***
айко шустрая и смекалистая, и по ней видно, что все она это делает ради того, чтобы от неё побыстрее отвязались. ушиджима её понимает. она быстро показывает ему какими средствами мыть полы, какими столы и окна, как чистить аквариум, и как нести сразу два подноса, полных тарелок. госпожа айзава заключает с ним договор на оклад в двести десять тысяч йен* («эй, у тебя даже не полный рабочий день, тебе с лихвой окупится чаевыми!»), а потом больно лупит его по плечу, поздравляя со вступлением в команду. тётушки звонят ему приблизительно каждые два с половиной часа, если он не возьмёт трубку вечером будет плохо. тендо всегда раздражался и злился с их поведения. с их образа мыслей и отношения к вакатоши. у тендо хорошая семья, такая громкая и с бесконечной тягой к жизни, как и он сам. у вакатоши вместо семьи — умирающая в припадках старая аристократия. (— их попытки вести себя как важные особы просто отвратительны, — сатори злобно бормочет, пока пьёт свой переслащенный латте. он всегда заказывает только латте. это странно. вакатоши хмыкает и поправляет наушник. — как у них от злости до сих пор не разорвался желчный пузырь? или ботокс не потёк? я просто не понимаю.. — тендо с кем-то щебечет на французском, — я просто не понимаю, почему если они так помешаны на контроле, они до сих пор не завели собаку? почему, даже уехав, они продолжают на тебе отыгрываться и вести себя так, будто ты им должен за то, что они тебя не выкинули на улицу в детстве? — меня ни о чем не спрашивают, — вздыхает ушиджима, пока протирает бокалы перед рабочей сменой. — в доме престарелых их тоже никто ни о чем спрашивать не будет. вакатоши смеётся тихо и искренне.) вечером он приходит домой и падает топориком на диван. отправляет фотку зачетки и сразу же выключает телефон. хватит с них. по телеку крутится «иллюзия обмана». вакатоши думает, как желание мести застилает людям глаза, как бессмысленный процесс превращается в смысл их существования. хотя дилан ротс прикольный мужик, и всадники у него крутые, и тётя из парижа тоже. пальцы зудят написать ойкаве, только повода нет. нет причины его тревожить. они же не друзья. ойкава вообще ненавидел его всю старшую школу. ушиджима вдыхает затхлый воздух квартиры и решает, что с первой зарплаты купит себе увлажнитель воздуха. вечер смыкает веки. завтра утром ему нужно будет купить перчатки, потому что женская с-ка не налезает на его огромные ладони. нужно будет сходить заплатить за интернет, желательно до смены, созвониться с тендо, потому что идиотское чувство непроглядного одиночества слишком давит. щемит грудную клетку. ушиджиме начинает казаться, что ещё немного и он начнёт бросаться на прохожих, лишь бы они поговорили с ним. только общаться как «нормальные люди» он не умеет. сам этот ойкава ненормальный. он и его идиотские соцсети. ночь мягкая в пелене городского смога. у вакатоши скучает сердце. только не по кому скучать ему, глупому, не по кому.***
работать оказывается весело и интересно. в их ресторанчик заходят не так много людей, в основном пожилые пары, школьники, домохозяйки, и мимо пробегающий офисный планктон. все как обычно. вакатоши быстро учит меню: в основном там традиционные несложные блюда, которые он и сам знает, как готовить; какие-то итальянские пасты; странные супы и десерты. госпожа айзава представляет его кухне — молоденькому сушисту, двум поварам и пожилой мойке. она готовит ему что-то простое, но все равно вкусное на обеденный перерыв и отдаёт вечером какую-то еду в контейнерах. тётушки настоятельно его просят приехать в мияги, ведь они так скучают, а ещё им нужно увидеть его зачётку и «убедиться самим». — не могу, — отвечает вакатоши, пока выкидывает мусор на заднике, — я работаю. в трубке повисает какое-то безжизненное молчание. не слышно даже дыхания. — зачем тебе работать? — интересуется склизким тоном средняя тётушка. по телефону с ним разговаривает всегда только она, хотя вакатоши знает, что эти трое облепили мобильник со всех сторон. и что ответы у них генерируются втроем одновременно и одинаково. — приучаю себя к самостоятельности, — опирается на мусорный бак ушиджима, когда госпожа айзава выходит покурить. вакатоши вглядывается в её лицо. у неё очень милые черты для женщины средних лет — беличье такое лицо, с круглыми щеками и выпирающей передней губкой. загар и яркий макияж делают её больше похожей на американку, нежели на коренную японку. понять сколько ей действительно лет можно только тогда, когда госпожа айзава откроет рот — засверкает золотым клыком и загремит сипим звучным басом. они с айко действительно похожи. лицо у неё почти такое же, только без загара, макияжа, и усталых мешков под глазами и морщинок в уголках глаз. айко тоже курит, только попросила никому не говорить. ушиджима никому не говорит. — ты слушаешь? — голос в трубке чуть подрагивает от раздражения. — нет, — говорит, — я задумался. — подумав, добавляет, — извините. и опять молчание. какие насыщенные у них получаются диалоги по телефону. знал бы ушиджима, что так просто, то всегда бы разговаривал с ними только так. пусть они даже находились бы в одной комнате. — повторюсь, мы конечно очень ценим твои старания, и то, что ты изъявил желание стать более самостоятельным и зарабатывать деньги, но, — тётушка гулко сглатывает, — не стоило. тебе все таки только восемнадцать, и-.. — у меня день рождения в августе, — перебивает вакатоши и смотрит как госпожа айзава курит. она всегда курит тонкие и какие-то душистые. айко курит такие же. — спасибо, что напомнил, — сухим языком ворочает тётушка, — но я повторюсь. зарабатывать — это отлично, но ты должен быть в мияги и ты должен показать нам свою зачетную книжку. — я присылал вам фотографии. — это не то, — шелестит тётушка с явной улыбкой в телефон. настолько не доверять в его годы — это просто абсурдно. настолько из кожи вон лезть, чтобы сохранить свой контроль над ним — это просто жалко. — я пришлю вам распечатки. извините, но мне нужно работать. до свидания. звук уходящих гудков проносится на весь мир. госпожа айзава ничего не говорит и на него даже не смотрит. понять сколько этой женщине лет, можно, подождав пока она заговорит, или, всмотревшись в её глаза. в скопившуюся влагу в уголках её глаз. в сетку морщин почти до век. в полопанные капилляры. она курит вторую или третью сигарету по счету. что-то случилось, только знать бы — что? ушиджима уходит, прикидываясь слепым, невнимательным и немым.***
— нужно похоронить рыбок, — говорит айко, карауля его у входа, — мама потом скажет тебе куда идти и даст тебе лопату. — это из-за них айзава-сан такая… — ушиджима неловко поправляет ткань мастерки на груди, — расстроенная? он никогда не видел такой выдержанно-сухой — взрослой, — улыбки у ребёнка. — этот аквариум и рыбки – единственное, что нам осталось от отца. у них у всех были имена: цезарь, цербер и цицерон. — айко хлопает себя по карманам, наверное, в поисках сигарет, — отец был историком и картежником. слишком самонадеянным и слишком азартным для навыков, которыми он обладал, кстати. сначала он тащил из дома наши серёжки, браслеты, кольца, потом начала пропадать техника. будь у нас машина, он бы проиграл и её тоже, — она хмурит серебряные брови, не найдя того, что искала, — мама очень много скандалила, грозилась сама пойти в полицию, если он не прекратит. айко идёт мягкой поступью в сторону служебного туалета. все работники курят либо в нем, либо на улице, ушиджима знает. у неё волосы — серебряные нити — вьются у затылка, словно шелк. такое же беличье лицо, как у матери, только глаза не такие. не добрые, не открытые, а тяжёлые, как у телёнка. смотрят всегда исподлобья, выстраивая ряд нижних ресниц кольями. ресницы у айко такие же серебряные. и курит она смешно, совсем не боится, что могут заметить. выдыхает струйки дыма, пускает колечки. вакатоши так не умеет. только он даже и не курит. — а почему айзава-сан не ушла от него? — спрашивает вакатоши, выкидывая содержимое пепельницы в пакет. он все ещё, как бы, на работе. — потому что любила сильно. ну, в основном из-за меня, я же совсем мелочь была тогда. вот и наговорила маме, если они расстанутся, то я из дома сбегу и всякое такое. — айко сжимает фильтр бледными губами, когда лопает кнопку, — а потом однажды я прихожу со школы, а приходить, оказалось, некуда. мы сидели с мамой в суде вместе с этим гребанным аквариумом — единственное, что отцу разрешили забрать. и все. конец. она отправляет тлеющий бычок ловким щелчком прямо в пепельницу. и они молчат, сидя в тусклой уборной с жёлтой плиткой, на унитазах друг напротив друга. кто вообще мог додуматься поставить их так? и молчание их хорошее: не неловкое, от незнания что бы сказать такого подходящего и уместного; не полное жалости к чужой трагической судьбе; не полное сожаления о том, что невольно были растрепаны все свои секреты почти незнакомому человеку. это было хорошее молчание. — ты, кстати, разговариваешь со мной неформально*, — задумчиво замечает вакатоши. — а ещё рассказываю все свои секреты. —айко ухмыляется, и её верхняя губка так же задорно задирается, как у матери, — ты же никому не расскажешь? ушиджима как-то неоднозначно мычит и трёт широкой ладонью подбородок. — только одному другу из киото. можно? айко поднимает блестящие брови и смотрит на него как-то странно. вакатоши чуть сам себя не кусает за язык, потому что какого черта? в какой момент ойкава стал его другом? а о том, что они друзья, надо будет рассказать самому ойкаве или сам как-нибудь догадается? — что за друг? — я не уверен друзья ли мы, он, по-моему, ненавидел меня всю старшую школу. — но ты называешь его своим другом, — губы айко не дрогнули, но в голосе явно заиграли насмехающиеся нотки. — да. хочу быть с ним чем-то вроде. — чем-то вроде, — она тянет слова и поднимается с унитаза, — ну, ему разрешаю. спасибо тебе, вакатоши-кун, я никогда и никому об этом не рассказывала. теперь я чувствую себя счастливее, — она протягивает ему руку с вытянутым мизинцем, — а раз ты так много обо мне знаешь, то.. ты будешь моим другом? ушиджима конкретно подвисает, задумываясь о словах в его голове. никто и никогда не хотел стать его другом так открыто и просто. кто-то вечно чего-то от него хотел: тренера, студсовет, тётушки, одноклассники. и никто ни разу не спрашивал его, чего же хочет он? тендо, наверное, разревется, когда вакатоши расскажет о новой подружке. он обхватывает её костлявый мизинец своим, и улыбается робко, уголком губ.***
(17:23) Я только что устраивал похороны.(17:24) ушивака ты ЧТО
ушиджима вздрагивает, услышав звук уведомления. он рассчитывал, что ойкава опять будет отвечать ему по пять часов, поэтому не настраивался на диалог. он нервничает, и усмешка кривит его губы. (17:24) Эм. (17:24) Точнее, (17:24) У меня умерли на работе золотые рыбки, и хозяйка отправила меня в какой-то храм и дала отгул до конца дня. (17:25) Никто не мог дать коробку от бенто, поэтому я положил их в морскую капусту и закопал. вакатоши спускается по разбитой, уложенной плиткой, лестнице. у него грязные джинсы, испачканные рукава мастерки, да и весь он в земле и пыли, словно целый день высаживал арбузы. айзава-сан сказала прийти именно в этот храм — какой-то там луны, — который находился за городом, до которого не ходят автобусы и который выглядит так, словно последние лет десять он заброшен.(17:26) что с тобой не так
(17:26) почему ты просто не смыл их в чёртов унитаз, извращенец
ушиджима хмурит густые брови. это, блин, неправильно. вакатоши помнит, как в детстве у них дома поселилась дворовая киса: кокетка и разбойница с золотыми глазами и лапами. и она приходила к нему ночью через окно, он гладил её и скармливал свой безвкусный рис и разваренную курицу. тётушки никогда не любили животных, но служанки и поварихи были от неё без ума. когда киса пришла к ним рожать котят — это было событие. все носились вокруг этой кошки как ужаленные, главная кухарка принимала роды, но все боялись, что кошка погибнет. вакатоши тогда заперли в чулане, потому что детям такое видеть нельзя. и он сидел в пыльной каморке и плакал, потому что киса за стенкой тоже кричала и плакала, и так прошло пару часов. а когда его выпустили, лица были у всех серые и зареванные. у кисы родились мёртвые котята и она умерла вместе с ними. у ушиджимы не было ни одной слезы. когда пошли хоронить, его уже никто не выгонял, даже разрешили нести коробку из под обуви. и в каждой коробке было по маленькой смерти. (17:26) Это кощунство.(17:27) это гребанные аквариумные рыбки им насрать
(17:27) Я сейчас обижусь.(17:28) ладно ладно извини
(17:28) это клево что ты сделал для них все по-настоящему
(17:28) думаю сейчас их ждёт райский океан или типа того
(17:29) Спасибо.(17:29) а надгробия для них сделал?
(17:29) Да. (17:29) Цицерон, Цербер и Цезарь. айко предусмотрительно вручила ему нож и парочку дощечек, на которых обычно пишут предсказания и делают амулеты. вакатоши изрезал себе все пальцы, пока вырезал имена и пытался соорудить из палок и прутьев что-то похожее на стенд.(17:29) ты больной
(17:30) ……(17:30) лаааадно я каюсь прошу прощения
(17:31)ты доволен?
(17:31) Более чем, спасибо. палец дрожит всего долю секунды. как и дрожит его сердце. он сидит на холодной земле и солнце уже катится за линию леса, но внезапно становится жарко-жарко, как под солнцепеком. и страшно. (17:31) Ты не хочешь приехать в Токио? На Новый год? (17:32) Тебе, кажется, там одиноко.(17:36) почему это мне одиноко
ушиджима чувствует, как пульсирует венка на его виске. (17:37) Звучишь так, как будто тебе одиноко. (17:37) А ещё ты сразу отвечаешь на мои сообщения. (17:37) Мне тоже тут одиноко. (17:37) А так нам будет одиноко вдвоём. он откладывает телефон — читай, бросает дорогой айфон экраном в кусты. но ему сейчас все равно. дурацкая сердечная мышца, для кого ты так стараешься? на улице прохладно и дует ветер, а ещё нужно как-то спуститься к город. в токио звёзд не видно, слишком ярко даже ночью, а здесь их видно даже в сумерки. вон там андромеда, вон там — альфа центавра. так долго сидеть на земле вредно, да и ноги затекают, но сейчас об этом думать даже не хочется. ойкава не отвечает. зачем он вообще все это затеял? идиотские переписки с идиотским содержанием и очень жалким исполнением. тендо бы вправил ему мозги и сказал бы какой он придурок. может, поэтому рассказывать ему и стыдно, потому что вакатоши сам подсознательно понимает, как же это все глупо. скоро закончится лето и все тоже закончится. у него догорает восемнадцатый год жизни. где-то в кустах жужжит телефон. сердце больше не бьётся.(17:44) извини вакатоши но я должен идти
(17:45) и запомни что золотых рыбок хоронят в ванной
ох, надо же. оказывается, сюда не ходят даже такси.