Потёмки

По округе раздаются дробящие удары молотка о гвозди. Несколько звонких ударов, пауза, несколько звонких ударов, пауза. Сильно пахнет разломанной древесиной. Джемин крепко держит доску, прижимая её к раме, пока Джено прибивает её уверенными взмахами. Во дворе постепенно вырастают стены небольшого сарая у забора. Проверив устойчивость бруса, они переходят к следующему. - Держи ровнее, чуть повыше. Вот так, да. Солнце греет спины, по вискам катится пот. На рабочем столе со всякими банками стоит ведро колодезной воды и два стакана. Не имеющий никакого опыта в строительстве Джемин поначалу растерянно брался за всё подряд, но постепенно влился в ритм и выполнял то, о чём его просил Джено, который терпеливо объяснял про несущие конструкции и важность положения брусьев по отношению друг к другу. - Ты никогда не помогал отцу в его деревне? - Там дед обычно сам всё делает, не любит, когда кто-то в его работу лезет и мешается. - Большой у них дом? - Как ваш, только животных они не держат. Куча всяких грядок и цветов. Мы там нечасто бываем, только по праздникам. - Небось жаловаться потом будешь, что я тебя тут загружал. - Да нет, мне нормально. Всё лучше, чем просто без дела в потолок пялиться. - Ну смотри, - Джено со смешком хмыкает, закидывая на плечо доску из общей кучи. – Я насильно не держу, как устанешь, так можешь идти. - Ой, вот давай без этих вот подколок и провокаций, - Джемин корчит ему рожу, помогая устроить доску в нужное место. – Мы не мешки с цементом разгружаем, чтобы я выдохся и разнылся, не дождёшься. Работа действительно была не очень сложная, учитывая то, что Джемин всего лишь помогал что-то держать и отмерять, либо подавал инструменты. Он наблюдает за тем, каким сосредоточенным становится лицо Джено при каждом движении и планировке дальнейших шагов. Губы плотно сжаты, глаза чуть прищурены, взгляд острый и внимательный. Руки двигаются уверенно, никаких лишних мановений, никакого колебания. Видеть его таким увлекательно, Джемин любит профессионализм в людях. - Залезь вон туда, будем каркас крыши делать. Новый сарай строится практически впритык со старым и планируется служить складским помещением для овощей, зёрен, семян и заготовок на зиму. Джемин встаёт на перевёрнутую железную бочку и с опаской забирается на крышу старого сарая. Черепицы нагрелись, но недостаточно для того, чтобы обжечь. Он чувствует, как стены чуть кренятся под его весом. - Он не рухнет? - Нет, он даже отца выдерживал. - А почему я сюда лезу? - Потому что оттуда ты точно не свалишься в отличие от лестницы, на которой буду стоять я. - Ладно, справедливо. Джено подаёт ему доски, которые устраиваются поперёк построенного ими прямоугольника. Джемин чувствует, как напрягаются в руках и спине мышцы, когда он принимает очередную доску, которую затем помещает на раму, и думает о том, что завтра они ещё напомнят о себе с непривычки. Закончив, Джено тянет ему молоток с гвоздями, а сам переходит на другую сторону и поднимается по шаткой самодельной лестнице, впрочем, не выглядя хоть сколько-нибудь обеспокоенным. - Забивай по два гвоздя в каждую и следи за тем, чтобы было ровно и плотно. - Уж это я и без тебя знаю. - Пальцы себе не отбей. Джемин поправляет доску, вдавливает в неё гвоздь, который держит пальцами поближе к основанию, подносит молоток и какое-то время примеривается. С небольшой задержкой он, наконец, совершает удар. Гвоздь едва ли сдвигается на полсантиметра. - Посильнее, - подсказывает наблюдающий за ним Джено. - Сам сказал, чтобы я по пальцам себе не заехал. - Если ты будешь так слабо бить, то просидишь там до ночи. Бей сильнее, просто не замахивайся высоко, тогда не промахнёшься. Немного помедлив, Джемин прикидывает расстояние ещё раз и делает, как было велено. Гвоздь исчезает в доске больше, чем наполовину. - Вот так, видишь? Больше можешь не держать его, но старайся бить ровно, иначе он погнётся. Почувствовав прилив уверенности от оставшихся в целости конечностей, Джемин взмахивает молотком уже более решительно. Железная шапка плотно впечатывается в древесину. Испытывая крайнюю гордость собой, он с улыбкой лезет в пакет за следующим гвоздём. Видящий это Джено, который уже принялся за вторую доску, дёргает губой. Он считает это забавным. Постепенно каркас формирует плотный пласт без видимых щелей. Конструкция чуть вздрагивает от ударов, но держится крепко. Джено заканчивает первым, спускается и приступает к замеру досок, на которых ставит метки карандашом. Джемин садится к краю, ноги свисают с крыши, и уже осознанно вбивает последние гвозди в соседнюю постройку. - Я тоже всё. - Спускайся, возьмём перерыв. Молоток и пакет с гвоздями летят на землю. Джемин перекидывает ноги, разворачивается и тянется ступнёй к бочке, ища опору. Нащупав железное днище, он опускается, но слишком поздно понимает, что кроссовок оказался на самом крае. Резко вздохнув от испуга, он пролетает мимо бочки сразу на землю. Тело по инерции несёт назад, однако он успевает выставить ногу и поймать равновесие. - Живой? Джено тут же подбегает к нему, откидывая карандаш. Сдавленно шипя, Джемин хватается за правый локоть, который горел огнём, и шумно выдыхает от накатившей боли. - Об крышу ударился. Когда он начал падать, его рука по-прежнему находилась наверху и со всей силы въехала локтем в черепицу. - Снимай кофту, надо посмотреть. Джемин стаскивает толстовку, морщась, когда руку приходится согнуть. Джено помогает стянуть её полностью и закидывает себе на плечо. От локтя к запястью уже текла кровь, а на самом месте удара висел наполовину содранный лоскут кожи. - Вот дерьмо. - Идём, надо промыть и забинтовать. Лицо Джено продолжает оставаться спокойным, пока он ведёт его к умывальнику, после чего уходит в дом за бинтом. Джемин вертит рукой, нахмурив брови, и с некоторым колебанием опускает её под струю воды. Горло сковывает от жжения, которое тут же окутывает локоть, стоит первым каплям коснуться участка обнажённой плоти. Висящая часть кожи сгибается, вызывая ещё более неприятные ощущения. Кровь стекает по руке к ладони и капает с пальцев, мешаясь с водой и чуть светлея. По железному дну умывальника скользят алые спирали, исчезающие в стоке, который ведёт к стоящему внизу ведру. Из дома выходит Джено и аккуратно берёт его за предплечье, закрывая кран. - Что ты собираешься делать? - Надо всё высушить перед тем, как замотать, иначе сопреет. Он утирает капли мягким белым полотенцем, которое неравномерно краснеет, соприкасаясь с кровью. Джемин шипит, когда он касается раны, на пару мгновений прижимая к ней ткань и придавливая болтающийся лоскут обратно. - Терпи, ничего не поделаешь. - Терплю, что мне остаётся? Кинув полотенце в мойку, Джено быстро достаёт из кармана бинт и начинает обматывать локоть, стараясь успеть до того, как по коже потечёт новый поток крови. Заматывает он плотно, но не слишком натянуто, чтобы не перетянуть кровоток. Моток бинта расходуется практически наполовину. Отрезав его складным ножом из кармана, Джено разделяет кусок марли на две части, обвивает вокруг предплечья и завязывает. - Дома лучше сними, чтобы кожа дышала, от влаги будет медленнее заживать. Если не вечером, то утром обязательно. И если приклеится к ране сильно, то смочи водой, так лучше будет отходить. - Спасибо, - Джемин водит рукой, проверяя ощущения, и тяжело вздыхает. – Долбаная бочка. По пальцам не заехал, так с крыши полетал. - Без этого никак, когда работаешь. Я и молоток на ногу ронял, и стамеской руку протыкал, и на гвоздь вставал. - Уф, - морщится Джемин. – Меня аж передёрнуло, как представил. Это же дико больно. - Ну а что поделаешь? Зато через пару таких случаев уже перестаёшь бояться. Потому что понимаешь, что да, может быть больно, очень больно, но боль когда-то пройдёт, а дело делать надо. - Ого, вот это ты мудрость выдал, прям местный философ. - Не издевайся, - Джено шлёпает его по плечу, а сам смеётся в ответ; глаза превращаются в полумесяцы. - Со всем уважением к твоей мудрости я бы всё-таки предпочёл без боли. - Без боли не бывает, как ты сам заметил. Домой пойдёшь? - Из-за этого? – Джемин трясёт локтем. – Я тебя умоляю. Я падал с качелей, разбивал обе коленки в мясо и шёл кататься дальше. Будем дальше строить, я же не руку сломал. - Если будет тяжело, то скажи. Пошли тогда пообедаем, потом уж продолжим. На этот раз мама Джено кормит их рисом с мягкой сочной говядиной и луковой подливкой. На столе высится целая гора овощных лепёшек, рядом с которыми в миске разведён соус из уксуса, соевого соуса и кунжута. Также она ставит перед ними тарелку дымящегося яичного рулета и глубокое блюдце с маринованной редькой. Джемин мгновенно забывает про боль, с радостью набрасываясь на еду. Женщина ласково треплет по волосам сначала его, потом своего сына и только убедившись, что им всего хватает, опускается за стол и приступает к обеду сама. Наевшись и немного отдохнув, они возвращаются во двор. Прохладный ветер приятно обдувает согретую солнцем кожу. Джено, который продолжил дальше делать отметки на досках в соответствии со своими измерениями, поручил Джемину складывать на столешницу те, что уже были готовы. Постепенно куча на земле становится меньше. - Сходи, пожалуйста, в мастерскую с той стороны дома, там на стене на крючке должна висеть ножовка. - Окей. Джемин отряхивает руки в перчатках и проходит по каменной дорожке, огибающей дом. По бокам пестреют грядки с луком, капустой, кабачками, тыквой, редькой и картошкой. Под окнами по всему периметру идут пышные кусты разных цветов. За парником по отдельной территории вышагивают коричневые курицы, которые сначала с оживлением поглядывают на него, но поняв, что еду он им не несёт, теряют интерес и продолжают бродить по двору дальше. Щёлкает засов, дверь мастерской распахивается. Джемин проходит внутрь и вертит головой. Повсюду лежат аккуратно разложенные инструменты, на стенах висят проволоки, верёвки, шланги и магнитные полосы, к которым прилеплены ножи и отвёртки. Под столами в некоторых местах раскиданы опилки, которые легко подскакивают на проскользнувшем внутрь ветру. Заметив ножовку, Джемин снимает её с крюка и проводит пальцем по острию. Перчатка цепляется за зубчик. Он разворачивается, собираясь выходить, как застывает, видя в дверях неожиданного гостя. Его сверлят чёрные глаза жирного белого гуся с ярко-оранжевым клювом. - Привет? – голос уходит больше в вопрос, чем в утверждение. – Здесь нет еды, приятель. Гусь продолжает испытующе смотреть на него. Джемин делает шаг вперёд, надеясь, что тот испугается и уступит дорогу, но он не просто не пугается, а чуть склоняет голову и сам двигается внутрь мастерской. - Слушай, мне надо идти. Давай, кыш отсюда. Джемин машет в его сторону ножовкой. Непоколебимый гусь смотрит на него, не моргая, и вдруг разводит крылья в стороны, громко гогочет, выставляя свой уродливый язык, и начинает нестись вперёд. Джемин подскакивает от неожиданности, отпрыгивает назад, врезаясь в стол, и едва успевает увернуться от дёрнувшегося к его ноге клюва. - Отстань от меня! Он перепрыгивает через птицу, явно намеренную оттяпать приличный шматок мяса от его икры, спотыкается и вылетает из мастерской. Хлопот крыльев и воинственный гогот дают понять, что если он остановится, то с ним безжалостно разделаются, поэтому Джемин со всех ног бежит по двору. - Джено! Джено! Когда Джено оборачивается, то с удивлением смотрит на отчаянно несущегося к нему Джемина с ножовкой в руке и преследующего его гуся, шлепающего лапами по каменной дорожке. - Эй, аккуратно. Он выставляет руки, уворачиваясь от опасно виляющего в воздухе лезвия. Запыхавшийся Джемин швыряет ножовку на землю и прячется за его спину, зарываясь пальцами в плечи. - Он хочет меня сожрать! - Башмак! – грозно рявкает Джено. – А ну стоять! Гусь останавливается в двух метрах от него, однако продолжает яростно махать крыльями и гоготать. Глаза как будто намертво приклеены к жмущемуся Джемину. - Чего ты докопался до него? – Джено грозит ему пальцем и Башмак дёргается вверх, пытаясь клюнуть его. – Это ты на меня сейчас полез? Совсем оборзел? Да я тебя хоть сейчас на суп могу пустить, бестолковая ты скотина. Гусь гогочет ещё раз, после чего складывает крылья и нехотя отходит назад. - Пошёл отсюда, пока не получил. Ещё раз так сделаешь – пеняй на себя. Будем твоим жиром башмаки начищать, Башмак. Джено звонко хлопает и гусь на всех парах уносится обратно в другую часть двора. Стоящий позади Джемин выдыхает, хватаясь за грудь. Внутри горели лёгкие, сердце металось на месте. - Ущипнул? - Нет, но почти. - Что ты ему сделал? - Ничего, я, блин, просто взял ножовку, поворачиваюсь, а этот ублюдок дверь крышует. Смотрит-смотрит, потом как понесётся на меня. - Странно, он всегда был немного того, но на людей никогда не лез, - Джено упирает руки в бока и посматривает за угол. – Чем-то ты ему не понравился. - Говнюк, - выплёвывает Джемин и выдыхает, успокаиваясь. – Почему вообще Башмак? - Он когда маленький был, вечно в башмаки забирался и там сидел. Вот и назвали его Башмак. - Гениально, - Джемин трёт лоб, прикрывая глаза. – Теперь у меня есть новый страх, отлично. - Гуси? – насмешливо фыркает Джено. - Ты видел его пасть? Это исчадие ада, а не животное. - Между прочим, из их языков получается отличная закуска. - Спасибо, обойдусь. Убедившись, что Башмак больше не собирался возвращаться, они приступают к работе. Джено учит Джемина пилить, объясняет, под каким углом лучше держать ножовку и сколько усилий прикладывать. Поначалу зубчики либо намертво застревают в древесине, либо опасно соскальзывают, но постепенно у него начинает получаться. Правда через три доски приходится закончить – по повреждённой правой руке ходили болевые волны от каждого приложенного усилия. Тогда Джено велит ему складывать распиленные доски на каркас. Каждый раз поднимаясь наверх, Джемин спускается максимально аккуратно и проверяет, куда именно встала его нога. Летать больше не хотелось. Двор разделился на забавные неровные зоны: подсвеченная солнцем сочная трава, чуть рыжеватые стены дома и волнующиеся тени от рассаженных вокруг деревьев и разнообразных построек. Кожа не могла перестать радоваться бархатному теплу. Когда с распилкой покончено, Джено снова велит забраться на свои места и объясняет, как именно нужно прибивать новые детали конструкции. После демонстрации становится понятно, но первое время Джемин всё равно орудует молотком нерешительно и продолжает поглядывать на другую сторону. Всё это строительство для него в новинку и кажется сложным. Несмотря на это ему нравится быть занятым, он чувствует себя полезным и за работой время летит быстрее. - Останешься на ужин? Небо с одной стороны стало апельсиновым, с другой стороны горело переспелой малиной. Воздух заметно прохладнее, тени длиннее, цвета приглушённые. Невысокая крыша с небольшими скатами, которых достаточно для того, чтобы дождевая вода не застаивалась, практически готова, на другой день осталось только покрытие. - Да нет, я не настолько наглый, чтобы обжирать вас два раза за сутки, - Джемин посмеивается, натягивая толстовку. – Дома что-нибудь приготовлю. - Помочь? - Ты настолько меня недооцениваешь? – по двору разносится хохот. - Просто предлагаю, - Джено вскидывает руки, кривя губами. – Ты же не привык хозяйство вести. - Справлюсь, не переживай. - Ну хорошо. Тогда хорошего вечера. - Давай, пока. Внутри вопреки усталости парит приятное тепло. Джемин бредёт по улицам, пиная мелкие камни, и чувствует странное удовлетворение. День выдался действительно хорошим. Он прогулялся, вкусно поел, помог построить целый сарай и от души наболтался с Джено. Слушать про его деревенскую жизнь и видеть, как глаза превращаются в полумесяцы, когда он смеётся, было здорово. Джемин искренне ценит его терпение, с которым он учил его вещам, которые для самого Джено были очевидными. Было в его размеренном спокойствии и внимательных глазах что-то такое, что вызывало укутывающий комфорт. Он казался надёжным. Ручей шумит под ногами, когда Джемин проходит по мосту. Он старается задержаться в приятном ощущении от прошедшего дня, но стоит только увидеть мрачнеющий на фоне закатного неба дом, как в груди начинает противно свербеть. Обратно в пустоту и одиночество. Глаза чуть щурятся. Джемин смотрит на заляпанные стены и промаргивается. Потому что он упрямо видит какое-то непонятное подрагивание воздуха вокруг дома. Как будто его облеплял прозрачный купол. Взгляд переходит на соседние дома – ничего такого там не было. Джемин останавливается. Под рёбрами тяжелеет и кажется, что сами они снова дребезжат, как было прошлым вечером. Как будто резонируя с дрожанием воздуха. Пальцы нервно перебираются. Джемин опускает голову и заходит на свой участок. Он просто устал и сам себя нагнетает. Это вообще может быть накопившийся в крыше жар, который теперь выходил с падением температуры. Веники в прихожей шелестят, когда дверь открывается. Джемин ведёт плечами, ёжась. Температура здесь не поднялась ни на градус, хотя весь день было солнечно. Он трёт подбородок, раздумывая, после чего входит в кухню и затапливает печь. Пока вода греется, он нарезает остатки базарного кимчи и промывает рис. В планах была крайне бюджетная пародия на кимчи ччиге, состоящая из бульона с варёным кимчи, ложкой перечной пасты, соевым соусом, морковью, потому что она как раз завалялась недорезанная, репчатым луком и рисовой кашей. Просто и сердито. Пока котёл весело булькает, Джемин подхватывает сразу два ведра и идёт к колодцу. Впрочем, он почти сразу об этом жалеет и выливает как минимум по четверти обратно. Локоть горит, кожа в этом районе пульсирует, ладони немеют от напряжения. Он еле доползает обратно до дома и долго машет кистями, чтобы те отошли. Ччиге оказывается вполне сносным, хотя и немного пустоватым из-за отсутствия мяса. Поев и поставив новое ведро греться, Джемин с кряхтеньем падает на кровать и копается в телефоне, который днём заряжал у Джено. Глаза ещё не закрываются, но тело устало гудит, совершенно не желая даже поворачиваться на другой бок. Темнота за окном сгущалась, сливовое небо догорало где-то вдали, практически полностью утонув в ночном покрывале. Когда через двадцать минут ведро начинает заметно булькать, приходится всё-таки встать. Перед тем, как пойти на кухню, Джемин зажигает все свечи по пути, отмечая, что через пару дней придётся идти за новыми. Разбавив вскипевшую воду в тазике, Джемин вытаскивает его на задний двор. Затем он возвращается в дом за шампунем, гелем для душа и чистым бельём. Никакого подобия душа у бабки на участке не имелось, так что приходится мыться на щипающем ночном ветру, стоя босыми ногами на двух неровных досках, которые он накрывает какой-то тряпкой из шкафа, чтобы не нахватать заноз. Джемин двигается так быстро, как может, сжимаясь от холода и шумно дыша сквозь сжатые зубы. Наскоро утершись маленьким полотенцем для умывания, которое он привёз с собой, он одевается, буквально впрыгивая в спортивные штаны, и скорее мчится обратно к печке. Теперь дом кажется тёплым. Джемин приседает около печи на корточки и греется, испытывая желание прижаться к ней полностью, но понимая, что тогда к его травме добавятся ещё и множественные ожоги. Тело ликует от чувства чистоты, Джемин вдыхает запах яблочного геля и ему на пару мгновений кажется, что он дома, в своей комнате. Согревшись, он возвращается в спальню и опускается на кровать. Пальцы развязывают намокший бинт на правой руке. После первых двух слоёв становится видно пропитавшую марлю кровь. Размотавшись почти полностью, Джемин громко охает, понимая, что бинт прилип к ране. Последовав совету Джено и смочив его водой из стакана на полке, он медленно отрывает его, закусывая нижнюю губу и едва ли не поскуливая. Изо рта вырывается шумный свистящий выдох, когда от бинта, наконец, удаётся избавиться полностью. Кожа чуть беловатая и влажная, содранный лоскут находится на своём месте, но всё равно видно, что он волшебным образом не прилип обратно. Кончик топорщится вверх и фактически гарантирует то, что будет цепляться за одежду и выгибаться назад самым неприятным образом. Джемин ощупывает локоть вокруг, проверяя докуда распространяется боль, и результат его не очень утешает. Если он случайно заденет рукой стену, когда будет спать, то точно проснётся от болевой волны. Наружу вырывается тяжёлый вздох. Вот же не повезло. Взгляд потерянно скользит по заполнившейся тенями комнате. И замирает, когда натыкается на лежащую у кровати книгу. Он обещал Джено не трогать её. Пальцы постукивают по матрасу. Джемин какое-то время смотрит на чёрную обложку, после чего всё же берёт её в руки. Он по-прежнему не особо верит во всё это. Перед глазами снова проносятся страницы с девочкой, жёлтой сферой и трупами. Листая дальше, он читает названия и, в разделе, где были нарисованы всякие травы, находит рецепт заживляющей мази. Щека покусывается изнутри. Ну это же просто смесь из растений, это как лекарственный препарат из аптеки, только самодельный. Вдруг действительно поможет? Бабка ведь была знахаркой и явно разбиралась в медицине. Джемин фотографирует страницы и выходит во двор, подсвечивая себе дорогу фонариком. В травах он практически не разбирается, поэтому приходится время от времени открывать галерею, чтобы сверяться. Как ни странно, всё нужное он находит достаточно быстро, удачно сворачивая именно в те заросли, где росло подходящее растение. Он опасливо заглядывает в черноту леса, к которому подошёл вплотную. Там слышится какой-то треск и видно, как покачиваются ветки, напоминающие щупальца. Чёлка мгновенно подлетает от подувшего хвойного ветра. Несмотря на большую яркую луну, внутри не было ни намёка даже на крошечный просвет. Туда он точно не зайдёт ночью, даже с фонариком. Набрав всё нужное, Джемин возвращается домой и раскладывает травы на столе. Он лопатой переносит горящие дрова из топки в очаг под висящим котлом, подкладывает туда два полена и приносит в кухню ещё пару свечей, чтобы было лучше видно. Окно приоткрывается, чтобы дыму было, куда выходить. Сверившись с книгой, он нарезает листья и цветы, складывая их в глубокую миску. Лаванда, календула, зверобой, ромашка, эхинацея – самые разные запахи бьют в нос, окутывая сознание терпкой пеленой. Джемин понятия не имеет, какими свойствами обладают эти травы, но чувствует из ниоткуда взявшуюся уверенность в том, что всё правильно. Как будто подсознательно он знает, что набор был подобран, как надо. Закончив с травами, Джемин бросает два брикета сливочного масла в котёл и помешивает, пока оно растапливается. Попавшие на стенки капли громко шипят. Когда масса становится полностью жидкой, в неё летят все травы и перемешиваются. Подумав, что сухих ингредиентов слишком много, Джемин доливает немного растительного масла. Сладковатые запахи смешиваются в единое чуть горьковатое соцветие. Сочная зелень теряет свой цвет и тускнеет от жара и вытекающего сока, под крышей вьётся пар. Подержав отвар на огне около четверти часа, Джемин оборачивает руки тряпками, осторожно снимает котёл с железного прута и выливает содержимое в кастрюлю, которую помещает в таз холодной воды, чтобы остывало быстрее. Двадцать минут спустя, он берёт банку, опускает туда марлю, которую захватил на случай непредвиденных ситуаций, обматывает горлышко верёвкой, чтобы марля не падала, и выливает туда немного отвара. Затем он давит его ложкой, выжимая жидкость. Остатки травы летят в мусорку. Процеживание всего занимает ещё около десяти минут. На улице окна в соседских домах уже погасли. Остывающая в банке жидкость немного густеет. Джемин принюхивается, боясь, что будет слишком сильно вонять маслом, но чувствует только типичный травяной запах, который напоминает ему мокрый газон. Поддав дров в топку на ночь и задув свечи, он идёт в спальню и какое-то время вертит банку в руках. Наносить непонятно что на открытую рану страшновато. Вдруг будет какое-нибудь заражение? Тусклая жижа доверия не вызывает. Щека задумчиво покусывается изнутри. Но это же бабкин рецепт, он сделал всё по инструкции. Зачерпнув пальцами ещё тёплую мазь, он подносит её к локтю, немного мнётся и всё-таки начинает обмазывать повреждённую область. Лоскут кожи вызывает вопросы. Подействует ли мазь, если она будет только сверху, а не на самой ране? Но если нанести её прямо на поражённый участок, то будет очень больно. Джемин оценивает уровень своей отчаянности. Боль в любом случае пройдёт, а дело делать надо, так ведь сказал Джено? С этой мыслью Джемин хватается за торчащий край кожи и оттягивает его. - Сука… Он глухо стонет сквозь сжатые челюсти. По ощущениям руку как будто полоснули ножом, в глазах мелькают звёзды. Джемин зажмуривается на пару мгновений и сглатывает слюну, подкатившую от боли. Он тихо выдыхает, зачерпывает новую порцию мази и, стараясь не давать себе времени на раздумья, наносит её прямо на красно-розовую открытую плоть. Мычание бьётся о плотно сомкнутые губы. Ещё немножко и всё. Джемин быстро возвращает лоскут обратно и только после этого прижимает кулак ко рту, давя всхлип. В висках стучит. Последним испытанием становится наматывание бинта, чтобы предотвратить мазь от размазывания по всей постели. Одной рукой это делать неудобно, но в конце концов, худо-бедно он всё-таки справляется. Главное, что держится. Отставив банку на полку, Джемин выдыхает, задувает свечи и ложится под одеяло. В локте чувствуется сильная пульсация, но боль постепенно притупляется, что радует. Глаза смотрят куда-то в потолок. Джемин прокручивает в голове прошедший день. Он вспоминает вкуснейшие апельсиновые булочки, мягкое поле под тёплым солнцем, лицо Джено, резко подобравшегося вплотную, чтобы достать из его волос божью коровку. У него была такая озорная улыбка, как будто он специально выбил его из колеи своим действием. Джемин тогда смотрел в его чёрные глаза и чувствовал запах цитруса. В голове молнией пронеслась мысль о том, что он красивый, особенно вот так, когда можно разглядеть родинку под глазом и гладкую смуглую кожу. В его цепком взгляде было что-то завораживающее. Джемин сам не замечает, как начинает улыбаться, прокручивая кадры в голове. - Зря ты это делаешь, зря, - осаждает он себя, поняв, какие эмоции начинают закручиваться внутри. – Не надо, дурак, ты же уедешь. Желая быстрее отвлечься и сделать вид, что ничего не произошло, он думает про стройку, про «уроки» плотничества, про сытный обед, про дурацкого Башмака и про то, как одобрительно Джено поглядывал на него, когда они строили крышу. День был насыщенный. Джемин переворачивается набок. Улыбка сходит с губ. Он переживает, что снова проснётся посреди ночи от чего-то непонятного. Сейчас было тихо и темно, но прошлые ночи неплохо его напугали. Проваливаться в сон не хочется. Может, попривыкшее сознание всё же сжалится над ним? Он засыпает, успокаивая себя мыслями о том, что сон должен нормализоваться, раз сам он вполне себе освоился, однако в итоге всё равно просыпается. Причём просыпается с чётким осознанием того, что слышал своё имя. Часы на телефоне снова показывают три часа ночи. Джемин всматривается во тьму, приподнявшись на здоровом локте. Конечно же, ничего. Он ложится обратно, сонно думая, что в этот раз он не попадётся ни на какие подколки пропитавшегося местными байками сознания и проснулся просто по привычке. Но резкий стук в окно заставляет его сесть. Джемин вытягивает шею. Один короткий стук был по окну, которое находилось с другой стороны шкафа. Поднимаясь, он нервно сглатывает, сердце опять колотится. Обходя шкаф, он вглядывается за стекло, пытаясь высмотреть что-нибудь в ветхом свете луны. Затем он уже заставляет себя открыть окно и выглянуть на улицу полностью. Слышно только сверчков, да шелестящий лес. Ни намёка на чьё-то присутствие. Окно закрывается. Джемин озадаченно хмурится. Всё было бы проще, если бы рядом росло дерево, чья ветка могла бы ударить по стеклу, но никаких деревьев и кустов в этой части не было. Мог ли это быть какой-нибудь жук с твёрдым панцирем? Или летучая мышь? Этот вариант кажется наиболее вероятным. - Джемин. Он оборачивается так стремительно, что шея хрустит. Глаза бешено мечутся по комнате, но никого не видят, сердце грохочет так мощно, что подкатывает тошнота. Ком в груди становится тяжелее, Джемин вдыхает, но понимает, что воздуха проходит ничтожно мало. Одна ладонь трёт грудь, другая хватается за горло. Он пытается сделать нормальный вдох, однако вместо этого слышит сиплый свист. В голове начинает мутнеть, лёгкие жжёт, к уголкам глаз подкатывают слёзы, пальцы царапают кожу. От страха сковывает мышцы, он просто не может дышать. - Хва… тит… - хрипит Джемин из последних сил. Лицо покраснело, на лбу проступила вена. В этот момент воздух стремительным потоком наполняет лёгкие и Джемин жадно дышит, летя назад и ударяясь спиной о шкаф. Его трясет, взгляд беспорядочно шарится вокруг, высматривая угрозу. Никого. Он рвано дышит и снова трёт грудь, пытаясь как-то себя успокоить. Здесь никого нет, он один. Это просто… просто… Объяснения не находится. Джемин шумно сглатывает, продолжая чувствовать дикую панику и страх, голова кружится, в ушах грохочет кровь. Ком в груди – это ещё было нормально, но невозможность вдохнуть пугала до дрожи, потому что в этот момент даже не понимаешь, как можно себе помочь. И ещё голос. Он слышал шелестящий женский голос, позвавший его по имени. По рукам и спине проносится новая волна мурашек. Что это было? Мог ли он принять шелест веников в прихожей за своё имя? Немного успокоившись и вернув возможность трезво соображать, Джемин снова зажигает все свечи в доме. Да, темноты боятся только маленькие дети, но он просто не может находиться в полумраке, вглядываясь в каждый непонятный сгусток теней в комнате. Джемин забирается с ногами на кровать, но не ложится, а сидит, прижавшись спиной к стене и закутавшись в одеяло. Он боится нового приступа. Или необъяснимого звука. Глаза прикованы к окну, слух напряжён. Прошло только четыре дня. Он едва ли отбыл половину своего срока. Если так будет продолжаться, то к отъезду нервы с ним попрощаются. Это место давит на него, как и все косые взгляды, все истории о его бабке, все странные звуки. Он не хочет верить в то, что всё это реально. У всего должно быть адекватное объяснение. Но объяснять то, что с ним происходит, становится всё тяжелее. Через полтора часа глаза начинают закрываться, мысли плывут, от испытанного страха остаётся только горчащий осадок над диафрагмой. Джемин ложится, отворачиваясь к стене. Жёлтые сферы вокруг свечей продолжают покачиваться до самого утра, пока от них не остаются одни лишь сплющенные огарки. На смену приходит сыплющаяся через окно серость, которая разбавляется мельканием молний на графитовом набухшем небе. Солнце снова было плотно замуровано за толстыми слоями. По крыше барабанит набирающий силу ливень, когда Джемин просыпается. В доме холодно, кончик носа замёрз. Поведя затёкшими плечами, он садится, откидывая одеяло, и какое-то время просто смотрит в пол, прокручивая в голове события прошедшей ночи. Внутри спиралью крутилось промозглое беспокойство. Ладонь ложится на грудь. Ком никуда не делся, но хотя бы дышится нормально. Возможность дышать неожиданно стала казаться ценной. Потянувшись за толстовкой, висящей на изголовье кровати, Джемин вспоминает про свой локоть. Он поворачивает руку и разматывает бинт. Рот приоткрывается, тело застывает на пару мгновений. Ничего. Кожа абсолютно гладкая, цвет обычный, никакого намёка даже на царапину. Он неверующе начинает ощупывать весь локоть, нажимать на него, однако боли нет совершенно. Как будто ничего и не произошло. Казалось бы, можно радоваться избавлению от проблемы, но Джемину становится едва ли не так же не по себе, как было ночью. Руки сокрушённо падают на колени. Как это возможно? Как может какая-то домашняя мазь, которую он буквально намешал из масла и травы с улицы, полностью излечить такую рану? Джемин максимум надеялся на то, что она покроется какой-то корочкой или лоскут подсохнет и сам отвалится, чтобы не мешать росту новой кожи. Но то, что повреждённый участок зажил полностью всего за несколько часов? Безумие. Взгляд падает на банку, наполовину полную лечебной мази. Ради этого к бабке ходили люди. Она могла помочь тому, что заживало бы неделями. Чёрт его знает, откуда у неё такие знания и почему ученые с материка не догадались сделать такую же, ведь на этом можно было бы зарабатывать хорошие деньги. За своё здоровье люди всегда готовы много платить. Джемин качает головой. Какое ему дело, как оно работает и что с этим можно сделать? Он не собирается становиться никаким знахарем. Хотя обладание такой силой действительно кажется заманчивым. Долгий раскат грома проносится по всей округе, словно нагруженный до краёв поезд. Джемин затапливает печь, греет еду и без особого аппетита доедает ччиге, смотря на потоки дождя, скользящие по окну. Лить продолжает ещё около получаса. Немного прибравшись на кухне, он обувается и выходит, желая поскорее убраться отсюда подальше. Хлопает входная дверь, затем калитка. Джемин делает несколько шагов по направлению к мосту, после чего оборачивается. Взгляд изучает хлам, висящий на заборе. Воздух вокруг предметов по-прежнему кажется вибрирующим, его потоки словно можно увидеть глазами. Внутри что-то щёлкает. Какая-то отчаянная волна злости. Джемин решительными шагами возвращается обратно в дом, хватает большую корзину и вылетает на улицу. Камни на бусах грохочут, когда он срывает их с забора и швыряет в корзину. Следом летят венки, ленты, крысиные черепки и даже колья. Он просто разламывает их ногой, чтобы поместились. Пора кончать со всей этой ведьмовской атрибутикой. Захватив спички, два полена и один веник с балки, Джемин берёт корзину и стремительно направляется к пепелищу. Заметно похолодевший ветер царапает щёки, забирается под толстовку. Пахнет мокрой землёй, трава вокруг блестит от капель. Сапоги сминают всю растительность на пути, защищая от какой-либо влаги вплоть до самых колен. Джемин доходит до пепелища, опускает корзину и железной палкой расковыривает почерневшее кострище, чтобы соскрести слой влажной земли. Высыпав всё содержимое, он отправляет разломанную корзину следом, кидает дрова сверху и засовывает между ними сухой веник душицы. Чиркает спичка, но огонь не появляется. Через несколько попыток спичка ломается и летит в кучу. Джемин достаёт ещё одну и снова ломает её. Повторяется та же ситуация, что была в самый первый день, когда они сжигали бельё. Губа недовольно поджимается. - Подожгись, кусок ты дерьма. На кончике нерешительно вспыхивает огонь, который трещит и опасливо покачивается. Джемин подносит спичку к душице и по чернеющим листам ползёт пламя. Языки перекидываются на поленья, окутывая их оранжевым пузырём. Горящий веник крошится, превращаясь в пепел и исчезая где-то внизу. Джемин, сидевший на корточках, выпрямляется и отходит. Над костром начинает виться серый дым, пламя волнуется на поднявшемся ветру. Первыми из бабкиных вещей загораются венки, затем ленты. Возможно, дело было в сгоревшей душице и других растениях, но голова становится как будто ватной и чуть кружится. Пелена из дыма плотной завесой валит в его сторону, не давая возможности уклониться. Джемин щурится, отмахиваясь, и, почувствовав разрастающийся в горле сгусток, кашляет. Возвращается лёгкая тревога касательно дыхания, поэтому он выходит за пределы круга, заступая на влажную траву. Дым продолжает тянуться за ним, но редеет, разносясь ветром. Горло отпускает. Через несколько минут куча мусора становится заметно меньше, пеплом оседая на кострище. Джемин набирает воды и тушит огонь. Поковыряв всё палкой, он видит камни и черепки, которые почернели, но естественно не сгорели. Немного подумав, он закидывает их в ковш, спускается к ручью и высыпает всё в водный поток. Гром гремит бом-бом, ведьма. В нижнем поле дети снова радостно водят хороводы, напевая свою дурацкую песню. Джемин какое-то время наблюдает за ними, после чего опускает руки в холодную воду. Налипший на кожу пепел мгновенно рассеивается в кристально чистом ручье, каменистое дно которого можно было без проблем разглядеть в местах, где из-за порогов не возникала пена. Стряхнув с пальцев капли, он идёт дальше по берегу к мосту. Конкретных планов на день не имелось, единственное, чего хотелось Джемину, - это забыть про всё, что было. Он хочет отвлечься и вернуться к нормальной жизни, где из темноты не раздаётся его имя и воздух поступает в лёгкие без каких-либо проблем. Поэтому через десять минут он оказывается перед знакомыми резными воротами. Открыв калитку, он видит Джено, который привязывал спускающуюся по стене дома лозу винограда к воткнутой в землю палке. - Всё работаешь? - Тебя жду. - Меня? – удивляется Джемин. - Ну да, мама же сказала, что кимчи тебе приготовит. - А, точно. - Забыл, что ли? – посмеивается Джено. – Значит, пришёл сюда, потому что очень рвёшься работать? - Ты против? - Только «за». От такой компании грех отказываться. Идём, сегодня мы собираем вишню. - А сарай? - Да я за утро уже достроил его, там работы на три часа было, - Джено скидывает на столешницу перчатки. – Главное, чтобы опять дождь не пошёл, а то придётся дома торчать. - Мама всяко нам работу найдёт, можем на кухне помогать. - Она ушла мариновать продукты на зиму. Женщины со всех семей собираются вместе и готовят общие заготовки, которые потом все могут есть. - Ого, не знал, что так делают. - В городе таким не промышляют, нужна община, общая территория, все дела. Плюс есть пожилые, у которых дети уехали работать на материк, поэтому это ещё и для них делается, самим-то им сложно уже. - Это здорово, крутая традиция. За овощными грядками росли три вишни, чьи ветки грузно свисали вниз от тяжести. Зелёная листва теряется за подавляющим количеством багровых ягод. Взяв по ведру, они приступают к сбору и уже через несколько минут у Джемина начинает ныть шея и болят уставшие от постоянного нахождения на весу руки. Он кряхтит, разминаясь, и возвращается к работе, но через пару минут снова останавливается. - Я так не могу, нужно подбавить огоньку. - В смысле? – Джено откидывает волосы со лба и недоумённо смотрит на него, сквозь прорези в листьях. - Всё лучше с музыкой. Джемин достаёт телефон и включает плейлист, под который катается вечерами по берегу реки Хан. Песни оживлённые, но биты не слишком навязчивые, нет нагружающих звуков. - Какие-то ваши городские певцы? - Обожаю NCT. Выставив руки перед собой, Джемин начинает деловито водить тазом, чуть сгибая ноги в коленях. Лицо принимает намеренно пафосное выражение, голова кивает в такт. Наблюдающий за этим Джено начинает смеяться, откидываясь назад. В моменты, когда он так искренне хохочет, забывая про свою серьёзность и стать сына старосты, он всегда напоминает Джемину лабрадора. На губах появляется довольная улыбка. Он рад, что получилось вызвать смех. - Работать только не забывай, танцор. Собирать вишню под музыку действительно оказывается веселее. Джемин придуривается, высыпая её, скривив руку, как будто сыплет соль, за что Джено называет его дураком и пуляет в него одну из ягод. Однако постепенно он сам начинает немного кивать под музыку, возможно, даже не замечая этого. Вёдра заполняются наполовину. Джемин переставляет своё и переходит к другой стороне дерева. Смахнув муравьёв, он набирает вишню в ладонь, кидает её вниз и тянется выше, как слышит шелест травы позади себя. Он оборачивается и отскакивает назад, едва не сбивая ведро ногой. - Не смей ко мне подходить! Его насквозь прожигают голубые в свете дня глаза жирного гусака, который медленно топал в его сторону. Оранжевые лапы сминают расползшийся по земле клевер. - Башмак, - предупреждающе тянет Джено, выглядывая из-за второго дерева. – Ты опять перелез через калитку? Иди к себе. - Да, пошёл отсюда, - Джемин указывает подбородком куда-то в сторону курятника. Гусь останавливается, но продолжает глазеть на него. Крылья расправляются и хлопают. - Башмак, - говорит Джено уже более жёстко. – По заднице получишь. Немного постояв и, кажется, подумав всем мозгом, который имелся, Башмак гаркает в сторону Джемина, разворачивается и уходит обратно, виляя в стороны треугольным хвостом. Джемин выдыхает и отлипает от веток, в которые вжался, стараясь спрятаться подальше от своего врага. - Вот и чего он прикопался ко мне? Я ему ничего не делал. - Мне почём знать? Тупая птица, - Джено пожимает плечами. – Запах, может, твой не нравится. - Я, между прочим, чистый, - Джемин оттягивает свою толстовку. - У скотины свой мир запахов. Чем-то ты его да раздражаешь. - Классно, - он закатывает глаза. На сбор остальной вишни уходит ещё около часа. Два ведра полны до краёв, поэтому приходится взять ещё одно, когда они переходят к третьему дереву. Сбор проходит достаточно быстро под музыку и болтовню, но руки затекают так, что ладони, постоянно находящиеся над уровнем головы, бледнеют от оттока крови. Джемин думает, что никогда и ни за что не хочет иметь свой собственный огород. Максимум, что он может высаживать, и за чем может ухаживать, это мята и укроп на подоконнике. - Наконец-то, - устало воет он, прогибаясь в спине и отходя от вишнёвого дерева, когда ягод больше не остаётся, либо они ещё слишком маленькие. - Это была самая лёгкая часть работы, - усмехается Джено, почёсывая щёку тыльной стороной ладони. - Чего? - Теперь её надо чистить: вытащить все косточки, засыпать сахаром, перемешать и расфасовать по банкам на зиму. - Да ладно… Джемин кривит лицо и жалобно мычит, запрокидывая голову назад. Он уже видеть не может эту вишню, а теперь нужно с ней возиться ещё больше? - Я не заставляю, можешь пойти домой отдохнуть или поваляться у нас на диване, посмотреть телик. Я и сам всё могу сделать, - великодушно разрешает Джено. - Ты на понт меня берёшь? - тут же грозит ему пальцем Джемин. - Это как? - Брать на понт – брать на слабо. - Нет, - смешок. - Тут всё добровольно и без провокаций. - Рамён мне на уши не вешай, потому что это работает. Пошли, почистим твою вишню. Джемин подхватывает ведро и идёт в дом. Джено провожает его весёлыми глазами и берёт два других. Они устраиваются в кухне друг напротив друга. Посередине стоит огромный зелёный таз, предназначенный для готовой вишни. В ногах же у них стоит по тазику поменьше – туда летят косточки. Механизм очистки оказывается простой, но до ужаса муторный. Нужно закрытой стороной булавки выковыривать косточку из мякоти. Из-за текущего липкого сока ягоды то и дело норовят выскочить из пальцев. Иногда сок брызгает на одежду. Через полчаса такой работы Джемин со стоном разгибается и переставляет маленький тазик на стол, о который опирается руками. Когда спина устаёт уже от этой позиции, но возвращает всё на пол, как было. Джено кажется как обычно спокойным и ловкими движениями выковыривает косточки буквально за секунду, хотя через час он тоже устало водит шеей и около минуты разминает задубевшие пальцы. Их ладони выглядят так, как будто они всё это время разделывали чей-то труп. Вокруг всё тоже покрыто красно-розовыми каплями. - Ещё чуть-чуть осталось. Сейчас я принесу новый тазик. Джено встаёт, споласкивает руки в кухонном умывальнике и копается в ящике. Выудив из-под кастрюль маленький тазик без ручек, он ставит тот, что был заполнен очищенной вишней, на стол, кидает вместо него пустой и плюхается обратно на свой стул. Какое-то время он смотрит на парня перед собой и издаёт смешок. - Весь заляпался. Он тянется к поднявшему глаза Джемину и трёт его щёку большим пальцем. Пятно не исчезает, поэтому он залезает пальцами в стакан с водой и снова пытается оттереть его. На этот раз липкий сок исчезает с кожи. - Чего лыбишься? - Ничего. Джемин качает головой, давя улыбку, и возвращается к вишне. Это было… интересно. Ладонь у Джено грубая, но движения аккуратные. Вишни в ведре постепенно становится всё меньше, однако кажется, что этот процесс длится вечность. Пальцы уже подрагивают от монотонных движений, особенно на правой руке – удерживать тонкую булавку было тяжело. Спустя ещё сорок минут в тазик летит последний распотрошённый шматок. - Вот теперь точно всё, можешь брать меня на понт сколько хочешь, я свою норму за день выполнил, - Джемин протяжно выдыхает, роняя руки на колени и откидываясь на спинку стула. - Молодец, хорошо поработал, - Джено забирает у него булавку. – Спасибо, без тебя мне пришлось бы одному всё это делать. - Рад отрабатывать еду. Хочется лежать пластом и больше не двигаться. Когда Джемин заставляет себя открыть глаза и встать, Джено уже вытер пол и отмылся от сока сам. Копчик безжалостно ноет от каждого движения. - Рукава все намочишь. Заметив, что он идёт к умывальнику, Джено ловит его по дороге. Он тянет рукава его толстовки повыше аж до самых предплечий, потому как капли были абсолютно везде. Завернув левый рукав, он переходит к правому и уже было отпускает его, как резко хмурится, разворачивая его руку и рассматривая локоть. - Где рана? - Она… зажила, - внезапно тихий голос опомнившегося Джемина больше выражает вопрос. - Как она могла зажить? Там висел целый пласт кожи, - Джено недоуменно щупает локоть, как его взгляд вдруг твердеет и впивается в его глаза. – Что ты сделал? - Да ничего такого. - Что ты сделал, На Джемин? Ты опять колдовал? - Какое ещё колдовство? Просто намешал мазь из трав, что такого? - Я же просил тебя больше не трогать бабкину книгу. - Это просто мазь, любой дурак так может намешать. - Нет, не может, - резко чеканит Джено. – Какую бы траву ни намешал обычный человек, она не сможет так быстро залечить открытую, чёрт тебя дери, рану. Ты пользовался своей силой, ты поддаёшься чарам своей бабки и перенимаешь её учения. - Да нет у меня никакой силы, хватит уже… - Кому ты врёшь? Мне или себе? Ты разогнал тучи над целым островом, слышал какие-то голоса в лесу и сейчас приготовил целебную мазь, которая за раз залечила то, что должно заживать неделями. Тебе даже не нужно учиться, эта сила есть в тебе и вместо того, чтобы сопротивляться ей, ты становишься ведуном, прямо как твоя… - Я нормальный! В момент, когда Джемин с гулким криком вырывает свою руку из чужой ладони, окно резко распахивается, практически до треска врезаясь в раму. Свистящий ветер врывается в дом, срывая полотенца с крюков и заставляя висящие под потолком верёвки для белья дёргаться и биться о балки. Парни какое-то время шокировано смотрят на окно. Затем Джемин, чьё сердце бешено заколотилось, едва ли не испуганно переводит взгляд на напрягшегося Джено. - Это не я. Я не… Он не договаривает и стоит, шумно дыша через нос. Джено отмирает, закрывает окно, щёлкая задвижкой, и медленно поворачивается к нему. - Расскажи всё, как есть. Ты ведь чувствуешь, что что-то происходит, да? Она приходит к тебе? Какое-то время Джемин молчит. - Можно я… сначала руки помою? Неприятно. Он показывает свои свекольного цвета ладони, пальцы липнут друг к другу. Джено без слов уступает дорогу к мойке, не сводя с него серьёзного взгляда. Вода есть только холодная, поэтому приходится выдавить средство для мытья посуды, чтобы отмывалось лучше. Стряхнув воду, Джемин вытирает руки полотенцем и поворачивается к нему с небольшой задержкой. - Я просто плохо сплю. Просыпаюсь каждую ночь и слышу либо шаги, либо что-то непонятное. Сегодня вот имя своё услышал. Но мне кажется, что это просто ветер. Она умерла, она ничего не может сделать. - Просыпаешься в одно и то же время? - Как ты узнал? - В три часа? - Да, - глаза Джемина удивлённо распахиваются. - Это час ведьмы. В это время они сильнее всего. Она пытается заставить тебя принять свою силу. - Но она… - Она ведьма, Джемин. Я тоже надеялся, что смерть её остановит, но, похоже, ей нет никакого покоя из-за того, что она не оставила после себя наследника. Поэтому она цепляется к тебе, ты – её кровь, в тебе есть её дар, - Джено сжимает его плечо. – Чем больше ты колдуешь и неважно как именно, тем больше ты его развиваешь, тем шире ты открываешь для неё дверь. - Я… - он вздыхает, пытаясь собрать мысли. – Я скажу честно, что я сначала вообще ни во что не верил, но после того, что было, я уже не знаю. Возможно, ты прав, возможно, что-то такое и правда есть. Но мне очень сложно это осознать, потому что это не должно быть реальным, я не могу признать, что такое действительно может существовать. Это… это неправильно. - Посмотри ещё раз на свой локоть. Ты можешь отрицать сколько угодно, но это ты объяснить не сможешь. Мы можем намешать с тобой один и тот же отвар, только твой будет работать, а мой нет. Потому что у меня таких сил нет, мне нечем его напитать, у меня нет связи с другим миром. Просто пойми одно: ты можешь втянуться в это, ты можешь захотеть такую силу. Излечивать раны, менять погоду, знать, когда тебе врут, и так далее – всё это звучит здорово, я знаю. Но за всё надо платить. Этот мир держится на равновесии. Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Своё здоровье или здоровье кого-то ещё, любую живительную силу – для этого нужны жертвы. И чем больше ты просишь, тем больше будет цена. Это сделка с дьяволом, из которой уже не выбраться, когда зайдёшь слишком далеко. Голова ломится от информации. Джемин трёт лицо ладонями, пытаясь заставить себя соображать. Он не понимает, как он ввязался в эту ситуацию. Как его нормальный мир превратился в такой пугающий абсурд? - Откуда ты всё это знаешь? - От своей бабушки. Нас всех этому учат. И если вдуматься, это так и есть, это не детские сказки. За всё надо платить и если ты продолжишь, то похеришь своё здоровье. Я не хочу, чтобы это произошло, не губи сам себя, не поддавайся. Джемин вспоминает свой ночной приступ. Когда лёгкие драло от невозможности сделать вдох. Он не хочет, чтобы это повторялось, это слишком страшно и больно. - Я больше не буду трогать эту книгу, обещаю. Теперь точно. Засуну её подальше и всё. - Тебе опасно оставаться в доме, она от тебя не отстанет. Перебирайся к нам. - Нет, я не хочу убегать, как будто я ссыкло, - тут же качает головой Джемин. – Всё будет нормально. Я буду осторожен, ничего не случится. Если я не буду ничего провоцировать, то ничего и не произойдёт. - Тебе самому хочется находиться в этом ведьмином гнезде? - Нет, но и вот так сдаваться я тоже не хочу. Я не слабак. - Джемин… - Давай сменим тему? – он просяще заглядывает ему в глаза. – Я больше не хочу это обсуждать. Я постоянно докапываюсь до тебя, потому что мне так спокойнее. Я забываю про бабку, когда мы с тобой чем-нибудь занимаемся и болтаем. Поэтому давай не будем про это вспоминать, ладно, Джено? Давай что-нибудь поделаем. Джено какое-то время молча изучает взглядом его уставшее лицо с проявившимися чёрными кругами, после чего вздыхает, сдаваясь. Он не находит в себе сил отказать ему в просьбе. - Надо закончить с вишней.