоря. Они потом поговорят наедине, и если уж совсем ничего не выйдет, то тогда вратарём будет Лунёв. Спустя ещё пятнадцать минут обсуждений, они приходят к окончательному варианту, как должна выглядеть их команда. Капитаном назначают Федю, потому что он директор, да и никто больше, кроме Артёма, ответственность на себя брать не хочет. Но Артём готов уступить это право своему начальству. — Хорошо, тогда на сегодня всё, — говорит Федя. — Запомните, что игра в четверг... Да? — он замечает поднятую вверх руку Александра. — Может, вопрос не по теме, но ведь завтра будет итоговое собрание? — К сожалению, да. — Каковы наши шансы? — сразу понимая, о чём речь, включается Кузяев. — Надеюсь, что большие, — отвечает Федя. — Не могу сказать точно. Сами понимаете, в любой момент всё может измениться. Но, как бы там ни было, этот год нам точно дадут доработать. Правда, могут лишить права проводить ЕГЭ. Завтра, в среду, должно состояться итоговое собрание в РОНО, на котором будет решаться судьба гимназии. Едут туда лишь Федя и Кутепов. Илья будет отчитываться о проделанной работе, предоставит все бумаги и даст свои комментарии перед комиссией. Затем слово передадут Феде, который должен рассказать, почему раньше нельзя было исправить все недочёты, какова нынешняя обстановка в гимназии и почему её не должны закрывать. Федя уже чувствует, как будет стоять и оправдываться, но, благо, не впервые. Да и потом, от этого зависит судьба гимназии. Как директор, Федя обязан уметь переносить такие мероприятия. Из-за этого во вторник настроения среди учителей уже довольно нервные. В воздухе витает тяжёлое ожидание, которое целиком и полностью переносится на среду. Разумеется, нельзя скрыть того, что в школе нет ни директора, ни проверяющего. И если отсутствие Смолова ещё мало удивляет, то вот Кутепов — фигура куда более заметная. Стоит только переступить порог здания, чтобы понять, что сегодня можно вдохнуть полной грудью, раз Кутепова нет. Поэтому почти все ученики радостно носятся по коридорам, не понимая, откуда столько тревоги в глазах учителей и почему все уроки сегодня какие-то не такие. Конечно, в большинстве своём учащихся радует рассеянность педагогов, которые не замечают списывания на контрольных, не придираются к ошибкам при решении задач у доски, а Инна Юльевна и вовсе отказывается проводить урок. Лишь машет рукой, чтобы группа открыла учебник и самостоятельно выполнила перевод текста. Когда-нибудь потом она обязательно проверит, если вспомнит. К третьему уроку, когда Кузяев, обычно всегда собранный, увлечённый своим предметом, неожиданно роняет со стола какую-то установку для опыта, Антон начинает чувствовать, что что-то не так. Он толкает локтем Лёшу и вопросительно указывает взглядом на физика, собирающего установку обратно. Руки у Далера Адьямовича не слушаются, он бормочет неразборчиво себе под нос, пока класс переговаривается друг с другом совершенно свободно. Кто-то просит тетрадь с решённой задачей, кто-то спрашивает, во сколько звонок, где-то сбоку смеются над видео в телефоне, включённом едва ли не на полный звук. Обычно Кузяев никогда не позволял на своих уроках таких вольностей. Это ведь неуважение. — Далер Адьямович, а что случилось? — вдруг поднимает руку Саша. Ему тоже всё вокруг кажется странным. — Так, тишина в классе! — резко оборачивается учитель. — Что вы спросили, Головин? — Что случилось? Почему у нас на всех уроках сегодня какая-то самоподготовка? — Это внутренние дела школы. Ничего страшного, — вмиг собираясь с силами, произносит Кузяев. — Майоров и Копылов, вы уже решили задачу? Какой ответ у вас получился? Следующим уроком химия на первом этаже. Стоя перед закрытой дверью кабинета, Саша пытается прислушаться к разговору Кузяева с Лунёвым, которые, по обыкновению, пьют там чай. Из-за шума в коридоре не слышно вообще ничего, да и учителя, наверняка, ушли в лаборантскую. — Может, к Кокорину сходить? Он точно всё знает, — неожиданно предлагает Антон. — К Кокорину?! — удивляется Лёша. — Лучше к Денису Дмитриевичу. Он тоже вряд ли будет скрывать. — До Дениса Дмитриевича три этажа по лестнице. До Кокорина всего лишь метр влево. Лично я прошёл бы метр, хотя и терпеть не могу Кокорина. Лёша недолго думает и соглашается. Они громко стучат в дверь кабинета директора и, не дожидаясь, пока им откроют, первыми заходят внутрь. Саша плетётся следом, неподалёку топчутся Федя и Костя, больше заботящийся о том, чтобы бегающие младшеклассники не зацепили его костыли. — Здрасте, Александр Александрович, — произносит Антон, а Кокорин, курящий в открытое окно, даже не вынимает сигареты изо рта. — Мы тут спросить хотели, что за внутренние дела школы, из-за которых у нас сегодня все учителя еле-еле уроки ведут. — Сегодня просто итоговое собрание в РОНО. Вон, Фёдор Михайлович с Кутеповым поехали отчитываться. Либо школу нашу сегодня прикроют, либо всё-таки нет, — Кокорин кидает окурок в окно и нехотя слезает с подоконника. — Естественно, все переживают. Как-никак, новую работу хрен найдёшь. — А есть какие-то предварительные результаты? — просовывается вперёд Саша. — Может быть, известно, к чему мы ближе? — С Кутеповым ни в чём нельзя быть уверенным. Он столько времени грозился нас закрыть ещё в ноябре, а сам взял и вдруг на собрании вступился, сказал, что курировать будет. Так что, и теперь может вдруг отказаться от всех своих слов и нахрен нас закрыть. Но Фёдор Михайлович говорил, что этот год по-любому ещё доработаем и доучимся, — Кокорин нервно трёт запястья. — Когда они вернутся? — спрашивает Лёша. — Думаю, к пятому-шестому уроку, не раньше. Там процедура тяжёлая, долгая. Комиссия какая-то тупая ещё решение будет выносить полдня. — Комиссия... — растерянно бормочет Антон. — А что, Миранчучьё, переживаете? — усмехается на одну сторону Кокорин. — Зато будет, чем гордиться. Ваш легендарный выпуск последний в истории школы. — Да, есть повод для радости, — Антон закатывает глаза. — И это последнее собрание? Больше точно не будет? — интересуется снова Саша. — Не будет. Вот это я точно могу вам сказать. РОНО тоже не в кайф ради нашей шараги собираться каждый месяц. Раздаётся звонок, и Костя с Федей, стоявшие дальше всех от дверей, разворачиваются в сторону кабинета. Саша, о чём-то подумав, кивает близнецам на выход. Как раз Кузяев спешно выходит из дверей, хотя обычно старается уходить за пару минут до звонка. — Эй, Миранчучьё, — окликает близнецов Кокорин. — Нормально всё будет. Я Федю сто лет знаю, не из такого дерьма этот придурок выбирался. — А мы и не сомневались, — говорит Антон. Но всю химию он смотрит на пустую страницу тетради по какому-то вообще другому предмету и стучит кончиком ручки по парте. Методичный звук раздражает сидящего впереди Диму, и он несколько раз просит Антона прекратить этот нервяк, а то ещё немного, и Баринов нахер ручку выкинет. Лёша цыкает на Диму. Можно и потерпеть чуть-чуть, не умрёт. Дима понятия не имеет, что происходит, ему вся эта ситуация со школой до фонаря, как и будущее школы, скорее всего. Он закончит одиннадцатый класс и не вспомнит больше никогда это здание, учителей, одноклассников, кроме тех, с кем общался. Близнецы тоже вряд ли вспомнят. Разумеется, не забудут Черышева, Кокорина — этого вообще попробуй забудь, — и ещё нескольких неплохих, в целом, людей. Даже Рому-вахтёра, скорее всего. Вот только переживают они не за школу как таковую, а за одного конкретного человека. Человека, который эту школу столько времени пытается спасти, пусть и получается у него откровенно неважно. Что будет делать Фёдор Михайлович, если у него не будет школы? Куда он пойдёт? Сможет ли снова стать директором? — Хреновый я директор, ничего не умею. Нахер вообще сунулся? — Нормальный вы. Вас все любят. И потому, что любят, потому и переживают сильнее. Потому и не хотят, чтобы у него отняли школу. Он в неё столько времени и сил вложил, всё пытался доказать самому себе, что не хуже Иды Геннадиевны. И действительно не хуже, только сам не понимает. С самим собой всегда сложнее бороться. — Я никогда не хотел прийти и выгнать Иду, никогда не хотел быть директором школы, никогда не хотел что-то кому-то доказывать тут и бороться со всякими проверяющими. Не было у меня такой мечты. — А о чём вы тогда мечтали? Мечты не становятся реальностью, вот, в чём проблема. Но есть в жизни цели, и этих целей надо достигать. Фёдор Михайлович поставил себе цель сохранить школу, и он идёт к этой цели. Он должен закончить этот путь, должен закончить его не в шаге от исполнения. Иначе зачем тогда это всё? Для чего они тут что-то делают? Зачем команда борется за чемпионство? Зачем Кокорин покупал турникеты? Для чего Денис Дмитриевич проговаривает один и тот же текст каждый понедельник на линейке перед дежурством? Для чего они стараются выдерживать школьную форму и пытаются вести себя дисциплинированно? — Я в тебя верю, Антон. «А я верю в вас, — думает он. — Мы верим». Окна кабинета английского выходят на школьный двор. Саша, сидящий около окна, иногда чуть приподнимается на стуле, чтобы проверить, не приехала ли машина директора. Хотя он в последнее время старается не парковать её прямо перед клумбой, ведь Кутепов выставил это очередным нарушением. Впрочем, не каждый раз Фёдор Михайлович беспокоится об этом. Через десять минут от начала шестого урока машина появляется, и Саша шёпотом зовёт Антона с Лёшей. Они сразу всё понимают. — Инна Юльевна, мы выйдем, — громко сообщают близнецы и, не дожидаясь реакции учительницы, которая даже не сразу их услышала, вылетают из класса. Они бегут по лестнице, перепрыгивая ступеньки. Бесконечный ряд ступенек, с которых грохнуться можно легче лёгкого. На втором этаже чуть не сносят какого-то учителя. — Я вас к директору отправлю, будете так носиться! — угрожающе звучит вслед. — Мы как раз к нему! — отвечают близнецы. Они громко стучат в дверь и тут же её распахивают, считая, что ждать сегодня вообще никак нельзя. Кокорин сидит за своим столом, улыбаясь чему-то, что рассказывает Федя с чашкой кофе в руке. — Надо же, — качает головой Кокорин, смотря на вошедших. — Прибежали. — Ну, что?! — выкрикивают близнецы, стоя на пороге. — Всё в порядке, — отвечает Федя, отставляя чашку в сторону. — Нас не закрывают. Нас даже в статусе гимназии сохранили... Не успевает он закончить фразу, как с громким вздохом облегчения близнецы кидаются на него с объятиями с двух сторон. Кокорин тактично отводит взгляд, словно его тут не существует. Федя не знает, что ему делать, как реагировать. Отпускать его явно не собираются, и от этого так хорошо, пусть и совершенно неправильно. Боже, не хватало только тащить всё это прямо в собственный кабинет. С другой стороны, именно тут всё и началось. — У вас же урок сейчас? — вдруг вспоминает Федя. — Вы почему здесь? — Да там английский, — легко отмахивается Антон, за что немедленно получает осуждающий взгляд директора. — Ладно-ладно, это очень важный предмет, как же так я могу его пропустить. Лёша, пошли. Кокорин кашляет несколько раз, что является каким-то своеобразным знаком для Феди. Он хватает близнецов за запястья, останавливая в полушаге от двери. — Я спасибо вам хотел сказать, — произносит Смолов. — За что? — Это ведь вы осенью с Кутеповым говорили. Если бы не вы, он бы в ноябре нас закрыл. А так, сказал, что, раз ученики школы настолько ею дорожат, то он даст нам шанс. — Это Тошина идея была, — Лёша переводит восхищённый взгляд на брата. — Он там чего только ни наговорил. — Неправда. Ты тоже не просто так стоял рядом, тоже помог. Да и не идея это была, просто... И вообще, я про школу ничего не сказал толком. — А про что тогда? — неожиданно спрашивает Кокорин. — Ну... Я не помню уже... Лёша сказал же, что я там кучу всего нанёс. — За вас он переживал, Фёдор Михайлович, — произносит Лёша, и Антон взглядом его прожигает, потому что, вот, кто просил. Какая разница, за кого он там переживал. — Спасибо, — через мгновение повторяет Смолов и напоследок вновь обнимает их.***
Только накануне товарищеского матча с 623-й школой до Кокорина вдруг доходит, что это же та самая школа, где Марио работает завучем. Поскольку с Фернандесом Денис так никого и не познакомил, хотя для этого существовали целых две недели майских праздников, то Саша уверен, что нет лучшего повода для знакомства, чем ближайшая игра. — Марио ведь участвует? — интересуется Кокорин, скорее, для галочки, ведь он считает, что эта товарищеская встреча настолько важная, что в ней участвует буквально каждый житель Москвы. — Да, — кивает Денис. — Не то чтобы ему хотелось, но его и не спрашивали особо. — В смысле не хотелось? — Представляешь, Саш, не все тут любят футбол, как ты. Марио относится к нему равнодушно, но в школе сказали, что он должен участвовать, иначе им не собрать команду. — Равнодушно, значит, — недовольно ворчит Саша. — Ну, ничего. Когда он сюда переедет, придётся поменять свои взгляды. — С чего ты взял, что он сюда переедет? — Но не ты же к нему. Ты вообще с места лишний раз предпочитаешь не двигаться. Прирос к своему дивану. Значит, выбора у Марио нет, и он будет жить здесь, — Денис удивлённо качает головой, поражаясь тому, как Саша строит планы за него. — Погоди, уж не хочешь ли ты сказать, что вообще не думаешь с Марио съезжаться? — Вообще-то, не думаю. Во всяком случае, в ближайшее время. У нас тут, видишь ли, явное перенаселение, а спать втроём на диване Марио вряд ли хочет. Для начала надо дождаться, когда Катя выйдет замуж за Рому, потом, я надеюсь, ты свалишь отсюда на хер, и вот тогда, возможно, мы с Марио обсудим совместное проживание. В конце концов, мы не так давно в отношениях, чтобы жить в одной квартире. — Вы с ним переписывались год! — Это не считается. — Считается! Если бы ты был более уверенным в себе, то пригласил бы его на свидание куда раньше. И не пришлось бы целый год ходить вокруг да около. Вечер заканчивается тем, что Денис опять грозится выгнать Кокорина спать под дверь, если он не перестанет на него давить со своими хотелками. Такое чувство, будто это Саша встречается с Марио, а не Денис. В любом случае, Саша предвкушает завтрашнюю игру. Предвкушает её и Артём. Он по-прежнему живёт у Валерии и по-прежнему практически не общается с Игорем. Иногда в их взаимоотношениях наступает оттепель. Тогда они могут поговорить на кухне за ужином о чём-то большем, чем о работе, но такие периоды быстро заканчиваются. Акинфеев продолжает таить старые обиды и быть неприступной стеной, а Артём устал добиваться от него хоть какого-то расположения. Тем более, что каждый раз Игорь бьёт по больному, что лишь отталкивает Артёма от дальнейших попыток. Но именно Артём решает взять на себя задачу уговорить Игоря снова стать вратарём. Только на час товарищеского матча, а потом пусть делает, что хочет. Изначально, правда, после собрания во вторник говорить с Игорем собирается Федя, но Артём его опережает. — Я разберусь, — уверяет он Смолова, кладя тому ладонь на плечо. Не то чтобы Федя этому жесту рад. — Смотри, если не договоришься с ним, лишу премии. — А то она у меня была, — хмыкает Артём. Премия, кстати, у него действительно была, но тратилась она с такой скоростью, что Артём не успевал отслеживать. За выход команды в финал Артём получил даже больше прежнего, и он уверен, что тут не обошлось без инициативы Кокорина... Но вернёмся к вопросу с Игорем. Артём привык действовать прямолинейно, не заходя издалека, не выискивая более мягкие подходы. Он стучит в комнату Игоря до тех пор, пока не выясняет, что Акинфеев был всё это время в ванной. И стоит тому зайти в комнату, как Артём уже влезает следом, не оставляя шансов к отступлению. Для лучшего эффекта Артём прислоняет Игоря спиной к этой самой двери и, смотря прямо в глаза, заявляет: — Игорёк, ты нам нужен. — Кому? — не понимает Игорь, уже забывший о том, что было в школе несколько часов назад. Ещё не хватало думать об этом каждую секунду жизни. — Команде. Нам нужен лучший вратарь для товарищеского матча, понимаешь? Лунёв — это, конечно, хорошая попытка, но не идеальная. А ты как раз идеальный. Мы должны обыграть 623-ю всухую, потому что это вопрос чести. Уверен, ты отразишь все удары этих дилетантов. — То есть я, по-твоему, сейчас как раз на том уровне, чтобы легко обыгрывать дилетантов? — Игорь выгибает бровь и цокает языком. — Да, Игорь, блядь, ну, чё ты вечно к словам придираешься? Я не это имел в виду. Ты вообще вратарь отличный. Будь ты сейчас в ЦСКА, они бы уже давно взяли чемпионство досрочно. Игорёк — ты вратарь от бога. Я же помню, как ты играл раньше в сборной... — Помнишь? Что-то я не заметил твоей потрясающей памяти, когда ты, спустя год, еле-еле, с подсказки Валерии, осознал, что я вообще играл с тобой на одном поле. — Но потом я вспомнил всё! Мне просто нужен был толчок в верном направлении. Так вот, Игорёк, послушай меня. Ты вратарь. Вратарь! Ни защитник, ни нападающий. Твоё место в воротах. Лучше этого у тебя ничего не получится. — Хочешь сказать, что я вообще дно? — Да, блядь! Игорь! Как ты, чёрт возьми, каждый раз это делаешь? Вот, что ни скажи, всё не так. Ты можешь услышать то, что я тебе говорю? Без поисков скрытых смыслов. Во вторник Артём так ничего и не добивается. В среду, случайно столкнувшись со Смоловым в коридоре, Артём получает логичный вопрос о том, как продвигается процесс переговоров. — Я работаю над этим, — твёрдо заявляет Артём, хотя в душе он уже не так уверен, что у него получится. Игорь — это что-то невероятное по своей упёртости и нежеланию слышать собеседника. У них целый день вместе, потом ещё и тренировка с командой. В любое свободное время Артём капает на мозг своему коллеге, чтобы тот согласился. Ведь Артём иначе вообще не отстанет, Игорю же хуже. Но тот вполне готов терпеть. И лишь в четверг утром, за несколько часов до матча, Игорь вдруг заявляет, что он встанет в ворота. Это самый последний раз, когда его там увидят. Увидят не только зрители, члены собственной команды и команды соперника, но и приглашённые тренеры, которые прекрасно знают, кто такой Игорь Акинфеев. — Игорёк, я горжусь тобой, — понимая, насколько тяжело ему далось это решение, говорит Артём. Он даже приобнимает Игоря в знак поддержки, но в ответ слышит раздражённое сквозь зубы: — Руки свои убрал. Для Артёма это звучит, как вызов. Более того, Артём, как и перед самым первым матчем в отборе к чемпионату, поспорил сам с собой. Если их команда станет чемпионом, то Артём выиграет этот спор. А если нет, то он съедет из коммунальной квартиры навсегда.***
Стадион забит едва ли на треть. Многие собираются приехать только к началу основного матча, поэтому зрители прибавляются в процессе. Когда на поле разворачивается товарищеская игра между представителями 623-й школы и гимназии, то на трибунах можно заметить лишь членов команд и самых активных болельщиков, вроде Димы. Им просто интересно, как играют учителя, да и с уроков всё равно отпустили. Из приглашённых тренеров тоже пока два человека, которых и не узнать. Антон сидит на трибуне между Лёшей и Сашей, вглядываясь в сторону, где должны быть эти особые гости. Ничего непонятно, слишком далеко, ещё и солнце прямо в глаза светит. Вообще солнце не по делу вылезло, конечно. К тому времени, как они начнут играть, оно переместится и может светить прямо в лицо Матвею или вратарю 623-й школы. Саша считает, что любая погода лучше снега, следовательно, не о чем переживать. Подумаешь, жарко. Впрочем, Головин согласен и в снег играть, ведь его радует одна только мысль, что через час он снова выйдет на поле после долгого перерыва. Антон обещал ему финал, Антон подарил ему финал. Теперь Саша должен подарить другу кубок. — У вас с Шандыбиным равное количество голов, — шепчет Ваня Антону, наклоняясь с верхнего ряда. — Обляков, заткнись хотя бы сейчас, а? — огрызается Лёша. — Дай игру посмотреть. — Было бы что смотреть, — фыркает Исаков, не отрывая взгляда от телефона. — Подумаешь, наши старпёры мяч по полю возят. — Что? — с претензией разворачивается Антон, чуть не спихивая Сашу с края сиденья. — Что услышал. Или ты не согласен с тем, что это невозможно смотреть? Жалкая пародия на футбол. Ну, ладно, Акинфеев и Дзюба не в счёт. Как-никак, Артём Сергеевич первый гол забил, спустя три минуты. Но остальные... — Можно подумать, ты лучше играешь. — Уж получше Фёдора Михайловича точно. — Кто тебе это сказал? — усмехается Антон. — Тебя жестоко обманули, Лёнь. И почему ты вообще доебался именно до Смолова? — Другие ещё хуже. Хотя на 623-ю смотреть вообще жалко. Обидно, что у них основная команда не такая же, — немного помолчав, Лёня вдруг добавляет. — Миранчук, а ты-то чего так возмутился? В ответ Антон ничего сказать не успевает, потому что их команда забивает ещё один гол в ворота 623-й школы. Как ни парадоксально, но забивает Смолов. Антон снова поворачивается к Лёне, ожидая, как тот это прокомментирует. Лёня только безразлично пожимает плечами, представляя всё, как случайность. В конце концов, очевидно, что учителя из 623-й куда слабее. — Сказал человек, забивший всего два мяча за весь чемпионат, — бубнит Антон. — И запарывающий по десять моментов в каждом матче. — Господи, Миранчук, отъебись. Что я должен сказать? Что Смолов охуенный? Хорошо, Смолов охуенный. Доволен? — Вполне. Первый тайм товарищеской встречи заканчивается со счётом 4:0 в пользу гимназии. Ещё раз забивает Артём, а последний мяч со штрафного отправляет прямо в ворота Денис. У него даже сердце подпрыгивает, когда с трибуны доносится одобрительный гул. Но, кроме этого, в концовке тайма Кокорин сносит с ног в опасном подкате Марио, которого поставили крайним защитником. Подкат оказывается настолько опасным, что судье приходится показать Саше жёлтую карточку, хотя обычно в товарищеских встречах этого не делают. — Сорян, — произносит Кокорин, помогая Марио подняться. — Я, кстати, Саша. Ну, друг Дениса. — Очень приятно, — говорит Марио, отряхиваясь и пытаясь понять, не повредил ли он колено, пока падал. — Мне тоже. Если честно, не думал, что когда-нибудь действительно познакомимся. Денис очень не спешит с этим... — Кокорин, блядь, хорош трепаться, у нас ещё три минуты игры! — орёт Артём. Зато в перерыве Саша снова находит Марио и заводит долгий разговор ни о чём, не давая Фернандесу даже присесть на скамейку и попить воды. Вместе с Сашей подходят Денис, Федя и Александр, потому что нельзя упускать такую возможность наконец-то увидеть друг друга в лицо. Денису хочется, правда, провалиться сквозь землю от стыда за своих друзей. Особенно за Кокорина. Но свисток на второй тайм успевает спасти Дениса от этой участи. В итоге, гимназия одерживает сокрушительную победу — 6:0. Артём оформляет хет-трик, а Федя делает дубль. Надо сказать, что во втором тайме учителя из 623-й школы вдруг собрались и стали даже иногда доходить до ворот Игоря. Тому пришлось несколько раз спасти команду. — Вот бы это было каким-нибудь знаком, — рассуждает Саша, когда Артём выгоняет их с трибун на поле, чтобы размяться. — Раз наши учителя удачно сыграли, то и мы победим. — Тох, обойди Шандыбина, — напоминает Ваня, скорее, в шутку, пока пробегает мимо. Антон раздражённо что-то выплёвывает сквозь зубы.***
Последняя тренировка
В среду, после тренировки, Артём просит их не расходиться. Он усаживает команду на скамейку под одним из навесов и долгое время просто смотрит на них. Кажется, что прошло так мало времени с тех пор, как они впервые зашли в спортзал, как представились друг другу и рассказали, в каких секциях занимались раньше. Может быть, за весь год им не удалось стать настоящими товарищами, и неприязнь между ними продолжала существовать, но это неважно. Они всё равно стали командой, которая дошла до финала. Единственной командой от гимназии в истории турнира. На их и только на их счету несколько важнейших достижений. Это о чём-то, да говорит, как кажется Артёму. Он гордится парнями, несмотря на то, что они ещё ничего не выиграли. Они уже зашли так далеко, как никто, они уже доказали всем, что с ними стоит считаться, стоит обратить на них внимание. Практически все из команды когда-то занимались в академиях или ходили в спортивные секции, однако, так или иначе, но с ними попрощались или же просто не брали в расчёт, чаще усаживая в запас, чем давая играть. Зря. Каждый из этих парней талантлив, каждый мог бы принести пользу, и они это доказали. Их всех, пожалуй, в том числе и самого Артёма вместе с Игорем, слишком рано списали. — Парни, завтра будет последний день существования нашей команды, — произносит Артём, и в его голосе слышится теплота одновременно с грустью. — Как бы там ни было, но я уже горжусь вами, я рад, что именно вы пришли ко мне в сентябре. Мы проделали долгий и сложный путь, но, согласитесь, это того стоило. Возможно, кто-то из вас свяжет свою жизнь с профессиональным футболом, кого-то пригласят в хороший клуб. Я уверен, что каждый из вас точно добьётся желаемого. Я всегда верил в вас и продолжу верить, даже когда вы уйдёте из школы. Артём говорит вдохновлённо и так непохоже на самого себя. Обычно на тренировках от него можно было услышать лишь придирки и упрёки, а в отношении некоторых он вообще не выбирал выражений. Артём редко их расхваливал, но если было, за что, то, конечно, не молчал. Однако подобных речей, от которых сжимает что-то в груди, ноет и стонет, заставляя слёзы наворачиваться на глаза, Артём точно ещё не произносил. — И раз уж мы с вами подходим к финишу, то я хотел бы спросить, парни. О чём вы мечтаете? Команда молчит. Оглядываются друг на друга, не зная, что сказать. Слишком внезапный и довольно личный вопрос. Ведь не все здесь думают оставаться в футболе, кто-то мечтает о совсем иных вещах, может быть, даже очень приземлённых и вообще глупых. А у кого-то нет мечты, только лишь одна главная цель, ради которой надо было пройти этот самый путь. — Я мечтаю когда-нибудь научиться печь торты, — вдруг тихо произносит Ваня. — Ну, а что? Так-то понятно, что я хочу завтра выиграть, но если мыслить глобально, то мне всегда хотелось забабахать торт на чей-нибудь праздник. На лицах команды и Артёма появляются улыбки. После Ваниных слов становится уже проще формулировать собственные мысли. — А я хочу просто завтра не удалиться, — говорит Саша. — Получится очень обидно, если я игру не закончу. — Мечтаю стать основным вратарём «Спартака», — заявляет Максименко. — Ты сначала в ворота вообще вернись, — хмыкает Исаков. — Так, чужие мечты не критикуем, — обрывает его Артём. — Ты сам-то, Лёня, о чём мечтаешь? — Ну, наверное, зарабатывать много денег. Неважно, кем. Хоть футболистом, хоть... Чё ты ржёшь, Макси? — Исаков толкает в плечо смеющегося Максименко, который поднимает руки в защитном жесте. — Я хочу поступить в университет. В Германии, — продолжает Федя. — Очень хочу, чтобы меня хоть в какой-нибудь клуб позвали, — произносит Матвей. — Плевать, где. Даже если в Краснодаре каком-нибудь. Ну и если можно ещё, то хочу, чтобы в этом клубе я был незаменимым, а потом меня пригласили бы в сборную. — Хорошая мечта, — комментирует Игорь, стоящий рядом с Артёмом, но никак не проявляющий участия в обсуждении. Собственно, как и почти всегда. — А я мечтаю поиграть в Европе, — говорит Лёша. — В Италии, например. — Ты мне никогда не рассказывал, — удивляется Антон. — Потому что это будет очень-очень нескоро, чего заранее рассуждать. Да и потом, куда я без тебя уеду? — Антон, а ты о чём мечтаешь? — спрашивает Артём, которому, пожалуй, услышать именно его ответ интереснее всего. Антон вообще довольно интересный, и Артёму кажется, что они очень похожи. Правда, хорошего Артём в этом факте видит мало. Как-никак, его карьера закончилась бесславно, и желать подобного Антону совсем не хочется. — Да, Миранчук, — тут же включается Исаков. — Чего ты, как человек, которого однажды выгнали из футбола, можешь хотеть? — Заткнись. Это личное. Лёня издаёт звук разочарования и уже хочет добавить какую-нибудь колкость, но его обрывает Игорь, говоря, что личное, значит, личное. Тут никого не заставляют распахивать душу наизнанку. Постепенно остальные члены команды рассказывают о своих мечтах. Так, выясняется, что Ильзат хочет хотя бы раз съездить на море, а Игорь Дивеев мечтает жить отдельно от родителей. Коля Озеров уже целый год никак не может увидеться со своей девушкой, которая живёт в другом городе, поэтому надеется хотя бы в этом году, наконец-то, до неё добраться. Паша Лидин мечтает сдать на права. Последним оказывается Костя, разумеется, не пропустивший и последней тренировки команды. Он с ними до конца, пусть и на костылях. — А я мечтаю, чтобы у всех всё сбылось, — просто говорит Костя. На этой ноте решают разойтись. Лучшей концовки и не придумаешь. Артём даёт последние наставления насчёт завтрашнего дня, кое-что добавляет от себя Игорь, как вдруг Саша спрашивает: — Артём Сергеевич, Игорь Владимирович, а вы о чём мечтаете? Не рассказали ведь. — Мечтаю, чтобы вы завтра кубок взяли, — отвечает Игорь со стальной твёрдостью в голосе. — А я мечтаю спор выиграть, — пожимает плечами Артём. Команда расходится, тренеры собирают инвентарь, и только Антон не спешит покидать стадион. Он подходит к Артёму, заставляя того поднять брови в молчаливом вопросе. — Я мечтаю, чтобы мой отец однажды сказал, что я хороший футболист. Хотя бы раз, чтоб сказал, — произносит Антон. — Правда, для этого мне надо сначала им стать. А потом надо доказать, что я действительно заслуживаю этого. — Тебе предстоит длинный путь, — говорит Артём, чувствуя себя немного неловко. Почему-то он не ожидал, что у Антона именно такая мечта. Действительно очень личная и, наверное, ужасно больная. — Но, знаешь, я почему-то верю, что ты его пройдёшь. От мечты к цели, так сказать.***
Столько переплетений, столько событий в один день, столько напряжения и тысячи, наверное, глаз, которые смотрят с трибун. У Антона перехватывает дыхание, когда он выходит вместе со всеми на поле. Его оглушает, ослепляет, кажется, что сейчас подкосятся ноги. Как в тумане он жмёт руки проходящим мимо игрокам 623-й школы, судьям, фотографируется на память вместе со всеми. Потом идёт в общий круг и не понимает даже, почему на него все смотрят. А от него ждут речи. Последним подбегает Чалов, который только что отдал вымпел гимназии капитану 623-й школы. Антон говорит что-то сумбурно про то, как сильно всеми гордится, что они уже добились многого и неважно, чем кончится игра, ведь они уже с медалями. Ваня внезапно добавляет, что третье место занял лицей из Головинского района, а это значит, что измайловская школа, с которой они так конкурируют, осталась ни с чем. В этом противостоянии их гимназия уже лучшая. Свисток судьи громом по ушам, и только теперь Антон вдруг понимает, кто он и где, и что ему надо бежать вперёд изо всех сил. Сегодня нужно умереть, но взять кубок. Саша играет лучше, чем когда-либо. Он повсюду, он успевает за каждой передачей и исключительно точен в пасе. Его переполняют чувства, что он вернулся. Он уже не верил, что это возможно, он не надеялся снова быть вместе с командой не только номинально. Но он здесь, и он сейчас исполнит штрафной. Гимназия открывает счёт после него. Лёша выпрыгивает выше всех и забивает головой. 623-я разыгрывает мяч с центра и со всех ног несётся в атаку, словно до конца матча осталось пять минут. Они давят, не дают выйти со своей половины, и защитникам гимназии приходится нелегко. Матвей спасает раз, другой, третий, чудом мяч пролетает впритирку со штангой в четвёртый, но на пятый бессилен, как Сафонов, так и удача. 1:1, и всё начинается заново. Неудачно играет Ваня, слишком грубо, по мнению судьи, останавливая соперника. Назначается штрафной в пользу 623-й школы, а Ване достаётся жёлтая карточка. К счастью, штрафной не приносит ничего, благодаря Матвею. Матвей переводит мяч на угловой. 623-я продолжает стоять у ворот гимназии. Они стоят там ещё минут десять, видимо, на кураже от забитого гола. Артём бегает вдоль бровки, размахивая руками и пытаясь докричаться до каждого игрока своей команды. У него внутри всё клокочет, хочется самому выбежать на поле, отобрать у соперников мяч и протащить к воротам. Что-то идёт не так, его игроки явно чего-то не понимают, никак не могут справиться с давлением. Шум трибун становится всё громче и громче... 1:2. Забивает Шандыбин, и 623-я снова выходит вперёд под занавес первого тайма. Это неудивительно, ведь рано или поздно их давление должно было принести свои плоды. И оставшееся время, добавленные две минуты, 623-я проводит на своей половине поля. Они грамотно обороняются, стоят стеной и не дают гимназии ничего толкового придумать. Видимо, это и есть их секрет, благодаря которому они обыгрывали всех своих соперников с минимальным счётом и всухую. А Саша предупреждал об этом, но никто ему не верил, говорили, что просто совпадение, удача или ещё какая-нибудь чушь, но явно не мастерство. В перерыве Артём эмоционально объясняет своей команде, что надо забить сразу же. Выйти и помчаться. Умереть, но затолкать этот грёбаный мяч ворота. И не расслабляться. Собраться. Костьми лечь. Отдохнут потом. Смолов ходит туда-сюда вдоль ряда, на котором сидит вместе с Кокориным. Жаль, что Дениса и Александра нет рядом, может быть, Феде было бы спокойнее. Но друзья на другом секторе, им по положению нельзя находиться тут. — Федька, а я всё думаю, ты или не ты! — раздаётся знакомым голосом из-за спины, и Смолов оборачивается, немало удивляясь. — Юрий Палыч?.. Сёмин прилетел сюда из самого Азербайджана, где сейчас тренирует «Габалу́». Когда-то, настолько давно, что уже кажется неправдой, он был главным тренером «Динамо». Под его руководством играли Федя, Саша и Денис. И кто бы мог подумать, что, спустя столько лет, Сёмин узнает их, да и вообще не забудет. — Я каждый год на финал приезжаю, — объясняет причину своего появления Юрий Палыч. — Постоянно удивляюсь, сколько у нас толковых парней футболом интересуется. А некоторые ещё и действительно талантливы. Непонятно только, куда потом это всё девается. — У нас в этом году набор вообще особенный, — говорит Кокорин, до сих пор не верящий в реальность бывшего тренера. О Сёмине у него только хорошие воспоминания, и встреча эта радостная. — А тренируют их Дзюба и Акинфеев. Те самые, которые ещё в сборную призывались. — Жаль только, что все вы так глупо карьеры свои загубили, — качает головой Сёмин. — Ну-ка, Сашка, подвинься. Второй тайм отсюда посмотрю. На первом ряду хуже обзор, чем у вас тут. В перерыве Артём меняет Ваню на Исакова. Он не хочет рисковать Обляковым, у которого есть карточка. Да и потом, было принято решение задавить соперника с первых минут, чтобы забить побольше, так что, все силы бросаются в атаку. Кроме того, у Артёма есть странное ощущение, что матч может затянуться. Они быстро сравнивают, буквально по плану. Антон забивает красивым дальним ударом прямо в девятку, докуда вратарь 623-й никак не дотянулся бы. Счёт на табло вновь приходит к балансу, как и восстанавливается гонка бомбардиров. Теперь у Антона и Шандыбина по десять забитых мячей. Но дальше план трещит по швам. Время бежит, несётся, а команды устают, выдыхаются. 623-я пытается обострять, но попытки всё хуже. У гимназии тоже. Артём делает ещё одну замену. Время крадётся к дополнительным таймам, и судья добавляет всего лишь минуту. Солнце перемещается в самый центр. Становится жарко, и игроки жадно глотают воду, слушая наставления тренеров. Саша выливает себе на голову половину бутылки и умывает лицо. Первый дополнительный тайм никак не меняет положение. Счёт остаётся ничейным, 2:2. На трибунах чувствуется волнение, никто не знает, стоит ли дотягивать до пенальти или нет. Не знают даже Артём с Игорем. Словно щелчок, как если бы выключили машину. Команда гимназии стоит, не веря своим глазам. Стадион затихает с одной стороны на мгновение и тут же взрывается с другой. 623-я школа забивает третий мяч. Матвей со всей силы вышвыривает его из ворот, крича гневно в воздух, сетуя на самого себя. 2:3, и до конца второго дополнительного тайма лишь десять минут. Они не смогут, не отыграются. 623-я сейчас снова встанет стеной, шагу не ступит за центр поля, лишь бы не упустить победу. Какую там? Восьмую, получается. Смолов закрывает лицо руками, не смотря на поле. Они были в шаге от долгожданной мечты. — Если прибавят, могут отыграться, — пытается обнадёжить Кокорин, но даже, наверное, Сёмину понятно, что зря. Артём уже не кричит, сидит на скамейке рядом с запасными и смотрит пустыми глазами, полными разочарования, на последние мгновения матча. Он проиграл свой спор самому себе. Судья добавляет дежурные три минуты, которые уже не исправят погоды. Гимназии достаётся штрафной из-за упавшего Исакова. Матвей отгоняет всех от мяча и решает сам навесить чуть дальше, чем от центра поля. Пас получается на удивление точным, попадёт чётко в ногу Саше, и тот быстро отдаёт на Лёшу. Лёша обходит полузащитника 623-й и пяткой отправляет мяч вправо, к брату. Антон ускоряется, понимает вдруг, что совершенно один, никто за ним не успел, и просто бьёт сильно в угол. Вратарь вытягивается в струну, но даже кончиками пальцев не цепляет мяч. 3:3! На последних секундах добавленного времени Антон выводит их в серию пенальти. Антон дарит им последнюю возможность взять кубок. Он не верит тому, что сделал, он не знает ещё, что вышел вперёд в гонке бомбардиров, и никто больше его не догонит. Антон бежит, не разбирая дороги от радости, падает на траву, чувствует, как сверху наваливается вся команда. Его обнимают, целуют, трясут, вот-вот раздавят или покалечат, но так плевать. Он подарил им шанс! Он спас их! Смолов подскакивает на ноги, когда видит изменившийся счёт на табло. Кокорин кидается ему на шею, крича что-то неразборчивое. Впереди целая серия пенальти, лотерея чистой воды, хит-парад удачи и благосклонности от Вселенной, но сейчас об этом думает разве что 623-я школа. Гимназия чувствует себя так, словно уже подняла кубок над головой. Когда-то они отрабатывали пенальти чуть ли не каждую тренировку. Потом прекратили, посчитав, что это не самое важное. Артём помнит, кто как бил, поэтому назначает Лёшу первым, затем ставит Сашу, Исакова, Ильзата. Последним Артём ставит Антона. — Может, лучше Пони? Ну, то есть Чалова, — спрашивает Антон. Он знает, что пенальти — это вообще не его конёк, и подводить команду совсем не хочет. Хуже никто пенальти не бьёт. Артём хмурится, ясно давая понять, что решение останется неизменным. Они тут в финале, вообще-то, и, если тренер сказал, что последним пойдёт Антон, значит, пойдёт Антон. Хотя Артём надеется, что они решат исход серии раньше. Судья подбрасывает монетку, определяя, что 623-я будет пробивать первой. Обычно говорят, что как команда начнёт, так и продолжит. К мячу подходит Шандыбин. У него удар сильный, поставленный, такой, что Матвей, если бы всё же зацепился за мяч, то всё равно влетел бы в ворота вместе с ним. Следующим идёт Лёша. Вратарь 623-й школы нервничает, прыгает по углам, и Лёша усмехается, смотря прямо на него. Вратарь падает раньше, чем Лёша наносит удар по центру. 4:4. Остаётся по одному обязательному удару. Игрок 623-й школы промахивается прямо на глазах всего стадиона, и над полем разносится разочарованный стон. Это болельщики его команды понимают, что теперь шансов совсем мало. Они, правда, не в курсе, что бить последним пойдёт Антон, автоматически увеличивая вероятность удачного исхода для 623-й школы. Если Антон забьёт, то гимназия впервые в своей истории выиграет чемпионат. Если Антон промахнётся, то пенальти продолжатся до тех пор, пока кто-то не оступится первым. Доводить до дополнительных ударов, конечно, не стоит. Стадион почему-то молчит. Дима и его болельщики во все глаза смотрят на Антона, Костя сжимает в руках костыли. Болельщики 623-й молчат по какой-то непонятной причине. Наверное, они не отошли от предыдущего удара. Антон чувствует всю ответственность, которая на нём лежит. Позади команда, верящая в него, надеющаяся на него и только на него. Весь стадион ждёт, что он сделает. Антону кажется, что он может сфокусироваться на каждом человеке здесь. Сердце стучит громко-громко, в голове шум, и даже свисток судьи не сразу распознаётся. Антон выдыхает, прикрывает глаза и делает короткий разбег. Нога касается мяча, а Антон всё ещё боится посмотреть, куда тот полетел. Его оглушает. Антон видит сидящего перед воротами вратаря 623-й школы, а потом его накрывает волной. — Мы выиграли! — Выиграли! — Тоха, ты забил! — Кубок наш! — Он забил, — шёпотом произносит Федя, и ему кажется, что сейчас разрыдается от счастья. У Антона получилось. Он выиграл кубок. Он сделал их чемпионами. Ради этого стоило ждать десять лет. На поле устанавливают помост. Команды становятся в две шеренги и ждут, пока их позовут на вручение медалей. Сначала вызывают 623-ю школу. Какая-то женщина по очереди надевает серебряные медали на шеи игроков. Те улыбаются, стараются держаться, хотя безумно обидно. Они проиграли какой-то гимназии, которая несколько лет даже не отбиралась в чемпионат, не говоря уже о выходе из группы. 623-я школа семь раз брала кубок, была безусловным фаворитом и уверено шла к финалу. Можно сколько угодно сетовать на пенальти, но это всё забудется. Результат останется. И, похоже, что навсегда в истории. Команда Артёма с радостным гулом взбегает на помост. Им вручают золотые медали, и все тут же обнимаются друг с другом, крутят медали в пальцах, целуют их, кусают, будто проверяя, а точно ли золото. По традиции кубок должен поднять капитан команды, но Федя отдаёт тяжёлый трофей Антону. — Никто, кроме тебя, не заслуживает, — объясняет свой жест Федя. — Это целиком и полностью твоя победа. — Но мы команда, мы все... — Миранчук, блядь, возьми чёртов кубок и радуйся уже! — выкрикивает Исаков. Антон стоит впереди всех, держит кубок над головой. Позади вся команда, которую осыпает золотой фольгой под «We Are The Champions». И эта фотография скоро будет лежать рядом с фотографией десятилетней давности, где совсем другая команда впервые оказалась в четвертьфинале. Артём подхватывает Игоря на руки, кружит с ним по полю, пока Акинфеев радостно смеётся, совсем не заботясь о том, что вдруг разрешил Дзюбе себя трогать. Причём, довольно недвусмысленно, но благо сейчас это можно списать на неконтролируемую радость. А Артём понимает, что выиграл, благодаря Антону выиграл свой спор. Возможно, самый важный в жизни. Дима и болельщики выбегают на поле, обнимаются с командой. Чуть позже подходит Костя, которому из-за костылей приходится стоять чуть в отдалении, чтобы всеобщее безумие не повредило ему ногу. Саша купается в золотых блёстках, Антон никак не может отцепиться от кубка. — Миранчук, не будь жмотярой, — уже в раздевалке говорит Исаков, которому хочется сделать памятную фотографию с трофеем. Фотографии сегодня вообще делаются на каждом углу, потому что не хочется упустить ни единого момента победы. — Отстань, это моё. — Ты с ним ещё спать начни, — фыркает Лёша. В раздевалку заходит Смолов со словами: «Всех с победой!» Тут Антон резко впихивает кубок в руки Исакову и несётся, расталкивая всех празднующих, к директору. Он обхватывает его за шею, радостно сообщая, что они выиграли, словно Федя не в курсе и не видел. Смолов обнимает Антона в ответ, крепко держа за талию. Проходит мгновение, как они смотрят в глаза друг другу, а потом Антон вдруг прикасается к губам Феди своими. Осознание накрывает немедленно. Антон распахивает глаза в ужасе и тут же произносит: — Извините... Я случайно. — Там с тобой и братом поговорить хотят, — невозмутимо, будто ничего не произошло, говорит Смолов, кивая в сторону коридора. — А ещё с Матвеем, Ильзатом и...