Инородный элемент

                    Наутро мы в очередной раз изменили направление пути. Гендальф резко взял влево и вывел отряд на главную дорогу, серую и пустынную в это время суток. Но по дороге мы не поехали, мы пересекли ее и скрылись в густых зарослях на другой стороне.       Пока отряд двигался по открытой местности, волшебник беспокойно оглядывался через плечо. Я посмотрела туда же, куда он, и не заметила ничего необычного, кроме высокого холма с плоской лысой вершиной. Несколько одиноких каменных блоков торчали на ней, словно обломки зубов.       Мы проехали легендарную Заверть. Некогда крепость охраняла дорогу, теперь ее руины облюбовали разбойники, грабившие всех, кто имел смелость выехать за пределы людных земель.       Все вокруг стало мрачным. Впереди простиралась унылая, покрытая редким кустарником равнина. Дул порывистый ветер, то и дело накрапывал дождь, будто и не лето на носу. Но чем тоскливее становились дни, тем веселее делались братья Фили и Кили.       С начала путешествия гномы посмеивались над моей неопытностью и незнанием простейших вещей. Им не приходило в голову, что разные миры устроены по-разному. Однако старшие ограничивались замечаниями вроде "Кто так узлы вяжет! Давай, покажу!" — и я терпела и училась, а издевки братцев порядком раздражали.       Заводилой был Фили. Кили ходил за ним следом, не поднимая глаз, и улыбался. Шутили они глупо и однообразно.       Фили любил неслышно подойти ко мне со спины и резко свистнуть над ухом, хохоча до упаду после того, как я испуганно подпрыгивала на месте. Но скоро я привыкла и потребовалась большая изобретательность.       В ход пошла неожиданная пропажа вещей у меня из-под носа: мотка веревки, ножа, который я только что держала в руке, миски, отставленной на пенек. Начались дерганье и тычки в плечо. Я радовалась, что у меня нет косы — оторвали бы, как пить дать, и стала тщательнее следить за вещами и оглядываться по сторонам.       В один день Фили стащил у Бофура флягу и вылил ее остатки в мою тарелку с кашей. За этой он получил нагоняй от Бомбура — тот эту кашу потом доедал — и от владельца фляги.       Парня это ничему не научило. Следующим же вечером, стоило мне отвлечься, он спрятал мою ложку, вытащив ее прямо из тарелки с супом, которую я держала в руках. Надо отдать должное, сделано это было ловко.       Обнаружив пропажу, я сразу догадалась, кто. Виновник происшествия едва не светился от осознания собственной находчивости. Тогда я выудила из тарелки Фили его собственную ложку и продолжила прерванный разговор с хоббитом:       — Как, ты сказал, зовут твоего садовника?       Гномы посмеялись над Фили, но он не успокоился.       Перед сном я перебирала свои вещи — иногда в них оказывались то лягушка, то еж, и эта привычка спасла мне жизнь.       Мы только проехали лысый холм, и вечером, собираясь спать, я развернула плащ, а из его складок выскользнула лентой змея.       Мой визг поднял на ноги весь лагерь. Прибежал Торин, поймал змею голыми руками и раздавил окованным железом каблуком, а после обрушился на племянников, гномьи слова полетели вперемешку со Всеобщим.       — Остолопы пустоголовые! — это из того, что было понятно.       Те знай себе радовались переполоху, пока не увидели дядино перекошенное от злости лицо.       — Дурачье безмозглое! — потом что-то непереводимое. — Балбесы! Недоумки!       Смех оборвался, улыбки парней исчезли. Я впервые слышала, чтобы Торин так ругался.       На переправе через ручей Кили упустил своего пони и подмочил мешок с мукой. Торин отозвал парня в сторонку и тихо сказал несколько слов, и тот вернулся с видом побитой собаки. А ведь мы шли вдали от жилых мест, и припасы ценились на вес золота! Тем неожиданнее для всех стала его ярость.       — Но дядя, — опомнившись первым, проговорил Фили, — это просто змея! Они неопасные.       — Это для тебя неопасные, болван. А она — человек! Вы ее чуть не убили! — И добавил несколько слов на их языке. Видимо, что-то очень нелицеприятное, потому что Фили стал серым до самых кончиков усов, а прочие гномы принялись усердно изучать носки своих сапог.       Следующий день прошел спокойно. Фили был предельно вежлив. Я понадеялась, что теперь мы начнем общаться нормально. Он сможет относиться ко мне, как к приятелю. К приятелю, который чуть попышнее, чем остальные. Какая же я была наивная дура!       В ту же ночь я проснулась, как от толчка.       Это была первая ночь, как я улеглась отдельно от Бильбо. Тот сдружился с Бофуром, они допоздна болтали и засыпали рядом. А там, гда Бофур, там и Бомбур с его убийственным храпом.       Путешествие с мужчинами научило меня засыпать под любые звуки, однако не сказать, чтобы мне это нравилось, поэтому я решила, всем будет лучше, если лягу отдельно. Бояться я перестала, мне казалось, мы давно притерлись друг к другу.       Итак, я проснулась, и услышала за спиной тихий разговор. Сегодня дежурили братья.       — Отойди от нее, — я узнала Кили. — Ты дал дяде слово.       — Слово дал и сдержу! — на этот раз говорил Фили. Я едва удержалась, чтобы не вздрогнуть, он был совсем близко. — Иди лучше сюда, посмотри.       — Отойди, — повторил Кили, в его голосе послышалось напряжение.       — А то что? — усмехнулся старший.       — Просто отойди, — тревожным шепотом попросил тот.       В ночном воздухе прозвучала пара слов на гномьем — кажется, ругательство — и шуршание удаляющихся шагов.       Немного выждав, я перевернулась на спину и вдохнула: оказывается, я лежала не дыша.       С чего я взяла, что во мне видят ровню? С того, что прилежно выполняю свою часть работы? С того, что слушаю разговоры у костра?       Мне захотелось домой, как никогда. Я стиснула зубы, чтобы не застонать."Пошли вы все!", пожелала я в ночную тишь. Вместе с вашими рассказами. С вашими эльфами. А я вернусь домой! Чего бы мне это ни стоило. И буду жить, как жила.       В сказках, когда герою нужна поддержка, он непременно получает от Вселенной какой-нибудь знак. Мне Вселенная не ответила ничего. С неба не упала звезда, в темноте не зажегся огонь, даже филин не ухнул. Лишь долина вздыхала ночными шорохами, да сверчки трещали во тьме.       Мне не оставалось ничего иного, как уснуть. Я не заметила, что сжимала кулаки так, что в них остались пучки вырванной с корнем травы.       

***

             Наутро Фили улыбался, шутил и вслух удивлялся, чего это я "неулыба". Действительно, с чего?       Я смотрела угрюмо и говорила отрывисто. Гендальф, глядя на меня, задумчиво пожевал губу, Торин нахмурился. Гном, как хороший руководитель, чуял любые размолвки еще до их появления. Но никто ничего не сказал. Вот чего было не отнять у моих спутников, так то, что насильно в душу они не лезли, и уже к полудню мое дурное настроение рассосалось.       Ну подумаешь, парень хочет меня поиметь. Вокруг только кусты и редкие сосны. Ни одной женщины, кроме меня. Было бы странно, если бы он думал о чем-то ином. О проблемах современной поэзии, например. Просто я находилась в таком уязвимом положении, что любое напоминание об этой уязвимости было равносильно пощечине.       Однако холодок в общении с Фили остался, и на дневном привале, едва мы сошли с лошадей, тот тронул меня за рукав:       — Пошли, поговорим.       В пустынной равнине уединиться было трудно. Провожаемые неприязненным взглядом Бильбо и заинтересованным — Бофура, мы укрылись за невысокой кряжистой сосной.       — Что происходит? — гном стегнул хлыстом, которым подгонял пони, и сбил пыль с сапога. — Ты ничего не хочешь мне объяснить?       — Я проснулась ночью и слышала ваш с Кили разговор, — ответила я, рассчитывая увидеть смущение.       — И? — в серых глазах не промелькнуло ни облачка. Вместо раскаяния он свернул хлыст, прицепил к поясу и щелкнул языком: — Давай начистоту.       Я чуть заметно кивнула.       — Ты идешь в Ривенделл попросить эльфа вернуть тебя домой, так? А если он не выполнит просьбу?       О таком развитии событий я не думала.       — Если ты останешься здесь, как ты собираешься жить? У тебя ничего нет, ты совсем одна.       Напряжение внутри меня возросло.       — И грамота тебе не поможет. У нас женщин переписчиками не берут!       — Как это не выполнит? — прошептала я. — Гендальф мне обещал!       — Гендальф! — отмахнулся гном, и все внутри меня замерло. Я-то не подвергала слово волшебника ни малейшему сомнению. — Что он тебе обещал? Что попросит эльфа? Он не обещал, что эльф согласится! А эльфы вовсе не такие, как про них говорят. Ты о них ничего не знаешь! Если они не захотят тебе помогать — никакой волшебник их не заставит!       А вправду, что я знала об эльфах? Только то, что говорил Гендальф. Он расхваливал их мудрость и красоту, рассказывал про прекрасные замки, устроенные на отвесных выступах скал, и про сады, в которых стоит вечное лето. Но ни разу не обмолвился, почему хозяева замков и садов должны хотеть мне помочь. Это подразумевалось само собой после того как он, Гендальф, скажет свое веское слово.       Фили наклонился ко мне и обдал горячим дыханием. Отойти было некуда: позади колола иголками сосна.       — Я могу о тебе позаботится.       — Прекрати, — попросила я. — Торин тебе запретил, я все слышала.       — Торин запретил брать тебя силой. Если ты согласишься, он будет не против.       Я не понимала, отчего дрожу: от безысходности или от того, что Торину все равно, кому я буду принадлежать. Фили, решив, что я колеблюсь, зашептал:       — Я буду с тобой ласковым, обещаю. Будешь жить, ни в чем не нуждаясь. А затоскуешь по людям, так вокруг Синих гор есть несколько людских селений. Если знаки не врут, и мы возьмем Эребор, я куплю тебе домик в Дейле. И в старости тебя не оставлю.       В другое время я бы обратила внимание на "Эребор", но сейчас волновало другое:       — Почему ты мне такое говоришь?       — А то не понимаешь...       Я уже качалась на пятках, еще чуть-чуть, и упаду на сосну, но тут заметила, что он хоть и подался ко мне, только руки убрал за спину, чтобы не схватить. Видно, крепко на него действовал дядин запрет, и пока я не сказала "да", была защищенной.       Я резко выпрямилась, проверяя догадку, и Фили отпрянул.       — Женщин много, — пояснила я. — А предложение щедрое.       — Женщин много, — согласился он, отступая. Дерзкий огонек в глубине его глаз потух. — Только они не такие, как ты. Наших мало, — беззастенчиво продолжал он, — и они не такие красивые, да и надо жениться, а я этого еще лет пятьдесят не хочу.       Я молчала.       — Хоббитки глупые, у них цветочки и салфетки на уме. Спят и видят, как бы поскорее выскочить замуж за какого-нибудь кудрявого толстопуза, а уж после свадьбы носа за ворота не покажут.       Я вспомнила девушку, которую он целовал на крылечке в Лягушатниках, тогда ему ничего не помешало.       — Есть еще человеческие женщины. Высокие, — он поморщился, — только такую, как ты, не купишь. Чтобы красивая, не измученная работой, и с манерами, как из приличных.       Меня только что сравнили со шлюхой. Почему бы и нет? Предложение соответствующее.       Я не знала, что ему сказать. Возмутиться я не возмутилась. Мне нравилось, когда говорят напрямую, и в прямоте Фили был похож на своего дядюшку. А я-то гадала, что он унаследовал от Торина. Внешность другая, характер тоже. Малой-то был вылитый Торин. Увы, похож на дядю Фили был только в одном...       Я пошла, не оглядываясь.       — Ты подумай, — донеслось вслед.       Подумаю, дорогой, подумаю, когда земля с небом местами поменяются. Что-то неприятное внутри меня ответило, что это время, возможно, не так далеко, как мне кажется.       

***

             Ужасный день все не кончался. На вечерней стоянке ко мне подошел Торин.       — Что у вас с Фили? Он тебя чем-то обидел?       Мы вернулись порознь, с вытянутыми лицами. Не глядели друг на друга и общались вынужденными отрывистыми фразами.       — Да так, — я снимала седло, — не сошлись во взглядах по одному вопросу, но он не важный и на обстановке в отряде никак не скажется.       Что могло беспокоить Торина, кроме благополучия отряда? Не мое же душевное состояние, право слово.       Он помедлил рядом, помог снять седло, и уже было собрался уходить, когда я его остановила:       — Постой, подожди.       Гном сразу вернулся.       — Как, по-твоему, Гендальфу можно доверять?       Он насупился:       — Можно. Иначе он бы не ехал рядом со мной. А почему сомневаешься? Что случилось?       Я пересказала ему часть разговора с Фили, ту, что про волшебника, опустив предыдущее предложение. Пока я говорила, гном смотрел мне в глаза. У меня создалось впечатление, что он догадывается и о пропущенном. Но, скорее всего, я ошибалась. Просто мне хотелось верить, что кто-то меня понимает.       — Не бойся, — сказал он, выслушав мои сомнения. — Надейся на лучшее. Никто не знает, что сделают эльфы, это правда, но ты им не враг, и за тебя ручается известный волшебник. Я не вижу причин для отказа.       Я испугалась. Я поняла: однозначной уверенности, что мое желание сбудется, нет. Лошадь, почувствовав мой страх, толкнулась в шею и тревожно заржала. Гном схватил меня за плечи и тихонько — так ему, наверное, показалось — встряхнул:       — Все будет хорошо.       — А если нет? — прошептала я, глядя на него полными ужаса глазами.       — Тогда ты вернешься, и мы вместе подумаем, что можно сделать.       Мы? Подумаем? Вместе?       — Все уже решено, — объяснил он. — Гендальф проводит тебя в долину и проследит, чтобы все прошло, как надо. Мы встанем лагерем невдалеке. Если эльфы откажут, вы оба вернетесь, и будем решать, что делать дальше.       Мой ужас только усилился. Если гном все подробно продумал, значит, не верит, что эльфы согласятся. Да и что решать? Другого плана у меня нет.       — Владыка Ривенделла — не единственный могущественный эльф, — словно услышав мои мысли, сказал гном.       — Но Гендальф считает...       — Гендальф — не единственный маг.       Наверняка Торин говорил это только для того, чтобы утешить меня. Но именно такие слова я и хотела услышать.       Недавно — как давно! — я сидела перед ним, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Второй раз на этот подвиг меня не хватило. Я прикрыла лицо руками, чтобы сохранить подобие гордости, и разревелась.       Он не рассердился, не накричал, не ушел прочь. Мой отец злился, когда я плакала в детстве. Гном переступил с ноги на ногу и вздохнул:       — Успокойся... прошу тебя, успокойся, — он продолжал сжимать мои плечи. — Я уверен, все сложится хорошо...       Всхлипывая, я подняла на него залитое слезами лицо. Запах его табака я полюбила давно, а теперь окунулась в другие. Пряный запах его кожи, тонкий запах волос. Некоторые щетинки в бороде стояли торчком, это было забавно. Еще какие-то запахи, крови, железа, я не все могла различить, но они действовали волшебно. Стоя рядом с гномом хотелось верить, что все сложится хорошо.       — Доверься Гендальфу, он знает, что делает.       Его пальцы скользнули по моему подбородку. Ну и кожа у гнома! Он погладил осторожно, но ощущения были, словно наждачной бумагой провели.       Затихнув, я смотрела, как он исчезает в сгущающихся сумерках. Небо и земля остаются на своих местах.       

***

             Вечером я была героиней дня. Все видели, что я плакала и что Торин меня успокаивал, и тоже старались подбодрить, как могли.       Бофур помыл вместо меня посуду, Бомбур подлил супа. Он считал, что все напасти можно вылечить вкусной, а, главное, обильной едой, и после ужина угостил засахаренными фруктами из своей заначки. А позже, у костра, Балин предложил выбрать, о чем я хочу послушать:       — О чем рассказать маленькой мисс? — с улыбкой предложил он. — Хотите узнать про королей древности? Или о приключениях Дьюрина Бессмертного?       Сказка о том, как Дьюрин заглянул в озеро и увидел корону из звезд, была моей любимой, в другой вечер я выбрала бы ее. Но на сегодня были особые планы.       — Эребор! — громко сказала я и выразительно посмотрела на Фили: — Я хочу послушать про Эребор!       Гномы замерли, а Фили позеленел. Нечего болтать направо и налево! Балин переглянулся с Торином, тот сделал ему знак глазами — позволил — и припечатал племянника взглядом. Ой, кому-то попадет.       Когда Балин закончил, я была не рада, что попросила. У меня было живое воображение. Я представила дворец гномов внутри Горы и улочки Дейла, соседнего с ней города людей. Увидела кипевшую на них жизнь, услышала звон колоколов. Когда прилетел дракон, и сказка закончилась, я вздрогнула от неожиданности.       — Что дальше? — спросила я у Балина, когда он замолчал.       — Гномы погибли, а те, кто уцелел, навсегда покинули те места. Люди переселились к Озеру и живут там по сей день. Ловят рыбу, переправляют бочки в соседнее королевство. Бедствуют. О былых богатствах сохранились только легенды.       — А дракон?       — Спит в Горе на грудах золота.       — Он что, — вскричала я, — жив?!       — А что ему сделается? — удивился Балин.       — То есть как? Прилетел, сжег город и до сих пор жив? — я не понимала, как такое возможно. Попробовал бы кто-нибудь в моей стране ограбить, скажем, Золотую кладовую в центре столицы. Костьми бы легли, а нашли и наказали.       — Это дракон, девочка, — вмешался Гендальф, остальные тягостно молчали. — Огромная огнедышащая гора! Его не так-то просто убить.       — Оставить тоже нельзя, — оправдываясь, проговорила я.       Двалин посмотрел на меня, словно удивляясь моей тупости, и принялся полировать топор. Он всегда, когда его что-то раздражало, хватался за оружие.       Торин, наоборот, устремил пристальный взгляд, словно видел меня впервые. Я была готова говорить о драконе до утра, если он продолжит так смотреть.       — Оставить нельзя, ты права, — пощипывая бороду протянул Гендальф, — но гномы не могут рисковать. Королевства пали, армии разгромлены. В последней войне выжила треть. Женщин всегда было мало, а теперь дети рождаются все реже и реже.       Я смутилась. В волшебном мире, в который я попала, все было совсем не волшебно, невзирая на драконов, эльфов, сказочные сокровища и кудесников с белоснежной бородой.       — А люди? — спросила я.       — Что люди? Дракон их не трогает. Он хотел золото, он его получил. А люди живут, как жили, просто чаще посматривают на восток.       — Так неправильно, — запротестовала я. — Дракон сжег их дома, убил их родных, а они живут, будто так и надо, только перебрались немного подальше.       — Люди слабы, — вмешался Глоин. Он покачивался, как во сне, глаза у него были затуманены, словно закрыты пеленой. — У них нет вождя. Король Дейла погиб, защищая город, его род утратил силу. Людьми правит бургомистр, а его, кроме торговых пошлин, ничего не заботит.       — Вождь ни при чем, — возразила я. — Люди либо чего-то хотят и делают, либо не делают, потому что не хотят.       Что за мир-то такой? Где прилетит дракон и разорит целую местность, а никто кончика носа не почешет?       В моем мире разные народы жили, как кошки с собаками, но перед лицом общего врага мы объединялись. А здесь гномы были сами по себе, люди — тоже. Хоббиты вообще где-то с краю.       Ах, да, еще эльфы, живущие непонятно где, так что до них незнамо как доберешься, и волшебники, вроде Гендальфа, неизвестно на чьей стороне.       Спать я отправлялась в раздумьях.       Фили говорил "если возьмем Эребор", "куплю домик в Дейле". Кажется, я знаю, куда идет наш отряд. Но зачем? Разведать обстановку? Найти союзников? Гендальф ясно дал понять: дракона не убить.       Я догадалась — Фили ошибается насчет Эребора! Также, как ошибается насчет эльфов. У меня камень с души свалился.       Фили — глупый мальчишка, к тому же, желающий со мной переспать. Кому мне верить? Ему или известному волшебнику? Гендальфа даже Торин слушает.       Эльфы помогут.       Они предали Торина, напомнил внутренний голос, когда я проваливалась в сон.