Утро. Джону Смиту снится очень интересный сон, и он, наконец, кое-что понимает о Виктории. Они оба готовятся к встрече.
— Ты... кто... такая?
Начало не очень-то располагало к беседе. — Сейчас, право, не знаю, сэр, — отвечала Алиса робко. — Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
Утро было прохладным, но воздух был плотным, предвещая дождь, что было обычно для этого времени весной. Он кашлянул и завернулся плотнее в свое пальто, пытаясь скрыться от сырости. Как он ненавидел свой возраст! Безжалостный марш времени, не оставляющий надежды его телу. В молодости он не обращал никакого внимания на сырость. Сейчас она пробирала его до кости, забиралась в легкие и гнала его к камину, заставляя полностью ощутить на себе свои годы. Он бы никогда не вылез из дома, не будь у него на то самой убедительной из причин.
– Это утро прекрасно, не так ли, Лорд М? – его убедительная причина улыбнулась, и ему почудилось, что все его ворчание тает в сиянии этих глаз.
– Так и есть, мэм, – честно признался он. – Утро очень хорошее.
Легкое кокетство блеснуло в ее глазах, и она рассмеялась. Она знала его очень хорошо. Знала, что то, что он говорит, мало соотносится с текущим положением дел.
– Я хотела вам кое-что показать сегодня. Кое-что, что мы с Дэшем нашли на днях. Поскакали?
– Как пожелаете, мэм.
Сияние ее глаз завораживало его, ее лошадь пустилась в галоп. Он пришпорил коня, не отставая от нее, позабыв все свои мрачные мысли. Его гнедой жеребец легко нагнал ее серую в яблоках кобылу и поскакал рядом, вызывая взрыв ее серебристого смеха. Потом он вырвался вперед, оставляя позади ее возмущенный крик.
– Сдается мне, мэм, что этот раунд за мной, - сказал он, спешившись в небольшой рощице и привязывая лошадей.
– Кажется, что так, - весело согласилась она. – Ужасно досадно!
– Именно так, – подтвердил он, шутя. – Полагаю, это первый раз, когда такое вообще произошло. Куда мы направляемся?
– Сюда, – показала она на деревья.
Он следовал за ее маленькой фигуркой. Сегодня на ней была синяя амазонка, одна из его самых любимых, потому что привлекала внимание к ее синим глазам. Он сам был в синем, как нарочно. В который раз они выезжали верхом на утреннюю прогулку, демонстрируя миру их замечательно сочетающиеся наряды, как будто так и было задумано, а не случайно совпало. В глубине души он наслаждался тем, как сочетался их выбор одежды, несмотря на то, что это провоцировало слухи. Это значило, что они мыслят схожим образом, интуитивно сочетаются друг с другом настолько, что это проявляется даже в таком рутинном занятии, как выбор наряда.
– Сюда! – полушепотом позвала она и радостно указала на кроны деревьев высоко над ними, в ветвях которых черные птицы плясали свой танец.
– О! – выдохнул он, - Очень удачная находка, мэм!
– Это ведь птичий парламент? Это грачи, не так ли? – спросила она, ее лицо зажглось весельем и удовольствием, глядя на то, как предмет их обсуждения галдел наверху, кружа в ветвях деревьев. – Мы немедленно подумали о вас, Дэш и я. Я была уверена, что смогу запомнить это место, и у меня получилось, раз уж мы здесь! Разве это не приятный сюрприз?
– Безусловно, мэм, – сказал он хриплым голосом, глядя на ее сияющее лицо, его сердце замерло. – Прошу, передайте мою сердечную благодарность Дэшу.
– Передам, – ответила она весело. – Может быть, остановимся здесь и перекусим?
Он огляделся. Место дольно уединенное. Оглянувшись в сторону дворца, он не увидел его башен. Словно они уехали далеко и совсем одни.
– Не вижу причин, почему бы нет, мэм, – сказал он и взглянул на свои карманные часы. – Еще рано. Мне нет нужды возвращаться в Парламент до обеда, поэтому я полностью в вашем распоряжении.
– Отлично, потому что я кое-что захватила с собой, – сообщила она, светясь девичьим возбуждением.
– Неужели? – он усмехнулся, глядя, как она вытащила приз из своей седельной сумки. – Что скажет Пендж, когда не досчитается бутылки отличного бренди, мэм?
– Это не имеет никакого значения, – отмела она все возражения. – Боюсь, я не взяла бокалы. Мы будем, подобно цыганам, Лорд М, пить прямо из бутылки друг за другом.
Он улыбнулся еще шире. – Если эта мысль вас не оскорбляет, мэм, я не имею ничего против.
– Отлично, - заключила она, вытаскивая еще пару узелков. – Боюсь, нам придется устроиться прямо на траве, потому что об одеяле я тоже не позаботилась.
– Ничего страшного, мэм, – сказал он, снимая свое пальто и расстилая его на земле.
Утренний холод моментально пробрался под его рубашку, но ему было все равно. Один вид ее, сидящей посреди его расстеленного плаща, согревал его лучше всего. Он опустился рядом с ней, наблюдая за распаковкой сокровищ. Кусок хрустящего свежего хлеба, головка сыра, немного яблок, четыре из которых она отложила для угощения лошадям, а оставшиеся поделила между ними. – Вы практически устроили нам обед, мэм.
– Мне показалось, что такое выдающееся открытие заслуживает быть отпразднованным.
– Действительно, - согласился он, открывая бутылку бренди и предлагая ей. Он наблюдал за тем, как она откинула голову и ее прекрасные губки обхватили горлышко, сделав глоток. Он тяжело сглотнул, понимая всю непристойность тех мыслей, что посетили его в тот же момент, но продолжил смотреть, как она улыбнулась и передала ему бутылку. Он немедленно поднес ее к своим губам, не проходя салфеткой по горлышку, и, глядя прямо на нее, сделал глоток.
Они разделили поровну все угощение, болтая за кусочками хлеба, сыра и сочными яблоками. Мельбурн поймал себя на том, что очень близко наклонился к ней, и удивился, что между ними практически не осталось никакого расстояния. Затем он увидел, будто со стороны, как отламывает кусочек сыра и, вместо того, чтобы съесть его самому, протягивает к ее восхитительному рту. Зачарованный, он наблюдал за тем, как ее губы приоткрылись, и она ловко обхватила ими сыр, совершенно забыв о том, как непристойно это было со стороны.
Она хихикнула, а затем взяла кусочек хлеба, чтобы в ответ покормить его с рук.
Получилось весьма забавно, не так ли? Они кормили друг друга с рук до конца пиршества и даже держали бутылку друг для друга, пока пили бренди.
Возможно, его способность мыслить здраво пошатнулась из-за выпитого бренди, или все дело было в безоговорочной привлекательности его визави. Но что бы это ни было, когда она протянула ему предпоследний кусочек яблока, он не смог удержаться и захватил губами кончики ее пальцев, держа их, пока яблоко не оказалось у него во рту. Он не опустил их из своих губ до тех пор, пока ни одной капли яблочного сока не осталось на ее пальчиках.
Она резко вздохнула, ее голубые глаза расширились. Она прикрыла их и застонала, приоткрыв рот.
Он взял последний кусочек фрукта и протянул ей. Она повторила все его действия в точности. Он застонал, ощущая тепло ее прелестного ротика, ее губы вокруг своих пальцев, ласкающие их, облизывающие.
Они сидели, глядя друг на друга. Безмолвно и не дыша. В воздухе сверкало электричество. Он затаил дыхание, опасаясь грозы. Это было неприлично. Абсолютно непристойно. Он забылся. С головой окунулся в удовольствие от чувственной близости женщины, о которой даже не смел мечтать. Женщины настолько далекой, что никому не дано преодолеть это расстояние.
Тысяча извинений готова была сорваться с его губ. Но он молчал. Ее вид ясно давал понять, что ей не нужны его извинения. Поэтому он поддался искушению податься ближе к ней и прижаться губами к ее рту, целуя ее под грачиным небом.
Она застонала от его прикосновения, и в ту же секунду он понял, что это ее первый поцелуй. Она попыталась целовать его в ответ, неловко и жадно, и это сводило его с ума. Он потянулся к ее лицу, дотронулся до выбившихся прядей ее волос, мягко поглаживая ее скулы, убеждая ее расслабиться и отдаться поцелую до тех пор, пока она не поддалась, и он смог углубить поцелуй. Она целовали и целовали друг друга, не спеша, наслаждаясь. Исследуя. Разделяя. Любя друг друга так, как было возможно, жадно выпивая до капли то немногое, что могли получить. То немногое, чего бы им хватило на всю жизнь…
... Смит вздрогнул и проснулся. Тряхнул головой и огляделся. Он был в своей гостиной, когда заснул в кресле с отчетом Мецгера о Мельбурне, лежащим на его коленях. Пустой бокал и графин с бренди стояли на столике рядом с до краев наполненной пепельницей. Даже его форма все еще была на нем.
Он запустил руку в волосы и уставился в окно, глядя, как утро раскрашивает город в пастельные тона. Он надеялся, что безумие прошлой ночи растает утром. Что его разговор с Абендсеном покажется смехотворным и нелепым в холодном рациональном дневном свете. Но мысли о лорде Мельбурне и королеве Виктории все еще кружились в его голове достаточно глубоко, чтобы вызвать подобные сны.
Или это был не просто случайный сон.
Прошлой ночью он испытал чертову магию на себе, стоя в камере Абендсена. В одно мгновение он разговаривал со своим врагом, а в другое… словно был где-то еще. Грачи кружили над ним наяву, так же, как в этом сне. Хотя повод был совершенно иной…
Он покачал головой. Провел ладонями по лицу. Потер его руками с яростью, будто это могло отогнать весь этот бред. Возможно, есть гораздо более простое объяснение. Возможно, он просто перегрелся. Он хрипло усмехнулся этой мысли. Каким бы облегчение было бы сейчас узнать, что он «просто» сходит с ума! Это было бы таким логичным, правильным и абсолютно нормальным объяснением, учитывая обстоятельства.
Возможно, дело в Хелен, а не в Виктории. Может быть, ее уход сподвиг его на фантазии о том, что он лорд Мельбурн, чтобы оправдать свое влечение к другой женщине.
Хелен.
Несмотря на ее предательство и отъезд, он до сих пор чувствовал себя козлом. У него никогда не было подобным мыслей – или снов – о других женщинах, с тех самых пор, как он встретил Хелен. Но с тех пор, как Виктория появилась в его жизни вчера, он не мог остановить свои мысли о ней. Нет, тут он должен был признаться самому себе, хотя бы самому себе. Он хотел ее. То, что он ощущал – то, что хотел сделать с ней – это было инстинктивно. Первобытно. Что-то столь животное… почти примитивное. Это поднималось из самой глубины его естества и застало его совершенно врасплох. Дело было не только ее привлекательном лице. Было что-то еще, что тянуло его к ней, как мотылька к пламени.
Но она будила в нем не только страсть. Что-то гораздо глубже, чем это. За неимением лучшего слова можно было бы назвать это любовью, хотя он и не верил в любовь с первого взгляда. Будто бы он знал ее, когда-то очень давно. Любил ее и потерял. И сейчас она снова появилась в его жизни, пробуждая давно похороненные чувства, о которых он даже не подозревал…
Кроме этого ничто не выдавало то, что он знал ее раньше.
Но это бессмысленно! Ничто из этого не имело смысла! Даже для него.
С тех пор, как она появилась в его жизни вчера, он ощущал себя так, будто у него двоилось в глазах. Как будто он был одновременно и собой и кем-то большим, чем он сам. И она была незнакомкой, но он ее знал. Он любил Хелен. И все же он любил Викторию, каким-то образом любил ее всегда, хотя и никогда не встречал. Чувство к ней было древним, выдержанным и закаленным, а потому таким сильным.
Но как это возможно?
Встречались ли они раньше? Был ли он лордом Мельбурном в прошлой жизни? Или был только самим собой? Или ими обоими? Как он мог испытывать такие чувства к женщине, которую никогда не видел до вчерашнего дня? Или это просто страсть пополам с одиночеством и отчаянной попыткой выставить это перед собой в благородном свете?
Он сплел пальцы и закрыл лицо руками. Даже эти мысли заставляли его голову раскалываться. Так просто больше не могло продолжаться. Он сойдет с ума как Мартовский Заяц. Если уже не сошел.
Джон отмел эти мысли с решительность, порожденной годами практики, и сосредоточил свое внимание на более насущных вещах.
Ему необходимо было кое-то, сразу и все вместе.
Кофе. Душ и бритье. Смена одежды. Завтрак.
А затем – Виктория.
Да, это была необходимость. Он мог быть, по крайней мере, честным в этом. Ему нужно было увидеть ее. Он жаждал увидеть ее. Жаждал гораздо большего. И это заставило его поторопиться с выполнением других пунктов его списка дел. Чем скорее он примет душ и переоденется, тем скорее он сможет разобраться с ней.
Но его сон сложно было отложить далеко. И с мыслями о Виктории он вновь возник в его голове.
Он устроил раскрытую папку на столе и неловко поднялся на ноги. Подошел к окну и, облокотившись одной рукой о стекло над головой, позволил себе снова окунуться в свой сон, глядя на штаб-квартиру нацистской партии на другом конце города. Это был один из самых ярких и живых снов на его памяти, и уж точно один из самых приятных. Он прикрыл глаза и вспомнил нежный пыл ее рта, ощущение ее тела, прижатого к нему… ее стоны…
Абендсен, без сомнения, был прав в одном – Виктория встряхнула его. Это бесспорно.
Вскоре он услышал мягкий звон открывающегося лифта, оповещающий прибытие Бриджит.
– О! Рейхсмаршал! – удивленно глядя на него, отмечая его помятый внешний вид и его окружение, явно свидетельствующее о напряженной ночи.
– Доброе утро, Бриджит, – вздохнул он. – Боюсь, я работал допоздна и уснул за работой.
Она кивнула: – Это я вижу, сэр. Мне подать вам завтрак?
– Только кофе, спасибо. Я уйду рано.
– Все в порядке, сэр?
– Да, все отлично, - он решительно отвернулся от окна и направился в свою спальню, захлопнув за собой дверь.
***
Виктория вздрогнула и проснулась, нечаянно сбрасывая с постели кипу листов бумаги. Все еще не до конца придя в себя, она аккуратно собрала их и сложила на прикроватную тумбу.
Она все еще здесь.
Все еще в этом отвратительном месте. Она потерла глаза. Утренний свет пробивался сквозь шторы в ее комнату. Нет времени спать. Должно быть, ее охрана скоро будет здесь.
Она отправилась в ванну. Туалет и очень мягкая бумага. Он дернула за ручку и вода так громко унеслась по трубам, что у Виктории перехватило сердце. И все же, это абсолютно гениально. Очень гигиенично. Хотела бы она, чтобы такая штука была в ее покоях, когда она вернется. Она почистила зубы щеткой и зубной пастой так, как ей показали вчера. Щетка была мягкой и приятной, а паста восхитительно пахла мятой и была не такой противно зернистой и горькой, как порошок, которым она привыкла пользоваться.
Но став по душ, Виктория поняла, что может вообще никогда не захотеть возвращаться обратно.
Она застонала, ощущая, как струи теплой воды ласкали ее тело, словно ее личный дождик. Тепло расслабило ее, а мыло для волос и тела было весьма приятным. Она стояла под струями воды до тех пор, пока вода не стала холодной. Выйдя из душа, она ощутила себя другим человеком. И к тому же, не нужно было раздеваться на виду у слуг. Да, были убедительные причины оставаться в будущем.
Она оделась в ее вчерашнюю одежду. По крайней мере, одежда будущего была гораздо более простой. Для начала, не нужно было иметь армию слуг, чтобы одеваться. Более всего бросалось в глаза отсутствие корсета. Виктория так и не смогла решить, достоинство это или недостаток. С одной стороны, она ненавидела корсеты. С другой, в них ее фигура смотрелась выигрышнее. Теперь же она едва понимала, что делать со своим нарядом. Она чувствовала себя просто огромной, а ее тело – совершенно свободным под слоями ткани. Однако была короткая вещица, которую дамы носили на груди для поддержки. Насчет этого изобретения она тоже не была уверена. Однако, уж лучше ходить в этом, чем вообще без ничего, поэтому она со вздохом облачилась в это. На талию это никак не влияло, но хотя бы она была не совсем голой под одеждой, чтобы это счесть неприличным. Она надела все остальное, чувствуя себя какой-то помятой. Просто ей нужно будет раздобыть другую одежду, если она собирается тут задержаться.
Она нахмурилась своему отражению в зеркале. Сильно ли она изменилась с тех пор, как не стало Лорда М? Кое-где ее фигура стала чуть более округлой, вздохнула она, с удивлением пожалев об отсутствии корсета и его пользе для ее талии. И, пожалуй, она выглядела более измученной. Серебряные блики, беспокоящие ее, прятались в ее темных волосах, и, по непонятной причине, она ощущала себя гораздо старше. Куда делать та девушка, которая была так им очарована? Что бы он подумал о ней сейчас? Считал ли он еще все еще красивой?
О, он как-то сказал ей это, уже когда она была замужем. Но, может, он просто пытался быть вежливым.
Она замерла и постаралась взять себя в руки.
Сегодня она собиралась встретиться не с Лордом М, напомнила она себе, а с Джоном Смитом. Джоном Смитом, который уже видел ее вчера. И которому она была совершенно безразлична. Он смотрел на нее с холодным, отрешенным выражение лица, подозрительно и почти болезненно враждебно.
Хоть он и не был Лордом М, и она теперь прекрасно это знала, его сурового холодного взгляда, вроде того, каким он смотрел на нее вчера, было достаточно, чтобы разбить ее сердце снова. В сотый раз. Быть таким похожим… и совершенно другим одновременно. Как ей вынести это? А как ей вынести пребывание в этом ужасном будущем, если только не ради него?
Она отвернулась, сдерживая слезы. Подошла к прикроватному столику и взяла часы. Держа их в ладони, поднесла их к губам. Затем взяла наброски и отнесла в гостиную. Обернулась к кухне и вздохнула. Она не чувствовала голода, хотя все равно не имела понятия, как соорудить завтрак. Вместо этого она налила себе еще стакан холодной воды и устроилась в ожидании.
***
Джон стоял под душем, позволяя горчим струям обжигать спину и ручейками стекать вниз по его телу. Если бы вода могла так же успокоить его измученное сознание, как расслабляла одеревеневшие мускулы, он мог бы снова вернуться в строй. Но с пеной шампуня и кондиционера, стекавшей по его волосам и телу, он ощутил, что его разум тоже слегка прояснился.
Если он был Мельбурном, это бы чертовски хорошо все объяснило, но и добавило некоторых проблем. Если же он не был Мельбурном, у него не оставалось ничего кроме вопросов без ответов. Он снова и снова прокручивал их в голове, так и не находя ниточки. Несмотря на то, кем он был на самом деле, одно было ясно.
Виктория.
У него просто не было других вариантов объяснения ее появления в кабинете, кроме того, что она путешествовала между мирами. И по непонятным причинам – которые он пока не готов был объяснить и принять – ее присутствие здесь было связано с ним.
Отложив на время вопрос собственной идентификации, он вышел из душа с одной оформившейся мыслью. Если она не докажет обратное, он был готов поверить в ее историю. Если она лжет, а это рано или поздно выяснит, ее ждет соответствующее наказание.
Он надел свежую форму и уже почти накинул на плечи мундир, когда услышал звонок лифтового колокольчика. Бриджит ответила. Он открыл дверь своей спальни и увидел лейтенанта, отвечающего за наблюдение за спальней Виктории, стоящего на пороге с папкой.
– Рейхсмаршал! Хайль Гиммлер!
– Вольно, лейтенант, – улыбнулся Джон. – Я вижу, у вас есть кое-что для меня.
– Да, рейхсмаршал. Как вы приказали.
Джон взял чемоданчик с аудио и видеозаписями у ретивого молодого лейтенанта и отослал его прочь. Ему не терпелось увидеть Викторию снова, но до тех пор он желал знать обо всех ее перемещениях и действиях. Все, что угодно, из последних двенадцати часов, что могло бы либо подтвердить, либо опровергнуть ее личность.
Он захватил мундир из спальни и накинул его, по пути оставив чемоданчик в своем домашнем кабинете. Бриджит принесла кофе, и он, опустив жалюзи, устроился с первой видеозаписью.
Пленка за пленкой он просматривал все действия Виктории за последние несколько часов. Она вела себя так, будто исследовала все современные удобства ее квартиры. Джон считал, что он отлично разбирается в людях. Он был натренирован на это и от природы очень проницателен, когда дело касалось суждения о человеческих характерах. Если бы Виктория разыграла весь этот маленький театр только для того, чтобы убедить его, что она Путешественник во времени, он бы сразу это понял. Но к его полнейшему удивлению он почувствовал, что ее реакция на окружающую обстановку абсолютно искренна. Если бы он взял человека из викторианской Англии и заснул его в современный ему мир, то он бы вел себя точно так же. Она нигде не выдала себя. Она обследовала все современные устройства, никакое из них не было естественно для нее. Лжецы всегда выдают себя. Особенно в мелких деталях. Ни разу ее глаза не посмотрели в камеры. Она не позировала для записи и ни разу не выдала себя, что знает, что за ней наблюдают. Она вела себя так, будто была уверена, что находится в одиночестве. И это было самым сильным доказательством того, что она была не на своем месте. Здесь в Рейхе.
Когда она начала рисовать, он встрепенулся. Но угол камеры не позволял ему увидеть, что она рисовала. Он знал только, что она сидела много часов в кровати, рисуя яростно и с полной отдачей, пока, наконец, не заснула.
Ему необходимо было знать, что она нарисовала. И он не собирался доверить это поручение адъютанту. Да он вообще не собирался отправлять Мецгера за ней сегодня. Он уже давно все решил, задолго до того, как посмотрел запись. Его рука потянулась к телефону.
– Планы поменялись, майор, – сообщил он в трубку. – Я сам поеду и заберу мисс Бэкингем утром… Нет, просто поезжайте в офис как обычно. Увидимся там.
Он отключился и вытащил пленку из проигрывателя, открыл жалюзи и решил допить свой кофе, не торопясь, окончательно решив для себя одно.
Несмотря ни на что и с помощью сил, действие которых он пока не понял, она была здесь. Королева Виктория. Путешественница во времени и пространстве, которая оказалась аккурат на его пороге.
Что касается его сомнений насчет своей личности, это дело он отложил в сторону. Это занимало его достаточно для одного утра, и решать больше было нечего. Поэтому его подход будет более прагматичным. Если можно так выразиться, у него была с ней связь, которую он не мог объяснить. Но это ничего не значило. Что было гораздо важнее этого, так это то, что Виктории нужна была его помощь, чтобы выжить в Рейхе до тех пор, пока он не найдет способ отправить ее обратно домой. И он собирался ей помочь.
