Инородный элемент

              В нашу первую ночь - настоящую первую ночь, в теплой натопленной комнате с мягким ковром, а не на постели оборотня в лесной глуши - я заметила, что он стесняется быть обнаженным. Я стала его раздевать, когда увидела, что он не знает, как намекнуть на близость. Прошли напор и быстрота, свойственные ему в Лихолесье, вероятно, подстегнутые внезапной возможностью умереть. Теперь его потянуло на нежность. Я стала свидетелем, как гном с совершенно умильным выражением лица, за которое можно все простить, мял мое платье, и поняла, что он не знает, как совладать со своей страстью. Убрать из нее животную грязь и придать налет красоты. Я стала ему помогать и продвигалась тяжело, потому что на каждый мой шаг он делал два назад. В нашу первую ночь, когда я его раздела, он показался мне очень красивым. Огромные руки, покатые плечи. Такими должны были быть люди, если бы их сотворили боги, а не абы кто просто так. Даже главное место, что у человеческих мужчин всегда мне казалось нелепым, не украшающим мужчину, а наоборот, низводящим до уровня животных, у которых и то выглядит соразмерней, у него было очень красивым. Я наклонилась и поцеловала его туда. Он отшатнулся, словно его укусила змея. - Зачем ты это сделала? - спросил он. Я сидела на ковре и запоздало осознавала, что мой мужчина не просто неопытен в любви. У него на подкорке вбито, что есть то, что можно, и то, что нельзя. - Иди ко мне, - позвала я. - Ты такой красивый. Дай я повторю это с тобой и попрошу прощения, что не сделала раньше. Где-то здесь я и подписала себе обвинительный приговор. И из чудесной незнакомки, влюбленной в темного гнома, жертвенно отдавшей ему свое тело, терпящей низость его грубой страсти, за что он самозабвенно бичевал себя по ночам, превратилась в обыкновенную женщину. Человеческую, легкодоступную. Разве что прошедшую с ним полпохода и преданную до глубины души. Мне повезло, что преданность ценилась у гномов необыкновенно. Отослать женщину, с которой столько пережил, ему казалось кощунством. К тому же темная сторона - а она у него была, недаром Фили делал все то, о чем дядька лишь мечтал - нашептала, что обстоятельства можно с успехом использовать для себя. В нашу первую ночь он попросил меня лечь на спину, широко развести ноги и дать ему посмотреть. Признаться, я смутилась. Много чего я вытворяла с парнями, но чтобы кто-то ничего не делал, лишь рассматривал, как у врача, такого не случалось. Однако я решила, что это справедливо - он ведь дал себя поцеловать. Только кожей чувствовала, что здесь что-то не то. Что с законной супругой, женщиной, которую бы считал ровней, он бы так не поступал. Легла, развела колени и увидела меж ними лицо исследователя, с любопытством склонившегося над неизвестной игрушкой. Поглядев, он захотел потрогать. И своим жестким пальцем сразу причинил боль. - Как сделать с тобой то, - после того, как я успокоилась, и мы научились смачивать пальцы, - что ты сама сделала в бочке? И я взяла новую высоту, и кончила у него на глазах, пока он изучал, словно лягушку на разделочной доске. Следующую волну мы покорили вместе. И лежа рядом с ним, прислушиваясь, как он храпит, я думала, что пора прекращать использовать в наших отношениях слово "люблю". Для него оно как талисман, который он скажет достойной себя. Для меня... Разве можно любить того, кто не любит тебя? *** Я пришла к Фили, когда думала, что ничего не изменить. Что у гномов и Торина давно сложилось мнение о том, какой должна быть женщина, ее любовь, их мир, их король, и они не собираются его менять. Даже если опыт говорит об обратном. Не на это ли намекал Гендальф, утверждая, что гномы упрямы, как пни? Фили общался со мной, как с прокаженной. Не в смысле отворачивался и закрывался, а был скован, отвечал односложно и постоянно оглядывался, как бы кто не видал. Моя просьба огорошила его: - Зачем тебе? - Ты сам предлагал. - Когда это было! Теперь ты... - Что? С мужчиной? Он засмеялся, но не подтвердил. У гномов, как и прочих народов, неприлично только то, что видно. Все знали, чем Нори занимается в Бри, но не пойман - не вор. Про Дори вообще говорили, что берется за деньги убивать людей. Он носил на поясе оружие, каким гномы отродясь не пользовались - длинную цепочку с шипами, которые, брошенные с расстояния в пару шагов, одним ударом раскраивали лоб. "Это чтоб из засады бить, - сложив пальцы в знак Махала говаривал Глоин, - сразу и наверняка". Но никто не встречал Дори на большой дороге и не заставал, как он счищает кровь с ножа, а потому король Торин Дубощит взял его с собой в поход.* Также и про меня. Все догадывались, чем мы занимаемся за прикрытыми дверями королевской опочивальни. Но пока никто не видел и других доказательств не существовало, не стоило о том говорить. Вот я и беспокоилась - родится ребенок, хватит у гнома смелости его признать? Или так и будет притворяться, что взялся из ниоткуда, сам растет? Признание ребенка несло еще одну сложность, о которой я, женщина далекая от проблем королевских семей, тогда не рассуждала: в случае, если рождался сын и Торин его признавал, ребенок вносил сумятицу в порядок престолонаследия, чего никто из нас не хотел. Но повторюсь, я тогда о том не думала. Просто искала способ при необходимости отстоять себя и, если потребуется, свое дитя. Поэтому сказала: - Фили, вы не всегда будете рядом, - подразумевая "твой дядька не всегда будет рядом", - разве плохо женщине суметь себя защитить? - Ничего плохого тут нет, - согласился он. - Ты мне поможешь? - Потом скажу. Почему потом, я узнала вечером, когда Торин кисло осведомился, отчего я договариваюсь с Фили, не спросив у него. - А при чем здесь ты? - с удивлением воскликнула я. - Это же не в ущерб работе или тебе. - Он мой племянник, - еще более кисло заметил он. Я решила, что он ревнует. Подошла, обняла, сказала: - Милый, разреши мне отвлечься. Дома я жила одна, ходила, куда хотела, у меня было много друзей. А теперь? С утра до вечера на кухне, света белого не вижу, измаялась вся. Некому было мне сказать, что гномка, выходя замуж, становится собственностью супруга и все решения принимает через него. Самодурство у гномов не в чести - кроме того, женщина слишком ценна, чтобы обращаться с ней кое-как - поэтому мужчина, если не глуп, разрешит ей то, к чему лежит душа. Да и Махал одобряет любой труд. Но такова правда - выходя замуж, женщина теряет свободу. Последнее слово, чем ей заниматься и как жить, переходит к супругу. Здесь можно заметить, что в глазах гномов и Торина в особенности я с потрохами принадлежала мужчине, если ему отдалась. Приобретала все обязанности законной супруги и никаких ее прав. Уверена, он считал величайшей милостью даже, что на улицу меня выпускал. Это и означал вопрос Фили "Зачем тебе?". Зачем учиться, размышлять, узнавать новое, покидать дом, общаться с другими мужчинами, если у тебя уже есть свой? - Что будете, колоть или метать? - расплылся гном. - Не знаю, - слова Фили звучали "держать в руках нож". Как именно это произойдёт, я не знала. - Не знает! - усмехнулся гном. - Куплю тебе два ножа. А лучше три. Чтобы не бегать всякий раз, как за забор улетит. Никто в этом мире ничем не мог мне помочь. В этом я убедилась, когда отправилась с Фили на задний двор. Гномы устроили тут стрельбище. Доски забора исколоты стрелами, брёвна избы изгрызены ножом. Не зря хозяин дома боялся его покидать. Фили подготовился основательно - связал сноп соломы, обозначил, где у него шея, грудина, живот, показал, как держать нож, и предложил нападать. Трудности начались, когда я спросила, как это сработает, если нападут на меня. Оказалось - никак. - Смирись, - говорил Фили, и я не могла отделаться от ощущения, что это говорит наследник народа, пострадавшего от дракона. - Если противник умён, если у него есть план, он победит. Потому что готов к нападению, а ты - нет. Если противник сильнее тебя, если на нём доспех, который тебе не пробить - он победит. Такова жизнь. А ты слабее всех, кого я встречал. - Ты бы смирился? - спросила я. - Я - нет. Но я готов положить свою жизнь. Ты готова свою? - Тебе не обязательно это делать, - продолжал он, наблюдая, как я бросаюсь на связанный стог. - Моё прошлое предложение тоже в силе. - Мне казалось, среди вас не принято отбивать девушек у родни. - Отбивать - да. Но Торин всегда выбирает себя. Я лишь дождусь, когда он сделает это вновь, а потом приду и возьму. Вечером Торин вышел из дома. Я кидала ножи в колоду, отодвинутую на пять шагов. Фили предлагал десять и не верил моему "далеко". Пришлось напомнить: "Я человек, а не гном". Окинул взглядом поле боя: - Где Фили? - Ушёл. - Что же он тебе не показал! Встал на моё место, повернулся спиной и, не глядя, метнул нож так, что лезвие вошло рядом с моим: - Оружие чувствовать надо. Ты держишь, словно оно не твоё. Будто боишься прикоснуться к нему. - Возьми меня с собой, - взмолилась я. - Любимый, ноги буду мыть. Буду тише воды, ниже травы. - Нет. И он был прав. Из-за меня отряд дважды оказывался в сложном положении. Один - в Ривенделле, когда за нами шёл орочий хвост, другой - в подземельях гоблинов, когда Торин вышел меня защищать. Оба раза кончились успешно, но везенье не вечно. Иди я на дело всей своей жизни, тоже стремилась бы обезопасить себя. Кроме того, гномы ловчее и сильнее людей. Будь я настоящим рубакой - а я им не была - всё равно мешала бы им. Я кивнула. Если он не вернётся, я пойду пешком в эту Гору и сложу голову среди гномьих могил. Вернётся - сможет жениться на гномке. Не знаю, что творилось в его личной жизни, но женщины ему нравились и причины королевского одиночества крылись не снаружи, а внутри. И что-то подсказывало, что узелок ведёт в Эребор. Поэтому я воспротивилась, когда он велел ждать в Синих Горах. Купленные гномом ножи, уже второе оружие в моей жизни, отправились на дно мешка. Один я приладила за пояс, как морской пират. Смена белья, платье на мне и краюха хлеба с рыбой - вот всё имущество, что я добыла в Эсгароте. Оставалось выяснить, можно ли с этим прожить. *** Последний месяц я расспрашивала Бильбо, а потом Бомбура, Фили и всех, кто соглашался со мной говорить, как живётся женщинам у людей. Насколько возможно прийти с улицы и спросить работу. Как себя защитить. Сколько стоит снять жильё и где его искать. Расспрашивала осторожно. Не будучи уверена, что план удастся и не желая рушить, что уже есть. Осложнялось тем, что окружали меня мужчины, уверенные, что место женщины в доме, и не желающие слушать, что она делает, когда покидает его. Они даже не являлись людьми! Единственный дед-человек был слишком стар. Даннике - слишком мала. Ничего не знала о жизни, чтобы направить меня. Я советовалась с ней в мелочах: - Милая, что у вас делают по вечерам? - когда дождь хлестал так, что ставни выстукивали мелкую дробь. - Шьют. Мы и взялись за шитьё. Из отрезов ткани, подаренных Торином - он не покупал, просто выбрал из тех, что были в свою очередь подарены горожанами гномам - справили ей сорочку и юбку. Шила я так себе. Но тут сверх-навыки не требовались. Одежда делалась длинная и просторная, огрехи кроя прихватывались поясами. Гном застал меня за этим делом. - Я предпочла бы хорошую книгу, но здесь одна в общем доступе. И та - "Торговое уложение государства Гондор". Он улыбнулся: - В Эреборе было много книг. Случались моменты, когда мы словно дышали одним ртом. Я цеплялась за них. - Давай сбежим! У меня есть деньги, алмазы троллей. Купим дом, осядем в Бри, станешь сестру навещать. - Малышка, не могу, - но наклонился и поцеловал. За шитьём Даннике пела. Мечтала, как выйдет замуж, жених будет красивый и удалой. У меня сжималось сердце - нищих замуж не брали. Они пополняли ряды тех, кто ночью выходил на канал. Когда темнело настолько, что лучина уже не спасала, я брала головки лука и чеснока и учила её считать. Дед шамкал беззубыми дёснами: - Матери-упокойнице в радость... Уж та всё можить... и чтению, и счету... А мне становилось тревожно, когда я глядела на нее. Возможность родить обострила все мои чувства. Я оглядывалась на семьи на улице, вздрагивала, если били детей. В последнюю встречу у Айли я поправила ей подушку, потому что девочка показалась мне маленькой и хрупкой. Она воспользовалась этим и стащила с моей шеи платок. Пропажа открылась на улице. Я хохотала как сумасшедшая, привалившись к забору и хлопая себя по щекам. Бильбо встревожился. Мы снова ходили вместе с ним. А узнав, что случилось, разозлился на Айли и принялся настаивать, чтобы мы вернулись и пристыдили её. - Не надо, - попросила я. - Это дитя улиц, она не умеет иначе. Я больше ей не нужна. Если бы она нуждалась во мне, не стала бы у меня воровать. Так что Айли как женская помощь и поддержка отпадала. Да и что она могла посоветовать? Как мужчин на улице привлекать? Человек разумный спросит - зачем куда-то уходить? Я жила в тепле. В хорошем уходе. Даже гномы считали, что мне повезло с королём. Они мало чем отличались от людей. Презирали женщин, дающих "за так", не выторговав свадьбу взамен. Верили, что гномки чище и лучше, а человечке лечь под кого всё равно, что собаке задрать хвост. Но чаще задумывалась - стоит отдать должное Фили, парень был прямолинейный и жесткий, однако мыслил, как король - за что готова отдать жизнь? И нужно ли ее отдавать. Потому что каждый выход в город был словно хождение по тонкому льду. Начать с того, что улицы не охранялись, и к вечеру на них скапливался всякий люд. Мертвецки пьяные бродяги, впрочем, находившие силы подняться, если им казалось, что у спешащего мимо прохожего есть кошелек. Малолетние проститутки с невинными лицами, заманивающие клиента в проулок, облепляющие его стайкой, как мухи, обносившие дочиста, а после сталкивающие жертву в канал. Айли была со мной честной - не убила, не обманула, не сдала подельнику, не заманила в ловушку. Я простила ей "глупый" платок. Кроме того, никаких документов, удостоверяющих личность, в Эсгароте не существовало. Боюсь, слова "личность" здесь не знали совсем. Население учитывалось не по головам, а по количеству лавок, лодок и жилых дворов. Женщины без имущества и дети вообще не считались за людей. Это значит, любой оборванец мог поднять на меня руку, а стражники даже бы не почесались. Только посетовали, что приходится убирать чей-то труп. Деньги - вот как решались вопросы жизни и смерти. В наш первый день в Эсгароте толпа задавила ребенка. Бургомистр послал в его дом золотой, и все, включая "безутешную" мать, сочли этот поступок достойным. А дитя боги прибрали. Теперь понимаете, почему мужчины, действительно заботившиеся о своих женах и детях, держали их дома под замком. Тем не менее, я размышляла о людях. Ведь жизнь бессмысленна без возможности сделать её чуточку лучше. А среди людей, мне казалось, возможностей больше. "Мне нужно немного, - думала я. - Чистая комната и сухая постель. И чтобы никто не приставал. Не тыкал пальцем, не оскорблял, не смел сказать, что я какая-то не такая и ребенок мой не такой из-за того, что не гном. И чтобы мужчины не приходили и не делали новых детей. Разве это много? Айли попала впросак, потому что хотела денег. Даннике хочет любви. Мне нужны работа, жилье и еда. Неужто не приживусь у людей?" Чтобы действовать наверняка, я разработала план. Исправно лупила стог. Хотя смысла занятий не понимала. Фили быстро остыл. Как только понял, что его посулы отвергают, так сразу остыл. Учить меня в самом деле он не захотел. Торин оказался слишком занят. Продолжай я настаивать, пришлось бы сказать: "Я не могу с тобой жить, ты меня не любишь и не уважаешь. Но и без твоей помощи прожить не могу. Помоги мне встать на ноги и бросить тебя". Прочие гномы мне отказали. Братья Нори и Дори на вопрос о ножах посмотрели сквозь меня. Балин потрепал по голове. Ори вежливо заметил, что он бы с удовольствием, но наставник по оружию из него никакой. Я и то радовалась, что сказано искренне и в присутствии братьев, которые сразу сделались злы. Двалин испытующе глянул и сказал "Нет". Глоин покраснел. С Бомбуром после известного случая мы не общались. Оин улыбнулся и посоветовал искать кого помоложе. Бифур не понял, потому что я не могла спросить на кхуздуле, а Бофур вынул изо рта трубку и горестно вздохнул, словно я его любимая дочь, пришедшая ночью в кабак: он считал, что человеческие женщины жалки, всю короткую жизнь ищут, где глубже. И с тех пор, как я легла с королем, подтвердив свою суть, разочаровался во мне. Оставались Кили и Бильбо. Первый либо боялся прикоснуться ко мне, либо увлекался и забывал, что я не гном. Занятия с ним окончательно уверили меня, что гномы во всем лучше людей и совершенно справедливо не ставят нас ни во что. Второй сам едва держал нож в руках. Хотя ходил с ним уверенно - гномы исправно водили его в казармы, где места было больше, чем во дворе, и учили себя защищать. Затем каждый вечер выскальзывала из дома и бродила по улице туда-сюда - заразы этого мира отличались от тех, что существовали в моем, и таким наивным способом я надеялась себя приучить. И, наконец, проявляла любопытство обо всём, что встречалось у меня на пути. Но это уже совсем другая история.