Инородный элемент

              Бог, несомненно, есть и он кроется в деталях. Об этом думала я, выскальзывая со двора в тёмную ночь. Разумеется, у меня был план. Продуманный настолько, насколько сложившаяся ситуация позволяла. К сожалению, опорой для него служил опыт, приобретённый большей частью в прошлом мире. "Это же люди, - убеждала я себя. - Не дикие звери! - а в сознании отзывалось "звери, звери". - С ними всегда можно договориться, если верно себя повести". Когда мы с Бильбо ходили к Айли, на нас никто не нападал. Впрочем, мы выбирали оживлённые улицы, жались к заборам и кутались в плащ. Наверное, нас принимали за пару подростков. Когда впервые пришли в "Толстый окунь" (тогда со мною был Кили) и я взглянула в глаза Отти - а он не собирался признаваться, что укрыл девушку и намеревается дальше её продавать, хотя весь город об этом знал, - попёрла так, словно это было у меня в крови. - Ты знаешь, кто я? Трактирщик кивнул. Кили остался на улице, но мой рост говорил за себя: все знали, что в городе гномы и что они привезли с собой баб. - Надеюсь, не думаешь, что я пришла одна? Он осклабился. Я не видела за спиной его рук - что держит, палку или нож? - Мне нужна девушка. Я знаю, она у тебя. - Никого тута... - притворился он. - Никого нет. - Слушай, ты! - я считала отвратительным так обращаться с людьми. Но меня колотило от страха. Я боялась быть разоблачённой - Отти мог свиснуть подельникам. Никогда не поверю, что в этой дыре у него не сидели бандиты. И начала понимать, под какую опасность подвела Кили, Торина и, конечно, себя. И меня понесло: - Ты знаешь, кто я? Знаешь, с кем я сплю? Если со мной что-то случится, назавтра бургомистр пришлёт сюда стражу и сравняет твою халупу с землёй! - (с поверхностью озера?) - Как думаешь, кто ему важнее? Гости дорогие или какой-то бандит? - Она вверху. Так я одержала вторую в Средиземье победу. Это было отвратительно, гадко. И в то же время имело особую сладость. Никогда в жизни я не чувствовала себя защищённой. Никогда не могла ничего продавить. После этого случая я сказала Кили: - Я прошу тебя сопровождать меня в город, потому что слаба и труслива. Но на твоём месте я бы отказала. На твоём месте я бы пошла к Торину и обо всём доложила ему. - Я знаю, к кому ты ходила, - ответил он. В карих глазах плескалось спокойствие. Я подумала, что в некоторых вопросах он может быть поумнее Фили. Не такой живой, но определённо мудрее. - И знаю, зачем. Я знал ещё до того, как мы вышли из дома. Это правильно. То, что ты делаешь - правильно. Поэтому я никому не скажу. - Кили, если это правильно, то почему мне так гадко? - Откуда мне знать? Знаю только, что правильно. Торин сказал бы - не вмешивайся. Оставь людям их людские дела. Но с той девушкой на набережной, ты ведь её искала, верно? Оставить будет гаже во сто крат. *** Однако та победа меня опьянила. "Я могу! - думала я. - Я могу!" Что могу? Прикрываться Торином, обделывая свои делишки? Бегать по городу под защитой Кили, а после Бильбо и его силой невидимости? Вечерами я выходила из дома и бродила по улице взад-вперёд. Сначала отходила недалеко, с каждым шорохом бросаясь к забору. Затем стала гулять подальше, прячась от встречных людей. Наконец выучилась скользить, не привлекая внимания прохожих. За это время выяснила, что на ночь улицы и каналы, ведущие к площади, перегораживают цепями - наивные! - желая помешать движению контрабандистов. Центр становится отрезан от остального города, и попасть из конца в конец можно только по крышам, под улицей или в темноте переулков, напичканных крысами, мусором, нищими, неожиданными тупиками и гниющими досками, грозящими провалиться, если на них наступить. Также выяснила, что питейные заведения открываются к вечеру. Было несколько дорогих трактиров, в один из них Торин меня однажды водил, они работали с полудня. Некоторые богатые люди, особенно те, что вечерами давали приёмы, отчего их собственная кухня оказывалась занята, там столовались. Но служанок-женщин в этих трактирах не держали. Женщины работали в пивнушках. Боюсь затем, чтобы пьяненькие посетители задержались и выдули побольше пива. А самым очевидным местом для меня по-прежнему оставалась разносчица кружек. Прачки ежедневно отстирывали по пять бочек белья. В них набирали женщин недюжинной силы. Чтобы стать белошвейкой и обрести счастливую возможность исколоть пальцы и посадить глаза, нужно было сначала учиться. Женщин-торговок я не видала. Только жён и дочек купцов, помогающих им со счетами. Все наёмные приказчики были мужчины. Я опасалась поднять шум, если приду среди дня и начну выпрашивать работу приказчика, объясняя, что умею считать и писать. За шумом будет вопрос - кто ты такая, что не знаешь наших порядков? А за вопросом ответ... или ложь - ударилась головою о камень, потеряла память, приехала непонятно зачем из-за тридевять земель... такая подозрительная, что уж лучше молчать. Нет. Сначала потрусь, заведу знакомства. Легенду составлю. Денег поднакоплю. А там можно шум. Идти в услужение к богачам я боялась - кто знает, что творится в закрытых домах? А выходить на канал было смерти подобно. В первую очередь потому, что я не могла лечь с первым встречным и утопить в озере ребёнка, рождённого от абы кого. А в пивнушке - шумно, грязно, да. Работа тяжёлая. Но по силам и у людей на глазах. Меньше опасности, что зажмут в угол и сделают, что захотят. Оставалось набраться смелости, войти вечером в замызганный зал, полный сильных, высоких, грубых, пахнущих потом людей. Найти хозяина. Постараться его убедить, что иметь в заведенье карлицу - за морями давно высший шик. Что я могу смешить народ своим видом, прятаться между бочек и под столом, подпрыгивать под звуки скрипки. И это искупает то, что мои ноги короче, а руки меньше, чем у других девушек, и я не смогу таскать тяжёлые подносы так же скоро, как они. И ещё сделать так, чтобы, получив работу, не лишить Торина уважения его отряда и жителей Эсгарота. Ведь любой незнакомец невысокого роста в эти дни в городе, где все знали друг друга наперечёт, воспринимался как гном. *** Вообще-то я хотела дождаться отъезда гномов из Эсгарота. Отчего-то была уверена, что меня оставят у бургомистра. Наверное, потому, что как бы Торин его ни презирал, в конечном итоге они сторговались. Бургомистр, сколько бы сложностей ни возникало, был принимающей нас стороной. Остальные купцы, гномы Даина, люди Барда, дейльцы и эсгаротцы лишь подливали масла в огонь. Не учла я того, что гном, желая сохранить своё сокровище, становится не нормальным, а откровенно ненормальным. И увы, смотрит на это сокровище как на вещь. Иногда у Торина тряслись руки, на лбу выступала испарина, расширялись зрачки, хотя он был совершенно трезв. Тогда я думала, что он презирает себя за то, что связался со мной, или борется с очередным приступом болезни, которую выдумал сам. Характер его стремительно ухудшался. Гном был вспыльчив и резок, мало спал, много пил, если смеялся, то как-то нехорошо, и смотрел на любовь, как на способ получить разрядку. Он быстро понял, что в деле любви результат зависит лишь от того, какую позу может принять твоё тело. И что я всецело подчиняюсь ему. После скомканных первых попыток он скоро обрёл уверенность в постели, как в любом занятии, за которое брался, и принялся главенствовать в нём. На протяжении почти месяца каждый день мы пробовали что-то новое, и запал исходил от него. Перебрав все поверхности и предметы, имеющиеся в наших покоях, использовав сундуки, подоконники, письменный стол и подставку для ног. Испробовав самые разные позы. Причём тела наши сочетались так странно из-за разницы сил и размеров, что с гномом всё было, как в первый раз. Ни с каким другим мужчиной я бы не осмелилась заниматься любовью, опираясь лишь на его руки, вися в воздухе вниз головой. Использовав все отверстия наших тел. Или почти все. Он навсегда сохранил неприязнь делать это через задний проход. Испробовав всё, мы принялись за игру. - Проси прощения, - требовал он, ударяя меня по губам. - За что? - я стояла на коленях, уткнувшись носом в его пах. Мой зад горел, колени тоже. Его Величество пожелал, чтобы я голая ползала вокруг него, оттопырив задницу, умоляя его меня взять, а после запрокинул на кровать и шлёпнул от всей души. Я взвизгнула от неожиданности - боли не было, как и всегда. - За Ривенделл, - принялся перечислять он. - За Шир. За то, что была такая соблазнительная, что я чуть разума не лишился. - Ты меня хотел? - удивилась я. Подняла голову и ненадолго вышла из игры. - Желал, - он вернул мою голову вниз. - А почему у ручья не поцеловал? Я думала, в воду свалюсь, только бы дотянуться до тебя. - Растерялся, как юнец, - признался он. - Потом ночью не спал. Гадал, не привиделось ли. Клялся, что в другой раз тебя не упущу. Ну проси же прощения! - сам быстро опустился на колени и прижался к губам. - Прошу. - Мой король, скажи. - Прошу прощения, мой король. Ох, как хорошо. Другую ночь мы трахались на балконе так, что перила скрипели. Шкура медведя, призванная меня согревать, сползла. Я кричала, он стонал. Если бы кто-то шёл в тот момент по дороге, он бы нас увидал. Гнома это возбуждало больше, чем меня. - Ты сумасшедший, - сказала я, когда мы развалились на полу. Он заботливо укутал меня обратно в шкуру. - Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. И от этого тоже становилось тяжело. Ещё лет пять я буду красивой, а потом? Видеть разочарование в глазах любимого? Мириться с его холодностью? Думать, что другая родила бы ему сына, и этот сын был бы лучше, сильнее, быстрее, чем мой? - Как думаешь, у нас могут быть дети? Он вздрогнул. Он думал, что у нас не может быть детей - Фили за время приключений никого не нагулял. И это было частью его личного груза вины. Ведь если Махал в паре не посылает потомства - несчастье для гнома. Но мне ответил: - Подобного никогда не случалось. Но у эльфов и людей бывают. - Такой ребёнок... ему нашлось бы место среди твоего народа? Гном быстро взглянул на меня: - Наследником он бы не стал, - я показала взглядом, что это не важно. - Но в ребёнке текла бы кровь Дьюрина, королевская кровь. Никто и пикнуть не посмеет. И кузнеца из него сделал бы всем на зависть. - А сам? Смог бы такого полюбить? - Какого - такого, малышка? Это был бы мой сын. - Посмотри на меня, - попросила я. - Этот ребёнок будет слаб. Ты никогда не сможешь им гордиться. Он не только не станет хорошим гномьим кузнецом, ему, скорее всего, не хватит сил даже твой кузнечный молот поднять. Гном опешил. Как я и предполагала, говоря о ребёнке, он представлял очаровательного гномского малыша, похожего на маленьких Фили и Кили. Но упрямо выпятил губу: - Среди людей тоже случаются недурственные кузнецы. Если бы можно было умереть в тот миг, не зная, что будет дальше, я бы умерла. И вошла в историю как самая счастливая женщина с планеты Земля. - Благодарю. Благодарю за то, что ты сейчас сказал. Поэтому к дракону у меня были личные счёты. Торин что-то подозревал. Однажды взял меня за подбородок, повернул к окну и сказал: - Дай слово, что если я не вернусь, никогда не приблизишься к Одинокой Горе. - Ты о чём? Полагать, будто я одолею дракона, было смешно. Когда гном впервые сказал, что мой поход кончается в Эсгароте, я прикинула, могу ли отправиться за отрядом сама. Вышло плохо - лошадь стоила дорого, невозможно купить даже продав всё, что было на мне. Пора прекращать отказываться от изумрудных серёг. Мне требовался проводник - я не знала болот Эсгарота и местности вокруг сожжённого Дейла, и понятия не имела, как подъехать к Горе. А самое главное - зачем? Что такого потрясающего я могла предпринять, явившись в разгар кампании и бросившись Торину на грудь? Но если бы гном не вернулся, поездка к дракону на склоне лет стала бы честью для меня. Этот мир неправильно воздействовал на мой мозг. Откуда-то брались понятия "честь" и "долг". Откуда-то я понимала, что если отряд сгинет в Одинокой Горе, единственным хранителем традиций - гномьих традиций! - останусь я. Это мне нужно будет закончить летопись похода, которую начал Ори. Мне нужно будет посвятить жизнь сбору сведений о драконах. Потом найти того, кому их передать - хорошо бы, чтобы родился сын. И умереть там, где всё закончилось и началось. А потому я просто не могла уехать к Синим Горам. - Я хочу, чтобы ты жила. Выйди замуж. Найди хорошего человека. - Это не тебе решать. - Я твой король. Ты сама так сказала. Исполни волю твоего короля. - Я и выполняю твою волю - остаюсь в городе. Но если... что-то случится, дальше я сама буду решать. Хочешь быть моим королём - вернись живой. - И ты поедешь со мной в Синие Горы? - Если вернёшься, да. Я поеду с тобой в Синие Горы. Усмехнулся. Но потом произошло то, что произошло. Я думала, меня оставят у бургомистра. Гномы уедут, я никому не смогу навредить. А с бургомистром мы договоримся. Едва отряд скроется с глаз, на женщину гномов всем будет плевать. Тихонько уйду, устроюсь, куда надо. Потом Торин вернётся. Мы сядем, поговорим. Я скажу - вот мой дом и вот мой хлеб. Хочешь меня такой? Или тебе по душе только пленница, зависимая во всём от тебя? Но оказалось - не судьба. В тёмную-тёмную ночь я хлюпала сапогами по грязи, удаляясь от дома, в котором мне было по-животному так хорошо. У меня был план. Сначала добраться до Барда - я знала о его делах с законом, умела читать и писать. Приказчиком в лавку меня бы не взяли. Но помощь лиходею - почему нет? Моё странное происхождение, вызывающее у любого человека море вопросов, на которые мне не хотелось отвечать. Моё вынужденное одиночество. Свобода от обязательств перед Родиной, обществом и семьёй - в виду отсутствия перечисленных - делали из меня прекрасного пособника бандитам и обещали, что об их делах, как и о себе, я тоже буду молчать. К тому же Бард был неплохим мужиком - старуху Криге не выгнал, оставил рядом. Даннике говорила, что когда вышник проплывает мимо дома, всегда им с дедом рыбку даёт. Айли вообще была в него влюблена. И с особой злостью рассказывала о какой-то Ингунн, которую тот посещал каждый второй день недели после того, как лишился жены. Мне даже пришлось её прервать: - Эй, эй. Я хотела узнать, что он за человек, а не сколько раз передёргивает, и курит ли после того, как достал. Тут она хрипло рассмеялась: - А ты, господарыня гномка, не из благородных никак! - и с досадой добавила: - Дейльские завсегда при своих. Так я наконец узнала, что в Эсгароте жёсткое разделение на местных и пришлых. Местные - потомки тех, кто когда-то первым пришёл на болота. Пришлые - внуки и правнуки горожан, бежавших из сожжённого Дейла. Часть из них загрузились на корабли да и отправились куда-то за море. Другие пристроили Новый конец и остались доживать в Эсгароте. Эти другие были те ещё перцы. Истово сохраняли чистоту языка - хотя молодое поколение говорило как по-своему, так и по-эсгаротски. Упорно отказывались смешиваться с населением - заключали браки среди своих. У них это называлось "чистота крови". Мать Даннике вышла за эсгаротца, от неё отвернулись. Потому девочка-сирота после её смерти и старый дед остались никому не нужны. Местные плевались дейльцам в спину, сыпали проклятьями за глаза. Однако терпели, потому что те мытьём да катаньем незаметно прибрали к рукам всю торговлю. Вышло так, что когда чужаки обосновались в городе и попробовали его покорить, рыбные места на озере были уже распределены. В те далёкие годы немало пришлых полегло в драках стенка на стенку, пытаясь отбить себе право рыбачить и продавать добычу купцам. Новый конец не раз поджигали, и наверное, выкурили бы чужаков, если бы не побоялись спалить весь Эсгарот. Но у пришлых сохранилось много вещей, вывезенных из бывшего Дейла. Прекрасные томики эльфийской поэзии в золочёных переплётах оседали в харадских мешках. Чудесные вазы гномьей работы уплывали за бесценок в Айборн. Так завязывались новые связи. И скоро выяснилось, что значительная часть соли и перца идут через Новый конец. Дальше - больше. Кому заказать кубки с заморской чеканкой? Иди к дейльским купцам. Шёлковый ковёр, резной сундук с хитроумным замком? Такой, что даже гномы открыть не сумеют? Иди в Новый конец. Южные вина, пахучие травы, дорогие духи и платья для дам. Всё - в Новый конец. Надо сказать, последние годы община Дейла неожиданно повернулась лицом к Эсгароту. Пришлые перестали выделываться и вести себя так, словно всё на свете знают лучше всех. Длинные юбки с оборками и куртки, обшитые галунами, уступили место шерстяным платьям и овчинным тулупам, любимым среди рыбаков. Певучая дейльская речь, по крайней мере на людях, сменилась на говор озёрных, с вкраплениями морских словечек, почерпнутых из разных стран. Виной переменам был Бард - новоиспечённый король разорённого Дейла. Когда-то его семья - семья Гириона, Владыки Дейла - прибыла из горящего города и стала центром общины, сплотив её вокруг себя. Выжившие пели песни, будившие воспоминания о прекрасной жизни, оставшейся в прошлом, учили детей, что те должны сохранить память о цветущем Дейле, и ждали Пророчества, гласящего, что однажды вернётся настоящий Король и погибший город воспрянет. Бард стал тем потомком Гириона, который задумался, что если Дейл когда-нибудь и воспрянет, то это, вероятно, произойдёт не скоро. А место бургомистра Озёрного города тоже не жмёт. И вот к этому человеку я собиралась прийти. Он был лучшим стрелком. Когда-то состоял в городской страже и стал первым дейльцем, жалованным командирским чином. Женился на знатной девушке из чистокровных своих, и она умерла, подарив ему троих детей. После смерти жены покинул пост, устроился, благодаря связям, вышником на Озеро, якобы для того, чтобы больше времени проводить с семьёй. Однако именно в эту пору беднота Эсгарота принялась его невыносимо любить. Держался своих. Даже к проститутке хаживал из чистых, из дейльских. По этому поводу Айли и сокрушалась - "Всегда при своих". Ей, конечно, хотелось, чтобы он ходил к ней. Бард помогал Даннике - улыбался и дарил свежую рыбу, но против общины не шёл. Умудрялся сидеть на двух стульях сразу - помогать беднякам, вовлекая их в разбой, надувать эсгаротских богачей и пользоваться признанием в общине Дейла. И к этому человеку я шла. В надежде, что, может, ему тоже понадобится человек? Не женщина, не любовница, не жена. Не возможная мать для возможных детей. А человек. Который умеет читать и писать.