—Видали как Серафим наш по полю голышом рассекал?
—А я с внучкой вышла как раз!
—Прости Господи!
—А его ещё тот приезжий паренёк догонял.
—Безбожники, тьфу!
Серафим скрючившись пополам сидит у Андрея на кровати. Завёрнут в плед, поспешно брошенный Андреем, когда они в панике забежали в дом. К Андрею в дом. Последнего этот факт в данный момент даже не пугает. От страха будто все чувства выключаются. Теперь не понятно, где в селе безопаснее... —Ты такое уже видел? — спрашивает Андрей и подаёт кружку чая в руки Серафиму. —Нет, конечно! — восклицает он. Его бьёт крупная дрожь от холода. Андрею заметно это даже под слоем пушистой ткани. — Слышал, как бабки перешёптывались. Да мало ли что они гнать могли на старости лет! Андрей хватается за голову. Давит на виски. Начинает нервно расхаживать по комнате взад-вперед. Садится на кровать. Голова шумит. Отказывается осознавать случившееся. Андрей убегал от чертовщины. Бросил работу. Дом. Семью. Чтобы всё, чего он боялся жило у него под боком. Где он ошибся? Где оступился? —Так не понял, — раздумья Андрея прерывает голос Серафима. Он звучит уже увереннее. Не дрожит, — я покрестился или нет? Вот оно. Это очередное испытание, которое подготовил ему Бог. Андрей почти справился. Остался ритуал. У него всё будет хорошо. —Земля, приём! — Серафим щёлкает пальцами перед лицом Андрея. Тот понимает, что уже несколько минут не мигая пялится в одну точку. — Я второй раз не хочу там стоять сто лет. —Нельзя второй раз, — наконец отмирает Андрей. А кармане он нащупывает крестик. Вытаскивает за верёвочку. — Вот. Теперь твой. Серафим тянет плед вниз. Оголяет плечи. Чуть склоняет голову вперёд. Андрей понимает, что от него хотят и вытягивает руки. Надевает Серафиму на шею крестик. Тот с интересом берётся рассматривать эту вещь. Андрея веселит. Обычный серебряный крестик, а Серафим к глазам ближе подносит и в каждую деталь всматривается. Ни разу так близко не видел. Андрей то с детства с десяток сносил. И серебряные были. И алюминиевые. Золотых только ни одного. Потому что греховный металл – золото. —Спасибо, Андрей, — тепло благодарит Серафим. — Сам бы я точно никогда в церковь не пошёл, — Андрей улыбается. Он спас душу Серафима. Он сделал всё правильно. Серафим вскоре уходит. Одалживает у Андрея какие-то спортивки и босой шагает к себе. Андрей видит из окна, как соседи с другой стороны улицы хватаются за сердце, принимаясь что-то бурно обсуждать. На следующий день Андрей снова встаёт рано. К утренней службе. Крестится возле правого угла. Уходя, слышит, как резко открывается дверь шкафу. Андрей почти не пугается. Скоро это закончится... Серафим, конечно, уже не спит. Снова с сигаретой возле двора. Весёлый. Даже взбудораженный. Громко приветствует Андрея. На месте спокойно не стоит. Сегодня впервые переступит порог храма. Купола видны со всех сторон. Всё-таки самое высокое сооружение села. Но Андрей всё равно идёт по пути, который показывает Серафим. Церковь оказывается деревянной. Очень скромной. Вокруг неё – ничего. Стоит на пустыре. Андрею воспоминается помпезность городских храмов. Но ведь всё это не важно, когда ты хочешь поговорить с Богом. Бог на душу смотрит. —Ты знаешь, как входить нужно? — на всякий случай интересуется Андрей. Серафим только плечами жмёт. Потом протягивает ко лбу два пальца. —Не так! — Андрей неожиданно для себя вскрикивает громче нужного. У входа в церковь на него оборачивается прихожанка. Андрей понимает, что схватил за руку Серафима. И даже не собирается отпускать. Тот не пытается выдернуть руку. —Не так, — повторяет Андрей уже тише. Своей рукой он складывает Серафиму большой, указательный и средний пальцы вместе. Остальные два прижимает к ладони. —Перекрестись у входа три раза. В храме говорить можно только шёпотом. Мы за свечками, ты помнишь? —Да, — Серафим кивает на каждое слово Андрея и первым идёт ко входу. Внутри храм также скромен, как и снаружи. Мимо Андрея проходит батюшка, распевая молитву. Андрей смотрит по сторонам. Деревянные стены. На них самые простые иконы. Многие выглядят потрёпанно. Андрей с грустью рассматривает их. Подходит к центральной иконе Христа. Крестится три раза и целует стекло. Серафим за ним. Только крестится. Андрей ничего ему не говорит. Хочется остаться немного постоять на службе. Андрей подходит к одной из икон. Рядом с ним становится незнакомый мужчина. Серафим куда-то исчезает. Наверное, становится в другом месте. Андрей не был в храме около двух недель. Но даже этого хватило, чтобы он почувствовал раскачивающееся по сердцу чувство вселенского спокойствия. Коего он не чувствовал уже очень давно. Пение батюшки. Сладковатый аромат из кадила. Лик святого на иконе. Андрей забывается. Забывает обо всём, с чем успел столкнуться. Грохот. Громкий топот. Скрипящий возглас какой-то старухи. —Ах ты вандал! — старуха замахивается клюкой на Серафима. Тот прикрывается руками. Андрей замечает, что Серафим сжимает в них свечи. Погашенные свечи. Он с ума сошёл? —Что здесь происходит? — на всю церковь эхом разносится голос батюшки. —Посреди бела дня свечки таскает! Для какой ведьмы, а? — старуха вновь замахивается на Серафима. Андрей подбегает и оттаскивает его за локоть. —Он просто не знал! —Варвар! — старуха продолжает кричать. —Успокойтесь, дети мои, — к ним подходит батюшка. — Не переживайте, бабушка, сейчас мы разберёмся. Старуха уходит к иконе, у которой стоял Андрей. Несколько пар глаз, которые он ощущал на себе тоже пропадают. Все прихожане становятся на свои места. Андрей и Серафим плетутся вслед за священником. Он выводит их на улицу. —Меня зовут Отец Фёдор, — представляется батюшка. —Отец Фёдор, простите! — умоляет Андрей. — Мой друг не знал, что так нельзя. —Ты же сам сказал, для ритуала свечи нужны! — возмущённо тянет Серафим. —Их нужно было купить в ларьке, — грустно вздыхает Андрей. —А, между прочим, твой друг прав, — говорит батюшка Андрею. — Новые свечки для ритуала не сгодятся. У Андрея брови ползут вверх. —Что вы такое говорите, отец Фёдор?! А батюшка, бросив на Андрея недобрый взгляд серо-голубых глаз, как ни в чем не бывало достаёт из подрясника горсть погашенных свечей. —О цене, надеюсь договоримся, — говорит. Андрей не хочет верить, что перед ними стоит служитель церкви.***
Подготовка к ритуалу от злых духов почти окончена. Андрей расстилает на полу какую-то старую белую простынку. В миску наливает воду. Со стенки приходится снять маленькую иконку Иисуса. Андрей кладёт ее на простыню рядом с миской. Серафим спичками зажигает свечи. Они всё-таки купили их у батюшки. За весьма недипломатичную цену. Отец Фёдор отказался торговаться. Отдал специфический товар по сто рублей за свечку. Андрей чувствует себя скверно. Былое ощущение того, что он стоит на правильном пути, сменяется на чувство полной неуверенности в себе. Неуверенности в своих действиях. Неуверенности в батюшке, который втюхал им явно не самую безобидную штуку. Которую точно не должен носить с собой в подряснике священнослужитель. Но назад пути не было. Всё готово. Андрей себе говорит, что это просто нужно сделать. Сделать и забыть, как страшный сон. Жить спокойно. Пойти попробоваться певчим в церковь к отцу Фёдору. Хоть он и казался Андрею больно подозрительным. Это всё же батюшка. Он лучше знает. —Ну что там нужно делать? — нетерпеливо спрашивает Серафим. Кажется, как и поход в церковь, ритуал он воспринимает не более чем интересное времяпровождение. Такой подход начинает беспокоить Андрея. Хоть бы Серафим ничего не натворил. —Зажигаешь свечку, капаешь воск на воду, читаешь молитву, — поясняет Андрей, приземляясь на пол к Серафиму. Книга с молитвами приготовлена тоже. За ней пришлось возвращаться на злополучный берег. Если Андрей и прочитает без проблем наизусть, то Серафим и двух слов не свяжет. Да и нехорошо это, священными писаниями разбрасываться. —Ты первый, — сразу отчеканивает Серафим. Андрей садится на коленки. От его движений огонь на свечке слегка колышется. Нужно действовать быстро, пока не перегорели. Зажечь погашенную в церкви свечу от другой. Поднести к миске. Расплавленный воск начинает капать в воду через мгновения. Появляются причудливые фигуры. Андрей не рассматривает их. Голова сосредоточена на словах давно заученной молитвы. Почти заканчивает. По спине бегут мурашки, а по кончикам волос будто ветерок пролетает. Последнее слово. Андрей задувает остаток свечи. Ещё чуть-чуть и он обжог бы пальцы. Больше ничего не происходит. Серафим, не дожидаясь команды повторяет за Андреем. Зажигает свечу, плавит воск над водой. Андрей пальцем указывает на нужную молитву в книге. Серафим, хоть и слышал, как читал Андрей, сам читает её крайне неумело. Щурится, подносит к лицу ближе, чтобы во мраке было проще разглядеть. Запинается через слово. Последние строчки. Серафим читал слишком долго. Пламя подобралось слишком близко к пальцам. —Ай, блять! — выкрикивает Серафим вместо завершения молитвы и рефлекторно отбрасывает свечку. Она падает в воду, с шипением затухая. Серафим от неожиданно вылетевшего ругательства закрывает рот рукой. Андрей тоже. Снова чувствуется отвратительный холодок. Андрей видит, как слегка колышатся у Серафима волосы. Хочется закричать, но не получается. Сзади Андрея со стены падает икона. За ней вторая. На этот раз вскрикнуть удаётся. Удаётся даже отползти к противоположной стене вслед за Серафимом. —Мы точно сделали всё правильно? — с ноткой паники в голосе уточняет Серафим. —Если бы выражался помягче, то я бы ответил да, — Андрей пытается сдержать раздражение в голосе, получается не очень хорошо. Падает ещё одна икона, он сильнее прижимается к холодной стене. —Ещё что-то было написано про этот ритуал? Андрей тянется к телефону на кровати. Самый последний скриншот. Ритуал действительно не завершён. Андрей блокирует экран и без лишних слов спрашивает: —Где у вас кладбище?***
—Так значит, нужно всё это закопать? — спрашивает Серафим, таща лопату на левом плече. На правом сидит Лилит. —Написано закопать на кладбище, — пожимает плечами Андрей. На самом деле, с каждым шагом, Андрей сомневается всё сильнее. Предчувствие отвратительное. Кажется, будто безобидный ритуал изгнания потусторонних сущностей, превратился во что-то нехорошее. По крайней мере, локация кладбища у Андрея приятных эмоций ещё ни разу не вызывала. И слава Богу. Вообще, какому адекватному христианину будет комфортно на кладбище? Андрей с детства усёк - кладбище это для мёртвых, живым там делать нечего. На Пасху только. А сейчас не Пасха. И даже не весна. Тем не менее, он всё равно плетется за Серафимом. У него опять бодрая походка, как будто минут десять назад вместе с Андреем от страха не трясся, к стене прижимаясь. Серафим восстанавливается во мгновение ока. Откуда он энергию черпает, Андрей не знает. Знает только, что Серафим не умеет унывать. Умеет чётко реагировать и быстро бегать. Андрей один бы уже с ума сошёл. А Серафим не даёт. Андрей, наверное, эмпат. Хрустнула под ногами ветка, за ней ещё одна. На улице совсем стемнело, а весь обзор своими ветвями заслонила плакучая ива. Обойти никак – кругом непроходимые заросли. Серафим в одно движение отбрасывает ветви в сторону. Андрей шагает следом. Перед ним открывается картина точно из фильма ужасов. Кривоватые покосившиеся кресты, сколоченные будто в спешке, торчат из земли. Большинство могилок очень старые. Заброшены. На некоторых есть плиты. Но это редкость. В основном, обветшалые кресты с обшарпанной краской. Где-то в селе лает чей-то пёс. Андрей никогда не любил фильмы ужасов. Ворон улетает в самый конец, хлопая крыльями слишком громко для этого места. Присаживается на какой-то крест. —Идём туда, — кивает Серафим в сторону птицы, будто доверив питомцу их с Андреем дело. Хоть небо с вечера и заволокло густыми облаками, луна всё равно проглядывается. Светит ярко и служит единственным источником света. В темпе собираясь, никто не вспомнил о фонарике. Добравшись до дальнего края кладбища, Андрей сразу вытаскивает из кармана шорт свёрток. Воск из воды собрали поспешно и завернули в какой-то старый платочек. Андрей бросил его на траву. Свёрток не ощущался физически, но казалось, будто в кармане непосильная ноша, которая тянула за собой в землю, где ей и место. —Давай скорее закончим и уйдем, — взволнованно просит Андрей. Серафим приступает. Копнув один раз, затем второй, он поворачивается в сторону Андрея. —Столько пойдет? Андрей не глядя соглашается и обессиленно опускается на траву. Взгляд сам по себе блуждает от могилы до могилы. Прочитывает неизвестные Андрею имена на надгробиях и крестах. На некоторых есть фотографии. Люди на них смотрят на Андрея пустыми глазами. Внезапно его словно током прошибает. С уже изрядно выцветшего фото на него устремляется недобрый взгляд. А серо-голубые глаза словно светятся в тусклом лунном свете. Андрей вскакивает. —Серафим! — сорванным от испуга голосом зовёт Андрей. Серафим подходит. Щурясь вглядывается в фотографию и надпись на могиле: «Игнатьев Фёдор Дмитриевич 8 июля 1995 – 1 июня 2015» —Отец Фёдор? — будто сам у себя спрашивает Серафим и глупо уставляется на надгробие. —Наверное, он просто похож, — нет, Андрей не верит в это. От слова совсем. Хотя очень бы хотел поверить. —Ага, как же! Сначала свечи нам проклятые подсунул, а теперь вот лежит. Андрейка, ну-ка тащи лопату! — тон у Серафима истеричный. Ничего хорошего не обещает. —Ты что надумал? —Андрей пугается. Поднимает лопату с земли, но Серафиму отдавать не спешит. —Понятно что. Отдай лопату! —Нет, — Андрей отступает на шаг. — Мы что нужно сделали. Идём отсюда. —Я хочу убедиться, что не ёбнулся окончательно, — Серафим наконец вырывает лопату. Андрей и не особо держит. Он снова почти падает на землю. Садится и обнимает руками колени, раскачиваясь взад-вперед. Серафим пыхтит, раскапывая могилу. Земля летит в разные стороны. Что он творит. Так нельзя. Андрей молит Серафима, чтобы тот прекратил. Но он продолжает безжалостно копать. Лилит тревожно летает над хозяином, разрываясь рыдающим карканьем. От её воя звенит в ушах. Андрей бы хотел остановить Серафима, но страх сковывал, не давал подняться на ноги. Происходит что-то ужасное, но, кажется, Андрей бы сам не смог спать, не узнав тайну того, что увидел на кладбище. —Твою мать! — Серафим прерывает поток тревожных мыслей. Андрей всё же поднимается и со страхом, будто от каждого шага зависит его жизнь, подходит. От напряжения цепляется за перепачканный рукав Серафима. Пересилив себя, смотрит вниз: от гроба почти ничего не осталось. Трухлявая, почти полностью гнилая коробка. В ней пусто. Нет ничего, что напоминало бы о том я что в гробу мог кто-то когда-то лежать. Ни остатков одежды. Ни костей. Андрей взволнованно креститься. —А где..? — дрожащим голосом произносит Андрей. —Где, где... В церкви грехи наши отмаливает, паскуда! — Серафим сплёвывает в могилу. —Что он такое? —Откуда я знаю? Завтра нам сам расскажет. —А если говорить не захочет? —Я думаю, вилы – это достаточно весомый аргумент, — ухмыляется Серафим и это почему-то не выглядит жутко, даже посреди ночи на кладбище. Андрей знает, что нет в Серафиме ничего жуткого. Серафим простой как пять копеек и заражает этим.***
Серафим, сидя на лавочке возле дома, в красках рассказывает, как пойдёт с вилами на батюшку. Продумывает пути отступления и приёмы драки на тех же вилах. Андрей слушает и от картины в голове становится смешно. Серафим почему-то действует как очень сильнодействующее успокоительное. Мало какое средство может заставить расслабиться, когда по церкви в твоём селе ходит зомби-батюшка. А Серафим может. Андрей хочет ему доверять. —Ты меня когда-то спрашивал, почему я приехал... — начинает Андрей когда Серафим прекращает на словах жонглировать вилами. Рассказ получается не очень длинным, но волнительным для Андрея. Тяжело говорить о том, что хотел бы забыть навсегда. Особенно, пытаясь при этом сдержать эмоции, которые уже давно готовы были вылиться через край. Но Андрей не давал. —Вот так, получается, не получилось у меня сбежать от всей этой чертовщины, — заключает Андрей и выдыхает, с души камень падает. —Ничего, мы их всех хлопнем, — успокаивает Серафим, выслушав Андрея до конца. —Мне кажется, я беду несу, — неожиданно сказанные слова Андрею кажутся вдруг настоящей правдой. Всё происходящее вокруг из-за него. —Хуйню несёшь, а не беду. Я бы без тебя от одиночества подох. Откровение Серафима заставляет задуматься. Интересно, он лукавит или правду сказал. Серафим для Андрея и впрямь стал лучиком света в тёмном царстве. Однако, ожидать того, что Серафим воспринимает его почти также, он никак не мог. Андрей разрушитель. Андрей нарушитель спокойствия. А для Серафима спасательный круг? Андрей вглядывается в черную пустоту улицы. Даже собаки больше не лаят. Тишина. —Андрей, — доносится голос Серафима с правой стороны, — а ты целовался? —В православном лагере, лет в одиннадцать, — как-то на автомате выдаёт Андрей. Воспоминания того случая почти стёрлись из памяти за десять лет. Остался только факт того, что что-то когда-то было. —Понятно... — почти шёпотом произносит Серафим и притягивает Андрея к себе. Касается губами почти невесомо. У Андрея сердце биться начинает как сумасшедшее. Бросает в холод. Потом в жар. Серафим ещё раз целует его. Нежно. Сначала в верхнюю губу, затем в нижнюю. Бешенный ритм сердца не утихает. Андрей пытается пошевелиться, ответить Серафиму, но лишь бездумно мажет губами. Серафим отстраняется. —Не так, — опять шёпотом. Всего в паре миллиметров от губ Андрея. Пальцем аккуратно ведёт от подбородка к щеке. — Просто за мной повторяй. Во второй раз, кажется получается лучше. Андрей позволяет себе дотронуться до Серафима. Обхватить плечи, прижаться ближе. Чувствует, у него тоже колотиться сердце. Серафим сильнее наседает на Андрея, руками ведёт то по талии, то по спине. В солнечном сплетении всё сжимается, когда он проводит языком по губам. Андрей не помнил, но в лагере точно было не так. Тогда хотелось провалиться под землю, сейчас хочется, чтобы Серафим не прекращал. Он всё же отстраняется. Не сразу. Именно тогда, когда нужно. Когда желание вдохнуть становится жизненно необходимым. И Андрей вдыхает холодный ночной воздух, не отводя взгляда от Серафима. Тот откидывается на спинку лавочки, довольно облизывает губы, многозначительно улыбаясь. —А это не грех? — спрашивает без особого интереса. Андрей догадывается, что уточнение скорее для него самого, чем для Серафима. —Нет в Библии ничего про поцелуи, — твёрдо отвечает Андрей и тоже опускается на спинку, прикрывает глаза, расслабляя. На плече неожиданно чувствует тяжесть чужой руки. Светает. Просидеть до утра в полусонном состоянии оказалось проще простого. Андрей даже не заметил хода времени. Просто закрыл глаза, а распахнул от неожиданности, когда к ним кто-то подошёл. —Сидит, алкашня! — перед ними стояла какая-то бабуля. —Что случилось? — голос у Серафима был хриплый и сонный. Он поспешно убрал руку с Андрея и уставился на бабулю. —Вы сидите, — повторяет бабуля, — ничего не видите! А у нас батюшка пропал!