***
Мы снова выехали на большую дорогу. Тракт, каким я его запомнила в Шире, было не узнать. Дорога была изрыта ямами, расползлась, одичала, заросла травой и отличалась от прочей местности в основном тем, что на ней не росли кусты. Все же я была счастлива ехать по дороге, а увидев впереди полуразрушенный каменный мост, едва не разрыдалась. Я так давно не видела ничего, построенного разумным существом, что радовалась этой развалюхе, как ребенок. К радости примешивалась печаль. На время путешествия я как будто выпала из действительности, а теперь должна была возвращаться обратно. И на дневном привале расстроилась еще сильней. Проехав мост, мы нашли удобный спуск к воде и остановились передохнуть. Напоив лошадей, гномы бросились купаться. День был жаркий. Я едва успела увернуться от полетевших на берег сорочек и вида крепко сбитых мужских тылов. Секреты гномы открывать не спешили, зато со всем остальным не важничали. За месяц я насмотрелась всякого. Добрая половина отряда отливала в моем присутствии, чуть развернувшись ради приличия спиной. — Выше есть заводь, —предложил оставшийся на берегу Торин, хмуро обозревая горизонт. — Давай провожу. Он не устраивал представлений. Королевское воспитание не позволяло, наверное. Как это было бы — быть с ним? Чисто умозрительно, конечно. Живя рядом с гномами целый месяц, я забыла, что они — другая раса. Я не могла правильно оценить собственное тело, я давно не видела себя со стороны: подаренное мне зеркальце годилось разве на то, чтобы поправить прядь выбившихся волос. Идя к заводи, я ставила свой сапожок рядом с ногой Торина и, сравнивая размеры, вздыхала. Гном был огромный во всем. Широкие плечи, массивные ноги. Одним кольцом с его пальца можно было кого-нибудь убить! Он везде такой... большой? Напросись я на ночь любви, мне могло бы здорово не поздоровиться. Хотя у Фили были человеческие девушки... Но местные выше меня... Хоббитянки у него тоже были, а мы с ними похожи. Заводь, куда мы пришли, была преуютненькая. Река делала крутой поворот, огибая холм. У кромки воды намыло песку, лежали несколько позеленевших валунов, принесенных потоком. Мой провожатый уселся на них и отвернулся к лесу. Мы ушли далеко, вопли гномов сюда не доносились. Негромко шумели сосны и колыхалась река. Впервые за месяц я была совершенно одна, не считая темного силуэта на берегу. Гном так неподвижно застыл, что, казалось, обратился в камень. В лесу запела птица, посреди реки кругами расходилась рябь. В мире ничего не изменилось от того, что я пропала в одном месте и появилась в другом. Я быстро разделась, прогоняя непрошенные мысли — не хватало еще размышлять о вечном! Подвязала волосы, которые не удержались и рассыпались по плечам, и пошла к воде. Как здорово избавиться от жарких сапог и походить босиком! В походе мы не снимали обуви даже ночью. Ногти на пальцах ног были обломаны, кожа натерта до мозолей, но я наслаждалась нагретым песком. И с удовольствием ощущала тело без бесконечных тесемок и завязок, и без доставших нагрудных бинтов. Едва я зашла по колено в воду, как с размаху наступила на камень под слоем ила, ушиблась, ойкнула и поджала ногу, зависнув, как цапля, посреди реки. С берега что-то послышалось, я обернулась, полная дурных предчувствий: гном стоял на берегу, выхватив меч, и глядел во все глаза. — Чего визжишь? — весело осведомился он и, убедившись, что защита не требуется, вложил меч в ножны. На его лице не отражалось ничего, кроме облегчения, что жива и здорова. Возвращались мы молча. Я отжимала волосы, размышляя, почему за месяц путешествия в исключительно мужской компании не слышала разговора о женщинах? Почему мною интересовался только Фили? Единственный из толпы одиноких мужиков? Торин ломал ножнами ветки кустарника, чтобы расчистить дорогу. На меня он не смотрел. Может, мы отличаемся сильнее, чем кажется? Я ему не нравлюсь? Гномы, бывало, одобрительно отзывались о моей наружности, но это сводилось к "хорошо, что не тощая дылда". Недаром они женятся лишь на своих! Едва мы вернулись, гном вызвался подежурить, хотя был не его черед, и, пока остальные дремали, схватился за любимый топор. Я видела, как он темной тенью скачет по пригорку, тренируясь выписывать круги над головой. Наверное, я кажусь ему кем-то вроде говорящей зверушки. Может, жалеет, потому что маленькая и беззащитная. Я наблюдала за его выкрутасами, прежде чем закрыть глаза. Обидно признать, но этого мужчину я ни капельки не волную. У него драконы и орки на уме.***
К вечеру небо заволокло тучами, хлынул дождь. Горы будто придвинулись ближе и нависали над нами. Слева мне привиделись зубцы черных башен, едва различимые за пеленой дождя. — Не надо, не смотри туда, — предостерег Гендальф. Сделал какой-то знак рукой, сказал несколько слов на неизвестном языке. Башни как будто исчезли. Мы гнали без отдыха, волшебник хотел поскорее покинуть неприветливое место, все его настораживало. С наступлением темноты небо очистилось, дождь кончился. Над вершинами гор повис прозрачный диск луны, заливая округу мерным светом. А мы спешили и спешили по узким тропинкам, и конца-края этому пути не было. — Все, хватит, привал! — рявкнул Торин, остановил лошадь и с вызовом спустился. — Ночуем здесь! Мы были у развалин дома — несколько столбов, обломки стен и просевшая крыша. — Фермер и его семья жили тут, — волшебник был неспокоен. Да жили и ладно, думала я, отогреваясь у костра. Место было словно приспособлено для отличной ночевки. Лес укрывал от ветра, под корнями деревьев журчал родник, а обломки дома послужили бы убежищем, если бы снова полил дождь. Только Гендальф настаивал на том, чтобы ехать дальше! Снова они с Торином ругались, снова звучало "Ривенделл". Но чего было ждать от уставшего голодного гнома! — Это волшебник, ему никто не указ, — беспечно заметил Бофур, когда старик, зло шипя, скрылся в лесу. Лошадь оставил. Значит, вернется. Мои мысли были заняты разрушенным домом. Я правильно поняла, в нем жили люди? Не гномы, не хоббиты, не эльфы? Люди? Мои сородичи из другого мира! Такие же, как я. Дом показался мне очень высоким и очень печальным. Тяжко, наверное, жить в глуши. Однако волшебник не вернулся, ни когда подкинули поленьев в костер, ни когда забулькала похлебка в котелке. Луна спряталась за облако и вынырнула вновь, Фили и Кили пошли сторожить лошадей, а Гендальфа все нет. Я забеспокоилась. Он не бросит меня, а? А если что-то случилось? Гендальф хоть и волшебник, но старик. Печальные развалины дома усиливали тревогу. Неудивительно, что когда из леса выбежал Фили, я увидела его первой. Он должен быть у старого хлева, стеречь лошадей. Бильбо с полчаса назад понес туда плошки с похлебкой. Этой ночью неприятности прямо таки сыпались на отряд! Фили сказал, неподалеку от фермы, в лесу, устроились тролли — огромные уродливые существа, покрытые толстой шкурой. Гномы поняли, почему опустела ферма — тролли съели весь скот. Щадя мои чувства, или чтобы не напугать, никто не сказал, что живших здесь людей, скорее всего, съели тоже. Тролли украли нескольких пони и Бильбо. Что хоббит делал в лесу? Фили темнил. То ли Бильбо отправился спасать лошадей, то ли попался на краже кошельков — его было нужно вытаскивать. Гномы быстро вооружились, перекрикиваясь на своем языке. В ход пошли не мелочи вроде ножей и топориков, а все самое большое, приберегаемое для особого случая. Двалин любовно поглаживал огромный молот, Бифур отвязал копье. Мне велели сидеть у огня — и ни шагу! Никто не беспокоился. Торин, казалось, не тревожился, а досадовал, что приходится отрываться от насиженного места у костра. — Тролли тупые! — распинался передо мной Фили. — Я принесу тебе их уши! Тупые — не тупые, а Бильбо у них! Кажется, гномы знали, что делать. Даже изнеженный Ори собрался идти. Он отличался спокойным, по сравнению с остальными гномами, нравом и не интересовался войной. Если порой и упражнялся в стрельбе, то только по птицам из самодельной рогатки. Где Гендальф? Гномы исчезли в лесу, оставив меня у костра. Радовались они так, словно намечалась вечеринка, о которой они не смели мечтать.***
В ту ночь мы стали командой. До этого мы путешествовали, болтали и вместе готовили еду. Я была влюблена в предводителя отряда. Однако мы с гномами были чужими. Я была благодарна за помощь, старалась изо всех сил и готова была хранить секреты отряда от эльфов — и только. После троллей все изменилось. Я долго ждала гномов у костра. Я поспала, поела и снова поспала. Что может случиться с отрядом тяжеловооруженных мужчин? Они бывалые воины и знают, что делать. Фили, наверное, сейчас отрезает уши. Гномы не возвращались. Какой-то заколдованный лес. Все, кто в него уходит, пропадают. А если Гендальф потому и не вернулся, что тоже попал к троллям? Я прокралась к развалинам хлева и заскулила от страха, вглядываясь в темноту. Пони исчезли. Вдруг гномы разобрались с похитителями и пошли ловить лошадей? Среди деревьев мигнул огонек. Это костер? Луна встала над макушками сосен, освещая дорогу. Лес выглядел страшно. Огромные деревья лежали на боку, словно кто-то ломился сквозь них. Ни шума, ни криков, ни звуков сражения. Ничего. Я чуть колебалась — идти или нет, но все, кто мне важен, исчезли в лесу — и осторожно пошла на огонь, надеясь спрятаться, если что, и ступая по мягкому мху. Если что-то случилось — куда мне деваться? Ладно Ривенделл, я даже главный тракт найти не смогу. До костра оставалось немного, когда его свет перекрыло что-то округлое, большое. Это Бомбур, правда? Это он создает такую тень? Я опустилась на колени и поползла, трясущимися руками достала из-за голенища свой игрушечный нож. До меня дошло, что гномы, идя на троллей, собрались их убивать. Волосы на голове от таких жутких мыслей зашевелились. Ну а в самом деле — не поболтать же они хотели, запасаясь мечами и топорами! У края просеки, перед завесой кустов я храбро переложила нож в другую руку. Я не обольщалась, он был крошечный. Даже умей я им пользоваться, он бы не смог меня защитить. Однако с ножом было увереннее, а именно это сейчас было важно. Пахло жареным мясом. Кто-то что-то говорил. Вдруг это просто дурацкая шутка? Вот номер, если я выползу на четвереньках из кустов, а гномы сидят на полянке и жарят отбитого у троллей барана? А вдруг я уткнусь в кого-нибудь из отряд носом? В сапоги Торина, например. И тут я взаправду увидела его сапоги. Сапоги не стояли, а лежали. Все остальное было в мешке, мешок извивался и мычал — живой! — и скатился с груды таких же мешков. Каждый туго перевязан, из каждого торчат сапоги — помощи ждать неоткуда, попался весь отряд! Я не закричала лишь потому, что была хотя бы отчасти предупреждена. Пока я резала веревку на мешке с гномом, ножик в руках плясал. Горло сдавило. Я даже не смогла прошептать ободряющего "это я", поэтому гном сначала напрягся и только потом завертелся, высвобождаясь из мешка. Его округлившееся, налитое кровью лицо и рот, судорожно хватающий воздух, мне не позабыть никогда. — Уходи... прячься... быстрее, — прохрипел он и, вырвав из моей обмякшей руки нож, оттолкнул от себя. Уходить! Куда? Не разбирая, где верх, а где низ, я побежала вперед и вылетела прямиком к огню. На огромном, обложенном камнями костре, висел гигантский котел. Перед ним стояла одинокая фигурка с петлей на шее — хоббит. Петля была завязками такого же, как у Торина, мешка. Хоббит что-то говорил тоненьким, звенящим от напряжения голоском: — Не варить... покрошить и запечь в пирог... матушка учила, нет ничего хуже вареного гнома. Они же сухие и жесткие! А запах! Вы их нюхали? Над хоббитом нависли трое, высокие и широкие, похожие на двигающиеся холмы. Невозможно поверить, что они живые! Но у холмов были головы и уши, холмы были обернуты в грязные тряпки, холмы рыгали, ковырялись в носу, чесали то, что должно было быть животом и, кажется, слушали все, что говорил им хоббит. Когда из кустов выбежала я, жуткие существа повернулись ко мне. Хоббит в ужасе округлил глаза. Зато это подарило отряду несколько драгоценных секунд, когда за мешками никто не следил. Один из холмов шлепнул другого по животу, выбив из него воздух, как если бы выдохнул слон: — Эт... че... за зверь? — рот его шевелился с трудом, голос звучал, как рокот из-под земли. И тут на полянку выскочили гномы, не испытывая, казалось, никакого неудобства от того, что долго пролежали связанными в мешках. Тролли поймали отряд, но не потрудились убрать оружие с земли, и те подхватывали его прямо на бегу. Фили перекувырнулся через голову, подцепил свой меч и успел улыбнуться мне. Представляю, какой у меня был огорошенный взгляд! Чудища ревели и били руками, словно быки, окруженные стаей слепней, но поделать ничего не могли. Гномы их не боялись — пока тролль тянул руку, они успевали под ней проскочить. Я доползла до какого-то камня и забилась под него, обхватив голову руками. Все это было слишком для меня. Слишком страшные чудовища, слишком тяжелая ночь. Даже то, как ловко сражались гномы, было слишком. Какой же неуклюжей я должна была казаться в этом мире! Говорили, с нависающего над поляной утеса скатился валун, и в открывшуюся трещину хлынул рассвет. Говорили, что тролли корчились и шипели в лучах солнца, пока не превратились в камень, а лес провонял запахом горелой кожи. Я ничего такого не помню. Я не смогла посмотреть на поляну. Мне не хотелось вернуться в то место. Я никогда и ни с кем не обсуждала ту ночь, и уж точно не хотела ее вспоминать. Если порой мне что-то и снилось, так только как я сижу под камнем, закрываясь руками, не видя и не чувствуя ни-че-го.