Шикадай смотрел на большие статуи пяти Казекаге. Стоять один на один с ними в одной большущей, тусклой зале было невыносимо. Они словно грозно смотрели на него. Казалось, каменные Каге вызвали его на свой суд, пытаясь понять пригоден он или же нет. И хоть они и были дальними, но всё же родстениками, так что Шикадай не хотел подвести их.
Он, наверное, впервые в жизни увидел своего деда Расу. Если отец, ещё охотно рассказывал о деде Шикаку, то мама и дяди очень старательно обходили эту тему. Когда-то, в тайне от Темари, Шикамару всё же поведал сыну почему они не любят об этом говорить. Рассказал и об ужасном детстве троицы и о том, что Раса сделал выбор в пользу деревни, пожертвовав собственными детьми, сделав их жизни невыносимыми.
И вот, стоя в зале Совета, Шикадай смотрел на четвёртого Казекаге. Вот как выглядел дедушка. Даже сам взгляд статуи говорил, что правителем он был могущественным и строгим. Сложно сказать, хорошо или плохо то, что Шикадай совершенно не знает его. Но даже если так, он не должен посрамить его, да и всех, кто здесь возвышается над ним.
Нара поправил воротник зелёного гольфа. Для такого мероприятия нужно одеться поприличнее. Но всё же это не его. Вся эта мишура, одежда, работа, титул. Он совершенно другой, свободолюбивый и ленивый, язвительный нытик. Его шансы не упасть лицом в грязь в первый же день крайне невелики. Интересно, был ли кто, среди предыдущих Казекаге, кого постигла такая же незавидная участь Нары? Был ли кто, кому эта политика была совершенно не нужна? Или Шикадай первый такой? Неужели все присутствующие здесь по правде желали принять на себя такую ответственность?
Смотревший до этого в высь Шикадай, опустил голову вниз. Его рука потянулась к лицу и сильно сжала правую его часть.
— Какой же я жалкий. — прошептал он, закрыв глаза. Ему хотелось проснуться мокрым в своей постеле в Конохе, услышать звон тарелок с кухни, шёпот ворчливого отца и упрёки матери. Но, когда он откроет глаза, на него осуждённо будут смотреть лица предшествиников.
Его руки треслись, колени подгибались, в голове шумело, а в горле пересохло. Он знал, что дядя Гара вступил на пост в его возрасте, но дядя не такой, как он. Этот статус он желал и долго шёл к нему. У него была цель, было желание… А у Шикадая ничего этого нет. Он совершенно один здесь. Шинки, похоже, ему не доверяет, как и его команда, Баки сам не может разгребти всё это, а у отца и так проблем по горло. Он один.
Но делает он это не ради народа, и не ради сохранения мира. Шикадай готов принять это лишь ради семьи, ради мамы и дяди. Ему не нужен статус и признание, которого искал дядя. Всё, что важно для него — благоподучие родни.
— Если бы только дедушка Шикаку был жив, может смог бы мне помочь. — словно спрашивая самого себя.
За окном послышался порыв ветра, который принёс с собой песок, что приятно стучал по стеклу, играя свою песню. Кажется, скоро начнется песчаная буря.
— Если бы только кто-то мог мне подсказать…
Ветер усилился, а песок тарабанил. Если закрыть глаза, казалось, что начался дождь на берегу моря. Словно качало волны и дождь бился о воду, разбиваясь на ещё мелкие капельки. Этот звук приятно обволакивал, успокаивал.
— Если бы только был человек…
Ветер выл, надрываясь, словно пытаясь что-то сказать. Песок забивался в щели между окнами и стеной. Свободный и сильный ветер нёс на себе, как будто золотой песок, что гулял по полу залы. Он залетал и на статуи. Найбольше песка было на памятниках Гаары и Расы. Шикадай мельком слышал, что у деда был золотой песок.
— Шикадай сама, уже пора идти. — открыв дверь, произнёс какой-то шиноби, подзывая парня к себе.
Нара ещё раз посмотрел на каменные лица дяди и дедушки, последовав за шиноби. Он нервно поправлял свою одежду, посматривая хорошо ли продеты пуговицы и не замялся ли гольф на шее. По лестнице они вышли на сам верх здания, где было светло, как никогда. Да и буря, казалось, мигом прошла, хоть лёгкий ветер и остался, да и песчинки всё же летали вокруг него, посыпая его золотой пылью.
На широком балконе его уже ждали все советники и мужчина в странной одежде и чёрно-белом гриме на всё лицо, он то наверное и был тем жрецом, о котором они говорили.
Баки, что сегодня был облачён в одежду советника, подошёл к Шикадаю. Он взял его за плечи и посмотрел парню в глаза.
— Не переживай, это не долгий процесс. Скоро всё закончится.
Шикадай кивнул, хоть в глазах и был страх. Он не боялся этого ритуала. Его кидало в дрожь то, что стоит за этим всем и, что будет дальше. Все эти мерзкие люди в белых одеяниях, что гордо называли себя советниками и слугами Казекаге и Суны были никем иным, как мошенниками, чёрствыми людьми без сердец. Они говорили ему, что ищут дядю, лечат его родных, а сами то, похоронили их заживо своими словами, а о Шинки и вовсе забыли, хотя он не раз доказывал свою преданность им всем. Им важен только личная выгода и свой интерес.
А теперь он должен в шестнадцать, не имея вообще никакого представления о политике в целом, взять на себя это бремя, которое совершенно не желал и не искал. Разве не дурацкая шутка? А ему с этим жить. Чёрт, как же это всё проблемно.
— Подойди сюда. — подсказывает Баки, указывая на место чуть поодале перил, за которым видно необъятные широты страны Ветра.
К нему подошёл тот мужчина с седеной, что всё время ведёт с ним диалог от имени Совета. Он поправил свои аккуратные очки на переносице и серьёзно посмотрел на Шикадая.
— Помнишь то, что читал и то, что я тебе говорил вчера?
— Да, конечно. — сглотнув ком в горле, ответил парень.
Песок окутал его. Золотая пыль взобралась так высоко благодаря вольному ветру, который нужно касался его волос. Если посмотреть из далека, можно сказать, что чёрный плащ парня светился маленькими, светлыми огоньками, да и его волосы были с золотым отливом, а ведь это лишь песок.
— Тогда должен всё помнить. — промолвил мужчина, отойдя к перилам.
Вот всё и началось. Шикадай стоял смирно, смотря в спину тому мужчине, сзади него, по диагонали собрались остальные советники. Они смотрели на людей внизу, что ожидали начала представления. Прокашлявшись, советник начал вещать.
— Как вы знаете Казекаге, наш разумный правитель, попал под немилость вместе со своей семьёй. — он выждал паузу, словно знал, что люди начнут переговариваться между собой. — Но благо, наши верные шиноби нашли их в целости. И пускай они сейчас в больнице в тяжёлом состоянии, мы верим, что Казекаге сама, Канкуро сама и Темари сама сильные и смогут выкарабкаться из лап смерти…
До чего же сладостно он вешал лапшу на уши народу. Знал на что давить и, что говорить. Зразу видно — опытный политик. Главное, без каких либо зазрений совести это делает. Хотя это всё же и во благо деревни. Так же разбойники всё же побояться сувать сюда свои носы. Но как же Шикадая выворачивает от этого всего.
—… Но все мы понимаем, что нам не справиться без человека, который поведёт нас вперёд, подальше от этого переломного момента. Мы помним о Гааре саме, он не хотел, чтобы деревня оставалась беззащитной. И именно по этому Совет принял решение выбрать
заместителя пятого Казекаге Гаары. Мы взвесили все за и против и выбрали прекрасного кандидата на эту роль, сохраняя традиции.
Мужчина отошёл немного в сторону, а за ним остальные советники вышли к перилам в линию, оставляя место посередине.
— Человеком, который будет вести нас пока Казекаге сама не очнётся будет… его племянник, Шикадай. — мужчина не уточнял клан парня, словно это была ещё одна ложка дёгтя в бочке того же дёгтя.
Выдохнув, Шикадай сделал шаг к перилам. Он посмотрел вниз, а там… сотни людей, детей и стариков, рабочих и шиноби. И все они смотрят на него одного. Кто-то радуется, но многие выкрикивали слова недоверия, а некоторые даже ругались. Он знал, что люди не примут его. Он из Конохи, и даже, если всюду теперь мир, никто не хочет подчиняться другим народам, а это для них практически то же. Он понимал и в какой-то мере разделял из мнение, но до какой же степени ему было обидно, не передать словами.
Он должен, и никто спрашивать не будет. А люди, не зная правды будут плевать ему в спину, говоря, что тот пришёл захватит власть. Ведь именно так и кажется со стороны. А ведь ему и деться от этого никуда. Какой же он жалкий.
Изресованный белой и чёрной краской жрец подошёл к Шикадаю, держа в руках красивую, старинную чашу. Поставив чашу на золотую подставку, что держал седовласый советник, жрец достал из ножен кинжал, показывая публике. Шикадай глубоко вдохнул, выставил правую руку, а жрец занёс кинжал над ней. Он резко воткнул остриё в руку парня, от чего тот невольно скривился. Словно нарочно, жрец медленно и глубоко резал его плоть. Кровь красной струёй стекала по его руке прямо в чашу, которую разукрашенный мужчина подставил снизу.
Наре было больно. Больно от понимания — это не плоть режут, а душу и сердце. Сегодня его жизнь изменится на до и после. Красной нитью, как кровью они изменили его долю, переписали жизнь. Может ему и удастся вернуть всё назад, но будет это ещё далеко не скоро. А рана на сердце больше никогда не даст о себе забыть.
Ветер усилился, был властным и жёстким, а песок, что кружил в нём, царапал лицо. В этой стране ветер был иным, нежели в Конохе. Но даже так, Шикадаю казалось, что он успокаивает его, смиряя дух, охлаждая пыл. Такие разные эти стихии в разных местах, а любят его по своему сильно, как и он их. Песок забрался в его волосы, словно поглаживая. И хоть лицо царапало от него, всё равно это было нежно.
Когда же чаша наподнилась достаточно, жрец забрал окровавленный кинжал на подставку. Шикадай встал на одно колено опустив покорно голову. Мужчина выставил чашу над собой, приговаривая:
— Шикадай из Листа, пускай этот песок, что дружит с ветром, дерево, что стойко держится на нашей земле и твоя кровь, что течёт в тебе от предков соединенятся в одно и намертво сцепят тебя с этой землёй и небом. Пускай ветер ведёт тебя, а песок расстилается перед тобой. Пускай мудрость твоих предков наполнит твой разум и направит тебя. Стань же ты на этот пост и пусть народ возрадуется, что у него такой правитель! — воскликнул жрец.
Опустив пальцы в смесь из чаши, жрец коснулся сначала подбородка Шикадая, потом границы волос, двух щёк, а после нарисовал на лбу знак Суны. В конце он ещё раз набрал этой смеси и будто окропил парня. Песок, сок дерева и его же кровь равномерно легли на одежду, лицо и волосы Шикадая.
Наконец парень встал с колен к народу. Он серьёзно, но с грустью и мельком страхом, смотрел на людей. Ему будет сложно, но, кто говорил, что будет легко? Он глубоко вдохнул, хотел сказать пару слов, но в горле мешал ком. Он сглотнул, но не помогло. Он увидел отца, там внизу, он смотрел на сына и грустно ухмылялся. Моэги сенсей и Иноджин с Чочо, что прятала лицо за его плечом, были там же, неподалёку. А Шинки и его команда стояли в самом конце толпы, словно невольные зрители. И если Шинки, как всегда холодно смотрел на него, а Арая глядел куда-то в другую сторону, то Йодо и вовсе отвернулась от парня.
— Я не обещаю, что сразу решу все проблемы и смогу вывести вас из кризиса, но… я всеми силами постараюсь это сделать. И не опозорить имя пятого Казекаге Гаары самы. Надеюсь, я не подведу вас. — парень поклонился народу. Он долго стоял опустив туловище и голову, словно извиняясь, за то кто он и откуда. Словно, понимая, он не тот, кого они хотели видеть.
Но снизу всё равно слышался в большинстве своем недовольный гул. Крики, обзывательства, призывы вернуть Гаару или хотя бы поставить на этот пост Шинки. Таких предложений было море. А вот Шикадай в этом всём один. Он тонул в этих криках, словно они, как цунами накрывало его с головой ледяной водой. Он смотрел на ни в чём неповинных людей и с грустью осознавал свое положение. Мельком Нара кинул взгляд на Шинки, но тот уже скрылся где-то меж домов.
Шикадай не нашёл ничего лучшего, как ещё раз поклониться людям и уйти прочь, пока ветер вёл его внутрь здания. Парень даже забыл о всё ещё кровоточащей руке, но когда потянулся к лицу, мигом вспомнил. Она вся была в крови, а обернувшись назад он увидел дорожку из мелких красных капель. Даже рукав плаща был заляпан ею.
— Чёрт. — прошипел он.
Шикадай хотел спокойствия, хотел остаться на едине с собой. Он спустился на этаж ниже, в свою комнату. Со скрипом и хлопком закрыв дверь, он повернул ключ. Теперь то никто ему не помешает. Порывшись в старом шкафу, Шикадай нашёл какую-то старую одежду. Видно было, что старьё, такое уже давно никто не носит. Похоже одежда от дедушки осталась. Вздохнув, он порвал её на тряпки и перемотал руку, всё равно бинтов у него нету.
Поднеся ладонь к волосам, парень стрехнул песок с головы, а тот осыпался золотой пылью на пол. Он впервые видел такого отлива песок.
От бессилия и отчаяния парень закричал. Стены толстые, никто не должен услышать. Он одним рывком снял плащ и кинул его куда-то в сторону, снял гольф и скинул ботинки. Оставаясь в одних штанах, слегка ниже колен, парень упал на кровать, что прогнулась под ним. Шикадай кричал в подушку от злости и беспомощности.
— Почему я?! Почему я настолько жалок?! — вырывалось утробным криком у него.
Он сотни раз повторял это сокровенное «Почему.?», что утратил счёт времени. В конце концов он просто бессило лежал на кровати, лицом в подушке и желал отключиться. Не думать больше ни о чём, заснуть мёртвым сном. Лишь бы только не думать.
Уже два дня Нара метался из крайности в крайность. Он хотел быть тем, кто таки сможет повести за собой народ, но каждый раз возвращался к одному. Он тихо рыдал глубоко в душе от несправедливости и боли, от беспомощности и горя. Он хотел быть тем, кто сможет помочь найти дядю и вытащить с того света мать, но остался безвольным нытиком. Он хотел к себе отношение, как к взрослому, но продолжает быть наивным ребёнком.
Всё завалилось на него слишком внезапно. Казалось бы, стиснув зубы прорывай себе дорогу, ты ж шиноби, а не дитя. Но термин шиноби давно изменился. Теперь дети не знали слова «война», не знали, как это, когда каждая миссия может быть последней. И даже генинам давали крайне сложные задания. Он жили в мире и достатке, где шиноби, как вид уже исчезали. И лишь иногда нужна их помощь.
Да, Шикадай — шиноби, мужчина, но в первую очередь он молодой парень, что хочет просто жить своей жизнью. Легко сказать: стань Каге и веди за собой народ. А если представить, что вам выпала эта участь? Что если, это вы тот наивный парень, у которого отняли семью и насильно заставили править целым народом, которого вы не понимаете, а он не принимает вас? Как бы тогда запели?
Выкинув все свои эмоции в бедную подушку, Шикадай провалился в сон. Он не видел снов, нет, он просто спал. Таким мирным и сладостным сном, без прекрасных фантазий, от которых остаётся лишь горькое послевкусие грусти, и без кошмаров, что заставляют проснуться с застывшей в венах кровь и неровным дыханием. Парень просто отключился. Хотя бы это желание смогло для него исполниться.
***
Матерясь у себя в голове, Баки шагал по резеденции Казекаге. И как только они могли забыть? Это же такое важное событие и никто не удосужился напомнить! Нарочно что-ли, или же правда забыли, не важно, главное быстрее найти Шикадая. Как только парень скрылся с крыши резеденции, Баки больше этим утром его и не видел. Он решил оставить парня одного, пускай разберётся с хандрой в голове.
А как только Баки сказали, что господин Сато разобрал завалы кабинета Гаары и теперь можно пересмотреть отчёты и работы, которые не успел доделать Казекаге, мужчина мигом забрал все доступные документы к себе в кабинет. Он сидел там до самого вечера, когда солнце уже понемногу заходило за небосвод. Бумаг было настолько много, что если бы кто вошёл в кабинет, не смог бы найти его среди этих завалов.
Но один документ заинтересовал Баки сильнее остальных. Прочитав первые строки, Баки подумал, что это письмо из другой деревни затисалось к документам внутренних дел деревни. Но пролетев взглядом ниже, мужчина знатно так удивился. Это был официальный ответ Дайме страны Ветра на запрос о встрече и обсуждении важных дел страны в целом.
И только на этом моменте Баки вспомнил, что Гаара что-то такое вспоминал в их разговоре. Казекаге долго выбивал эту встречу у вечно занятого Дайме и вот наконец смог это сделать. Но вот не задача, встретиться они должны были завтра. Когда Гаара просил о встече ещё два месяца назад, никто и подумать не мог, что правитель Суны бесследно исчезнет. Но встречу отменять нельзя. Во-первых, это неуважение к Дайме, во-вторых Суна в удручающем стане, ей крайне нужна поддержка феодала.
И вот злющий Баки поднимается на последний этаж здания, где расположена комната Шикадая. Это единственное место, где он ещё не был сегодня. В надежде, что Шикадай попросту остался у себя в комнате, Баки громко стучит в дверь, но за ней полная тишина. Ни намёка на присутствие Шикадая. Тогда Баки стучит сильнее, настойчивее, но в ответ опять ничего. Психанув, советник с силой дёргает ручку двери, но она наглухо заперта.
— Значит спишь. Но главное, что я тебя нашёл. — шепчет он себе под нос, стискивая зубы.
Он ещё раз громко стучит. Раз, второй, а после решил окликнуть парня, может хоть так услышит.
— Шикадай! — кричит Баки, дёргая ручку двери, словно от этого дверь откроется. — Шикадай, мать твою. — прошипел он в конце.
И только сейчас, он услышал недовольный стон и бурчание чего-то неразборчивого под нос. Через минуту дверь щёлкнула и открылась. За ней показалось заспаное лицо Нары, который тёр глаза. Парень был в одних штанах и с ужасной причёской. А когда Баки заглянул внутрь комнаты, увидел разбросанные повсюду вещи. И что только творилось у парня в голове?
— Что-то случилось? — зевая, спросил Шикадай. — Если нет, разрешите откланяться. — добавил саркастично он.
— Ты совершенно не научился подбирать слова? — промолвил риторически Баки, у которого нервы играли в голове.
Шикадай посмотрел на него, словно не понимал, что мужчина хочет от него.
— Похоже, что нет. — грустно ответил он, а после добавил. — Так что-то случилось или нет?
Баки напряжённо выдохнул. Он сунул парню документ в руки. Пускай сам читает, как говорится вместо тысячи слов.
Всё ещё немного сонный Шикадай вяло водил глазами по строкам, но чем больше читал и углублялся в текст, тем сосредочённе становился. Усталость и сонливость, как рукой сняло. Парень ухватился за документ уже обоими руками и несколько раз перечитывал его.
— Встреча с Дайме Ветра? Завтра?! — Нара поднял глаза на Баки. — Ты, что шутишь? Ками сама, скажи, что ты шутишь. — глаза его казались круглее обычного.
— К сожалению. Если бы господин Сато так долго не затягивал обыск кабинета Гаары, мы бы вспомнили об этом быстрее. Но и так хорошо, что узнали сегодня, а не завтра.
Глаза парня бегали. Он явно был встревожен и озадачен.
— А, что я должен делать? Я совершенно не разбираюсь в политике, тем более политике Суны. Что мне прикажите в таком случае делать? Почему нельзя Шинки отправить например? Он ведь точно разбирается в этом всём лучше меня.— тараторил Шикадай, хватаясь за волосы, делая причёску ещё менее опрятной.
— Дайме встречается только с Каге. Это тебе не Альянс, куда можно послать кого угодно, если представитель не может. Это серьёзное дело, Шикадай, и…
— Так и я говорю, это слишком серьёзно для того, чтобы посылать туда меня! — возмолился Шикадай. — Ну или хотя бы отсрочь. Всего на пару дней, я подготовлюсь и будуд уверен, что не напартачу.
Наверное, впервые в жизни Шикадай пожалел, что не принял предложение Энчо и не пошёл в политики. Ох, как бы сейчас ему это помогло… Ему бы пару дней. Он бы всё время сидел за документами, изучая их. Шикадай не хотел ничего не зная приходить на такую важную встречу.
— Ты заместитель Казекаге или кто?! — выкрикнул Баки. — Кто-то должен выполнять эту работу. Да, она далеко не лёгкая, а ты лишь молодой парень. Ну то и что? Говоришь отвергнуть Дайме, и сказать: «давайте в другой раз»?
Шикадай резко сменился в лице. Таким он никогда не видел Баки. Глаза сверлили его, голос всё повышался, вызывая дрожь. Он смотрел на него не отрывая глаз.
— Знаешь, как долго Гаара выбивал эту встречу? Знаешь, сколько нервов потратил коригируя свой график под это всё? А знаешь зачем? Да потому, что на людей ему не всё равно, на народ свой не плевать. Знаешь почему люди проганяли тебя с утра?
Конечно он догадывался. Но он всё равно не дядя и никогда таковым не будет. Никогда. Он не понимает, как можно хотеть быть Каге. Вся эта бумажная волокита, важные встречи, много работы, всё это не его. Возможно, он не понимает дядю, потому что не прошёл его путь, потому что не знает каково было ему. Но в любом случае, он не может полюбиться так народу, как дядя Гаара.
— Потому что Гаара с
шестнадцати лет ведёт народ за собой… Хотя до этого он был монстром в глазах каждого, даже в глаза
Канкуро… А теперь представь, как ему нужно было напрячься, чтобы подняться так высоко. Сколько вкалывать нужно было, чтобы стать любимым всеми. Хотя вначале его пути к этому титулу его чуть не убили, потому что боялись.
Баки сделал паузу, чтобы Шикадай прочувствовал это, чтобы понял, что он хотел до него донести. А Нара стоял с большущими глазами полными шока. Он, наверняка, не слышал этого дома никогда. Понятное дело, что Темари не захочет рассказывать о брате монстре, если это уже в прошлом. Не захочет, чтобы её сын знал о её боли. А всё потому что любит, любит так, как никогда не любили родители её.
— Ты должен наконец понять, что хоть тебя и заставили насильно стать
им, тебе никуда от этого не деться. Да, тебе сложно, непонятно, возможно страшно, но это твой долг перед народом… или хотя бы перед Гаарой, который пережил то, что тебе и в страшном сне никогда не снилось. Ты же не хочешь опозорить его? — сказал мягче он в конце. Но после посмотрел в его растерянные глаза и добавил чуть грознее. — Или так и останешься с нитьём в одном месте.? Это мир взрослых, Шикадай… пора взрослеть.
А Шикадай и зашивелился. Отвёл глаза в сторону. Конечно, он не хотел подводить дядю. Ведь именно это он обещал людям, себе, маме…
Но, как он может это сделать, если совершенно не смыслит в положении дел? Как за день можно прекрасно научиться разбирается во всём, чтобы сделать жизнь людей лучше? Шикадай не понимал этого.
Хоть Шикадаю и было страшно и лениво, ему хотелось понять. Ему хотелось, чтобы семья гордилась им. Если у дяди был такой сложный путь от всеобщей ненависти до полной любви своего народа, то, возможно, и у него выйдет?
— Что мне нужно знать, чтобы не ударить лицом в грязь завтра? — поднял он свой взор на Баки.
***
Песчаная буря вновь пришла в гости. И хоть она была лёгкой, песок всё равно летал то тут, то там. И даже перон замело слегка. Это был поздний час. Последний поезд этого дня отходил через несколько минут. Но ребята упорно не заходили в вагон, а стояли на песчаной крошке в ожидании.
— Может всё же пойдёте уже? Становится прохладно. — закурил Шикамару, чтобы согреть тело и душу.
Чочо упорно стояла возле своей сумки и нервно топая ногой. Она переосмыслила их с Шикадаем разговор. Конечно, она всё ещё злилась, но теперь лишь на Суну, что отбирала у них друга.
— Нет, у нас есть ещё пять минут. — мотнула она головой.
Иноджин всё посматривал на двери вокзала. Каждый из шорох, пускай даже от бури, заставлял его сердце сильнее биться. Он ведь должен прийти… должен ведь?
— Иноджин, Чочо, давайте побыстрее, уже скоро отправляемся. А то пешком пойдёте, по старинке. — стоя у самого вагон, промолвила Моэги.
— Он должен прийти. Мы ведь ещё долго не увидимся. — промолвил Иноджин.
Яманака искал Шикадая целый день, хотел поговорить, но нигде не мог его найти. А когда пошёл в резиденцию Казекаге, его не пустили.
Подошедший к Моэги Шикамару что-то говорил о письме Хокаге и о том, чтобы Моэги проследила, чтобы оно ему дошло. А если случится форс мажор, то она сама расскажет обо всём Хокаге.
Но ребята не сильно слышали их разговор. Они всё смотрели на двери, что дёргались от ветра туда-сюда. По правде, уже ставало слишком холодно, хоть это и Суна. Да и до отъезда остались считанные секунды. Но они стояли, ждали. А когда проводник напомнил, что поезд уже отправляется, они грустно вздохнули.
— Пошли, Иноджин, он всё равно не придёт. — взяв свою сумку, Чочо пошла в вагон.
Шикамару ещё что-то сказал Моэги на последок, помахал ребятам и просил передать привет родителям. А Иноджин ещё несколько секунд смотрел на двери. Почему он не пришёл? Неужели забыл? Крутилось в голове парня. А в конце концов, он и сам ступил в вагон, когда за ним закрыли массивные двери поезда.
Когда команда уселась на свои места, Чочо отвернулась от окна, доставая покушать купленные на последок такаяки в лавке неподалёку. Моэги решила заподнять отчёт об этой миссии. И только Иноджин смотрел за окно, где всё ещё курил Шикамару. Он надеялся, что Шикадай всё же в последние секунды ворвётся на вокзал и хоть помахает им в след. Но поезд тронулся, а двери всё колыхало от ветра, больше их никто не тривожил.
