Потёмки

Холод щиплет кожу, стоит только руке выскользнуть за пределы одеяла. Джемин недовольно хмурится и трёт абсолютно ледяной кончик носа. В доме не осталось ни намёка на былое тепло. В окна льёт тусклый свет белёсого неба. Проморгавшись, Джемин садится, тут же ёжась от сквозняка, проскользнувшего под задравшуюся штанину. Он кутается в одеяло, сонно прикрывая глаза. Через пару минут более осознанный взгляд падает на шкаф. Дверцы закрыты. Когда ступни касаются пола, он едва не подскакивает от пробежавшего по телу мороза. Носки не спасали совершенно. Быстрыми широкими перебежками Джемин входит в кухню и начинает заталкивать дрова в топку. Указательный палец простреливает болью и он шипит. Из кожи торчит крошечная заноза. Он щурится, пытаясь рассмотреть её, и с третьей попытки всё-таки умудряется выдернуть её ногтями. Содрав кору с одного из поленьев, он поджигает её спичкой и кладёт внутрь. Раздаётся неравномерный треск, появляется первый виток дыма и с небольшим сопротивлением огонь переходит на одно из поленьев. Джемин закрывает топку, доливает воду в кастрюлю до краёв, убирает её в печь и закрывает отверстие железным заслоном. Дверь нехотя поворачивается на петлях. Вопреки ожиданиям улица не встречает его промозглыми порывами холодного воздуха. Спустившись с крыльца, Джемин понимает, что на улице вообще было теплее. Однако когда он потягивается, показавшийся под толстовкой живот всё равно обдаёт по-утреннему леденящим покалыванием. Лениво шлёпая по чуть влажной земле, он обходит здание и выходит на задний двор, направляясь к темнеющему на фоне забора туалету, который не обладал ничем, кроме дырки в полу, жирных мух и поставленной Джемином бумаги. Выходя обратно на свежий воздух, он разминает шею и водит в стороны затёкшими после сна лопатками. Он идёт обратно к лицевой стороне дома, когда боковое зрение выхватывает силуэт в кухонном окне. Голова резко поворачивается, сердце на пару секунд замирает. Никого. В окно видно только стол с оставленной на нём коробкой от рамёна. Джемин отрывисто выдыхает, продолжая сверлить стекло взглядом. Он готов поклясться, что видел очертания головы с чуть растрёпанным пучком волос и худощавое тело. Пальцы трут лоб. Он плохо спал и ещё не до конца проснулся. Наверное, это был обычный отсвет. Подождав, пока вода немного нагреется, Джемин набирает себе ковш и выходит на улицу, чтобы умыться. Отсутствие водопровода с раковиной определённо находилось в топе недостатков этой халупы. Вернувшись обратно в кухню, он насыпает пакетик кофе в ту же чашку, где на дне оставались коричневатые разводы, и открывает новую упаковку рамёна. Готовить не хотелось, возможно, он сварит себе рис и нашинкует капустный салат вечером. Очень не хватало ноутбука или телевизора, чтобы хотя бы немного скрасить свой унылый завтрак. Джемин наматывает лапшу на палочки, без интереса смотря на волнующиеся деревья за окном. Даже музыку не поставить. Тишина дома буквально прибивает настроение к нижней планке, не давая подняться ни на сантиметр. Когда он запрокидывает коробку, чтобы выпить бульон, в спальне раздаётся короткий удар. Коробка опускается. Джемин вытягивает шею, заглядывая в дверной проём, и видит какое-то пятно на полу около кровати. Отодвинув стул и утирая уголки рта рукавом, он выходит из кухни. На тёмных досках лежит упавший с подножья кровати журнал, раскрытый на статье с заголовком «Принятие себя». Джемин наклоняется, поднимая его. Палец проходится по первому слову. За последние сутки он слишком часто слышит и видит вариации слова «принять». Внутри колышется лёгкое беспокойство, причину которого выявить не получается. Положив журнал на место, Джемин возвращается в кухню и допивает бульон. Ногти стучат по столу, пока он пытается решить, чем теперь заняться. Комната хорошо прогрелась, желудок был наполнен, утренний озноб исчез. Присев на корточки, он проверяет топку. От дров остались потрескавшиеся вытянутые угли, чуть полыхающие в разломах, огня уже не было. Джемин набирает воду в ненужный бабкин стакан, который не жалко было испачкать, достаёт из рюкзака тонкий скетчбук, упаковку акварели, две кисточки, пачку салфеток и выходит из дома. Раз погода относительно хорошая, значит, надо проводить время на улице, пока есть возможность. Мрачные стены дома слишком давят. Пусть даже он не верит во все те сказки, что ему наговорили, он всё равно чувствует себя неспокойно, находясь там. Птицы громко щебечут, блестящими глазами наблюдая за тем, как он спотыкается о переплетения какой-то растительности с толстыми стеблями и скачет на одной ноге, пытаясь не пролить воду. На траве сверкает утренняя роса, кудахчут куры, по дороге две девушки несут вёдра с чем-то, напоминающим зёрна, возможно, корм для животных. Чуть поодаль на том берегу у дерева стоят две привязанные козы, лениво двигающие челюстями. Джемин доходит до ручья, но не спускается к нему, а вытаптывает себе место на небольшом пригорке. Проносится мысль о том, что надо было взять с собой какую-нибудь тряпку, чтобы подстелить её под задницу, однако тащиться назад уже не хочется. Рукой смахнув росу и пару капель грязи, Джемин садится, раскладывая свои вещи на вытоптанном участке. Идущий от воды ветер откидывает волосы назад, наполняет лёгкие прохладной свежестью. Страницы хрустят, когда он листает скетчбук, доходя до чистого разворота. Ему нравится каждый раз смотреть на прошлые рисунки и видеть, как пустые места постепенно заполняются цветом. Устроив его на согнутых коленях, Джемин смотрит чуть вправо – оценивает, какого масштаба участок лучше захватить. Пожевав нижнюю губу, он вырисовывает мысленный прямоугольник, идущий по двум берегам и охватывающий видавший виды мост. Кисть мочится в стакане, постукивает по стеклянной стенке и начинает разводить синий кобальт. Несколько раз перенеся цветные капли на крышку акварели, служившую палитрой, Джемин проводит те же махинации с ультрамарином и смешивает его с кобальтом, получая желаемый цвет. Промыв овальную кисть и оставив в синтетическом ворсе нужное количество воды, он захватывает теперь уже более спокойную, но по-прежнему насыщенную синеву, и рисует первый слой ручья. Он начинает с прибрежной части и идёт к центру, распределяя краску так, чтобы середина, где отражался свет неба, не затемнилась слишком сильно. Затемнить можно всегда, а вот осветлить высохшую акварель будет проблематично. У акварельной бумаги тоже есть свои лимиты, ошурки верхнего слоя шарма картине не добавят. Мысли переходят в привычный рабочий режим, ком в груди растекается, позволяя дышать свободно. На некоторое время тусклый дом, глазеющий на него сзади практически чёрными окнами, перестаёт существовать. Иногда в шум мчащейся воды и шелест травы вплетаются отголоски чьих-то разговоров, лай собак, стук вёдер, удары топора. Когда взгляд в очередной раз отрывается от бумаги, чтобы посмотреть докуда падает тень на боковой части мостика, он выцепляет ещё и сапоги. Глаза поднимаются и видят Джено, переходящего ручей. - Привет, - Джемин машет ему кистью. - Привет, - в его голосе проскальзывает заметное удивление. – Ты художник какой, что ли? - Нет, просто для себя рисую, - он посмеивается и добавляет немного кобальта в свой базовый коричневый, чтобы затемнить его. – Здесь как раз делать нечего, можно хоть сутками практиковаться. Подойдя к нему, Джено какое-то время стоит, рассматривая скетчбук, после чего садится рядом. Его глаза переходят с бумаги на окружение и обратно. - Красиво. Цвета практически те же самые. У тебя умелые руки. - Спасибо. Плавными движениями непоколебимой руки Джемин проводит несколько полос, представляющих собой глубокие тёмные трещины в древесине. Чуть размазав их кончиком, он кладёт кисть в стакан и поворачивает голову. Джено сидит, подавшись вперёд, и рассматривает детали. Угольные волосы россыпью лежат у самой родинки под глазом. Линия носа идёт с лёгкой горбинкой. От светло-серой рубахи тянет мылом. Всё-таки он не отталкивал. Наоборот. - Что? – он поднимает лицо, замечая взгляд. - Ничего, - Джемин с воздушным смешком качает головой. – Я закончил. - Можно посмотреть остальное? - Конечно. Джено листает скетчбук с самого начала, иногда касаясь пальцами сухих красок. Особенно его забавляют рисунки акрилом, потому как из-за слоев они почти все очень текстурные, волны на море можно почувствовать кожей. Он одобрительно кивает, отдавая его обратно, и говорит, что ему нравятся пейзажи. Упаковка акварели закрывается, вода выливается в траву. Бурный поток пенится, ударяясь о берега. Вдали с громким гоготом проносится стая гусей, хлопающих крыльями. - Как прошла ночь? - Нормально, - Джемин ведёт плечом. – Замёрз под утро и ворочался, но нормально. - Надо было поддать дров перед сном. - Сегодня так сделаю, вчера как-то не подумал, тепло же было. - Поел? - Да, - хмыканье. – Переживаешь, что городской сам о себе позаботиться не сможет? - А ты сможешь? - Смогу. - Ну ладно. Просто ты такой тощий, того и гляди с голода помрёшь. Джемин смеряет его продолжительным взглядом, поджимает губы, осматривает себя, оттянув толстовку, чтобы было видно талию, затем трогает свои скулы. - Я даже не знаю оскорбиться мне или польститься. - Это наблюдение, не оскорбление. - Я нормально ем, организм такой. Хотя в детстве пухлым был, даже фотка есть, - Джемин тянется в карман за телефоном. – А, блин, телефон же сел. Можно будет у вас зарядить? - Да, без проблем, заходи, - Джено кивает. – Какие планы на сегодня? - Понятия не имею. - Пойдёшь со мной в лес полынь собирать? - Далеко? - Нет, минут пятнадцать идти. - Пошли. Занеся домой свои вещи и захватив кабель, Джемин возвращается к ждущему у ворот Джено. Они проходят дальше мимо домов и около спуска к полю с пепелищем сворачивают на вытоптанную тропу, ведущую в лес. Лицо обдаёт хвойной прохладой, стоит только пройти под веточной аркой. Звуки деревни практически сразу гаснут, придавленные величественной тишиной густых сосен, которая прерывалась лишь тонкой трелью птиц, шустро мелькающих среди веток. Мелкие шишки хрустят под подошвой. Свет слабо пробивается через переплетённые кроны. Джемин касается рукой листьев растущих по краям кустарников. В какую сторону ни посмотри – всё кажется одинаковым. Насыщенная тёмная зелень и чуть рыжеватая кора на стволах и ветках. Кое-где просматриваются небольшие полянки с белыми и жёлтыми цветами. Один в такое место он бы точно не сунулся, особенно когда с более-менее чёткой тропы они сворачивают на ту, что у́же и просматривается не так хорошо, теряясь в сорняках и зарослях лопухов. - Ты леших всяких не боишься? - Леших не бывает, - уверенно отвечает Джено, переступая через небольшой ров. - Откуда ты знаешь? - Я их никогда не видел. - Ведьм ты тоже никогда не видел, но всё равно веришь в них, - остро подмечает Джемин. - Видел. Глаза у твоей бабки не как у людей были. Они горели изнутри и энергия от ней шла такая сильная, что крепкие мужики боялись близко подходить. - Это ничего не доказывает. - Те, кто к ней за помощью обращался, могут подтвердить. За мясо или ценности какие могла всякое сделать. Полудохлых коров на ноги ставила, пятна родимые сводила, над землёй, где никогда ничего не росло, могла поколдовать так, что на следующий же день ростки появлялись, - низкий голос Джено разносится среди деревьев. – Мама рассказывала, что она раньше другая была. Могла и забесплатно помочь, новорождённых детей синюшных с того света буквально вытащить, боль унять у тех, кому конечности на работе отсекло, заблудший скот домой привести. Просто так, без оплаты. Она знахаркой была до того, как озлобилась и с чертями спуталась. Всё время с травами возилась и отвары лечебные делала. - О, ну это норма, моя мама тоже в травах шарит, - Джемин наклоняется, проходя под толстой веткой, ломящейся от трухи и налипших сухих листьев. – Когда в деревню к отцу едем, она там всегда в поле чего-нибудь соберёт и сушит, потом дома может заварить, если из нас кто-то простыл. Горькие штуки, конечно, но очень хорошо горлу помогают, не то что говно это магазинное. Шнурок цепляется за торчащую ветку и развязывается. Приходится с недовольным цыканьем опуститься на корточки, отцепить его и завязать заново. Пальцы измазываются в каплях грязи и Джемин вытирает их о штанину. Всё это время глаза Джено под сведёнными бровями сверлили его макушку. - Так твоя мама унаследовала её силу. - Чего? - У твоей мамы знахарский дар. - Я тебя умоляю, - Джемин фыркает. – Она просто в книжке какой-нибудь это вычитала, у неё их полно. Так любой дурак может почитать, какие травы смешать, чтобы получить какую-нибудь полезную бурду. Та же готовка, только растительная. - А ты? – Джено его скептицизм не смущает, он продолжает изучать его серьёзными глазами. – Ты что-то такое умеешь? - Салат какой-нибудь могу нашинковать, - он посмеивается, срывая овсяницу и растирая её пальцами. – Для меня вся трава одинаковая. - Это необязательно должна быть трава. Просто какой-нибудь необычный навык, чувство. - Чувство? Ну, интуиция у меня ничего такая. За тесты никогда плохие оценки не получал, даже если не знал по теме вообще ничего. Просто наугад тыкал и прокатывало. Или эта ситуация, когда, знаешь, ждёшь автобус, он приходит битком полный и ты думаешь: запихнуться или подождать следующий, вдруг он быстро придёт и будет не такой забитый? Когда так оставался ждать, всегда попадались полупустые. - Понятно. Джено поглядывает на него ещё какое-то время, после чего переводит взгляд обратно на хитросплетения из деревьев впереди. Тропы под ногами уже практически не видно, однако он выглядит абсолютно спокойным и уверенно шагает по имеющемуся в голове маршруту. Ноги в сапогах безжалостно сминают заросли крапивы и чертополоха. - Так ты, говоришь, не художник? - Нет. Мазнёй много не заработаешь. - Чем тогда занимаешься? - На журналиста учусь, третий курс окончил, остался ещё год. - Журналист? – брови Джено приподнимаются. – Интересно? - Ну так, - Джемин неопределённо водит рукой. – Мне нравится собирать всякие истории, выяснять детали, но вот все эти ограничения, требования к оформлению, зубрёжка законов – это слишком нудно. Или, наоборот, когда преподы говорят, что нужно выбивать информацию, забив на этические принципы. В общем, 50 на 50. - Но профессия-то тебе нравится? - В принципе, да, но я до сих пор не знаю, чем хочу заниматься. Мечты какой-то великой у меня нет, планов тоже. Плыву по течению. - У тебя много возможностей. На материке так точно, - Джено спускается с небольшого склона, скользя вниз по размытой земле, и ждёт, пока Джемин его догонит. – Про Унмён что-нибудь будешь писать? - Может быть. Если дадут задание, то можно накатать статью про потерянный в море остров, где люди боятся грома, это необычно. Без обид. - Тебе же лучше, если ты не веришь, так спокойнее. Просто всё-таки послушай нас и не вылезай в грозу на улицу. Десять дней – это не большой срок. - Окей, я так и думал сделать, мне проблемы с местными не нужны. Ладонь хлёстко ударяет по шее. Джемин смотрит на руку и видит раздавленного комара в ореоле из размазанной капли крови. Он в сотый раз отмахивается от бьющихся в лицо мошек под аккомпанемент из тонкого писка, который то отдалялся, то приближался. Ногти чешут краснеющий на ребре ладони укус. - Грёбаные комары, они нас сожрут раньше, чем мы дойдём. - Точно, я совсем забыл про тебя, - Джено вдруг вытягивает шею и начинает осматриваться. - В смысле? Ты перед выходом чем-то побрызгался? - Мы и без химии справляемся. Стой здесь, там крапива, - он, наконец, замечает нужное и сходит с тропы, направляясь к пышному высокому дереву с тонкими ветками и целыми охапками белых цветов. Джено срывает несколько листьев и возвращается обратно. Он берёт руку озадаченного Джемина и начинает тереть её листом. - Это что? - Черёмуха, она отгоняет насекомых. Воздух пропитывается тонким рассыпчатым запахом, который немного щекочет нос. Обтерев одну руку, Джено принимается за другую. На коже остаются скатанные частицы растираемых листов. - И что, реально работает? - На мне ни одного укуса, как видишь. Их глаза встречаются, когда Джено начинает обрабатывать его шею. Джемин чуть ёжится от прикосновения. - Щекотно? - Ага. - Терпи. Сок, выжимаемый из листа, прохладный, а ладонь у Джено горячая. Он чуть склоняет голову вбок, когда пальцы переходят на заднюю часть. Джемин наблюдает за ним и едва сдерживается, чтобы не растянуть губы в улыбке. Ему забавно от того, что вчера утром он был готов бежать от Джено подальше и считал его мало того, что сумасшедшим, так ещё и грубияном, однако сейчас он позволяет ему стоять близко и касаться себя, не испытывая при этом неприязни. Выросший в деревне и постоянно занимающийся хозяйством, Джено казался намного старше своего возраста как по разговорам, так и по поведению. Мудрее Джемина так точно. Хотя иногда в нём проскакивало желание пошутить и он заметно расслаблялся, «отпуская» себя. Видеть такой контраст было любопытно. - Всё. Запомни, как черёмуха выглядит, без неё в лесу туго. - Хорошо. Они продолжают идти дальше. Минут через пять среди деревьев появляются заметные просветы и они выходят на опушку, над которой витал горько-пряный запах. Практически вся она была усажена растением с листами, напоминающими Джемину то ли петрушку, то ли кинзу, то ли какой-то странный гибрид между ними. Цвет у них был серо-зелёный, но какой-то приглушённый, как будто эти растения сверху донизу оплели паутиной. Наверху имелись гроздья из мелких жёлтых цветков. - Ну и как эту твою полынь собирать? - Ты собирай листья, складывай их в свой огромный карман, - Джено лезет в тряпичную сумку, надетую поперёк туловища, и вытаскивает оттуда складной нож. – А я буду букетами набирать. - Много надо? - Сколько влезет. Джемин в своей жизни разве что дикую землянику в поле собирал. Пока мама возилась со своими травами, она давала ему корзину и отправляла копаться в ягодах неподалёку. Когда ему надоедало, он ловил кузнечиков и развлекал себя тем, что держал их за лапки и смотрел, как они дергаются, пока лапки не отрывались. В детстве обычно нет ни морали, ни логики в своих действиях. Запах полыни был действительно сильный и давал в голову, особенно когда листья отрывались от стебля. До этого казалось, что всё вокруг пахнет черёмухой, однако сейчас её можно было слабо учуять, только если упереться носом в ладонь. Руки привыкают к работе быстро и карман начинает заполняться. Джемин мычит себе под нос какую-то песню, чтобы как-то развлечься. Мычание прерывается, когда он видит, как что-то чёрное мелькает в траве между полынью в метре от него. - Твою же… - он подскакивает, отпрыгивая назад и едва не налетая на стоящего к нему задом Джено. - Чего случилось? - Там змея. - И что? - В смысле и что? Это змея! - Ядовитых здесь нет. - Но это же змея, - упёрто твердит Джемин. - Где? – Джено вздыхает, засовывая собранный букет в сумку. - Вон там. Джено подходит к месту, на которое Джемин указывал пальцем. Он делает широкие шаги в разные стороны, шелестя кустами, и в этот момент несколько пучков впереди начинают шевелиться. Он бросается в ту сторону и наклоняется. Через пару секунд он снова выпрямляется, держа в руке извивающуюся чёрную змею длиной около метра. - Вот тварина, - морщится Джемин, чуть отстраняясь назад. - Да это уж обычный, он тебе при всём желании ничего не сделает, - Джено покачивает змею в руке. - Всё равно мерзко. Выкинь его подальше отсюда. - Хочешь зажарим? - Выкинь. Его. Услышав требовательный тон, которым это было сказано, Джено усмехается и качает головой. Отойдя к краю опушки, он замахивается и швыряет ужа подальше в лес. По пути обратно он специально размахивает ногами, чтобы спугнуть всю живность из кустов в этой части. - Спасибо. Более расслабленный, Джемин кивает и возвращается обратно, всё равно продолжая время от времени всматриваться в растительность. Фобии у него не было, но омерзение он всё равно испытывал. Карман набивается так, что начинает выпячивать, как будто он натолкал туда вату. Спина тихонько ноет в районе копчика, ещё не доставляя такого уж заметного дискомфорта, но готовясь перерасти во что-то более напрягающее. Из леса доносится голос. Джемин поднимает голову, всматриваясь в полутьму среди деревьев. Несколько секунд спустя он возвращается к полыни, думая, что показалось. Не проходит и минуты, как он вновь его слышит, причём голос был явно детский. Джемин встаёт, выпрямляя ноги. Он делает пару шагов вперёд и, кажется, замечает, как кто-то проносится позади толстой сосны. Снова раздаётся детский голос, но слово разобрать не получается. Нормально ли, что ребёнок бегает здесь один? Взрослых голосов не слышно, его бы явно кто-то окликнул, чтобы не уходил далеко. Может, потерялся? Джемин чувствует небольшое беспокойство и сходит с опушки, погружаясь в зыбкий полумрак леса. Рукав толстовки цепляется за иглы пахучей пихты, он отводит ветки руками. Он не понимает, откуда вдруг внутри появилась такая назойливая потребность выяснить, что здесь забыл ребёнок, но послушно следует своему инстинкту и идёт в сторону, из которой иногда доносятся обрывки голоса. Ветер дует в спину, подталкивая его. Деревья вновь расступаются, открывая вид на опушку поменьше и уже свободную от полыни. Под ногами зеленеет обычный мелкий клевер. Джемин водит головой, но никого не видит. Растения тоже кажутся нетронутыми, ветер подбрасывает тонкие ветки клёна. - Джемин! – сзади доносится голос Джено, который заметив его, с удивлением выходит к нему на поляну. – Ты куда попёрся один? - Тут какой-то ребёнок ходит, ты разве не слышал? - Ребёнок? Нет, дети так далеко в лес не заходят. - Я точно кого-то слышал, вроде даже видел, - Джемин хмурит брови, растерянно осматриваясь. - Да ветер, наверное, свистит или птица какая. Сойки иногда людям подражают. - Это не было похоже на птицу. Кроссовки сминают клевер, пока он ходит по опушке, вслушиваясь. Впрочем, уверенности в своих словах уже не было. Был бы это ребёнок, то они, скорее всего, услышали бы голос ещё раз. Джемин поворачивается и его взгляд цепляется за яркое пятно между листвой. Там, за неприметным кустом, находится овальная полянка, усеянная красными цветами на голых стеблях. От цветка, словно состоящего из нескольких других цветков с вытянутыми лепестками, отходили десятки тонких завитков. Сердце почему-то начинает стучать громче, кровь шумит в висках. - Это ликорис, - говорит Джено, заметив его взгляд. Джемин подходит к ликорисам, чувствуя, как шум в голове и груди становится ещё громче. С близкого расстояния становится видно, что они растут вокруг плоского прямоугольного камня, вдавленного в землю. Ликорисы пошатываются на стремительно проскользнувшем ветру. Джемин наклоняется и касается одного из цветков. - Эй-эй, ты чего? Джено подхватывает его за талию, когда замечает, что он начинает заваливаться набок. Щёки побледнели, взгляд потерянно шарит по окружению. - Не знаю, голова закружилась. Джемин с шумом втягивает в себя воздух, промаргиваясь и хватаясь за чужую руку. Сердце долбится о грудную клетку и та каменеет, не сразу давая нормально вдохнуть. В черепной коробке словно образовывается завывающий вакуум и на пару мгновений он полностью теряет ориентацию в пространстве. - Хочешь сесть? - Нет, я в порядке, - когда вакуум в голове исчезает, а воздух снова наполняет лёгкие свежей хвоей, Джемин ощущает мир, как прежде. – Не знаю, почему… Может, полыни надышался? Я как будто нырнул и не мог вынырнуть обратно. - Такое раньше бывало? - Нет. Может, с непривычки? Здесь столько всяких запахов и воздух совсем другой. - Не знаю, - Джено продолжает держать одну руку на его талии на всякий случай и обеспокоенно наблюдает, когда где-то вдали едва слышно грохочет. – Скоро начнётся гроза, надо идти. Ты как? - Нормально. Пошли. Пальцы, наконец, выпускают рубашку Джено. Сначала Джемин шагает чуть неуверенно, но поняв, что равновесие больше не нарушено, идёт как обычно. Он оборачивается напоследок и смотрит на ликорисы прежде, чем исчезнуть среди косматых деревьев. Какая-то тревога прячется под рёбрами и затихает, но не исчезает. Всего лишь прячется. Дыхание восстанавливается и через минуту организм полностью приходит в порядок, как будто ничего не случилось. Небо заметно потемнело и набухло, превратившись в грязно-серые волнистые ульи, из которых вот-вот должны вырваться водяные пчёлы. Джено шагает быстро, придерживая рукой набитую пучками полыни сумку. Чем ближе становилось грохотание, тем плотнее сжимались его челюсти. К удивлению Джемина, они не выходят к основной тропе, по которой шли, а проходят дальше. Мимоходом проносится мысль о том, что черёмуха помогла и никакие насекомые больше не ударялись о кожу. - Мы не в деревню идём разве? - Не успеем. Переждём в кабине. - Кабина? Ответ на свой вопрос Джемин видит уже через несколько секунд. Среди деревьев появляется единственное светлое пятно – крохотный домик из желтоватой древесины. Размером он был даже меньше бабкиного сарая и по высоте подходил разве что детям. - У нас таких несколько раскидано по лесу, чтобы было где прятаться. Поэтому тратиться на строительство особо не стали, раз они просто как переходные пункты. Внутри обстановка такая же простая, как и снаружи. Застеклённое окошко напротив двери и две маленькие скамьи, вписанные между боковыми стенами и стоящие друг напротив друга. Они заходят внутрь, нагибаясь, и Джено закрывает дверь. Из-за отсутствия ветра здесь было заметно теплее, чем на улице. Джемин опускается на скамью и выглядывает в окно, едва не прижимаясь к стеклу носом. И без того темноватый лес становится ещё мрачнее с каждой секундой. Даже отблески мелькнувшей молнии практически незаметны. Их колени разделяют буквально два-три сантиметра – настолько миниатюрной была кабина. В ограниченном пространстве горьковатый запах полыни ощущается в разы сильнее. Спустя минуту по крыше начинает барабанить редкий дождь, пробивающийся через густые кроны. Наверху снова сверкает и затем раздаётся гулкий раскат грома, от которого по стенам проходит вибрация. - Вовремя дошли, - Джено вытягивает шею, поглядывая в окно, после чего снимает с себя сумку и кладёт её на скамью рядом. – Как самочувствие? - Нормально, - Джемин пожимает плечами. – Как будто ничего и не было. - Тебе ещё на опушке плохо стало или когда? - Нет, только уже там, около ликорисов. Просто резко ни с того, ни с сего. - Странно, - Джено хмурится, задумчиво смотря куда-то на руки Джемина. – И ты говорил, что слышал ребёнка. - Да. - Он звал тебя? - Нет, я вообще слов не разобрал, - Джемин негромко цыкает, ведя головой. – Думаю, ты прав, это скорее всего была птица. На голос ты бы обратил внимание, а к птицам привык. - Может быть. Лить начинает сильнее. Слышно, как капли бьют по листьям. За пределами леса шёл настоящий ливень, раз даже здесь, в частично скрытой местности, чувствовался мощный дождь. Деревья вдали слегка размываются. - Зачем вам полынь? - Желудку хорошо помогает. Засушим на зиму. - Так вы сами как знахари. - Знахари все травы знают и знают, что и с чем смешивать, чтобы готовить целебные отвары. Мы просто знаем свойства самых основных растений, причём узнали об этом от самих знахарей когда-то, но сильные отвары и примочки готовить не можем. В животе боль унять – это одно, а вылечить желтуху – совсем другое. - Да ладно-ладно, как заголосил, - Джемин посмеивается. – Как будто знахарь – это оскорбление. - Не оскорбление, просто объясняю разницу. Да и после твоей бабки другие знахари, какие были, уже только для себя что-то делают, не хотят никакой связи с ней иметь, хотя дело это благородное. Лечить других – это дар. - Ну да, согласен. Стекающие с листвы капли активно барабанят по крыше. Из-за низкого потолка кажется, что это маленькие ягоды падают чуть ли не на голову. Джемин наблюдает за тем, как дождевая вода набирается на большом вогнутом внутрь лопухе, после чего переводит взгляд на человека напротив. По лицу Джено скользят тонкие тени, подчёркивающие скулы. Его губы сжаты, сцепленные пальцы лежат на ногах. В вороте рубахи видно ключицы и висящий на чёрной верёвке деревянный кулон в виде круга, в котором было вырезано дерево с множеством аккуратных веток. - Что за кулон? - Сам сделал, - Джено приподнимает его пальцами. – Дерево – это символ жизни, силы и роста. Я чту свои корни, но стремлюсь вверх, к свету, и не собираюсь останавливаться. Жизнь – это постоянный рост. - Ого, всё настолько серьёзно? – Джемин впечатленно хмыкает. – Можно посмотреть? Джено наклоняется вперёд. Древесина оказывается очень гладкой, хорошо обработанной, без единой зацепки. Джемин проводит пальцем по янтарной поверхности. - Это дуб. Из него очень удобно делать украшения, и текстура приятная, и цвет достойный. - Ты прям ремесленник? - Нужен в нашей деревне ремесленник, как же. Бывает иногда делаю что-нибудь, как время появляется. Мне нравится работать с деревом и из куска ничего создавать что-то. - Понимаю. Джемин дёргает уголком губ и поднимает глаза, смотря на него. Верёвка была не очень длинная, кулон висел чуть ниже ключиц, поэтому Джено пришлось придвинуться практически вплотную, чтобы он смог рассмотреть украшение. Какое-то время он молча смотрит в его глаза. - Что ты так застыл? – наконец, спрашивает Джено. - Просто, - Джемин издаёт смешок. – А ты чего так смотришь? - Куда мне ещё смотреть? Ты… - начинает он, но не заканчивает. - Я что? - Ничего. - Ну скажи. - У тебя на лице написано, что ты не деревенский. - Это ещё как понимать? - Мордашка у тебя слишком симпатичная. У нас таких нет, здесь условия грубые. Джемин смеётся, откидываясь спиной к стене и лупя себя по бедру. В его глазах горит веселье. - Тогда ты тоже не деревенский. С твоей-то мордашкой. - Нормальная у меня мордашка. - А у меня нет? - Она нормальная, но не наша. - Твоя всё равно симпатичная, - Джемин продолжает посмеиваться и хлопает его по колену. – Смешной ты. - Почему? - Потому что смешной. Округа сотрясается от продолжительного грохота. Ветер впечатывает в окно влажный лист, который медленно сползает и обессиленно отклеивается, падая в грязь. В крохотных промежутках между досками тихо посвистывает, свисающая со скамьи полынь покачивается на сквозняке. - Расскажи ещё что-нибудь, - просит Джемин. - Что? - Ну, не знаю, что-нибудь. Скучно просто так в тишине сидеть. - У меня неинтересная жизнь, здесь ничего не происходит. - Да брось, какие-нибудь забавные случаи везде бывают. Ну, например, - глаза Джемина устремляются куда-то вверх, пока он копается в своём сознании, постукивая пальцем по подбородку. – Нас от школы как-то отправили детскую площадку красить. Волонтёрство там, все дела. Я собирался залезть на верхний уровень такой штуки, знаешь, как типа две крепости и их соединяет деревянный мост. Вот я хотел покрасить этот мост и поставил на него ведёрко с краской, когда ещё на земле был, чтобы с собой не тащить. В итоге, у меня перчатка зацепилась за ручку этого сраного ведра, когда я опускал руку, и вся эта жёлтая краска вылилась на меня, прикинь? Просто вся! Джемин разводит руки и широко распахивает глаза, чтобы показать масштаб проблемы. У него всегда была привычка усиленно жестикулировать и отражать лицом каждую эмоцию. Голос подскакивает вверх и взрывается на особо важных моментах. Сначала Джено шумно выдыхает сквозь зубы, после чего начинает с чувством хохотать, увидев выражение его лица. Гулкий смех заполняет домик до каждой клетки, глаза превращаются в чернильные дуги. Джемин сам смеётся, только беззвучно, теряя звук где-то в гортани, и широко улыбается, обнажая зубы. Ему нравится такая реакция. - Ну ты даёшь, - плечи Джено сотрясаются, ладонь касается лба. – И как тебе такой опыт? - Отвратительно. Вымывать краску из волос – это ад, просто адище полный, я тебе отвечаю. Я стоял там как грёбаный миньон и все ржали так, что у них колени подкашивались. - Миньон? - Ну, такие жёлтые существа, типа как... – Джемин подбирает слова. – Представь сырные палочки с глазами и в комбинезонах. От его слов Джено снова начинает смеяться, дубася себя кулаком по ноге. Он сначала откидывается назад, а потом наклоняется вперёд, опираясь о колени. Он в жизни ничего абсурднее не слышал. - Ты чуднóй, - наконец, выдаёт он свой вердикт, успокоившись. - В цивилизации все знают миньонов, они из мультика, - Джемин разводит руками. - Как скажешь. - Ну а ты? Какая с тобой хрень случалась? - Чего-то настолько сумасшедшего не было, - он потирает основание шеи, усиленно раздумывая. - В детстве, когда мне было лет двенадцать, я воровал ночью соседские яблоки. Своя яблоня у нас тогда не росла, всё никак к земле не могла прижиться, а яблок хотелось. Иногда сосед, дядя Шиндон, выходил, когда слышал треск веток, но я всегда успевал смотаться через забор и потом по кустам домой возвращался. Он жаловался на собраниях, что какие-то дети его обворовывают, но толку не было. - Только не говори, что он поймал тебя в капкан. - Нет, - смешок. – Настолько живодёром он не был. И вообще это не он меня поймал. Это было дома. Мама полезла ко мне под кровать, когда искала ботинки, и нашла там сумку с яблоками. Она сразу всё поняла и влепила по первое число. Ладно хоть отцу не выдала, он бы меня вообще прибил за такое, я же сын старосты. Но порку задала мне хорошую, больше я даже не думал о том, чтобы лезть куда-нибудь. - Ух, жёстко, - Джемин присвистывает, морщась. – Так ты воришка малолетний. - Был, да. Говорят же, что шила в мешке не утаишь? Мешок яблок под кроватью не спрячешь. Кабина снова наполняется смехом. Под стать их веселью гроза затихает, выжав из себя всё, что имелось лишнего. Графитовая туча, которая словно была в любой момент готова зацепиться за верхушки деревьев и застрять, чинно проплывает дальше, унося за собой тьму к бушующему за пирсом морю. Капли стекают с листвы, но с неба больше не льёт. Убедившись, что всё закончилось, Джено даёт команду выдвигаться в деревню. - Кажется, я знаю, чем буду заниматься вечером. Джемин с неприязнью смотрит на свои кроссовки, с каждым шагом на полтора сантиметра увязающие в размытой земле, хлюпающей и размазывающейся под подошвами. Чёрный материал весь заляпан влажной коричневой грязью. - Чем ты думал, когда ехал сюда в этих тряпках? – Джено цокает языком. – Сходи на базар и купи себе сапоги. - Куда я их дену потом? - Что, в городе запретили рыбалку? - Я не фанат рыбалки. - Ну отдашь мне, здесь сапоги лишними не бывают. Воздух после дождя стал ещё прохладнее и влажной плёнкой пробирается под одежду, обволакивая кожу. Вся растительность поблескивает и, хотя светлее не стало, цвета кажутся более насыщенными. Когда парни выходят из леса, деревня уже возвращается к своей стандартной рутине. Из-за ворот слышится говор, лают собаки, кудахчут куры, с ближнего поля доносится мычание. По улице шустро проносится ребятня, кто-то довольно трясёт небольшим пакетом лимонных леденцов. Заходя в дом Джено, Джемин вновь чувствует заметное облегчение. По пути он специально старался не смотреть на бабкину халупу. Только боковое зрение выхватило вьющиеся в воздухе красные ленты. Возвращаться туда не хотелось совершенно. Возможность оттянуть этот момент радовала даже слишком сильно. Он разувается и поднимается по уже знакомым ступеням. - Сынок? – доносится звучный женский голос со стороны гостиной. - Да, мам, я, - отвечает Джено, после чего поворачивается к Джемину. – Идём, познакомишься. Убранство в гостиной самое стандартное, но всё равно сквозит тем же уютом, что понравился Джемину в прошлый раз. Кремовые стены по большей части пустые, только часы висят над небольшим телевизором на тумбе, да висит около окна календарь с привязанным к нему карандашом. У арочного проёма с задвинутой пергаментной дверью находится крепкий ореховый комод, на котором стоит корзина с мотками пряжи и прозрачная ваза со свежими бордовыми лилиями. Из трёх окон льётся дневной свет, на ручке традиционного встроенного в стенку шкафа покачивается сотканное из цветных ниток украшение с яркой бабочкой посередине. На однотонном бежевом диване сидит худая женщина с чёткой линией челюсти и кофейными волосами, мягкой волной идущими около лица и убранными в низкий пучок на затылке. Она одета в голубую кофту крупной вязки и держит платье, подол которого был зафиксирован пяльцем. В руке едва заметная игла с идущей к ткани нитью. - Здравствуйте, - Джемин низко кланяется, входя в гостиную. - Здравствуй, - женщина лучезарно улыбается, тут же откладывая вышивку. – Бог ты мой, ты прямо копия Соын в детстве. Тот же нос, та же форма лица. Красавец. - Спасибо, - он смущённо улыбается, снова слегка кланяясь. - Как у тебя дела? Как наша деревня? - Всё хорошо. Приятно быть на свежем воздухе, здесь очень свежо. У вас очень уютный дом и Джено вчера угостил меня кимчи ччиге, было очень вкусно. - Ох, знала бы я, что ты придёшь, приготовила бы чего получше, - она с досадой вздыхает, качая головой. – Голодные? Я кимпабы накрутила, давайте быстренько накрою стол. Самгетан тоже поставила вариться, но ему ещё надо постоять полчаса. - Надо сначала полынь разложить, пока не зачахла, - останавливает её Джено. – И ты вроде собиралась стираться сегодня. - Я уже постиралась, только развесить не смогла – опять дождь этот клятый пошёл. Может, вы тогда по-молодецки бельё отожмёте и развесите? Там как раз и обед готов будет. - Да, хорошо. Сначала Джено ставит телефон Джемина на зарядку, а потом ведёт его на кухню, где они раскладывают листья полыни на поднос, отделяя их друг от друга и стараясь не наслаивать. Затем они сидят на полу в прихожей и связывают бечёвкой не очень пышные веники, которые потом вешают на балки под потолком. Закончив с травой и отряхнувшись, они вытаскивают кадки из деревянной купальни и начинают совместными усилиями отжимать простыни. Руки начинают болеть ещё на первой, Джемин не понимает, как Джено может с абсолютно каменным лицом поворачивать свою часть, выжимая воду едва ли не досуха. Заметив его страдания, Джено с усмешкой просит его тогда уж просто крепко держать один край простыни, пока он сам будет закручивать её. Затем он отправляет Джемина развешивать готовое на верёвках, протянутых над частью заднего двора, которая была свободна от грядок. Приятно пахнет гиацинтовым порошком. Джемин ставит кадку на землю и принимается за работу, усердно расправляя все складки и поправляя края, чтобы всё висело равномерно. Закрепив простынь прищепками, он приступает к следующей. Чуть позже к нему присоединяется Джено, отжавший наволочки, полотенца и несколько тонких покрывал. Ветер подбрасывает хлопающие друг о друга ткани, разнося вокруг запах чистоты. Джемин уже не помнит, в каком ряду находится, потому как всё вокруг стало белым, голубым и синим. Он чуть раздвигает простыни в стороны и проходит между ними, вновь оказываясь в тканевом коридоре. Из-за того, что Джено тоже развешивал бельё, со всех сторон их начал окружать своеобразный волнующийся на ветру лабиринт. Джемин решает пройти дальше вперёд, однако в этот момент покрывало перед ним резко сдвигается в сторону и он едва нос к носу не сталкивается с Джено. - Привет, - спустя краткую паузу выскакивает первое, что приходит в голову, когда он смотрит в чайные глаза. - Давно не виделись, - Джено издаёт смешок. – Закончил? - Да, всё повесил. - Я тоже. Пошли в дом, обед уже, наверное, готов. После похода по лесу и какой-никакой, а работы, голод нападает дикий. Джемин с удовольствием уминает всю тарелку супа с курицей и рисом, заедает его кимпабом с кимчи, кимпабом с яичным рулетом и кимпабом с овощами, а параллельно с этим уминает кукурузу, которую мама Джено ставит перед ними в деревянных чеплашках. Она расспрашивает его о родителях и учёбе, после чего рассказывает про виноград, который скоро должен поспеть, и просит его зайти через день за свежим кимчи из огурцов, которое как раз будет готово. После того, как они заканчивают с обедом и отдыхают, домой возвращается глава семейства. Залпом выпив стакан воды и чуть переведя дух, он зовёт их забивать куриц. Джемин, конечно же, вежливо отказывается, не имея ни малейшего желания даже рядом стоять во время такого действа. Джено насмешливо щерится, но проявляет понимание и отпускает его домой, отдавая как раз зарядившийся телефон. Засохшая грязь хлопьями спадает с кроссовок, когда Джемин лениво шагает по улице, думая о том, что неплохо было бы сейчас поспать. Однако идея о возвращении к себе по-прежнему не вызывала энтузиазма. Поэтому он решает побродить по округе и наведаться в одну из тех частей деревни, где он ещё не был. Он проходит мимо домов, играется с сидящей у калитки собакой и проходит по краю подсолнечного поля, сворачивая затем на одну из более чётких тропинок. Дорожка упирается в линию уходящих вдаль деревьев, впрочем, как и всё в этой деревне. Джемин всматривается и понимает, что белеющие берёзы были не такими густыми и среди них были видны просветы, как будто за небольшой чередой шла какая-то опушка. Решив, что на таком маленьком расстоянии потеряться будет довольно сложно, он заходит в лесной коридор. Здесь действительно оказывается намного светлее, чем в чаще, по которой они бродили. Запах был как будто чуть сладковатый и отличался от терпкой хвои. Джемин бредёт по тропе, касаясь пальцами гладких слоящихся берёз, и иногда посматривает назад, чтобы убедиться, что не теряет ориентацию. Когда деревья расступаются и просветы становятся больше, он видит торчащие из земли камни и понимает, куда пришёл. Это было местное кладбище.