Явление

Джон и Виктория проводят вечер наедине. «Свесят головы вниз, станут звать: ''Подымайся, милочка, к нам''. А я на них только посмотрю и отвечу: ''Скажите мне сначала, кто я! Если мне это понравится, я поднимусь, а если нет — останусь здесь, пока не превращусь в кого-нибудь другого!'' Тут слезы брызнули у нее из глаз. — Почему за мной никто не приходит? Как мне надоело сидеть здесь одной!» Джон съел еще кусочек, стараясь не глядеть все время на Викторию. Она действительно потрясающе выглядела сегодня. Ему нравилась эта прическа, макияж и маникюр, все выглядело очень стильно и красиво. Ей шло платье с этим милым маленьким жакетом, и то, как изящно она сидела на краешке стула, отламывая крошечные кусочки от своей еды. Что гораздо важнее, она немного расслабилась. Хорошо. Это очень хорошо. – У меня есть дом на озере немного севернее, – продолжил он. – В горах Катскилл – на мили вокруг ни души. Я подумал, мы могли провести там выходные. Там есть пешеходные тропинки и водопады, и отличная рыбалка. – Звучит очаровательно! – Отлично. Тогда отправимся туда завтра вечером, если это не слишком скоро для вас. – Я жду с нетерпением. – Я тоже, – сказал он мягко. И, бог мой, это была правда. Ему придется расставить охрану по периметру, это не обсуждается. Но Виктории нет нужды видеть их или знать, что они там, если ничего не случится. В противном случае, она будет рада, что он все предусмотрел. Следующие мгновения прошли в размышлениях о том, какими будут их выходные. Джон научит ее рыбачить или даже плавать. Они устроят пикник на веранде, он поджарит на гриле их улов или мясо. Возьмет ее в поход, покажет ей свою американскую загородную жизнь. И она будет только его. Она посмотрела на Джона с таким кокетливым выражением, будто смогла проникнуть в его мысли и увиденное ей очень понравилось. Он сделал большой глоток вина, не спуская с нее взгляда. – Как называется это блюдо? – Мясной рулет. – Очень вкусно. – Не похоже на вашу обычную еду? – он скромно улыбнулся. – Возможно, она слишком простая для вас. Не могу представить себе королеву Викторию, ужинающую мясным рулетом во дворце. Вам подают жареных куропаток или что-то в этом духе. – Мне нравится простая еда, – сказала она. Жареная куропатка, и правда, очень вкусная, но и это блюдо тоже. Оно немецкое или американское? – Американское. Я вырос на такой еде, – он откусил еще один приличный кусок. – У вас всегда был хороший аппетит. Я рада, что какие-то вещи не меняются. Она сказала это, не подумав, и он колебался насчет того, стоит ли ее поправить. – Расскажите мне о нем. О вашем Лорде М, – сказал он, наконец, отправляя в рот еще один ломтик. Ее глаза затуманились: – Я не знаю, с чего начать. Как можно рассказать о ком-то, кто был для вас целым миром? Его сердце дрогнуло, но он не мог определить, отчего. От боли или от удовольствия? Был он польщен или ревновал? Или и то, и другое? – Что вам в нем нравилось? – Все! – горячо ответила она, ее улыбка при этом была такой нежной, что у него заныло в груди. – Все в нем мне нравилось. Но описать его мне очень сложно. – Очевидно, он был очень красив, – он не смог удержаться, глядя на нее почти игриво, допивая вино. – В высшей степени, – сообщила она, смотря прямо ему в глаза. От нее не укрылся юмор ситуации. – Он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Он приподнял брови. Что ж, если это не возвысило бы эго любого мужчины до небес, то он не знал, что сможет. Джон был мужчиной, а значит, легко поддавался на лесть. Особенно лесть такой прекрасной девушки, как Виктория. – Вы так считали, даже несмотря на то, что он был намного старше вас? – он откинулся на стуле, улыбаясь. Она на секунду задумалась: – Конечно, мне нравился в нем не только его возраст, но именно это было большой частью его привлекательности. – Вам нравилось, что он старше? – Да, – сказала она со вздохом. – Я ценила его мудрость и остроумие так же сильно, как и его прекрасное лицо и фигуру. Должно быть, ему это очень нравилось, подумал Джон, наполняя свой бокал. – Но ваш муж не настолько старше вас. – Мы с мужем ровесники, - ответила она, и Джон с удивлением отметил, как сияние потухло в ее глазах при мысли об Альберте. – Иногда я думала, что, возможно, это одна из причин, по которой у нас не сложилась жизнь, – она опять вздохнула. – Лорд М всегда знал, что сказать. Что делать в любой ситуации. Он знал меня, - заключила она мягко. – Поразительно хорошо знал. В основном потому, что дал себе труд познакомиться со мной, узнать меня так… как никто кроме него. Он всегда чувствовал, что нужно сказать. Если я была расстроена, он мог заставить меня улыбнуться. Если недовольна – он успокаивал меня. Если тревожилась – он один мог рассеять мои страхи. Он утешал меня, как никто другой. Радовал меня, как никто другой. Он знал меня целиком и полностью. Джон ощутил волну мурашек, пробежавшую по его телу в ответ на признание, глядя на ее затуманенные глаза, слыша ее прерывающийся голос. Очевидно, эти двое были близкими друзьями, но что-то в ее словах было таким эротичным, таким чувственным, что возбудило его очень сильно. Они точно были больше, чем друзья. – Вы так напоминаете мне его иногда, – прошептала она. Целовал ли он тебя под небом с танцующими грачами? - хотел он спросить ее. Или в темной карете? Или это я схожу с ума? – Это честь для меня – напоминать вам о нем, – сказал он вместо этого. Мельбурн в его воображении был хорошим и добрым человеком, обожавшим ее. И благородным – гораздо благороднее его самого. – Это правда, – она все еще смотрела в его глаза. – Вы напоминаете мне его очень сильно. Джон допил свой бокал и поставил его на стол. – Он любил музыку? – спросил он, поддавшись внезапному порыву. – Музыку? Конечно! Но только если это был Моцарт, – улыбнулась она. – Он танцевал? – Иногда, – сказала она, все так же счастливо улыбаясь. – Когда я устраивала балы, он всегда танцевал со мной как минимум один танец. Вальс. – Что ж, в честь такой знаменательной традиции, могу я пригласить вас на танец? – Конечно, но… Где? Здесь? – Пойдемте со мной. Джон повел ее в гостиную, где открыл шкаф и вытащил свой фонограф. В тот же шкафу хранилась его тайная коллекция довоенных пластинок, одну из которых он как раз искал. – Что это такое? – спросила Виктория, с удивлением разглядывая то, что он делает. – Это пластинка, – пояснил Джон, показывая ей большой круглый виниловый диск. – Она играет музыку. – Неужели! – Именно так, – подтвердил он, отдавая ей коробку от пластинки и включая проигрыватель. Диск завертелся. Найдя мелодию, которую он искал, Джон выставил иголку на диск. Энергичная веселая «In the mood» Глена Миллера раздалась в комнате, и лицо Виктории вспыхнуло от восторга. – Ух, ты! Это же целый оркестр! – воскликнула она, не отрывая глаз от пластинки, наблюдая, как черный диск крутится на патефоне, а иголка скользит по его поверхности. – Как восхитительно! – Вы окажете мне честь? – Боюсь, я не знаю, как танцевать под такую музыку. – Это легко. Называется «свинг». Дайте мне вашу руку.

***

Джон взял ее за руку и притянул ее к себе, а затем резко отпустил, и она отпрянула назад. Он повторил это движение еще раз в другую сторону. Достаточно было показать Виктории пару основных движений, быстрых и легких, как он уже кружил ее по комнате под задорную мелодию. Она поняла, что Джон был прав – танец был простой, но ей нравилось, как уверенно он ведет ее и как необычны его импровизации в танце. Он отпускал ее от себя и крутил, а затем опять притягивал к себе практически полностью, чтобы потом вновь закружить. У нее кружилась голова от этих движений и музыки, проникающей в душу, зажигающей тело и заставляющей хохотать. Он держал ее руки крепко, а потом неожиданно закружил ее так, что она практически сделала полный оборот вокруг него, потом моментально повторил это с ней в другую сторону, и вот она уже снова в его объятиях. Снова и снова, он кружил ее как волчок, и ей казалось, что она сама парит вокруг него в пьянящем восторге. Иногда она не попадала в ритм, но это нисколько не портило удовольствие от танца. Эта музыка была самой жизнерадостной и веселой из всего, что ей доводилось слышать. Это было потрясающе, и, когда стихла последняя пронзительная нота, она поняла, что крепко прижата к Джону, и они оба хохочут. – Я никогда так не танцевала, – сообщила она, задыхаясь. – Вам понравилось? – Безумно! Следующая мелодия, «Tuxedo Junction», тоже была свинговой, но немного медленнее, поэтому у Виктории появилась возможность отточить движения под нее. Теперь она меньше наступала Джону на ноги, но танцевать было так же весело. – Я никогда не слышала такой музыки прежде! – Это относительно современная музыка, вариация джаза, популярного в Америке до войны. – А теперь? Краски сошли с его лица: – Сейчас уже нет. Боюсь, этот музыкальный жанр не по душе немцам. Это теперь часть истории старой Америки. Воспоминание о том, кем мы когда-то были. До Рейха. – Ох, – она ощутила, как веселье увядает в ее душе. Как весел был Джон в те минуты, когда танцевал с ней, и как быстро переменилось его настроение. Ее сердце дрогнуло от этого. Как это печально – иметь столь безграничное счастье в своей стране и уступить ее кому-то. – Вы скучаете по этому. По тому, как было раньше. По этой музыке. – Да, – он слабо улыбнулся. – Но… эта пластинка – наш маленький секрет. Никто не должен знать, что она у нас есть. Это весьма не понравится моему начальству. – Я никому не скажу, – улыбнулась она в ответ. – Мы должны ее выключить? – Нет, – сказал он, снова улыбаясь с прежним удовольствием. – Вы хотите еще потанцевать? – Очень. Он переставил пластинку, и в этот раз зазвучала гораздо более спокойная мелодия, мгновенно покорившая душу Виктории. – Это, конечно, не вальс, но… – он протянул ей руку. Она взяла ее. – Как называется эта песня? – «Ненастная погода», – прошептал он ей на ухо, его улыбка снова стала печальной. И он начал тихо напевать ей: Не знаю почему, Солнце не светит давно, Ненастная погода. С тех пор, как мой любимый ушел, Дождь льет постоянно… Она прикрыла глаза и погрузилась в звук его голоса и меланхоличные строки. Жизнь пуста, Всюду сумрак и невзгоды, Ненастная погода. Я не могу взять себя, несчастную, в руки Я выбилась из сил, Совсем выбилась из сил… Она растаяла в его объятиях, мягко покачиваясь в такт музыке, чувствуя, как его щека прижимается к ее волосам, руки обнимают ее, притягивая ближе, а его тихий голос напевает эту песню.

***

Песня закончилась, но Джон продолжил напевать ее, качая Викторию в своих объятиях, прижимая ее к себе все ближе и ближе. Его глаза закрылись, и он отдался воспоминанию… … – Вы не окажете мне честь? Она обернулась к нему порывисто и сразу опустила на поднос бокал, делая шаг к нему, будто зачарованная, немного покачиваясь от выпитого шампанского. Его руки обвились вокруг ее талии, и это прикосновение послало разряд молнии по его телу. Ее молочно-белое платье скользило под его пальцами, прикрывая изящную стройную фигурку. Такая сила характера и ум в столь нежной и маленькой девушке! Это было так волнительно. Он был возбужден достаточно, чтобы, когда русский великий князь начал вести себя неподобающе, подойти и врезать негодяю по лицу. К счастью, он смог сдержать себя в руках и справиться с ситуацией, как подобает. Он убеждал себя, что просто помогает своей юной королеве избежать неловкости и пересудов, которые последуют из-за поспешного удаления великого князя. Просто помогает завершить этот танец и легко передать ее следующему партнеру. Конечно же, все было гораздо сложнее. – Вы так хорошо танцуете, – сказала она ему, глядя пристально и серьезно. – Я бы хотела танцевать с вами каждый вечер. Его сердце дрогнуло, и он понял, что больше не может обманывать самого себя. Этой ночью особенно. И яростно, но безмолвно его сердце вторило ей. Я бы тоже этого хотел… … Джон вдруг понял, что они больше не танцевали. Ее руки обнимали его за шею, а он прижимал ее к себе за талию от плеч до колен. Их тела покачивались в такт тихой музыке, погрузившись в нее и друг в друга. «Ненастная погода» плавно перетекла в «Наконец», еще одну нежную мелодию. Здесь слова сами звучали: Наконец моя любовь со мной. Одиночество ушло, и жизнь стала как песня. Наконец небо надо мной голубое, Мое сердце было окутано клевером в ту ночь, когда я увидел тебя… Они существовали в унисон в этот момент. Джон никогда ни с кем такого не ощущал. Он чувствовал ее инстинктивно, глубоко внутри себя… будто все в нем отзывалось на ее зов, а она отвечала на его… … – Боюсь, мэм, вы устали. Вам следует отдохнуть. – Но я не хочу отдыхать! Я хочу танцевать! С вами! Его юная королева потянулась к нему, прижалась смело всем телом к его, притянула к себе лацканы его сюртука. Ее прекрасные губки в дюйме от его рта выпустили резкий вздох, а на лице было написано сильнейшее волнение. Они стояли так неподвижно, не отводя взгляда. Он услышал свой собственный сдавленный вздох. Воздух между ними был тяжелым, практически осязаемым. Пьянящим. Желание. Ее невинное страстное желание. Она тянулась к нему, не понимая этого, но отчаянно жадно желая понять. Любопытство и что-то еще, чему она пока не знала названия, толкало ее к нему. Но он отлично понимал, что это. Что еще хуже, он чувствовал то же самое. Прекрасно осознавая силу желания, горящего в нем, он смотрел на нее, на влекущий изгиб ее пухлых губ, на ее идеальную нежную грудь, резко подымающуюся и опускающуюся в такт дыханию над корсажем. Ощущая ее изящное тело, прижатое к нему, и затягивающий омут ее глаз. Когда последний раз женщина так смотрела на него? Женщина, которую он хотел так сильно? Разве он когда-либо испытывал такое желание? Хотел ли он когда-нибудь кого-то так сильно, как эту девушку? Его страсть снова подняла голову. Грозя затопить его. Он хотел дотронуться до нее. Взять то, что так щедро предложено. Потерять себя в ее сладком поцелуе… Но она не была обычной женщиной, она была королевой. А за дверью был полный зал людей, придворных, сановников и членов королевской семьи, любой из которых мог отправиться сюда и застать свою королеву в компроментирующе страстных объятиях премьер-министра. – Не сегодня… мэм, – он выдавил из себя эти слова, и это больно резануло по сердцу. Он видел, как ее запал погас, уступив место смущению и стыду. Он бы отдал все, чтобы этого не было. Но больше нечего было сказать. Он пытался держаться с достоинством, на которое еще был способен. Вся его поза выражала отказ от того, чего они оба хотели. Сколько раз с тех пор он желал все вернуть назад? Хотел, чтобы все закончилось иначе? Если бы только она знала, думал он, глядя, как она убегает от него по коридору, как сильно он ощущал то же самое, что и она. В сотню раз сильнее… … Джон прижал ее сильнее, влекомый ею как и всегда. Как мотылек к пламени… Он более был не в силах противиться этому, отказывать себе в том, чего так страстно желал. Прикрыв глаза, он ощущал слова песни, протекающие сквозь его тело, ласкающие, нежные и сладкие, как летний ветерок: Я нашел свою мечту, с которой могу говорить, Которую могу назвать своей. Я нашел трепет, к которому могу прижаться, Трепет, какого не знал никогда. Ты улыбнулась, и это околдовало меня. Мы были на седьмом небе, Когда ты стала моей наконец. Не думая ни о чем, едва дыша, он наклонился к ней, и их губы сомкнулись.

***

Виктория понимала, что Джон Смит не был Лордом М. Но боже, как же он ей его напоминал! Как сильно был на него похож! И иногда… иногда она могла поклясться, что Джон не только выглядел, как ее возлюбленный… Каким-то образом, она не могла объяснить, как, он … был Лордом М. Даже его манера танцевать. То, как уверено он вел ее, как она ощущала себя в безопасности в его руках, купалась в его внимании. Его нежное прикосновение к ее телу, то, как он смотрел на нее так, будто она была единственной женщиной на земле… Они должны были стать любовниками тогда, много лет назад. Если бы она тогда понимала, что это значит, она бы настояла на этом, и он сдался. О, как теперь было горько задыхаться от потери этого навсегда! От потери своей второй половинки, мужчины, которого она любила больше жизни, и с которым так полностью и не разделила эту любовь! Каким бы блаженством было обрести его снова, обрести еще один шанс на любовь… Она стояла, покачиваясь в его объятиях, завороженная зеленым светом его глаз, пока он не наклонился ближе. О, да… Ее губы ждали этого. Жаждали его. Нуждались в нем… О, прошу тебя… Его губы прижались к ней, и она выдохнула в их поцелуй. Дрожь сотрясла его тело, и его руки сжали ее еще сильнее, притягивая, прижимая крепко к нему. Она чувствовала его ладонь на спине, в то время как другая опускалась ниже по ее телу. Она таяла в его объятиях, руки запутались в его волосах, пока он брал ее в этом поцелуе. – Виктория… - выдохнул он. – Моя Виктория… – Да, - вторила она. – О, да! Твоя. Ты знаешь, что твоя. И он поцеловал ее снова. Неистово. Да! Он был в этом поцелуе! Она чувствовала его вкус… О, как знакомо! Она не могла ошибаться! – Лорд М! – она оторвалась от него, глядя широко раскрытыми глазами, держа в руках его лицо. – Это вы! Я знала, что это вы!

***

Джон смотрел на нее, задыхаясь от возбуждения столь сильного, что едва мог мыслить связно. Ему потребовалось время, чтобы понять, что она сказала. Он моргнул, потом вздохнул. Прижался лбом к ее лбу. – Я бы хотел быть им, – прошептал он. – Но я не он. Он ненавидел ту секунду, когда огонек погас в ее глазах. Ее щеки покрылись румянцем. – Простите, – она попыталась вывернуться из кольца его рук. – Нет! – он притянул ее обратно так резко и сильно, отчаяние в нем было таким внезапным, будто, выпусти он ее сейчас, то потеряет ее навеки. – Нет, – повторил он уже мягче, прижимая ладонь к ее щеке. – Прошу вас, не уходите. Она посмотрела на него еще внимательнее, явно в замешательстве. – Я понимаю, что все это неожиданно… Все, что между нами… Это нелогично. Непонятно. Я не могу этого объяснить, – слова полились потоком, он не мог остановить их. – Эта связь между нами. Эта… уверенность… что я знаю вас всю жизнь, – он тяжело сглотнул. – С тех пор, как увидел вас в первый раз, я чувствовал… чувствовал, что меня тянет к вам. Виктория, я… Я знаю, это безумие. И вы так же не понимаете, что происходит, как и я. Я также понимаю, что разочаровал вас. Вы смотрите на меня и видите… видите его. Лорда Мельбурна. Вы хотите, чтобы я был им, а я смотрю на вас и хочу… – он остановился, не зная, как выразить мысль. – Я хочу быть им. Я хочу быть тем прекрасным мужчиной, которого вы так любите, а не бледной копией. Он опустил глаза и сделал шаг назад, выпуская ее из рук. Нежная ручка потянулась к нему, гладя его лицо. Он инстинктивно потянулся за ней. Прижался щекой и поднял на нее взгляд. – Вы никогда не были бледной копией, Джон Смит, – сказала она, ее затуманенный взгляд привлек его. Виктория сделала шаг вперед и поцеловала его. И мир остановился. Она прижалась к нему, снова оказываясь в его руках. Он слышал ее вздох, чувствовал, как она плавится в его объятиях, принимая любую форму, какую он хотел. Он снова крепко прижал ее к себе. Теперь она целовала его. Он содрогнулся от этой мысли, нуждаясь, желая этого поцелуя больше, чем он мог признать. От понимания того, что она целует его самого не просто потому, что он выглядел как тот, кого она любила и потеряла. Сила его ощущений пугала его самого. Он не знал, как долго они стояли так, целуясь. Пластинка давно закончилась и выключилась. Он лишь понимал, что любого времени будет мало. Ее поцелуи успокаивали его, облегчали горечь и тоску внутри него, о существовании которых он даже не подозревал. О, он знал, что хочет, чтобы она никогда не переставала целовать его. … Вы связаны. Привязаны один к другому. Она сидела одна в своей комнате и через все вселенные потянулась к своей половинке, найдя тебя… Не это ли он ощущал в ее поцелуе? Слияние. Слияние с кем-то, какого он не чувствовал никогда в жизни… Со стоном он углубил поцелуй, подаваясь к ней. Нет, он не был ее ослепительным Лордом М. Но все, что было в нем, все, что он был в силах ей дать, принадлежало ей. Сердце, душу, тело… Все, что она бы пожелала взять… Ей стоило только протянуть руку… … Как же обидно, должно быть, ей узнать, что ты так сильно отличаешься от благородного мужчины, которого она знала… Он резко отстранился, тяжело дыша. Она глубоко вздохнула, потянувшись за ним, прижимаясь щекой к его груди, ее пальчики играли с его рубашкой и подтяжками, она улыбалась ему с глазами полными восхищения и доверия. – Что случилось? – прошептала она, ее руки заскользили по его плечам и, добравшись до воротника рубашки, запутались в волосах на его затылке. – Джон? Ее нежное мягко тело прижималось к нему так, что Джону пришлось подавить стон. Прислонившись к ней лбом, он попытался вздохнуть несколько раз, успокаиваясь. Что произойдет, когда она, наконец, узнает всю правду? Узнает все, что делал. Частью чего был. Эта мысль пронзила его сердце, заставив его задохнуться от боли и ледяного страха. Она никогда не должна узнать. Он должен защитить ее от этого любой ценой. Не только от Рейха или Сопротивления, но и от себя самого. Что будет с ней, когда она выяснит, что ее герой был частью вещей куда более страшных и зловещих, чем она может представить? Это уничтожит их обоих. Эта потрясающая женщина… это ведь уничтожит ее. Он никогда не допустит этого. Он даже не мог думать об этом! Что еще хуже, он жаждал быть ее героем. Хотел быть мужчиной, которого она в нем видела. Но он пал так низко, как он мог быть чьим-то героем? Джон гладил ее лицо, видя, что она снова готова расплакаться, едва сдерживая собственные эмоции. – Виктория… – прошептал он. Ощущение от ее имени прошло через него как удар тока. – Джон, – выдохнула она. – О, Джон! – ее пальчик заскользил по линиям его лица. Он должен отпустить ее. Должен немедленно отправить ее подальше под любым предлогом… Например, Хелен… Это ради ее же блага. Когда-нибудь, узнав правду, она поблагодарит его за это… Но боже, как она нужна ему! Он прикрыла глаза, вдыхая ее запах. Этот сильный запах цветов, женственные изгибы ее тела! Его руки сами по себе сжали ее сильнее, боясь упустить. – Виктория… День был длинным. Особенно для вас. Я думаю, нам стоит пойти отдохнуть, – он нежно погладил ее волосы. – Прежде чем все зайдет дальше, чем мы хотим, – это был его последний способ оттолкнуть ее, дать ей время подумать. Виктория нахмурила брови и застонала от разочарования так очаровательно, что он не смог не улыбнуться. – Что ж, очень хорошо, - она убрала руки и сделала шаг назад. – Не поймите неправильно, дело не в том, что я не хочу… – Прошу вас, – она прикрыла глаза, – Уверяю вас, не нужно ничего объяснять. – Нет, – мягко заверил он. – Я думаю, что нужно.

***

Виктория отвернулась от него с пылающим лицом. Он потянулся к ней, повернул ее к себе и поцеловал снова со страстью, опалившей ее. – Я хочу тебя. Больше, чем дышать, – прошептал он, прижавшись к ее щеке. Он гладил ее скулы, а его блестящие зеленые глаза были так потрясающе близко. – Я не хочу, чтобы ты хоть на секунду сомневалась в этом, ты слышишь меня? Когда мы займемся любовью, я хочу, чтобы это было правильно. У тебя был сложный страшный день. Я привел тебя сюда не для того, чтобы воспользоваться этим. Потому что именно так это и выглядит в моих глазах – будто я воспользовался твоей уязвимостью. Я привел тебя сюда, чтобы ты была в безопасности. И ты в безопасности. Даже от меня, – он мягко провел рукой по ее волосам. Она кивнула, смягчившись. Он сказал «когда», а не «если». Надо признать, в чем-то он был прав. У нее кружилась голова, но от пережитого волнения, которое он сейчас упомянул, или от его собственной притягательности, она не знала. – Хорошо, я понимаю, что вы имеете в виду. Улыбка заиграла на его губах, и он пристально посмотрел на нее, поглаживая ее губы большим пальцем. Наклонив голову, он поцеловал ее еще раз, на этот раз нежнее. – Обещаю, это стоит того, чтобы подождать, – прошептал он. - О, как вы дразните меня теперь! Джон, мне будет так не хватать тебя этой ночью! Он улыбнулся, и она обожала наблюдать, как зажигались его прекрасные глаза от удовольствия. – Мне тоже будет вас не хватать. А если вы все еще будете в настроении завтра, обещаю, вам не придется больше ждать. Он поцеловал ее снова, в этот раз на прощание.