Инородный элемент

              Из всех созданий Моргота дракон являет самый разрушительный образ. Наружность его ужасна, повадки его сеют порчу, всё живое отторгает его, и смрад, и выделения, и саму его плоть. Галдор Гондолинский учит, внутри у дракона ядовитая желчь. Дыхание его наполняет воздух удушливым смрадом. Кровь дракона погана и ядовита. Там, где она пролилась, ничего не растёт. «Трактат о драконах», перепись с эльфийской рукописи ранних веков Огонь брани жаля Навзничь опрокинул, Сталь гномов пронзила Утробу дракона. Хлынула кровь на длань Герою злобная, Умывшись кровью он Падает замертво. «Песнь об Азагхале»*, перевод с кхуздула Каждый знает, чтобы находиться у власти, нужно уравновесить несколько сил. До недавних пор бургомистру Озёрного города это удавалось. Королю Трандуилу нужен был человек, способный исполнять его желания. Почему Трандуилу? Потому что после изгнания гномов он был самый внушительный местный богач. Желаний у Трандуила было немного – налаженные поставки его любимых вин и вещей, зерно для подданных, отсутствие попыток лезть к нему в лес. Как живут люди в свободное время, его не волновало. Он в своём блистающем великолепии даже считал, что люди для того и поселились близ Озера, чтобы обслуживать его интересы, и жаловался, что они часто мрут: только привыкнешь к какому-нибудь бургомистру, а он уж старик. А люди на воде жили худо – пахотных земель не хватало. В прежние годы Эсгарот был пригородом Дейла. Дейл же располагался на редкость удачно. Город стоял у излучины реки Быстротечной, его окружали поля и равнины. Дракон не просто разрушил Дейл и выпотрошил Одинокую гору, он сделал всё, чтобы поля вокруг неё превратились в бесплодную пустошь. Остался клочок плодородной земли там, где раньше был старый Эсгарот. Я думала, люди потому и переселились на воду, чтобы освободить место на берегу, а сказки про удобство и безопасность появились позже, когда выросло несколько поколений, и главная причина забылась. Остальная почва была заболочена или отравлена, оставался ещё Трандуилов лес, на который облизывались вырубить и засадить, но оборона эльфов была непоколебимой, разговоры только лишний раз подталкивали их держать во главе Эсгарота «своего» человека. На целых полтора века Озёрный город превратился в болото. Эльфы использовали его, как хотели, гномы Железных Холмов гнали через эсгаротцев руду. Именно гнали, потому что маленький город, не имевший ни крупной армии, ни хлебопашцев, в произведениях кузнечного мастерства не нуждался, а на другой стороне Рунного моря рос и богател вольный Айбор. Ремесленников там хватало, и чужой товар на рынок они не допускали, однако сырьё покупали охотно: гряда близ Айбора давала руду хуже по выплавке, чем из Железных Холмов. - Волшебство расхолаживает, - однажды вечером сказала я. – Может, для эльфов оно естественно, для человека – нет. - Волшебство может быть очень полезно, - мурлыкнул Бильбо. – Если только правильно его применить. Мы сидели на кухне, наш гостеприимный хозяин был настолько богат, что имел в доме отдельную кухню, и чистили репу для супа. Я вспоминала первый вечер с отрядом – Торин встал на ночёвку у леса, которого Бильбо страшился, мы точно так же сидели и чистили овощи в суп. В доме жили двое слуг, хозяин оставил их, переезжая, чтобы господа гномы, привыкшие к жизни в горах, ненароком чего не спалили. Однако толку от них было немного. Старый дед с узловатыми пальцами колол дрова и прочищал дымоходы. Его внучка, девочка лет семи, боялась гномов и с визгом пряталась, когда они появлялись. Через несколько дней я смогла приручить её пряниками и ласковыми словами, она показала, как разжигать камины, чтобы дым не шёл в дом, и как ставить квашню. Но мужчин продолжала бояться. И вот мы сидели и чистили репу. Всё было, как раньше, да уже не так. Я изменилась. Мир изменился. Изменился Бильбо. И эти изменения я пыталась осмыслить. - Вот местные люди, - сказала я, - не будь волшебства, они попытались бы что-нибудь сделать. В моём мире нет волшебства, и люди знают – сам не почешешься, никто не поможет. За несколько сотен лет мы подчинили огромные силы. А по вашим землям гуляют волшебники и чудесные эльфы, проку от них никакого, дракон как сидел в Горе, так и сидит, орки как бегали по лесу, так и продолжают, зато гонору-то, гонору, на пол-Средиземья. - А что можно сделать с драконом? – удивился Бильбо. - Думаешь, дракон сильно отличается от, например, урагана? - Дракон живой, и с ним можно поговорить, - выпалил Бильбо. С тех пор, как Гора появилась на горизонте, он готовился к вылазке в Эребор и по вечерам беседовал с Балином о драконах. – Но с ураганом тоже ничего не поделать. Я бросила нож. - Я просто злюсь, - признала я. – Почему Торин должен туда идти? Почему эти сволочи мрут на болотах, но пальцем не пошевелят, чтобы сделать хоть что-то? Почему он должен делать работу за них? Только поют да танцуют - спаситель пришёл. - Торин идёт, потому что ему это нужно, - с удивлением посмотрел Бильбо. – Он хочет отомстить за семью. А беды людей ему не важны. - Да знаю я, знаю, - взвизгнула я. – Только почему это должен быть именно он! - Смею напомнить, - кашлянул Бильбо, - что в Гору полезу я, а не он. Ночью я подвывала Торину в ухо – не ходи, ну пожалуйста, ну прошу, не ходи. Так всегда. Влюбишься в то, что он лев, царь зверей. А как понадобится выполнять львиный долг – ну-прошу-не-ходи. В те дни я думала о его сестре Дис, незнакомой гномке. Так ли она отправляла в поход сыновей и старшего брата? Наверно, нет. Двалин говорил, Дис – образец женской чести. Такие собственными руками соберут сумки, пока никто не видит, смахнут скупую слезу, а, выйдя прощаться, скажут – без победы не возвращайтесь, домой не пущу. И я пыталась быть, как она. Пересмотрела все его вещи, как старые, в которых он был, так и новые, подаренные жителями Эсгарота. Зашила рубашки, подрубила штаны. Пожалела, что не вышиваю – слышала, есть узоры, которые хранят мужчину от ранений в бою. Подумала, надо ли сделать то же самое для его парней, решила не перегибать. И всё равно по ночам выла «не уходи». - Всё будет хорошо, - в сотый раз повторял он. – Мы даже в Гору не станем входить. Бильбо проникнет в сокровищницу, возьмёт пару вещей деда, и всё. Оглянуться не успеешь, как я вернусь. У них был план – я кивала, да. Были карта и ключ. В Лихолесье Торин отдал их Бильбо, и эльфов они миновали. Бильбо бесшумно передвигался и сливался с предметом на выбор. Однако сердце продолжало звучать. Здесь вы, вероятно, спросите – почему мы говорим о мести дракону? Торин всего-навсего собирался его обокрасть. И мне придётся рассказать об этом страшном звере, тем более, я видела его наяву. В бытность в Эреборе, разобрав библиотеку, мы отыскали полку книг про драконов. Гномы ведь не сидели и не ковырялись в носу. Они укрепляли бойницы и стены, вдоль Горы была цепь рубежей. Торин очень переживал, что его дедушка, рассорившись с эльфами, подписал их народу смертный приговор. В случае мира-де эльфы бы подоспели да убили дракона. Но, изучив документы, я его разубедила – история не знала случая, чтобы эльфы были на такое способны. - Возможно, они и кормить вас не стали не оттого, что дедушка их оскорбил, а оттого, что вы привлекли на их земли дракона. Эльфы, судя по всему, ненавидят драконов и очень боятся. Хотя это ж эльфы, кто их разберёт. - Зато покупать драгоценности они не боялись, - проворчал Торин. Но перенесёмся в сухой летний день, когда над Дейлом закружился дракон. Дозорные подали сигнал очень поздно. Балин считал, что наглость Трора передалась его охранникам, и они относились к обязанностям спустя рукава. Но, думаю, горе застилало ему глаза – ведь дозорные на башнях Дейла тоже не дали сигнал.** Возможно, причина была в окрасе дракона – зверь был золотистый и при дневном свете издалека походил на солнечный блик. Тем не менее, колокола зазвонили, лучники Дейла встали в позицию, а Властитель Гирион зарядил стреломёт. И то, что произошло дальше, нельзя назвать иначе как «не повезло». Каким бы самоуверенным ни казался Трор, он знал, что на Гору может напасть дракон. Знали об этом и люди из Дейла. Перерыв архивы, они выяснили, что убивать дракона следует на излёте, когда он парит, распластав крылья и обратив к миру мягкое брюхо, и что лучше всего для этой цели подходит галворн. Для выплавки галворна требовалось железо, добытое из упавших с неба камней, которого в Средиземье к Третьей эпохе почти не осталось. Артефакты, что можно было бы перековать, либо пропали под волнами войн и природных стихий, либо покоились в древних забытых курганах. Однако работа гномов была грандиозна. Они не только отыскали и за бешеные деньги приобрели последние образцы небесного железа, но и восстановили утерянный сплав. На свет появились четыре стрелы, переданные Властителю Гириону, лучшему лучнику Дейла, стрелявшему, словно эльф. И то ли в жилах Гириона и впрямь текла эльфья кровь, в важный момент заставившая его руки дрожать, то ли вмешалась какая-то тёмная сила, но лучший лучник долины дважды промазал, целясь в огромную, толстую и неповоротливую тушу дракона. Третья стрела прошла по касательной, оцарапав шкуру на брюхе. Четвёртой попытки зверь ему не дал. Он повернулся, сказал: «Пф-ф!», и от Гириона осталась горстка пепла, увенчанная последней неопалимой стрелой. Стрелу подобрали и передали семье. Это был чёрный день для всего Средиземья. Через много лет малыш Кили скажет, что хочет «фт'елять». Торин вознесёт хвалу Махалу и отправится вырезать лук. И не станет слушать, что гном должен рубиться мечом. Ни эльфам, ни людям он уже не доверял. Разделавшись с Гирионом, зверь сел на брюхо и пополз в Одинокую гору. Здесь он вышиб двери, раскидал воинов, защищавших ворота, и переступил через скрючившегося в пыли гномьего принца. Это был миг, про который Торин говорил: «Я видел облезлое брюхо и не мог дотянуться до него». Воспитанный на сказках и молодой, он действительно мучился, что не прыгнул на дракона, как Азагхал, и не всадил в его брюхо меч. - В детстве я мечтал совершить подвиг, - вспоминал он. – Сравняться с великими правителями прошлого. А когда подходящий миг настал, мне было просто страшно. Я сказала, что Азагхал тоже не родился с мечом, что бы ни говорили легенды. Никто не знает, что ему пришлось пережить, прежде чем он ранил дракона. - Это верно, - согласился он. – После такого случается жгучий стыд, и назад уже не отступишь. Не будь дракона, я б не сражался как полоумный у ворот Казад-Дума. Стыд подгоняет не хуже песен. Я заметила, что если бы он всё-таки достал до дракона, про него бы сложили песнь, как династия Дьюрина осталась без принца. Обыкновенный стальной меч против дракона бессилен, но тот, несомненно, почувствовал бы, что его что-то щекочет и раздавил наглеца. Торин согласился. Путь к подвигу бывает долог и труден и порой лежит не через величие, а через стыд. Когда дракон оказался в Горе, ничего сделать уже было нельзя. Шкуру дракона пробить невозможно. Выкурить его из Горы – тоже: огонь дракону не страшен, к известным ядам он устойчив. Оставалось ждать, что дракон умрёт и порастёт мхом (а живёт он вечно), либо надеяться на чудо. Представления о чуде у гномов и людей расходились. Жизнеспособный мир, как известно, разнообразен. Можно никак себя не проявлять, но получать много приятностей: красота, богатство, удача. А можно всю жизнь пахать и нарываться лишь на потери. О втором люди стараются не думать. Отсюда два вида чудес – чудо как данность и чудо своими руками, потому что когда что-то делаешь, а оно получается, это тоже прекрасно. И две стратегии, когда не знаешь, что делать – сидеть и ждать или попробовать делать, что можешь. Так вот – люди Эсгарота предпочитали сидеть. Именно это я и объясняла на кухне Бильбо, размахивая ножом для чистки репы. - Не было бы волшебства, - уверяла я, - не морочили бы людям головы чародеи да эльфы, глядишь, и способ нашёлся. Поверь, человек – такая скотина, что при сильной надобности в небо взлетит. - Дракона убить невозможно, - отрезал Бильбо. И тут же поправился: - Пока он в Горе. - А кто-то пытался? Бильбо не знал. Зато знала я. Знакомство с трактирными шлюхами даёт преимущество, потому что самые важные вещи народ обсуждает в трактирах. Бильбо и гномы вечерами тоже пропадали в трактирах. Только кто бы им рассказал, как оно есть! Почётных гостей бургомистра (каждый гость, за кого обещали вырезать весь Эсгарот, мгновенно становился почётным) сажали за лучший стол, бедноту к ним не пропускали, девок подбирали первосортных, однако вскоре выяснилось, что девок они отсылают, и народ пустил слухи, что у гномов чёй-то не так. Эти слухи развеялись, когда кто-то сказал, что баб они привезли с собой. Количество баб постоянно росло и быстро достигло цветника не меньше, чем три бабы на гнома. Пиво им наливали свежее, карасей подавали горячих. У стола их толклись купцы и чиновники, надеющиеся получить выгоду от встречи с Королём-под-Горой. Другими вечерами их принимали в ратуше, где собирался весь цвет торговли. На таких ужинах звучали речи о содружестве и процветании, от особо смелых – о скорой смерти дракона (каким образом, непонятно). Ужины пошли на убыль через неделю приезда, именно столько понадобилось, чтобы отправить Даину гонца о кузене и получить ответ, и возобновились, когда бургомистр подписал указ о снаряжении отряда. Но на этих вечерах не вспоминали шайку Ахтуя, которая держала в страхе весь Нижний город, а потом в полном составе пошла на дракона и необъяснимо исчезла. Или пьяницу Ули, поспорившего на бочку пива, что проведёт ночь у пещеры с драконом. Как Ули собрался и выпил для храбрости, видели все. Чтобы Ули вернулся – не видел никто. Тем не менее, горожане рассказывали, что к востоку от Горы хозяйничает банда, издалека похожая на парней Ахтуя, и доспехи на них из чистого золота, так и сверкают на солнце. А Ули воспользовался случаем, чтобы сбежать от жены, и теперь живёт в Хараде с красивой смуглянкой. - Знаешь, что это значит? – спросила я Бильбо. – Что они не представляют, как обстоят дела с этим самым драконом, - и попросила: - Будь осторожней. - Значит, кто-то ходил на дракона? – задумался Бильбо. - Конечно, ходил! Это ж люди. Но никто его не изучал. И это уже ненормально. Уж коли живёшь у вулкана, либо за ним наблюдай, либо беги за море, либо не жалуйся. - Здесь их дом, - пробормотал Бильбо, - куда им бежать? - Да хотя бы в Синие Горы. Куда пошли те, у кого здесь тоже был дом. Это была наша помеха. Бильбо сочувствовал людям и плохо относился к Торину после того, как понял, что тот со мной спит. Всё же мечтатели – ужасный народ. Они верят, что есть какие-то истины, и тот, кто их переступает – не прав. Я же полагала, что каждый сам за себя, и достаточно не вредить окружающим, чтобы оставаться собой. Бильбо считал, что бургомистр подлец, а люди страдают. Приводил в пример нищих детей, которых мы видели, когда выходили из дома. Я говорила, что люди страдают не из-за бургомистра, а потому, что пьянствуют и тратят деньги на шлюх. Что бургомистр не обязан кормить всех детей, которые потом у этих шлюх народились. Бильбо также считал, что бургомистр должен служить на благо народа. Я говорила, что люди могли бы приподнять задницы и сменить бургомистра, если их не устраивал прежний. Или собрать семью и смотаться в Харад. Последнее напарывалось на «Но тут же их дом!». Я не могла пробить эту стену. Наконец я сказала: - Ты сочувствуешь людям, потому что такой же. Ты изменился поверхностно и после того, как с тобой случилось волшебное чудо. Ты не понимаешь, как можно быть храбрым и сильным просто так, безо всякого волшебства, просто потому, что никто не сделает это вместо тебя. Если завтра что-то случится, если волшебная сила неожиданно тебя покинет, ты вновь станешь прежним Бильбо из Шира, ну, может, постарше и повидавшим мир. Бильбо покрутил нож. - Я приносящий удачу, - заявил он. – Что бы вы делали без меня в замке эльфов? - Скорее всего, пришли к соглашению. Обещали бы денег – эльфы ведь за деньгами охотятся, верно? - Не совсем… - Затем доехали до бургомистра, он принял бы нас, как почётных гостей… - И сами пошли к дракону? - Также как ты собирался - без волшебства. Бильбо замолчал. Наконец произнёс: - Я тебя жалел. - Зря. Он сделал жест, чтобы не перебивала: - Я тебя жалел. Девушка, беззащитная, одна пропала, ещё эти гномы… - он поморщился вместо слов «любовница» и «соблазнил». - Вижу теперь, что не нужно. Ты ничего не чувствуешь… горя, радости, ничего… всё об тебя, как об чурбан… Я глядела на него, таращась, как рыба. - Вы с Торином очень похожи. Я даже не удивлён, что вы повстречались. Он точно такой же, использует других в своих целях. У меня замигал красный свет. - Повтори ещё раз, что сказал, – взмолилась я. - Про то, что мы повстречались. - Я сказал, он поступает с тобой, как ты поступаешь с другими! - взвизгнул хоббит. Очаровательную беседу прервал Двалин, войдя без стука, и объявив, что король требует даму к себе. Вечером я вымыла Торину ноги, вытерла насухо и отставила кувшин с водой. Обняла его колени, глянула снизу вверх: - Возьми меня к Горе. - Нет. - Я сделаю всё, что захочешь. Он немного смягчился: - Малышка, ты будешь мешать, - потом спохватился: - Я буду всё время думать о тебе, буду беспокоиться, как бы с тобой чего не случилось. - Ты не думал, пока мы были в походе. - Всё было иначе. Он отодвинул бумаги и свитки, лежащие рядом с ним на столе, протянул руки, и вечер мы провели, нежно ласкаясь. «Тупая у Бильбо теория, - думала я. – Такая же, как волшебство. Почему Торин должен относиться ко мне, как я к другим? Почему бы ему не относиться ко мне, как я отношусь к нему? Или другим для разнообразия не относиться к нему, как ко мне? Откуда все эти придумки?». Но немного волшебства, чтобы защитить его от дракона, мне бы не помешало. Впрочем, волшебные силы бессистемны, как и любые другие. На судьбы смертных им наплевать. Ночью мне снилась златокудрая девочка, которая увела моего первого парня. Потом Бильбо. Он почему-то светился по контуру золотым светом, постоянно подпрыгивал и выкрикивал: «Прелесть!». Затем толпы других златокудрых красавиц. И я знала, что за все сокровища мира не хочу меняться с ними местами. Не хочу мужчину, которого приковали бы ко мне красота или волшебство. Заодно вдруг оформилась мысль, что мучила ещё со времён Ривенделла – почему Торин? Почему именно он? Потому что он что-то делает в этом безумном ноющем мире. Дракона убить невозможно. Но это не значит, что нужно пытаться про него забыть.