Потёмки

Горячий бульон заполняет желудок, растекаясь теплом по всему телу. Промерзшие ноги наконец-то согреваются, Джемин физически чувствует, как краска приливает обратно к лицу. Он загребает ложкой рис и тут же запивает его наваристым кимчи ччиге, опаляющим язык. Палочки подхватывают с блюдца яичный рулет и отправляют его в рот. Обедать с Джено, которого он вначале посчитал сумасшедшим, было странно, но резко проснувшийся голод перекрыл всё остальное. Хозяин дома поглядывает на то, как он с аппетитом ест, пряча в углах губ улыбку, и сам активно черпает ложкой. Современные столы были редкостью в деревнях, но судя по всему, в этой семье традиционный низкий стол был большим и доставался только для масштабных посиделок. Поэтому они сидят в скромной кухне, пахнущей лимонами и кимчи. На столешнице сушится посуда, под ореховыми шкафчиками висят полотенца и толстые прихватки. От печи у стены веет теплом, оставшимся после подогрева еды. Через окно слышно кудахтанье кур. - А холодильника у вас нет? – Джемин отодвигает тарелку и залпом выпивает стакан воды. - Энергию жрёт, зачем он нужен? Всё, что портится, можно хранить в погребе. - Туда же тащиться надо. - Чего там тащиться? Спустился, взял, что надо, да поднялся. Дело трёх минут, - Джено встаёт, берёт маленький чайник, в котором ранее залил кипятком какие-то травы, разливает напиток по стаканам и ставит один перед Джемином. – Липовый чай. Хорошая профилактика от простуды, ты весь продрог, пока по лесу шлялся. - Ничего я не продрог. - Ну да. Трясся, как осиновый лист, когда я тебя увидел. Ещё ведь с моря, а с него задувает. Пей, не препирайся почём зря. Джемин барабанит пальцами по столу, наблюдая за тем, как Джено садится обратно на своё место, после чего всё-таки сдаётся и дует на янтарный чай в пастельно-синей керамической чашке. По поверхности бежит рябь. Подув несколько раз, он осторожно отпивает, всё равно чуть обжигаясь. В терпкости чувствуется небольшая сладость, но она естественная, ненавязчивая. Горло словно обволакивает тонким слоем бальзама. - Ну как? - Вкусно, пойдёт. - Вот видишь, - Джено гордо хмыкает. – Естественность без добавок считают пустой, когда на самом деле она как раз-таки в меру полная. - Житейская мудрость? - Факт. Ком в груди размягчился, дышать стало проще. Бывают дома, войдя в которые сразу успокаиваешься. Атмосфера в них похожа на мёд, ароматный и тягучий. Ничего особенного может и не быть, самая обычная мебель, самые обычные стены, минимальный декор. Однако мягкая тишина и плавные запахи окутывают сознание уютным пледом. Джемин понятия не имеет, кто такой Джено и какая у него семья, однако здесь он впервые за своё нахождение на острове почувствовал комфорт. Да и после осознания того, что здесь все жители верят в их личный фольклор, Джено уже не кажется ненормальным. Он хотя бы не смотрит на него, как на чумную крысу. - Так и… чем вы тут занимаетесь? - Живём, - издаёт смешок Джено. - Жизнь, к которой я привык, и ваша жизнь отличаются. То есть я понимаю, что вы занимаетесь садоводством там, животных держите, что-то собираете. А ещё? В свободное время, например? Тут же нет интернета и всякой техники. - У некоторых есть телевизоры. Каналов мало, конечно, всего четыре, но и этого достаточно. Не всё же время развлекаться. Отдохнуть можно и просто полежав на сеновале или поиграв с собакой. Я вот сейчас отдыхаю – сижу и пью чай. - И тебе весело? - Новый человек – это всегда весело. Ты наблюдаешь за мной, а я за тобой. - Звучит не очень. - Почему? - Как будто мы маньяки. Джено смеётся, закинув голову назад. Его глаза превращаются в плавные дуги, угольная чёлка падает набок. Полнейшая противоположность той твёрдости, которая была в лице, когда он затаскивал его под навес. Низкий глуховатый голос разносится под крышей. - Но серьёзно, я понятия не имею, чем мне тут заниматься десять дней. - Гуляй, отдыхай от города. Правда в лес один лучше не суйся, ещё набредёшь на кабанов или лис. - Они реально тут есть? - Ну да. К поселению близко не подходят, но если уйти глубже, то запросто можно наткнуться. - Ясно, значит дальше метра в лес не захожу. - Уж настолько можно не осторожничать, - Джено фыркает и отпивает чай. – Купи какие-нибудь журналы с головоломками на базаре, у нас их старики любят. Или если совсем скучно будет, то приходи помогать по хозяйству, работа всегда найдётся. - Я подумаю. За столом они сидят ещё около получаса. Джено разливает чай по второму кругу и рассказывает про хозяйство, про рыбную ловлю в море, про свою мать-швею, которая ушла делать замеры детей соседской семьи, попросившей новые рубахи для растущих сыновей. Чай кончается, свистящий в щелях ветер немного затихает. - Ну здравствуй, путник. Когда в дверях появляется вернувшийся с пасеки отец Джено, вежливо кланяющийся Джемин понимает, что они буквально являются копиями друг друга. Те же крупные черты, тот же низкий голос. Только у старшего мужчины вокруг глаз хитросплетения из морщин, а у рта чуть нависающие над уголками губ складки. Он кидает перчатки на столешницу, туда же ставит полупустую бутылку воды и прислоняется, чуть присаживаясь. - Как тебе Унмён? Проблем нет? - Нет, всё нормально. Сходил за свечами и спичками, Джено обещал научить меня пользоваться печью. Джемин вспоминает инцидент на базаре. Он бы назвал это проблемой, но он не из тех, кто ябедничает на каждую мелочь, как требовательный ребёнок. Джено с интересом поднимает на него глаза. Видимо, он как раз ожидал, что тот пожалуется на не очень радушную встречу местных. - Это правильно, надо тебя приобщить к хозяйству, а то в Сеуле-то жизнь она проще, всё под рукой. Это здесь придётся всё самому делать, но ничего, быстро научишься, ты парень молодой, ладно соображаешь. Мы тебя и корову доить научим, если захочешь, - мужчина гулко смеётся. – У мамки как дела? Нормально? - Да, - Джемин отвечает чуть растерянно, брови сводятся. – Вы её знаете? - А то как же, в детстве вместе лягушек ловили, пока её отец не увёз. Думал, она приедет по старой памяти, пообщаемся, жена вот тоже её знала. - Я предлагал ей поехать вместе, но она очень занята на работе. - Это понятно, дел, наверное, на материке невпроворот, всё зарабатывать надо, - он несколько раз кивает. – А что с домом решили? - Нам он не нужен, слишком далеко от Сеула. Делайте с ним, что хотите. - Мы так и думали. Ты ведь уже осмотрелся там? Как он тебе? - Очень… необычный. Бабушка была необычной женщиной, как я понял. - Что правда, то правда, - мужчина грузно вздыхает, скрещивая руки на груди. – Грешно так говорить, но всем легче стало, как эта ведьма померла. И станет ещё легче, когда хату её с землёй сровняем. Ну ладно, это уже наше дело. Сейчас принесу документы. Через минуту он возвращается с двумя бумажками, написанными, конечно же, от руки. После того, как Джемин расписывается, он даёт ему местную кадастровую книгу с пожелтевшими и замасленными страницами, куда Джемин вносит себя, как собственника, и рядом пишет отказ от собственности. Пара клякс, ради которых он несколько часов тащился сначала на автобусе, а потом на пароме. Разобравшись с бумагами и попрощавшись с главой семейства, Джемин выходит на улицу, держа пакет со свечами и пакет с посудой, которую собрал ему Джено. Тот в свою очередь уходит куда-то вглубь дома, где копается в шкафах, после чего вручает ему подушку, наволочку, пододеяльник и покрывало для того, чтобы застелить матрас, а сам берёт в руки скрученное одеяло в мелких цветках. Время перевалило за обед и медленно текло к вечеру, поэтому погода стала заметно теплее по сравнению с тем, что было утром. Небо оставалось таким же затянутым и светлым. По некоторым улицам важно ходили гуси, грозно поглядывающие на проходящих, на одном из заборов довольно спит слегка потрёпанный рыжий кот. Джемин чувствует на себе пару взглядов, но по большей части никто не обращает внимание на двух парней, несущих постельное бельё. Все были заняты своим собственным бытом. - Воду бери вот в этом колодце, - говорит Джено, когда они проходят по уже знакомому месту. – Только смотри ведро не урони, его заколебешься потом ловить крючком. - Постараюсь. - Если совсем никак, то мальчишек местных попроси, они помогут. - Да разберусь уж как-нибудь. - Ну смотри. Ручей бушует и пенится, несясь меж берегов и спотыкаясь о камни. Джено проходит по доскам, ни на секунду не сбавив шагу, в то время как Джемин ступает осторожно, по-прежнему не веря в их надёжность. Осторожно поднявшись по скользкому склону, они направляются к воротам с летящими красными лентами. Рука толкает калитку, пакет со свечами ударяется о доски. Джемин поднимается по ступенькам к входной двери и открывает её, когда понимает, что не слышит шагов позади. Он оборачивается и видит, что Джено до сих пор стоит у ворот, напряжённо рассматривая дом. - Ты чего? - Просто, - он резко выдыхает, качая головой, и будто заставляет себя войти. – Нам всё детство строго-настрого запрещали даже подходить к этому участку. Странно заходить внутрь. - Можешь остаться здесь, если не хочешь заходить. - Нет, всё нормально. Джено сжимает челюсти, в его глазах плещется решительная серьёзность. Разувшись, они проходят в дом. Всё та же промозглая прохлада мгновенно начинает кусать кожу. Джемин чувствует, как собранное внутри тепло борется за то, чтобы остаться. Он надеется, что затопленная печь поможет прогреть помещение. Мысль о том, чтобы затапливать печь в середине июля, когда ещё вчера он ворочался от сеульской жары, казалась невероятно абсурдной. - Давай пока положим всё на столешницу в кухне, - велит Джено, вертя головой. – Снимем её бельё и сожжём. - Зачем сжигать-то? – недоумевает Джемин, послушно выпуская вещи из своих рук над столешницей. - Она на нём умирала, всё пропитано её потом и смрадом. Пусть идёт за ней в землю. Подушка летит на пол, следом за ней одеяло. Тёмно-серая простынь действительно покрыта всевозможными разводами. Джено буквально сдирает её с матраса. В этот момент на пол что-то падает. Наклонившись, Джемин поднимает блёклый жёлтый конверт. Перевернув его, он видит на обратной стороне чернильную надпись. - Прими, - читает он, хмурясь. – Прими что? Он открывает конверт и поначалу озадаченно разглядывает содержимое. Его глаза округляются. Внутри лежит сложенный клок седых волос и что-то вроде платка с багровыми пятнами. - Не трогай, - Джено мгновенно вырывает конверт у него из рук и швыряет его к лежащему кучей белью. – Клятая ведьма. - Что это? - Не знаю. Скорее всего она пыталась передать свою силу, думала, что твоя мать приедет. Ведьмина кровь и ведьмины волосы – это точно какой-то ритуал. - Слушай… - начинает Джемин, вздыхая, но докончить ему не дают. - Хочешь потрогать волосы и кровь покойницы? – Джено смотрит ему в глаза в упор. - Нет, но… - Тогда переворачивай матрас, а я пока свяжу всё это в куль. Джемин терпеть не может, когда ему указывают, но понимает, что и так должен Джено за то, что тот ему помогает. Поэтому он давит бушующее негодование и хватается за старый тяжёлый матрас, с кряхтением переворачивая его. В стороны летит многолетняя пыль, кровать едва слышно трещит от махинаций. - Бери спички и пошли. - Куда? - Здесь недалеко в поле есть пепелище, где мы сжигаем мусор, а потом делаем из этого удобрение. Хоть какая-то польза от неё будет. Подкинув коробок в руке, Джемин убирает его в карман и следует за Джено, который несёт плотный куль из одеяла. Некоторые половицы скрипят под их ногами. Пройдя через арочный проём, они обуваются в полутёмной прихожей. - Стой. Над ухом звучит шёпот и Джемин резко оборачивается. Вокруг лишь летает пыль, да колышется паутина. Тишина дома не прерывается даже дыханием. Сердце стучит, как покатившаяся по лестнице монета. Он готов поклясться, что слышал голос, но в доме нет никого, кроме них двоих. Джемин поворачивается обратно и сталкивается с застывшим взглядом Джено. - Ты слышал? – напряжённо спрашивает он. - Это сквозняк, - Джемин пожимает плечами, успокаивая дробь внутри. – Я, наверное, не до конца окна закрыл. - Это не было похоже на сквозняк. - Значит, всё-таки крысы под потолком бродят. Давай пошли уже. Он подталкивает Джено в спину, одновременно желая и скорее выйти из дома, и прикрыть очередной разговор о местных поверьях. Его бабка была поехавшая и пугала население своими выходками и поведением – конец истории. Тот факт, что на улице ком в груди, набухающий в доме, немного отпускало, он списывает на тусклость интерьера, холод и мысль о том, что ему в этой халупе жить десять дней. Он сам себя там нагнетает. Высокая трава доходит почти до колен, когда они проходят мимо деревянных построек и заступают на сочное поле. Оставшиеся после дождя капли покрывают джинсы тёмными пятнами. Запах свежей зелени настолько сильный, что при первых вдохах организм слегка теряется, не понимая, как реагировать. Джемин несколько раз вдыхает полной грудью, пропитываясь им и чувствуя лёгкое головокружение. От каждого порыва ветра по полю проносится волна. У края поля, близкого к озеру, находится полностью лишённый травы овал, где посередине имеется то самое пепелище, чернеющее на фоне усыпанного песком периметра. Чем меньше становится расстояние, тем сильнее бьёт в нос горький запах гари. Стоящая вокруг трава кажется жухлой и пожелтевшей. - Давай мне спички, - Джено скидывает куль в пепел, который подскакивает вверх. - Это не вредит природе? – интересуется Джемин, протягивая ему коробок. - Костёр контролируемый и сжигается здесь только бумага, древесина, ткань или какие-нибудь пищевые отходы. Для пластика есть отдельное место подальше от поселения, пришлось уж пожертвовать парой квадратов. Спичка несколько раз чиркает по тёрке, но так и не зажигается. Кончик начинает ломаться. Джено сжимает челюсти, бросает её на одеяло и достаёт новую. - Со спичками что-то не то? - Нет, они нормальные, - Джено достаёт уже третью, сосредоточенно сводя брови. – Кончай играться, ведьма, лежи смирно в своей яме. Новая спичка зажигается с первого раза. Опустившись на корточки, Джено поджигает ткань в нескольких местах. Она тут же чернеет и начинает заворачиваться по краям, пожираемым огнём. Джемин отходит на пару шагов, когда вверх завивается дым. Спустя минуту куль почти полностью обволакивает покачивающееся рыжее пламя. - Уф, - Джемин машет рукой, отгоняя дым, поваливший прямо на него. – Как назло именно сюда. Горло саднит, он несколько раз кашляет, щурясь, и уходит в правую сторону. Только он вдыхает чистый воздух, как дым снова обволакивает его. - Оставь своего внука, - жёстко цедит Джено, загораживая парня собой. – Твоя кровь, да не твой дух. Сгинь, проклятая. - Это просто дым, - фыркает Джемин. – Видишь? Больше не валит сюда. Дым и правда метнулся обратно и теперь вился вверх, разгоняемый ветром. Куски чёрного белья, превратившегося в одну массу, отваливаются и постепенно распадаются на крошечные части. - Хорошо бы, если так, - Джено подходит к костру, осматривает его, после чего разворачивается и идёт к стоящей поодаль бочке. – Почти догорело. Наклонившись, он берёт покачивающийся внутри ковш, черпает им воду и даёт его Джемину, прося подержать. Затем он поднимает с песка железную палку, чуть загнутую с одного конца, и ковыряет ей горелые остатки, проверяя всё ли сожглось. Убедившись, что ничего целого не осталось, он заливает огонь водой. Тот с шипением гаснет, выпустив последние всполохи дыма и пара. Гром гремит бом-бом, ведьма… С другой стороны поля, рядом с кустарниками шиповника, дети снова скачут по кругу. Их звонкие голоса разносятся трелью по всей округе. - Они про мою бабку поют, да? - Да, - Джено кивает, тоже смотря на них. – Эту песню ещё в моём детстве придумали. - Она очень криповая. - Какая? - Криповая. - Что это значит? - Ну, от неё не по себе становится. - Криповая, - повторяет Джено, запоминая. – Какое слово-то выдумали. Ну да, есть такое. Это игра в догонялки. Нужно убежать от ведьмы, чтобы она не наложила на тебя хворь. - Зачем такие игры и песни? Вы же её боялись. - Чтобы справляться со страхом, может быть. Превратить его в игру. Про леших и русалок же тоже всякое придумывают. Мы уже привыкли. После пепелища они отправляются сразу на базар, где закупаются лапшой, рисом, перечной пастой, кофе, овощами и фруктами. Джемин подумывал взять мясо, но пришёл к выводу, что даже если в доме и есть погреб, то он совершенно не хочет туда спускаться. Чёрт знает, что его тронутая бабка там хранила. Отнеся продукты в дом, Джемин раскладывает их по полкам, что-то кладёт на столешницу, с которой перебрасывает постельное бельё на матрас, а потом вместе с Джено хватает вёдра и идёт к колодцу за водой. Ходить по мостику над ручьём по-прежнему было страшновато, однако когда несёшь полное ведро ледяной воды, единственное, вокруг чего вьются мысли, это желание скорее дотащить его до цели, не пролив на себя. Дома Джено учит его растапливать печь, показывая сколько дров лучше закладывать за раз и как быстрее их поджигать с помощью ненужных газет, либо старой коры. Затем он помогает перетащить стол из прихожей в кухню, чтобы не приходилось есть, упираясь коленями в ящики. Джемин предлагает выпить вместе кофе и передохнуть после хождения туда-сюда, но Джено отказывается, говоря, что у него ещё полно работы по хозяйству. Обуваясь у порога, он оборачивается. - Если тебе здесь будет плохо и тяжело, то приходи к нам. Место найдётся. - Я в порядке, меня дом не пугает, - Джемин со смешком выдыхает. – Спасибо, что так много мне помогаешь. Я даже не знаю, как мне тебя отблагодарить за это. - Не вляпайся ни во что, пока ты здесь - это будет лучшая благодарность, - беззлобно усмехается Джено. – Бывай, путник. Дверь закрывается, оставляя его в полутёмной прихожей с покачивающимися на балках вениками. Резко становится пусто. Пустота ощущается физически – разгоняемый чужой энергией воздух словно замирает. Джемин возвращается в спальню и растерянно останавливается посреди комнаты. Печь размеренно трещит. Тепло медленно заполняет эту часть дома, как будто оранжевым карандашом закрашивая белые клетки. Бесцельный шаг влево, шаг вправо, поворот. Пальцы теребят рукав толстовки, пока он пытается понять, что теперь делать. Он терпеть не может указания, но в этой абсолютно незнакомой обстановке не отказался бы от каких-то наставлений и списка дел. Джемин вздыхает и в сотый раз осматривается. Чем бы сейчас занимались его родители? На этот вопрос ответ находится внезапно быстро. Они бы убрали дом, чтобы сделать его пригодным и приятным для жизни. Пальцы щёлкают с озарением. Сначала Джемин аккуратно застилает кровать. Затем он приносит на кухню потускневший от времени тазик, бывший когда-то зелёным, наливает туда воды из ведра и разбавляет её кипятком из кастрюли, которую Джено поставил разогреваться в печь. Отложив прихватки, он достаёт из рюкзака яблочный гель для душа, после чего выдавливает немного в таз и размешивает. Достав из шкафа какое-то маленькое полотенце, он вымачивает его в мыльной воде, складывает, выжимает и начинает неторопливо протирать буквально всё, что видит. Возможно, наведя везде чистоту и избавившись от тонких дуновений затхлости, которые не перебивала даже засушенная лаванда, он сможет почувствовать комфорт. Джемин никогда не был большим фанатом уборки, однако это занятие сейчас приносит ему едва ли не радость. Он включает музыку, чтобы заполнить давящую тишину, и постепенно абстрагируется, погружаясь в процесс. Тряпка довольно быстро темнеет от пыли, поэтому приходится споласкивать её каждые две минуты. Протерев стол, он драит кухонную стенку, с силой оттирая каждое пятно, какое видит, и тщательно вытирает все ручки. Подняв голову к потолку и немного подумав, он выходит во двор, где находит какую-то палку, на которую накручивает другое полотенце, и собирает со всех углов паутину. Разобравшись с кухней, он приступает к спальне и заканчивает прихожей. Найдя метлу, Джемин выгребает оттуда все валяющиеся сухие листья и комки грязи на улицу. Поменяв воду, он начинает драить полы, кряхтя с непривычки и иногда останавливаясь, чтобы дать спине и коленям отдохнуть. Уборка заканчивается только через два часа. Покрасневшая кожа рук на пальцах скукоживается и белеет, неприятно выступая волнистыми линиями. Затем она, наоборот, начинает казаться ужасно сухой. Копчик противно ноет. Джемин делает себе кофе и грузно падает на стул в кухне, смотря в окно. За забором покачиваются деревья, от которых уже скользила густая тьма приближающейся ночи. Время переступило далеко за шесть и, хотя темнеть ещё не должно, хмурые тучи снова наседали на остров, медленно пожирая вечерний свет. Низко летающие птицы иногда проскакивают мимо окна. Слышно шипение ослабшего в печи огня. Хрустя каким-то рассыпчатым рисовым печеньем, Джемин осушает кружку, выпивая кофе до последней капли. Посидев ещё немного, он идёт в спальню и плюхается на кровать, с чувством потягиваясь. Жестковато, конечно, но спина ликовала уже от того, что он всё-таки лёг. Однако встать приходится всего через пару минут. Джемин понимает, что темнеет намного быстрее, чем он думал, поэтому расставляет свечи и зажигает их. По комнате начинают бегать покачивающиеся вытянутые тени. Положив подушку повыше, он открывает один из купленных журналов с головоломками. Особо сильно напрягаться не хочется, поэтому вместо головоломок он читает имеющиеся там глупые анекдоты, советы по садоводству, истории о сносе старых фабрик, факты о водонапорных башнях и даже гороскоп за прошедший апрель. Наткнувшись в конце на детский уголок, он водит пальцем по лабиринту и долго мучается с картинками, в которых нужно было найти отличия, как обычно в упор не видя последнее. Когда журнал, повернутый к свече на маленькой полке у изголовья кровати, откладывается в сторону, Джемин понимает, что теперь уже действительно стемнело. Комната разделилась на тускло-жёлтые кривые круги и чёрные пятна, на контрасте кажущиеся ещё гуще. Из-за проскальзывающего в щели сквозняка всё вокруг постоянно находится в плавном мелком движении. Огонь в печи затух полностью и в доме стояла практически безупречная тишина. Было слышно, как в груди гулко стучит сердце. Джемин садится, опуская ноги на пол. Хотя бы тепло ещё не улетучилось. Он встаёт и решает немного проветриться. Перед тем, как выйти, он идёт на кухню и заливает себе упаковку рамёна всё ещё горячей водой из чугунной кастрюли, всё это время стоявшей в печи. Дверь со скрипом открывается, выпуская его на улицу. В лицо мгновенно ударяет ветер, несущий запах сена и горящей древесины. Спустившись с крыльца, Джемин выходит за ворота, кутаясь в толстовку. Ночная деревня выглядит немного по-другому. В некоторых домах рядом и на том берегу видно тёплый свет в окнах, мелькают чьи-то силуэты. Кто-то сейчас наверняка ужинает, кто-то просто отдыхает после рабочего дня. Двое мужчин с коробками в руках проходят по дороге среди кустов чубушника, о чём-то переговариваясь. С другого конца улицы слышно заливистый девичий смех. Пару раз лает соседская собака. Небо тёмно-серое, всё перекрыто грузными тучами, как неровно нашитыми заплатками. Джемин смотрит на него, затем какое-то время разглядывает окружение. От большей части зданий поднимались завитки дыма, выскальзывающие из коротких труб. Когда ещё через несколько минут свет в окнах начинает выключаться, Джемин решает зайти обратно в дом. Уши уже замерзли от ночного ветра. Его встречают пляшущие тени и запах приправ. Есть при свечах было непривычно. Джемин чувствует голод, но лапшу приходится буквально заталкивать в себя. Комфорта после уборки так и не прибавилось. Он по-прежнему ощущает душащее напряжение внутри, находясь в этих стенах. Мышцы не расслабляются ни на секунду, всё время хочется оглянуться. Остаётся лишь надеяться на то, что после первой ночи станет легче. Ему просто нужно время, чтобы привыкнуть. Допив горячий бульон, Джемин кладёт палочки в коробку, задувает свечи и идёт в спальню. С минуту посидев на кровати, он идёт и гасит все остальные. Он мало того, что устал за день, так ещё и заняться было особо нечем. Поэтому лечь спать кажется самым лучшим вариантом. Закутавшись в одеяло, он отворачивается к стенке и закрывает глаза. От постельного белья приятно тянет цветочным порошком. Этот мягкий аромат слегка успокаивает, заставляя напряжённые плечи чуть опасть. Снова слышно лай соседской собаки. Завывает ветер. По крыше начинают размеренно барабанить первые капли дождя. Немного поворочавшись, он всё-таки засыпает под удалённое грохотание. Из сна Джемина вытягивает какой-то тонкий протяжный скрип. Он с трудом разлепляет глаза, смотря в бледную стену перед собой и не сразу вспоминая, где находится. Чмокнув слипшимися губами, он привстаёт на локте, не понимая, что его разбудило, и поворачивается. Сначала темнота кажется одинаково непроглядной, но затем глаза привыкают и постепенно начинают просматриваться очертания предметов. Джемин уже собирается лечь обратно, когда осознаёт, что висящего в воздухе прямоугольника раньше не было. Тело застывает, брови хмурятся. Он переворачивается на другой бок полностью и напрягает зрение. Дверца шкафа открылась. Облегчение от осознания того, что это всего лишь шкаф, длится недолго. Он ведь точно его закрывал, как он мог открыться? Джемин откидывает одеяло и достаёт из-под подушки телефон. - Чёрт. Нажатие кнопки ничего не даёт – разрядился. Джемин берёт с полки коробок спичек и несколько раз чиркает. С пятой попытки крошечный огонёк нерешительно зажигается. Осторожно поднеся его к фитилю свечи у кровати, Джемин поджигает его и отрывает свечу от полки, туша спичку. Пара кусочков воска крошится на пол. Поднявшись на ноги, он маленькими шагами двигается к шкафу, чувствуя, как ком в груди давит на колотящееся сердце. Чего он боится? Здесь же никого нет. Пол холодит ступни. Дрожащий ореол света падает на дверцу. Джемин не замечает, что перестаёт дышать от напряжения. Он подходит ближе и с небольшой задержкой резким движением открывает вторую створку. Над кучей тканей летает одинокая моль. Шумный выдох. Конечно же, здесь ничего нет. Он ворошит рукой тряпки, после чего с досадой закрывает шкаф. Появляется злость на свой беспричинный страх. Ему же не пять лет, как он мог испугаться обычного шкафа? Наверное, старая дверная защёлка просела из-за того, что он не до конца закрыл створку, когда копался здесь днём. Недовольно цокнув языком, Джемин задувает свечу, возвращает её на полку и ложится обратно в постель. Сердце через какое-то время успокаивается. Судя по плотной темноте и остановившемуся дождю, сейчас была глубокая ночь. Во всём виноваты эти дурацкие поверья. Наслушался всякого бреда и создал проблему буквально из воздуха. Джемин плотно сжимает глаза. Нужно попытаться уловить остатки подорвавшегося сна. Однако засыпает он только через час и до самого рассвета вертится в беспокойстве, находясь одновременно и во сне, и в реальном мире. Истории у снов нет, лишь только звучит звонкая, разносимая ветром песня. Гром гремит бом-бом, ведьма, Навлекла ты хворь оголтелую. Духи чуют твой смрад, ведьма, Разгрызут твою душу грешную.