Salvation

Люди, в большинстве своём, осознают ценность вещей только тогда, когда теряют их. Будь то какая-то безделушка, отношения или даже жизнь. Ты не поймёшь, насколько нужна была тебе эта вещь, пока не потеряешь; не осознаешь, насколько сильно любил, пока этот человек не уйдёт; не будешь ценить жизнь, пока не окажешься на волосок от смерти. Ветер и дождь бьют в лицо, промокшая до нитки одежда неприятно липнет к худому телу, очерчивая каждую болезненно выпирающую косточку. Хёнджин весь трясётся из-за холодных порывов ветра. У него зуб на зуб не попадает да губы слегка синеватого оттенка, но он всё равно упрямо продолжает стоять на краю моста, вцепившись замёрзшими длинными пальцами в перила. Он почти уже не чувствует их. Проклинает себя за то, что никак не может сделать последний шаг и отпустить, полетев навстречу вечному забвению. Под ним барашками клубится неспокойная река Хан, а над ним бескрайнее небо, затянутое тёмными, почти чёрными грозовыми тучами. Отличное время для того, чтобы распрощаться со своей никчёмной жизнью. За спиной слышны машины, но никто так и не остановился. Никто даже не замечает бедного парня, пытающегося решится спрыгнуть уже как минимум минут тридцать. Руки дрожат от холода и напряжения. Хёнджин понимает, что ещё чуть-чуть — и он просто физически не сможет удержаться. Решает довести себя так, потому что боится. Потому что он слабак. — Ну давай же, давай! Спрыгни ты уже наконец, ничтожество! Избавь себя от этого! Кричит Хван на самого себя, а из глаз начинают литься горячие слёзы. Контраст температур заставляет мурашки пробежаться по спине. С того дня, когда он встретил Минхо в аптеке, прошло долгих три дня, а отметины от пальцев всё ещё красуются на шее уже слегка пожелтевшими пятнами. Однако их форму не спутаешь ни с чем. Хван не выходил из дома, чтобы лишний раз не светить метками на шее. Все эти три дня он провёл в тщетных попытках лишить самого себя своей никчёмной жизни. Сначала холодная ванна и лезвие. Он даже сделал пару глубоких порезов, вот только в тот момент, когда рука начала неметь, он всё же вскочил и понёсся за полотенцем. На руке теперь красуется неровный бинт. Он пробовал выпрыгнуть из окна, вот только форточка всё никак не хотела открываться до конца, да и живёт он все-таки на девятом этаже — можно и не умереть, а вот инвалидом останешься на всю жизнь. Хёнджина такая перспектива совершенно не радовала. Он хотел, чтобы раз и навсегда. Чтобы смерть наконец избавила его от всей боли. — Прыгать собрался? Слышится привычно бархатный голос сзади. Хёнджин вздрагивает и поворачивается. Минхо стоит под красным зонтом, что отбрасывает некую тень на его рыжие волосы, заставляя их будто бы гореть. На губах привычная добродушная улыбка, а тёмно-карие глаза как-то по-особенному блестят. Хёнджин не может различить, какой именно это блеск. Он явно завораживает. Хван опоминается быстро. — Не подходи! Я прыгну! Предупреждает он срывающимся голосом. Минхо хмыкает, кивая, убирая одну руку в карман своей неизменной кожаной куртки, но всё же остаётся на месте. — Прыгай. Бросает он. Вроде бы и безразлично, но голос не звучит плоско. В нём играют нотки привычной заинтересованности и какого-то азарта. Звучит как вызов. Хёнджин щурится, а внутри почему-то начинает колоть. Минхо смотрит пристально и делает шаг вперёд. — Стой! Я прыгну! Кричит Хёнджин, на что получает лишь добрую усмешку и смягчённый взгляд. — Спрыгнул бы уже, если бы действительно так сильно хотел. Просто говорит Ли, не отрывая пристального взгляда от Хвана. Хёнджин моргает пару раз, а затем переводит взгляд на бушующую воду под ногами. А ведь Минхо прав. С таким явным рвением он уже давно должен был спрыгнуть, вот только он почему-то всё ещё цепляется за балку, словно за ниточку надежды. Опять же, он просто слабак. Даже с этим не смог справиться. Глаза начинает жечь сильнее. Хёнджин не замечает, как Минхо подходит ближе. — Я не стану тебя уговаривать не прыгать, знаю, в этом смысла нет. Просто подумай о том, что сказала бы твоя мама? И с этим Минхо отходит назад. Хёнджина пробивает окончательно. Перед глазами всплывает образ мамы. Такой, которой он её помнит. Такой, какой она была ещё до болезни. Красивой и полной сил, любящей и нежной, дарящей поддержку и излучающей свет. Слёзы начинают течь с новой силой. У Хёнджина в голове пробегает мимолётная мысль о том, как Минхо узнал о его маме? Но эта мысль тут же улетучивается, сменяясь более рациональной — он просто сказал то, что сказал бы каждый, наверное. Хван действительно задумывается о том, что сказала бы его матушка, узнай она о том, что он так бессовестно решил выбросить жизнь, подаренную ею. Совесть захлёстывает с ног до головы, топя в чувстве вины. Она накрывает его, наподобие того, как волны реки Хан топят в себе берега. Хёнджин поворачивается, смотрит заплаканным взглядом на удаляющуюся спину Минхо и решается. Он слегка отклоняется, чтобы развернуться лицом к перилам и начать перелезать обратно. Мгновение, и нога Хёнджина соскальзывает с мокрых перил. Он цепляется длинными пальцами за нижнюю балку, спасая самого себя от исхода, которого несколько минут назад всё ещё жаждал. Серые воды внизу теперь кажутся слишком зловещими, раскрывающими свои пасти и блистая белоснежными зубами. Хёнджину страшно. Он не хочет умирать. Из горла вырывается крик. — Минхо! Он кричит громко, не боясь сорвать связки. Лишь бы тот услышал его поверх дождя и звука автомобилей. — Минхо! Помоги мне! Зовёт вновь и уже через мгновение видит рыжую макушку сверху. В тёмных глазах играет страх. Страх за Хёнджина. — Чёрт, Хёнджин! Минхо отбрасывает зонт в сторону. К чёрту. Не обращает внимания ни на ливень, ни на промокающую буквально за несколько секунд майку. Он перегибается через перила, тянет руку к Хёнджину. — Хватайся! Кричит он, но Хван лишь отрицательно мотает головой. Смотрит со страхом в глазах. Боится отпустить, боится, что собственные руки подведут его. — Не могу! Я упаду, Минхо! Я не могу! Голос дрожит, срываясь на какой-то панический крик. Минхо быстро оценивает ситуацию. — Чёрт бы тебя побрал. Шипит он и ловко перелезает через перила. Держится одной рукой, отклоняясь слегка, ловя торс Хёнджина другой. Хван морщится от боли, но не уходит от единственного прикосновения, которое может спасти ему жизнь. — Тебе придётся подтянуть себя. Я держу тебя, не бойся. Говорит Ли. Голос у него в момент становится ровным и бархатным. Таким, каким его привык слышать Хёнджин. Это работает словно лекарство, успокаивает и придаёт сил. Сильная рука вокруг груди держит крепко и надёжно. Хёнджин кидает неуверенный испуганный взгляд на Минхо. Тот кивает, даря улыбку, сжимает слегка сильнее, как бы подтверждая, что действительно держит. Не отпустит. Хёнджин верит. В глазах загорается решимость и настоящая тяга к жизни. Он собирает силы в кулак и подтягивается, игнорируя любую боль. Минхо поднимается вместе с ним, надёжно придерживая. Не отпускает, помогая перелезть через перила на безопасную сторону. Хенджина трясёт не по-детски, когда он оседает на мостовую. Руки дрожат, а в глазах застывает тень прожитого ужаса. Минхо опускается перед ним, смотрит с волнением. — Эй.. ты как? Тихо спрашивает, аккуратно дотрагиваясь до чужого плеча. Хёнджин не уходит от прикосновения, даже не вздрагивает, просто смотрит пустыми глазами. Зубы стучат и бьются друг о друга. Ли снимает свою кожаную куртку, набрасывая на тонкие плечи Хвана. Хёнджин чувствует ещё не остывшее тепло и ёжится немного. — Пойдём, я тут живу неподалёку, хоть отогреешься. Сможешь встать? Хёнджин по-прежнему смотрит пустыми глазами, но кивает, сам не понимая, на что именно отвечает: на приглашение или же на вопрос. Минхо помогает ему подняться, аккуратно придерживая за талию. Его хватка безумно лёгкая, почти невесомая. Она там больше для поддержки, нежели для чего-то ещё. От руки Ли исходит тепло, нагревая то место, где ладонь соприкасается с Хёнджином. Даже через довольно толстую материю худи Хван чувствует это тепло. Оно приятное. Хёнджин запоминает его, выжигая на задворках сознания. К дому Минхо они приходят довольно быстро, хоть ноги Хвана совершенно отказываются его слушать. Он несколько раз спотыкается о собственные ботинки, ведь практически не чувствует конечностей. Ли ловит его каждый раз, не давая упасть на мокрый асфальт. Он не называет его идиотом за это, не говорит и того, чтобы он наконец научился смотреть под ноги. С его уст не срывается ни одного слова, лишь лёгкая улыбка продолжает играть на тонких губах. Подъезд, лифт, двенадцатый этаж, звон ключей и тепло квартиры. Минхо аккуратно закрывает за ними дверь, а в нос Хёнджина бьёт запах тепла и уюта. Он давно отвык от него. У него в квартире и батареи-то не работают, что уж говорить о таком тёплом запахе, присущему каждому живому месту? В его квартире по полу вечно гуляют сквозняки, отражая вьюгу в душе, а по полу Минхо бесшумно ходят три кошки, которые выходят встретить своего хозяина, явно не ожидавшие того, что он приведёт с собой гостя. Они чем-то напоминают Хвану Минхо. Ему дико неудобно, ведь они оба стоят, а на полу вокруг них образуются небольшие лужицы дождевой воды. Хёнджин чувствует себя виноватым. — Ванная по коридору направо. Проходи, я пока поставлю чайник и подыщу тебе что-нибудь из одежды, — говорит Минхо. Он кажется совсем не смущенным тем, что они фактически залили пол его прихожей. Ли по-хозяйски кладёт ключи на маленькую тумбу возле двери и стягивает ботинки, оставляя их сохнуть. Он смотрит на застывшего Хёнджина и кивает вперёд, смотря снисходительно, но по-доброму, словно на маленького потерявшегося, промокшего щеночка. Хван неуверенно кивает, аккуратно снимает ботинки и направляется в указанную сторону. — Хёнджин. Зовёт Ли, заставляя повернуться и посмотреть большими карамельными глазами. Парень с рыжими волосами вновь улыбается и подходит ближе. — Куртку не хочешь отдать? В голосе звучит насмешка, а Хван заливается краской. — Да, прости... — извиняется он, начиная снимать кожанку с плеч. Минхо тянется, хватая воротник рукой, помогая снять слегка прилипающую к мокрой худи куртку. Хёнджин кивает и смотрит благодарно, но смущённо. На мокром лице вырисовывается румянец. Он скрывается за дверью в ванную, провожаемый слегка насмешливым взглядом кошачьих глаз. Горячая вода обволакивает промёрзшее тело, уменьшая дрожь. Хёнджин утопает в блаженстве и не помнит, когда в последний раз получал столько удовольствия просто от того, что он согревается. Кости немного ломит, и Хван уже не знает, от побоев это или же от столь резкого перепада температур. В дверь стучат. Хёнджин вздрагивает, прижимая душевую лейку к груди, смотрит со страхом на дверь, ожидая, что она вот-вот откроется. — Хёнджин? Голос звучит за дверью. Минхо не собирается входить? Хван моргает пару раз. — Д-да? — тихо говорит он. — Я принёс тебе одежду. Могу я зайти? Хёнджин молчит несколько секунд, оценивая ситуацию. Он не хотел бы, чтобы Минхо видел его таким. Побитым и мокрым. Отвратительным. Но что-то в голове щёлкает. Случается короткое замыкание, потому что изо рта Хёнджина вылетает тихое «да». Какое-то непонятное желание зарождается в его груди, когда он вспоминает тепло, исходящее от рук Минхо; вспоминает, как это самое тепло плещется в тёмно-карих омутах, чем-то напоминая горячий, расплавленный вязкий тёмный шоколад. Хёнджин хочет, чтобы Ли увидел его таким. Он хочет, чтобы Минхо увидел каждый синяк, каждую ссадину. Хёнджин не знает почему, но он действительно, где-то глубоко внутри, желает этого. Дверь тихонько открывается, а из-за неё показывается уже практически высохшая рыжая макушка. Хёнджин подтягивает колени к груди, стесняясь своей наготы, но Минхо даже не смотрит. Его взгляд устремлён в пол, а голова слегка опущена. Где-то под рёбрами у Хёнджина щемит, ведь он вспоминает, что Джеин никогда даже не задумывался спросить разрешения у Хвана. Ли просто кладёт вещи на крышку унитаза и быстро скрывается обратно за дверью, оставляя Хёнджина пялиться на закрытую деревянную поверхность. По щекам вновь начинают течь слёзы, но Хван зло смаргивает их. — Хватит плакать, тряпка. — Шипит он на самого себя, остервенело начиная тереть глаза и щёки. Вещи Минхо, оказывается, подходят Хёнджину просто идеально. Свитер даже слегка висит, ведь Хван исхудал. Он смотрит на своё отражение в немного запотевшем зеркале. Глаза с полопанными капиллярами; чёрные волосы, мокрыми патлами лежащие на плечах; ссадины на скулах, синяки в форме пальцев на шее да выпирающие кости; тонкие руки с множествами синяков и запястье, перебинтованное промокшим насквозь бинтом. На нём проявилось несколько красных пятен — видимо, Хёнджин открыл только начинавшие заживать порезы, когда пытался удержаться на мосту. Он содрогается от одной лишь мысли о том, что чуть не натворил сегодня. Какой же он идиот. Ничтожество. В глазах мелькает ненависть к самому себе, но Хёнджин держится, просто отрывая взгляд и выходя из ванны — не хватало ещё и зеркало разбить в чужом доме. Он запоздало вспоминает про то, что Джеин грозился позвонить сегодня. Сердце вновь сковывает страх, и он несётся на кухню, где встречает Минхо, разливающего ароматный мятный чай. — Где мой телефон? На ходу спрашивает Хван, чувствуя, как паника подступает к горлу. Минхо опять смотрит снисходительно и кивает на обеденный стол. Хёнджин тут же срывается к нему, пытаясь включить, но экран, как назло, отказывается работать, показывая только значок того, что батарея села окончательно. — Чёрт, чёрт, чёрт... — ругается Хван себе под нос. Руки вновь начинают мелко подрагивать, а в груди зарождается страх. Если Джеин звонил, а он опять пропустил эти звонки — ему точно влетит. — Сядь, попей чай, Хёнджин. Говорит Минхо, ставя на стол две кружки. Сам опускается на один из стульев, смотрит пристально, ожидая того же и от Хвана. — Мне нужно позвонить, Минхо, пожалуйста. Просит Хёнджин, а в его карамельных глазах Ли читает тот самый животный страх, что видел несколько дней назад. Он щурит свои раскосые глаза. — Выпей чай, Хёнджин. Звонок может подождать. Его голос всё по-прежнему бархатный, но немного более настойчивый. — Нет, ты не понимаешь, мне нужно позвонить. Я обязан. Голос Хвана слегка срывается, гранича с подступавшей к горлу истерикой. Минхо вздыхает, прикрывая глаза. — Джеину? — Не твоё дело. Тут же огрызается Хёнджин. Минхо смотрит внимательно, а затем поднимается, делая шаг к Хвану. Тот делает шаг назад. — Хёнджин, дай мне руку. Просит Минхо, а Хван инстинктивно отшатывается от протянутой руки, прижимая свои собственные к груди. — Зачем? Он ощетинивается, словно маленький щенок, и это забавляет Ли. Он улыбается, но в глазах читается лишь тень тревоги. Минхо кивает на его руку. — Кажется, твои раны разошлись. Тихо говорит он, а Хёнджин кидает взгляд на свои руки. На левом рукаве красуются багровые пятна. Кажется, кровь насквозь пропитала бинты. Минхо позволяет себе подойти чуточку ближе и аккуратно дотрагивается до чужой руки. Хван дёргается, но всё же позволяет отвести свою руку от груди. Ладонь Минхо тёплая, это тепло посылает приятные вибрации вверх по тонким пальцам, прямиком к сердцу. Хван, словно заворожённый, следит за тем, как пальцы Ли аккуратно поднимают рукав, оголяя бледную кожу, покрытую синяками в некоторых местах. Он с такой же нежностью и аккуратностью снимает пропитанные кровью бинты. Одна из ран действительно раскрылась. Хёнджин шипит, тут же ловя взволнованный взгляд кошачьих глаз. — Нужно обработать и забинтовать. Садись, я сейчас достану аптечку, — говорит Ли, отпуская чужую руку, отходя немного и открывая один из шкафов. Хёнджин слушается, в этот раз покорно садясь на стул, наблюдая за парнем. Минхо аккуратно обрабатывает порез, не обращая внимания на сдавленное шипение Хвана, лишь иногда дует, складывая губы трубочкой. Затем так же аккуратно забинтовывает, следя за тем, чтобы бинты не пережимали, но и не были слишком слабыми. — Ну вот и всё. Улыбка покрывает губы Ли. Он невесомо проводит пальцами по бинтам. Хван замечает некое сожаление в кошачьих глазах. Минхо убирает аптечку и возвращается за стол. Молчит некоторое время, делая несколько глотков чая, явно о чём-то размышляя, а затем поднимает глаза на Хёнджина. — Хёнджин, послушай.. Я знаю, что происходит между тобой и тем парнем. Я вижу, я не слепой. Вижу то, как ты вздрагиваешь, как страх заполняет твоё тело, вижу синяки на твоих руках, скулах и шее. Я тебе никто, я знаю.. Но, Хёнджин, разве тебе настолько нужно это всё? Ты его настолько сильно любишь, что готов терпеть? Минхо говорит ровно и спокойно, но в голосе всё равно читается какая-то боль и холод. Хёнджин хмурится, опускает взгляд в чашку, обвивая её тонкими пальцами. — Нет.. я не.. я не люблю его. Хван хмурится ещё больше. Почему он так говорит? Почему решается открыться Минхо? Он ведь знает его от силы дня три, так почему же тепло этих карих глаз так сильно притягивает? Почему этому теплу так хочется поверить? Не повторяй ошибку, Хван Хёнджин. Никому нельзя верить. — Тогда зачем ты терпишь это, Хёнджин? Ты ведь выше этого, он тебя недостоин. Хёнджин вздыхает, чувствуя, как в уголках глаз вновь начинают скапливаться слёзы. Он всхлипывает. — Я.. я не знаю, Минхо. Просто.. он был моей первой любовью, я ему доверял, отдавал всю свою любовь, а он.. Первые слезинки текут по щекам горячими дорожками. Минхо тянется вперёд, накрывая одну из рук Хёнджина своей. Хвана вновь пробивает теплом. Ладонь Минхо тёплая. Это тепло разливается по всему телу Хёнджина, ломая ещё одну стену в его груди, забираясь глубже. — Я хочу помочь тебе, Хёнджин. Но я не буду спасать того, кто сам этого не хочет. В голосе Минхо слышится твёрдость, но присущая ему бархатность никуда не девается. Наоборот, она пуще прежнего обволакивает Хёнджина, укрывая, словно тёплым пледом. Хочет ли Хван, чтобы его спасли? Да. Он хочет наконец избавиться от этих синяков на коже, хочет навсегда забыть все оскорбления, хочет напрочь стереть из своей жизни того человека. Он хочет научиться жить нормальной жизнью. Хочет научиться любить и быть любимым в ответ. Хочет чувствовать нежность и любовь, а не грубость и кулаки. Он хочет, чтобы его спасли. — Помоги мне, Минхо.