Явление

«Лучше, когда тебя боятся, чем когда любят» Виктория была очень рада тому, что Джон обговорил с ней детали иммиграционного контроля. Держа ее под локоть, он проводил ее вниз, провел в обход очереди и шепнул что-то проверяющему. Тот сразу вскочил и повел ее за собой, всунув ей в руки картонную папку. Джон подошел к другому сотруднику, и тот тоже немедленно кинулся помогать ей. Проглядев бумаги в ее папке, он спешно отсалютовал Джону. – Мистер Гастингс проведет вас дальше, – сообщил Джон, мягко пожимая ей руку. – У него есть все инструкции. В этой папке все, что может вам понадобиться. Когда закончите здесь, загляните ко мне в кабинет, – он заговорщицки улыбнулся ей, она понимала, что он говорит так, потому что все вокруг смотрят на них. – И я прослежу, чтобы вы не остались без внимания. – Обязательно. Спасибо, Джон. – Я всегда к услугам дочери полковника Бэкингема, - усмехнулся он. Она улыбнулась в ответ и попрощалась с ним. Он очень, очень хорошо играл в эту игру. Это дало ей повод задуматься еще раз о мире, в котором она оказалась, таком, в котором нужно оттачивать навыки такой игры. Спотыкаясь от волнения, мистер Гастингс отодвигал ей стулья, распахивал двери и делал все, чтобы, следуя приказам Джона, произвести хорошее впечатление. Это было очень похоже на то, откуда пришла она: то, как люди реагировали на встречу с ней в первый раз. Она всегда находила это очень милым и старалась быть ласковой и отвечать спокойно. Здесь ей пришлось удержать себя от такого поведения, ограничившись вежливой благодарностью за помощь, и улыбкой, которая давала понять, что ее отчет о работе этого человека рейхсмаршалу будет положительным. Он водил ее от стола к столу, сверяясь с папкой, что Джон дал ему, и тихо говоря что-то сотрудникам. Каждый раз ее проводили в обход очереди. Она отвечала на все вопросы точно так, как Джон велел ей. Как он и предполагал, они спрашивали, в том числе, и о Томасе, девочках и местонахождении миссис Смит. Вопросы не были прямыми, но должны были запутать ее. Они были уверены, что Хелен с теплотой приняла ее. Как Виктории нравилась миссис Смит? Должно быть, они были лучшими подругами? Возможно, ходили по магазинам вместе? Она отвечала им всем, что много слышала о миссис Смит, но никогда ее не видела. Естественно, она очень хотела познакомиться с ней и девочками, когда они вернутся в Рейх. Да, она глубоко сожалеет о смерти их сына, но его жертва была героической и стала поводом для гордости его родителей. Вопросы о ее прошлом были довольно разнообразны, и она снова порадовалась, что они с Джоном обстоятельно все обговорили. Да, к несчастью, все ее документы утонули вместе с чемоданом. Да, абсолютно все. Нет, копий у нее не было. Она везла только оригиналы, потому что планировала переехать насовсем. Она рассчитывала стать учителем музыки в Рейхе. Да, она была в подходящем для замужества возрасте и не имела ничего против. Да, она больше всего хотела выйти замуж за почтенного гражданина Рейха, обустроиться здесь и родить детей. Да, ее родители были американцем и англичанкой. Ее английский акцент – результат упорных трудов ее матери, которая ее учила. Да, оба, и отец, и мать, умерли. Да, она единственный ребенок… Вопросы не прекращались, но Виктория отвечала на них со спокойствием и природным достоинством, которое так часто отмечал в ней Лорд М. Все происходящее стояло костью у нее в горле. Было что-то зловещее в этом месте. Все эти ужасно серые служебные комнаты. Длинные очереди семей, сидящих на неудобных стульях, недовольно и безнадежно провожавшие ее взглядом, когда ее проводи вперед очереди. Люди в белых халатах с елейными улыбками и скользкими вопросами. Даже воздух, как будто отравленный чем-то, что она не могла уловить. В этих повторяющихся вопросах она чуяла ловушку, даже не для нее, а для Джона. Несмотря на оказываемое ему почтение, они все жаждали свергнуть его. Снова и снова они допытывались, что она знает о нем… повторяя одни и те же вопросы разными словами… ища в ее истории что-то, что выдаст их обоих. Поскольку он поставил себя под удар, ходатайствуя лично о ее гражданстве и прилагая все усилия по ускорению этого процесса, любая нестыковка в ее истории подвергла бы их обоих смертельной опасности. Очень быстро ее недовольство стало направлено в их сторону, ибо она поняла причину его ледяной холодности большую часть времени. Она бы никогда не позволила себе стать орудием в руках этих людей, желающих сбросить его с вершины. Поэтому она отвечала на все вопросы детально, не обращая внимания на то, в какой раз ее об этом спрашивают, с той величавостью, на которую была способна в данный момент. Наконец, все вопросы иссякли… Потом настал черед медицинского осмотра. Джон предупредил ее о его характере. Ей нужно было оголить себя перед докторами и медсестрами. Позволить определить тон кожи и глаз, провести скрупулезные измерения ее параметров. Они «сфотографируют» ее изнутри. Виктория мало что понимала в фотографии, поскольку в ее время эта наука только появилась, но она видела несколько в кабинете Джона. Раз люди в этом мире могли волшебными образом запечатлеть внешность человека столь поразительно точно, изобрести машину, движущуюся без лошадей, или поднимающую тебя с этажа на этаж, нет ничего удивительного в том, что им как-то удалось научиться «фотографировать» внутренности человека. И снова вопросы, теперь более личные. Ее спросили о медицинской истории, ее семьи и собственной. Ее отец умер во время службы в ВМФ во время войны. Ее мать умерла два года спустя от малярии. Нет, она сама этим никогда не болела. И снова, и снова… Затем, как Джон и предупреждал, последовали совсем неприличные вопросы. Нет, она не была девственницей. Нет, она не была замужем, ее изнасиловали. Появился ребенок. Он умер два года спустя от лихорадки. Да, она оправилась от этого достаточно, чтобы стать доброй женой и матерью в Рейхе. Когда вопросы закончились, приступили к осмотру. Ее раздели. Осмотрели с ног до головы. Записали рост и вес. Измерили голову, описали черты лица. Тело просветили «рентгеном». Все эти процедуры Виктория старалась перенести с достоинством, мысленно вымаливая прощение у леди Флоры, которую сама когда-то заставила пройти через подобное из-за своих ошибочных убеждений. В конце концов, ее провозгласили истиной арийкой, с отменным здоровьем и, что самое главное, готовую и способную иметь детей. Таким образом, ей было разрешено начать жизнь в Рейхе. Она покинула миграционный центр с паспортом в руках. Теперь ее официально звали Викторией Бэкингем, гражданкой Американского Рейха, со всеми правами и привилегиями, вытекающими из этого. Оставалось только дождаться теста на гражданство, который будет через месяц. Когда она вернулась в кабинет к Джону, он был очень доволен. – Отлично, – похвалил он, посмотрев все документы. – Вы отлично справились сегодня, – сказал он, отключив запись. – Не волнуйтесь насчет теста. Я сам помогу вам подготовиться. Через месяц вы станете экспертом по Рейху. Ну, как все прошло? – Это было ужасно, – призналась Виктория, опускаясь на банкетку. – Если бы вы не предупредили меня обо всем, я бы сорвалась. – Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через все, – вздохнул он. – Я бы не подверг вас этому, не будь на то необходимости. – Я знаю, Джон… – она прикусила губу и сцепила руки. – Они были очень заинтересованы узнать, что нас с вами связывает. Они постоянно спрашивали о вас. – Да, – вздохнул он снова, опускаясь в кожаное кресло рядом. – Я так и думал. – Все было точно, как вы сказали. Они пытались заманить меня в ловушку. Вопросами о вашей жене, о вашем сыне. Он кивнул и провел рукой по волосам. – Это просто змеиное гнездо! – вырвалось у нее рассерженно. – Как вы это терпите! Он покачал головой: – Виктория… Вы не можете… не должны так говорить. – Но это правда! – Да… Но говорить так нельзя! – его мшисто-зеленые глаза просили ее об этом. – Никогда. Вы понимаете? Здесь есть грань между жизнью и смертью. Она кивнула. – Они хотят навредить не мне. Вы ведь будете осторожны, верно? – Да, буду, – он улыбнулся. – Я большой мальчик, Ваше Величество. Обещаю, что пригляжу за собой. В горле у нее встал ком из-за его обращения к ней. – Надеюсь, я не опозорила вас там. И не подвергла опасности. Я не понимала до конца тот риск, на который вы идете ради меня, пока не попала туда. – Вы справились хорошо, – сказал он с улыбкой. – Но без сомнения, они считают вас моей любовницей. Или думают, что я планирую вас ею сделать, – он удрученно посмотрел на нее: – Но без Хелен нет никакой возможности убедить их в обратном. – Мне очень жаль, что я принесла вам столько проблем, – сказал она, опять сцепив руки. – Ничего подобного, – сказал он, взяв ее руки в свои, успокаивающе. Она подняла глаза на него. – Я знаю, против чего иду. И знаю это о вас. Поверьте мне. Я помогу вам в этом. – А что будет с вами? Его взгляд затуманился, а улыбка стала грустной. Его руки сжали ее еще крепче. – Не волнуйтесь за меня. Слова были ободряющими. Но что-то в его тоне тронуло ее за душу. Она боялась за него, за этого высокого мужчину в черном. Угрожающего и могучего, как гора. Сильного и мощного, как Колосс. И тем не менее, она чувствовала его уязвимость. Она взяла его ладони в свои. Даже больше, чем уязвимость. Ее пугало то, как открыто он признавал шаткость своего положения. Какой бы ни была его судьбы, он с ней уже смирился. – Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось, – прошептала она страстно. Он погладил ее руку своей. – Спасибо, - сказал он просто. – Поверьте мне, я кручусь в этом змеином гнезде довольно ловко. Я хочу быть ужаленным не больше вашего. Они улыбались друг другу, все еще держа руки вместе. Ее искреннее беспокойство за него глубоко его тронуло. – Вы молодец сегодня, – сказал он снова. В ней было что-то величественное. Разворот ее изящных плеч, то, как она держала себя со спокойным достоинством. Если бы он уже не поверил тому, кто она, эти черты бы точно убедили его. Она сделала все в точности, как он просил, доверившись ему безоговорочно. И это растопило его. Он понимал, что дело не столько в нем самом, сколько в Мельбурне и в его сходстве с тем, кого она так любила, а потому так доверяла. Он поклялся себе – им обоим – что не подведет ее доверия. Они все еще держали руки друг друга, Джону почему-то не хотелось убирать свои. Взгляд ее голубых глаз затягивал. Ей действительно не стоит быть здесь. Все внутри него поднималось в желании защитить ее, отправить ее домой. В безопасное место, куда Рейх не сможет дотянуться своими лапами и навредить ей. Туда, где ее не смогут сломать и испортить. Но эгоист внутри него желал, чтобы она никогда не покидала его. Желал видеть ее сияющие глаза, смотрящие на него. В этих глаза он был героем. И все, чего он хотел, это быть этим героем. Быть ее героем. Хотел больше всего на свете. Но это было таким хрупким. Ее легко ввести в заблуждение сейчас. Но через время, увидев по-настоящему то, куда она попала, то, что он олицетворял собой, она поймет всю правду. Это неизбежно. И в этот день ужас от того, кем он стал, поднимется и волной обрушится на все человеческое, что в нем осталось, сметая на своем пути все ее мечты. Он глубоко вздохнул и попытался улыбнуться ей. Было невозможно не попасть под очарование ее доверия. Невозможно не чувствовать себя польщенным. И он попал в эту ловушку. Его одинокое сердце жадно питалось восхищением и заботой, сверкавшими в ее глазах. Он не мог ничего с этим поделать. Он жаждал этого. Она его вода. Она его свет. Она бальзам для его душевных ран. И он не мог ею насытиться. Он гладил ее ладони. Такие мягкие. Такие маленькие. И такие сильные. Он хотел целовать и обожать их. Ее… Она гладила его руки в ответ, и он чувствовал, что она пыталась передать ему часть своей силы, и Джон понимал, что то, как она волнуется за него, может стать его погибелью. Наконец, он убрал руки, напоследок пожав ее ладошки. Магия рассеялась. – А теперь, – сказал он, откашлявшись и пытаясь вернуть свои мысли в практическое русло, – Полагаю, вам нужны кое-какие вещи, поэтому я организовал вам небольшое путешествие по магазинам во второй половине дня. – По магазинам? Для чего? – О… Ну, вы понимаете… Все, что может вам понадобиться для комфортного проживания. Одежда, косметика, может, визит в парикмахерскую. Все в этом духе. Все, что вам потребуется, чтобы привести себя в порядок. – Но, Джон! Я… – Нонсенс! – сказал он, протягивая ей руку. – Я знаю, что вы скажете. Не надо. Вы бы сделали то же самое для меня, окажись я в такой ситуации. Ведь так? – Не колеблясь ни секунды! – Ну вот. – Но я знаю, что вы бы чувствовали себя точно так же, как я сейчас. Вам бы не хотелось оказаться в положении, когда не остается ничего, кроме как купаться в моей щедрости. Он наклонил голову: – А вы, вне всяких сомнений, чувствовали себя так же, как я сейчас. Зная, что деньги невозможно потратить лучшим образом. Она вздохнула и опустила взгляд на свои руки. Кивнула. – Я знаю, что вам и так некомфортно находиться здесь. Вы не привыкли к этому. Но прошу, позвольте мне помочь вам хотя бы так. Это удовольствие для меня. – А вы не думаете, что это только укрепит подозрение всех вокруг в том, что я ваша любовница? Он вздохнул: - Я понятия не имею, как этого избежать. Только если у вас в рукаве нет поклонника? – У меня его нет. – Что ж, у меня тоже. Единственный способ пресечь их – оставить вас в полном одиночестве крутиться, как сумеете. Но я не планирую этого делать. Я планирую заботиться о вас, Виктория. Вы моя королевская гостья, в конце концов. Мы постараемся не подавать виду, но, боюсь, обезопаситься от этого полностью не получится. В этом нет вашей вины, все дело в моей ситуации в семье. Вас это тревожит, что могут поползти такие слухи? Это… обижает вас? Я имею в виду… помимо очевидного? Она вздохнула еще раз и помотала головой: – Это так странно. Как будто история повторяется. О нас тоже ходили слухи. Меня называли миссис Мельбурн почти с первого дня. Полагаю, раз это не мешало мне раньше, сейчас не станет. И снова она говорила, не подумав, смешивая воедино его и Мельбурна. Он нахмурился. Но он не мог сказать, почему это больно кольнуло его внутри – оттого ли, что он сам не знал, кто он, или оттого, что она опять ошиблась. – Что ж, раз это не мешает вам, значит, мне тоже все равно, – он не упомянул тот факт, что не мог заставить себя сожалеть об этом в любом случае. И хотя в его планы не входило соблазнять ее или давать ей повод для этого, он не был против, если бы это случилось между ними. Он встал и подошел к своему столу, просто чтобы занять себя чем-то. Чтобы между ними появилось какое-то пространство. Виктория тоже поднялась. – Моя машина ждет вас внизу, чтобы отвезти к мадам Эдит. У нее модный бутик в городе. Мадам Эдит держит руку на пульсе всех модных тенденций в Рейхе, как меня уверяли. Она вас ждет. Она знает, как достать все, что вам может понадобиться, и кто за это заплатит. И еще, я хочу, чтобы вы не думали о деньгах. Покупайте то, что вам понравится, Виктория. Это поможет вашему пребыванию здесь. Вам нужно что-то, чтобы с уверенностью держаться среди местных леди. Если это что-то вам захочется купить, не раздумывайте. – Вы уверены, что готовы даровать мне столь щедрый подарок? Может быть, у меня весьма дорогой вкус? – она приподняла бровь, улыбаясь. – Я в этом не сомневаюсь, Ваше Величество, – он улыбнулся в ответ. – Моя жена была клиенткой мадам Эдит, поэтому, уверяю вас, я прекрасно представляю порядок цен. Я действительно имел это в виду. Я хочу сделать это для вас. А теперь поезжайте и наслаждайтесь, и не вздумайте считать центы! Сделайте прическу – да что угодно. Это приказ. – Должна ли я отсалютовать вам, принимая этот приказ, рейхсмаршал? – ее кокетство заиграло ярче. Джон почувствовал, как по телу пробежала дрожь в отчет на ее слова и этот взгляд. Боже мой! – Должен ли я заставлять вас салютовать, чтобы убедиться, что мои приказы будут выполнены? – он сделал шаг к ней, вторгаясь в ее личное пространство, несмотря на свои благие намерения, он не мог не поддаться притяжению этих голубых глаз и выражению, появившемуся в них. Ее прекрасные губки сложились во влекущую улыбку, и Джону немедленно захотелось поцеловать ее. И не только. – Возможно, в другой раз, – сказала она. – Хорошо, – ответил он с улыбкой. – Вы поняли, что от вас требуется? – Я пойду и буду бесстыдно тратить ваши деньги на свои капризы, не так ли? – Именно так. Хотя я не считаю это тратой. Пусть мадам Эдит вам поможет. В Американском Рейхе вы не найдете никого лучше нее. Что вы скажете на то, чтобы часам к восьми я заехал за вами на квартиру, и мы отправились поужинать? Вы расскажете мне о своих покупках, и мы сможет, может быть, придумать, как устроить вас учителем музыки. Но не все сразу. Вам нужно немного времени, чтобы приспособиться к жизни в двадцатом столетии. В Нью-Йорке. – Это все очень мило с вашей стороны, Джон, – сказала она, тронутая. – Да, восемь часов – отличное время. – Хорошо. Тогда увидимся, – сказал он с улыбкой, чувствуя себя школьником, пригласившим на свидание девочку своей меты. В некотором смысле, возможно, так и было, подумал он. – О, и еще кое-что. Я поручил нескольким моим людям следовать за вами. – Следовать за мной? По магазинам? – Это мера предосторожности. Ради вашей безопасности. Он видел, как она глубоко вздохнула, обдумывая его слова. Наконец, кивнула, соглашаясь. – Хорошо. Мне позволено, по крайне мере, поблагодарить вас? Он улыбнулся ей: – Думаю, это можно устроить. – Тогда благодарю вас, рейхсмаршал, – сказал она, положив руку на его рукав. – За все. Простое прикосновение, но оно обожгло его как клеймо. Они стояли так – ее рука на его, глядя глаза в глаза – и время до восьми часов вечера показалось целой вечностью. – Не стоит, – тихо ответил он. Она убрала руку, он вздохнул и отступил от нее, откашлявшись. Вернувшись к столу, он вызвал Мецгера. – Будьте добры, проводите мисс Бэкингем к машине, майор. Проследите, чтобы все было в порядке. – Конечно, сэр. Он смотрел, как она покидает его кабинет, обернувшись в последний раз, чтобы улыбнуться ему. Со вздохом он включил запись снова, зажег сигарету, подошел к окну и глубоко затянулся. Сейчас ему нужна была сигарета. Нет, на самом деле, ему нужно было кое-что другое. Что-то, чего он никогда бы не смог получить.